• Следствие ведет Ева Даллас, #35

4

 — Как ты думаешь, — спросила Пибоди, — она стала для него мишенью, когда он увидел, как она бегает в парке, или еще раньше? Я в том смысле, что он выслеживал именно Дину Макмастерс или ему просто была нужна девочка-подросток, может, с определенными физическими характеристиками?

 — Это хороший вопрос.

 — Мне кажется, будь это случайный жребий, он бы отвалил, узнав, что ее отец — коп. Кругом полно более легкой дичи.

 — А может, для него именно в этом состояла часть ее привлекательности? — возразила Ева. — Для него это был вызов. Он о ней много знал уже при первой встрече. Кстати, встреча была подстроена. Он уже знал, что ее отец — коп. Он уже провел разведку или по крайней мере начал ее проводить, когда инсценировал их встречу в парке. Знал, кто ей может понравится. Милый, застенчивый, немного неуклюжий, очаровательный юноша.

 — Ну, значит, мишенью была именно она. — Пибоди нахмурилась. — А почему ты говоришь «хороший вопрос»?

 — Потому что мы не можем исключить другую возможность. Я высажу тебя у следующей подруги, предоставлю ее тебе. Думаю, Джо сказала нам правду: никто, кроме нее, не знал об этом парне. Но мы все-таки проверим. Когда опросишь подруг, возвращайся в отдел. Я забронирую конференц-зал. Да, и пусть электронщики немедленно доложат в предварительном порядке. Они ходили гулять, — продолжала Ева. — Держу пари, он не водил ее гулять в ее районе. Только не там, где она могла бы встретить знакомых. Они в кино ходили, в зале-то темно. «Давай держать все в секрете: это ведь так романтично! И мне так стыдно за мой мелкий „зигзаг“! Я такой стеснительный…» Несколько недель, сказала Джо. Довольно долго он водил ее на веревочке. Терпеливый ублюдок.

 — Довольно молод… если это правда, что ему девятнадцать.

 — Может, правда, а может, он умеет прикинуться девятнадцатилетним. — Ева остановила машину у тротуара. — Прокачаем похожие случаи. Я этим займусь после того, как поговорю с Моррисом.

 — Передай Моррису… Ну, просто скажи ему: с возвращением. — С этими словами Пибоди вылезла из машины.

 «Да уж, с возвращением! Ничего себе подарочек мы ему приготовили!» — хмуро думала Ева, отыскивая просветы, чтобы влиться в поток движения. Это было нелегко: всюду ограждения, толпы пешеходов, стремящихся увидеть парад на Пятой авеню, дорогу загромождали торговцы с тележками и лотками, предлагавшие закуски, прохладительное и горы сувениров.

 Ева упорно, дюйм за дюймом, пробивалась вперед, но через несколько кварталов ее скорость снизилась до черепашьей. Она грозно прищурилась, разглядывая толпу туристов и местных жителей, стоящую непроницаемой стеной, и подумала: увижу еще хоть одного идиота со значком мира на груди или разноцветным флажком, пущу в ход оружие. И пусть не обижаются.

 «Вот где у меня сидит ваш мир», — яростно думала она.

 Бросив взгляд на часы, Ева тяжело вздохнула и воспользовалась телефоном на приборном щитке, чтобы позвонить Рорку.

 — Лейтенант? Полагаю, этим звонком вы не хотите меня известить, что возвращаетесь домой?

 — Нет, я пробиваюсь через этот хаос. День мира называется! Если люди так хотят мира, какого черта им дома не сидится?!

 — Ну, может быть, потому, что им хочется разделить свои добрые чувства с ближними? — предположил Рорк.

 — Бред! Просто им хочется напиться и безнаказанно тискать женщин в толпе.

 — И этот фактор нельзя сбрасывать со счетов, — согласился он. — Ты куда направляешься?

 — В морг. Это скверное дело.

 — Мне очень жаль. Можешь мне сказать?

 — Шестнадцатилетняя дочь отличного копа, недавно получившего капитанские нашивки. Изнасилована и убита в своей спальне. Родители обнаружили ее тело этим утром, когда вернулись домой из отпуска.

 — Мне очень жаль, — повторил Рорк.

 Пытливый взгляд ярко-синих глаз был устремлен на Еву. Она знала, что Рорк ищет трещины в ее броне, следы потрясения.

 — Я в порядке, — твердо сказала она.

 — Хорошо. Я могу чем-нибудь помочь?

 «Ты только что помог, — подумала она. — Тем, что спросил».

 — Я пытаюсь сложить вместе части головоломки. Одна из них — Джеми.

 — Джеми? Каким образом?

 — Они дружили.

 — Но ты же не думаешь…

 — Нет, я не думаю. Я проверю его алиби просто потому, что не хочу оставлять пробелы, но он не подозреваемый. У нее был тайный приятель — похоже, он ее выслеживал с целью убийства. Готовился основательно. Я еду в морг, хочу проверить, совпадают ли части моей головоломки с тем, что найдет медэксперт. Потом загляну в лабораторию.

 Завидев просвет в движении, Ева устремилась в него, дала по газам, включила вертикальный режим — боже, как она обожала эту тачку! — перелетела через препятствие и свернула на запад.

 — Я попросила Уитни вызвать на работу Дики Беренски. Он, конечно, тот еще тип, но в лаборатории он лучше всех. Потом я собираю брифинг в Управлении. Нам надо прокачать похожие преступления, проверить электронику, начать поиск по тем местам, где она с ним бывала.

 — Пожалуй, я подъеду и понаблюдаю за твоей работой.

 — Послушай…

 — Я не буду мешать, если ты об этом. Не буду вмешиваться, если ты не хочешь. Но Джеми ты не удержишь, он ввяжется обязательно. И вот тут я могу помочь. Ты говоришь, ее родители, а ее отец — капитан полиции, вернулись домой и нашли ее убитой. Но ничего не говоришь о дисках с камер наблюдения или системе сигнализации. Можно предположить, что коп, тем более ветеран, примет все мыслимые и немыслимые меры, чтобы обезопасить свою семью. Тут есть над чем поработать электронщику.

 — Это сфера Финн.

 — Что ж, буду рассчитывать на его благосклонность.

 «Я так и знала», — подумала Ева, но вслух спросила:

 — Неужели ты не хочешь тихо и мирно провести воскресенье дома?

 — Да я бы с удовольствием, если бы жена была со мной. Только вот она проводит время совсем по-другому.

 — Ну, как хочешь. Вопрос: почему ты мне не сказал, что приплачиваешь Джеми к стипендии?

 Вид у Рорка был как будто слегка растерянный.

 — Попался!

 — Это не преступление.

 — А вот в этом я не вполне уверен. Я думал, ты увидишь тут попытку подкупа с целью заманить его в одну из моих компаний. Разве не так?

 — А что, попытки не было? — парировала Ева.

 — Ты чертовски права, была. Скажу больше: это была отличная попытка. Но мальчишка вбил себе в голову, что станет копом. Если не передумает к окончанию универа, это будет находкой для тебя и потерей для меня. Мальчишка — гений, черт бы его побрал!

 — Лучше тебя?

 Синие глаза Рорка блеснули лукавством.

 — А вот этого не дождешься. Зато он честнее. Увидимся в управлении.

 — Не езди по Пятой. Господи! Хотела бы я, чтобы ты это видел! Какой-то кретин изображает из себя знак мира. Большой желтый круг, а из него торчат голые ноги-руки. Люди такие психи… Увидимся позже.

 Ева знала, что он обязательно придет, как знала и то, что чрезвычайно полезно пользоваться услугами преступника — бывшего! — в следствии по делу о взломе электронных замков и кодов.

 Дина могла сама дать убийце код доступа к контрольной станции. Если знала код. Но раз уж он отключил камеры, стер записи с жесткого диска, забрал сменные диски, значит, у него было нечто большее, чем код доступа. Для этого требуются навыки электронщика.

 И вот тут ее преступник — бывший, бывший! — был абсолютным чемпионом.

 — Гений, черт бы его побрал! — повторила Ева слова самого Рорка.

 

 В морге дежурила усеченная праздничная бригада, и у всех из-под защитных балахонов виднелись яркие шорты. Из кабинетов и прозекторских лилась веселая музыка.

 Что ж, решила Ева, здешним клиентам все равно.

 Она остановилась перед торговым автоматом и задумчиво нахмурилась. Ей хотелось получить банку пепси, но не хотелось связываться с проклятой машиной.

 — Ты! — Ева ткнула пальцем в проходящего лаборанта, и его лицо стало таким же белым, как и торчащие из шортов костлявые ноги. — Две банки пепси.

 Она протянула ему монетки.

 — Да, пожалуйста.

 Он послушно сунул монеты в автомат, сделал заказ. Как только банки вывалились в лоток, Ева выхватила их, не дожидаясь, пока автомат начнет описывать качества и энергетическую ценность напитка.

 — Спасибо.

 И она ушла.

 Первый глоток оказался как раз таким, как надо: до того холодным, что у нее дух захватило. Ева шла по белому, выложенному кафелем тоннелю, преследуемая эхом собственных шагов, и ощущала просачивающийся в вентиляцию липкий запах смерти. Никакая дезинфекция, никакие освежители с лимонной отдушкой не в состоянии были его заглушить.

 Ева остановилась у двойных белых дверей прозекторской, чтобы собраться с духом перед встречей. Не со смертью, а с человеком, который ее изучал. Она набрала в легкие побольше воздуха и толкнула двери.

 Ну, вот он. Выглядит как обычно.

 Под прозрачным защитным балахоном на Моррисе был костюм цвета океанской синевы. К этому костюму он подобрал рубашку насыщенного золотистого оттенка и узкий галстук, в котором переплетались оба цвета. Ева нахмурилась, увидев серебряный значок с символом мира у него на лацкане, но ей пришлось признать, что на костюме Морриса значок смотрится отлично.

 Его волосы, черные, как смоль, были стянуты на затылке и заплетены в косу.

 Он стоял над убитой девочкой, которую уже вскрыл своим артистически точным разрезом в форме буквы «игрек». Когда он поднял свои черные глаза на Еву, она почувствовала холодок в груди.

 Моррис был, как всегда, подтянут и сдержан, а вот что творится у него на душе, хорошо бы знать!

 — Паршивую встречу мы тебе организовали, верно? — Ева подошла к нему и протянула банку колы. — Извини, что вытащила тебя на работу раньше срока да еще в воскресенье.

 — Спасибо.

 Моррис взял банку, но не открыл.

 — Моррис…

 — Я должен тебе кое-что сказать.

 — Ладно, я слушаю.

 — Спасибо тебе за то, что добилась правосудия для Амариллис.

 — Не надо…

 Моррис вскинул свободную руку.

 — Я должен это сказать, прежде чем мы вернемся к работе, к нашей жизни. Тебе придется меня выслушать.

 Ева молча сунула руки в карманы, понимая, что возражать бесполезно.

 — Мы имеем дело со смертью — ты и я. Смерть оставляет за собой горе и скорбь, с этим нам тоже приходится справляться. Мы верим… или надеемся, что если найдем ответы, если добьемся правосудия, то выполним свой долг перед мертвыми и теми, кто по ним горюет. Да, это помогает. Не знаю, как это получается, но знаю, что помогает. Я уже не просто верю или надеюсь, я знаю. Я ее любил, и эта потеря… — Моррис замолчал, открыл банку и глотнул. — Она огромна. Но ты пришла мне на помощь, ты меня не подвела. Как коп и как друг. Ты держала меня за руку, ты провела меня через первые страшные минуты горя, помогла мне успокоиться. Ты нашла ответы для нас и принесла успокоение и ей, и мне. Думаю, об этом стоит вспомнить в День мира. Работа у нас с тобой тяжелая и часто неблагодарная. Я должен тебя поблагодарить.

 — Ладно, хватит, я поняла.

 — Это еще не все, Ева. — Он редко называл ее по имени и теперь, назвав так, взял за руку, чтобы удержать на месте. — Знаю, тебе неловко… — Тут он улыбнулся легкой, чуть виноватой улыбкой, и Еве стало немного легче. — Спасибо, что посоветовала мне обратиться к отцу Лопесу.

 — Ты ходил к нему?

 — Ходил. Я хотел уехать, оставаться вдалеке, пока… Вот именно: пока. Но мне нигде не хотелось оставаться, и, честно говоря, мне кажется, что здесь я ближе к ней, чем где бы то ни было. Поэтому я остался и пошел к твоему священнику.

 Ева перебила Морриса:

 — Он не мой.

 — Он дал мне утешение, — продолжал Моррис, не обращая внимания на ее реплику. — Он человек непоколебимой веры, с гибким умом и безграничным милосердием. Он помог мне сделать несколько первых шагов, самых трудных, и примириться с тем, что это только начало пути.

 — Он… хороший и не самый большой зануда.

 Улыбка согрела темные глаза Морриса.

 — Точно сказано. И спасибо, что верила мне, когда я сам не знал, можно ли мне доверять.

 Ева покосилась на него.

 — Понятия не имею, о чем ты.

 — Сегодня утром, пока не поступил твой вызов, я все перебирал в уме отговорки — как бы мне еще потянуть время, не возвращаться на работу. Неделю, может, две… Я не был уверен, что готов вернуться, снова увидеть это место, справляться со своей работой. Но ты меня позвала, ты мне доверилась, тебе нужен был именно я. Так какой у меня выбор? Только доверять самому себе.

 — Ты нужен ей. — В этом Ева ощущала в себе непоколебимую веру Лопеса. — Ты нужен Дине Макмастерс. У тебя здесь хорошие люди, хорошая команда. Но прежде всего ты нужен ей. Мы оба ей нужны.

 — Да. И поэтому… — Моррис чуть не свалил Еву с ног, стремительно прильнув к ней и коснувшись губами ее губ. — Я рад тебя видеть.

 — Э-э-э… аналогично.

 Он сжал ее в объятиях и тут же отпустил.

 — А где уважаемая Пибоди?

 — Работает на выезде. Нам большую территорию придется покрыть.

 — Ну что ж, начнем. Я, конечно, знаю Макмастерса. Крепкий коп. В нем ее смерть наверняка дыру проделала.

 — Он держится, — сказала Ева.

 — А что еще остается делать? Значит, ее зовут Диной. — Моррис бросил взгляд на Еву, и она кивнула. — Шестнадцатилетняя девушка, здоровая и сильная, следила за собой, и о ней заботились. Сканирование не выявило никаких повреждений до момента, непосредственно предшествовавшего смерти. Жертва качественно питалась, подтверждаю. Последний прием пиши примерно в восемнадцать тридцать: пицца с черными маслинами, грибами, сладким перцем и около шести унций вишневой шипучки. Раз уж ты затребовала токс, я определил, что барбитурат, который она проглотила с едой, был подмешан в питье.

 — Он ее опоил.

 — Ну, этого я не знаю, могу только сказать, что она проглотила барбитурат и что никаких признаков его регулярного употребления нет. А с учетом ее веса и того факта, что она не была привычна к приему наркотиков, этой дозы хватило, чтобы вырубить ее на час, если не больше.

 — Это дает ему время, чтобы отнести ее наверх, связать, а потом отключить камеры и забрать диски, если это было проделано именно в таком порядке. Времени было полно. Она была дезориентирована, когда пришла в себя. Она была в тумане, ничего не соображала.

 — Совершенно верно, — подтвердил Моррис. — Она проглотила еще одну дозу, поменьше, около полуночи.

 — Еще одну дозу? — переспросила Ева.

 — Да. Ее руки были скованы за спиной, на запястьях имеются кровоподтеки и глубокие порезы, свидетельствующие, что она отчаянно боролась, пытаясь вырваться. Следы на лодыжках свидетельствуют о связывании, но речь не идет о ножных кандалах. Это какая-то ткань.

 — Простыни, — подсказала Ева.

 — Да, это совпадает с характером повреждений. Из этих пут она тоже пыталась вырваться. Вот посмотри. — Моррис протянул Еве пару очков-микроскопов, она их надела. — Вот здесь. — Они вместе склонились над телом. — Он связал ее очень туго, путы впились в тело. — Вот, вот, вот и вот.

 — Связал, развязал, снова связал. — Ева все это словно видела. — Связал, изнасиловал, развязал, перевернул, снова связал, изнасиловал сзади, опять развязал, опять перевернул, связал, опять изнасиловал.

 — Да, я прихожу к тому же заключению. Многочисленные изнасилования, включая извращенные, все проделано с чрезвычайной жестокостью. Вот смотри…

 Моррис передвинулся выше. Струйка ледяного пота заскользила по позвоночнику Евы. Ужасы собственных видений были готовы ожить в ее памяти. Но она перешла следом за Моррисом, на ходу навешивая замки на свои воспоминания, и вслушалась в объяснения Морриса.

 — Разрывы, травмы. Девственная плева была нетронутой до изнасилования. С особой жестокостью, — добавил Моррис. — Семени я не нашел. Он заизолировался. Был очень осторожен, каждый раз предохранялся заново. Не оставил никакого следа в ней или на ней. Могу лишь предполагать, но с большой долей вероятности: он свел лобковые волосы, возможно, вообще весь волосяной покров на теле перед изнасилованием. В противном случае даже с изоляцией при многократном жестоком изнасиловании мы нашли бы хоть один случайный волосок. У нее на ногах, на теле есть синяки от его рук. Более глубокие кровоподтеки на плечах, где он силой прижимал ее к кровати. На шее…

 — Он душил ее. Душил и смотрел на ее лицо. Следил, пока она не теряла сознание. Это было между изнасилованиями, потому что он не хотел рисковать, не хотел зайти слишком далеко и убить ее раньше времени, испортить себе кайф.

 Ева все это видела как наяву: комнату с нежно-сиреневыми стенами и лакированной белой мебелью. Она переживала ужас этой девочки, чувствовала ее боль.

 — Он ее душит. Она бьется, пытается глотнуть воздуха, теряет сознание. Тогда он развязывает ее ноги, переворачивает, опять связывает. И ждет, пока она снова придет в себя, чтоб почувствовала, как он насилует ее через анальное отверстие. Какой смысл, если она без сознания? Он же хочет причинить ей боль, ему только того и нужно. Может, он на этом кайф ловит. На ее боли, борьбе, мольбе…

 — Ты какая-то бледная. — Моррис коснулся ее руки. — Давай прервемся, тебе надо сесть.

 Ева покачала головой и стряхнула его руку. Она выдержит и дойдет до конца. Воображая муки Дины, она заново переживала и свое прошлое. Она провела по лбу холодной банкой пепси.

 — А потом что он делает, когда кончил столько раз, сколько хотел, а она лежит, дрожа от страха и отвращения или мысленно уйдя в какое-то место, куда ему доступа нет, где она не чувствует боли? Он берет подушку и начинает этой подушкой ее душить, держит ее, прижимает к матрасу, душит, пока она опять не лишается чувств. И тогда он может снова ее перевернуть и снова связать. Он ее обрабатывал часов восемь, не меньше, полный рабочий день, значит, иногда устраивал перерыв, давал ей полежать, пока у него опять встанет.

 Может быть, он пообещал ее отпустить, если она скажет ему пароль для прохода в техпомещение. Но я думаю, он об этом заранее позаботился. В любом случае времени у него полно. Она не могла не спросить: за что, за что, за что он все это с ней проделывает? И он ей ответил, он ей все подробно объяснил. Он ведь собирался ее убить и объяснил ей, за что.

 — За что? — тихо спросил Моррис, не сводя с Евы глаз.

 — Не знаю. Пока не знаю. Но он наверняка ей все рассказал, чтоб не думала, будто он ее хочет. Не потому, что она ему нравится. Раз уж он продержался так долго, раз уж приложил столько усилий, чтобы причинить ей физическую боль снова и снова, неужели он не захочет помучить ее еще и нравственно? Сломать ее, сломить, уничтожить. Медленно, дюйм за дюймом. Мало того что он творит с ее телом, с ее разумом, с ее душой, он непременно захочет дать ей понять, что она ничего не значит. Водил ее куда-то, держал за руку, разыгрывал из себя застенчивого парня. Заставил почувствовать себя наивной дурочкой. А что? Лишнее преимущество никогда не помешает.

 Ева сумела удержать ровное дыхание, хотя кровь молотом стучала у нее в голове.

 — Маска сброшена, в ней больше нет необходимости. Он хочет, чтобы она видела его, чувствовала, как он входит в нее, как ее насилует, что пронзает ее снова и снова и рвет на части. Молодая здоровая девушка, сильная, спортивная, значит, он может растянуть это на много часов. До той самой минуты, когда она в последний раз посмотрела ему в глаза, а он в последний раз взял ее за горло и начал душить.

 Только на этот раз уже до конца.

 Ева отступила на шаг. Ее била внутренняя дрожь, она сделала большой глоток неприятно потеплевшей пепси-колы.

 — Он оставил наручники. Полицейские наручники. Стандартные. Он развязал ей ноги, но руки оставил скованными. Это знак ее отцу. Еще один удар в живот. Дело не в ней, речь не о ней, она была всего лишь инструментом. Орудием. Он мог убить ее много раз к сегодняшнему дню двадцатью разными способами. Но он хотел, чтобы это было в доме. В доме, где, как думал ее отец-коп, его любимой малютке ничто не грозит. — Ева вгляделась в лицо Дины. — Вторая доза — это тоже для Макмастерса. Он хотел, чтобы мы нашли наркоту в ее организме. Убивая ее, он думал, что родители вернутся после обеда, может, даже вечером. Мы до сих пор не приступили бы к токсикологии, если бы они не вернулись раньше, даже при всей срочности. Вот он и решил подстраховаться, чтобы мы наверняка нашли наркоту, потому-то и оставил стакан.

 — Стакан? — переспросил Моррис.

 — На кухонном столе был оставлен один стакан. Наверняка это ее стакан, и мы найдем в нем следы барбитуратов. Стакан уже в лаборатории. Это… как будто он нам нос показал. Мало того что убил, так еще и поиздевался напоследок. Вот смотри, что я могу сделать с твоей драгоценной дочуркой! Да еще и пущу в ход то самое, против чего ты борешься всю жизнь, каждодневно и ежечасно. Да, тут дело не в Дине, ты не находишь?

 Ева бросила быстрый взгляд на Морриса.

 — Макмастерсу будет еще тяжелее, когда он поймет, что дело вовсе не в Дине. Она была всего лишь средством… проводником.

 — Да, так будет только хуже, — согласился Моррис. «А ты чем была? — подумал он. — Чем ты была для того, кто все это с тобой сотворил?» Но он не стал спрашивать. Ему не надо было спрашивать, он слишком хорошо ее знал и понимал.

 

 Ева стояла на улице, покинув морг, и вдыхала воздух Нью-Йорка, жаркий и душный воздух летнего дня. Ну вот, она выдержала, говорила она себе, прошла через самое худшее. Она села в машину и отправилась в лабораторию.

 Она намеревалась схлестнуться с заведующим лабораторией Диком Беренски. Ева честно призналась себе, что просто жаждет стычки: это помогло бы ей разрядиться, сбросить напряжение. Ужасно хотелось надрать задницу человеку, который не зря носил прозвище Дикарь.

 В лаборатории было немноголюдно. Не больше пяти «лабораторных крыс» сидели по своим кабинкам, уставившись в микроскопы или склонившись над бумагами. И среди них был сам шеф. Его яйцевидная голова с жидкими волосами, словно прилипшими к черепу, склонилась к компьютеру, ловкие, похожие на червей, пальцы порхали над клавиатурой и прикасались к сенсорному экрану.

 — Докладывай. — Это прозвучало как «Попробуй только не доложить».

 Он бросил на нее сердитый взгляд.

 — У меня были билеты на футбол. В ложу!

 Наверняка взятка, подумала Ева.

 — А у капитана Макмастерса была дочь. А теперь спроси меня, что я думаю о твоих билетах в ложу.

 — Она все равно бы не воскресла, даже если бы я в гребаный День мира сидел на стадионе, жевал сосиску, запивал ее пивом и следил за игрой «Янки».

 — Тут ты прав. Как жаль, что она позволила себя связать, терроризировать, изнасиловать много раз, а потом задушить как раз накануне этого гребаного Дня мира. Нарочно тебе подгадила.

 — Эй, эй, остынь! — Похоже, убийственный блеск в глазах Евы пробился сквозь злость Беренски. Он замахал в воздухе своими паучьими лапками. — Я же здесь, разве нет? И я уже проверил стакан. Тут у нас вишневая шипучка с барбитуратами. Гремучая смесь. «Слайдер» в жидком виде с небольшой дозой «Зонера» в порошке.

 — «Зонера»?

 — Да, совсем чуть-чуть. «Зонер» в «Слайдере» совсем ни к чему, у употребившего он вызывает кошмары. Просыпаешься с дикой мигренью. Не вижу, на кой черт такой коктейль нужен, но… всякие люди на свете бывают.

 — А я тебе отвечу, — мрачно заметила Ева. — Он хотел, чтобы она страдала даже в забытьи и очнулась с болью.

 — Да, если бы он хотел просто вырубить ее, «Слайдера» было вот так довольно, — Дики провел по горлу ребром ладони. — Значит, ему надо было ее помучить. Я получил ДНК и отпечатки. И то и другое принадлежит убитой. Как раз собирался тебе отослать. Могла бы время поберечь и сюда не бегать.

 — Как насчет простыней и ее одежды?

 — Слушай, я же не автомат! Я их уже зарегистрировал, буду обрабатывать. «Чистильщики» их на месте просветили — семени нет. Но ты наверняка уже это знаешь. Скорее всего на нем был защитный костюм. Но мы проведем полное сканирование. Если его костюм дал течь с булавочный укол, если у него слюна потекла, мы это найдем. Да, пока ты еще не спросила, браслеты стандартные полицейские. Я посмотрел, на вид новенькие. Похоже, их пустили в ход в первый раз. Кровь и ткани убитой, отпечатков нет. В них застряли волокна, скорее всего от простыней. Харво завтра с утра установит.

 У Евы не нашлось возражений: он свое дело сделал.

 — Отошли отчет по стакану. И по одежде, по простыням, как закончишь — сразу мне на стол.

 На этом разговор закончился. Ева отправилась к себе в убойный отдел. В затылке у нее начала пульсировать головная боль.

 Даже в День мира, уже клонившийся к вечеру, Центральное полицейское управление деловито гудело. Прямо улей. Девиз «Служи и защищай» действовал в круглосуточном режиме, никакого мира и покоя не предвиделось. Плохие парни всех мастей и разновидностей — от мелкой шпаны до матерых уголовников — работают без выходных и отпусков не берут. Вероятно, в полицейских участках по всему Манхэттену сейчас полно вовсе даже не таких плохих парней, просто перебравших пива или чего покрепче и сгоряча пустивших руки в ход. А может, и лишившихся бумажников в праздничной толкучке.

 Ева предпочла эскалатор лифту. Скоростной лифт, конечно, быстрее, но ей нужно было немного успокоиться, и она позволила себе более неспешный транспорт.

 Ей необходимо было на чем-нибудь сорвать злость. Вот было бы у нее минут двадцать свободного времени, обязательно пошла бы в спортзал прямо здесь, в Управлении, и выбила бы всю дурь из какого-нибудь спарринг-робота. Но восемь часов спустя после звонка майора Уитни она вошла в «загон» убойного отдела и двинулась к своему кабинету.

 «Кофе, — думала она, — настоящий кофе. Конечно, не замена апперкотам и содранным костяшкам, но лучше, чем ничего».

 Он сидел на стуле для посетителей — жутко неудобном, она это знала, но специально его не меняла: не хотела, чтобы посетители у нее в кабинете рассиживались подолгу. Но он сидел и работал на своем карманном компьютере, закатав рукава рубашки и стянув волосы в «хвост», как всегда делал, готовясь погрузиться или уже погрузившись в сложные дела.

 Ева плотно закрыла за собой дверь.

 — Я думала, ты работаешь с Финн.

 — Я работал. — Не трогаясь с места, Рорк внимательно посмотрел на нее. — Они недавно вернулись, готовят оборудование в конференц-зале.

 Ева кивнула и прошла прямо к автоповару, чтобы заказать кофе.

 — Мне нужна одна минута — собраться с мыслями перед брифингом. Можешь им сказать, что я уже иду.

 Ей хотелось подумать, поразмышлять за кружкой кофе, глядя в окно, но для этого надо было остаться одной. Ева подошла к столу.

 Рорк встал и шагнул к ней. Двигался он тише, чем их кот. Взял у нее из рук кружку кофе и отставил в сторону.

 — Эй! Мне нужна подзарядка!

 — Получишь через минуту.

 Ну вот что он сделал? Ничего. Не сводя с нее встревоженных синих глаз, коснулся ее щек. И все.

 — Ладно, — уступила Ева.

 Просто уступила, просто расслабилась, закрыла глаза и позволила себя обнять. И он обнял ее, любя и понимая. И все.

 — Ну вот. — Он поцеловал ее в макушку, прижался губами. — Вот и все.

 — Я в порядке.

 — Вряд ли. Не стану спрашивать, не согласишься ли ты отдать это дело. Ты бы не согласилась, даже если бы коллега не просил тебя помочь. — Почувствовав, что Ева качает головой, Рорк опять поцеловал ее в макушку и откинул голову, чтобы посмотреть ей в глаза. — Ты непременно должна себе доказать, что ты с этим справишься.

 — Я справляюсь.

 — Справляешься. Но ты, кажется, забыла, что тебе ни с чем не надо справляться в одиночку.

 — Она была старше меня той… Мне было восемь, ей шестнадцать. И все-таки…

 Рорк сжал ее плечи, когда ее сотрясла дрожь. Одна, но очень сильная судорога.

 — И все-таки… Юная, беззащитная, невинная.

 — Я уже не была невинной. Я была… Я заехала в морг на нее посмотреть, увидела ее на столе и подумала: а ведь это я могла там лежать. Если бы я не уложила его, я могла бы вот так же лежать. Рано или поздно он бы меня убил. Или превратил бы в вещь. Я должна была его опередить, я должна была уложить его, вот и все. А у нее не было шанса. Даже того ничтожного, что был у меня. Хороший дом, любящие родители… А теперь они тоже мертвы, часть их души уже никогда не воскреснет. Да, у нее не было шанса. Вот поэтому я никому не отдам это дело.

 — Я знал это.

 Еще минуту они стояли обнявшись, потом отступили друг от друга.

 — А я-то жалела, что времени нет пойти в спортзал и выбить всю дурь из спарринг-робота.

 — Вот оно что! — Рорк не смог сдержать улыбки. — Тебя этот способ никогда не подводит.

 — Верно. Но ты лучше.

 Рорк взял кружку кофе и подал ей.

 — А еще лучше было бы принять таблетку от головы.

 — Да ничего страшного, само пройдет.

 — Я заказал пиццу, она тоже должна помочь.

 — Ты заказал пиццу? — Еве ужасно хотелось пиццы, но и дисциплину надо было поддерживать. И теперь эти непримиримые желания боролись в ее душе. — Я же тебе тысячу раз говорила: перестань покупать еду копам. Ты их только портишь и балуешь.

 — Есть на свете только один коп, которого мне хочется портить и баловать. И так уж получилось, что этот коп питает слабость к пицце.

 Ева допила кофе, изо всех сил стараясь смотреть на Рорка строго.

 — А ты заказал со сладким перцем?