• Королевская семья Кордины, #1

Глава 5

 – Бри, Бри, подожди минутку!

 Габриела обернулась и, заслонив рукой глаза от солнца, увидела Беннета, за ним по пятам следовали два русских волкодава.

 Его высочество принц Беннет выглядел как конюх: вытертые джинсы, заправленные в старые сапоги, ковбойка, на рукаве – грязное пятно. Когда он приблизился, она почувствовала запах лошадей и сена.

 – Ты одна. – Улыбаясь, брат положил руку на голову одного пса, а другого взял за ошейник. Собаки были энергичны, как их хозяин. – Спокойно, Борис. – Пес рвался понюхать туфли Бри.

 Борис и… Наташа, вспомнила она, перелистывая в памяти страницы имен и названий, которыми ее снабдил Рив. Даже собак надо было узнать. Их подарил Беннету русский посол, а принц, со свойственным ему озорством, назвал их в честь героев американских комиксов, где два тупых русских шпиона не могли обыграть мышонка и белку. Беннет едва сдерживал собак.

 – Сегодня впервые вижу тебя утром в саду. – Бри улыбнулась Беннету. – Ты каталась верхом?

 Она ездит верхом? Она стала припоминать, как сидеть в седле и как управлять лошадью. Каковы были ее впечатления от скачки?

 – Сегодня у меня впервые не запланировано встреч на утро. А сам ты катался?

 – Да, но рано утром. Потом поработал в конюшне. А где твоя американская тень! – Бри лишь приподняла бровь, и Беннет глуповато ухмыльнулся: – Так его Алекс прозвал. Вообще-то мне он нравится, да и Алексу тоже. Если бы Алекс не был таким напыщенным гордецом от сознания, что он наследник, то признался бы. Но ему трудно смириться с незнакомцем в доме.

 – Но нас никто не спрашивал, прежде чем его позвать, верно?

 – Ну, по правде говоря, он производит хорошее впечатление, – Беннет позволил Борису потереться об его ногу, не обращая внимания на прилипшую шерсть, – он не грубый солдафон, во всяком случае, я даже хотел спросить, где он одевается.

 Ей стало смешно.

 – Значит, главное, одежда, даже если сам человек не ко двору.

 – У него есть вкус. – Беннет оттолкнул морду пса. – Тебя не утомляет его постоянное присутствие?

 Утомляет ли ее Рив? Она сорвала кремово-белый цветок азалии. Уже неделя, как она вернулась во дворец. Неделя с тех пор, как она вернулась к жизни, которую не помнила. С этим чувством она просыпается и живет каждый день. Она привыкла, что Рив все время рядом, но тем не менее он не стал ей ближе, оставался незнакомцем. Впрочем, как и ее родные. И как она сама.

 – Нет, только временами. – Она задумчиво устремила взгляд вдаль поверх роскошных цветников. – Беннет, я всегда была такой? Мне больше по душе свобода, когда хочется оказаться вдали от всех, просто свободно полежать на траве и посмотреть на небо в полном одиночестве.

 – Именно поэтому ты и купила маленькую ферму.

 Она повернулась, сдвинув брови:

 – Ферму?

 – Ну, по правде говоря, это, конечно, не ферма, просто клочок земли в несколько акров. Но ты грозилась там построить дом.

 Ферма. Дом. Вот почему ей был интересен рассказ Рива о ферме.

 – Это туда я направилась, когда меня…

 – Да. – Собаки проявляли такое нетерпение, что Беннет отпустил их побегать, и они принялись тут же обнюхивать цветы, радостно крутя хвостами. – Меня не было дома, я учился в колледже. Мне придется через неделю вернуться в Оксфорд, папа настаивает.

 По тону брата стало ясно, что его тяготит влияние отца. Но ничего не остается, как повиноваться, пока он еще не взрослый мужчина. Он на пороге самостоятельности, и его раздражает зависимое положение. Неожиданно ощутив теплое чувство к брату, Бри продела руку ему под локоть, и они пошли по саду.

 – Беннет, как мы относились друг к другу?

 – Что за глупый… – Он резко замолчал и наклонился погладить семенившего рядом пса. Плохо, что у него вырвалось неловкое слово. Он еще не умеет себя контролировать, как отец и старший брат. Он старается, но ему надо над собой работать. Бри его сестра, и она ждет ответа. – Да, мы были дружны. Знаешь, в нашем положении нелегко заводить друзей. А ты всегда была связующим звеном между отцом и мной.

 – Каким образом?

 – Скажем так, когда я попадал в сложные ситуации.

 – И часто с тобой это случалось?

 – Время от времени. – По его виду нельзя было сказать, что он испытывает угрызения совести в связи с этим.

 – А я попадала?

 – Ну, ты тоже правильная, как Алекс. – Беннет улыбнулся. – Меня всегда восхищало, как ты умеешь поступать по-своему, но не вызывать возмущения отца. А мне все еще поминают историю с французской певицей.

 – О? – Бри с интересом посмотрела на брата и вдруг подумала: боже, да он прекрасен, как настоящий сказочный принц. Женщины без ума от него. – Как ее звали?

 – Лили. – Беннет улыбнулся, и в улыбке проскользнула опытность мужчины. – Она очень талантлива. Пела в одном из клубов Парижа. Я там провел несколько недель прошлым летом, мы встречались.

 – И у вас был потрясающий роман?

 – Тогда казалось все легко. Но пресса просто взбесилась, каждую деталь смаковала, слухи росли как снежный ком. – Он снова улыбнулся, на этот раз иронично. – Она получила контракт студии звукозаписи и была очень благодарна.

 – А ты скромно принял ее благодарность.

 – Конечно. Но папа был в ярости. Он меня запер в Кордине, и, если бы не ты…

 Бри порадовалась своим способностям, вспомнив непреклонный и властный взгляд отца.

 – И как мне это удалось?

 – Если бы я знал, как ты можешь его убеждать, я бы сам применил твою тактику.

 – Кажется, я неплохо с этим справлялась. – Бри была довольна.

 – Ты – лучшая. Папа часто говорит, что из всех детей ты обладаешь самым большим благоразумием.

 – А Александр? Я хотела спросить, как ты с ним ладишь.

 – С Алексом все нормально. – В тоне Беннета звучала верность братскому чувству. – Ему тоже нелегко, ведь пресса следит за каждым его шагом. Стоит ему дважды взглянуть на женщину, как поднимается шумиха. Тем более с его взрывным характером, который постоянно приходится сдерживать. Наследнику нельзя допускать промахов, даже домашние ссоры сразу становятся достоянием публики. Помнишь, как один французский граф напился за ужином?- Беннет спохватился: – О, прости.

 – Не надо извинений. – Бри вздохнула, снова почувствовав внутреннее напряжение. – Тебе нелегко привыкнуть.

 – Но, по крайней мере, я впервые думаю не только о себе. Знаешь, когда мне сообщили, а я в это время был в Оксфорде, то я так испугался, как никогда в жизни. Как будто меня ударили под дых. Мы все испугались. Но главное – ты вернулась.

 Бри сложила руки на груди.

 – Я так хочу все вспомнить. И тогда мы снова будем гулять в саду и вместе сможем посмеяться над тем французским графом, что выпил слишком много шампанского.

 – Но пусть твоя память будет избирательна. Некоторые моменты лучше забыть. Например, как я подложил тебе червяков в постель.

 Она посмотрела в невинно раскрытые глаза брата:

 – О нет!

 – Тебе это не понравилось. А ня я так меня отчитала, что я на неделю притих.

 – Детей надо учить.

 – Детей? – Он ухмыльнулся. – Да это было в прошлом году! – И когда она рассмеялась, он вдруг прижался щекой к ее щеке. – Я так скучаю. Бри, вернись скорее.

 Она пыталась понять, что чувствует.

 – Я тоже.

 Беннет понимал, что не надо спешить. Отстранившись, он весело как ни в чем не бывало сказал:

 – Надо отвести собак, пока они не переломали цветы. Тебя проводить?

 – Нет, я еще погуляю. У меня назначена на сегодня примерка нового платья для благотворительного бала. Это меня совсем не вдохновляет.

 – Ты терпеть не можешь примерки. Я постараюсь уладить все в Оксфорде и вернуться к балу. Скоро с учебой будет покончено. Стану с тобой танцевать и разглядывать девиц, чтобы определить, какая достойна моего внимания.

 Бри рассмеялась.

 – Уверена, что ты обладаешь всем необходимым набором обольстителя.

 – Стараюсь. Борис, Наташа. – Брат позвал собак и ушел, сопровождаемый по пятам волкодавами.

 Ей нравился Беннет. И это чувство было приятно, хотя она не могла вспомнить те двадцать лет, которые они провели рядом, как брат и сестра, но зато ей нравился молодой человек, которого она только что видела перед собой.

 Засунув руки в карманы удобных широких брюк, она продолжила прогулку. Аромат цветов не был слишком сильный, скорее приятный. Их цвета были подобраны так, что воспринимались как калейдоскоп. Гуляя по саду, она проверяла свои познания в растительном мире, примерно как проверяла память в галерее восточного крыла, где висели фамильные портреты и картины известных художников. Она не могла вспомнить, например, лицо матери, та могла бы показаться ей незнакомкой, если бы не их сильное сходство. От нее Бри унаследовала цвет глаз, волосы, овал лица, рот. Без сомнения, принцесса Кордины. Элизабет была гораздо красивее ее. Бри могла сравнивать себя с матерью, потому что там же висел ее собственный портрет. Принцесса Габриела была на нем моложе, лет двадцати. Ей шло темно-фиолетовое платье с пламеющим алым поясом. Как она могла угадать цвета, чтобы они так удачно сочетались? Кто-то подсказал ей? Лицо матери на картине было так сказочно прекрасно, что невозможно было оторвать глаз. Кремово-белое платье и букет розовых роз делали ее образ возвышенно-поэтичным. Беннет тоже унаследовал ее красоту, как и озорной огонек в глазах, который придавал ему неизъяснимый шарм.

 Алекс был похож на отца – военная выправка, непреклонность. Таким же он был и на портрете. Интересно, брат наслаждается ролью наследника или просто смирился со своим положением? Насколько она была близка с братьями, делилась ли с ними мечтами и стремлениями?

 Она увидела под деревом увитый глицинией тент и под ним пару мягких кресел и мраморный столик. Это место внушало чувство покоя, как тогда на дамбе. Бри все еще быстро уставала. Она села в тени и с удовольствием вытянула ноги, вдыхая аромат цветов. Под ленивое жужжание пчел она незаметно задремала.

 

 …Она испытывала странное оцепенение, не похожее на тот приятный покой и расслабление, за которым приезжала на свою маленькую ферму, с трудом выкраивая время из напряженного графика. Это время было настолько ценным, что спать не стоило. Поспать она могла бы и во дворце.

 Она еще выпила кофе из термоса. Крепкого и сладкого, как любила. Солнце пригревало, жужжание пчел усыпляло. Пахло травой. Почему-то не хотелось побродить в роще, как она намеревалась. Хотелось закрыть глаза, немного подремать. Она прислонилась спиной к теплому камню и закрыла глаза.

 И вдруг приятное тепло исчезло. Небо стало хмурым, как будто собиралась гроза. И резко похолодало. Вместо запаха травы – запах затхлости и пыли. Все тело болело. Она как будто потеряла способность что-либо чувствовать. Слышалась невнятная речь, но слова невозможно разобрать. Только навязчивое бормотание.

 – Им придется обменять принцессу, у них нет выбора… – вдруг прорвалось сквозь невнятный шепот.

 – Дороги перекрыты. Она проспит до утра. Надо ей добавить еще.

 Ее сковал страх, парализующий волю. Она должна очнуться… Должна немедленно проснуться и…

 

 – Бри!

 Вздрогнув, она вскрикнула и чуть не упала со стула, но чьи-то руки удержали ее.

 – Нет! – истерически закричала она. – Не трогайте меня!

 – Тише. Спокойно, все хорошо. – Это был голос Рива. Сильные руки опустили ее сопротивляющееся тело на стул. Она была ледяная, глаза остекленели. Он быстро соображал, что делать. Если она не успокоится через пару минут, придется везти ее к доктору Франко. – Все в порядке, Бри, успокойтесь.

 Она очнулась.

 – Я думала… – Она огляделась в замешательстве, увидела сад, почувствовала снова аромат цветов, услышала жужжание пчел. Сердце стучало как сумасшедшее. Бри откинулась назад без сил и стала глубоко дышать, чтобы окончательно прийти в себя. – Мне приснился кошмар.

 Рив внимательно смотрел на нее.

 – Вы уснули, и я не стал бы вас тревожить, но вдруг вы стали биться и кричать.

 Он отпустил ее и сел рядом. Они сидели в молчании под навесом, увитом глицинией. Он понаблюдал за ней минут пять, может, десять. Она снова выглядела умиротворенной, очевидно, стальная пружина, которая держала ее постоянно в напряжении, на время ослабла. Ему хотелось сидеть и смотреть на нее. Просто смотреть. Он уже не мог отрицать этого. Представил ее такой, какой увидел десять лет назад, – юной, уверенной в себе, невинной и уже тогда обладавшей несомненной чувственностью, которая привлекала мужское внимание.

 Спустя десять лет, когда он обнимал ее, она отвечала со страстью взрослой женщины, наделенной тревожащей и такой влекущей сексуальной энергией, что заставляла его терять голову. И он хотел эту женщину, как никогда и никого, хотел ее целовать снова и снова.

 Но это чувство лишало его объективности. А коп, если не объективен, больше не полицейский. Может быть, поэтому он и сдал свой значок тогда, потому что понял, что уже не может оставаться равнодушным и отстраненным. И захотел поменять жизнь. Он не рассчитывал, что в ней появится принцесса.

 Рив наблюдал, как Габриела постепенно успокаивается.

 – А теперь расскажите мне, – сказал он мягко.

 – Мне даже не о чем говорить. Все так невнятно и непонятно.

 – И тем не менее расскажите.

 Он вытащил сигареты. В ее взгляде он прочитал возмущение от такой настойчивости и даже враждебность. Но это было лучше, чем вялое нежелание говорить.

 – Мне казалось, что вы здесь находитесь как мой телохранитель, а не как психолог.

 – У меня очень разнообразные способности. – Он закурил, глядя на нее поверх пламени зажигалки.

 Она встала. Он заметил, что она редко долго сидит на месте, нетерпение гонит ее, словно она не может находиться в покое. Габриела сорвала веточку глицинии и провела по щеке, эту привычку он уже отметил.

 – Я находилась в другом месте. Там тоже было тихо, высокая трава, я чувствовала сильный запах свежей травы. Меня тянуло в сон, но я совсем не хотела этого. Мне хотелось побыть одной, подумать, а не спать.

 Она взглянула на него. Он слегка кивнул и откинулся на спинку стула.

 – И я пила кофе, чтобы не уснуть.

 Он насторожился, но не подал виду, только спросил небрежно:

 – Где вы взяли кофе?

 – Где? – Она нахмурилась, вопрос показался нелепым, ведь они говорят о ее кошмаре. – У меня был термос. Красный термос с ручкой на крышке. Но кофе не помог, я уснула. Солнце приятно пригревало, так же как здесь, жужжали пчелы. Потом… – Пальцы у нее задрожали, и она поспешно спрятала руки в карманы. – Я очнулась. Было очень холодно и темно. Пахло пылью, я слышала голоса.

 Рив пытался говорить спокойно, чтобы ее не спугнуть.

 – Чьи?

 – Я не могла разобрать. Просто голоса, очень невнятные. И страх. – Она обхватила себя руками. – Хотелось проснуться и прекратить кошмар.

 – Кошмар? Или то, что происходило на самом деле?

 Она уже окончательно пришла в себя. Глаза сверкнули.

 – Откуда я знаю? Вы думаете, все так легко? Вспомнить, щелкнув пальцами? – Она ногой отшвырнула камешек. – Проклятье. Я только что гуляла с Беннетом по саду и думала, как он красив и как мил. Но ведь он мой брат, я не должна так думать.

 – Но он действительно неотразим, Габриела.

 – Не надо со мной говорить покровительственно. Не смейте.

 Рив улыбнулся. Хотела она или нет, помнила себя или нет, в ней проявлялась королевская кровь. Это его одновременно восхищало и забавляло.

 – На вас никто не оказывает давление.

 – Но их доброта и ожидание меня угнетают. С вами по-другому.

 – Не волнуйтесь. От меня не ждите сочувствия.

 – Рассчитываю на это. Вы однажды назвали меня эгоистичной. Почему?

 Он, не отдавая отчета, протянул руку и разгладил складочку на ее переносице.

 – Скорее слишком погружены в себя. Но это понятно в вашей ситуации.

 – Мне все равно не нравится. И еще вы сказали, чтобы я избалована. – Он убрал руку. – Но я не принимаю всерьез ваших слов.

 – Жаль.

 – Это все, что вы хотите сказать? Вы просите прощения за свои слова?

 – Нет, мне жаль, что вы не хотите принять себя такой, какая вы есть.

 – Вы человек грубый, Рив Макги, и вы слишком прямолинейны.

 – Согласен. И еще я бы сказал, что вы обладаете сильной волей.

 Она высокомерно подняла подбородок.

 – Возможно, здесь вы правы, хотя не имеете права давать мне характеристики.

 Он церемонно отвесил поклон. Раз она играет роль принцессы, придется подыграть ей.

 – Простите меня, ваше высочество.

 Габриела вспыхнула. Желание залепить ему пощечину было так велико, что она с трудом удержала руки в карманах.

 – Теперь вы надо мной смеетесь.

 – К списку можно добавить еще одну черту – проницательность.

 Она поразилась, как легко ее можно вывести из себя. И, испытывая неловкость от вспышки гнева, попыталась вернуться к обычному тону:

 – Послушайте, вам совсем не свойственна грубость, почему вы хотите оскорбить меня?

 Она была неотразима в своем величественном надменном высокомерии. Неожиданно он сильно обхватил ее лицо ладонями, пытаясь удержать, хотя от неожиданности она застыла, не сопротивляясь.

 – Потому что в эти моменты вы думаете обо мне, Габриела. И не суть важно, что именно – плохое или хорошее, главное, что ваши мысли заняты только мной. Разве вам безразлично, что я думаю о вас?

 – Вы меня выводите из себя.

 Он медленно улыбнулся, и от этой улыбки у нее пересохло в горле, она почувствовала, как загорелась кожа.

 – Это не имеет значения. Главное, думайте обо мне, – повторил он, – я не стану осыпать вас розами, когда поведу к постели. И не будет скрипок за окном, и не будет шелковых простыней. Только вы и я.

 Она была потрясена, ею овладело сильное возбуждение.

 – Я считаю, что это вам нужен психоаналитик. Я, может быть, потеряла память, но точно знаю, что сама выбираю себе любовников.

 – Я тоже.

 У нее кружилась голова. Она была удивлена или напугана? То и другое. Опять кто-то принимал за нее решение. Ей просто не оставляют выбора.

 – Держитесь от меня подальше, – сказала она тихо, пытаясь под деланым спокойствием спрятать страх.

 Но он приподнял ее и с силой привлек к себе.

 – Это приказ королевской особы?

 – Как вам угодно, так и понимайте. – Она взглянула на него с поистине царственным презрением. – Вы должны спрашивать разрешения, прежде чем приблизиться ко мне. И вам ли не знать протокола, судя по вашему послужному списку.

 – В Америке не следят так за протоколом, как в Европе, Бри. – Он приблизил губы к ее губам, но не делал попытки поцеловать. – Я хочу прикасаться к вам и буду это делать, я хочу вас, и вы станете моей рано или поздно. – Он больно сжал ее руку.

 Она почувствовала дурноту, колени подогнулись, его лицо, поплыло у нее перед глазами.

 Снова стало темно, лицо склонившееся над ней, было неразличимо. Но от человека сильно пахло алкоголем. Ужас охватил все ее существо, она стала отбиваться, стараясь ударить его.

 – Не трогай меня! Не смей! – И по-французски: -Оставь меня, негодяй!

 От неожиданности Рив выпустил ее, но вновь подхватил, когда она стала падать вперед. Проклиная себя, усадил на стул, уговаривая:

 – Дышите глубже, успокойтесь. Простите меня, я не хотел причинить вам вреда.

 Она пыталась прогнать дурноту. Выдернула руку, и он не стал удерживать. Он была бледна, а когда подняла голову, в глазах плескался ужас.

 – Это вы… Но я видела только что другого человека. Я вспомнила. – Она закрыла глаза, припоминая. – Вдруг я оказалась в таком месте, где было темно, там был мужчина, от него пахло алкоголем, я не видела его лица, он схватил меня. Лица не помню. Я точно знала, что он собирается изнасиловать меня. Он был пьян. – Она схватила руку Рива. – Я чувствовала сильный запах вина, и даже сейчас помню его руки, большие и очень сильные, но он был так пьян, что мне удалось… – Она судорожно сглотнула, содрогнулась всем телом и отпустила его руку. – У меня был нож. Я не знаю, как он оказался у меня, но помню его рукоятку в своей руке. Наверное, я убила этого человека.

 Она смотрела на свою бессильно лежавшую на коленях руку. Рука не дрожала. Она перевернула ее ладонью вверх. Ладонь была белой и гладкой.

 – Мне кажется, что я зарезала его, и его кровь была на моих руках.

 – Бри. – Рив хотел снова взять ее за руку, но передумал и решил иначе. – Расскажите, что еще помните.

 Ее лицо сейчас было таким, каким он увидел ее в больнице. Бесцветное и напряженное.

 – Я только помню борьбу и запах вина. Не знаю, убила ли я его. Ничего, что было до этой борьбы и после, не помню. – Она смотрела мимо него куда-то вдаль. – Если этот человек изнасиловал меня, я этого тоже не помню.

 Рив проклинал себя за ту опасную игру, что затеял, хотя она дала результат.

 – Вы не подверглись сексуальному насилию, – сказал он, стараясь говорить убежденно, – такое заключение вынесли врачи, которые осматривали вас.

 Кажется, Габриела готова была разрыдаться от облегчения. Но сдержала слезы.

 – Но могут они сказать, убила я его или нет?

 – Нет. Только вы сами можете это сказать, когда вспомните.

 Она неохотно посмотрела на него.

 – Вы ведь убивали раньше?

 Он зажег еще одну сигарету.

 – Да.

 – Но это была работа. Необходимость или оборона.

 – Верно.

 – И когда это случалось, оставались шрамы в душе?

 Он мог солгать, чтобы ей стало легче. Ее глаза выражали тревогу, потемнели. Он вызвал в ее памяти страшные темные моменты. Он должен отвечать за то, что причинил ей страдания. Надо нести бремя ответственности. Он может солгать, но, когда она узнает правду, будет хуже.

 – Да, это оставляет след. – Он встал и привычным уже жестом взял ее за руку. – Но можно жить с этими шрамами, Бри.

 Она знала ответ. Еще до того, как он ответил, она знала.

 – И много у вас таких шрамов?

 – Достаточно. Но я решил начать новую жизнь, чтобы они не прибавлялись. Ведь можно и не вынести.

 – И купили ферму.

 – Да. – Он погасил сигарету. – И может быть, следующей весной удастся даже что-то там посадить.

 – Я бы хотела ее увидеть.

 Она заметила промелькнувшую на его лице довольную улыбку. Он тоже этого хотел.

 – Конечно.

 Она не отнимала руки, когда они шли через сад к белым стенам дворца.