- В саду, #3
20
Митчелл сунул в карман запасную кассету для диктофона.
—Гарантий никаких. Может случиться что угодно.
—Думаю, я могу ее вытянуть... или притянуть. — Хейли облизала губы. — Амелия этого хочет... какая-то ее часть хочет уже больше ста лет.
—А другая часть? — спросил Харпер.
—Жаждет мести. И если дойдет до мести, то в опасности скорее ты, чем я.
—Она может причинить вред. Мы это видели, — напомнила Розалинд.
Логан покачал головой:
—А мы идем в бой, вооруженные фотоаппаратами и диктофонами.
—И оптимизмом, — добавил Митч.
—Ну, она подняла ставки. — Логан взял Стеллу за руку. — Поскольку никто из нас не собирается капитулировать, идемте.
—Будем держаться вместе, — сказала Роз, когда компания поднималась по лестнице. — Что бы ни случилось. Мы еще ни разу не противостояли ей как команда. Думаю, в этом сейчас наше преимущество.
Харпер кивнул.
—Она всегда была хозяйкой положения, всегда нападала первой. Да, будем держаться вместе.
Когда они добрались до третьего этажа, Роз свернула к бальному залу и открыла раздвижные двери.
—Какие чудесные балы здесь устраивали когда-то! Я помню, как прокрадывалась сюда по ночам смотреть, как танцуют гости.
Она щелкнула выключателем — зачехленную мебель и узоры кленового паркета залил свет.
—Когда-то я чуть не продала эти люстры. — Роз подняла глаза на три роскошные хрустальные люстры, свисающие с расписных плафонов. — Но не смогла, хоть это и облегчило бы наше существование. Бывало, и я устраивала здесь приемы... Думаю, пора возобновить эту традицию.
—В ту ночь Амелия пришла сюда. Я в этом уверена. — Хейли крепче сжала руку Харпера. — Не отпускай меня.
—Ни в коем случае.
—Она вошла через веранду. Двери не были заперты. А если и были, она могла разбить стекло. Вошла — и ах... позолота, хрусталь, запахи пчелиного воска и лимонного масла. Дробь дождя, журчание воды в желобах... Свет.
—Я включила, — тихо сказала Роз.
—Нет, она включила свет. Харпер...
—Я здесь.
—Я вижу, вижу.
...Туман вполз вслед за ней, заклубился. Ее изрезанные о камни босые ноги оставляли грязные, кровавые следы на сверкающем полу.
Ее сердце наполнилось ненавистью.
Так вот как они живут в Харпер-хаусе! Роскошные залы, освещенные хрустальными люстрами, зеркала в золоченых рамах, длинные полированные столы, пальмы в кадках, пышные и пахнущие тропиками.
Она никогда не бывала в тропиках. Но придет день, и она отправится туда с Джеймсом. Они будут бродить по белоснежным песчаным пляжам вдоль теплой голубой воды.
Хотя нет. Нет! Их жизнь здесь, в Харпер-хаусе. Ее выгнали, но она будет здесь. Всегда. Она будет танцевать в этом ярко освещенном зале.
Она качнулась, закружилась в вальсе, кокетливо взглянула из-под ресниц на воображаемого партнера. Лезвие серпа в ее руке сверкнуло отраженным светом.
Она будет танцевать здесь ночь за ночью, если захочет. Будет пить шампанское, носить драгоценности. И будет учить Джеймса вальсировать с ней. Как он красив в своем голубом одеяльце! Как изумительно будут они смотреться вместе... Мать и сын.
Она должна немедленно пойти к нему, к Джеймсу, и они всегда будут вместе.
Она покинула зал. Где же детская? Разумеется, в другом крыле. Разумеется. Детям и тем, кто за ними ухаживает, не место рядом с шикарными бальными залами и изысканными гостиными. Какой аромат! Какой утонченный аромат!.. Дом ее сына. Теперь и ее дом.
Ее босые ноги утопали в ковре, мягком, как мех. Даже так поздно, даже когда все обитатели дома спали, в коридоре горели газовые лампы.
«Какое расточительство! — подумала она. — Жгут деньги».
А она сожжет их всех.
На лестничной площадке она остановилась. Вероятно, они спят внизу, негодяй и его шлюха. Спят сном богачей, хозяев жизни. Можно спуститься и убить их. Разрубить на кусочки, погрузить руки в их кровь.
Она рассеянно потерла большим пальцем искривленное лезвие серпа, увидела капельки крови. А их кровь, кровь Харперов, голубая? Было бы забавно полюбоваться, рассекая их белые шеи, заливая аристократической голубой кровью льняные простыни.
Тс-с-с-с... Чтобы никто не услышал. Вдруг кто-то из слуг проснется и остановит ее прежде, чем она выполнит свой долг?
Тс-с-с... Тихо, тихо. Очень тихо. Она похлопала пальцем по щеке, подавила смешок. Она будет тихой, как мышка.
Тихой, как призрак.
Она побрела в противоположное крыло дома, приоткрывая двери, заглядывая в комнаты.
И сразу поняла — подсказало материнское сердце, — когда протянула дрожащую руку к очередной двери. Там спит ее Джеймс.
В тусклом свете газового рожка она разглядела полки с игрушками и книжками, кресло-качалку, маленькие столики и комодики.
И колыбель.
Слезы хлынули из ее глаз, когда она метнулась к колыбели. Он спал там, ее бесценный сын. Чистые темные волосики. Розовые пухлые щечки. Милый, безмятежный, здоровенький...
Нет и не было на свете более прекрасного ребенка, чем ее Джеймс. Как же ему нужна ее ласка, ее забота! Она будет укачивать его и петь ему колыбельные. Чудесные колыбельные ее чудесному сыну.
Она забыла его одеяльце! Как она могла забыть его одеяльце? Как можно унести сына в том, что купили ему другие?
Осторожно, ласково она провела кончиками пальцев по его мягким волосикам и запела колыбельную.
—Мы всегда будем вместе, Джеймс. Ничто никогда не разлучит нас.
Опустившись на пол, она принялась за работу.
Серпом разрезала веревку. С петлей пришлось повозиться, но, кажется, у нее хорошо получилось. Действительно хорошо. Она отбросила серп, подтащила стул под многорожковую люстру и тихо запела, привязывая к ней веревку. Подергала. Довольно улыбнулась. Крепко держится, надежно.
Из мешочка, висевшего на шее, вытащила амулет. Она выучила заклинание, проданное ей колдуньей, но сейчас, рассыпая гри-гри вокруг стула, с трудом припоминала слова.
Острием серпа она рассекла ладонь, и кровь закапала на гри-гри, скрепляя заклинание.
Ее кровь. Кровь Амелии Элен Коннор. Та самая кровь, что течет в ее ребенке. Кровь матери — могущественная магия.
Она вся дрожала, но, возвращаясь к колыбели, продолжала напевать колыбельную. И впервые взяла на руки своего сына.
Измазала кровью его одеяльце, его розовые щечки.
Ах, какой он милый, какой тепленький! Рыдая от счастья, она прижала свое дитя к мокрой грязной рубашке. Он зашевелился, захныкал, но она лишь прижала его сильнее.
Тише, тише, мой драгоценный!.. Мамочка здесь... Мамочка никогда тебя больше не покинет... Он повернул головку, зачмокал. Но когда она опустила рубашку и прижала его к обнаженной груди, он выгнулся и заплакал.
Тише, тише, тише... Не плачь, не сердись... Милый, милый маленький мальчик... Укачивая его, она прошла к стулу. Ты с мамочкой. Мамочка никогда, никогда тебя не оставит. Идем с мамочкой, мой дорогой Джеймс. Идем с мамочкой туда, где ты никогда не узнаешь ни боли, ни горя. Туда, где мы будем кружиться в вальсе по бальному залу, пить чай с пирожными в саду.
Неуклюже, еле удерживая плачущего, извивающегося ребенка, она вскарабкалась на стул, улыбнулась и накинула петлю себе на шею. И, тихо напевая, надела маленькую петлю на детскую шейку.
Теперь мы вместе.
Двери из соседней комнаты распахнулись, хлынул свет. Она повернула голову и оскалилась, как тигрица, защищающая своего тигренка.
Заспанная няня взвизгнула, вскинула руки, увидев женщину в грязной белой ночной рубашке и ребенка с петлей на шее в ее руках, визжащего от страха и голода.
—Он мой!
Няня бросилась к женщине, но она успела оттолкнуть ногами стул. Крики утонули в ледяном мраке.
Хейли сидела на полу бывшей детской в объятиях Харпера и рыдала.
Она дрожала от холода, хотя ее ноги закутали одеялом, а Митчелл развел огонь в камине гостиной.
—Она хотела его убить... Она собиралась убить ребенка! Боже мой, боже, она собиралась повесить собственное дитя...
—Чтобы сохранить его для себя. — Розалинд стояла перед камином, глядя на огонь. — Это больше чем безумие.
—Если бы няня в тот момент не вошла, если бы не услышала его плач и не вошла так быстро, Амелия его бы убила.
—Эгоистка.
—Я понимаю, понимаю... — Хейли начала растирать плечи. — Но она не хотела причинить ему вред. Она верила, что они будут вместе, будут счастливы... Господи, она была сломлена, безумна... А потом, когда снова потеряла сына... — Хейли покачала головой. — Она все еще ждет его. Думаю, она видит его в каждом ребенке, который появляется в Харпер-хаусе.
—Что-то вроде ада для безумцев? — предположила Стелла.
Хейли подумала, что никогда не забудет пережитое. Никогда.
—Няня. Она спасла ребенка.
—Мне не удалось установить ее имя, — сказал Митч. — В его детстве в доме сменилась не одна няня, но твое видение указывает на девушку по имени Элис Джеймсон, что совпадает с письмом Мэри Хейверз кузине Лусилл. Элис покинула Харпер-хаус в феврале тысяча восемьсот девяносто третьего, и дальше ее следы теряются.
—Они уволили ее. — Стелла закрыла глаза. — Выгнали. Может, заплатили или, скорее всего, пригрозили.
—Наверное, и то и другое, — Логан сжал кулаки.
—Я потяну за эту ниточку, постараюсь разыскать потомков Элис, — пообещал Митч, и Розалинд повернулась к нему с улыбкой.
—Спасибо. Без нее на свете не было бы ни меня, ни моих сыновей.
—Не этого Амелия хотела от нас, — прошептала Хейли. — Или не только этого. Она не знает, где находится. Где она похоронена. Что они с ней сделали. Она не сможет успокоиться, смириться... что угодно... пока мы не найдем ее.
—Как? — вскинула руки Стелла.
Розалинд обвела взглядом присутствующих.
—У меня есть идея. Идея, которая расколет нашу команду примерно пополам.
—Зачем? — возразил Харпер. — Чтобы Хейли снова увидела, как она вешает своего ребенка?
—Чтобы она или кто-то из нас увидел, что было дальше. Я надеюсь. Под «нами» я подразумеваю себя, Хейли и Стеллу.
Впервые с того момента, как компания отправилась наверх, Харпер выпустил руку Хейли и вскочил с дивана.
—Чертовски глупая идея!
—Харпер, не смей разговаривать со мной таким тоном.
—Не могу иначе, когда моя мать сходит с ума. Ты видела, что произошло там, наверху? Видела, как Хейли шла из бального зала к старой детской? Как она говорила, когда наблюдала за происходящим и почти в нем участвовала?
—Видела. И поэтому нам пришлось вернуться сюда.
—Роз, я солидарен с Харпером, — Логан все еще стоял со сжатыми кулаками. — Я не смогу сидеть здесь, пока три женщины будут там наверху одни! И мне плевать, если это мужской шовинизм.
—Ничего другого я и не ожидала. Митч?
Он не шелохнулся, хмуро глядя на жену.
—Похоже, ты снова меня удивишь.
Харпер резко развернулся к Митчеллу:
—Неужели вы с ней согласитесь?!
—Да, черт побери! Харпер, мне тоже это не нравится, но я понимаю, чего Роз хочет и почему. И прежде чем отрывать мне голову, подумай. Они все равно это сделают, когда нас не будет рядом.
—А как насчет установки держаться вместе?
—Мужчина использовал Амелию, дурно с ней обошелся, украл ее ребенка, отбросил. Она снова взялась за меня и Стеллу. Вам она не поверит. Может, мы убедим ее довериться нам.
—А может, она сбросит вас с веранды третьего этажа.
—Харпер, — Роз подошла к сыну и холодно улыбнулась. — Если кого-нибудь и вышвырнут из этого дома, то это будем не мы. Клянусь! Я больше не могу ей сочувствовать. Ты, Хейли, еще можешь. Прекрасно. Может, это наше преимущество. Но моя жалость исчерпана. Я не могу простить то, что она попыталась сделать. Я выгоню ее из своего дома. Хейли, ты сможешь подняться в детскую?
—Да. Я хочу с этим покончить. Пока это не закончится, у меня не будет ни одной спокойной минуты.
—Ты просишь, чтобы я подверг тебя риску.
—Нет, Харпер. Я прошу верить в меня.
—Мы как в кино, когда глупенькая полуголая блондинка спускается в подвал, услышав шум, хотя всем известно, что в окрестностях бродит маньяк-убийца.
Розалинд рассмеялась.
—Хейли, мы не глупенькие.
—И среди нас нет ни одной блондинки, — добавила Стелла. — Готовы?
Женщины взялись за руки и по коридору третьего этажа направились к бывшей детской.
—У нас проблема. — Собственный голос показался Хейли слишком писклявым. — Если она не знает, что с ней случилось, как узнаем мы?
—Не все сразу. — Роз стиснула руку Хейли. — Как ты?
—Сердце словно с цепи сорвалось. Роз, когда все закончится, мы откроем эту комнату? Можно сделать в ней, ну, я не знаю, игровую? Побольше света и красок...
—Отличная мысль.
—Пришли, — объявила Стелла, и они вместе вошли в бывшую детскую.
—Хейли, как здесь было раньше? — спросила Роз.
—Хм-м... Колыбель стояла вон там. У стены. Свет был притушен. Газовые рожки... Кресло-качалка в углу и еще стул с прямой спинкой, на который она... вон там. Здесь полки с игрушками и книжками. И...
Ее голова резко откинулась, глаза закатились, ноги подкосились. Хейли начала задыхаться.
Сквозь шум бури в ушах она слышала, как Роз зовет ее, но лишь дико затрясла головой.
—Подождите, подождите. Боже, как жжет! Ребенок кричит. И няня, и горничная... Не отпускайте меня...
—Мы тебя вытащим, — отозвалась Роз.
—Нет, нет. Просто не отпускайте. Она умирает... это ужасно... и она в бешенстве. — Голова Хейли упала на плечо Роз. — Темно. Там темно, где она. Где она была. Ни света, ни воздуха, ни надежды. Она его потеряла. Его снова забрали, и теперь она одна.
Она всегда будет одна. Она ничего не видит, ничего не чувствует. Все кажется ужасно далеким. Очень холодно, очень темно. Голоса, но она их не слышит, только эхо. Пустота. Она падает, падает... Кругом мрак. Она не знает, где она. Просто уплывает. Хейли вздохнула.
—Я ничем не могу помочь... Мне так жаль ее!.. Она расчетливая и эгоистичная. Конечно, шлюха в самом плохом смысле этого слова. Но она за все заплатила, правда? Больше ста лет в дебрях времени она следит за чужими детьми, а своего держала только в тот безумный момент. Она расплатилась.
—Может быть. Как ты себя чувствуешь?
—Нормально. Сейчас было иначе, она не затягивала меня. Я была сильнее. Я крепче держусь за жизнь. Думаю, она устала. Устала от всего этого почти так же, как мы.
—И это возможно. Но ты не расслабляйся. Ни на минуту. — Стелла посмотрела на потолок, где когда-то висела люстра. — Нам пора возвращаться. — Она поднялась, помогла Хейли встать на ноги. — Ты сделала все, что могла. Мы все сделали что могли.
—Но ведь этого мало... Это была насильственная смерть. Медленная. Амелия видела, как няня выбежала с ребенком, и, задыхаясь в петле, тянула к нему руки.
—Что бы она ни думала, это не была материнская любовь, — сказала Роз.
—Да, но это все, что у нее было, — Хейли облизала пересохшие губы. — Она прокляла его... Реджинальда. Прокляла их всех... Харперов. Она... заставила себя остаться здесь. Но она устала. Та ее часть, что поет колыбельные, очень устала и заблудилась.
Хейли вздохнула, улыбнулась, увидев Харпера, мечущегося по лестничной площадке.
—У нас всех есть неизмеримо больше, чем было у нее. У нас все прекрасно. — Хейли поспешила к Харперу. — Мы не узнали то, что хотели, но все в порядке.
—Что там было?
—Я видела, как она умирала, я чувствовала ее в темноте. Ужас. Мрак, холод и одиночество. Утрата. — Хейли оперлась о Харпера, и он повел ее вниз. — Я не знаю, что с ней случилось, что они с ней сделали. Она падала в темноту, в темноту и холод.
—Ее закапывали?
—Не знаю. Больше похоже... она словно уплывала во мрак, скользила вниз, где не могла ни слышать, ни видеть, ни найти путь назад. — Хейли бессознательно потерла горло, где впивалась в горло веревка. — Может, это как-то связано с душой, ну знаешь, противоположное тоннелю со светом.
—Уплывала, ускользала?.. — Харпер прищурился. — Может, тонула?
—А... да, возможно.
—Пруд, — сказал он, глядя на Хейли. — Мы ни разу не подумали о пруде.
В предрассветном сумраке вся компания стояла на берегу пруда.
—Это безумие! — воскликнула Хейли. — Это может занять часы и больше. Нам нужна помощь. Мы можем вызвать спасателей.
Роз обняла ее за плечи.
—Он хочет сам это сделать. Ему это необходимо, — она посмотрела на сына, надевающего ласты. — Теперь мы должны отступить и предоставить свободу действий мужчинам.
Под тонкой пеленой тумана пруд казался еще темнее и глубже. Кувшинки, камыши и зеленые ирисы, всегда казавшиеся Хейли очаровательными, сейчас угрожающе покачивались, как в страшной сказке.
Хейли вспомнила, как Харпер метался, но терпел, пока она была в бывшей детской.
—Он доверял мне. Теперь я должна доверять ему. Митч присел на корточки рядом с Харпером, вручил ему подводный фонарь.
—Ты ничего не забыл?
—Вроде нет. Давно я не нырял с аквалангом. — Он сделал несколько глубоких вдохов, чтобы расширить легкие. — Но это как секс. Движения не забываются.
—Я мог бы пригласить студентов, друзей моего сына, которые тоже знакомы с разными движениями. — Митчелл, как и Хейли, уставился на широкую, затянутую туманом водную гладь. — Слишком большой пруд для одного ныряльщика.
—Какой бы она ни была, она моя прапрабабка, так что мне и искать. Как сказала вчера вечером Хейли, может быть, ее предназначение — помочь найти Амелию. Я чувствую то же самое.
Митч положил ладонь на плечо Харпера.
—Не забывай смотреть на часы. Поднимайся каждые тридцать минут. Иначе на тридцать первой твоя мамочка швырнет меня в воду искать тебя.
—Понял. — Харпер оглянулся на Хейли, улыбнулся ей.
—Эй! — Хейли подошла к нему, наклонилась, поцеловала. — Желаю удачи.
—Она мне понадобится, и чем больше, тем лучше. Не волнуйся. Я плавал в этом пруду... — Харпер оглянулся на мать — промелькнуло воспоминание о том, как она держала его, крошечного, а он хлопал по воде ручонками. — Ну, дольше, чем я помню.
—Я не волнуюсь.
Он поцеловал Хейли еще раз, проверил загубник и, поправив маску, скользнул в пруд.
Харпер плыл за снопом света, вспоминая, сколько раз бороздил этот пруд, освежаясь в жаркий летний день или утром перед работой. Или приводил сюда после свидания девушку и убеждал поплавать обнаженными при луне. Он плескался в этом пруду с братьями... Харпер освещал взбаламученное дно, поглядывая на часы и компас. Мама учила их здесь плавать, и он помнил смех, визги и блаженную тишину.
И все это происходило над могилой Амелии?
Харпер мысленно разбил пруд, как пирог, на сходящиеся в центре сектора и стал методично обследовать каждый.
Через полчаса он поднялся на поверхность и сидел на берегу, болтая ногами, пока Логан менял ему баллон. Снова поднялся еще через полчаса.
—Я проверил почти половину. Нашел несколько пивных банок и пластмассовых бутылок. — Харпер оглянулся на мать. — И не смотри на меня так. Я заслуживаю большего уважения.
Розалинд наклонилась и потрепала его мокрые волосы.
—Разумеется.
—Кто-нибудь, дайте мне мешок. Я заодно почищу дно.
—Об этом мы позаботимся позже.
—Пруд неглубокий, может, максимально восемнадцать футов[25], но дождь расшевелил грязь, так что вода мутная.
Хейли села рядом с ним. Он заметил, что она постаралась не замочить ноги.
—Хотела бы я помочь тебе...
—Может, на следующий год я научу тебя плавать с аквалангом. — Он погладил ее живот. — Сиди здесь и береги Гермиону.
С этими словами Харпер шлепнулся в воду.
Это была муторная работа, ничего похожего на тот восторг, который он всегда испытывал, плавая с аквалангом на каникулах или в отпуске. Приходилось напрягать зрение, вглядываясь в мутную воду, и уже начинала болеть голова.
Тишину нарушало лишь его собственное дыхание, когда он всасывал кислород из баллона, и эти монотонные звуки раздражали его все больше. Скорей бы найти останки женщины, которая в данный момент просто бесила его, выбраться из чертовой темной воды, высушиться, выпить кофе на теплой кухне!
Он устал, до смерти устал от вмешательства в его жизнь безумной самоубийцы, которая, если бы ей не помешали, убила бы и собственного ребенка.
Может, в конце концов, Реджинальд и не был таким уж негодяем. Может, он забрал ребенка, чтобы защитить его. Может...
В животе свернулся огненный клубок, не тошнота, а жаркий клубок ярости. Такой ярости, как вдруг понял Харпер, которая могла заставить забыть о том, что он на приличной глубине.
Он взглянул на часы, сосредоточился на дыхании и последовал за световой дорожкой.
Что это на него нашло? Реджинальд был сукиным сыном, никаких сомнений. Так же, как Амелия была чокнутой эгоисткой. Но тот, кого они произвели на свет, оказался здоровым мальчиком и вырос порядочным мужчиной. Любящим. Важно только это.
Нет, еще важно найти Амелию.
Ее могли похоронить в лесу. Но, черт побери, зачем долбить промерзшую землю, когда под рукой личный пруд? Такая простая мысль. Странно, что она не пришла в голову никому из них раньше.
А может, и не странно. Ведь и в те времена люди купались здесь, ловили рыбу. А утопленники часто всплывают.
Зачем рисковать?
Харпер передвинулся в другой сектор, посветил вокруг и решил, что на сегодня хватит. Он перезарядит баллоны и продолжит завтра. Скоро нахлынут покупатели, а ничто так не мешает торговле, как слухи о том, что какой-то парень ищет в пруду человеческие останки.
Он направил свет на корни водяных линий, мельком подумал, что можно попытаться вывести красную, необычную.
«Корни здоровые», — удовлетворенно подумал он и решил подниматься на поверхность.
Луч фонаря выхватил что-то внизу чуть правее. Харпер взглянул на часы, заметил, что время истекает, но нырнул, вгляделся...
И увидел Амелию. То, что от нее осталось. Кости, полузасыпанные землей и перевитые корнями. В нем шевельнулась жалость — Харпер заметил кирпичи и камни, привязанные к костям веревкой, видимо, той, которой она удавилась и хотела удавить своего сына. Камни и не дали телу всплыть.
Но почему оно не всплыло позже? Почему не сгнила веревка? Почему не сдвинулись камни? Это же простые законы физики, не так ли?
Правда, основные законы физики не учитывают привидения и проклятия.
Подгребая рукой, Харпер приблизился к костям.
Сильный удар отшвырнул его назад и вырвал из рук фонарь, оставив в полной темноте и почти без воздуха.
Стараясь не паниковать, он расслабился, чтобы опуститься на дно, оттолкнуться и вылететь из воды. Но его накрыла новая волна, и он увидел призракАмелии. Привидение скользило в воде в раздувающейся белой рубашке, волосы плыли за ним спутанными космами. Выпучив полные безумия глаза, призрак тянул к нему руку, согнув пальцы, как когти.
Харпер почувствовал, как эти когти сжимают его горло, хотя видел Амелию еще в полуметре от себя, парящей в воде над собственными костями.
Он нанес ответный удар, но драться было не с чем. Харпер тянулся к поверхности, но она держала его так же крепко, как кирпичи и камни, унесшие ее на дно.
Она убивала его, как собиралась убить собственного сына.
«Может, в этом и состоял ее план, — тупо подумал он. — Унести с собой кого-то из Харперов».
Он вспомнил о Хейли, которая ждала его на берегу, о будущем ребенке. О дочке, которую она уже ему подарила.
Он не может предать их!
Харпер оглянулся на кости, попытался поймать тот проблеск жалости, перевел взгляд на вечно безумную Амелию, сосредоточился, вложив в мысль остатки сил.
Я помню вас. Вы пели мне колыбельные. Я знал, что вы никогда не причините мне вред. Вспомните меня. Я ребенок, который произошел от вашего ребенка.
Он нащупал нож, резанул ладонь, как она когда-то в безумии резанула свою. Кровь закапала, заклубилась в мутной воде между ними и опустилась на грязные кости.
Это ваша кровь во мне. Кровь Конноров, так же как Харперов. От Амелии Джеймсу, от Джеймса Роберту, от Роберта Розалинд, от Розалинд мне. Вот почему я нашел вас. Отпустите меня. Отпустите меня домой. Вы больше не одна. Вы нашлись.
Хватка на его горле ослабла, и он рванул к поверхности. И еще видел ее и удивлялся, как могут в воде течь слезы по ее щекам.
Я вернусь за вами. Клянусь.
Ему показалось, что он слышит ее колыбельную. Чистый милый голос его детства. Он оглянулся и увидел Амелию в столбе света, лежащего на дне фонаря.
И смотрел, как она тает, уходит... как сон.
Вырвавшись на поверхность, Харпер сорвал загубник и втянул воздух, обжегший истерзанное горло. Ослепленный только что вставшим солнцем, оглушенный шумом в ушах, он едва расслышал взволнованные голоса, зовущие его, и смутно различил на берегу Хейли. Она стояла на самом краю, прижав ладонь к животу, а на ее запястье, как надежда, мерцали рубиновые сердца.
Он поплыл к ней сквозь заросли лилий, прочь от смерти, навстречу жизни. Логан и Митч помогли ему выбраться из воды. Он бросился на спину, судорожно втягивая воздух, глядя в глаза Хейли.
—Я нашел ее.
