Глава 23
Двадцать два оркестранта толпились в студии звукозаписи, украшенной блестящими красными шарами и сосновыми ветками. В углу вращалась на подставке алюминиевая елка.
Джонно приготовил таинственную смесь, которую торжественно именовал глинтвейном. Когда после двух выпитых чашек он остался жив, на дегустацию удалось заманить и других. Никто еще не опьянел, но кругом царило веселье.
Над одной песней работали больше четырех часов, а Брайана так и не удовлетворяла запись. Он слушал в наушниках последний вариант, изумляясь, что неясная, когда-то родившаяся у него в голове мелодия теперь обрела собственную жизнь. Временами Брайан испытывал отголосок того восторга, который пережил, записав свою первую композицию.
Он видел Пита, стоящего в аппаратной, как всегда недовольного его стремлением добиться совершенства.
Джонно играл в покер с флейтистом и очаровательной арфисткой, оживляя игру демонстративным жульничеством и бешеными торгами.
Пи Эм с головой ушел в мрачный детектив и, судя по всему, предпочитал оставаться наедине с жуткими убийствами.
Стиви опять заперся в туалете. После выписки из новейшей клиники он решил завязать, но его хватило лишь на неделю.
«Все довольны, — подумал Брайан, — и готовы закончить».
— Я хочу еще раз переписать вокал, — сказал он. Джонно приложился к своей чашке и многозначительно подмигнул арфистке. Та со смехом протянула ему пятифунтовую бумажку:
— Как вы узнали, что он решит записывать еще раз?
— Я знаю своего мальчика, — ответил Джонно и показал кулак Питу. Он тоже заметил недовольство менеджера. — К оружию!
— Зачем тебе это, сын мой? — В студию ввалился Стиви. Кокаин, усиленный героином, уже вознес его под облака. — Ты не знаешь, какой сегодня день?!
— До Рождества еще два часа. — Брайан скрыл негодование. Как ни печально, от Стиви удалось получить целых двадцать минут отменной работы, пока он не сломался. — Давай быстро закончим, чтобы ты смог вернуться домой и повесить чулок.
— Ой, смотрите, кто здесь, — объявил Стиви, когда в студию вошла Эмма. — Наша маленькая девочка. Ну, милая, кто лучше всех?
Эмма заставила себя улыбнуться:
— Папа.
— В твоем чулке будет только уголь, крошка.
— Я подумала, что вы еще здесь. — Так как рука Стиви еще лежала на ее плече, она подошла к микрофону вместе с ним. — Ничего, если я немного послушаю?
— Билеты по два шиллинга и пять пенсов. — Джонно незаметно освободил ее от Стиви. — Но по поводу Рождества шиллинг можно сбросить.
— Мы недолго, — сообщил Брайан.
— То же самое он говорил два часа назад. — Джонно сжал ее руку. — Этот человек — маньяк. После записи мы сдаем его в лечебницу.
— Только вокал в «Потерял солнце», — успокоил Брайан.
— Двадцатая перезапись, — вставил Пи Эм, обрадованный тем, что Эмма поцеловала его в щеку.
— Извини, но приходится отрывать тебя от изучения литературы, — резко ответил Брайан.
Эмма бессознательно встала между ними.
— «Потерял солнце»? — повторила она. — Тогда мне повезло, это моя любимая.
— Хорошо. Можешь подпевать, — разрешил Джонно, но она, засмеявшись, направилась к стульям.
— Нет, постой. — Брайан схватил ее за руку и дал знак, чтобы принесли еще пару наушников. — Ты вступишь со второго куплета.
— Папа, я не смогу.
— Конечно, сможешь. Ты знаешь слова, мелодию.
— Да, но…
— Все прекрасно. Не знаю, почему я не подумал об этом раньше. Песне как раз недостает женственности. Пой тихо и немного печально.
— Спорить бесполезно. — Джонно надел ей наушники. Эмма вздохнула. Ладно, она их повеселит.
— Меня упомянут среди исполнителей? Как насчет авторских прав?
Брайан только схватил ее за нос.
Хорошо видеть его счастливым. Ничто так не возбуждало отца, как новая мысль. Он давал распоряжения, советовался с Джонно, орлиным взором приглядывал за Стиви, но избегал ПиЭм.
Эмма слышала в наушниках печальный аккомпанемент струнных и флейт. Богатый, почти классический звук. Словно дождь. Не ливень, а серый размеренный дождь.
Потом вступил голос отца:
Я искал твое лицо.
Я звал тебя по имени.
Ты была светом,
Но тени закрыли меня.
Я потерял солнце.
Эмма слушала, в который уже раз пораженная чарующим созвучием голосов отца и Джонно, а слова, полные безысходности, проникали ей прямо в сердце.
«Он же поет о Бев. Для Бев», — вдруг поняла она, глядя на Брайана. Почему она не видела этого раньше? Почему не понимала?
Он по-прежнему любит. Не злится, не винит, а любит, полный отчаяния.
Повинуясь чувствам, Эмма выполнила просьбу отца и даже не заметила, что Джонно умолк, не заметила своих слез. Она бессознательно взяла Брайана за руку, и их голоса слились.
Моя жизнь без тебя — сплошная тень.
Без тебя
Мне снится свет, но пробуждаюсь я в темноте.
Я потерял солнце.
Когда музыка плавно затихла, Эмма прижала руку отца к мокрой щеке:
— Я люблю тебя, папа.
Тот лишь прикоснулся губами к ее рту, боясь дать волю слезам.
— Теперь послушаем! — крикнул он.
Полночь уже наступила, когда приглашенные музыканты начали расходиться. Но понадобилось еще время, пока Брайан одобрил сведенный вариант. Эмма видела, как он, налив полный бокал виски, проглотил его, словно воду, споря со звукорежиссером. Она не хотела расстраиваться по этому поводу. Только не сейчас, когда начала понимать его боль. Однако спокойно глядеть на то, как отец заливает боль алкоголем, она тоже не могла.
Эмма побродила по студии, потом заглянула в туалет, чтобы поправить макияж, поскольку намечался поход в ближайший бар. Несмотря на усталость, Эмма хотела идти вместе со всеми, чтобы присмотреть за отцом.
Открыв дверь туалета, она застыла: белый кафель был забрызган кровью. От ее характерного металлического запаха, смешанного со зловонием рвоты, Эмму чуть не стошнило. Зажав горло руками, она быстро отступила назад и, едва не упав, бросилась назад в студию.
— Папа!
Брайан уже надевал пальто, смеясь над какими-то словами Джонно. Но его смех тут же умер, когда он увидел ее лицо.
— Что случилось?
— В туалете, быстрее. — Эмма потянула его за собой. — Там все стены… Я не могу… не могу войти.
Она отступила, пропуская отца вперед.
— Черт побери! — воскликнул Брайан, заглянув в туалет, и тут же захлопнул дверь. — Пусть кто-нибудь уберет здесь.
— Уберет? — отшатнулась Эмма. — Папа, ради бога, здесь же все стены в крови. Кого-то ранили. Мы должны…
— Надевай пальто, и идем.
— Мы должны вызвать полицию, врача или…
— Успокойся, Эмма, — вмешался Пит. — Полиция не нужна.
— Но…
— Это Стиви. — Взбешенный Брайан повернул дочь к тому месту, где валялся гитарист. — Он снова перешел на тяжелый калибр, а ни в одну вену не воткнешь иглу без крови.
— О боже, что он делает с собой? Он же убивает себя!
— Вероятно.
— Почему же ты ничего не предпринимаешь?
— Что, черт возьми, я должен сделать? Это его жизнь.
— Говорить такое отвратительно, — прошептала она. Взяв на себя роль миротворца, Пит тронул ее за плечо:
— Ты не можешь винить Брайана, Эмма. Он пробовал, уверяю тебя. Мы все пробовали. Как только закончим альбом, уговорим Стиви опять лечь в клинику.
— Альбом, проклятый альбом. — Возмущенная Эмма повернулась к отцу: — Он же твой друг.
— Да, он мой друг. — Брайан не стал говорить, как упрашивал Стиви обратиться за помощью, сколько раз прикрывал его, выбрасывая иголки и вытирая кровь. — Ты ничего не понимаешь, Эмма.
— Да, я не понимаю. Я еду домой.
— Эмма…
— Идите одни, — сказал Пи Эм. — Я уложу его спать.
— Хорошо.
Брайан догнал ее на улице. Снег перестал, и в небе засияла луна.
— Эмма. — Он положил руку на ее плечо. Девушка остановилась, но не обернулась. — Я не виню тебя за срыв. Видеть близкого человека в таком состоянии — это большое потрясение.
— Да. — Глубоко вздохнув, Эмма повернулась к нему.
— Я никогда не кололся. Никогда.
Она почувствовала облегчение, но ненадолго.
— А все остальное хорошо?
— Я не говорю, хорошо это или нет. Просто такова действительность.
— Такую действительность я не принимаю.
— Знаю и рад этому. Если бы я еще мог оградить тебя от бед и печалей.
— Я не хочу, чтобы меня ограждали. — Тут они увидели, как Пи Эм с Джонно вытащили Стиви к ожидающей машине. — Тебе нравится вот такая жизнь? Ради этого ты работал, об этом мечтал?
Ее вопрос заставил Брайана устыдиться и привел в ярость, ибо он не был уверен в ответе.
— Я не могу объяснить, Эмма, но почему-то никогда не получаешь всего, чего хочешь, и уж тем более того, о чем мечтал.
Эмма снова отвернулась, и он нежно поцеловал ее волосы. Не говоря больше ни слова, оба направились к машине. Суинни тенью следовал за ними.
* * *
Хотя Майкл прожил рядом с Голливудом всю жизнь, «фабрика грез» не потеряла для него ни блеска, ни волшебства. Как и любой парень, он восхищался встречами с кинозвездами, поэтому нисколько не возражал против того, чтобы провести несколько дней, обеспечивая безопасность на съемках «Опустошенной». Жаль, что пока не участвовала Энджи Парке. Зато Майкл с удовольствием смотрел на двойняшек, игравших Эмму и очень на нее похожих. «Но Эмма красивее, — думал Майкл, — глаза у нее больше, голубее. А губы…»
Лучше сосредоточиться на работе. Это было отнюдь не пустым времяпрепровождением, как презрительно отзывались о его работе коллеги-ветераны. Фанаты «Опустошения» были недовольны книгой Джейн Палмер и тем, что по ней снимают «фильм. Одни приходили с флагами и плакатами, другие просто орали. Некоторые в коже, сапогах и ошейниках, похоже, были не прочь подраться с копами.
К ним приходили ватаги девчонок, которые, завидя Мэтта Хоулдена, начинали визжать и хихикать. Молодой актер, играющий Брайана Макавоя, в настоящее время был кумиром всех подростков. Его поклонницы лягнули Майкла по ноге, украсили плечо синяками и промочили слезами форму.
«Успех, черт его возьми», — думал Майкл, стоя на съемочной площадке. Солнце уже подернуто дымкой, воздух отвратителен даже для Лос-Анджелеса. К тому же продюсеры ради хвалебных отзывов в газетах разрешили поклонникам участвовать в массовках. У службы безопасности и так хватало неприятностей, когда требовалось удерживать толпу за линией оцепления. А теперь люди свободно расхаживали между декорациями, изображающими лондонскую улицу. Значит, у полицейских в боевой готовности должен быть каждый мускул.
И тут появилась она. Энджи Парке. Соблазнительная королева экрана с пышными формами, словно олицетворение понятия «горячий секс». Газеты уже ехидничали по поводу того, что бывшая жена П. М. Фергюсона играет бывшую любовницу Брайана Макавоя.
Мужчин прошибал пот, когда она проходила мимо в узкой юбке и хлопчатобумажной блузке. Ее волосы были уложены в стиле 60-х годов. Энджи улыбнулась поклонникам дружески, но несколько отчужденно, сказала что-то режиссеру, потом исполнителю главной мужской роли, и началась съемка первого эпизода.
Сцена была достаточно простой: Джейн и Брайан гуляли по грязной улице, обняв друг друга за талию. Романтично и интимно. Уже близился полдень, а эпизод повторяли снова и снова. Разные ракурсы, лицо Джейн крупным планом, обращенное к возлюбленному.
Только к обеденному перерыву Майкл вдруг заметил, что Энджи постоянно смотрит на него. Воротник тут же сдавил ему шею, лоб под фуражкой взмок.
Энджи что-то сказала одному из ассистентов, затем удалилась под ручку с режиссером.
После обеда начали записывать диалог. Та же прогулка, те же движения. При всем желании Майкл не смог бы вспомнить слов. Что-то о бессмертной любви, верности, планах на будущее. Он замечал лишь то, как после каждого дубля Энджи бросала на него заинтересованный взгляд. И каждый раз у него сводило мышцы живота.
Она запала на него и не делает из этого тайны. Майкла охватил тупой восторг, граничащий с животным страхом.
И все же его повергло в шок, когда после съемки Энджи сделала знак подойти.
— Моя гримерная там.
— Извините, не понял.
— Моя гримерная, — улыбнулась она и, не спуская с Майкла глаз, провела кончиком языка по верхней губе. — Мне нужно переодеться и снять грим. Вы подождете снаружи.
— Но…
— Вы проводите меня домой.
— Мисс Парке, я… э… на службе.
— Да, и теперь приставлены ко мне. — Энджи снова улыбнулась, наслаждаясь этой фразой. — Я получила угрожающие письма… из-за моей роли. Поэтому буду чувствовать себя гораздо спокойнее рядом с сильным мужчиной. Продюсеры уже договорились с вашим начальством.
Бросив на него взгляд из-под длинных ресниц, Энджи направилась к гримерной, где ее тотчас же окружила толпа помощников.
Майкл остался на месте.
— Кессельринг, — услышал он голос сержанта Коуэна.
— Сержант?
— Ты должен сопровождать мисс Парке. До отмены этого приказа будешь встречать ее каждое утро, отвозить в студию, а затем домой.
Коуэну это явно не нравилось. Майкл решил, что если бы сержант не был в форме, то сплюнул бы на землю.
— Да, сэр.
— Надеюсь, ты будешь вести себя подобающим образом.
— Да, сэр.
Майкл постарался сдержать ухмылку, пока Коуэн не отвернется.
Энджи вышла из гримерной через тридцать минут в свободном красном костюме, стянутом на талии кожаным поясом, распространяя вокруг себя головокружительный аромат, сводящий мужчин с ума. Ее волосы были очаровательно взъерошены, а глаза скрывались за громадными черными очками. Приподняв их, Энджи еще раз взглянула на Майкла и, подойдя к патрульной машине, дождалась, пока он откроет ей дверцу.
Энджи назвала ему адрес, закрыла глаза и холодно молчала всю дорогу. Майкл даже решил, что неправильно истолковал ее намерения, чувствуя одновременно досаду и облегчение. Разве он не слышал о романе Энджи с ее партнером? Возможно, слухи распространялись специально, чтобы подогреть публику. Но разумнее все же предположить, что такую женщину скорее всего привлечет красавец и звезда Мэтт Хоулден, а не простой коп.
Энджи махнула охраннику, и затейливые чугунные ворота распахнулись. Майкл вспомнил, как привез сюда Эмму с пляжа. Воспоминание заставило его улыбнуться. И почувствовать сожаление. Эмма никогда не станет частью его жизни. Разве только в мечтах.
Не забывая о своих обязанностях, Майкл вышел из машины и открыл перед Энджи дверцу.
— Идемте, полисмен.
— Мэм, я…
— Идемте, — повторила она и начала подниматься по ступеням.
Оставив входную дверь открытой, Энджи даже не оглянулась, уверенная, что Майкл последует за ней. В гостиной она сразу же подошла к шкафу времен Людовика XV и достала бокалы.
— Виски или коньяк? — спросила она у стоявшего в нерешительности Майкла.
— Я на службе, — пробормотал тот.
Энджи знала, что молодой коп смотрит на ее портрет, висящий над камином.
— Приятно видеть столь серьезное отношение к службе. — Повернувшись к бару, Энджи выбрала безалкогольный напиток. — Колу вам можно, правда? Мне бы хотелось поговорить с вами, познакомиться, раз уж вы некоторое время будете заботиться обо мне. Ну же.
Энджи провела языком по верхней губе. Она рассчитывала каждое слово, каждый жест, с наслаждением плетя сеть. Ничто не доставляет такого удовлетворения, как мужчина, угодивший в мягкую, липкую паутину секса.
— Я не кусаюсь.
Когда Майкл взял у нее стакан, Энджи растянулась на диване. Это будет легкая добыча. Она лениво вытянула руку:
— Садитесь.
Энджи пригубила виски. Заученная соблазнительная улыбка скрывала ее нарастающее возбуждение. Он такой молодой, с сильным мускулистым телом. Он будет страстным и нетерпеливым. Когда она заставит его отбросить робость — что привлекательно само по себе, — он будет великолепен. В его возрасте парни способны трахаться несколько часов подряд. Энджи вонзила ногти в подушку.
— Расскажите о себе.
Майкл сел, так как чувствовал себя идиотом, стоя посреди комнаты со стаканом в руке. Значит, он правильно угадал намерение Энджи. К сожалению, Майкл не знал, что ему делать.
— Полицейский во втором поколении, — начал он. — Уроженец Калифорнии.
Черт побери, ему двадцать четыре года, и, если восхитительная мисс Парке желает флиртовать, он пойдет ей навстречу.
— И ваш поклонник, — улыбнулся Майкл.
— Вот как?
— Я смотрел все ваши фильмы. — Его взгляд снова устремился к портрету.
— Нравится?
— Да. Поразительно.
Энджи достала из роскошной коробки сигарету и ждала, пока Майкл поднесет ей такую же роскошную настольную зажигалку.
— Угощайтесь. — Она указала на сигареты.
А Майкл представлял, как все ребята в участке умрут от зависти, когда он расскажет, что сидел на диване Энджи Парке.
— Я уже видел его.
— Что?
— Этот портрет. — Майкл почти расслабился. — Забавно, если вдуматься. Я уже был здесь, лет семь-восемь назад. Вместе с Эммой.
— Макавой? — встрепенулась Энджи.
— Да. Как-то летом мы встретились на пляже, и я подвез ее домой. Точнее, сюда. Кажется, вы были на съемках в Европе.
— М-м.
Подумав немного, она улыбнулась. Становится все более интересно. Вот-вот она соблазнит дружка малышки Эммы Макавой, исполняя роль ее мамочки в фильме, который, несомненно, будет самым шумным событием в мире кино в этом году. И очень занимательно представлять себе Джейн, когда они займутся любовью.
— Мир тесен. — Отставив стакан, она начала играть пуговицами на рубашке Майкла. — Вы с Эммой часто встречаетесь?
— Нет. Хотя я видел ее месяц назад, когда она была здесь.
— Как мило. — Первая пуговица расстегнулась. — Вы с ней… дружите?
— Нет. То есть… Нет, мисс Парке.
— Энджи. — Пустив ему в лицо тонкую струйку дыма, она загасила сигарету. — А как тебя зовут, дорогой?
— Майкл. Майкл Кессельринг. Я не… Она замерла.
— Кессельринг? Вы не родственник офицера, который расследовал убийство Макавоя?
— Это мой отец. Мисс…
— Все лучше и лучше, — радостно засмеялась Энджи. — Назовем это судьбой, Майкл. Расслабься.
Он был живым человеком. Когда руки Энджи, скользнув по его бедрам, крепко обхватили их, удовольствие полоснуло Майкла, словно бритва. И чувство вины. Глупость, перед ним роскошная опасная женщина — мечта любого мужчины. Он уже имел дело с женщинами, начиная с Каролины Фицджеральд. В ночь его семнадцатилетия они вместе лишились невинности. После доброй старой Каролины он многому научился.
Выхватив у него сигарету, Энджи бросила ее в пепельницу.
«Коп будет очень хорош, — решила она, ощутив твердость его плоти. — Очень-очень хорош. А ирония судьбы — это прелестно».
— Я никогда не занималась любовью с полицейским, — бормотала она, впиваясь ему в губы. — Ты будешь первым.
Майкл почувствовал, как воздух застрял у него в легких. На секунду мелькнуло видение: они с Эммой сидят вдвоем на зимнем пляже. Затем Энджи встала и расстегнула кожаный пояс. Одно движение — и красный шелк скользнул на пол, обнажив пышное белое тело. Она провела по нему руками, лаская себя, и, прежде чем Майкл смог встать, упала на него. Застонав от удовольствия, она прижала его голову к своей идеальной груди:
—Сделай что-нибудь. Делай со мной что хочешь.
