Глава 24
Бульварные газеты старались вовсю:
«ЛЮБОВНИКОМ ЭНДЖИ ПАРКС СТАЛ ПОЛИЦЕЙСКИЙ», «ТАИНСТВЕННАЯ ИСТОРИЯ», «ГОЛЛИВУДСКИЙ ТРЕУГОЛЬНИК СТРАСТИ И УБИЙСТВА».
Эмма пыталась не обращать внимания на сплетни, молясь о том, чтобы они оказались выдумкой.
И вообще это ее не касается. Майкл лишь друг, точнее, знакомый. Они никак не связаны, и между ними не было никаких отношений. Если не считать единственного поцелуя.
А один поцелуй ничего не значит. Даже если она что-то почувствовала, едва ли это имеет значение. И если Майкл действительно попал в сети Энджи, его можно только пожалеть. Мысль о том, что ее предали, смешна.
У каждого из них своя жизнь. Он — на одном побережье, она — на другом. И наконец-то после стольких лет чего-то начинает добиваться.
Она работает. Пусть ассистенткой, зато ассистенткой у самого Раньяна. За два месяца она узнала от него больше, чем за годы учебы. Эмма положила отпечаток в закрепитель. У нее хорошо получается, и она сделает так, чтобы получалось еще лучше.
Настанет день, и Раньян увидит, что она не зря у него работала.
В творческом плане Эмма шла именно туда, куда стремилась. Но ее личная жизнь…
Мать. Ведь женщина, с которой она встретилась в Лондоне, дала ей жизнь. Несмотря на заверения Бев, Эмма никогда не избавится от страха. Вдруг она станет такой же, как Джейн? Нет ли у нее в глубине ростков, которые однажды дадут о себе знать, превратив ее в то, чем быть ей написано на роду?
Пьяницей. Жалкой горькой пьяницей.
Сможет ли она бежать от судьбы? Ее мать, ее дед. Отец. Сколько бы Эмма ни закрывала глаза, но самый любимый человек на свете — такой же раб спиртного, как и ненавистная ей женщина.
Она не хотела в это верить. И боялась не верить.
«Нечего зацикливаться на всяких ужасах», — приказала себе Эмма, вешая промытый отпечаток на просушку.
Так как ей уже стало тошно от беспокойства, она решила подумать о Марианне. Та начала пропускать занятия, ходя по шикарным ресторанам, барам и клубам с Робертом Блэкпулом.
Иногда Марианна возвращалась только под утро, но было гораздо хуже, когда Блэкпул оставался у Марианны, в ее постели.
Эмма всем сердцем хотела бы пожелать ей счастья. Подруга безумно влюблена в мужчину, видимо, обожающего ее. Она вела захватывающую жизнь, о которой обе мечтали еще в пансионе.
Но Эмму печалило то, что она воспринимает это критически и с завистью. Ей было неприятно разговаривать с Марианной, раздражало ее счастливое лицо. И она называла себя мелочной.
К тому же Эмма чувствовала себя неуютно рядом с Блэкпулом. Он был ослепительным, волнующим и талантливым человеком. «С этим не поспоришь», — думала Эмма, изучая отпечатки. По настоянию Марианны она согласилась фотографировать Блэкпула, который вел себя как истинный джентльмен. Легко, весело, учтиво. Манера держаться по-дружески очень шла возлюбленному подруги.
Возлюбленному. Печально вздохнув, Эмма склонилась над отпечатками. Вероятно, это и есть главная причина. Больше десяти лет они с Марианной поверяли друг другу каждую мысль, каждую мечту. А теперь появилось то, чем Марианна не могла поделиться, и ее бурное счастье являлось постоянным напоминанием о том, чего Эмме еще не довелось испытать.
«Стыдись», — подумала она. Блэкпул слишком ловкий, слишком опытный, слишком любит увеселительные заведения и женщин. Его глаза слишком темнеют, когда он смотрит на Эмму, и становятся слишком нахальными, когда он переводит взгляд на Марианну. Эмма отчаянно завидовала подруге.
Неважно, что Блэкпул ей не нравится, что он не нравится Джонно, который постоянно отпускает ехидные замечания по поводу его страсти к кожаным штанам и серебряным цепям. Важно то, что Марианна влюблена.
Эмма зажгла в лаборатории свет и потянулась. Она провела большую часть дня, печатая фотографии, и у нее разыгрался зверский аппетит. Она надеялась, что Раньян и журнал «Роллинг стоунз» одобрят снимки, которые она сделала во время работы «Опустошения» в студии звукозаписи.
Эмма обшаривала холодильник в поисках чего-нибудь съестного, когда услышала звук открывающихся дверей лифта.
— Надеюсь, ты принесла какую-нибудь еду! — крикнула она.
— Извини.
Эмма вздрогнула, услышав голос Блэкпула.
— Я думала, это Марианна.
— Она дала мне ключ. — Беззаботно улыбнувшись, Блэкпул показал ключ и сунул его в карман. — Я бы заскочил в магазин, если бы предполагал, что застану здесь голодную женщину.
— Марианна на занятиях. — Эмма взглянула на часы. — Она должна скоро прийти.
— У меня есть время.
Войдя в кухню, Блэкпул заглянул в холодильник.
— Трогательно, — сказал он, беря импортное пиво, которое купила для него Марианна, затем внимательно посмотрел на Эмму.
Она вдруг почувствовала, что ее джинсы слишком узки, майка велика, и схватилась за край, сползающий с плеча.
— Извини, больше ничего не могу тебе предложить.
— Не бери в голову. Считай меня членом семьи.
Эмме не хотелось оставаться с ним в тесной кухне. Но когда она сделала шаг к двери, Блэкпул умышленно встал так, чтобы их тела соприкоснулись. Она была потрясена, ведь до сих пор Блэкпул вел себя лишь как учтивый друг ее подруги.
— Я заставляю тебя нервничать? — засмеялся он.
— Нет, — солгала Эмма, пытаясь не видеть в нем мужчину. — Вы с Марианной уходите?
— Собираемся. Хочешь присоединиться?
— Нет.
Как-то Марианна уговорила ее пойти вместе с ними, и Эмме пришлось весь вечер таскаться по барам, изображая радость.
— Ты очень редко выходишь, дорогая. — Он хотел коснуться ее волос, но Эмма отстранилась.
— У меня много работы.
— Кстати, ты напечатала мои фотографии?
— Да. Они сушатся.
— Не возражаешь, если я посмотрю?
Пожав плечами, Эмма направилась к фотолаборатории, уверяя себя, что не боится его. Если Блэкпул зондирует почву, желая выяснить, не будет ли она третьей в их дуэте, то она быстро поставит его на место.
— Думаю, ты останешься доволен, — начала Эмма.
— О, у меня большие требования, милочка.
Она напряглась, услышав это обращение, но продолжала:
— Я старалась показать человека неуравновешенного, отчасти высокомерного.
— Сексуального?
Она почувствовала на шее его горячее дыхание и не смогла удержать невольную дрожь.
— Многие женщины связывают высокомерие с сексуальностью. А ты?
— Нет. — Эмма показала на висящие отпечатки. — Если один из них тебе подойдет, я могу увеличить.
Блэкпул погрузился в изучение собственного портрета и забыл о флирте. Марианна очень хотела, чтобы съемка происходила в квартире, и Блэкпул согласился, желая хоть немного испробовать свои чары на Эмме. Он предпочитал молодых женщин — свежих, прямо, так сказать, с фермы. Особенно после отвратительного развода с женой, которой было тридцать. Заподозрив мужа в неверности, она каждый раз вопила, ну а поводов, естественно, хватало.
Блэкпул наслаждался пылкостью Марианны, ее умом, раскованностью в постели. Но Эмма, юная, тихая, — дело иное. Какое удовольствие сорвать с нее оболочку холодной сдержанности! А он может это сделать. Ее отец, конечно, придет в ярость, что сделает интригу еще более пикантной. Блэкпул обдумывал множество способов, как заманить обеих девушек в постель. Два нежных гибких тела, две способные ученицы. А мысль о невинности Эммы только усиливала его желание.
Отбросив на время эти мысли, Блэкпул изучал снимки.
— Марианна говорила, что у тебя хорошо получается, но я приписывал все ее дружеским чувствам.
— Нет, у меня действительно хорошо получается. — Даже в тесном помещении Эмме удавалось держаться от него на расстоянии вытянутой руки.
От его тихого смеха у нее по коже побежали мурашки. Черт, он и правда сексуален. Но в этом примитивном влечении было что-то отталкивающее.
— Именно так, милочка.
— Я знаю свое дело.
— Это больше, чем дело. — Блэкпул небрежно оперся рукой о стену, преграждая ей путь к отступлению. Его возбуждал элемент опасности. — Фотография — настоящее искусство, не так ли? Художник рождается с чем-то таким, чего нет у других людей.
Внезапно Блэкпул выдернул шпильку из ее волос. Эмма стояла неподвижно, словно кролик, попавший в свет фар грузовика.
— Художники всегда узнают друг друга. — Он медленно вынул еще одну шпильку. — Ты узнаешь меня, Эмма?
У нее не было сил ни говорить, ни двигаться. На какое-то мгновение она даже лишилась способности думать. Наконец она отрицательно покачала головой, но Блэкпул прижал ее к стене и впился ей в рот жадными губами.
Эмма не сопротивлялась. По крайней мере, сначала. И она всегда будет ненавидеть себя за этот ошеломляющий миг наслаждения. Блэкпул раздвинул языком стиснутые зубы. Она застонала, начиная протестовать, а его руки уже сжимал под майкой грудь.
— Нет, не надо! — сумела выдавить она.
Блэкпул только засмеялся. От ее дрожи простое любопытство вдруг превратилось у него в настоящий огонь. Он всей тяжестью навалился на Эмму.
— Пусти меня!
Теперь она уже боролась, царапала его куртку, брыкалась. А когда Блэкпул швырнул ее к стене так, что на полке зазвенели бутылки, Эмму охватил ужас, лишивший ее мужества, и она перестала кричать. Он начал стаскивать с нее джинсы. Эмма не осознавала, что плачет и еще больше возбуждает его.
Блэкпул отпустил ее, чтобы снять брюки, и она дико огляделась вокруг, ища путь к бегству. Объятая ужасом, Эмма схватила ножницы, вцепившись в них обеими руками.
— Не подходи ко мне. — Ее голос прозвучал хрипло и тихо.
— Это что такое?
Он был достаточно умен и по безумному взгляду девушки понял, что Эмма сначала нанесет удар, а уж потом начнет жалеть об этом. Да, он прав насчет ее девственности. И ему хотелось стать тем человеком, который устранит это препятствие.
— Защищаешь свою честь? Минуту назад ты была готова забыть о ней.
Эмма покачала головой и, когда Блэкпул осторожно шагнул вперед, выставила перед собой ножницы:
— Убирайся. Не подходи больше ни ко мне, ни к Марианне. Если я скажу ей…
— Ты ничего ей не скажешь, — улыбнулся он, скрывая бешенство. — Иначе потеряешь подругу. Она любит меня и поверит тому, что скажу я. Только подумай: ты хотела соблазнить возлюбленного лучшей подруги.
— Ублюдок и лжец!
— Совершенно верно, милочка. А ты фригидная извращенка. — Немного успокоившись, он приложился к недопитой бутылке пива. — И я еще собирался оказать тебе услугу! Твои
проблемы, дорогая, излечит только хорошее траханье. — Продолжая улыбаться, Блэкпул взял в руку свой член. — Поверь, я трахаюсь очень хорошо. Спроси у подруги.
— Убирайся.
— Но ты и понятия об этом не имеешь, да? Милая девочка-католичка, какие греховные фантазии мучают тебя, когда ты слышишь, чем мы с Марианной занимаемся наверху? Особы вроде тебя любят насильников, чтобы можно было изображать невинность и в то же время требовать еще.
Стиснув зубы, Эмма демонстративно посмотрела на руку Блэкпула, продолжающую поглаживать его плоть.
— Пожалуй, я воспользуюсь случаем и отрежу тебе яйца. Она с удовлетворением заметила, как он побледнел от ярости и, совершенно очевидно, от страха.
— Сука, — произнес он, отступая.
— Лучше быть сукой, чем евнухом, — спокойно ответила Эмма, хотя боялась, что ножницы вывалятся из ее онемевших рук.
Услышав, как открылись двери лифта, оба вздрогнули.
— Эмма! Ты дома?
— Да, любимая. Она показывает мне фотографии. — Ухмыльнувшись, Блэкпул вышел, и тут же раздался его бархатный голос: — Я ждал тебя.
Воцарившееся молчание свидетельствовало о том, что Марианну целуют. Потом, запыхавшись, она сказала:
— Давай посмотрим фотографии.
— Зачем смотреть на фотографии, когда перед тобой оригинал? — возразил Блэкпул.
— Роберт… — Протест Марианны утонул в приглушенном стоне. — Но ведь Эмма…
— Она занята. А я весь день не мог дождаться, пока ты попадешь мне в руки. Когда они поднялись по лестнице, Эмма тихо прикрыла дверь фотолаборатории. Она не желала ничего слышать. Не желала ничего представлять. Добравшись на дрожащих ногах до стула, она упала на него и выпустила из рук ножницы.
«Он прикасался ко мне», — с омерзением думала Эмма. Господи, какое-то мгновение ей даже хотелось, чтобы он продолжил, не оставив ей выбора. Именно в этом Блэкпул и обвинил ее. Эмма ненавидела его за это. И ненавидела себя.
Стоящий рядом телефон успел трижды прозвонить, прежде чем она нашла в себе силы поднять трубку.
— Да.
— Эмма… это ты?
— Да.
— Это Майкл. Майкл Кессельринг.
Она безучастно уставилась на снимки, висящие над столом.
— Да, Майкл.
— Я… у тебя все в порядке? Ничего не случилось?
— Нет, а что со мной должно случиться?
— Ну, твой голос… Наверное, ты читала газеты?..
— Видела кое-что.
Майкл вздохнул. Заготовленная заранее фраза напрочь вылетела у него из головы.
— Я хотел позвонить и все объяснить..!
— Зачем? Меня совершенно не касается, что ты делаешь и с кем. — Сквозь пережитый страх прорвался гнев. — Почему я должна волноваться о том, с кем ты спариваешься? Не вижу причин. А ты?
— Да. Нет, черт побери, Эмма, я не хочу, чтобы у тебя сложилось неверное представление.
Она задрожала, но ошибочно приняла свое горе за злость.
— Не собираешься ли ты сказать мне, что не спал с ней?
— Нет, не собираюсь.
— Тогда нам больше нечего обсуждать.
— Эмма! Черт, все случилось помимо моей воли. Я хочу поговорить с тобой, но не по этому проклятому телефону. Надеюсь поменять дежурство и прилететь на пару дней.
— Я не стану встречаться с тобой.
— Пожалуйста, Эмма!
— Нет смысла, Майкл. Ты волен быть с тем, с кем пожелаешь. Если хочешь, прими мое благословение. А я собираюсь оставить все это в прошлом, и встреча с тобой не входит в мои планы. Понимаешь?
— Да. — Наступило долгое молчание. — Кажется, понимаю. Всего хорошего, Эмма.
— Спасибо, Майкл. До свидания.
Она снова заплакала. «Реакция», — сказала она себе. Запоздалая реакция на жуткую сцену с Блэкпулом. А Майклу она желает всего хорошего, правда. Черт побери его и всех мужчин.
Эмма заперла дверь, включила радио на полную громкость и, сев на пол, зарыдала.
