• Следствие ведет Ева Даллас, #23

11

 Когда убивают полицейских, дурные вести распространяются быстро. К тому времени, как Ева добралась до Центрального управления, эти вести уже проникли во все закоулки и весь гигантский лабиринт гудел, как разъяренный улей.

 Войдя в «загон», Ева остановилась. Она не была мастерицей говорить речи. Она предпочитала проводить инструктажи и отдавать приказы. Но здесь она была старшим офицером, и подчиненные заслуживали хотя бы краткого обращения.

 Они сидели за столами и в стеклянных боксах, отвечали по телефонам, писали отчеты. Некоторые снимали показания с гражданских лиц, которые либо сами пострадали, либо заставили страдать кого-то другого. В воздухе стоял запах скверного суррогатного кофе с сахарином, пота и животного жира, на котором явно был приготовлен чей-то обед. Но над всеми этими запахами витал еще один: ни с чем не сравнимый, густой, зрелый, грозный запах ярости.

 Шум мгновенно стих, когда она вошла, только одна женщина, видимо, пострадавшая, продолжала негромко всхлипывать. Телефоны звонили, но на них перестали обращать внимание.

 Ева знала, что ее одежда выпачкана в крови, знала, что каждый из копов в «загоне» видит эту кровь и думает о том, откуда она взялась.

 — Детективы Оуэн Найт и Джеймс Престон погибли при исполнении служебного долга сегодня вечером приблизительно в двадцать пятнадцать. Они были убиты на работе. У детектива Найта остались родители и сестра. У детектива Престона остались жена, трехлетний сын, родители. Для их родных будет организован фонд пожертвований в пользу потерявших кормильца. Детектив Джонсон, — спросила Ева, — вы займетесь координацией?

 Женщина кивнула в ответ:

 — Да, лейтенант. Вы можете рассказать нам о состоянии дел?

 — Мы полагаем, что сегодняшние события связаны с убийствами в доме Свишеров. Пять гражданских лиц, двое из них несовершеннолетние, были убиты. Престону и Найту, так же как и всем нам, было поручено служить гражданам Нью-Йорка, защищать их, заботиться об их безопасности. И мы раскроем это дело. Ради тех, чья жизнь была отнята, ради членов семей, потерявших кормильца. Мы найдем убийц, которые отняли жизнь у двух наших товарищей. Мы найдем их и арестуем.

 Ева выдержала паузу, но никто ничего не сказал.

 — Пока мы их не арестуем, любые просьбы о личном времени, об отпусках и больничных листах будут решаться мной или дежурным старшим офицером. Вы все будете работать над этим делом наряду с вашими текущими делами. Рапорты подавать ежедневно. Никаких исключений. При заступлении на смену являться на инструктаж и получение задания. Мы загоним их и выкурим из норы. У меня все.

 Пока Ева шла к своему кабинету, она не услышала ни одной жалобы на дополнительную нагрузку. Войдя, она закрыла за собой дверь, взяла себе чашку кофе и просто села за стол. К этому времени представитель полицейского департамента и консультант-психолог уже известили семьи убитых. Слава богу, она была избавлена хотя бы от этого. Но она знала, что ей придется поговорить с родственниками во время мемориальной службы. Придется найти какие-то слова.

 Ей больше всего хотелось сказать такие слова: «Мы взяли ублюдков, которые это сделали. Тех, кто оставил вас вдовой, убил вашего сына, вашего брата. Тех, кто оставил тебя без отца».

 Ева потерла переносицу, встала и прикрепила к доске фотографии с места убийства. Потом она снова села и начала писать рапорт.

 Ни одна из других конспиративных квартир не пострадала. «Вы их не тронули, — подумала Ева, — потому что знали: вашей мишени там нет. Вы это поняли, когда обнаружили двух вооруженных полицейских, охраняющих пустой дом».

 Их убийство стало своего рода посланием. Вовсе не обязательно было убивать поверженных, обездвиженных копов, но они пришли с твердым намерением убить. Для них это было частью миссии. Убрать всех, кто есть в доме. Еще одна зачистка.

 Но в чем состоит послание? Зачем добавлять в общую заваруху еще и убийство полицейских и навлекать на свою голову все силы нью-йоркской полиции? Да потому, что вы думаете, будто вы лучше всех: умнее, проворнее, лучше экипированы. И вы уже знаете, что мы установили связь. Вы знаете, что девочка у нас, и хотите до нее добраться. Ньюман вам сказала, что девочка не может вас опознать. Но она — часть вашего плана, она — ваш промах. Вы не можете так рисковать.

 «Я бы не рисковала, — подумала Ева. — Нет, будь я на вашем месте, я не стала бы оставлять висящую ниточку, когда все было так тщательно подготовлено. Дело не сделано, и это немного обидно. Какая-то сопливая девчонка ускользает прямо из-под носа».

 Итак, они гордятся своей работой. Они чертовски хорошо делают свое дело, а значит, гордятся собой. Ева откинулась на спинку кресла, размяла усталые плечи. Но миссия не была завершена и не будет завершена, пока Никси Свишер не умрет.

 — Что же вы будете делать дальше? — вслух спросила Ева. — Что вы предпримете?

 Послышался резкий стук в дверь, и, не дожидаясь ответа, в кабинет влетела Пибоди:

 — Вы меня не вызвали! Я обо всем узнала из новостей по телевизору!

 — Ты понадобишься мне завтра. Свежая и отдохнувшая.

 — Чушь!

 Ева осталась сидеть на месте, но в ее крови что-то тихо загудело.

 — Переступаете черту, детектив.

 — Я ваша напарница. Это и мое дело тоже. Я знала этих парней.

 — Я также твой лейтенант, и тебе придется следить за собой, пока не влепили в личное дело выговор за нарушение субординации.

 — К черту мое личное дело! И вас тоже к черту, если вы думаете, что оно меня колышет!

 Ева медленно поднялась с кресла. Пибоди воинственно выпятила вперед подбородок, у нее на скулах заиграли желваки. Она шагнула вперед, сжав кулаки.

 — Хотите подраться, детектив? Вы и замахнуться не успеете, как окажетесь с расквашенным носом.

 — Возможно.

 За то время, что они работали вместе, Ева видела Пибоди разозленной, обиженной, подавленной и готовой рычать. Но она никогда не видела всего этого разом, в смеси, доведенной до кипения. Надо было что-то решать, и быстро. Врезать — или отступить.

 Но Ева решила не делать ни того ни другого. Ее взгляд остался тверд, она стояла на изготовку.

 — Ты такая красивая, когда сердишься. Пибоди заморгала:

 — Даллас…

 — Такая горячая, аж с дымком. Если бы я увлекалась девочками, прыгнула бы на тебя прямо сейчас.

 Подбородок у Пибоди задрожал, на губах появилась невольная улыбка. Кризис миновал как по волшебству.

 — Я тебя не вызвала по вышеупомянутым причинам. Но была и еще одна. Вот она.

 Ее рука, сжатая в кулак, выстрелила вперед, как праща, и врезалась в ребра Пибоди.

 Дыхание со свистом вырвалось у Пибоди изо рта, кровь отхлынула от ее лица, оно позеленело.

 — Это слишком подло. Даже для вас.

 — Зато наглядно. Ты еще не восстановилась на все сто. Пока не отлежишься, ты мне не нужна. — Ева подошла к мини-холодильнику и взяла бутылку воды, пока Пибоди пыталась отдышаться, привалившись к ее письменному столу. — Мало мне забот, так я должна еще и о тебе беспокоиться? Не хочу смотреть, как ты мучаешься.

 — Какое признание! Это почти искупает удар по ребрам.

 — Удар? Да это был просто шлепок! И если ты считаешь его ударом, это само по себе о многом говорит. — Она протянула Пибоди воду. — Ты чуть не умерла.

 — Черт бы вас побрал, Даллас.

 — Ты чуть не умерла, — повторила Ева, и теперь они снова говорили как напарницы. Это был союз покрепче большинства браков. — Я боялась, что ты умрешь.

 — Я знаю, — сказала Пибоди. — Я понимаю.

 — Я дала тебе допуск к работе, потому что врач сказал: если без перегрузок, то можно. Как видишь, без перегрузок не получается. Я не снимаю тебя с дела, потому что знаю: будь я в твоей шкуре — а этого, заметь, никогда не будет, потому что я скорее умру, чем напялю на себя эту розовую гадость…

 У Пибоди задергались губы.

 — Лососина.

 — Ты что, есть хочешь?

 — Нет. — Пибоди глотнула еще воды и засмеялась, но тут же поморщилась и схватилась за ребра. — Моя блузка. Она не розовая, она цвета лососины.

 — Тем более. Ни за что не напялю на себя рыбу. Итак, на чем я остановилась?

 — Вы не снимаете меня с дела, потому что…

 — Потому что, будь я на твоем месте, работа помогла бы мне забыть, что меня чуть было не изъяли из обращения.

 — Так и есть. Я за последние пару недель несколько раз просыпалась в поту, и это не имеет отношения к танцам на матраце с Макнабом. Но все не так уж страшно. Я поправляюсь. Мне нужно работать.

 — Согласна. Но есть еще одна причина. В дополнение к вышеупомянутым. Я не вызвала тебя сегодня… — Ева протянула руку мимо Пибоди и захлопнула дверь. — Престон и Найт… Это я послала их на задание. Я тоже их знала, и я послала их на задание, а теперь они мертвы. Мне надо было справиться с этим самой, самостоятельно. Ну а теперь, когда с этим покончено, можем приступить к работе.

 Пибоди села.

 — Я на вас не в обиде. Нет, я, конечно, разозлилась, но мне легче было злиться на вас, чем…

 — Это я тоже понимаю. Выпей кофе.

 — Не ослышалась ли я? Вы предлагаете мне кофе? Ева пожала плечами.

 — Я все равно собиралась выпить кофе, можешь и ты выпить вместе со мной.

 Пибоди встала и подошла к кофеварке. Нажимая кнопки, она разглядывала доску.

 — Что мы тут имеем?

 Ева кратко проинформировала ее.

 — У вас есть запись этого телефонного разговора? Мне хотелось бы ее послушать.

 Ева взяла диск, вставила его в прорезь и нажала кнопку воспроизведения.

 Пока проигрывалась запись, Пибоди потягивала кофе.

 — Голос фальшивый. Совсем чуть-чуть, но что-то не так. Когда он сказал, что вы звоните по домашнему телефону, а вы в ответ якобы: «Мне это известно», — я бы сразу догадалась, что это не вы, но он же не общался с вами каждый день, так что… Да, я понимаю, как он на это купился. В первый момент. Будь у него еще хоть десять секунд, он бы задумался. Его бы насторожило, что видео заблокировано, вы не обратились к нему по имени или званию, и вообще, информировать о текущих оперативных изменениях — это не ваша работа. Это мог бы сделать любой дежурный из Управления. У вас своих дел по горло, вам надо разбираться с подозреваемыми.

 — Но у него не было этих десяти секунд. Он поднялся, чтобы подойти к телефону. В доме есть только один телефон, причем именно в этой комнате наверху, потому что она укреплена. Она предназначена только для полиции, когда в доме есть охраняемый свидетель. При наличии хорошего шпионского оборудования они могут это засечь. Им только этого и надо. Им надо разделить двух копов: один — наверху, другой — внизу. Надо задержать одного из них у телефона, пока не вскрыта охранная система. Он даже не успел закончить разговор, как они уже вошли.

 — Кто об этом доложил? Кто сообщил, что два офицера убиты?

 — Найт и Престон были обязаны докладывать раз в час, но не позвонили. К ним сразу послали группу поддержки, вот она их и нашла. Опрос свидетелей пока ничего не дал.

 — Эти дома снабжены звукоизоляцией. Никто не смог бы расслышать выстрелы.

 — Да, потому что они сразу закрыли за собой дверь. Ничего не упустили. Входят, один из них пинком захлопывает дверь. Найт Выходит из кухни, выкрикивает предупреждение. Не успевает обнажить ствол, его кладут. Престон успевает выпустить заряд, потом падает. Остается прикончить их обоих, быстро обыскать помещение — уж на этот раз они не повторят своей ошибки! — и уйти.

 — Значит, у них где-то была машина, начиненная электроникой. Им же надо было вести наблюдение.

 — Значит, был, по меньшей мере, еще один. А. может быть, и двое. Один — за рулем, другой управлял электроникой. Проникшие внутрь сообщают, что мишени там нет. Машина подбирает их в условленном месте или уезжает прямо в штаб-квартиру. А исполнители уходят. Уходят с места, потому что кто-то может заметить и запомнить двух парней, садящихся в фургон возле дома, где паре копов перерезали горло. Там вокруг всегда слишком много людей. Пешеходов, торговцев, таксистов. Не то что дыра, где они схватили Ньюман.

 — Кто-то мог заметить двух парней на входе или на выходе, — предположила Пибоди.

 — Да, будем на это надеяться. Но в любом случае это не так рискованно. Всего лишь пара пешеходов. Совсем не то что двое парней, заскакивающих в задние двери черного фургона: подробности похищения Ньюман передают в каждом выпуске новостей. Лучше изменить почерк и отказаться от узнаваемой модели.

 — Знать бы еще, зачем им вообще все это понадобилось…

 — Приходится работать с тем, что есть.

 — Что мы, собственно, знаем? Превосходное владение электроникой и приборами слежения, налеты в стиле спецназа. Неопределенное количество участников. Хорошо слаженная команда. Эта команда получила заказ на устранение Свишеров. И у них есть неплохие шансы… Что? — резко спросила Ева, раздраженная стуком в дверь.

 На пороге появилась детектив Джонсон:

 — Извините, лейтенант…

 — В чем дело, детектив?

 — Я начала собирать деньги в фонд потерявших кормильца.

 — Нам придется обсудить это позже.

 — Нет, мэм, я не по этому поводу. Я зашла в приемник за взносами, и один из патрульных сказал, что у них в «обезьяннике» есть проститутка, которая хвастает, будто кое-что знает о случившемся. Он на нее разозлился — я имею в виду патрульного, — потому что она у них частая гостья. Уличная шлюха. Вечно ищет, на чем бы выгадать. У нее всегда в запасе есть какая-нибудь история. Он решил, что она просто слышала, как копы говорили между собой про Найта и Престона, и хочет привлечь к себе внимание. Может, оно и так, но кто его знает. Я не хотела, чтобы эту версию сразу отбросили. Лейтенант, эту женщину взяли на Восемьдесят девятой улице. Всего в паре кварталов от места преступления.

 — Приведите ее в комнату для допросов. Мы с ней потолкуем. Узнайте, какая комната свободна.

 — Я уже это выяснила. Комната А свободна.

 — Приведите ее. Хотите присутствовать? Детектив Джонсон помедлила. Судя по лицу, она явно боролась с искушением:

 — Если нас там будет трое, это может ее смутить. Я лучше пройду в комнату наблюдения.

 — Пусть из приемника пришлют ее досье. Спасибо, Джонсон, отличная работа.

 

 При одном взгляде на Офелию Уошборн становилось ясно, что жизнь обошлась с ней неласково. Точнее, ее сильно потрепало. Она была крупной, широкобедрой негритянкой с грудью невероятных размеров и высоты. Но это был, безусловно, не дар божий. Лиф ее платья, расшитый блестками и украшенный перьями, напоминал рыцарские латы, надетые на две горные вершины.

 На голове у нее красовался целый стог волос, выкрашенных в белый цвет. Ева всегда удивлялась, почему уличные проститутки считают пышные волосы таким же сильным козырем, как и пышную грудь. И зачем нужно и то и другое, когда большинству клиентов хочется всего лишь быстрого и упрощенного секса?

 Губы у нее были большие, полные, густо накрашенные. Во рту поблескивала золотая фикса, лицо с кричащим макияжем как будто объявляло во всеуслышание: «Шлюха! Самые низкие цены!»

 Но все эти краски и блестки не могли замаскировать того факта, что Офелия была залежавшимся и даже подпорченным товаром. Ей было уже под пятьдесят: она лет на десять пережила тот возраст, когда лицензированные проститутки уходят с улицы и становятся официантками в секс-клубах. Или снимаются в массовке в порнофильмах.

 — Офелия, — спокойно, даже дружелюбно заговорила Ева, — Я вижу, вы работаете по просроченной лицензии, и у вас было еще три различных нарушения за последние полтора года.

 — Да нет, понимаете, в том-то все и дело. Этот коп, он меня взял за незаконное хранение, а ведь я ж ему говорила, что это мне небось папик подсунул. Папикам доверять нельзя, это я вам точно говорю. Но они ж меня не слушают! А лицензию я продлю. Иначе на что же мне жить, спрашивается? Кому я там мешаю? Врачебный осмотр прохожу регулярно. Можете посмотреть в деле, там все сказано. Я чиста.

 — Ну, положим, там сказано, что анализы дали положительную реакцию на «экзотику» и «энергетик».

 — Да это ошибка! А может, какой-нибудь папик мне подсыпал. Некоторые папики натирают себе хрен «энергетиком». Возьмешь в рот — и привет.

 Ева внимательно слушала, словно эта информация показалась ей захватывающей.

 — Знаете, в связи с этим последним арестом лицензию у вас могут отобрать навсегда.

 — Но вы же можете это исправить! Вы исправите это для меня, потому что у меня есть кое-что для вас.

 — А что у вас есть для меня, Офелия?

 — Нет уж, сперва вы это исправьте.

 — Пибоди, разве похоже, что мне недавно удалили головной мозг хирургическим путем?

 — Нет. Вы, безусловно, не похожи на полоумную, готовую подчищать уголовное досье такой длины, не получив сначала информации по существу.

 Офелия бросила на Пибоди убийственный взгляд:

 — По какому еще существу!

 — Офелия, двое копов убиты. — Спокойный, дружелюбный тон сменился холодным, как атмосфера на Плутоне. — И вы об этом наверняка слышали. Если вы пытаетесь это использовать, если вы меня разыгрываете, чтобы вернуть свою лицензию, я лично позабочусь, чтобы ее отобрали навсегда. Я позабочусь, чтобы уличные копы ни на минуту не оставляли вас в покое. Вы ни с кем не сможете перепихнуться даже ради старой дружбы.

 — Ну и нечего так вредничать! — Офелия обиженно надула губы, и они стали похожи на надувной матрац. — Я же только хочу помочь нам обеим выпутаться из заварухи.

 — Тогда скажите мне, что вы знаете, и, если это поможет, вы выйдете отсюда на свободу.

 — С лицензией?

 — С лицензией.

 — Класс! Ну, дело было вот как. Иду я по Девяносто второй… Вообще-то я обычно работаю в центре города, но сейчас дела у меня идут неважно, так что пришлось переехать. Да там и клиентура лучше. В этот час папики, которые с девяти до пяти, как раз заходят пропустить стаканчик в баре после работы. Ну, а я их обслуживаю по-быстрому, чтобы было, что вспомнить.

 — Прямо на улице?

 — Ну… Понимаете, у меня уговор с парнем из бакалеи. Там есть задняя комната. Он берет долю, а я могу делать свои дела без помех.

 — Ладно, продолжайте.

 Явно ободренная тем, что ей не светит арест за новое нарушение, Офелия просияла.

 — Ну, вот я и говорю: начинаю я обход. Одного свежачка уже поимела, так что настроение хорошее. Погода хорошая, люди кругом… Масса вариантов, понимаете? И тут засекаю этих двоих. Большие красивые парни. Крепкие, крутые. Я думаю: может, повезет, сыграем дубль. Ну, я меняю курс, двигаю прямо на них, выставляю вперед своих чемпионов. — Она любовно погладила себя по груди. — Ну вот, я и говорю: «Как насчет вечеринки, джентльмены?» Предлагаю особую скидку. Стою прямо перед ними, дорогу загораживаю. Понимаете, папика надо тормознуть, показать свой товар, тогда все склеится. А этот смотрит на меня волчарой, как будто не трахнуть меня хочет, а грохнуть. Вот поживите с мое — узнаете, что это за взгляд. Они ничего не говорят, только расходятся вправо-влево, обходят меня с двух сторон. Вот тут-то я и учуяла.

 — Что вы учуяли?

 — Кровь. Свежую. И тут, уж вы мне поверьте, они — в одну сторону, я — в другую. Быстро делаю ноги. Такой мандраж, я совсем соображать перестала. Зацепила копа в штатском, а он мне: «Покажи лицензию». Так я и попала в «обезьянник», а там услыхала, как два копа обсуждают убийство на Девяносто второй. Тут я и говорю, мол, у меня есть информация, но…

 — Давайте вернемся на минутку назад. Вы видели кровь на этих мужчинах?

 — Нет, только нюхала.

 — Откуда вы узнали, что это кровь?

 — Ну, черт, как вам втолковать? Вы ее нюхали? Тем более свежую. Я этот запах за версту чую. А вкус у нее как у ржавой железки. У моего деда ферма в Кентукки. Свиней выращивает. Я там в детстве пожила немного, помню, как свиней забивали. В общем, знаю я, как кровь пахнет. Вот и на тех двух парнях кровь была. С гарантией говорю, как в банке.

 Ева почувствовала пение в своей собственной крови, но виду не подала.

 — Как они выглядели?

 — Большие, крутые белые парни. Мне пришлось голову задирать, чтоб на них посмотреть, хотя я-то, конечно, ростом не вышла даже в выходных туфлях. Но они выглядели еще больше, потому что накачанные были, понимаете?

 — Вы сказали, красивые парни?

 — Да, хороши, хотя я мало что видела. Они были в темных очках и в шляпах. Глаз я не видела, но, когда на тебя смотрят, будто раздавить хотят, и так все понятно. Мне показалось, они друг на друга похожи, но белые парни часто бывают на одно лицо.

 — Во что они были одеты?

 — В темное. — Офелия устало пожала плечами. — Я особо не приглядывалась, но шмотки дорогие, качественные, вот я подумала, что они при деньгах. Да, и еще у них были сумки, знаете, такие, на длинных ремнях. — Она раздвинула руки примерно на фут. — Вот примерно такие. Теперь припоминаю, одна сумка меня по боку саданула, пока они мимо проходили. Тяжелая. Тут я и учуяла кровь.

 — В каком направлении они шли? На восток или на запад?

 — На запад, к Восьмой авеню. Один из них шел как-то не так.

 — То есть?

 — Ногу приволакивал. Прихрамывал. Как будто у него в паху тянуло или башмаки жали.

 «Престон задел одного из них», — подумала Ева.

 — Цвет волос, особые приметы, еще что-нибудь?

 — Я не знаю.

 Ева отодвинулась от стола. Если она будет давить слишком сильно, женщина начнет сочинять, просто чтобы восполнить пробелы.

 — Вы бы их узнали, если бы снова увидели?

 — Может быть.

 — Я хочу, чтобы вы поработали с полицейским художником.

 — Без проблем. Правда, я раньше никогда такого не делала, но, думаю, смогу.

 — Посмотрим. Дадите толковое описание — я верну вам лицензию.

 — А вы клевая. Я вообще-то девочек не обслуживаю, но, если захотите трахнуться, дам вам бесплатно.

 — Я это учту. А пока оставайтесь здесь. Я договорюсь с художником.

 — Меня не отведут в «обезьянник»?

 — Нет. — Поднимаясь, Ева решила, что можно иной раз сделать добро ближнему. — Награда за это дело пока не объявлена, но к утру будет. В делах об убийстве есть стандартная премия. Если представленная вами информация приведет к аресту, я позабочусь, чтобы вы ее получили.

 На этот раз у Офелии отвисла челюсть:

 — Не свистите!

 — Мы ценим ваше сотрудничество.

 Как только они вышли за дверь, Пибоди схватила Еву за руку:

 — Это же золотая жила, Даллас! Она их видела!

 — Да, видела. Уличная потаскуха. Жизнь полна неожиданностей. — Ева кивнула детективу Джонсон, когда та вышла из комнаты наблюдения, и снова сказала: — Отличная работа, детектив.

 — Могу вернуть вам комплимент, лейтенант. Вы вытянули из нее информацию, как будто это был леденец на веревочке. Я договорюсь с художником.

 — Найдите Янси, он лучше всех. Вызовите, если потребуется. Только постарайтесь, чтобы это ни в коем случае не просочилось в прессу. А эта красотка отныне во всех документах будет фигурировать как Джейн Доуnote 11.

 — Есть.

 Ева повернулась к Пибоди:

 — Я хочу, чтобы она пока осталась в Управлении. Нельзя ей возвращаться на улицу. Если они пронюхают, они ее уберут. Ведь она, если выйдет, тут же расскажет любому, кто захочет слушать. Никаких конспиративных квартир. Мы уложим ее здесь, в одном из дортуаров. Принеси ей что попросит. В разумных пределах. Я хочу, чтобы она была довольна и счастлива.

 — Есть, — ответила Пибоди и вернулась в комнату для допросов.

 По дороге в свой кабинет Ева вытащила из кармана телефон. Лицо Рорка мгновенно всплыло на экране, и она поняла, что он ждал ее звонка.

 — Я не знаю, когда вернусь. У меня кое-что есть.

 — Можешь мне сказать?

 — Представляешь, уличная проститутка попыталась их зацепить в паре кварталов от места! Я тебе потом все расскажу, но пока я держу ее здесь. Вызвала Янси с ней поработать. Я задержусь, посмотрю, сумеем ли мы вытянуть из нее хороший словесный портрет.

 — Что я могу сделать?

 — Странно, что ты об этом спрашиваешь. — На этот раз она прошла через «загон», не обращая внимания на вопросительные взгляды, прямо к себе в кабинет и закрыла дверь. — Готов к скучной сидячей работе?

 — Предпочитаю называть это специальным компьютерным заданием. Мне нравится этот огонек в ваших глазах, лейтенант.

 «Офелия учуяла кровь, — подумала Ева. — Мы взяли кровавый след».

 — У меня появилась одна идея. Собираюсь проверить версию о том, что Свишеры могли быть не первыми. Это нечто типа крещендоnote 12. Разве не так ты это называешь, когда таскаешь меня на симфонические концерты и всякую такую муть?

 — Все правильно, дорогая моя невежда. Но Финн уже проверял сходные преступления по архивам Интерпола.

 — А мне нужны не сходные — не обязательно налеты на жилище с истреблением всех обитателей. Но нечто имеющее отношение. Вот моя теория. Если кто-то был настолько зол на одного или нескольких членов семейства Свишер, что вырезал их всех, может, были еще люди, на которых этот хрен злился? Поэтому нам надо вернуться в прошлое, провести поиск логических связей… ну, хоть для начала поищем логику! Школьные работники — кто-то связанный со школой и погибший или, скажем, исчезнувший за последние три года. Эти типы терпеливы, но слишком горды и самоуверенны. Вряд ли они будут тянуть дольше.

 — Ну, тогда надо присмотреться к врачам и медработникам, как-то связанным с Кили или Грантом Свишер.

 — Быстро соображаешь. Адвокаты, выступавшие против Гранта Свишера в судах, судьи, слушавшие дела, социальные работники. Клиенты обоих — умершие или пропавшие без вести.

 — За тот же период?

 — Да… Нет, погоди! Черт, возьми шесть лет. Лучше расширить поиск. Если я права, и Свишеры оказались вишенкой на торте, мы что-нибудь найдем. Все, что произошло после, могло быть всего лишь исправлением одной-единственной небольшой ошибки. Если найдем связь, она приведет к чему-то еще. И тогда я закрою дело и засуну его им в глотку.

 — Ты меня возбуждаешь.

 — Найди мне что-нибудь, а там посмотрим, кто кого возбуждает. Ты с этим справляешься ловчее, чем я.

 — Дорогая, в постели ты настоящая амазонка!

 — Я имела в виду сидячую работу, умник, — огрызнулась она, чувствуя, как кровь вскипает пузырьками, словно шампанское. — Я возьму на себя школьную версию, она самая маловероятная. Если хоть что-то всплывет, любая мелочь, — звони мне.

 Еве предстояло провести брифинг. Она собрала все необходимые документы и направилась к кофеварке, но остановилась на полпути. Она и без того была слишком сильно возбуждена, не нужен ей кофе. Лучше промыть организм. Она взяла бутылку воды, открыла дверь кабинета и столкнулась лицом к лицу с майором Уитни.

 — Извините, сэр, я не знала, что вы здесь.

 — Только что вернулся. Выражал соболезнования семьям Найта и Престона. — Он заметил бутылку у нее в руке. — Что, кофе теперь выпускают в прозрачном виде и в бутылках?

 — Это вода, сэр.

 — Может быть, ад замерз, а мне не доложили?

 — Извините, я не… Ах да, — Ева, нахмурившись, посмотрела на бутылку. — Я решила, что хватит с меня кофеина.

 — А вот я не отказался бы от дозы.

 — Конечно, сэр. — Она оставила все свои вещи на столе и вернулась к кофеварке.

 — Мне известно, что у вас намечен брифинг. Он подождет. Мне также стало известно, что художник вызван для работы с потенциальным свидетелем.

 — Я думаю, это надежный источник, майор. Я затребовала детектива Янси. Я еще не составила рапорт по результатам допроса.

 Он принял у нее чашку кофе.

 — Я видел детектива Пибоди, поэтому суть мне известна. Я буду присутствовать на вашем брифинге и на этот раз хочу получить полную информацию. Но сначала нам нужно обсудить кое-что еще.

 Когда он закрыл дверь ее кабинета, Ева невольно вытянулась и расправила плечи, но тут же вспомнила Трухарта и велела себе сбросить напряжение.

 — Присядьте, лейтенант.

 Она села на стул для посетителей, предоставив ему чуть более прочное кресло за своим столом. Но он не сел, так и остался стоять с чашкой кофе в руке.

 — Тяжело терять людей. Тяжела сама мысль о том, что твои приказы заставляют людей рисковать жизнью. — Уитни взглянул на доску. На ней уже появились фотографии двух полицейских. — Но нам с вами уже случалось терять людей.

 — Да, сэр.

 — И все же привыкнуть к этому невозможно. С каждым расставаться тяжело. Легче самому выполнять приказы, чем отдавать их. И все-таки вам придется нести это бремя и не задавать себе вопросов о том, нельзя ли было что-то сделать иначе. Вы исполнили свой долг, Даллас, как и ваши люди исполнили свой. Возможно, нам еще предстоят новые потери в преследовании мерзавцев, которые это сделали. Но вы обязаны без колебаний отдавать приказы, делать свое дело, не пытаясь предвосхитить негативный результат.

 — Я уже справилась с этим, сэр. Уитни покачал головой:

 — Вы только начали. Это опять вас настигнет, как только вы остановитесь, как только покинете рабочее помещение и окажетесь дома. Уж я-то знаю. Это вернется, и вам опять придется с этим справляться. Если вам будет трудно, обратитесь к Мире или к одному из консультантов департамента.

 — Я сама справлюсь, сэр. Ни один офицер в этом отделе и во всем департаменте не сможет мне доверять, если я не справлюсь. В конце концов, я знала, что мне придется с этим столкнуться, когда согласилась на производство в лейтенанты. Я понимаю, что мне еще не раз придется видеть лица моих людей на этой доске.

 — Вас давно следует произвести в капитаны, — сказал Уитни. Ева ничего не ответила, и он нахмурился. — Вам известно, что существуют причины, в основном политического характера, по которым вам еще не предложили сдать экзамен на капитанское звание?

 — Эти причины мне известны, сэр, я их принимаю.

 — Всех причин вы не знаете. Я мог бы это протолкнуть, нажать на шефа, нажать на все кнопки.

 — Я не хочу, чтобы ради меня нажимали на кнопки. Тут Уитни позволил себе улыбнуться.

 — Кнопки на то и созданы, чтобы на них нажимать. Но я не хочу… пока не хочу, Даллас. Я еще не готов перебросить одного из своих лучших оперативников на сидячую работу. Да и вы еще к ней не готовы.

 — Нет, сэр, не готова.

 — Ну, когда будете готовы, мы оба это поймем. Хороший кофе, — сказал он, отпивая еще глоток. — Увидимся в конференц-зале.