- Следствие ведет Ева Даллас, #23
18
Вернувшись в потайной кабинет Рорка, Ева начала копаться в подробностях жизненного пути Киркендолла и Клинтона. Им была необходима база для разработки операций, для складирования оборудования, для тренировок и проведения подготовительных экспериментов. Им нужна была база, куда они могли отвезти кого-то вроде Мередит Ньюман. Значит, следовало эту базу найти. Она начала с детства. Киркендолл жил в Нью-Джерси, Клинтон — в Миссури. Киркендолл переехал с приемными родителями в Нью-Йорк в двенадцатилетнем возрасте, Клинтон переехал в Огайо, когда ему было десять. Оба пошли служить в армию, как только им исполнилось восемнадцать. Оба были рекрутированы в Силы специального назначения, когда им было по двадцать.
Капралы Киркендолл и Клинтон вместе проходили обучение в Кэмп-Пауэлле, Майами.
— Это как зеркало, — заметила Ева. — Нет, как магнит. Они дублировали ходы друг друга, пока не встретились.
— Отставить разговоры!
Ева нахмурилась, бросив взгляд на мужа. Закатав рукава, стянув волосы ленточкой на затылке, он одной рукой стучал по клавиатуре, а другой щелкал «мышкой» по иконкам на дисплее. При этом последние десять минут он бормотал что-то себе под нос на причудливой смеси гэльского и — тут она могла только догадываться — колоритного ирландского сленга, к которой обычно прибегал, когда был возбужден.
— Ты же разговариваешь!
Рорк длинно выругался по-гэльски, откинулся на спинку кресла и всмотрелся в экран.
— Что? Я не разговариваю. Я общаюсь. Ага, вот ты где, сука!
«Общается он!» — мысленно проворчала Ева, когда он снова взялся за клавиши, и заставила себя вернуться к своей работе. Трудно было не отвлекаться: она боялась, что обо всем забудет, наблюдая за ним. Бог свидетель, было на что посмотреть, когда он входил в раж!
Армия погоняла Киркендолла и Клинтона по свету на протяжении нескольких следующих лет. Они жили в военных городках даже после женитьбы, причем Ева заметила, что даты бракосочетаний отстоят друг от друга всего на три месяца. А когда они решили оставить казармы и купить себе дома, оба выбрали одну и ту же новостройку.
Ева переключалась с адресов на финансы и добавила в эту адскую смесь Айзенберри. Она тоже вошла в раж.
Когда интерком запищал у нее на столе, она пожалела, что сама не умеет ругаться по-гэльски.
— Детектив Бакстер и офицер Трухарт прибыли и желают поговорить с вами.
— Пришлите их ко мне в кабинет. — Ева отключила интерком и перебросила данные, над которыми работала, на компьютер у себя в кабинете. — У меня кое-что есть, — сказала она Рорку.
— У меня тоже. Я залез в досье ЦРУ на Киркендолла. Деловой мальчик!
— Скажи мне одно: такие агентства платят гонорары за мокрые дела? За спецзадания.
— Видимо, да. Я нашел целую серию того, что здесь именуется «операционными гонорарами», в его досье. Верхняя граница в его случае составляет полмиллиона долларов США за устранение одного ученого в Берлине. В общем-то, недорого.
— Господи, как мы с тобой можем существовать в одном и том же мире, если для тебя полмиллиона долларов — это недорого?
— Истинная любовь соединяет нас! «Вольные стрелки» запросто сшибают много больше за заказ на устранение. — Рорк оторвался от работы и взглянул на нее. — Мне однажды предложили именно столько, когда я был двадцатилетним юнцом. Надо было убрать конкурента одного торговца оружием. Нелегко было отклонить столь выгодное предложение — легкие деньги как-никак. Но убийство за деньги всегда казалось мне пошлым.
— Пошлым?
Рорк лишь улыбнулся ей.
— Раз уж я влез в их файлы, посмотрю заодно Клинтона и Айзенберри. Теперь, когда основной код вскрыт, это много времени не займет.
— Я буду у себя в кабинете. Кстати, из чистого любопытства, что означает… — Ева запнулась и, как могла, воспроизвела вырвавшуюся у него гэльскую фразу.
Рорк удивленно вскинул голову:
— Где ты это слыхала?
— От тебя, совсем недавно.
— Я это сказал?! — ужаснулся он. Ей даже показалось, что он слегка смутился. — Надо же, какие вещи приходят на память! Это просто дань моей беспутной юности. Очень грубое выражение.
— Ну да, конечно, как коп, проработавший на чистых и цивилизованных улицах Нью-Йорка одиннадцать с лишним лет, я должна быть шокирована грубыми выражениями.
— Это очень грубое выражение, — повторил Рорк и пожал плечами. — По сути дела, объекту, на которого оно направлено, предлагается трахнуть себя в свою собственную задницу.
— Правда? — оживилась Ева. — Ну-ка, повтори! Я выучу и попробую использовать его на Соммерсете.
Рорк засмеялся и покачал головой:
— Иди работай.
Она вышла, бормоча заветные слова себе под нос.
К себе в кабинет Ева вошла как раз в тот момент, когда Бакстер откусывал сразу чуть не половину от гигантского гамбургера. Поскольку на столе не было никакой упаковки, а от гамбургера пахло настоящим мясом, она вычислила, что происходит он из ее собственной кухни.
— Угощайтесь.
— Спасибо. — Он усмехнулся, прожевал и указал на Трухарта, занятого таким же гамбургером, только У Трухарта, по крайней мере, хватило совести слегка смутиться и покраснеть. — Мы не заправились по дороге. Да и жратва здесь лучше.
— Я передам ваши комплименты шеф-повару. Вы пришли с отчетом или так и будете обжираться говядиной?
— Одно другому не мешает. Мы связались со следователями по Моссу и по Дьюберри. Бригада по Моссу в свое время носом землю перерыла — ничего. Не было никаких угроз. Мосс ничего такого не говорил жене, коллегам, друзьям, соседям. Раз в месяц ездил с сыном на выходные в свой охотничий домик на севере штата. Ну, вроде как проводили время по-мужски. Рыбалка и все такое. Машина стояла в частном гараже — полное видеонаблюдение, хорошая охранная система. На ней не было признаков повреждения, но на диске зафиксирован тридцатиминутный перерыв. То же самое с камерами слежения.
— Что за охотничий домик?
Бакстер кивнул и захватил горсть картофельной соломки, которую заказал вместе с гамбургером.
— Идем параллельными курсами. Я тоже подумал, зачем все эти сложности, когда было бы проще свинтить его в глуши на севере штата. Трои!
Трухарт чуть не подавился своим гамбургером и судорожно проглотил.
— Домик обнесен оградой, находится в рекреационной зоне с хорошей охраной. Они все продумали правильно. Исходя из характера взрывного устройства и умения преступников блокировать охранные системы, следователи взяли на вооружение версию городского терроризма. Было уничтожено несколько стоявших рядом машин, многие другие пострадали.
— Да, — пробормотала Ева, — это неглупый ход. Подкинуть версию городского терроризма, чтобы еще больше запутать следствие.
— Ничто не указывало, что Мосс был специфической целью, но следователи все-таки решили, раз он судья, значит, его убили именно поэтому. Кроме того, Мосс рассматривался как один из кандидатов в мэры, поэтому они учли и политическую версию.
Комментариев не последовало, поэтому Трухарт откашлялся и продолжал:
— В то время не было никаких улик, никаких причин подозревать Киркендолла. Он не отпускал угроз, его дело было решено за три года до происшествия. Учитывая то, что у нас есть на Киркендолла сейчас, можно сделать вывод, что он убил Мосса в городе, а не в охотничьем домике, чтобы… ну… замутить воду. И потом, это была более трудная задача. Более почетная.
— Согласна, — сказала Ева, и Трухарт с облегчением перевел дух. — А что насчет устройства?
— Что ж, это довольно любопытно. — Бакстер взмахнул гамбургером, как дирижерской палочкой. — И в этом еще одна причина того, что следователи приняли версию городского терроризма. Все, что они сумели подобрать на месте и воссоздать, указывало на устройство военного образца. Это была не самопальная бухалка, собранная каким-нибудь обиженным шпаком у себя в подвале, из-за того что судья присудил ему платить алименты. Следователь говорит, парни из лаборатории слюни пускали над этой штукой. Пластоновая база — а ее задешево не купишь, электронный взрыватель, срабатывающий в момент включения зажигания, и… — он широко развел руки в стороны, — взрывная волна, направленная наружу для нанесения максимального ущерба.
Внезапная мысль поразила Еву.
— А откуда они знали, что именно судья Мосс включит зажигание? Как насчет жены?
— Она не водила машину.
— Этого мало. Даже частные гаражи подрабатывают краткосрочной арендой автомобилей, надо это учесть. А Киркендоллу был нужен стопроцентный успех. Пусть лаборатория еще в этом покопается. Держу пари, там есть дополнительный детонатор с дистанционным управлением. Он хотел все держать под контролем и сам их взорвать или остановить процесс, если возникнет такая необходимость. Вообще-то за электронику у них отвечает Клинтон, — сказала она с уверенностью. — Эта специальность указана в его данных. Но контролировал операцию Киркендолл.
— Я передам в лабораторию, — согласился Бак-стер. — Мы также поговорили со следователем по делу Дьюберри. Упертый парень.
— То есть?
— Он подозревал ее бывшего дружка. До сих пор подозревает. Не скажу, что он что-то упустил в расследовании, но мне придется самому все перешерстить. Он зациклился на бывшем дружке, и все тут.
— А у бывшего дружка есть алиби?
— Железное и непробиваемое. — Бакстер взял еще одну картофельную соломинку и откусил половинку. — Правда, он был дома один, а камеры слежения там дерьмовые. Да, он мог выскользнуть незамеченным, сделать дело и проскользнуть обратно. Но вот закавыка: в квартире над ним живет парень, у которого есть такая здоровенная водяная кровать. Втащил ее в квартиру в нарушение правил эксплуатации жилья. Весит чуть не тонну. Ну, мало ему этого, он устроил вечеринку. Добыл себе пару дамочек эконом-класса, хотел перепихнуться втроем. И вот они там занялись серфингом, но так увлеклись, что кровать лопнула и разлилась, что твой океан. Протекла через потолок и затопила нижнего жильца. Произошел, что называется, крупный разговор между верхним этажом и нижним — все на глазах у соседей. И все как раз в то время, когда задушили Дьюберри.
— Гм… — Ева подошла и стянула у него немного жареной картошки.
, — Следователь все равно уверен, что дружок за этим стоит. Одинокая женщина, не имеющая врагов, обычная жизнь… Изнасилования не было, взлома не было, значит, это что-то личное.
— Ну, положим, бывший дружок как раз скорее пошел бы на изнасилование, — возразила Ева. — Попортил бы ей физию. Вот что значит личное .
— Да, но следователь считает, что он кого-то нанял ее убрать. Одно «но»: у парня нет средств на такое дорогое удовольствие. Ему еле хватает на квартплату. Дело было провернуто чисто и профессионально. А у него нет судимостей, никаких связей с темной стороной жизни. В общем, я считаю, что парень не замешан, Даллас. Мы начали новый опрос свидетелей. Реальных мотивов нет, все в один голос твердят, что она не высказывала никакого беспокойства. Ее блоки связи и компьютер были проверены еще тогда, но ОЭС провел новую проверку. Результат нулевой.
— Ладно, на эту ночь вы свободны. Пибоди и Макнаб в командировке, допрашивают бывшую невестку Киркендолла. Проведем брифинг здесь в восемь ноль-ноль.
— Отлично. Слушай, Даллас, мы тут с Трухартом подумали и решили, что можем взять ночную смену по присмотру за малышкой. Можем перекантоваться здесь. — Он пожал плечами, увидев, что Ева нахмурилась. — Она такая лапочка. Прямо в душу влезает. И у нее был трудный день. Мы могли бы с ней побыть, отвлечь ее…
— Поговорите с Соммерсетом о размещении. Спасибо, что взяли на себя лишнее дежурство. Ценю.
— Без проблем. — Бакстер вновь потянулся за гамбургером, но до рта не донес. — А куда отправилась Пибоди допрашивать бывшую невестку Киркендолла?
— В Небраску.
— В Небраску?! — Он наконец откусил от гамбургера и задумчиво прожевал. — Неужели люди и вправду там живут? Я думал, это миф. Ну, вроде как Айдахо.
— В Айдахо тоже люди живут, сэр, — почтительно напомнил Трухарт.
— Надо же! — засмеялся Бакстер и полил картошку кетчупом. — Век живи, век учись, дураком помрешь.
Двухместный сверхзвуковой самолет приземлился на маленьком грузовом аэродроме в Норт-Платте. Как и было сказано в мемо-кубике Рорка, их уже ждала машина для последнего отрезка пути. Но там не было сказано, какая это машина.
Поеживаясь на холодном вечернем ветру, Пибоди и Макнаб переглянулись и вновь уставились на сверкающее черное чудо.
— О мой бог! Я думала, самолет — это предел мечтаний. — С замирающим сердцем Пибоди обогнула автомобиль. — Ну, ты меня понимаешь: откидные кресла, компьютерные игры, выпивка, закуски по полной программе…
— Скорость! — добавил Макнаб с блаженной улыбкой.
Пибоди послала ему такую же улыбку в ответ.
— Да. Супер. Но это…
— Это зверь. — Макнаб провел пальцами по капоту. — Черт, у этой детки есть крылья!
— Держу пари на твою задницу.
Но, когда она потянулась к водительской дверце, он схватил ее за руку:
— Погоди! Кто сказал, что ты сядешь за руль?
— Отстань, моя напарница — ведущий следователь.
— Этого мало.
— Ее муж обеспечил транспорт.
— Все равно мало. — Макнаб покачал головой. — Я чином старше, детектив Детка.
— Но я хочу вести!
Он засмеялся и сунул руку в один из многочисленных кармашков на своих мешковатых красных штанах.
— Давай бросим жребий.
— Сперва покажи монетку.
— Такой уровень доверия меня просто оскорбляет!
Макнаб протянул ей монетку. Пибоди придирчиво изучила ее с обеих сторон.
— Ладно, ты выбирай, а бросать буду я.
— Низ. С учетом того, как мне нравится твой.
— Ладно, я возьму верх, с учетом того, что у тебя там пусто. — Она бросила монетку, поймала ее на лету и с размаху шлепнула ее на тыльную сторону ладони. — Черт!
— Ура! Пристегнись, Пибоди, выходим на орбиту.
Она надулась и, вновь обогнув машину, устроилась на пассажирском сиденье. Нет, конечно, и тут было клево. Сиденье обхватывало тот самый низ, которым так восхищался Макнаб, подобно рукам любовника, а изогнутая панель приборного щитка была утыкана таким количеством датчиков, что слова Макнаба о выходе на орбиту вовсе не показались ей преувеличением.
Все еще дуясь, Пибоди включила карту местности и ввела нужный адрес. Приятным баритоном компьютер сообщил ей самую короткую дорогу и расчетное время прибытия: через двадцать минут при соблюдении установленных ограничений скорости.
Макнаб, сидя рядом с ней, нацепил защитные очки с красными линзами в черной оправе.
— Черта с два мы будем соблюдать!
«Он прав, — подумала Пибоди. — У этого зверя есть крылья».
Заразившись его энтузиазмом, она нажала кнопку и опустила откидной верх.
— Можешь выбирать музыку! — прокричал Макнаб, чтобы его было слышно сквозь рев двигателя и вой ветра. — И сделай погромче!
Пибоди выбрала мусорный рок — это подходило под настроение — и начала подпевать песне, пока они мчались на юг.
Безумие, овладевшее Макнабом, доставило их на место чуть ли не вдвое быстрее, чем обещал компьютер. Часть сэкономленного времени Пибоди потратила на то, чтобы хоть как-то привести в порядок воронье гнездо, образовавшееся у нее на голове за время бешеной гонки, и вернуть его к подобию обычно украшавшей ее стрижки «под пажа». Макнаб извлек из другого кармашка складную щетку и расчесал свой спутанный «конский хвостик».
— Приятное местечко, — прокомментировал он, оглядывая двор и простирающееся за ним кукурузное поле. — Если, конечно, тебе нравится сельская местность.
— Нравится. Если погостить. — Пибоди изучила аккуратно покрашенный в красный цвет амбар, хозяйственные постройки поменьше и нескольких пестрых коров, щиплющих травку на пастбище. — Кто-то хорошо обо всем об этом заботится.
Она вышла из машины, оглядела небольшую лужайку, симметричные грядки увядающих осенних цветов и двухэтажный белый дом с крытой верандой. Две выдолбленные тыквы с вырезанными отверстиями лицами на крыльце напомнили ей, что до Хэллоуинаnote 15 рукой подать.
— Значит, у них тут молочная ферма, — заметила Пибоди, — не только зерновые. Может, за домом и птичник есть.
— А ты откуда знаешь?
— Я в таких вещах знаток. У моей сестры ферма побольше этой, и она процветает. Но работа очень тяжелая. Чтобы этим делом заниматься, его надо по-настоящему любить. Тут ферма маленькая, но хозяйство отлично налажено. Судя по всему, они главным образом кормятся с него сами, но часть урожая и побочного продукта продают на местном рынке. Может, у них там, за домом, и гидропоника есть для круглогодичных урожаев. Но это стоит дорого.
— Тебе видней, — Макнаб чувствовал себя не в своей стихии.
— Между прочим, она занимала высокую должность в одной из самых престижных коммуникационных компаний в Нью-Йорке. А муж был продюсером на телевидении. Дневные сериалы. Каждый зарабатывал втрое больше, чем мы с тобой, вместе взятые.
— А теперь они гнут спину на ферме в Небраске? — Он кивнул. — Вижу, куда ты клонишь.
— Смотри-ка, кто-то уже знает, что мы здесь.
— Да. — Его глаза за стеклами очков уже засекли мигающую желтую точку над дверью. — У них есть и камеры слежения, и сенсорные датчики. Держу пари, у них тут полный перископический обзор. Триста шестьдесят градусов. А вон там еще: на изгороди. К востоку и к западу. Довольно круто для маленькой фермы в Западном Глубоком Заду, штат Небраска.
Поднявшись на крыльцо, Макнаб отметил сейфовые двери и автоматические стальные жалюзи на окнах.
— Да? — Голос в домофоне был женский. Весьма решительный.
— Миссис Тернбилл? Мы из полиции. Детективы Пибоди и Макнаб из Нью-Йорка.
— Это не полицейская машина!
— Нет, мэм, это частная машина. — Пибоди подняла к «глазку» свой жетон. — Мы хотели бы поговорить с вами. Мы подождем, пока вы проверите наши удостоверения.
— Я не…
— Вы сегодня говорили по телефону с моей напарницей, лейтенантом Даллас. Я понимаю вашу осторожность при сложившихся обстоятельствах, миссис Тернбилл, но нам необходимо с вами побеседовать. Это очень важно. Если вы откажетесь, мы свяжемся с местными властями и получим ордер. Но мне не хотелось бы к этому прибегать. Нам стоило больших усилий устроить этот визит без шума ради вашей безопасности.
— Подождите.
Как и Пибоди, Макнаб поднес свой жетон к «глазку» и подождал, пока тонкий красный луч сканировал оба. «Да тут не просто осторожность, — подумал он, — тут дикий страх». Дверь открылась.
— Я поговорю с вами, но я не могу сообщить ничего сверх того, что уже сказала лейтенанту Даллас.
Пока она говорила, со второго этажа спустился мужчина. Его лицо было мрачно, глаза смотрели холодно.
— Почему вы не можете оставить нас в покое?
— Где дети? — спросила его жена.
— Я велел им оставаться наверху.
Он казался крепышом, было видно, что он каждый день занимается физическим трудом. Лицо у него было загорелое, со светлыми морщинками прищура в наружных уголках глаз и выгоревшими на солнце волосами.
«Шесть лет превратили городского жителя в типичного фермера», — подумала Пибоди. Одну руку он держал в кармане, и она поняла, что он вооружен.
— Мистер Тернбилл, мы проделали этот долгий путь не для того, чтобы действовать вам на нервы. Роджер Киркендолл разыскивается по обвинению в семи убийствах.
— Всего в семи? — Он презрительно скривился. — Тут вы крупно промахнулись.
— Возможно, но именно эти семь интересуют нас в данный момент, — подхватил Макнаб. Он говорил тем же сухим и враждебным тоном, что и Тернбилл, но при этом вытащил из сумки фотографии убитых. — Вот парочка для начала.
Макнаб сознательно выбрал фотографии детей и понял по побледневшему лицу Роксаны, что попал в «десятку».
— Они спали, когда он перерезал им горло. Можно сказать, проявил милосердие.
— О боже! — Роксана обхватила руками живот. — О мой боже…
— Вы не имели права приезжать сюда и показывать нам это.
— Ошибаетесь. — В глазах Макнаба не было никакой жалости, когда он встретился взглядом с Тернбиллом. — У нас есть все права.
— Макнаб, — с мягким упреком проговорила Пибоди. Она протянула руку и забрала у него фотографии. — Простите, мне очень жаль, что приходится беспокоить вас. Расстраивать вас. Но нам очень нужна ваша помощь.
— Шесть лет назад вы оба оставили престижную, высокооплачиваемую работу, — начал Макнаб. — Почему?
— Это не ваше…
— Джошуа! — Роксана покачала головой. — Мне надо сесть. Давайте все сядем.
Она прошла в обжитую, уютную гостиную, где повсюду в беспорядке были разбросаны детские вещи и игрушки. Усевшись, Роксана крепко вцепилась в руку мужа.
— Откуда вы знаете, что это сделал он? Ведь раньше ему все сходило с рук. Откуда вы знаете?
— У нас есть улики, связывающие его с этими преступлениями. Эти дети, их родители и прислуга были убиты в своих постелях. Грант Свишер был адвокатом вашей сестры в деле о разводе и опеке над детьми.
— Шесть лет… — прошептала Роксана. — Да, он мог ждать шесть лет. Он мог бы ждать и шестьдесят.
— Вы не знаете, где он?
— Понятия не имеем. К счастью, он оставил нас в покое. Он нас больше не трогает. Мы ему больше не нужны. Пусть так и будет.
— Где ваша сестра? — резко спросил Макнаб, и Роксана подскочила на месте.
— Моя сестра мертва, — быстро сказала она. — Он убил ее.
— Мы не сомневаемся, что он на это способен. — Пибоди не сводила глаз с Роксаны. — Но он этого не сделал. Пока еще нет. Подумайте: что будет, если он найдет ее, раньше чем мы найдем его? Допустим, у вас есть информация и вы откажетесь сотрудничать с нами, будете препятствовать расследованию, а он тем временем отыщет ее. Что тогда?
— Я не знаю, где она! — Бессильные слезы покатились по лицу Роксаны. — Она, мой племянник, моя племянница… Я не видела их шесть лет.
— Но вы ведь знаете, что она жива. Вы знаете, что она сбежала от него.
— Я была уверена, что ее нет в живых. Два года я в это верила. Я обратилась в полицию, но они ничем не могли помочь. А потом…
— Ты не обязана это делать, Рокси. — Муж обнял ее и притянул к себе. — Ты не обязана еще раз проходить через это.
— Я не знаю, что мне делать! А вдруг он придет сюда? Что, если он за нами придет через столько лет? Наши дети, Джошуа!..
— Здесь мы в безопасности, — нахмурился Тернбилл.
— У вас хорошая охранная система, — снова вмешался Макнаб. — Но и у Свишеров она была не хуже. У приличной семьи из Верхнего Уэст-Сайда, которую он вырезал. Хорошая охранная система их не спасла.
— Мы вам поможем, — заверила их Пибоди. — Мы обеспечим вам и вашим детям полицейскую защиту. Мы прилетели из Нью-Йорка на частном самолете, летели низко, но нас не засек ни один радар. Он не знает, что мы здесь. Он даже пока не знает, что мы его ищем. Но, чем дольше мы будем искать, тем больше у него шансов узнать об этом.
— Когда же все это кончится?!
— Когда мы его найдем, — решительно заявил Макнаб, не обращая внимания на слезы, текущие по лицу Роксаны. — Но мы найдем его гораздо быстрее, если вы нам поможете.
— Джошуа, будь добр, принеси мне воды. Он пристально заглянул ей в лицо и кивнул.
— Ты уверена? — все-таки спросил он, поднимаясь. — Рокси, ты уверена?
— Нет. Но я уверена, что больше не хочу так жить. — Она несколько раз глубоко вздохнула, когда он вышел из комнаты. — Ему еще тяжелее, чем мне, я знаю. Ему гораздо хуже. Он надрывается на работе за гроши. А ведь мы были счастливы в Нью-Йорке! Такой замечательный город, столько энергии… У нас обоих была любимая работа. Мы делали то, что нам нравилось, и делали это хорошо. Мы только-только купили особняк, потому что я ждала ребенка. Моя сестра… — Она замолчала и заставила себя улыбнуться мужу, который вернулся со стаканом воды. — Спасибо, родной. Моя сестра была просто изувечена. Думаю, можно именно так сказать. Он изувечил ее. Годами он избивал ее, издевался над ней, сводил с ума. Я уговаривала ее оставить его, обратиться за помощью. Я ее уговаривала, но она была слишком запугана, а может, и предубеждена. Я для нее была всего лишь младшей сестрой, разве я могла понять? Самое ужасное — она была уверена, что это ее вина. Я в те дни много прочитала о синдроме жертвы. Наверняка вам тоже приходилось с этим сталкиваться.
— Даже слишком часто, — заверила ее Пибоди.
— Киркендолл — страшный человек. Я это говорю не потому, что она моя сестра. И главное, он ведь не был садистом. Не то чтобы ему нравилось причинять боль, калечить. Просто для него это ничего не значит. Он мог сломать ей палец за то, что она сервировала ужин на две минуты позже, чем надо согласно его расписанию. А потом он спокойно садился за стол и съедал свой ужин, пока тот был еще горячий. Глазом не моргнув. Вы представляете, что это была за жизнь?
— Нет, мэм, не представляю. Нет, — повторила Пибоди, — не представляю.
— Они были его собственностью — Диана и дети. Только когда он начал издеваться над детьми, Диана очнулась и попыталась выбраться из этого болота. К тому времени он и их успел изувечить, но она верила, что защищает их, сохраняя семью . Он обращался с ними бесчеловечно — на его языке это называлось «наказывать». Его фирменные дисциплинарные меры. Запирал в темной комнате или заставлял целый час стоять под ледяным душем, лишал пищи на двое суток. Однажды он обрезал волосы моей племяннице — она слишком долго их расчесывала. А потом он начал избивать Джека, моего племянника. Чтобы его закалить, так он говорил. Однажды, когда Роджера не было дома, Диана обнаружила в руках у сына табельный армейский электрошокер, включенный на полную мощность. Джек держал его вот здесь… — Она прижала пальцы к жилке, бьющейся на шее. — Он собирался убить себя! Восьмилетний мальчик собирался наложить на себя руки, лишь бы не прожить еще хоть день с этим чудовищем! Это заставило ее проснуться. Она уехала. Взяла детей, больше ничего. Даже смены белья не упаковала. Я рассказывала ей о приютах. Вот в один из них она и обратилась.
Роксана закрыла глаза и сделала большой глоток воды.
— Не знаю, сумела бы она пройти весь путь до конца, если бы не дети. Но, как только она решилась уйти от него, случилось чудо. Она вернула себе себя прежнюю. Через несколько недель она наняла адвоката. Это было ужасно — пройти через судебный процесс, — но она прошла. Она объявила ему войну — и выиграла!
— Она с самого начала не собиралась соблюдать условия, назначенные судом? Оставаться в Нью-Йорке и позволять ему видеться с детьми? — спросила Пибоди.
— Я не знаю. Она мне ничего не говорила, даже не намекнула. Но, я думаю, нет, не собиралась. Я думаю, она с самого начала запланировала побег. А иначе я просто не представляю, как бы ей удалось от него избавиться.
— Существуют убежища для таких, как она, — заметила Пибоди.
— Да, но я тогда этого не знала. Когда она исчезла, я была уверена, что он убил ее и детей. Он не только способен на это, он этому обучен, и у него есть средства. Даже когда он взял меня, я подумала…
— Он вас похитил?
— Да, я была в метро, ехала домой. И вдруг почувствовала легкий укол. — Роксана обхватила свою руку чуть пониже плеча. — У меня началось головокружение, тошнота. Больше ничего не помню. Когда я очнулась, меня все еще тошнило. Я была в комнате, в большой комнате. Окон не было, но откуда-то лился этот жуткий зеленоватый свет. Он снял с меня одежду. Всю до последней нитки. — Она сжала побелевшие губы и вслепую нашарила руку мужа. — Я лежала на полу, руки у меня были связаны. А когда я очнулась, меня подняли на каких-то блоках, и я оказалась стоящей на ногах. Мне пришлось стоять на цыпочках. А я была беременна Беном. На шестом месяце.
Тернбилл спрятал лицо на плече у жены. Пибоди видела, что он плачет.
— Он подошел ко мне. В руке у него был какой-то прут. Он спросил: «Где моя жена?» Не успела я рта раскрыть, как он ткнул прутом вот сюда. — Она показала пальцем между грудей. — Страшная боль, электрический шок. Он очень спокойно объяснил мне, что шокер настроен на низкую мощность, но он будет ее повышать всякий раз, как я солгу. — Роксана помолчала. — Я тогда думала, что он ее убил. Я ему так и сказала. Он снова ударил меня током. Снова, и снова, и снова. Я умоляла, кричала, плакала… ради себя, ради моего ребенка. Он оставил меня и ушел. Не знаю, сколько я там простояла, а потом он вернулся, и все началось сначала.
— Он продержал ее больше двенадцати часов. — Тернбилл судорожно сглотнул; казалось, он не замечает слез, которые текли по его щекам. — Полиция… Подавать заявление о пропавшем можно только через сутки. Я пытался, но они сказали, слишком мало времени прошло. А для меня — для нас обоих — будто целая жизнь прошла! Это просто чудо, что она не потеряла ребенка. Когда Киркендолл с ней покончил, он выбросил ее на Таймс-сквер прямо на тротуар.
— Он мне в конце концов поверил. Он точно знал, что я скажу ему что угодно, лишь бы прекратить боль. Он мне поверил и, перед тем как сделать мне второй укол, пригрозил, что, если я пойду в полицию, если хоть кому-нибудь расскажу о нем, он снова меня найдет. Вырежет щенка из моего брюха и перережет ему горло.
— Роксана, — тихо заговорила Пибоди, — я знаю, вам очень тяжело об этом говорить. Но я должна знать: Киркендолл был один, когда захватил вас?
— Нет, с ним был этот второй ублюдок. Они всегда действовали заодно, уверяли, что они братья. Айзек… Айзек Клинтон. Они вместе служили в армии. Он сидел за каким-то пультом управления с кнопками… Я не знаю. Они нацепили на меня какие-то датчики, как в больнице. Все то время, что Роджер пытал меня, он сидел и не говорил ни слова. Ни слова. По крайней мере, пока я была в сознании.
— Там был кто-нибудь еще?
— Я не уверена. Иногда мне казалось, что я слышу женский голос. Но я умирала от боли, я никого не видела. И я была без сознания, когда они вывезли меня оттуда и выбросили на улицу.
— Вы не сказали полиции, что знаете своих похитителей?
— Когда я… пришла в себя, я была в больнице. Я боялась за свою жизнь, за ребенка. Поэтому я ничего не сказала. Я сказала им, что ничего не помню.
— А чего вы ждали?.. — начал Тернбилл, но Пибоди взглянула на него с таким сочувствием, что он умолк.
— Я уверена, что сделала бы то же самое, — сказала она. — Я думала бы только о том, как спасти своего ребенка, своего мужа, себя.
— Мы ничего не сказали, — продолжала Роксана. Ее голос немного окреп. — Мы уехали из Нью-Йорка, бросили нашу тамошнюю жизнь и перебрались сюда. Мои родители живут неподалеку. Как бы то ни было, я поняла, что Диана сбежала, но я думала, что он ее найдет и убьет. Прошло два года, я была уверена, что она мертва. А потом раздался тот звонок по телефону… Видео было блокировано, но она назвала мое имя. Она назвала меня по имени и сказала: «Мы живы». Вот и все. Она тут же отключилась. С тех пор она звонит мне раз в несколько месяцев, иногда раз в год. И говорит только это: «Мы живы».
— Когда она звонила в последний раз?
— Три недели назад. Я не знаю, где она, а если бы и знала, вам не сказала бы. По тем же причинам, по которым ничего не рассказала полиции после похищения. Теперь у нас двое детей, они счастливы. Это их дом. И все же мы живем как в тюрьме из-за этого человека. Каждый день, каждую минуту своей жизни я проживаю в страхе!
— Мы найдем его, Роксана, и, когда мы его найдем, вам больше не придется бояться. Опишите мне комнату, где они вас держали, — попросила Пибоди. — Малейшие детали, какие только сможете вспомнить.
