Огнепоклонники

 – Я хочу больше узнать о девушке, с которой ты встречаешься.

 Бо продолжал невозмутимо работать, сооружая новый сарай, в котором миссис Мэллори, по ее собственному мнению, остро нуждалась. Он лишь на минуту прервался и подмигнул ей.

 – Не ревнуйте! Вы все равно навсегда останетесь любовью моей жизни.

 Она фыркнула и поставила свежий лимонад, специально для него приготовленный, на верстак. Ее волосы оставались огненно-рыжими, она надела модные солнцезащитные очки с янтарными линзами. И фартук в веселеньких цветочках.

 – Я по глазам вижу, мальчик мой, что ты нашел мне замену. Я хочу знать, кто она.

 – Она красавица.

 – Скажи мне что-нибудь такое, о чем я сама не догадаюсь. Он отложил «пистолет» для ввинчивания шурупов и взял стакан лимонада.

 – Она умная, веселая и добрая, хотя иногда бывает и свирепой. У нее глаза как у львицы и маленькая родинка вот здесь. – Бо похлопал себя по губе. – У нее большая семья. У них итальянский ресторанчик в моем районе. Она там выросла. Эй, погодите, может, ваш брат ее знает? Разве ваш брат не коп?

 – Коп, – подтвердила миссис Мэллори. – Последние двадцать три года. А что, он ее арестовывал?

 Бо рассмеялся.

 – Вот уж это вряд ли. Она тоже коп. Отдел поджогов города Балтимора.

 – Как и мой брат.

 – Шутите? Я думал, он… Не знаю, что я думал. Значит, они знакомы. Как фамилия вашего брата? Я ее спрошу.

 – О'Доннелл. Майкл О'Доннелл.

 Услышав это, Бо отставил стакан лимонада и стянул с себя защитные очки.

 – Вот тут вступает музыкальная заставка из «Сумеречной зоны».^[40] Он ее напарник. Ее зовут Катарина Хейл.

 – Катарина Хейл? – Миссис Мэллори скрестила руки на груди. – Катарина Хейл?! Та самая, с которой я хотела тебя познакомить много лет назад?

 – Не может быть. Вы хотели меня с ней познакомить?

 – Мой брат говорил, у него есть хорошенькая новая напарница. Я спрашиваю: она не замужем? Он говорит, нет, не замужем, а я говорю, у меня есть симпатичный молодой человек, делает для меня работы по дому. Я ему говорю: пусть спросит, не хочет ли она познакомиться с приятным молодым человеком? Но она тогда встречалась с кем-то. Оказалось, что не с таким приятным молодым человеком, но Мик больше не хотел заводить с ней этот разговор. Тем дело и кончилось.

 – Обалдеть! Удивительное это дело: мы с Риной, оказывается, кружили по разным орбитам годами, близко сходились, но никогда не пересекались. Вы ее когда-нибудь видели?

 – Один раз, когда она пришла к Мику на вечеринку. Очень хорошенькая, хорошо воспитанная.

 – Я завтра иду на ужин к ее родителям. Прямо к ним в дом. Семейный ужин.

 – Приходи с цветами.

 – С цветами?

 – Подари ее матери веселеньких цветочков, но не в коробке. – Миссис Мэллори погрозила Бо пальцем, одновременно давая инструкции. – В коробке – это слишком формально. Букет. Принеси букет веселеньких душистых цветочков и вручи его хозяйке дома, как только войдешь.

 – Ладно. Спасибо, миссис Мэллори!

 – Ты хороший мальчик, – вынесла свои приговор миссис Мэллори и удалилась в дом, чтобы позвонить брату и побольше разузнать об этой самой Катарине Хейл. А Бо остался работать в саду.

 

 Цветы. С цветами он может справиться. Их продают в супермаркетах, а ему все равно надо купить кое-что из еды. Бо остановил грузовик у магазина неподалеку от дома миссис Мэллори, взял тележку. Молоко. Вечно у него кончается молоко, а он спохватывается в последнюю минуту. Хлопья. И почему они не выставляют кукурузные хлопья рядом с молоком? Разве это не было бы логично?

 Может, стоит взять пару бифштексов, пригласить Рину и зажарить их на решетке? Мысленно одобрив этот план, Бо захватил кое-что по мелочи и начал потихоньку продвигаться в сторону цветочного киоска.

 Там он остановился, сунул руки в карманы и принялся изучать букеты, выставленные в витрине.

 Миссис Мэллори сказала «веселеньких» и «душистых». Большие желтые – кажется, это лилии, – выглядят нарядно. Но лилии, кажется, приносятся на похороны? Так и попасть впросак недолго. Нет уж, упаси бог!

 – Это труднее, чем я думал, – пробормотал он вслух и смущенно обернулся, когда к нему подошел мужчина.

 – Тоже в конуре?

 – Простите?

 Мужчина наградил Бо страдальческой улыбкой и хмуро указал на цветы.

 – Да я подумал, может, вам тоже пришлось ночевать в собачьей конуре. Я там ночевал прошлую ночь. Придется принести жене цветов. Нечто вроде входного билета.

 – Вот оно что! Нет, у меня завтра званый ужин в доме родителей моей подружки. А пропуск из собачьей конуры – это, по-моему, розы.

 – Черт! Да, пожалуй. – Мужчина подошел к продавщице за прилавком. – Похоже, мне понадобится дюжина роз. Вон тех, красных. Женщины, – вздохнул он, повернувшись к Бо, и почесал голову под бейсболкой.

 – И не говорите. Я, пожалуй, выберу вон те. – Бо вопросительно взглянул на продавщицу. – Вон те разноцветные штуки с большими головками?

 – Герберы, – подсказала она.

 – Они веселенькие?

 Продавщица снисходительно улыбнулась ему.

 – Я полагаю, да.

 – Ну, тогда мне большую охапку этих ромашек, когда вы освободитесь. Разноцветных.

 – Бьюсь об заклад, жены обходятся дороже матерей, – заметил мужчина с тяжелым вздохом.

 Бо с подозрением покосился на герберы. Неужели он польстился на дешевку? Он хотел веселеньких и нарядных, а не дешевых. Он выждал, пока продавщица заворачивала розы.

 – Увидимся.

 – Угу. – Бо рассеянно кивнул мужчине. – Удачи, – добавил он и снова повернулся к продавщице. Пришлось сдаться на ее милость. – Слушайте, это семейный званый ужин. Семья моей девушки. Герберы подойдут? Дюжины достаточно? Помогите мне.

 Она опять подошла к охладителю.

 – Подойдут идеально. К такому случаю нужны как раз такие цветы. Жизнерадостные и яркие, но ни к чему не обязывающие.

 – Отлично. Прекрасно. Спасибо. С меня семь потов сошло.

 

 Следить за лохом – плевое дело. Надо для разнообразия потаскаться за соседом, приглядеться к нему поближе. Болван работает в субботу.

 Запросто было бы его порезать прямо на парковке. Дождаться, пока он выйдет с пучочком цветочков, и вскрыть ему сальник прямо на месте.

 Эй, приятель, можно тебя на минутку? Не мог бы ты мне помочь? Такой, как он, прибежит, виляя хвостиком. Щенок гребаный. Выпустить ему кишки, пока сукин сын еще лыбится.

 Бросим розы на сиденье. В собачьей конуре? Черта с два! Как будто ты когда-нибудь позволишь бабе командовать. Суки и шлюхи. Надо, чтоб знали свое место. Указать бабе ее место – это ж половина удовольствия.

 Ладно, посмотрим пока. Там видно будет. Надо ждать. Так, вот он ходит, идет к своему грузовику с парой пакетов. Тупые ромашки торчат сверху. А может, он на самом деле гомик? Может, мечтал трахнуть в задницу какого-нибудь другого гомика, пока трахал ее.

 Такого зарезать – тебе ж еще и спасибо скажут. Одним педерастом меньше в мире будет. Интересно, что она почувствует, когда узнает, что гомик, с которым она спит, получил свое на парковке супермаркета?

 Нет, не сейчас, найдем способ получше. Всему, как говорится, свое время и место.

 Выезжаем со стоянки следом за ним. Неплохой грузовичок. Кстати, это мысль. Почему бы не развлечься, в самом деле, спалив на хрен его грузовичок? А кабы с ним вместе, так еще лучше. Надо будет подумать.

 

 Миссис Мэллори попала в самую точку, решил Бо. Бьянка не только улыбнулась, когда он протянул ей цветы на пороге дома в воскресенье, но и расцеловала его в обе щеки.

 Кое-кто из членов семьи уже был на месте. Брат Сандер сидел, развалившись в кресле, и держал своего ребенка на сгибе локтя. Джек, муж сестры, лежал, растянувшись на полу, и играл с одним из мальчишек в гонки по «Формуле-1». Бо решил, что ему не хватает только карточки участника.

 Фрэн, старшая сестра, вышла из кухни, растирая себе живот круговыми движениями, как делают беременные женщины. Еще один ребенок, кажется, женского пола, цеплялся за ее ногу, глядя на Бо круглыми и испуганными глазами совенка.

 Рина двинулась вперед, оставив его стоять в дверях. Она обнималась и целовалась со всеми так, словно они не виделись, по меньшей мере, полгода. Потом она подхватила на руки маленького совенка, и испуганное выражение на лице малышки тотчас же сменилось радостной улыбкой.

 Ему предложили кресло, выпивку. Потом женщины удалились с поля.

 Сандер оторвался от спортивной передачи по телевизору и приветствовал Бо улыбкой в тридцать два зуба.

 – Когда женишься на моей сестре, сможешь разобрать стену между домами. Будет много места. Заведете пять-шесть детишек.

 Бо почувствовал, как у него отваливается челюсть. Какие-то бессвязные звуки вырывались из его горла. Помимо этого в комнате слышался только голос комментатора из телевизора, освещающий ход футбольного матча.

 Сандер разразился смехом и пнул отца в ногу.

 – Я же тебе говорил, что будет смешно! У него такой вид, словно он проглотил головку чеснока.

 Гиб продолжал следить за экраном.

 – Ты что-то имеешь против ребятишек?

 – Что? Нет. – Бо в отчаянии оглядел комнату. – Кто? Я? Нет.

 – Отлично. Возьми моего. – Сандер поднялся и переложил ребенка на колени Бо. Бо застыл в ужасе. – Сейчас вернусь. Я мигом.

 – Гм… Да.

 Бо взглянул на ребенка. Тот смотрел на него снизу вверх раскосыми черными глазами. Боясь шевельнуться, Бо бросил на Гиба панический взгляд, но сочувствия и помощи не дождался.

 – Что, никогда не держал ребенка на руках?

 – Такого маленького – никогда. Мальчик, игравший на полу, подполз к нему.

 – Они вообще-то ничего не делают. У моей мамы будет еще один. И уж на этот раз пусть будет брат. – Мальчик повернулся и бросил грозный взгляд на отца.

 – Я старался, как мог, приятель, – сказал Джек.

 – У меня есть младшая сестра, – пояснил мальчик, обращаясь к Бо. – Она любит маленьких куколок.

 Поняв, что от него требуется, Бо сокрушенно покачал головой.

 – Какая гадость.

 Мальчик явно почуял родственную душу и влез на подлокотник кресла.

 – Я Энтони. Мне пять с половиной. У меня есть лягушонок, его зовут Немо, но бабушка не разрешает взять его с собой за стол.

 – Да, у женщин есть свои причуды.

 Ребенок у него на коленях заерзал и испустил крик. Точнее, вопль, если бы кто-нибудь спросил мнения Бо. Он без особой надежды задвигал коленями.

 – Ты можешь его взять, – посоветовал Энтони. – Только надо положить руку под голову: у него шея еще слабенькая. А потом поднять его на плечо и похлопать по спинке. Они это любят.

 Ребенок продолжал плакать, и, поскольку никто не пришел на помощь – садисты! – Бо опасливо просунул руку ему под голову.

 – Да, вот так, – одобрил его действия эксперт по младенцам. – А другой рукой надо подхватить его под попку. Они жутко скользкие, ты должен быть осторожен.

 По спине у Бо потекла струйка панического пота. И почему младенцев делают такими маленькими? И такими шумными? Неужели для размножения рода человеческого нельзя было придумать более практичное решение?

 Затаив дыхание, он поднял, повернул, прижал к плечу и позволил себе перевести дух, только когда вопли перешли в тихое хныканье.

 В кухне Фрэн взбивала яйца в миске, Рина шинковала овощи, а Бьянка поливала соусом цыпленка. Для Рины это был один из редких моментов мира и покоя. Чисто женская, свойская, семейная атмосфера.

 Из раскрытой задней двери задувал легкий ветерок, кухня была полна аппетитных и сладких ароматов. Цветы Бо очень красиво смотрелись в прозрачной стеклянной вазе. Маленькая племянница, сидя на полу, деловито колотила ложкой по большой пластмассовой миске.

 Работа с ее тревогами и заботами осталась в другом мире. В этом доме она вновь становилась ребенком, и так будет всегда. Утешительно было это сознавать.

 – Ань придет, как только покончит с делами в клинике. – Бьянка распрямилась и закрыла крышку духовки. – Белла, как всегда, опоздает. Ну-ка давай посмотрим на тебя. – Она, подбоченившись, оглядела свою дочь. – Ты выглядишь счастливой.

 – Почему бы мне не быть счастливой?

 – Любовный огонек, – сказала Фрэн, оставив миску и склонившись над разделочным столом, насколько позволял живот. – Насколько это серьезно?

 – Я никуда не спешу.

 – Он горяч. В чем дело? – Фрэн отодвинулась от стола и пожала плечами. – Я не имею права заметить, что парень горяч? К тому же он смотрит на тебя с таким щенячьим восторгом! Горячий и сладкий. Горячий шоколад в мужском обличье.

 – Фрэн! – Рина засмеялась и укоризненно покачала головой, глядя на сестру. – Что ты такое говоришь?

 – Это не я. Это гормоны.

 – Куда ни взгляну, обязательно кто-нибудь с пузом. Видела Джину пару дней назад. Она слопала четверть моего кофейного кекса.

 – У меня это маслины. Поставьте передо мной миску маслин, и я ее опустошу.

 – А меня всегда тянуло на картофельные чипсы. – Бьянка заглянула в кастрюлю на плите. – Гофрированные, каждый вечер. Четыре раза по девять месяцев. Пресвятая Дева, сколько же я картофеля извела? – Она обогнула прилавок, обхватила руками лицо Рины, ласково повернула ее голову. – Я рада, что ты выглядишь счастливой. Мне нравится Бо. Я думаю, он тот самый.

 – Мама…

 – Я думаю, он тот самый, – продолжала Бьянка, ничуть не смутившись, – не только потому, что у тебя глаза блестят. И не только потому, что он смотрит на тебя, как будто ты самая восхитительная из женщин. Я думаю, он тот самый, потому что твой отец злобно косится на него при каждой встрече. Это у него радар срабатывает: «Так этот парень думает, что может увезти мою дочь? Ну, это мы еще посмотрим!»

 – Куда он меня увезет? На Плутон? Он живет в этом районе!

 – Он похож на твоего отца. – Бьянка улыбнулась, увидев, что Рина недоуменно нахмурилась. – Сильный, надежный, горячий и сладкий. – Она подмигнула Фрэн. – И это, девочка моя, именно то, чего ты так долго ждала.

 Не успела Рина ответить, как в кухню вошла Ань с Диланом на руках.

 – Извините, что опоздала. О чем сплетничаем?

 – О Ринином Бо.

 – Душка-душка. Дилан заставил его понервничать, но он выдержал испытание. – Ань села у стола, расстегнула блузку и жадный детский ротик к груди. – Твой отец поджаривает его насчет его бизнеса, – добавила она и махнула Рине, чтобы та оставалась на месте. – Нет, не ходи туда, он сам справится. Мама Би? Похоже, будет у вас терраса на заднем дворе вашей лавочки. Вы давно этого хотели.

 – Правда? – Бьянка постучала ложкой по краю кастрюли, стряхивая соус. – Мне нравится, когда мои дети приводят на ужин полезных людей.

 Сандер заглянул в кухню.

 – Всем привет. Мы на минутку сбегаем в лавочку.

 – Ужин через час. Если не вернетесь вовремя, не сядете за стол я вас всех половником отделаю.

 – Да, мэм.

 – Забери ребенка. – Фрэн наклонилась и подняла дочку.

 – Давай. – Сандер подхватил племянницу и усадил к себе на бедро. Она радостно заверещала. – Рина! Твой парень в порядке!

 – Вот спасибо, – бросила она в спину уходящему брату. – Мы с ним встречаемся-то всего пару недель.

 – В порядке, значит, в порядке. – Бьянка собрала в дуршлаг яркие сладкие перцы и понесла их к раковине мыть.

 

 В конце квартала собралась небольшая компания: Бо, Гиб, Сандер, Джек и пара детишек. Бо измерил участок у задней стены «Сирико», оглядел несколько тесно расставленных столиков, вынесенных наружу по случаю летнего времени, отметил дорожку от столиков к двери.

 – Бьянка хочет, чтоб была настоящая терраса, – пояснил Гиб. – В итальянском духе, может, с терракотовой плиткой. Я думаю, прессованная древесина была бы и проще, и быстрее, и дешевле, но она стоит на своем. Подавай ей плитку и только.

 – Да, тут легко можно соорудить платформу из досок. Прямо от задней стены и немного повернуть под углом. Можно сделать лакокрасочное покрытие в итальянском духе, знаете, под стенную роспись. Или просто расписать, чтобы выглядело как плитка или каменная кладка. А потом залакировать.

 – Стенная роспись. – Гиб задумчиво вытянул губы. – Это ей могло бы понравиться…

 – Но…

 – Ой-ей-ей! – Сандер засмеялся, покачиваясь с каблука на носок. – В этом «но» мне слышится много, много долларов.

 – Но, – повторил Бо, меряя край воображаемой террасы шагами, – если уж вы решите строить, можно добавить кое-что еще, все-таки сделать плитку, создать атмосферу летней кухни. Внутри у вас кухня открытая, вот и снаружи можно сделать то же самое. Зеркальное отражение, только поменьше.

 – Что за летняя кухня?

 Бо взглянул на Гиба, прочел в его глазах настороженное любопытство.

 – Тут можно поставить еще одну плиту с горелками, рабочий стол. Отгородить эти две стороны решетками, может, посадить что-нибудь вьющееся и довести лозы до крыши. Тут можно обойтись простыми планками. Будет такая узорчатая тень: и солнечно, и не печет. В этом случае у вас будут посетители и в самые жаркие часы.

 – Я о таких вещах не думал.

 – Ну, ладно, можно просто удлинить уже существующую террасу, переложить покрытие или…

 – Нет-нет, продолжай. Может быть, легкая колоннада.

 Сандер ткнул Джека локтем в бок и шепнул:

 – Зацепил его.

 – Ну, видите ли… – Похлопав себя по карманам, Бо умолк. – У кого-нибудь есть, на чем писать?

 Ему пришлось удовлетвориться бумажной салфеткой и спиной Джека. Он набросал примитивный чертеж.

 – О боже, мама будет в восторге! Папа, ты попал на бабки.

 – И сколько мне это будет стоить?

 – Сама конструкция? Я представлю вам примерную смету. Сначала мне нужно сделать измерения.

 – Эй, вы там закончили? Я тоже хочу посмотреть. – Джек повернулся и начал изучать салфетку. Потом он поднял взгляд на свекра. – Да, отец, вы попали. Единственный выход: заставить его съесть салфетку, потом убить его и избавиться от тела.

 – Я об этом уже размышлял, но тогда мы опоздаем к ужину. – Гиб вздохнул. – Лучше уж вернуться и показать ей салфетку. – Он хлопнул Бо по плечу и ухмыльнулся. – Посмотрим, сколько он проживет после того, как представит смету.

 – Он ведь шутит, да? – спросил Бо у Сандера, когда Гиб повернулся и направился обратно к дому.

 – Ты когда-нибудь смотрел по телику «Клан Сопрано»?

 – Он ведь не итальянец!

 И выглядел он как нормальный мужик, семьянин, дед, заботливо несущий свою внучку домой.

 – Только ему не говори. По-моему, он сам об этом забыл. Но наша лавочка? – Сандер остановился у входа. – У моего отца шкала ценностей такая: на первом месте моя мать, потом его дети, потом внуки, остальные родственники, а потом эта лавочка. Для него это не просто бизнес. Ты ему нравишься.

 – Откуда ты знаешь?

 – Если бы ему не понравился парень, которого Рина привела на воскресный ужин, он был бы гораздо приветливее.

 – А почему?

 – Если бы ты ему не понравился, он бы не беспокоился. Он сказал бы себе, что Рина не может относиться к тебе серьезно. Если у папы и есть любимчик, то это Рина. Их связывает нечто особенное. А вот и Белла наконец прибыла со своей бандой. – Сандер кивнул на остановившийся у дома спортивный «Мерседес» последней модели.

 Первой из машины вышла тоненькая девочка, только что вступившая в подростковый возраст. Тряхнув головой, она перебросила через плечо волну отсвечивающих золотом на солнце белокурых волос и направилась к дому Хейлов.

 – Принцесса София, – сказал ему Сандер. – Старшая дочка Беллы. Сейчас проходит через стадию «Я прекрасна, но мне все надоело». А вот Винни, Магдалина и Марк. Винс – корпоративный адвокат. Богатая семья.

 – Он тебе не нравится.

 – Да нет, он ничего. Дал Белле то, что она хотела, содержит ее на уровне, на который, по ее словам, она имеет право. Он хороший отец. Обожает детей. Просто он не тот парень, с которым ты захочешь попить пивка и поговорить по душам. А вот и сама пчелиная королева – Белла.

 Бо увидел, как Винс открывает дверцу, и из машины выходит Белла.

 – У вас в семье богатый урожай красивых женщин.

 – Что есть, то есть, – ответил Сандер. – Нам, мужчинам, приходится ходить вокруг них на цыпочках. Привет, Белла!

 Он помахал рукой, перебежал через улицу и, обхватив сестру обеими руками, оторвал ее от земли.

 …Шум был невообразимый. «Будто попал, – подумал Бо, – на какую-то шумную вечеринку, которая длится и длится в течение нескольких лет». По всему полу копошились дети разных возрастов. Взрослые переступали через них или обходили их.

 Рина пробралась к нему, погладила по плечу.

 – Ты как? Держишься?

 – Пока да. Они говорили, что меня надо убить, но отказались от этого плана, потому что всех позвали к столу.

 – Еда для нас – это святое, – согласилась Рина. – А что ты…

 Ей пришлось замолчать, потому что Бьянка вышла из кухни и крикнула:

 – Ужин!

 Это было всеобщее лавинообразное движение. Очевидно, приказам Бьянки Хейл повиновалась вся семья. Бо усадили на стул между Риной и Ань и, следуя семейной традиции, положили ему на тарелку еды, которой ему хватило бы на неделю.

 Текло вино, тек разговор. Все перебивали, заглушали или вовсе не слушали друг друга, но никто не протестовал. Каждому хотелось что-то сказать, и каждый говорил свое, когда вздумается.

 Обычные правила тут не действовали. Если разговор заходил о политике, они говорили о политике. Точно так же они говорили о религии, еде, бизнесе. И совершенно бесцеремонно расспрашивали его о Рине.

 – Итак, Бо, – Белла подняла свой бокал, – вы с Катариной уже определились по старшинству? Кто из вас выше?

 – Я выше. Примерно на четыре дюйма.

 Она послала ему через стол ехидную улыбочку.

 – В последний раз она привела в дом…

 – Белла, – одернула ее Рина.

 – В последний раз она привела в дом актера. Мы решили, что он с такой легкостью запоминает текст ролей, потому что в голове у него много пустого места.

 – Я однажды встречался с такой же девушкой, – с легкостью парировал Бо. – Она могла точно описать, кто во что был одет, ну, скажем, на церемонии присуждения «Оскара», но не смогла бы с уверенностью сказать, как зовут президента Соединенных Штатов.

 – Белла умеет и то, и это, – вставил Сандер. – Она у нас девушка разносторонне одаренная. Винс, как рука твоей матери?

 – Гораздо лучше. На будущей неделе снимают гипс. Моя мать сломала руку, – пояснил он, повернувшись к Бо. – Упала с лошади.

 – Мне очень жаль.

 – Ей это почти не мешает. Она поразительная женщина.

 – Несравненный образец, – сладким голоском добавила Белла. – Как насчет твоей матери, Бо? Рине придется держаться на ее уровне и меркнуть в сравнении с ней?

 Наступило напряженное молчание.

 – По правде говоря, я крайне редко вижусь со своей матерью.

 – Ну, значит, Рине повезло. Прошу прощения. – Белла бросила салфетку, встала и вышла из комнаты.

 Рина вскочила и последовала за ней.

 – Дай-ка я тебе покажу, что Бо придумал для нашей лавочки. – Повернувшись к жене, Гиб вынул из кармана салфетку и разгладил ее на столе. – Только помни: я отец твоих детей, и ты не можешь выкинуть меня из дому ради этого парня только потому, что он ловко управляется с молотком. Передай дальше, – попросил он Фрэн.

 Белла схватила свою сумочку и выбежала через заднюю дверь. Рина следовала за ней по пятам.

 – Что с тобой, черт побери, происходит?

 – Ничего со мной не происходит. Мне нужна сигарета. – Белла вытащила из сумочки сверкающий драгоценными камнями портсигар, щелкнула крышкой и вынула сигарету. – Ты что, забыла? В доме курить нельзя.

 – Ты подкалывала Бо, зачем?

 – Не больше, чем все остальные.

 – Нет, больше, и ты сама это знаешь. Подтекст, Белла.

 – Да пошла ты со своим подтекстом! Тебе-то что? Потрахаешься с ним пару недель и двинешься дальше. Как всегда.

 Рина в бешенстве толкнула сестру, и той пришлось отступить на два шага.

 – Даже если бы это было правдой, это мое личное дело.

 – Вот и занимайся своими делами. У тебя это лучше всего получается. Ты сюда вышла со мной поговорить только потому, что разозлилась. А если мне что-то нужно, тебе плевать.

 – Чушь собачья! Я тебе перезвонила – дважды. Я дважды оставляла тебе сообщения.

 Белла снова затянулась. Пальцы у нее дрожали.

 – Я не хотела с тобой разговаривать.

 – Тогда зачем ты звонила?

 – Потому что тогда мне хотелось с тобой поговорить. – Ее голос дрогнул, она стремительно отвернулась. – Мне надо было с кем-то поговорить, а тебя на месте не было. Тебя никогда нет, когда ты нужна.

 – Я не могу быть на месте целыми днями, карауля тот заветный миг, когда тебе захочется со мной поговорить, Изабелла. В караульном уставе этого пункта нет.

 – Не будь ко мне жестока. – Белла снова повернулась лицом к Рине, на глазах у нее были слезы. – Прошу тебя, не надо меня мучить.

 Белла всегда была слаба на слезу, вспомнила Рина. Но те, кто хорошо ее знал, умели отличать проявления скверного нрава от искреннего горя. На этот раз слезы были настоящими.

 – Милая, что случилось? – Рина обняла сестру и отвела ее к скамейке в дальнем углу патио.

 – Я не знаю, что мне делать, Рина. Винс завел роман.

 – О Белла! – Рина притянула ее к себе. – Ты уверена?

 – Он изменял мне годами.

 – О чем ты говоришь?

 – О других женщинах. У него были женщины на стороне чуть ли не с самого начала. Просто раньше он… Раньше ему хватало совести щадить мои чувства и все скрывать. Вести себя осмотрительно. По крайней мере, притворяться, что он меня любит. Теперь он себя больше не утруждает. Не ночует дома два, три раза в неделю. Когда я пытаюсь его пристыдить, он говорит, не приставай, пойди купи себе что-нибудь.

 – Ты не должна это терпеть, Белла.

 – А какой у меня выбор? – с горечью спросила Белла.

 – Если он спит с другими женщинами, если он не уважает брак с тобой, ты должна его оставить.

 – И стать первой разведенкой в этой семье?

 – Но он тебя обманывает!

 – Он меня обманывал. Когда обманываешь, стараешься по крайней мере скрыть обман. А он уже начал этим бравировать. Он бросает это мне в лицо. Я пыталась поговорить с его матерью: все-таки ее он слушает. И знаешь, что? Она просто отмахнулась. У его отца с самого начала были любовницы, подумаешь, большое дело! Ты жена, все преимущества на твоей стороне. Дом, дети, кредитные карточки, общественный статус. Все остальное просто секс. Это ее слова.

 – Какие глупости! Ты говорила с мамой?

 – Не могу. И ты не говори. – Белла сжала руку Рины, стараясь удержать слезы. – Она… О боже, Рина, я чувствую себя такой дурой, таким жалким ничтожеством! Все кругом так счастливы, а я… нет. Фрэн и Джек, Сандер и Ань. А теперь еще и ты. Я отдала этому браку тринадцать лет жизни. У меня четверо детей. И я его даже не люблю.

 – О боже, Белла!

 – Я никогда его не любила. Нет, я думала, что люблю. Я думала, что люблю его, Рина. Мне было двадцать лет, а он был такой красивый, такой светский, такой богатый. Мне хотелось всего этого. Это же не грех – хотеть быть богатой. Я была ему верна.

 – Как насчет консультирования у психолога?

 Белла вздохнула и устремила взгляд вдаль, за патио, прочь от дома, в котором она выросла.

 – Я уже три года хожу к аналитику. Кое-что я еще могу держать в секрете. Она говорит, что мы делаем успехи. Странно. Я этого не чувствую.

 – Белла! – Рина поцеловала сестру. – Белла, у тебя есть семья. Своя семья. Ты не должна переживать все это в одиночку.

 – Иногда приходится. Фрэн у нас самая добрая, ты – самая умная. А мне была отведена в семье роль красавицы, хотя на самом деле Фрэн красивее меня. Я придавала этому больше значения, я над этим работала. Я сделала ставку на красоту, и вот что я получила.

 – Ты заслуживаешь лучшего.

 – Может, заслуживаю, а может, и нет. Но я не знаю, смогу ли от этого отказаться. Он хороший отец, Рина. Дети его обожают. Он хороший отец, и он кормилец. Он хорошо обеспечивает семью.

 – Ты только послушай, что ты говоришь. Он мешок дерьма, лживый ходок налево.

 Белла со слезливым смехом затушила сигарету и обвила руками шею Рины.

 – Вот почему я позвонила тебе, когда больше некому было звонить. Только поэтому, Рина. Только ты умеешь сказать что-то в этом роде. Может, это отчасти моя вина, но я не заслужила, чтобы мой муж перекатывался из моей постели в чужую.

 – Чертовски верно, ты этого не заслуживаешь.

 – Ну, ладно. – Белла вытащила из сумочки бумажный носовой платок и осушила лицо. – Я поговорю с ним еще раз. – Она открыла пудреницу и начала поправлять макияж. – Поговорю с моим аналитиком. И, может быть, поговорю с адвокатом. Прощупаю почву.

 – Ты всегда можешь поговорить со мной. Конечно, ты можешь меня не застать, когда позвонишь, но я обязательно перезвоню. Обещаю.

 – Я знаю. Господи, ты посмотри, во что я себя превратила! Настоящее пугало. – Белла вытащила помаду. – Извини за то, что я там наговорила. Честное слово. Я извинюсь перед ним, перед тобой. Он хороший парень. Вроде бы. Это меня и разозлило.

 – Все нормально. – Рина поцеловала ее в щеку. – Все у нас будет нормально.

 – Скажи мне только одно, – попросил Бо, пока они возвращались домой. – Я прошел проверку?

 – Прости, мне очень жаль. – Рина поморщилась. – Прости за все эти расспросы, требования сдать кровь на анализ.

 – Завтра сдам.

 Рина похлопала его по плечу.

 – Ты хороший парень, Гуднайт.

 – Да, но проверку-то я прошел?

 Рина покосилась на него и поняла, что он спрашивает всерьез.

 – Я бы сказала, это был триумф. Мне очень жаль, что Белла так вела себя за ужином.

 – Это было не так уж страшно.

 – Это было ничем не заслуженное оскорбление, но лично против тебя она ничего не имела. Она была расстроена своими собственными делами. Ей сейчас нелегко приходится, но я только сегодня об этом узнала.

 – Понятно.

 – Моя мама не успокоится, пока не получит свою колоннаду.

 – А твой отец меня не побьет, когда я представлю ему смету?

 – Зависит от сметы. – Рина взяла его под руку. – Знаешь, когда я была маленькой, я мечтала, что теплым летним вечером буду возвращаться домой под ручку с красивым парнем, который будет уверять, что он от меня без ума.

 – Поскольку я не первый, кто воплощает твою мечту, я уж постараюсь сделать этот вечер незабываемым.

 – Ты первый.

 – Да иди ты.

 – Нет, давно, когда… – Рина замолчала. – Сколько именно глубоко закопанных темных тайн своего прошлого я должна открыть?

 – Все до единой. Давно, когда?..

 – Когда мне было одиннадцать, я была уверена, что стоит мне стать подростком, как все образуется само собой. Мое тело, мальчики, умение общаться, мальчики, мальчики, мальчики. Когда я наконец стала подростком, ничего не встало на свои места само собой. Мне кажется, эта история началась в ту ночь, когда случился пожар в «Сирико».

 – Я слышал об этом. Люди по соседству до сих пор о нем вспоминают. Какой-то тип имел зуб на твоего отца и решил сжечь вашу пиццерию.

 – Это краткая версия. В то лето для меня многое изменилось. Я начала учиться. Я замучила вопросами Джона… Джона Мингера, пожарного инспектора, он занимался нашим делом. Я слонялась вокруг пожарной части. К старшим классам я стала совершенно невыносимой.

 – Этого быть не может.

 – Очень даже может. Я прилежно училась, занималась спортом, я стала послушной, сторонилась ребят. Для любого парня я была идеальным напарником по лабораторным занятиям, спарринг-партнером, стеной плача, но только не девушкой, которую он пригласил бы на выпускной вечер. Я училась на «отлично», окончила школу третьей в классе, а вот количество свиданий с мальчиками могла пересчитать по пальцам одной руки: И все это время я… вожделела.

 Рина положила руку на сердце и испустила театральный вздох.

 – Я вожделела каждого парня, который садился рядом со мной на лабораторной по химии, чтобы я ему помогла, или рассказывал мне о проблемах со своей девушкой. Я хотела быть одной из тех девчонок, которые знают, как встать, как сесть, как разговаривать, как флиртовать и манипулировать четырьмя парнями одновременно. Но я так и не набралась смелости выйти на дорогу. До того вечера с Джошем, того самого вечера, когда ты впервые меня увидел. Наконец-то я тронулась по этому пути.

 – Он увидел то, чего не видели другие.

 – Звучит неплохо.

 – Это было нетрудно. Я тоже это видел.

 По молчаливому уговору они свернули к его дому.

 – После Джоша во мне что-то замкнулось, во всяком случае, на время. – Рина вошла в дом, когда Бо открыл дверь. – Я больше не хотела заводить приятеля. Огонь хотел отнять мое семейное наследие, источник пропитания, самое дорогое, что у нас было, а теперь он отнял жизнь первого мужчины, мальчика, который прикоснулся ко мне. Я тогда выстояла. Месяцами училась и работала, как ненормальная. Если мне хотелось секса, я находила себе парня, использовала его, давала ему использовать себя и двигалась дальше.

 Рина вошла в его гостиную, сама не понимая, как и почему ее шутливый рассказ о прошлом вдруг стал таким серьезным?

 – Их было не так уж много, и они для меня ничего не значили. Да я и сама не хотела принимать их близко к сердцу. Я хотела работать, хотела стать профессионалом. Аспирантура, практика, лабораторные работы, полевые испытания. Во мне тоже горел огонь, и он никого не подпускал близко. – Она тяжело вздохнула. – Появился новый парень, между нами проскочила искра. Мы еще ходили кругами, думали, решали, что нам с этим делать. А потом его убили.

 – Тяжелый удар. На твою долю выпало больше, чем положено.

 – Да, было тяжело. Если хорошенько подумать, меня это как-то охладило. Только начнешь сближаться с парнем, только он становится тебе дорог, как тут же его теряешь.

 Бо усадил ее, сам сел рядом, взял ее руку и начал перебирать ее пальцы, словно играя с ними. «Игра с огнем», – вдруг пришло ему на ум. – Что изменилось? – спросил он.

 – Я боялась, что это ты.

 – Боялась?

 – Да, немного. Я должна тебе сказать. Ты имеешь право знать, потому что все изменилось. Точнее, меняется. То, что между нами происходит, должно стать исключительным. Если ты хочешь встречаться с другими женщинами, со мной это не пройдет.

 Бо оторвал взгляд от ее пальцев, встретился в ней глазами.

 – Единственная, на кого я смотрю, это ты.

 – Если что-то изменится, предупреди меня.

 – Ладно, но…

 – Можешь не продолжать. – Рина придвинулась к нему. – С меня и этого довольно.

* * *

 Похоже, это был типичный кухонный пожар. Большой беспорядок, ущерб от дыма и копоти, второстепенные травмы.

 – Жена готовит ужин, жарит цыпленка на плите, отлучается на минутку, жир воспламеняется, огонь перекидывается на шторы. – Стив кивком указал на покоробившийся от огня кухонный сервант, почерневшие стены, остатки обгорелых занавесок на окнах. – Говорит, что, как ей показалось, она уменьшила огонь, но, должно быть, она увеличила его. Пошла в туалет, ей позвонили по телефону. Думать забыла о кухне, пока не сработал детектор дыма. Пыталась тушить сама, обожгла руки, запаниковала, выбежала и позвонила в службу спасения от соседки.

 – Странно, – Рина прошла по черному от сажи полу и принялась изучать следы жира на защитном щитке плиты и на стене под шкафчиками. – Звонок поступил где-то в шестнадцать тридцать?

 – В шестнадцать тридцать шесть.

 – Рановато для ужина. – Рина взглянула на кухонный шкаф, на поверхности которого остался безобразный след сгоревшего пищевого жира. – Так, что у нас в итоге? Она говорит, что схватила сковородку, но неудачно, разлила жир по прилавку и уронила сковородку.

 Рина присела на корточки рядом со сковородкой, принюхалась к пропитанному жиром цыпленку.

 – Что-то в этом роде, – подтвердил Стив. – Она говорила довольно сбивчиво. Медики обрабатывали ей руки. Заработала себе ожоги второй степени.

 – Наверно, была в такой панике, что совсем позабыла схватить вот это. – О'Доннелл постучал по домашнему огнетушителю, подвешенному на крючке в шкафу для половой щетки.

 – Уж больно сильное пламя добралось до занавесок, – заметила Рина. – Цыпленок жарился вот здесь. Довольно далеко. – Она остановилась у плиты. – Какой хитрый огонь: выпрыгивает из сковородки и поджигает занавески на расстоянии нескольких футов. Удивительно неуклюжая повариха! – Рина указала на поверхность плиты. – Жир побежал вот сюда, повернул, плюнул в стену. Как будто у него глаза были. А потом, спохватился: «Ах, боже мой, что я наделал!» Она хватает сковородку, протаскивает ее на несколько футов в обратном направлении, разливает жир, потом бросает ее и убегает.

 О'Доннелл улыбнулся ей:

 – Люди вытворяют черт знает что.

 – Это точно. Паршивые шкафы, – прокомментировала Рина. – Стол обшарпанный, потускневший. Оборудование дешевое, старое. Линолеум видел лучшие времена. И это еще до пожара. – Она обернулась. – Телефон прямо там, на стене. Портативная модель. Где туалет, куда она пошла?

 – По ее словам, она воспользовалась тем, что рядом с гостиной, – ответил Стив.

 Они прошли тем же путем.

 – А тут приличная мебель, – заметила Рина. – Довольно новая, стильная. Все чисто убрано, кругом порядок. А вот и еще один телефон, на маленьком столике. – Она заглянула в ванную. – Полотенца в одной цветовой гамме, набор душистого мыла, все благоухает ароматами. Все как в журнале. Держу пари, эта кухня была соринкой у нее в глазу.

 – Камешком у нее в башмаке, – уточнил О'Доннелл. Рина подняла крышку унитаза, увидела голубую воду.

 – Женщина содержит дом в такой чистоте, в такой свежести и красоте, а плита буквально заросла жиром? Мы на одной волне, Стив?

 – О да.

 Пожалуй, нам пора с ней побеседовать.

 

 Они расположились в красивой гостиной. Сара Грин сложила свои забинтованные руки на коленях. Ее лицо опухло от слез. Ей было двадцать восемь лет, ее блестящие темно-каштановые волосы были стянуты сзади в длинный хвост. Ее муж Сэм сел рядом с ней.

 – Я не понимаю, почему мы должны говорить с полицией, – начал он. – Мы поговорили с пожарными. Саре пришлось нелегко. Ей давно пора отдохнуть.

 – Мы просто должны задать несколько вопросов, кое-что прояснить. Мы сотрудничаем с пожарным департаментом. Как ваши руки, миссис Грин? – спросила Рина.

 – Врачи сказали, что это не страшно. Дали мне какое-то обезболивающее.

 – Как подумаю, что могло случиться… – Сэм погладил жену по спине.

 – Мне так жаль… – На глазах у нее заблестели слезы. – Я чувствую себя такой дурой!

 – Огонь – страшная вещь, его легко испугаться. Вы работаете в компании «Барнс и Нобл», миссис Грин?

 – Да. – Она попыталась улыбнуться О'Доннеллу. – Я менеджер. Сегодня у меня выходной, вот, думала устроить Сэму сюрприз: домашний ужин. – Ее улыбка искривилась. – Сюрприз!

 – Не надо, родная.

 – Вы рано начали готовить ужин, – заметила Рина.

 – Да, наверное. Это был порыв.

 «Это вряд ли», – подумала Рина. К пакету, в который был упакован цыпленок, – Рина извлекла его из кухонного мусора, – был прикреплен чек из магазина, свидетельствующий о том, что он был куплен в прошлую субботу.

 Это означало, что он пробыл несколько дней в замороженном состоянии, а чтобы его разморозить, требовалось время.

 – У вас прекрасный дом, – сказала она вслух.

 – Спасибо. Мы над ним работаем с тех пор, как купили его два года назад.

 – Я сама только что купила дом. Он просто кричит, что ему необходима модернизация и ремонт. На это требуется масса времени и труда, не говоря уж о расходах.

 – И не говорите. – Сэм закатил глаза. – Стоит заткнуть одну прореху, как обнаруживаются шесть новых.

 – Я вас прекрасно понимаю. Вот я смотрю на облупившуюся краску. И тут же вспоминаю, что придется заменить шторы, отциклевать пол, возможно, начать присматривать новую мебель. А потом у меня под ногами неделями будут путаться ремонтники.

 – Это раздражает, – согласился Сэм.

 – Но раз уж собираешься в этом доме жить, хочется получить именно то, что нужно, – с этими словами Рина улыбнулась Саре.

 – Ну, это же ваш дом. – Сара поджала губы, стараясь не встречаться взглядом с Риной.

 – Не заводите ее, – засмеялся Сэм и поцеловал жену в щеку.

 – Мне, наверно, придется запросить сметные расценки, по крайней мере, на те работы, с которыми мне самой не справиться, – продолжала Рина во все том же тоне непринужденной беседы. – Например, водопровод, столярные работы. Кухня. Мне сказали, что кухня обычно съедает львиную долю бюджета. А вы какие расценки получили на вашу?

 – Нам составили смету две недели назад. Двадцать пять тысяч. – Сэм покачал головой. – А если шкафы на заказ, натуральная древесина, то и вдвое больше. Это абсурд! – Он всплеснул руками. – Ну вот, теперь я завелся.

 – Должно быть, это очень досадно, миссис Грин, отделать почти весь дом по своему вкусу и мириться с устаревшей, запущенной кухней. Постоянный раздражитель. Что-то вроде сломанного ногтя.

 – Думаю, теперь, как ни крути, придется ее ремонтировать, – вставил Сэм, обнимая Сару за плечи. – Триумф через трагедию. Большую часть расходов покроет страховка. Все равно никакими деньгами не измерить Сарины страдания. – Он бережно поднял ее забинтованную руку за запястье и поцеловал, и женщина начала плакать. – Ну, не надо, детка, все не так уж страшно. Не плачь. Тебе больно?

 – Если вы не востребуете страховку, Сара, – мягко сказала Рина, – все это утрясется. Мы можем сделать так, что вам ничего не будет, но только если вы не востребуете страховку. Это явное мошенничество. И, кроме того, это поджог. Это преступление.

 – О чем вы говорите? – вскричал Сэм. – Что все это значит? Мошенничество? Поджог? Вот как вы обращаетесь с людьми когда они в беде, когда им больно?

 – Мы пытаемся вам помочь, – вмешался О'Доннелл. – Вам обоим. У нас есть основания полагать, что пожар начался совсем так, как вы рассказали, миссис Грин. Если дело перейдет на следующий этап, в вашу страховую компанию, мы уже ничем не сможем вам помочь.

 – Я требую, чтобы вы немедленно покинули мой дом. Моя жена пострадала. А вы сидите здесь и намекаете, что она сделала это нарочно. Да вы с ума сошли!

 – Я не хотела, – всхлипнула Сара.

 – Конечно, нет, милая.

 – Я только хотела новую кухню.

 Рина вынула из сумки бумажные носовые платки и протянула ей.

 – И поэтому вы подожгли старую.

 – Она не…

 – Я разозлилась, – перебила мужа Сара. Она повернулась и взглянула прямо в его ошеломленное лицо. – Я просто страшно разозлилась на тебя, Сэм. Мне противно было там готовить, приглашать наших друзей. Я тебе говорила, но ты все повторял, что сейчас мы не потянем, что надо подождать и что тебе надоел вечный ремонт в доме.

 – О боже, Сара!

 – Я не думала, что все так получится. Мне так жаль! А когда я это сделала, это было так ужасно, мне стало так страшно! Я действительно запаниковала, – повернулась она к Рине. – Я думала, он сожжет занавески, ну и верх серванта, но разгорелось так быстро, что я просто ударилась в панику. А когда я схватила сковородку, когда плеснула жиром на шкаф, она была такая горячая, что я обожгла руки. Я боялась, что весь дом сгорит, и побежала к соседям? Я страшно испугалась. Прости меня.

 – Сара, ты могла погибнуть. Ты могла… из-за кухни? – Сэм обнял ее, когда она разрыдалась, и взглянул на Рину поверх ее головы. – Мы не будем требовать страховку. Прошу вас, умоляю, вы же не станете предъявлять ей обвинение?

 – Это ваш дом, мистер Грин. – О'Доннелл поднялся на ноги. – Пока нет попытки мошенничества, преступления нет.

 – Сара, люди делают глупости. – Рина коснулась ее плеча. – Но с огнем шутить нельзя, он этого не прощает. Не стоит испытывать его еще раз. – Она вынула карточку и положила ее на кофейный столик. – Позвоните мне, если у вас будут вопросы или просто захочется поговорить об этом. Э-э-э… это, вероятно, не мое дело, но когда будете готовы к ремонтным работам, я знаю человека, который все вам сделает по вполне разумным расценкам.

 

 – Люди, – покачал головой О'Доннелл, пока они шли к машине.

 – У меня было такое ощущение, будто я бью щенка палкой. – Рина обернулась на дом. – Возможно, они обернут все это в шутку: трагедия со временем превращается в комедию. «О да, мы обожаем нашу новую мебель! Сара сожгла старую». Или через два года они разведутся. Как ты смотришь на развод, О'Доннелл?

 – Никогда там не бывал. – Он устроился на пассажирском сиденье. – Жена бы меня не пустила.

 Рина засмеялась и села за руль.

 – Она такая строгая? В моей семье тоже смотрят на это строго. Тут и католичество, и семейный фактор. Кое-кто из моих кузенов прошел через бурные воды в своих браках, но пока все браки устояли. Сто раз подумаешь, прежде чем решиться на этот шаг. Узы брака могут обернуться темницей. Или петлей.

 – А ты хочешь, чтоб тебя взнуздали? Твой строитель?

 – Нет. То есть да, но взнуздать себя я не дам. Я просто рассуждаю. – Рина помедлила, но решила, что напарник есть напарник, все равно что родственник. – Моя сестра Белла рассказала мне, что ее муж гуляет налево. Похоже, это тянется годами, но сейчас он обнаглел и решил ткнуть ее в это лицом.

 – Паршиво.

 – Ты когда-нибудь изменял?

 – Нет. Жена бы мне не позволила.

 – А этот сукин сын! – вздохнула Рина. – Не знаю, что она будет делать. Я вообще удивляюсь, как она ухитрилась так долго держать это при себе, не разболтала всем.

 – Щекотливая тема.

 – Моя семья живет разговорами на щекотливые темы. И Белла посещает психоаналитика – еще один сюрприз. Это наводит меня на мысль о том, что брак – это минное поле. Минное поле личной жизни. От адюльтера до кухонных поджогов. Скучать не приходится.

 О'Доннелл повернулся на сиденье, внимательно изучая ее профиль.

 – А ты всерьез запала на этого парня.

 Рина принялась было отрицать, потом пожала плечами.

 – Вроде бы двигаюсь в этом направлении. Меня пот прошибает, когда начинаю об этом думать. Поэтому лучше я буду думать о чем-нибудь другом. Например, о том, что мой поджигатель не звонил с тех пор, как подпалил школу.

 – Но ты же не считаешь, что он завязал?

 – Нет, не считаю. Я пытаюсь вычислить, сколько он заставит меня ждать. А пока, ты не против, если мы сделаем крюк? Мне нужно кое-куда заехать.

 – Ты же за рулем, двигай!

 

 Адвокатская контора Винса располагалась в центре города, из его кабинета открывался вид на Внутреннюю гавань. Рина только раз бывала там раньше, но хорошо все запомнила.

 «Интересно, не является ли секретарша Винса, сногсшибательная брюнетка, одной из тех, с кем он гуляет налево?» – размышляла Рина.

 Приемная была отделана и обставлена роскошно и очень современно, в нейтральных тонах с преобладанием серого и цвета спелой сливы. Ей не пришлось долго ждать, ее вскоре провели в просторный кабинет Винса с широкими окнами и броскими картинами на стенах.

 В знак приветствия он расцеловал ее в обе щеки. На кофейном столике уже охлаждался во льду лимонад и стояло блюдо с сыром и крекерами.

 – Какой сюрприз! Что привело тебя в наши края? Тебе нужен адвокат?

 – Нет. И я тебя надолго не задержу. Спасибо, но у меня нет даже времени присесть.

 Он улыбнулся. Красивый, обаятельный, светский.

 – Задержись на минутку. Город подождет. Нам никогда не удается поговорить друг с другом.

 – Да, действительно. Ты часто пропускаешь семейные сборища.

 Его улыбка не погасла, только стала чуть тусклее.

 – Ничего не поделаешь, работа!

 – А также женщины, с которыми ты забавляешься. Ты изменяешь Белле, Винс, но это ваше с ней личное дело.

 – Прошу прощения? – Весь его шарм вдруг куда-то испарился.

 – Но ты решил ткнуть ее носом в ее положение обманутой жены. Ты решил унизить ее, а это уже мое дело. Хочешь гулять налево? Да бога ради. Можешь нарушать свои брачные обеты. Но не смей заставлять мою сестру чувствовать себя несчастной неудачницей. Она мать твоих детей, и хотя бы за это ты должен ее уважать.

 Он сохранил спокойствие.

 – Катарина, я не знаю, что там Белла тебе наговорила, но…

 – Уж не хочешь ли ты назвать мою сестру лгуньей, Винс? – Рина волновалась, ей пришлось приложить героические усилия, но она сумела сохранить спокойствие. – Может, она и плакса, но она не лжет. А лжешь как раз ты. Ты лжец и изменник.

 На этот раз ей удалось вызвать у него вспышку бешенства. Рина увидела, как это бешенство вспыхнуло в его глазах, почувствовала, как оно опалило ее.

 – Ты не имеешь права приходить ко мне на работу и говорить со мной подобным образом о вещах, которые тебя совершенно не касаются.

 – Дела Беллы касаются меня самым непосредственным образом. Ты с давних пор являешься членом семьи и знаешь, как у нас обстоят дела. Либо уважай ее, либо разведись с ней. Выбор за тобой. Но делай его поскорее, или я очень сильно осложню тебе жизнь.

 Он удивленно рассмеялся:

 – Ты мне угрожаешь?

 – Да, я тебе угрожаю. Окажи матери своих детей должное уважение, которого она заслуживает, Винс, или я позабочусь о том, чтобы другие люди узнали, где ты проводишь свои вечера, вместо того чтобы быть дома с женой. Моя семья удовлетворилась и моим словом, – добавила Рина, – но я добуду доказательства. Всякий раз, как ты пойдешь налево, кто-нибудь будет за тобой следить и все записывать. Когда я с тобой покончу, тебя перестанут принимать в доме моих родителей. Твои дети захотят узнать, в чем дело.

 – Мои дети…

 – Заслуживают лучшего от своего отца. Почему бы тебе не задуматься об этом? Уважай свой брак или разорви его. Выбирай.

 С этими словами Рина вышла из комнаты. На этот раз, пока она шла к лифту, у нее не было ощущения, будто она бьет щенка палкой. Нет, на этот раз она испытывала ощущение полного торжества.

* * *

 Бо вошел в «Сирико», неся в руке плоский современный портфель, которым пользовался, когда хотел произвести впечатление на потенциальных клиентов. Или, как в данном случае, на родителей женщины, с которой он спал.

 Ему показалось, что обеденная смена в самом разгаре. Жаль, надо было выбрать более спокойное время. Все еще можно исправить, решил Бо. Но, раз уж он здесь, можно воспользоваться случаем и заказать пиццу на вынос.

 Не успел он повернуться к стойке, как к нему подошла Фрэн и расцеловала его в обе щеки. Бо растерялся, не зная, чему он обязан такой честью.

 – Привет, как поживаешь? Давай я подыщу тебе столик.

 – Не надо, я хотел только…

 – Садись, садись! – Она взяла его под руку и провела к кабинке, где какая-то пара уже ела макароны. – Бо, это моя тетя Грейс, а это мой дядя Сэл. Это Бо, друг Рины. Бо, посиди с родственниками, пока мы найдем тебе столик.

 – Но я не хочу…

 – Садись, садись! – На этот раз приказ прозвучал из уст тети Грейс, поедавшей его жадным взглядом. – Мы о тебе наслышаны. Вот, поешь хлеба. Поешь макарон. Фрэн! Принеси приятелю Рины тарелку. Принеси ему стакан.

 – Я только хотел…

 – Итак. – Грейс легонько похлопала его по руке. – Ты строитель, столяр.

 – Да, мэм. Честно говоря, я только хотел оставить кое-что для мистера Хейла.

 – «Для мистера Хейла»? Как официально! – Она снова похлопала его по руке. – Ты будешь строить колоннаду для Бьянки.

 «Быстро расходятся слухи», – подумал Бо.

 – Я принес показать им несколько набросков.

 – У тебя в портфеле? – впервые подал голос Сэл, тыкая вилкой, на которую был намотан ком спагетти, в портфель Бо.

 – Да. Я собирался…

 – Ну-ка давай посмотрим. – Сэл сунул спагетти в рот, одновременно жестикулируя свободной рукой: мол, давай, показывай.

 Фрэн вернулась с тарелкой салата, поставила ее перед Бо.

 – Мама говорит, что ты должен поесть салата, а потом спагетти с итальянской колбасой. – С неотразимой улыбкой Фрэн поставила перед ним бокал. – Она сказала, что тебе понравится.

 – Да. Конечно.

 – Скажи своему папе, чтобы шел сюда, – приказал Сэл, наливая в бокал Бо красного вина из бутылки. – Мы смотрим колоннаду.

 – Как только у него будет свободная минута. Тебе еще что-нибудь принести, Бо?

 – По-моему, у меня все есть.

 Сэл расчистил середину стола, и Бо вынул свои наброски.

 – Вот вид спереди, сбоку и сверху, – начал он.

 – Да ты настоящий художник! – воскликнула Грейс, указывая на нарисованный углем вид Венеции на стене рядом с собой. – Прямо как Бьянка.

 – Мне до нее далеко, но спасибо на добром слове.

 – Тут у тебя по краям колонны. – Сэл пристально вгляделся в рисунок сквозь очки. – Шикарно.

 – Больше похоже на Италию.

 – Больше денег.

 Бо пожал плечами и решил съесть салат.

 – Их можно заменить столбами. Я могу их обработать, расписать яркими красками. Будет нарядно.

 – Одно дело картинки рисовать, другое – строить. У тебя есть образцы твоей работы?

 – У меня есть портфолио.

 – В этом кейсе?

 Бо кивнул, продолжая есть. Сэл опять жестом велел ему показать.

 – Гиб занят, но он подойдет через минуту. – Бьянка скользнула в кабинку и села рядом с братом. – О, эскизы! Они, чудесны, Бо. У тебя прекрасная рука.

 – Художник, – энергично кивнула Грейс. – Сэл его терроризирует.

 – Ну, разумеется, – согласилась Бьянка. Одним движением она сумела заехать брату локтем в бок и поднять со стола набросок. – Это больше, чем я ожидала. Я даже вообразить не могла.

 – Мы всегда можем уменьшить…

 – Нет-нет. – Она властным жестом остановила Бо. – Это лучше, чем я ожидала. Ты видишь, Сэл? Вы с Грейс могли бы сидеть там сегодня. Красивые цветные лампочки, виноградные лозы, теплый воздух.

 – В августе жарища.

 – Вот и хорошо. Это поможет нам продать больше минеральной воды.

 – Отдельная кухня. Больше рабочих рук, больше затрат, больше хлопот.

 – Больше прибыли. – В ее глазах читался вызов. Она воинственно повернулась к брату. – Кто управляет этим заведением последние тридцать пять лет? Ты или я?

 Сэл поднял и опустил брови. Они яростно заспорили. Бо не понимал и половины, потому что они то и дело переходили на быстрый, как пулеметная очередь, итальянский, сопровождая свои слова энергичными жестами. Он решил не вмешиваться и занялся салатом.

 Через минуту пустую тарелку у него забрали и заменили на полную: спагетти с итальянской колбасой, как и было обещано. Гиб подтащил стул и сел в торце стола.

 – Где моя дочь? – спросил он у Бо.

 – Э-э-э… я не знаю. Я еще не был дома, но она говорила, что, скорее всего, будет работать допоздна.

 – Смотри, Гиб. Смотри, что Бо нам построит.

 Гиб вынул очки из нагрудного кармана рубашки, взял наброски и, поджав губы, принялся их изучать.

 – Колонны?

 – Их можно заменить на столбы.

 – Я хочу колонны, – решительно заявила Бьянка и ткнула пальцем в лицо брату, когда он открыл рот. – Баста!

 – Это больше, чем я думал.

 – Это лучше. – Бьянка грозно прищурилась, глядя на мужа. – В чем дело? Тебе нужны новые очки? Ты что, не видишь, что у тебя перед глазами?

 – У меня перед глазами нет цены. Не говоря ни слова, Бо снова открыл портфель, вынул лист со сметой. И с удовольствием проследил, как у Гиба округляются глаза.

 – Это довольно круто. – Гиб протянул лист Сэлу.

 – Это максимальные расценки оплаты труда, – сказал Сэл.

 – Я стою этих денег, – ответил Бо с достоинством. – Но я не против бартера. Прекрасные спагетти, Бьянка.

 – Спасибо. Ешь на здоровье.

 – Какого бартера? – уточнил Гиб.

 – Еда, вино. – Бо опять взглянул на Бьянку. – Готов работать за каннеллони. Плюс устная реклама. Я сейчас только разворачиваюсь в этом районе. Поставлю вам материалы по себестоимости. А, если возьмете на себя часть черной работы – разгрузку, покраску, – это снизит расценки.

 Гиб шумно вздохнул:

 – Насколько снизит?

 Бо вытащил из портфеля второй вариант сметы и передал его Гибу.

 Гиб долго смотрел на поданный ему лист.

 – Да, тебе, похоже, крепко полюбились каннеллони. Он опять передал лист Сэлу, но на этот раз его перехватила Бьянка.

 – Идиот, – сказала она по-итальянски, – при чем тут каннеллони? Ему полюбилась твоя дочь!

 Гиб откинулся на спинку стула, побарабанил пальцами по столу.

 – Как скоро ты можешь начать? – спросил он, протягивая руку для скрепления договора.

 – Бо, ты не обязан лишаться прибыли подобным образом, занижать свои расценки только из-за того, что это моя семья.

 – Гм… – Не открывая глаз, Бо поглаживал ладонью ее ногу. – Ты что-то сказала? Я в коме от каннеллони, осложненной сексуальным опьянением.

 Что ж, это понятно, подумала Рина. Он съел три гигантские порции каннеллони, приготовленные ее матерью, прежде чем они – наконец-то! – отдали должное полу у него на кухне.

 – Ты хорошо работаешь и заслуживаешь, чтоб тебе хорошо платили.

 – Мне платят. Я только что съел первый взнос. Это выгодный бизнес, – продолжал Бо, предвосхищая ее возражения. – «Сирико» – это местная достопримечательность. Эта работа покажет всем, на что я способен, люди начнут обо мне говорить. Твои родичи – первые по части беспроволочного телеграфа.

 – Ты хочешь сказать, что мы болтуны?

 – Поговорить вы любите, это точно. У меня с самого ужина в ушах звенит. Нет, я ничего плохого сказать не хочу, – поспешно добавил Бо. – В конце концов, мне даже удалось убедить твоего дядю.

 – Дядя Сэл – старший из маминых братьев, известный крохобор. Мы все равно его любим.

 – Они получили выгодную сделку, я получил работу, которая мне нравится, и в придачу – бесплатную рекламу. Да еще и право – о боже, боже! – поглощать стряпню твоей матери до самой смерти.

 – Ты забыл сексуальный бонус.

 – Это личное. – На этот раз Бо пробежался пальцами по ее бедру вверх и вниз. – Не входит в сделку. Но поскольку я тут возился с кое-какими планами по ремонту твоего дома, можешь отвести меня наверх и подкупить новыми сексуальными услугами.

 Рина приподнялась на локте и с удивлением посмотрела на Бо.

 – Ты и про меня не забыл?

 – Так, прикидывал кое-что. У меня было мало времени. Но стол для твоей гостиной почти готов.

 – Я хочу посмотреть. Умираю, как хочу скорее увидеть.

 – Стол будет окончательно готов через пару дней. А чертежи пока совсем сырые, не на что смотреть.

 – Я хочу! – Рина дернула Бо за руку. – Прямо сейчас. Сию же минуту.

 Бо громко застонал, но сел и потянулся за штанами.

 – Половина планов еще у меня в голове.

 – Я хочу видеть другую половину. – Рина торопливо натянула рубашку. Потом наклонилась к Бо и чмокнула его в губы. – Заранее благодарю.

 – Ты меня после поблагодаришь. – Бо открыл холодильник и протянул руку к бутылке воды, когда зазвонил телефон.

 – Кто, черт подери, может звонить мне в час ночи? Надеюсь, это не Брэд с просьбой внести за него залог и выпустить из-под ареста. Хотя справедливости ради надо заметить, такое было только однажды.

 – Не бери трубку. Погоди. – В полурасстегнутой рубашке Рина бросилась к телефону и взглянула на определитель. – Тебе знаком этот номер?

 – Вот так с ходу не припомню. – Тут она увидела по лицу, что он догадался. – Вот дерьмо! Думаешь, это он?

 – Давай я отвечу. – Она сняла трубку. – Да?

 – Готова к новому сюрпризу? Не люблю повторяться, но что поделаешь!

 Рина кивнула Бо и показала знаками, что ей нужны бумага и перо.

 – А я уж думала: когда ты снова позвонишь? Как ты узнал, что можно найти меня здесь?

 – Я знаю, что ты шлюха.

 – Потому что я спала с тобой? – спросила она и начала записывать разговор.

 – А ты помнишь всех, с кем спала, Рина?

 – У меня прекрасная память на такие вещи. Ну-ка напомни мне, и тогда посмотрим, насколько это было незабываемо.

 – А ты сама вспомни. Просто вспомни всех, кому ты давала. Начиная с самого первого.

 Ее рука дернулась.

 – Женщина никогда не забывает, кто был у нее первым. Это был не ты.

 – Мы с тобой устроим вечеринку, ты и я. Но прямо сейчас почему бы тебе не прогуляться? Увидишь, что я тебе оставил.

 В трубке щелкнуло.

 – Ублюдок, – пробормотала Рина, лихорадочно отыскивая свой сотовый телефон. – Он сделал что-то поблизости, даже ехать не надо. Не вешай трубку, – добавила она, надела кобуру и одновременно позвонила с сотового.

 – Это Хейл. Прошу вас засечь этот номер. – Рина продиктовала номер. – Это сотовый телефон, и, скорее всего, он сейчас в движении. Я оставила линию, по которой он звонил, открытой. – Выходя из кухни, она отбарабанила домашний номер Бо. – Возможно, он устроил пожар поблизости от моего дома. Мне нужна пара патрулей. Я сейчас выхожу, чтобы проверить. Вы можете со мной связаться… Сукин сын! – Рина услышала, как Бо выругался у нее за спиной и бросился обратно в кухню. – Поджог автомобиля по этому адресу. – Вызывайте пожарных!

 Бо промчался мимо нее с огнетушителем.

 Капот грузовика был поднят, двигатель изрыгал огонь. Из-под шасси вырывались клубы дыма, огонь бежал по лужам бензина, разлитым по дорожному полотну. Колеса тлели, невыносимая вонь горящей резины отравляла воздух. Огонь, раздуваемый приятным ночным ветерком, плясал на капоте и на крыше грузовика.

 Ярость Рины уступила место страху, когда она заметила фитиль из скрученных тряпок, тянущийся к открытому бензобаку. Из бензобака, куда уходил фитиль, свешивалась красная льняная салфетка с расправленным углом, на котором был четко виден логотип «Сирико».

 – Назад!

 Рина бросилась к Бо и выхватила у него из рук огнетушитель. «Времени либо хватит, либо не хватит», – отрешенно подумала она и направила огнетушитель на бензобак.

 Из огнетушителя с фырканьем вырвалась пена. Ветерок швырнул дым ей в лицо. Дым ослепил ее и начал душить. Потоки горящего бензина подползали все ближе, вкус огня заполнил ей рот.

 – К черту грузовик! – Бо схватил ее и бегом кинулся вместе с ней на другую сторону улицы.

 Грузовик взлетел на воздух и с грохотом рухнул обратно на землю. Взрывной волной их сбило с ног. В воздухе бушевал огненный вихрь, куски раскаленного металла шрапнелью сыпались на улицу. Бо затащил Рину в укрытие за одним из запаркованных автомобилей.

 – Ты не ранен? Не обжегся?

 Он покачал головой, глядя на огненный ад, в который превратился его грузовик. В ушах у него звенело, глаза слезились, одно плечо горело. Проведя по нему рукой, Бо увидел, что она в крови.

 – Я почти успела. Еще несколько секунд…

 – Ты чуть было не взлетела на воздух ради дурацкого пикапа «Шевроле».

 – Он переиграл меня. Он специально выбрал время. – Пламя плясало в глазах Рины, она яростно стукнула кулаком по асфальту. – Двигатель, шасси – все это отвлекающие моменты. Если бы я раньше заметила фитиль… Господи, Бо, да у тебя кровь идет!

 – Поцарапал руку, когда нас швырнуло об землю.

 – Дай мне посмотреть. Где мой мобильник? Где этот чертов мобильник? – Рина выползла из-за машины и увидела свой разбитый телефон, лежащий посреди улицы. – Вот они едут. – На вой сирен из соседних домов стали выходить люди. – Сядь тут, дай мне взглянуть на твое плечо.

 – Все нормально. Давай оба присядем на минутку.

 Бо не знал, его или ее бьет дрожь. Может быть, обоих. Ноги его вдруг ослабели, и он опустился на тротуар, увлекая ее за собой.

 – У тебя тут глубокий порез. – К Рине вернулась профессиональная выдержка. – Понадобятся швы.

 – Может быть.

 – Сними рубашку. Тут нужно перетянуть. Я могу наложить жгут, пока не приедут медики.

 Бо приподнялся и вытащил из заднего кармана джинсов платок-бандану.

 – Сойдет. Мне очень жаль, Бо. Прости.

 – Не надо. Не извиняйся. – Бо смотрел на свой грузовик, пока она перетягивала ему руку. Боли он еще не чувствовал, но думал, что ждать осталось недолго. Но, глядя на то, что еще недавно было его надежной машиной, он ощутил растущий в груди гнев. – Если ты будешь извиняться, это означает, что виноват не он, а ты.

 Подъехала пожарная машина, из нее высыпали пожарные.

 Наложив жгут, Рина на минуту опустила голову на подтянутые к груди колени и глубоко вздохнула.

 – Мне надо пойти поговорить с этими парнями. Я пришлю тебе медика. Если он не решит иначе, я отвезу тебя в травмопункт, пусть обработают порез.

 – Забудь об этом! – Бо не собирался ехать в больницу. Больше всего на свете ему сейчас хотелось врезать этому чертовому психу по полной. Он поднялся и протянул Рине руку. – Идем, расскажем им, что произошло.

 Не успела Рина закончить свой отчет, как улица заполнилась людьми. Приехали ее родители, Джек, Сандер, Джина со Стивом, родители Джины.

 Рина слышала, как ее отец позвонил по сотовому Фрэн, сказал ей, что никто не пострадал, и велел передать новости Ань.

 Рина подошла к подъехавшему О'Доннеллу.

 – Вы засекли место? – спросила она.

 – Работаем. Ты не ранена?

 – Нет. Пара синяков. Ударилась об асфальт. Бо сыграл героя, заслонил меня собой. – Она потерла глаза. – Этот отморозок подготовился заранее. Залил капот бензином, набил в шасси матрасной набивки, поджег ее, чтобы было больше дыма. Лужи бензина под грузовиком и вокруг. Поджег шины. Дым, вонь… На время меня это отвлекло.

 «На слишком долгое время», – мысленно добавила Рина. Если бы Бо ее не оттащил, его грузовик стал бы не единственной жертвой.

 – Я заметила фитиль и одновременно обеденную салфетку «Сирико» в клапане бензобака. Счет пошел уже на секунды. Я стала его тушить, но тут Бо схватил меня, как футбольный мяч, и потащил в сторону. Он потерял грузовик и свои инструменты, рассованные в «карманы» по всему салону, но он спас мне жизнь.

 – Этот тип звонил тебе к Гуднайту. Проверь свой автоответчик. Может, он сначала звонил к тебе домой?

 – Я еще не заходила к себе.

 – Так зайди сейчас.

 – Хорошо. Я сейчас вернусь. Рина отошла, перебросилась несколькими словами с Сандером и направилась к своему дому.

 – Ладно, приятель. – Сандер подошел к Бо, хлопнул его по здоровому плечу. – Ну-ка давай мы с тобой прогуляемся до клиники. Я тебя подштопаю.

 – Да ну, док, это всего лишь царапина.

 – Вот об этом позволь мне судить.

 – Иди с Сандером, не спорь, – распорядилась Бьянка. – Я зайду, достану тебе чистую рубашку.

 Бо бросил взгляд на свой дом.

 – Дверь открыта.

 Бьянка склонила голову набок, ее взгляд сочувственно смягчился.

 – У тебя ключи с собой? Я запру твою дверь.

 – Нет. Ключи в доме, не до них было.

 – Мы об этом позаботимся. – Она прижала к груди голову Бо. – Мы своих в беде не оставляем. А теперь будь хорошим мальчиком, иди с Александром. А завтра, когда тебе станет лучше, пойдешь поговоришь с Сэлом.

 – О чем?

 – Сэл продаст тебе новый грузовик по сходной цене.

 – Джек, пойди помоги Бьянке. – Гиб похлопал жену по спине. – Я пойду с ними, прослежу, как бы наш раненый не сбежал.

 – Ему просто нравится наблюдать, как я втыкаю в людей иголки, – пояснил Сандер, взяв Бо под здоровую руку.

 – Это воодушевляет. – Бо огляделся в поисках путей отхода и обнаружил, что его взяли в «коробочку». – Медик сказал, что может понадобиться пара швов. Я могу подождать до утра.

 – Зачем откладывать? – возразил Сандер. – Да, кстати! Когда тебе в последний раз делали прививку от столбняка? Обожаю делать прививки.

 – В прошлом году. Отстань от меня. – Бо с сомнением взглянул на Гиба. – Мне не нужен почетный караул.

 – Шагай, шагай. – Гиб продолжил, когда они пробились сквозь толпу. – Я там кое-что слышал, и, как мне кажется, я должен знать, что происходит. Кто-то позвонил Рине на твой домашний номер?

 – Да, тот же тип, что и раньше. Он ее терроризирует. Это он поджег школу. А разве она вам ничего не говорила?

 – Придется тебе просветить нас, раз уж ты все знаешь.

 Его не просто взяли в «коробочку». Из него выжимали информацию.

 – Лучше вы сами ее спросите.

 – Сейчас я спрашиваю тебя! А с ней поговорю после.

 – Вообще-то я с вами согласен. Она должна была сказать, а теперь она на меня обозлится, если я скажу. Пожалуй, не так уж плохо быть единственным сыном разведенных родителей.

 Бо рассказал им все, что знал, пока они преодолевали два квартала, отделявшие его дом от клиники, где работал Сандер, и добирались до его кабинета. Природная жизнерадостность Сандера уступила место профессиональной сдержанности. Он молча указал Бо на смотровой стол.

 – Когда это началось? – продолжал расспросы Гиб.

 – Насколько мне известно, с того самого момента, как она переехала.

 – И все это время она молчала! – Гиб повернулся и начал мерить кабинет шагами.

 – Стив тоже ничего не сказал, – напомнил Сандер и принялся очищать рану.

 Бо закусил губу.

 – Неужели вы, садисты в белых халатах, не можете придумать что-нибудь получше этой дряни, прожигающей до кости?

 – У тебя тут довольно глубокий порез, Бо. На шесть швов потянет.

 – Шесть? Вот черт!

 – Не боись, я тебя подморожу.

 Бо взглянул на шприц, который Сандер вынул из ящика, и решил, что лучше будет смотреть на побагровевшее от ярости лицо Гиба.

 – Больше я ничего не знаю. Не знаю, что за игру он затеял, но он держит ее в напряжении. Она пока справляется, но это здорово действует ей на нервы.

 – Кто-то, кого она засадила, – пробормотал Гиб. – Она его засадила, а он вышел. Моей дочери не миновать разговора со мной.

 – Под «разговором» в нашей семье подразумеваются крик, ругань, а порой и швыряние хрупкими предметами, – объяснил Сандер. – Небольшой укольчик.

 – Я не думаю… Ай! Ничего себе «небольшой укольчик». Мистер Хейл… Гиб, вы ее отец, вы ее знаете лучше, но я бы сказал, что крик, ругань и швыряние хрупкими предметами ничего не изменят.

 – Попробовать никогда не мешает, – пробормотал Гиб.

 Дверь открылась, и вошел Джек с рубашкой и ботинками.

 Взглянув на руку Бо, он сочувственно поморщился.

 – Бьянка сказала, тебе это пригодится. Швы, да?

 – Вот, Доктор Мрак говорит, что целых шесть.

 – Закрой глаза и думай об Англии, – сказал Сандер.

 Могло быть хуже, решил Бо. Он мог опозориться и запищать, как девчонка. Но он отправился домой, сохранив достоинство, когда экзекуция закончилась.

 Народу около его дома заметно поубавилось, но не все еще разошлись, бурно обсуждая событие, которое раньше, как предположил Бо, могли увидеть только по телевизору.

 Рина, О'Доннелл, Стив и еще двое парней, видимо, эксперты по криминалистике, все еще осматривали разрушения. «Интересно, – подумал он, – моя страховая компания обязана покрывать ущерб, нанесенный другим машинам обломками моего грузовика? Черт, теперь волей-неволей придется повысить расценки».

 Рина отделилась от коллег и направилась к нему.

 – Как рука?

 – Вроде бы останется при мне. Твой брат наложил швы и угостил леденцом.

 – Только так удалось заставить его перестать плакать, – пояснил Сандер. – А что до грузовика, могу хоть сейчас выписать свидетельство о смерти.

 – Плохо дело, – согласилась она. – Побочный ущерб нанесен машинам, запаркованным спереди и сзади – включая мою. Ладно, здесь мы сделали все, что можно. Распишись тут, Бо, и мы увезем, что осталось как вещественное доказательство.

 – А как насчет моих инструментов? Что-нибудь уцелело?

 – Когда закончим, я тебе верну все, что мы собрали. Мама в доме. – Рина перевела взгляд на отца. – Она хотела подождать тебя, узнать, как Бо.

 – Прекрасно. Я вместе с ней подожду.

 – Я здесь задержусь еще немного. Уже поздно, вам пора домой.

 – Мы подождем.

 Рина, нахмурившись, проводила взглядом Гиба, пока он шел к ее дому.

 – Что происходит?

 – Пошли, Джек, я тебя провожу. – Сандер обнял зятя за плечи и бросил взгляд на Бо. – Следи, чтобы повязка была сухой, пользуйся мазью. Я к тебе завтра загляну. – Он подхватил Рину рукой под подбородок, поцеловал ее в щеку. – Спеклась твоя задница. Спокойной ночи.

 Джек поцеловал ее в лоб.

 – Береги себя. Увидимся, Бо.

 Рина перевела взгляд на Бо.

 – Что происходит?

 – Ты им ничего не говорила…

 – А ты сказал?! – прошипела Рина.

 – Ты должна была сама им сказать. А ты поставила меня в такое положение, что мне пришлось стать гонцом, приносящим дурные вести.

 – Отлично! – Рина кипела от злости. – Просто великолепно! И ты не мог просто промолчать, дать мне самой со всем этим разобраться.

 – Знаешь, что? – сказал Бо, немного помолчав. – Это была дерьмовая ночь, и у меня нет сил на новый раунд. Делай что хочешь. Я иду спать.

 – Бо…

 Он махнул рукой и ушел, а Рина осталась, злая, как черт, не зная на кого излить свою злость.

 Когда она наконец вошла в свой дом, был уже пятый час утра. Она мечтала принять прохладный душ и улечься в свою собственную мягкую постель.

 Ее родители прилегли на тахте, прижавшись друг к другу, как пара уснувших детишек. Считая, что ей повезло, Рина попятилась в надежде проскользнуть наверх незамеченной, но ее остановил голос отца:

 – Даже не мечтай.

 Рина обреченно закрыла глаза. Ни разу, ни единого разу никому из детей не удалось пробраться в дом потихоньку после «комендантского часа». Что за человек! Брюхом, как змея, слышит.

 – Уже поздно. Я хочу поспать хоть немного.

 – Ты уже большая. Хочешь – перехочешь.

 – Терпеть не могу, когда ты так говоришь!

 – Следи за выражениями, Катарина, – проговорила Бьянка, не открывая глаз. – Мы все еще твои родители и будем твоими родителями через сто лет после твоей смерти.

 – Послушайте, я действительно очень устала. Не могли бы мы отложить это на завтра?

 – Кто-то тебе угрожает, а ты нам ни полслова? – С этими словами ее отец поднялся с тахты.

 Все ясно, ни единого шанса на отдых у нее нет. Рина стащила с головы ленту, которой были перевязаны волосы.

 – Это работа, папа. Я не могу, не хочу и не буду рассказывать вам все о моей работе.

 – Это личное. Он звонит тебе. Он знает твое имя. Он знает, где ты живешь. А сегодня ночью он пытался тебя убить.

 – Я похожа на мертвую? – вскипела Рина. – Или, может, я ранена?!

 – А что бы с тобой было, если бы Бо не проявил оперативность?

 – Замечательно. – Рина вскинула руки и зашагала по комнате. – Значит, он – белый рыцарь, а я – дама, попавшая в беду. Ты это видишь? – Она выхватила свой жетон и сунула его отцу под нос. – Такие штуки не дают беспомощным дамочкам.

 – Но их дают упрямым, эгоистичным женщинам, которые не в силах признать свою неправоту.

 – Это я эгоистичная? – Они уже кричали, стоя друг напротив друга. – С чего ты это взял? Это моя работа, мое дело. Я тебе указываю, как делать твою работу?

 – Ты – мое дитя. Твои дела меня всегда касаются. Кто-то пытается причинить тебе вред, и теперь этот человек будет иметь дело со мной.

 – Вот именно этого я и пыталась избежать. Почему я вам не рассказала? Прокрути этот разговор назад. Я не дам тебе в это вмешаться. Я не позволю тебе вмешиваться в мою работу, в эту часть моей жизни.

 – Не смей мне указывать, что я буду делать!

 – Аналогично!

 – Баста! Баста! Хватит! – Бьянка вскочила с тахты. – Не смей повышать голос на своего отца, Катарина. Не смей кричать на свою дочь, Гибсон. Я сама буду кричать на вас обоих. Болваны! Stupidi!^[41] Вы оба правы, но это не помешает мне столкнуть ваши пустые головы. Ты… – Она ткнула пальцем в грудь мужа. – Ты ходишь кругами и никак не доберешься до сути. Наша дочь не эгоистична, и за это ты извинишься. А ты… – Палец ткнулся в грудь Рины. – У тебя есть твоя работа, мы гордимся тем, что ты делаешь, тем, что ты есть. Но это другое дело, и ты сама это понимаешь. Речь идет не о ком-то другом. Речь идет о тебе. Разве мы когда-нибудь запрещали тебе входить в горящее здание, которое могло в любой момент обрушиться тебе на голову? Мы когда-нибудь говорили: «Нет, ты не можешь стать полицейским офицером, потому что мы не хотим волноваться из-за тебя день и ночь»?!

 – Мама…

 – Я не закончила. Ты сама поймешь, когда я закончу. Кто больше всех гордился тобой, когда ты стала тем, кем хотела? И ты смеешь говорить нам, что это не наше дело, когда кто-то хочет погубить тебя?

 – Я… я просто не видела смысла в том, чтобы волновать всех.

 – Ха! Волноваться – это наша работа. Мы твои родители.

 – Ну, ладно, надо было сказать вам. Я собиралась после сегодняшнего… Если бы Бо не встрял…

 – Теперь ты будешь обвинять его? – вмешался Гиб.

 Рина приняла бойцовскую стойку.

 – А больше никого не осталось. И потом, его же здесь нет, он возражать не будет. Конечно, я с удовольствием повешу это на него. Да и с каких это пор он вдруг стал твоим лучшим другом?

 – Он пострадал, спасая тебя. – Гиб сжал запястья Рины. – Сандер этой ночью мог зашивать тебя. А могло быть и того хуже.

 – Извинись, – напомнила ему Бьянка.

 Гиб мученически возвел глаза к потолку.

 – Прости, что я назвал тебя эгоисткой. Ты не такая. Я просто был очень зол.

 – Ладно, все нормально. Я эгоистична, когда речь заходит о вас. Я люблю вас. Люблю вас обоих, – повторила Рина, прижимаясь к отцу и взяв за руку мать. – Я не знаю, кто все это делает и почему, но теперь мне действительно стало страшно. Оба раза он оставил на месте преступления предметы из «Сирико».

 – Из «Сирико»? – переспросил Гиб.

 – В школе это был коробок спичек, сегодня – столовая салфетка. Он мне намекает, что может войти туда, добраться до вас. Он мне намекает… – Ее голос дрогнул. – Я боюсь, что он может причинить зло кому-нибудь из вас. Я бы этого не вынесла.

 – Ну, значит, ты понимаешь, что мы чувствуем, когда речь идет о тебе. Иди поспи немного, тебе надо отдохнуть. Мы закроем за собой дверь.

 – Но…

 Бьянка сжала руку Гиба, не давая ему заговорить.

 – Тебе надо отдохнуть, – повторила она. – О нас можешь не беспокоиться.

 Когда они остались наедине, Гиб шепнул жене:

 – Ты же не думаешь, что мы оставим ее одну?

 – Мы оставим ее одну. Мы должны верить в нее, и она должна знать, что мы верим в нее. Это так трудно. – На мгновение Бьянка сжала губы, стараясь сдержать дрожь в голосе. – Это всегда бывает трудно: отойти от своих детей, дать им действовать самостоятельно. Но приходится это делать. Идем, давай запрем дверь. Мы пойдем домой и там будем тревожиться о ней.

 

 Звонок разбудил ее без четверти шесть утра. Рина еле продралась сквозь вязкую дрему переутомления, нащупала выключатель, потом магнитофон.

 – Что? – пробормотала она в трубку.

 – Не так уж ты проворна, да? Не так умна, как ты думала.

 – Зато ты у нас умный, да? – Рина изо всех сил старалась сдержаться. – Только, знаешь, уж больно ты суетишься. Столько хлопот, столько шума, чтобы взорвать один несчастный грузовик! Грузовиков много, новый купим.

 – Держу пари, он здорово разозлился. – В трубке послышался тихий смешок. – Хотел бы я видеть его рожу, когда пикапчик взлетел на воздух!

 – А чего ж ты? Надо было остаться и посмотреть. Будь у тебя яйца круче, ты бы остался, поглядел бы на спектакль.

 – У меня есть яйца, сука. И ты будешь их лизать, прежде чем я с тобой покончу.

 – Если это все, что тебе нужно, скажи мне, где и когда.

 – Я назначу время и место. Ты что, все еще не понимаешь? Даже после того, что было сегодня, ты все еще не понимаешь. А еще говорят, что ты умная. Да ты просто тупая сука.

 Глаза Рины прищурились.

 – Ну, раз так, может, ты мне хоть намекнешь? Скучно играть, когда я совсем не знаю правил. Ну, давай, – принялась уговаривать Рина, – давай поиграем.

 – Моя игра, мои правила. До следующего раза.

 Когда он повесил трубку, она глубоко задумалась. От сонливости не осталось и следа. Ее ум работал, и работал он быстро.

 «Ты что, все еще не понимаешь? Даже после того, что было сегодня?»

 Что было именно сегодня? – спросила себя Рина. Он пользуется разными способами, атакует разные цели. Он не придерживается определенного modus operandi,^[42] как поступил бы на его месте обычный серийный поджигатель.

 Он оставляет в качестве подписи какой-нибудь предмет из «Сирико». Как послание ей.

 Кто-то из тех, кого она арестовывала в прошлом? О'Доннелл заподозрил Люка. Что ж, Люк никогда не любил их лавочку. Но Люк живет в Нью-Йорке. Можно, конечно, предположить, что он специально приезжал в Балтимор, но зачем? Зачем ему преследовать ее после стольких лет?

 Да и речь не та, слова чужие. Конечно. Люк мог сделать это нарочно, чтобы сбить ее с толку. Но опять-таки зачем?

 Плюс к тому Люк ничего не знает о пожарах, о взрывчатке. Он никак со всем этим не соприкасался, если не считать того случая, когда сожгли его «Мерседес», он…

 Рина выпрямилась.

 – О боже!

 Это было не то же самое, точного совпадения не было. Грузовик Бо не был взломан, салон не был подожжен, сигнализация не была отключена. Но…

 Мотор, шины, шасси залили бензином, взрывное устройство было помещено в бензобак.

 Столько лет назад! Неужели это один и тот же человек? Поджог был направлен не против Люка, он и не думал о Люке.

 Он думал о ней. Все это время.

 Рина поднялась и начала расхаживать по комнате. Прошло столько времени! Шесть лет? Может, в промежутке были и другие инциденты? Может, она просто не врубилась? Может, ей и раньше приходилось выезжать на вызванные им пожары?

 Придется изучить открытые дела, особенно «глухари». Все незакрытые дела, когда-либо проходившие через их участок.

 Как давно это началось? Сколько лет он готовился вступить в личный контакт с ней?

 Холодный страх сжал ее сердце и заставил замереть на ходу. Кровь отлила от лица. Она повернулась и сбежала вниз по лестнице.

 Руки у нее тряслись, когда она схватила листок, исписанный вручную на кухне у Бо. Запись ее разговора с поджигателем.

 «А ты просто вспомни, просто вспомни всех, кому ты давала. Вплоть до самого первого».

 – Первого, – прошептала Рина и медленно опустилась на пол. – Джош! О господи, Джош!

 Без пяти минут восемь Рина постучала в дверь Бо и продолжала стучать, пока он не открыл.

 Глаза у него были заспанные, волосы с одной стороны были примяты, с другой – стояли дыбом. На нем ничего не было, кроме синих боксерских трусов и хмурого выражения лица.

 – Мне надо с тобой поговорить.

 – Да-да, конечно, заходи, – проворчал он, когда она проскользнула в дом мимо него. – Присаживайся. Может, позавтракаешь? Я к твоим услугам.

 – Мне жаль, что пришлось тебя разбудить. Особенно после такой ночи, но это очень важно.

 Бо пожал плечами и выругался, когда боль пронзила раненое плечо. Выждав несколько секунд, он поплелся в кухню, вынул банку кока-колы из холодильника и начал жадно пить.

 – Я также знаю, что ты на меня зол, – продолжала Рина. Ей понравился собственный тон: прямо как у ее учительницы начальных классов. – Но сейчас не время вести себя по-детски.

 Его припухшие от недосыпа глаза прищурились. Он показал ей средний палец.

 – Вот это, – сказал Бо, – было бы по-детски.

 – Хочешь подраться? Прекрасно. Но я запишу тебя на более поздний час. Это официальный разговор, я хочу, чтоб ты слушал меня внимательно.

 Бо плюхнулся на стул и махнул рукой: валяй, мол, я слушаю.

 Рина видела недовольство, усталость, боль, но жалеть его она не собиралась – у нее просто не было на это времени: это не стояло в повестке дня.

 – У меня есть причины полагать, что связь с этим поджигателем уходит гораздо дальше в прошлое, чем мы раньше думали.

 Он отпил еще глоток.

 – Ну и что?

 – Я исхожу из телефонных разговоров с ним, включая последний, сегодня рано утром.

 Бо с такой силой стиснул банку, что смял ее.

 – Значит, он разбудил тебя с утра пораньше, а ты решила поделиться радостью и подняла с постели меня?

 – Бо!

 – Да иди ты! – Бо произнес это устало, без запальчивости, с трудом оторвался от стула и подошел к шкафчику. Открыв его, он вынул пузырек «Мотрина», вытряхнул несколько таблеток себе на ладонь и бросил их в рот, как леденцы.

 – Болит?

 Бо устремил на нее стальной взгляд, запивая таблетки кока-колой.

 – Да нет, мне просто нравится запивать «Мотрин» классической кока-колой. Завтрак чемпионов.

 Что-то оборвалось у нее внутри.

 – Да, я вижу, ты здорово на меня зол.

 – Я зол на тебя, на всех мужчин и женщин, маленьких детей, разнообразную флору и фауну планеты Земля и других планет Вселенной, где, как я верю, существует жизнь, потому что мне удалось поспать минуть пять, не больше, и все тело у меня болит и стонет.

 Рина увидела на его теле множество синяков, ссадин, царапин. Она насчитала немало таких и у себя на теле, но его состояние было куда хуже. Еще бы: он же принял главный удар на себя, закрывая ее своим телом.

 Рина собиралась быть деловитой и краткой, изложить ему самую суть, не вдаваясь в детали. Но теперь, глядя на его сердитые глаза, встрепанные волосы, несчастное, избитое тело, она решила сменить тактику.

 Даже ее строгая учительница начальных классов подула на больное место и поцеловала ее, когда она ободрала коленку на игровой площадке.

 – Почему бы тебе не присесть? Я соберу тебе что-нибудь поесть, приложу лед. Не нравится мне это колено.

 – Я не голоден. Там есть пакет мороженых овощей.

 Ей выпало на долю немало ушибов и синяков, она прекрасно понимала, для чего нужны мороженые овощи. Вынув их из морозильника, Рина положила холодный компресс ему на колено.

 – Мне очень жаль, что все так случилось. Мне очень жаль, что твой грузовик взорван. И зря я на тебя наехала, когда ты сказал отцу то, что я не готова была сказать. – Рина села, поставила локти на стол, устало потерла ладонями глаза. – Мне очень, очень жаль. Прости меня, Бо.

 – А вот этого не надо. Как я буду срывать на тебе зло, если ты заплачешь?

 – Я не буду плакать. – Но ей пришлось вынести жестокую внутреннюю битву, чтобы сдержать слово. – Все еще хуже, чем я думала, Бо. И ты вовлечен во все это из-за меня.

 – Насколько все хуже? Что ты имеешь в виду?

 – Мне надо позвонить. – Рина вынула сотовый телефон. – Это займет больше времени, чем я думала. Можно мне тоже баночку? – Она кивнула на его кока-колу.

 Бо кивнул.

 – О'Доннелл? – Рина встала. – Я задержусь еще на полчаса. Немного опоздаю.

 Открыв холодильник, Рина увидела несколько банок диетической кока-колы вперемежку с классической, которую предпочитал сам Бо, и поняла, что это куплено специально для нее. К глазам подступили глупые слезы.

 – Нет, не буду. Увидимся через полчаса.

 Рина отключила связь и снова села. Открыв жестянку, она взглянула на Бо.

 – Несколько лет назад я кое с кем встречалась. Какое-то время он был моим парнем. Это тянулось месяца четыре. Он был не из тех, с кем я обычно встречаюсь. Слишком светский, слишком требовательный. Но мне хотелось перемен, и он оказался самым подходящим. Он был помешан на престиже: ездил на «Мерседесе», носил итальянские костюмы, знал, какое вино к какой еде полагается. Мы пересмотрели кучу фильмов с субтитрами,^[43] которые, я уверена, понравились ему не больше, чем мне. Мне нравилось быть с ним, потому что я чувствовала себя женщиной.

 – А в другое время кем ты себя чувствовала? Пуделем?

 –. Настоящей женщиной, – уточнила Рина. – Капризной, кокетливой, непредсказуемой. – Она пожала плечами. Столько лет прошло, а ей все еще было немного стыдно. – Мне надо было сменить ритм. Я позволяла ему выбирать рестораны, принимала его планы. Для меня это был краткий отдых. В моей профессии приходится все время быть начеку и нельзя себе позволить иметь слабости. Надо все подмечать, надо многое делать. Ну, в общем, наверное, мне хотелось чего-то совсем другого…

 – Не могли бы мы притормозить на этом месте? Думаешь, это он тебе звонит?

 – Нет. Теоретически это возможно, но я уверена, что это не он. Он финансовый аналитик, раз в две недели делает маникюр. Сейчас живет в Нью-Йорке. Как бы то ни было, наши отношения дошли до того, что он начал меня раздражать. Я все пустила на самотек, потому что… Сама не знаю почему. Да ладно, это неважно. В тот вечер, когда я получила свое первое дело как детектив, мы с ним повздорили. Он меня ударил.

 – Что? – Бо поставил свою жестянку на стол. – Что?

 – Погоди. – «Расскажи ему все, – сказала себе Рина. – Всю унизительную историю». – Я подумала, что это вышло случайно. Сам он так и сказал. У нас был бурный разговор, мы двигались, жестикулировали, я подошла к нему сзади и попала под руку. Это могло быть случайностью, и я поверила, что это случайность. До следующего раза.

 Никакой сонливости в его глазах не осталось. Они светились пронзительной беспощадной зеленью.

 – Он снова тебя ударил?

 – На этот раз все было по-другому. Он устроил романтический ужин, все очень тщательно подготовил, я понятия ни о чем не имела. Шикарный французский ресторан, шампанское, цветы, весь набор. Он мне сказал, что его повысили в должности и переводят в Нью-Йорк. Я за него радуюсь, хотя вообще-то новость меня ошеломила. Но что тут поделаешь? К тому же… – Рина замолчала, перевела дух. – К тому же в глубине души я подумала: вот он, легкий выход для меня. Расстаемся без драм, без сцен.

 – А почему ты говоришь об этом с таким виноватым видом?

 – Ну… это звучит как-то уж слишком бездушно: «Слушай, приятель, ты мне слегка поднадоел, до чего же я рада, что ты уезжаешь из нашего штата!» И вот, пока я стараюсь не подать виду, что испытываю некоторое облегчение, он заявляет, что хочет взять меня с собой в Нью-Йорк. И даже после этого до меня не сразу доходит, что он имеет в виду. Оказывается, он хочет забрать меня с собой! Насовсем! Этому не бывать, и я пытаюсь объяснить ему, почему не могу с ним уехать. Да и не хочу.

 – Так. Парень, с которым ты встречалась пару месяцев, хочет, чтобы ты снялась с места, бросила свой дом, свою семью, свою работу, потому что его переводят в Нью-Йорк. – Перечисляя все это, Бо многозначительно воздевал кверху палец у нее перед носом. – Я же тебе говорил: есть жизнь во Вселенной и помимо нашего голубого шарика. Похоже, этот парень был зачат на планете «Ни фига не выйдет». Это ее немного рассмешило.

 – Погоди, дальше будет еще хуже. Вдруг откуда ни возьмись появляется кольцо с бриллиантом величиной с метеорит, он говорит мне, что мы женимся и переезжаем в Нью-Йорк. – Рина закрыла глаза, на нее накатила волна пережитых тогда ощущений. – Я в нокауте, клянусь тебе. Все это свалилось на меня как снег на голову. Я пытаюсь ему сказать, «спасибо», но… нет. Куда там! Официант приносит шампанское, люди кругом аплодируют, а чертово кольцо уже у меня на пальце.

 – Засада!

 – Точно. – Рина перевела дух. Она была благодарна Бо за понимание. – Я не могла с ним объясняться на глазах у всего ресторана, пришлось подождать, пока мы не поехали ко мне домой. Скажем так: он не сумел принять отказ должным образом. Он наорал на меня. Я, видите ли, его унизила, дура, лживая сука и так далее в том же духе. Ну, а я перестала его жалеть и наорала на него в ответ. И тут он меня ударил. Сказал, он мне покажет, кто тут главный. Но когда он попытался подкрепить слова делом, я его свалила, врезала по яйцам и выставила за дверь.

 – Поздравляю! Вот все, что я могу сказать. Нет, еще кое-что: после всего, что ты мне сейчас рассказала, он стал первым кандидатом на авторство фильма ужасов, который мы смотрим сейчас.

 Бо старается избавить ее от чувства вины, поняла Рина. От мысли о том, что она глупая или слабая. Любопытное это было ощущение: рассказать о грязном и унизительном случае парню, который не дал ей почувствовать себя запачканной и униженной.

 – Честно говоря, я все равно не думаю, что это он, но он с этим связан. На следующий день с утра пораньше ко мне явились мой капитан и О'Доннелл. Оказалось, что кто-то поджег «Мерседес» Люка через пару часов после того, как он выполз за дверь моей квартиры. Люк обвинил в поджоге меня, но у него ничего не вышло. Во-первых, когда он ушел от меня, ко мне приехала Джина. Она осталась на ночь и была еще у меня, когда они пришли. А во-вторых, они просто поверили мне. – Рина видела по глазам, что Бо все понимает, но все-таки сообщила последние детали: – В тот раз был использован не в точности тот же метод, что прошлой ночью, Бо, но есть много совпадений. И когда поджигатель позвонил мне сегодня утром, он на это намекнул.

 – Этот ублюдок Люк мог специально поджечь свою машину, чтобы обвинить тебя. Он мог сделать это и сейчас, чтобы отомстить.

 – В это можно было бы поверить, но… Когда он вчера позвонил, он сказал еще кое-что. В тот момент до меня не дошло. Потом все пошло слишком быстро, и до самого утра у меня не было времени об этом задуматься. Он сказал, что мне следует вспомнить всех своих мужчин вплоть до самого первого.

 – И что же?

 – Первым был Джош. Джош, который погиб при пожаре задолго до того, как я познакомилась с Люком.

 – Он курил в постели…

 – Я никогда в это не верила. – Даже теперь, рассказывая об этом, Рина почувствовала, как у нее дрожит голос. – Мне пришлось с этим смириться, но я никогда в это не верила. Трое из мужчин, с которыми у меня была связь, пострадали от пожаров. Один из них мертв. После всего, что мне стало известно, я больше не буду считать это совпадением.

 Бо поднялся, прохромал к холодильнику и взял еще одну банку кока-колы.

 – Потому что теперь ты думаешь, что Джош был убит.

 – Да, я так считаю. И еще я думаю, что использование огня с самого начала не было случайным. Любой, кто знает меня, знает, что я училась и работала, чтобы стать следователем по поджогам. С тех самых пор…

 – С тех пор, как сгорел ваш ресторан.

 – О мой бог! Пасторелли! – Рина почувствовала, как желудок ей сводит судорогой. – Все началось в тот день. Ладно, я это проверю. А пока… не мог бы ты взять отпуск?

 – С какай стати?

 – Бо, Джош погиб. Люк переехал в Нью-Йорк, да и вообще, между нами больше нет ничего общего. А ты живешь рядом. В следующий раз он подожжет твой дом. Или тебя самого.

 – Или тебя.

 – Возьми пару недель, устрой себе каникулы, дай нам время закрыть это дело.

 – Каникулы – дело хорошее. Куда поедем?

 Ее руки стиснулись в кулаки на столе.

 – Я – фитиль. Я уеду, он затаится и будет ждать моего возвращения.

 – Ну, как я погляжу, оба мы с тобой фитили. Если только ты не собираешься сойтись с другим парнем, пока я где-то там катаюсь на водных лыжах. Мне моя шкура дорога, Рина. Все, что от нее осталось, – добавил Бо, оглядев свое побитое тело. – Но я не собираюсь отсиживаться где-то в укрытии, дожидаясь, пока ты дашь мне отмашку, что все чисто. Я так не работаю.

 – Сейчас не время доказывать, какой ты крутой парень.

 – Извини! Пока я не отрастил себе сиськи, придется мне все же быть мужиком.

 – Ты будешь меня только отвлекать. Я буду беспокоиться за тебя и отвлекаться. Если с тобой что-нибудь случится… – Горло у нее сжало спазмом, и она замолчала.

 – Если бы я все то же самое сказал тебе, ты бы мне заявила, что можешь сама о себе позаботиться, что ты не дура и зря не рискуешь. – Бо вопросительно поднял брови, увидев, что Рина не отвечает. – Давай пропустим эту часть. Все равно у нас одни и те же аргументы. – Все его природное добродушие куда-то испарилось, зеленые глаза смотрели холодно. – Этот сукин сын наехал на меня, Рина. Он взорвал мой грузовик. И ты думаешь, я теперь уйду?

 – Прошу тебя! Хоть на несколько дней. Три дня. Дай мне три дня… – Ее голос дрожал.

 – Нет, только не плачь. Это нечестный прием, это ниже пояса. И это все равно не поможет.

 – Я не пытаюсь давить на тебя слезами. Я никогда так не поступаю, запомни! – Рина вытерла слезы. – Я могу взять тебя под охрану.

 – Можешь.

 – Неужели ты не понимаешь? Я не могу с этим справиться.

 Рина отошла к окну и выглянула наружу.

 – Ни за что не поверю, что ты с чем-то не можешь справиться.

 – Я не знаю, что делать. – Рина прижала кулак к груди, чувствуя, как колотится сердце. – Не знаю, как мне быть. Не знаю, как с этим справиться.

 – Мы что-нибудь придумаем.

 – Нет, нет! Ты что, ослеп или совсем спятил? – Рина стремительно повернулась к нему. – Я могу справиться с уголовным делом. Над ним просто надо работать. На него надо смотреть как на головоломку. Надо просто найти все кусочки и сложить их в нужном порядке. Но это? Я не могу… не могу справиться с этим. – Она постучала кулаком по груди. – Я… Я…

 – У тебя приступ астмы? – спросил Бо, видя, что она стоит, тяжело дыша.

 Рина удивила и его, и себя. Она вдруг схватила с кухонного прилавка кружку и швырнула ее об стену.

 – Ты законченный идиот! Я люблю тебя!

 Бо закрылся рукой, словно защищаясь от новой кружки, хотя руки Рины бессильно повисли вдоль тела.

 – Погоди минутку, хорошо? Одну минутку.

 – Да пошел ты!

 Рина бросилась на него, но он схватил ее за руку.

 – Я просил тебя подождать одну минутку. Похоже, твоя любовь принимает странные формы, – заметил Бо.

 – Не смей смеяться надо мной. Ты сам все это начал. Я ничего не делала, я только вышла на свой собственный задний двор в тот день.

 – Я и не думал над тобой смеяться. Я просто пытаюсь перевести дух. – Бо продолжал крепко удерживать Рину за руку, не поднимаясь со стула, и пакет мороженых овощей медленно таял на его разбитом колене. – Когда ты говоришь, что любишь меня, это Любовь с большой буквы или с маленькой? Только не вздумай меня бить, – предупредил он, увидев, как ее свободная рука сжалась в кулак.

 – Я не собираюсь прибегать к физической силе. – Но соблазн был велик. Рина с трудом заставила себя разжать руку, расслабить мышцы. – Буду тебе очень признательна, если ты отпустишь мою руку.

 – Ладно. А я буду тебе признателен, если ты не убежишь отсюда, вынуждая меня хромать за тобой следом. Вдруг меня схватит судорога, и я изрежу себе ноги осколками?

 Ее губы дрогнули в улыбке.

 – Вот видишь? Черт, вот почему это со мной случилось. Ты не слобак, Гуднайт, но ты такой симпатяга, что создается впечатление, будто тобой можно манипулировать. И ты уступчив. Ты буквально на все готов, вплоть до самой границы, проведенной у тебя в голове. Но чтобы заставить тебя перейти эту границу, наверно, потребуется динамит. Мама была права. Моя мама всегда права. – Рина со вздохом подошла к шкафу, вынула щетку и совок. – Ты похож на моего отца.

 – Ни капельки.

 Рина начала подметать осколки.

 – До тебя я никогда и ни к кому не относилась по-настоящему серьезно, потому что никто не подходил под эту мерку. Никто не походил на единственного человека, которым я больше всего восхищаюсь, – на моего отца.

 – Ты права. Мы с ним близнецы, разлученные в младенчестве.

 – Ты спрашиваешь, с большой буквы или с маленькой. До их пор была с маленькой, и даже этого хватало, чтобы сбить меня с толку. А сегодня утром ты открыл дверь, и вдруг оказалось, что это Любовь с большой, огромной, сияющей буквы Л. А посмотри, на кого ты похож. Что у тебя с волосами творится – кошмар!

 Бо поднял руку, ощупал голову. Поморщился.

 – Черт!

 – А твои трусы распадаются на части. Он поддернул растянутую резинку.

 – Нормальные трусы. Им сносу нет.

 – Ты весь в синяках. Настроение у тебя паршивое. И все это не имеет никакого значения. Прости меня за кружку.

 – Твой брат вчера упомянул, что у вас в семье принято швыряться хрупкими вещами. Я был влюблен в тебя примерно с десяти тридцати вечера девятого мая девяносто второго года. Еще с прошлого века, представляешь?!

 Рина выбросила осколки в мусорное ведро.

 – Нет, не был.

 – Тебе легко говорить. Это была любовь с маленькой буквы, – продолжал Бо, пока она ставила щетку на место. – И она была сильно приукрашена фантазией. Все засияло по-новому, когда я с тобой познакомился, но все равно это была любовь с маленькой буквы.

 – Знаю. Я уже опаздываю, – сказала Рина, бросив взгляд на часы. – Я распоряжусь, чтобы к тебе приставили пару полицейских, пока…

 – Она выросла.

 Рина ничего не ответила.

 – Она выросла, Рина, и теперь, я думаю, нам обоим придется решать, что нам с этим делать.

 Рина подошла к нему, прижалась щекой к его макушке. На сердце у нее стало легко.

 – Все это так странно, – сказала она. – И я не могу остаться. Не могу больше задержаться ни на минуту.

 – Все нормально. Это может подождать.

 Рина наклонилась и поцеловала его в губы.

 – Я тебе потом позвоню. – Она поцеловала его снова. – Будь осторожен. – Она поцеловала его опять. – Береги себя.

 Она торопливо выбежала из кухни и покинула дом, прежде чем Бо успел подняться со стула. Поэтому он остался сидеть за столом перед банкой теплой кока-колы, размышляя о том, что жизнь – странная штука.

 Не успел он допить кока-колу, как опять раздался стук в дверь.

 – А-а, чтоб тебя!

 Бо встал, решил, что таблетки и мороженые овощи помог ли, и направился к двери. Надо будет дать ей ключ, решил он. Это было неизбежно. И это почти то же самое, что жить вместе, а оттуда недалеко и до страшного слова на букву С. Но ему пока не хотелось об этом думать.

 Когда он открыл дверь, ему на шею бросилась женщина.

 – Бо, о господи, Бо! – Мэнди стиснула его с такой силой, что все его ушибы тут же напомнили о себе. – Мы сразу приехали, как только узнали.

 – Что узнали? И кто это «мы»?

 – Узнали про бомбу в твоем грузовике. – Мэнди отстранилась и торопливо оглядела его. – О мой бедный малыш! Они сказали – незначительные повреждения! Да ты весь побитый! Ой, и у тебя повязка. А что у тебя с волосами?

 – Заткнись. – Бо обеими руками попытался пригладив волосы.

 – Брэд паркуется. В этом районе невозможно найти место для парковки. А место перед твоим домом до сих пор огорожено.

 – Брэд?

 – Я только теперь узнала, потому что нечаянно отключила мобильник, и я была не дома, из газеты мне не могли дозвониться. Мы ничего не знали до сегодняшнего утра. Почему ты не позвонил?

 – Бо не был тупицей, хотя и проспал всего пять минут в эту ночь. – Ты и Брэд? Вместе? Мой Брэд?

 – Успокойся! Можно подумать, ты с ним спишь. И это вышло неожиданно. Пошли, давай я помогу тебе сесть.

 Бо замахал руками, как регулировщик на перекрестке.

 – Погоди, погоди, погоди. Я что, попал в Зазеркалье?

 – Ничего подобного. Мы знали друг друга годами. Мы просто встретились, решили вместе поесть, сходить в кино, ну а дальше все пошло само собой. – Мэнди широко и весело улыбнулась. – Это было потрясающе.

 – Замолчи, Мэнди! Ничего мне не рассказывай. – Бо зажал руками уши и начал производить звуки, изображающие радиопомехи. – Мой мозг этих данных не воспринимает. Он взорвется.

 – Ты же не из тех, кто считает: «Раз я с ней спал, никого из моих друзей она уже не заинтересует». Так?

 – Что? Нет. – А может, он как раз из тех?! – Нет, – решительно повторил Бо после минутного размышления. – Но…

 – У нас с ним полный контакт. А теперь давай я тебе помогу…

 Вдруг на ее лице появилось блаженно-мечтательное выражение. Проследив за ее взглядом, Бо увидел Брэда, идущего к ним по улице с тем же блаженно-мечтательным выражением на лице. Бо отвернулся и схватился за голову.

 – Моя голова, моя голова! Слушайте, ребята, вы мои лучшие друзья, но если тот сукин сын вчера меня не достал, то вы сейчас меня добьете.

 – Не говори глупостей! И, между прочим, хочу тебе напомнить, что ты красуешься в дверях своего дома в нижнем белье. Весьма непрезентабельным. Он в порядке! – крикнула Мэнди Брэду.

 – Парень, ты нас так напугал! Я постарел на десять лет! – Брэд взбежал по ступенькам. – Ты в порядке? Ты был у врача? Хочешь, мы свозим тебя на рентген?

 – Я был у врача.

 Бо застонал, когда Брэд обнял его.

 – Мы чуть с ума не сошли, сразу приехали. А как твой грузовик?

 – Спекся.

 – Жаль. Отличный грузовик. Что мы можем сделать? Хочешь, я оставлю тебе машину? Или давай мы останемся, отвезем тебя, куда хочешь.

 – Я не знаю. Я пока еще туго соображаю.

 – Не волнуйся, – сказала ему Мэнди. – Хочешь лечь? Я могу приготовить тебе что-нибудь поесть.

 Бо заметил, что они потихоньку держатся за руки. Тем не менее он понял главное: в трудную минуту они пришли к нему. Как всегда.

 – Мне надо принять душ, одеться, прояснить мысли.

 – Отлично. Ты давай в душ, а я пока приготовлю завтрак. Мы оба возьмем отгул на сегодня, верно, Брэд?

 – Ясное дело.

 – А когда ты снова спустишься, – добавила Мэнди, – расскажешь нам все, что случилось. Мы хотим знать все.

 

 Рина протерла слипающиеся глаза и вновь сосредоточилась на экране своего компьютера.

 – Пасторелли-старший большую часть жизни не вылезал из тюрем. Нападение, дебош в пьяном виде, покушение, поджог, мелкое воровство. Четыре задержания по подозрению в поджоге, отпущен за недоказанностью. Два до пожара в «Сирко», еще два после освобождения из тюрьмы. Последний известный адрес – в Бронксе. Но его жена живет в Мэриленде, прямо в пригороде округа Колумбия.^[44]

 – Сын пошел по стопам отца, – откликнулся О'Доннел. – Пара сроков в колонии для несовершеннолетних еще до того, как ему исполнилось шестнадцать.

 – Об этом мне известно. Джон для меня отследил, когда я его попросила. Они его забрали, – задумчиво сказала Рина. – Как раньше забрали его отца. В тот вечер, когда Джоуи убил свою собаку, поджег ее и бросил у нас на крыльце.

 Она встала, обогнула сдвинутые столы и присела на краешек стола О'Доннелла, чтобы шум в общей комнате полицейского участка не мешал их разговору.

 – Он убил своего пса, О'Доннелл. Они сказали, что это был демонстративный акт насилия, вызванный арестом отца по обвинению в пожаре. Трудный ребенок из проблемной семьи. Его отец систематически избивал мать, а время от времени и сына.

 – Но ты на это не купилась?

 – Нет. Я видела, как он бежал за полицейской машиной, увозившей Джо Пасторелли. Он боготворил отца. Как и многие другие дети, выросшие в такой атмосфере. Его мать была слабой женщиной. Авторитет отца был для него непререкаем. И вот, взгляни на его послужной список. – Рина повернулась так, чтобы ей был виден экран компьютера О'Доннелла. – Аресты за нападение, нападение с сексуальными целями, вандализм, угон автомобиля с отягчающими, нарушение условно-досрочного режима. Он не просто идет по стопам отца, он его превосходит.

 – На его счету нет поджогов.

 – Может, он действует осторожнее, а может, ему просто везет. Может, они с отцом образовали шайку. А может, поджигательство он приберег для меня. Но за этим стоит кто-то из них или они оба.

 – Не спорю.

 – Один из них или оба убили Джоша Болтона.

 – От того, что есть в их досье, до убийства – шаг немалый, Хейл.

 Рина покачала головой.

 – Может, были и другие убийства, только их не поймали. Все замыкается на мне. Все началось в тот день, когда Джоуи напал на меня. Сексуальное нападение, вот что это было, только я тогда была слишком мала, до меня просто не дошло.

 Но она до сих пор отчетливо помнила, как он хватал ее за грудь, как совал руку ей между ног, какими словами ее обзывал. Она помнила, какое у него было обезумевшее лицо.

 – Он бросился на меня, я закричала, мой брат и пара его друзей меня услышали, прибежали и отогнали его. Я рассказала отцу, и он пошел прямо к ним домой, у них с Пасторелли-старшим произошел крупный разговор. Я никогда не видела отца таким взбешенным. Если бы на крик не прибежали соседи и клиенты «Сирико», если бы не разняли их, могло бы кончиться плохо. Очень плохо. Мой отец пригрозил позвать полицию, и все, кто там был, узнав, что случилось, его поддержали.

 – И в ту ночь Пасторелли поджег «Сирико».

 – Вот именно. «Ты мне будешь портить жизнь, ублюдок, вот что ты за это получишь». Это была паршивая работа. Грязная работа по пьянке, и он даже не вспомнил о семье, жившей наверху. Они могли сгореть заживо.

 – Но ты заметила пожар?

 – Я заметила пожар. Опять все замыкается на мне. Итак, нам пришлось практически заново отстраивать пиццерию, но, слава богу, никто не пострадал. Страховка покрыла расходы, и все соседи предложили нам свою помощь. Можно взглянуть на дело с другой стороны и сказать, что пожар пошел на пользу семье. Мы сплотились, пожар дал моим родителям шанс обновить и расширить заведение.

 – Неприятная новость для того, кто хотел доставить нам неприятности.

 – К тому же он попался. Его пес залаял, О'Доннелл. Это была одна из тех вещей, которые я рассказала Джону. Пес залаял у них на заднем дворе, где стоял сарай. Там нашли канистру из-под бензина, часть украденного пива и башмаки, в которых он был.

 – Его парень зверски убил свою собаку?

 – Да. В его глазах пес стал виноватым. Пес залаял и тем самым выдал его отца.

 – Значит, пес должен умереть…

 – Точно. Более того, пес должен сгореть. Парня забирают, показывают психиатру, потом колония, и все, он в системе. Он выходит, и мать забирает его в Нью-Йорк. Там он опять влипает, но он все еще несовершеннолетний. Трудно несовершеннолетнему выбраться из Нью-Йорка в Балтимор, чтобы нагадить мне или моей семье. Вот смотри. – Рина постучала по экрану. – Он отбыл короткий срок, но к тому времени, как погиб Джош, они оба вышли на свободу. Джо Пасторелли подтирает полы. Такое унижение!

 Рина сама ощущала правду в своих словах. Ощущала разумом, всем своим существом. Вот они – части головоломки! – Но «Сирико» процветает. Наша семья процветает. А та маленькая сучка, из-за которой все началось, учится в колледже, трахается с каким-то слизняком. Стоило Джоуи немного ее полапать, как она шухер подняла и все изгадила. А этому парню она дает без проблем. Пора с ними поквитаться. Я была с ним в тот вечер, понимаешь? В тот вечер, после свадьбы Беллы, я была с Джошем. Один из них убил его. Поджег его. Только потому, что я была с ним в тот вечер.

 – Ладно, допустим. Тогда почему он или они не расправились с тобой? Ты же была там. Почему бы не убить вас обоих?

 – Потому что этого было мало. Убить меня – и сразу всему конец. А вот сделать мне больно, заставить меня страдать, опять пустить против меня огонь, да так, чтоб я ломала голову и ничего не понимала, это совсем другое дело. У Пасторелли-старшего есть алиби на тот день, Джон его проверил. Но алиби могло быть фальшивым. Джоуи вроде бы был в Нью-Йорке, есть люди, которые это подтверждают. Но мало ли что… И смотри, через три месяца после смерти Джоша Джоуи взяли за угон. В Виргинии, заметь, а не в Нью-Йорке.

 – Я не отрицаю, что люди могут таить злобу двадцать лет. Но двадцать лет – долгий срок.

 – Были промежуточные этапы. Возможно, я кое-что упустила, не связала. Был один случай, когда я только поступила на работу. Пожарный, с которым я время от времени встречалась, был убит. Он ехал в Северную Каролину, мы собирались туда на долгие выходные. Меня задержали, я не смогла поехать с ним, но мы со Стивом и Джиной собирались выехать на следующее утро. Его нашли в машине, в лесу у проселочной дороги. Это выглядело так, будто его остановили на дороге, убили, ограбили, а машину отогнали в лес и подожгли, чтобы все это прикрыть. Это случилось день в день ровно через одиннадцать лет после пожара в «Сирико».

 О'Доннелл откинулся на спинку кресла.

 – Хью Фицджеральд. Я немного знал его. Я помню, когда он был убит. Я не знал, что вы были связаны.

 – Пожалуй, так нельзя сказать. Мы пару раз встречались, он был другом Стива. И его смерть выглядела случайной, никак со мной не связанной. Местная полиция так ее и квалифицировала.

 «И я тоже, – напомнила себе Рина. – Я тоже ни разу не заглянула поглубже».

 – Все это было поздно ночью, на неосвещенной местной дороге. Одна из его шин была проколота. Они решили, что он посадил к себе не того попутчика, или кто-то подъехал, попытался его ограбить. Убил его, отогнал машину в лес, поджег в надежде, что огонь заметет все следы. И эта надежда сбылась. Дело до сих пор не закрыто. – Рина перевела дух. – У меня тогда никаких подозрений не возникло. Черт, я тогда носила униформу, и на ней даже пуговицы еще не потускнели. Кто я была такая, чтобы оспаривать мнение закаленных копов? И на каком основании? Только потому, что у меня было мерзкое предчувствие? Мы всего пару раз ужинали вместе, и оба думали, что это может перерасти в нечто большее. Но мы еще не были парой. Он был убит в Северной Каролине. Стрелки не указывали на того, кто поджег ресторан моего отца за одиннадцать лет до того. Мне бы следовало сообразить пораньше и увидеть связь.

 – Да, жаль, что твой хрустальный шар был в поломке в тот день.

 Рина по достоинству оценила сарказм и то чувство, которым он был продиктован, но ее это не охладило.

 – Огонь, О'Доннелл. Всегда присутствует огонь. Джош, Хью, машина Люка, а теперь грузовик Бо. Каждый раз огонь. Возможно, были еще какие-то пожары, на которые я не обратила внимания, не связала воедино. Дело еще открыто.

 – С одной только разницей. Теперь он хочет, чтоб ты знала.

 Лора Пасторелли работала за прилавком круглосуточной бакалейной лавочки возле кольцевого шоссе, отделяющего штат Мэриленд от округа Колумбия. Ей было пятьдесят три года, а на вид – лет на десять больше. Глубокие морщины, причерченные скорее заботами и печалью, а не годами, бороздили ее лицо, обрамленное подстриженными кое-как черными с проседью волосами. На шее у нее висел серебряный крестик. Вместе с обручальным кольцом он составлял все ее украшения.

 Она подняла голову, когда вошли О'Доннелл и Рина. Ее взгляд скользнул по Рине, не узнавая ее.

 – Могу я вам помочь?

 Она проговорила это без всяких эмоций, автоматически. Ей приходилось повторять эти слова десятки раз в день.

 – Лора Пасторелли? – О'Доннелл показал свой жетон, и Рина заметила, как Лора инстинктивно отпрянула. Потом ее губы сжались в тонкую линию.

 – Что вам нужно? Я работаю. Я ничего плохого не делала.

 – Нам нужно задать вам несколько вопросов о вашем муже и сыне.

 – Мой муж живет в Нью-Йорке. Я пять лет его не видела.

 Ее пальцы поползли вверх по впалой груди и нервно ухватили крестик.

 – А Джоуи? – Рина выждала, пока взгляд Лоры не переместился к ней. – Вы меня не помните, миссис Пасторелли? Я Катарина Хейл. Мы жили по соседству.

 Она узнала Рину не сразу. А узнав, поспешно отвела взгляд.

 – Я вас не помню. Я много лет не бывала в Балтиморе.

 – Вы меня помните, – мягко возразила Рина. – Может быть, есть более удобное место, где мы могли бы поговорить?

 – Я на работе. Из-за вас я могу потерять работу. Я вряд ли могу быть вам полезной. Почему вы не можете оставить нас в покое?

 О'Доннелл подошел ко второму служащему, пухлощекому молодому человеку, который прислушивался к их разговору, не скрывая своего любопытства. Судя по значку у него на комбинезоне, его звали Дэннисом.

 – Дэннис, почему бы тебе не постоять пару минут за прилавком? А миссис Пасторелли возьмет небольшой перерыв.

 – Мне надо делать инвентаризацию.

 – У тебя почасовая оплата, верно? Вот и постой за прилавком. – О'Доннелл вернулся обратно. – Почему бы нам не выйти на воздух, миссис Пасторелли? Сегодня хорошая погода.

 – Вы не можете меня заставить. Вы не имеете права.

 – Будет хуже, если нам придется вернуться, – тихо сказала Рина. – Не вынуждайте нас говорить с хозяином магазина. Мы вовсе не хотим осложнять вам жизнь.

 Лора молча обогнула прилавок и вышла из магазина, низко наклонив голову.

 – Он заплатил. Джо заплатил за то, что случилось. Это была случайность. Он тогда был пьян, и это была случайность. Ваш отец его на это толкнул. Он наговорил неправды про Джоуи, из-за него Джо напился, вот и все. Никто не пострадал. Страховка все покрыла, не так ли? А вот нам пришлось переехать. – Она вскинула голову, в глазах у нее блестели слезы. – Нам пришлось переехать, и Джо попал в тюрьму. Неужели он мало наказан?

 – Джоуи был страшно расстроен, не так ли? – заметила Рина.

 – Они забрали его отца. В наручниках. На глазах у всех соседей. Он же тогда был маленьким мальчиком. Ему нужен был отец.

 – Это было трудное время для вашей семьи.

 – Трудное? Это разрушило мою семью. Вы… Ваш отец говорил ужасные вещи про моего Джоуи. Люди слышали, что он сказал. То, что сделал Джо… Это было неправильно. «Мне отмщение, и Аз воздам», – говорит Господь. Но это была не его вина. Он был пьян.

 – Ему набавили срок. Он не раз попадал в переделки, пока сидел в тюрьме, – напомнил О'Доннелл.

 – Он же должен был защищаться, разве нет? Тюрьма изуродовала его душу. Выйдя на волю, он так и не стал прежним.

 – Ваша семья озлоблена на мою. На меня.

 Лора нахмурилась.

 – Вы тогда были ребенком. Нельзя винить ребенка.

 – Не все так думают. Вы не знаете, ваш муж или ваш сын не были недавно в Балтиморе?

 – Я же вам говорила, Джо в Нью-Йорке.

 – Не такая уж это долгая поездка. Может, он хотел навестить вас.

 – Он со мной не разговаривает. Он отступился от церкви. Я молюсь за него каждый вечер.

 – Он, должно быть, до сих пор видится с Джоуи.

 Лора пожала плечами. Казалось, этот сдержанный жест стоил ей немыслимых усилий.

 – Джоуи редко со мной видится. Он занят. У него много работы.

 – Когда Джоуи навещал вас в последний раз?

 – Несколько месяцев назад. Он занят. – В ее голосе зазвучали плаксивые нотки. Рина вспомнила, как она рыдала, закрывшись желтым посудным полотенцем. – Вечно вы к нему придираетесь. Забрали его отца, потом его самого забрали. Ну да, у него бывали неприятности, он делал нехорошие вещи. Но теперь он исправился. У него есть работа.

 – Что за работа?

 – Он механик. Он много узнал об автомобилях, пока был в тюрьме. Об автомобилях, о компьютерах, о разных вещах. У него есть образование. И у него хорошая постоянная работа в Нью-Йорке.

 – В авторемонтной мастерской? – подсказал О'Доннелл. – А как она называется, вы не знаете?

 – Кажется, «Авторайт». В Бруклине. Что вам от него нужно?

 – Она меня не сразу узнала, – заметила Рина, когда они снова сели в машину. – Но как только узнала, она не удивилась, что я полицейский. Кто-то держит ее в курсе событий.

 О'Доннелл кивнул в знак согласия, одновременно набирая по телефону городскую справочную Нью-Йорка. Он записал номер.

 – Есть «Авторайт» в Бруклине. – После минутного колебания он протянул листок из блокнота Рине. – Ты займись младшим, я возьму на себя старшего.

 Вновь оказавшись за своим столом в участке, Рина позвонила в нью-йоркскую автомастерскую и под лязг металла провела краткий разговор с владельцем.

 – Джоуи действительно работал в этом гараже, – сказала она О'Доннеллу. – Пару месяцев, и было это год назад. За эти два месяца в мастерскую дважды вламывались, крали инструменты и оборудование. При втором ограблении кто-то уехал на «Лексусе». Один из механиков утверждал, что слышал, как Джоуи бахвалится легкой добычей. Владелец информировал копов, они провели дознание. Его вина не была доказана, но его уволили. Еще через пять месяцев было новое вторжение со взломом, на этот раз все выглядело как вандализм. Машины были разбиты к чертям, все стены исписаны непристойностями, мусорная корзина подожжена.

 – И где был наш мальчик во время этой вечеринки?

 – По его утверждению, в Атлантик-Сити.^[45] Трое свидетелей. Но его свидетели – люди мафии, Карбионелли. Семейство из Нью-Джерси.

 – Мучитель твоего детства связан с мафией?

 – Стоит это проверить. Я прогоню по компьютеру имена тех, кто дал ему алиби.

 – Тем временем старший в настоящий момент не работает, – заметил О'Доннелл. – Подметал полы в двух барах, потерял работу, потому что слишком часто угощался выпивкой за счет заведения. Это было шесть недель назад.

 – Один или оба, – добавила Рина, – находятся в Балтиморе.

 – Точно. А почему бы нам не позвонить нашим нью-йоркским друзьям? Пусть проверят.

 Желудок Рины словно стянуло узлом. Она старалась отвлечься от неприятного ощущения, сосредоточившись на работе. Здесь был свой регламент, и его надо было соблюдать. Собирать данные, систематизировать их, записывать, готовить отчет для напарника и капитана.

 Уголовное дело. Надо думать об этом как об обычном уголовном деле, смотреть объективно, со стороны. Держать дистанцию. Поскольку она не могла официально расследовать поджог машины, Рина позвала с собой Янгера и Триппли, когда они с О'Доннеллом пошли к капитану.

 – Вам двоим будет полезно послушать, что мы накопали, – сказала им Рина.

 Капитан Брант пригласил их к себе в кабинет.

 – Разрабатываем версию, – начал О'Доннелл и кивнул Рине, чтобы она говорила первая.

 Рина изложила факты, начиная с пожара в «Сирико» в то лето, когда ей было одиннадцать лет, и кончая уничтожением грузовика Бо предыдущей ночью.

 – Нам стало известно, что Пасторелли-младший закорешился с тремя членами семейства Карбионелли из Нью-Джерси. Он отбывал срок в тюрьме Райкерс одновременно с неким Джино Борини, кузеном Ника Карбионелли. Именно Карбионелли, Борини и еще один тип из их клана дали алиби Джоуи Пасторелли на ту ночь, когда был совершен налет на автомастерскую.

 – Это произошло через пять месяцев после его увольнения и выглядело как детский вандализм, – продолжала Рина. – Как будто банда подростков вломилась в помещение, все кругом разгромила, кое-что украла по мелочи и устроила любительский пожар в мусорной корзинке для прикрытия. Они не слишком придирчиво изучали алиби Пасторелли.

 – Мы задействовали местных коллег, пусть побегают, – добавил О'Доннелл. – Для них это не приоритетное дело, но они пошлют пару детективов по последним известным адресам.

 – Есть много общего между поджогом машины Люка Чамберса несколько лет назад и тем, что было вчера. – Рина взглянула на Триппли. – Может, он использовал то же устройство в бензобаке.

 – Мы это проверим.

 – Капитан, я хочу заново открыть дело Джошуа Болтона.

 – Янгер возьмет его. Свежий глаз, детектив, – пояснил он специально для Рины. – Вы годами изучали это дело. Давайте поставим на прослушку ваш телефон, телефон Гуднайта. Еще раз расспросите Лору Пасторелли.

 

 Смена Лоры Пасторелли закончилась, поэтому они поехали к ней домой. Она жила в маленьком аккуратном домике на узкой улочке. Возле дома стояла старая «Тойота Камри». Проходя мимо, Рина заметила на приборном щитке круглый магнит в виде медали святого Христофора, к которому крепилась безделушка – так называемый «парковочный ангел».

 Когда они постучали, дверь открыла женщина примерно одного возраста с Лорой, но выглядевшая куда лучше. Ее круглое лицо было безукоризненно подкрашено, темные волосы подстрижены и уложены в модную прическу. На ней была белая рубашка, аккуратно заправленная в темно-синие брюки.

 У ее ног сидел пушистый рыжий шпиц и тявкал во все легкие.

 – Замолчи, Мисси, ты старая дура. Она любит хватать за лодыжки, – сказала женщина. – Честно предупреждаю.

 – Да, мэм. – Рина показала свой жетон. – Мы хотели бы поговорить с Лорой Пасторелли.

 – Она в церкви. Каждый день ходит после работы. В магазине что-то случилось?

 – Нет, мэм. В какую церковь она ходит?

 – Святого Михаила, на Першинг-стрит. – Ее глаза прищурились. – Если не было ничего в магазине, значит, это либо из-за ее никчемного мужа, либо из-за ее никчемного сына.

 – Вы не знаете, она виделась с мужем или сыном?

 – Ну, если виделась, мне бы не сказала. Я жена ее брата. Патриция Адзи. Миссис Фрэнк Адзи. Почему бы вам не войти?

 О'Доннелл с сомнением покосился на все еще тявкающий клубок пушистой шерсти. Патриция усмехнулась.

 – Дайте мне минутку. Бога ради, Мисси, заткнись.

 Она подхватила собачку и унесла ее. Они услышали, как где-то в доме хлопнула дверь. Потом Патриция вернулась.

 – Мой муж обожает эту идиотскую собачонку. Она прожила у нас одиннадцать лет, а ума так и не нажила. Заходите. Хотите поговорить с Лорой? Она снимет власяницу и стряхнет с головы пепел где-то через полчаса. – Патриция с тяжелым вздохом провела их в уютную маленькую гостиную. – Извините за откровенность, но нелегко жить в одном доме с мученицей.

 Прощупывая почву, Рина ответила ей сочувственной улыбкой:

 – Моя бабушка всегда говорила, что две женщины не могут ужиться в одном доме, как бы хорошо они ни относились друг к другу. В кухне должна быть только одна хозяйка.

 – Не могу сказать, что она очень сильно мешает, и потом, она не может себе позволить иметь собственный дом. Место у нас есть. Дети выросли. И она вкалывает как каторжная, непременно хочет платить за проживание. Можете вы мне сказать, о чем идет речь?

 – Ее муж и сын могут располагать информацией по делу, которое мы расследуем, – начала Рина. – Когда мы беседовали с миссис Пасторелли сегодня днем, она заявила, что у нее уже продолжительное время не было контактов ни с одним из них. Нам нужно задать ей несколько уточняющих вопросов.

 – Ну, как я уже сказала, со мной она не поделилась бы, если бы виделась или говорила с кем-то из них. И Фрэнку не сказала бы, с тех пор как он установил свои правила.

 В искусство быть полицейским входит умение подхватить ритм разговора и поддержать его. Поэтому Рина лишь улыбнулась и спросила:

 – Вот как?

 – В прошлом году он появился перед самым Рождеством, как снег на голову свалился. Лора, как обычно, пролила море слез, как будто он явился ей в ответ на молитву. – Патриция выразительно возвела глаза к потолку.

 – Я уверена, что она была рада снова увидеть сына.

 – Когда у тебя в башмаке гвоздь, умнее его вытащить раньше, чем охромеешь.

 – Вы не ладите со своим племянником, – заметил О'Доннелл.

 – Я вам прямо скажу: он меня пугает. Хуже отца: пронырливее и, мне кажется, гораздо умнее.

 – Он когда-нибудь угрожал вам, миссис Адзи?

 – Не напрямую. Просто у него взгляд нехороший. Вы же наверняка знаете: он несколько раз сидел в тюрьме. Лора придумывает для него всякие оправдания, а правда в том, что он просто негодяй. И вот он к нам пожаловал. Нам с Фрэнком это не понравилось, но не прогонять же родственника. Так не полагается. Простите, я вам даже кофе не предложила.

 – Все в порядке, – заверила ее Рина. – Джоуи приехал навестить свою мать перед праздником?

 – Может быть. Он только и говорил, что о себе. Приехал на шикарной машине, сам в дорогом костюме. Подарил ей дорогие часы, серьги бриллиантовые. Я бы не удивилась, окажись они крадеными, но я промолчала. Уверял, что у него раскручивается большое дело, какой-то клуб, который он со своими партнерами, – Патриция произнесла это слово с язвительной интонацией, – собирается открыть в Нью-Йорке. Якобы огребет на этом кучу денег. Мой муж спросил его, как он будет открывать клуб и получать лицензию на продажу спиртного, если у него есть судимости. Я сразу заметила, что Джоуи разозлился, но он только ухмыльнулся наглой такой ухмылочкой и сказал, что есть способы. Но суть не в этом.

 Патриция взволнованно взмахнула руками.

 – Он остался на ужин, сказал, что снял для себя номер люкс в отеле, и целый час хвастал своими подвигами. Но всякий раз, как Фрэнк задавал ему прямой вопрос об этом его новом бизнесе, он уходил от ответа и все больше злился. Разгорелся спор, и что сделал Джоуи? Смахнул все со стола, побил посуду, забросал едой все стены. Орал и ругался на Фрэнка, ну, правда, Фрэнк его достал. Мой Фрэнк не из тех, кто отступает, и уж такого поведения в своем доме не стал бы терпеть, можете не сомневаться. – С решительным кивком Патриция обвела взглядом Рину и О'Доннелла. – Он имеет право задавать вопросы и говорить все, что он думает, в своем собственном доме. Ну, Лора, конечно, вступилась за Джоуи, уцепилась за его рукав, и что сделал Джоуи, как вы думаете? Он ее ударил. Ударил родную мать по лицу!

 Патриция схватилась за грудь, покраснев от возмущения.

 – У нас в семье нравы крутые, не спорю, – продолжала она, – но такого я в жизни не видела. Никогда. Чтобы сын бил собственную мать? Назвал ее визгливой сукой, или что-то в этом роде. – Она покраснела. – Он сказал и кое-что похуже, если уж говорить всю правду. Я уже пошла к телефону, чтобы вызвать полицию, но Лора умолила меня не звонить. Представляете, стоит передо мной, из носа кровища хлещет, и умоляет не вызывать полицию! Ну, я и не вызвала. Он уже выходил за дверь, жалкий трус. Мой Фрэнк крупнее его: конечно, куда проще ударить слабую женщину, чем двухсотфунтового мужчину. Фрэнк вышел прямо за ним, велел ему никогда больше сюда не возвращаться. Сказал, что, если он вернется, в следующий раз Фрэнк вышвырнет его никчемную задницу обратно в Нью-Йорк.

 Патриции пришлось перевести дух после столь длинной речи.

 – Могу вам прямо сказать, я гордилась мужем в ту минуту. Когда Лора прекратила истерику, Фрэнк ей сказал, что, пока она живет под его крышей, ей запрещено открывать дверь для Джоуи. А если она это сделает, пусть идет на все четыре стороны и живет как знает. – Она вздохнула. – У меня свои дети есть и внуки тоже, у меня бы сердце разбилось, если б я не могла с ними видеться. Но Фрэнк поступил правильно. Человек, который бьет свою мать, – самая худшая мразь.

 – После этого вы его не видели? – спросила Рина.

 – Больше я его не видела, и, насколько мне известно, Лора тоже его больше не видела. Все праздники нам испортил, но мы это пережили. Все успокоилось, как обычно и бывает. С тех пор самое большое волнение мы пережили, когда случился пожар в доме, который мой сын строит в округе Фредерик.

 – Пожар? – Рина переглянулась с О'Доннеллом. – Когда это было?

 – В середине марта. Только-только подвел под крышу. Какие-то юнцы вломились в дом, устроили вечеринку, притащили керосиновые обогреватели, чтоб холод разогнать. Один из них опрокинулся, кто-то уронил спичку, и дом наполовину сгорел, прежде чем пожарные потушили огонь.

 – Юнцов поймали? – осведомился О'Доннелл.

 – Нет, и это просто возмутительно. Месяцы работы пошли прахом.

 Когда дверь открылась, Патриция оглянулась на Рину и встала.

 – Лора…

 – Что они здесь делают? – Глаза Лоры покраснели и вспухли от слез. Рина поняла, что в церкви она больше плакала чем молилась. – Я же вам сказала, я не видела ни Джо, ни Джоуи.

 – Мы не смогли связаться с вашим сыном, миссис Пасторелли. Он больше не работает в автомастерской.

 – Значит, нашел кое-что получше.

 – Возможно. Миссис Пасторелли, у вас есть часы и серьги, подаренные вам вашим сыном в декабре прошлого года?

 – Не знаю, о чем вы говорите.

 – Миссис Пасторелли! – Рина старалась говорить как можно мягче, но не сводила глаз с Лоры. – Вы только что вернулись из церкви. Не усугубляйте свое горе ложью об этих вещах.

 – Это были подарки. – Слезы, стоявшие у нее в глазах, выплеснулись и покатились по щекам.

 – Сейчас мы поднимемся наверх и возьмем эти вещи, – сказала Рина, обняв Лору за плечи. – Я выдам вам квитанцию на них. Мы все выясним.

 – Вы думаете, он их украл? Почему все всегда подозревают моего мальчика в самом худшем?

 – Просто нужно все досконально прояснить, – продолжала Рина, ведя Лору вверх по лестнице.

 – Он точно их украл, – проворчала Патриция. – Я так и знала.

 – «Пьяже», – сказала Рина, осмотрев часы в машине. – Сорок бриллиантов по ободку циферблата. Золото семьсот пятьдесятой пробы. В розничной продаже стоят тысяч шесть-семь.

 – Откуда ты знаешь все это?

 – Я женщина, любящая разглядывать витрины, особенно с вещами, которые я не могу себе позволить. Так, серьги… Бриллианты. Чистые, четырехгранной формы, в классической оправе. Наш мальчик не поскупился на рождественские подарки маме.

 – Проверим, не было ли в Нью-Йорке ограблений ювелирных магазинов или богатых домов, где фигурируют сходные предметы.

 – Обязательно. – Рина поднесла бриллианты к свету. – У меня такое чувство, что какая-то милая женщина не дождалась заслуженного подарка от Санты в прошлом году. – Она опустила клапан с зеркальцем и поднесла серьгу к уху. – Очень мило.

 – О черт, ты действительно девчонка.

 – Верно подмечено. Итак, он приехал пофорсить перед матерью, показать дяде, что он тоже не пальцем деланный. Дорогая машина, костюм, подарки. Ни за что не поверю, что он выиграл в лотерею. Но дядя, вместо того чтобы позавидовать, устроил ему допрос с пристрастием, и он разозлился. Большой скандал, его выставили за дверь. Он решил, что так этого не оставит.

 – Он терпелив. Никогда не видел второго такого терпеливого ублюдка.

 – Вот тут он превзошел своего папашу. Выжидает, рассчитывает, готовится. К тому же он знает семью. Как отомстить отцу? Достать его через сына.

 – Возьмем в округе Фредерик дело о пожаре.

 – Тот же почерк, что и в начальной школе, и в нью-йоркской автомастерской. Пусть это выглядит как дело рук подростков или любителей. Ничего сверхсложного – по крайней мере, на поверхности. Он в этом поднаторел, О'Доннелл. Это его конек.

 

 Умно, умно. Не зря дал маменьке сотовый. Номерок на тот самый случай, если вдруг. Тупая сука. По сто раз приходится ей показывать, как этой гребаной штукой пользоваться. Наш маленький секрет, мамуля. Мы с тобой против всего дерьмовогомира.

 Проглотила сразу, как всегда.

 Но это окупается. Маленькая шлюшка наконец-то кое-что скумекала! До чего же приятно было заставить ее вспоминать! До чего же сладко!

 Теперь все повернется в другую сторону. Все невезенье, все неудачи, все обломы. Теперь все будет по-другому.

 Все сгорит, включая маленькую шлюшку. С нее все началось.

 

 Голова у Рины раскалывалась от сведений, теорий и сомнений когда она вошла в «Сирико». «Сирико»… Для нее это было лучшее лекарство от забот трудного дня. А в этот вечер ее ждал дополнительный приз: встреча с Бо.

 Она не увидела его, окинув взглядом зал, зато сразу заметила рыженькую… как ее… Мэнди, вспомнила Рина, сидевшую в кабинке с мужчиной лет тридцати. Его светло-каштановые волосы были подстрижены армейским ежиком. Мэнди сделала себе прическу-ретро в стиле хиппи.

 Они пили красное вино и сидели рядом, приклеившись друг к другу бедрами, как сиамские близнецы.

 Рина также заметила Джона Мингера за одним из двухместных столиков и направилась к нему, на ходу здороваясь со знакомыми.

 – Ты именно тот, кого я хотела видеть.

 – Удался сегодня креветочный соус.

 – Буду иметь в виду. – Рина села напротив него и взмахом руки отослала направившуюся к ней официантку. – У меня есть подвижки.

 Он набрал на вилку новую порцию «язычков».

 – Мне так и сказали.

 Рина на минуту опешила.

 – Папа тебе позвонил.

 – А ты думала, не позвонит? Почему ты сама не позвонила?

 – Я собиралась. Мне нужны ваши уши, ваши мозги, но не здесь и не сейчас. Не могли бы мы встретиться утром? Может, позавтракаем вместе? Нет, лучше приходите прямо ко мне домой. Я приготовлю вам завтрак.

 – В котором часу?

 – Можете пораньше? В семь?

 – Попробую вставить в свое расписание. Ну а пока, может, дашь мне что-нибудь пожевать?

 Рина начала было рассказывать, но сразу остановилась. Стоит ей начать, он захочет услышать все. Да она и сама захочет рассказать ему все.

 – Пусть поварится эту ночь у меня в котелке, тогда я изложу вам все по порядку.

 – Ну, тогда в семь.

 – Спасибо.

 – Рина. – Джон положил ладонь на ее руку, когда она начала подниматься. – Я должен напоминать тебе, чтобы ты была осторожна?

 – Нет. – Рина встала, наклонилась и поцеловала его в щеку. – Нет, не должен.

 Она прошла в кухню, чмокнула воздух в сторону Джека, поливавшего сырую лепешку теста томатным соусом, и спросила:

 – Ты не видел Бо? Мы с ним должны здесь встретиться.

 – Он в разделочной.

 Заинтригованная, Рина обогнула прилавок и вошла в разделочную. И замерла на пороге, глядя, как ее отец дает Бо урок по искусству создания пиццы.

 – Тесто должно быть эластичным, а то не будет растягиваться, как надо. Дергать нельзя, а то враз дырами пойдет.

 – Ясно. Значит, я просто…

 Бо взял с одного из смазанных оливковым маслом подносов в охладителе ком теста и начал его месить, а потом раскатывать, вытягивать.

 – Так, теперь давай кулаками, как я тебе показывал. Начинай делать форму.

 Бо подвел оба кулака под расплющенное тесто, поднял его и начал бережно подбивать снизу, поворачиваясь на месте. «Для первого раза неплохо», – подумала Рина.

 – А можно мне его подбросить?

 – Уронишь – заплатишь, – предупредил его Гиб.

 – Договорились.

 Расставив ноги, сосредоточенно прищурившись, с видом человека, собирающегося жонглировать зажженными факелами, решила Рина, Бо подбросил тесто в воздух. Высоковато, по мнению Рины, но он сумел его поймать и, продолжая поворачиваться, снова подбросить.

 Такая простодушная улыбка радости расплылась по его лицу, что Рина еле удержалась от смеха. Ей не хотелось прерывать его. Он был похож на мальчишку, только что научившегося кататься на двухколесном велосипеде.

 – Это так здорово! Но что мне теперь с ним делать?

 – А глаза у тебя на что? – спросил Гиб. – Как, по-твоему, большая лепеха получилась?

 – Вроде да. По-моему, нормальная.

 – На доску.

 – Есть! – Бо шлепнул тесто на доску и рассеянно вытер руки о короткий фартук, завязанный на спине. – Только я бы не сказал, что это лепешка. Она не совсем круглая.

 – Но в общем и целом она совсем не плоха. Подравняй ее немного. Обрезки отдай мне.

 – Сколько он вывалял на полу, прежде чем сумел вылепить эту? – спросила Рина, входя в разделочную.

 Бо, улыбаясь, оглянулся на нее через плечо.

 – Я разучил процесс. Две испортил, но ни одной не уронил.

 – Он быстро учится, – заметил Гиб, обмениваясь поцелуем с дочерью.

 – Кто бы мог подумать, что делать пиццу так сложно? Вот взять хотя бы этот здоровенный миксер. – Бо кивком указал на стоящий в углу промышленный смеситель из нержавеющей стали, используемый для перемешивания муки, дрожжей и воды в больших количествах. – Чтобы поднять этот чан с тестом на прилавок, требуются два здоровых мужика.

 – Извини, я много раз его поднимала, хотя я ни капельки не похожа на здорового мужика.

 – Вот уж это святая правда. Потом это тесто надо делить, взвешивать, ставить на подносах в охладитель, потом резать, когда оно поднимется. И все это еще до того, как начнешь делать саму пиццу. Никогда больше не буду принимать пиццу как нечто само собой разумеющееся.

 – Можешь закончить эту прямо там, в кухне. – Гиб взял доску и вынес ее туда, где Джек освободил место на рабочем столе.

 – Только не смотри на меня, – попросил Бо, повернувшись к Рине. – А то меня заклинит. Пойди лучше посиди с Мэнди и Брэдом.

 – Ладно. – Она схватила банку содовой из холодильника и ушла в зал.

 – Эй! Привет, Рина, это Брэд. Брэд, это Рина. Я с ней познакомилась в один из самых постыдных моментов моей жизни.

 – Ну, тогда я буду вести себя солидно для равновесия. Очень рад тебя видеть, Рина. Во плоти после стольких лет рассказов о Девушке Его Мечты.

 – Я тоже рада. – Рина отпила содовой и улыбнулась Мэнди. – Когда мне было пятнадцать, я как-то раз бежала в класс и уронила тетрадь. Тетрадь раскрылась, и один парень по имени Чак – высокий, широкоплечий, светлые волосы с выгоревшими прядками, голубые глаза – поднял ее раньше, чем я сама успела. А там половина страниц была исписана нашими именами, или инициалами в сердечке, или просто его именем. Ну, знаешь, как девчонки делают.

 – О боже, и он увидел?

 – Трудно было не заметить.

 – Да, это было ужасно неловко.

 – Я думаю, мое лицо вернуло себе нормальный цвет только через месяц. Так что теперь мы на равных.

 Рина решила, что все сделала правильно. Вечер в «Сирико» – это именно то, что ей было нужно. Ее душа успокоилась, желудок больше не сводили нервные спазмы.

 Вечер, проведенный в компании ближайших друзей Бо, оказался интересным и познавательным. «Семья», – подумала она. Эти двое были его семьей. Братом и сестрой, такими же родными, какими были для нее самой ее собственные сестры и брат.

 – Мне понравились твои друзья, – сказала она, отпирая свою входную дверь.

 – Это очень хорошо. Если бы они тебе не понравились, нам с тобой пришлось бы распрощаться. – Бо шлепнул ее по попке, когда они вошли внутрь. – Нет, серьезно, я рад, что вы трое нашли общий язык. Они мне очень дороги.

 – И друг другу тоже.

 – Когда ты это поняла? До или после того, как они начали облизывать друг друга?

 – До. – Рина потянулась. – Как только вошла. Флюиды похоти.

 – Знаешь, я никак не могу к этому привыкнуть.

 – Это потому, что ты видишь в них родственников. С тех, самых пор, как вы с Мэнди перестали кувыркаться в постели. Но оттого, что они теперь кувыркаются в постели друг с другом, они не перестали быть твоей семьей.

 – Пожалуй, мне лучше какое-то время не думать о постели. – Бо положил ладони ей на плечи, начал растирать ее руки сверху вниз. – Устала?

 – Уже не так, как раньше. Я получила подзарядку. – Рина обхватила его за бедра. – Есть идеи насчет того, что мне делать с накопленной энергией?

 – Возможно. Давай выйдем во двор. Хочу тебе кое-что показать.

 – Ты хочешь показать мне это непременно во дворе? – засмеялась Рина, пока Бо тянул ее за собой. – Вот дитя природы!

 – Секс, секс, секс – вот все, о чем способны думать женщины. И за это хвала тебе, господи!

 Бо вытащил ее через заднюю дверь на двор.

 Полумесяц заливал маленький дворик ярким белым светом. Наспех посаженные Риной цветы взошли и расцвели в горшках. Теплый, немного душноватый воздух был напоен зеленым запахом лета.

 И тут она увидела. Под раскидистым кленом висели качели.

 – Качели? Ты купил мне качели?

 – Купил? Ты меня обижаешь. Надо было мне надеть пояс с инструментами, чтобы ты вспомнила, кто я.

 – Ты их сделал?! – Глаза Рины увлажнились, теперь уже она тянула его вперед. – Ты сделал мне качели? Когда же ты успел? Какие красивые! Ой, какие гладкие! – Она провела пальцами по древесине. – Прямо как шелк.

 – Сегодня закончил. Это помогло мне отвлечься. Хочешь попробовать?

 – Спрашиваешь! – Рина села, раскинула руки на спинке и привела качели в движение. – Это замечательно, это потрясающе! Ты сразу снял еще десять фунтов стресса с моих плеч, Бо! – Она протянула руку. – Ты мой милый.

 Он сел рядом с ней.

 – Я рад, что тебе понравилось.

 – Супер! – Рина опустила голову ему на плечо. – Это сказка. Мой собственный дом, мой собственный двор, теплая июньская ночь. И жутко сексуальный парень сидит рядом со мной на качелях, сделанных его собственными руками. Все, что случилось вчера ночью, кажется каким-то нереальным.

 – Наверно, нам обоим надо было от этого отвлечься на несколько часов.

 – И ты провел эти часы, делая для меня качели.

 – Когда тебе нравится то, что ты делаешь, это не работа.

 – Знаю, – кивнула Рина. – Это удовольствие.

 – Верно. И, черт побери, похоже, завтра у меня будет новый грузовик. – Его пальцы играли ее волосами. – Твоя мама поедет со мной. Ее брат – представитель фирмы «Додж».

 – Хочешь совет? Предоставь действовать ей. – Какие-то из посаженных ею цветов сильно и сладко благоухали ванилью. – Она обгложет цену дяди Сэла до кости. Оттащи ее назад, когда увидишь слезы в его глазах, но не раньше.

 – Есть!

 – Ты принял потерю с удивительным самообладанием.

 – А что же еще мне остается делать?

 – Много чего. Ты мог бы закатить скандал, пробить кулаком стену…

 – Так потом пришлось бы снова ее заделывать.

 Рина весело рассмеялась.

 – Ты умеешь владеть собой, Боуэн. Я знаю, что в душе ты огорчен, потрясен, взбешен, но виду не подаешь. Ты не спросил меня, есть ли что-то новое по делу.

 – Я решил, что ты сама мне скажешь.

 – Обязательно скажу. Сначала мне надо поговорить кое с кем еще, но потом я расскажу тебе все, что смогу. Ты облегчаешь мне жизнь.

 – У нас же с тобой роман. А с какой стати я должен усложнять тебе жизнь?

 На минуту Рина прижалась лицом к его плечу, вдыхая, впитывая всем телом его волнующее присутствие. Ей стало даже немного страшно: как сильно она его полюбила, как быстро эта любовь угнездилась в ее сердце и захватила все ее существо. Вот и сейчас она чувствовала, как любовь пульсирует в кончиках ее пальцев.

 – Судьба, – прошептала она, и ее губы скользнули по его подбородку. – Я думаю, ты моя судьба, Бо. Иначе быть не может.

 Повернувшись на качелях, Рина приподнялась и оседлала его, обвила руками его шею.

 – Меня это даже немного пугает, – призналась она. – Совсем чуть-чуть. Придает приятную остроту нежному и сладкому чувству. У меня такое ощущение, будто я ждала… – Рина запрокинула голову назад и взглянула на чистый серп луны и россыпь звезд на небе. – Но не так, как ждешь, допустим, автобуса, – продолжала она, снова взглянув ему в лицо. – Не так, как ждешь, что вот автобус придет и отвезет тебя, куда тебе нужно ехать. Нет, мне казалось, будто я сама за рулем, знаю, куда еду, делаю, что хочу. А потом я будто бы подумала: эй, а почему бы не свернуть на эту дорогу? Мне хотелось бы по ней поехать. И тут появился ты.

 Бо наклонился и поцеловал ее в ложбинку на шее.

 – Я голосовал на дороге?

 – Я думаю, ты шел вдоль дороги, и ты тоже знал, куда идешь. Мы решили ехать вместе, сменяя друг друга за рулем. – Рина обхватила ладонями его лицо. – Всего этого не случилось бы, если бы ты увидел только девушку в розовой кофточке, когда увидел меня на другом конце комнаты на той вечеринке.

 – Я до сих пор ее вижу, ту девушку. И я вижу, какой она стала. Я с ума схожу по той, какой она стала теперь.

 Не отрывая ладоней от его лица, Рина поцеловала его в губы. Поцелуй был глубокий, горячий и влажный.

 – Ты сделал пиццу, – мечтательно прошептала она.

 – И она оказалась вкусной, несмотря на все шуточки Брэда про несварение и отравление.

 – Ты сделал пиццу, – повторила Рина, покрывая поцелуями его виски, щеки, губы и горло. – И ты сделал мне качели. – Она зажала его нижнюю губу зубами, потянула, потом скользнула языком ему в рот, вложив всю себя в этот долгий поцелуй. – Я как раз собираюсь выразить мою искреннюю благодарность.

 – А я как раз готов ее принять. – Его голос стал хриплым, руки нетерпеливо скользили по ее телу. – Пойдем в дом.

 – М-м-м… нет. Я хочу посмотреть, хорошо ли сколочены эти качели. – Рина стянула с него рубашку через голову и бросила за спину.

 – Рина, мы не можем…

 Ее губы замерли, руки скользнули между ними и расстегнули пуговицу его джинсов.

 – А вот и можем.

 Рина укусила его за плечо и одновременно потянула вниз «молнию» джинсов. Чувствуя, как он напрягся, она ухватилась одной рукой за спинку качелей, чтобы не дать ему подняться вместе с ней. Ее глаза возбужденно горели в темноте.

 – Успокойся, здесь никого, кроме нас, нет. – Она легонько укусила его за подбородок, упиваясь его вкусом, пока ее губы блуждали по его лицу. – Мы – весь мир. Давай качаться, – прошептала она, подтягивая его руки к своей груди. – Держи меня. Трогай меня.

 Теперь Бо уже не смог бы остановиться, даже если бы она его попросила. Он просунул руки ей под рубашку, но этого ему было мало. Он начал сражаться с пуговицами. Ему хотелось взять больше. Он обхватил ее, упиваясь ее сладким вкусом. А качели тем временем тихонько покачивались.

 Что-то было колдовское в этом душном воздухе, в движении, в запахе травы, цветов и женщины, натянутой, как струна, готовой и ждущей под его руками.

 В этот момент они были целым миром в этой звездной темноте, в напоенном запахами лета воздухе.

 Ее кожа, посеребренная луной, вся в ажурных пятнах света и тени, отбрасываемой листвой клена, как будто обволакивала его. Он задрожал всем телом от желания, когда она приподнялась и снова опустилась, окружая его собой.

 Тихий, протяжный стон вырвался из груди Рины. Их глаза были полузакрыты, она следила за ним из-под опущенных ресниц, и Бо тоже следил за ней. Они следили друг за другом, пока их губы встречались, и дыхание смешивалось. Наслаждение и возбуждение нарастали, смешивались. Она использовала мягкое покачивание, чтобы довести и его, и себя до вершины. Это был медленный подъем, неспешный и нежный, нежный и неспешный, и спуск с вершины оказался таким же медленным и плавным, они как будто скользили по шелку.

 – Ты хорошо работаешь, – прошептала она.

 – Честно говоря, большую часть работы проделала ты.

 Рина тихонько засмеялась и потерлась носом о его щеку.

 – Я имела в виду качели.

 

 К семи утра Рина уже разогревала в духовке хрустящий бекон и варила кофе. На столе уже лежали нарезанные бублики и все, что нужно для омлета.

 Она чувствовала себя виноватой, но ей пришлось выставить Бо за дверь в половине седьмого, не дав ему ничего, кроме наспех поджаренного бублика. Но ей необходимо было поговорить с Джоном наедине.

 Она уже была полностью одета, даже кобуру нацепила, чтобы бежать на работу сразу по окончании разговора.

 Он пришел ровно в семь. Рина знала, что в этом на него можно положиться, впрочем, как и во всем остальном.

 – Спасибо. – Она поцеловала его в щеку. – Я знаю, час ранний, но у меня смена с восьми до четырех. О'Доннелл прикроет меня, если я немного опоздаю. Сейчас угощу вас первоклассным омлетом за ваши труды.

 – Не стоило так стараться. Мы можем обойтись одним кофе.

 – Ни в коем случае. – Рина провела его в кухню. – Я еще раз прокрутила все в голове за ночь, и теперь мне хочется просто выплеснуть все это на вас. – Она налила ему кофе. – Хорошо?

 – Выплескивай.

 – Это уходит глубоко в прошлое, Джон.

 Она рассказывала и готовила омлет. Он не перебивал, дал ей высказать все, как вспомнилось.

 «Она движется, как ее мать, – думал Джон. – Плавно, текуче, с грациозными жестами, подчеркивающими речь. А думает, как коп». Он заметил это в ней, когда она еще была ребенком. Логику и наблюдательность.

 – Мы проверяем драгоценности. – Рина поставила перед ним тарелку с омлетом и села напротив. Себе она взяла только половинку бублика и одну полоску бекона. – Возможно, они и не из Нью-Йорка, но мы найдем, где он их взял. Было бы здорово, если бы удалось получить под это дело ордер на его арест. Это был глупый ход, и хотя он не глуп, это очень похоже на него. Ему необходимо хвастать, надуваться сознанием собственной значительности. Поджигательство – одно из таких проявлений, – добавила она. – У любого поджигателя частью внутренней мотивации является стремление громко заявить о себе. Для него это дело принципа. «Мой отец это сделал, и я могу. Только еще грандиознее».

 – Это еще не все?

 – Да. Все эти пожары он устраивал из мести. Если я права. А я верю, что я права, Джон, я верю, что это он. Может быть, он работает вместе с отцом, а может, и в одиночку. Это их месть мне и моей семье, потому что в его глазах мы в ответе за то, что случилось с его отцом.

 – Вряд ли он работал только здесь, против тебя. Уж больно он хорош, – заметил Джон. – Слишком хорошо подготовлен, организован, целеустремлен.

 – Согласна. Может, он работает на «семью» из Нью-Джерси, а может, он «свободный художник». Он не боится ждать. Конечно, некоторые перерывы объясняются тем, что он отбывал тюремные сроки, но он не боится выжидать, выбирать нужный момент. Он ждал три месяца, когда дядя вышвырнул era из дома, прежде чем в отместку поджечь дом своего двоюродного брата. Это наверняка был он.

 – С этим делом я могу тебе помочь. Я знаю людей в округе Фредерик.

 – Я на вас рассчитывала. Впрочем, я в вас никогда не сомневалась. Мы заново открываем дело Джоша Болтона. – Рина отпила глоток диетической пепси. – Я уверена, что эта опять окажется он. И я должна пригвоздить его хотя бы за это. За Джоша.

 – Только не давай воли чувствам, Рина. Не позволяй себе этого. Иначе ты сыграешь ему на руку.

 – Я знаю. Я над этим работаю. Он хочет, чтоб я знала, что это он. Как бы он ни устраивал поджоги, как бы ни маскировал их, как бы ни заметал следы, он хочет, чтобы я знала. Но почему именно сейчас? Зачем он ждал столько лет, почему начал действовать открыто только сейчас? Что-то произошло. Что-то подожгло его запал.

 Джон кивнул, отламывая вилкой новый кусок омлета.

 – Он держал тебя на своем радаре все это время, он сумел подобраться к тебе незамеченным и стал наносить удары. Может быть, ты сама как-то на него повлияла. Может быть, все дело в том, что ты купила этот дом. Завела роман с соседом.

 – Может быть, может быть. – Но Рина покачала головой. – У меня были поворотные моменты в жизни и до сегодняшнего дня. Окончила колледж… а он получил школьный аттестат в тюрьме. Я получила полицейский жетон, а он, насколько нам известно, менял одно случайное место работы на другое. У меня и раньше бывали мужчины, а у него мы не можем найти никаких следов серьезной привязанности. Он не может залезть ко мне в голову и узнать, насколько серьезны были мои чувства к мужчинам, с которыми у меня была связь. Если смотреть со стороны, мои отношения с Люком выглядели серьезно. Да-да, – заторопилась она, опережая Джона, – он взорвал этот чертов «Мерседес», но он тогда мне не позвонил. Он не начал диалога.

 – Может быть, все дело во времени. Прошло двадцать лет со времени пожара в «Сирико». Что ни говори, а круглая годовщина – это веха. Надо найти его мотив, это поможет тебе найти его самого. Мы должны его посадить до того, как ему надоест играть в прятки, и он придет за тобой. А ты ведь знаешь, что он за тобой придет, Рина. Ты знаешь, насколько он опасен.

 – Я знаю, что он опасен. Я знаю, что он буйный социопат с женоненавистническими склонностями. Он никогда, ни за что не оставит ни одной обиды – реальной или воображаемой – не отомщенной. Но он еще не скоро придет за мной. Игра его слишком сильно возбуждает, делает его исключительным в собственных глазах. Но я допускаю, что он может нанести удар людям, которые мне дороги. И это приводит меня в ужас, Джон. Я боюсь за свою семью, за вас, за Бо.

 – И опять ты играешь ему на руку.

 – И это я тоже понимаю. Я хороший полицейский. Ведь я хороший полицейский, Джон?

 – Ты хороший полицейский.

 – За время работы в полиции я большую часть своего времени посвятила расследованию поджогов. Работе с уликами, деталями, наблюдению, психологии, физиологии. Я не уличный коп. – Рина вздохнула. – Могу сосчитать по пальцам одной руки, сколько раз мне приходилось обнажать оружие по служебной надобности. Мне ни разу не пришлось из него стрелять. Мне приходилось подавлять сопротивление, но только раз я имела дело с вооруженным подозреваемым. Это было в прошлом месяце. И всю дорогу у меня тряслись руки. У меня был мой девятимиллиметровый, у него – жалкий ножик, но у меня тряслись руки.

 – Тебе удалось с ним справится?

 – Да. – Рина провела рукой по волосам. – Да, я взяла его. – Она закрыла глаза. – Ладно, я все поняла.

 

 День прошел в рутинных делах. Чтение отчетов, составление отчетов, телефонные звонки, ожидание ответных звонков.

 Потом пришло время поработать ногами. Рина отправилась в свой родной район допросить одного из старых дружков Джоуи.

 Тони Борелли когда-то был тощим угрюмым юнцом, учился в школе классом старше ее. Его мать, вспомнила Рина, была скандалисткой. Ее излюбленным занятием было, стоя на ступеньках крыльца или высовываясь из окна, орать на своих детей, на соседей, на мужа, иногда на совершенно незнакомых людей, проходивших мимо.

 Она умерла от осложнений после инсульта, когда ей было всего сорок восемь лет.

 Тони тоже имел немало столкновений с законом. Магазинные кражи, угоны машин без цели присвоения, хранение наркотиков. Когда ему было чуть за двадцать, он отбыл небольшой срок за работу в подпольной мастерской, разбиравшей угнанные машины на запчасти в южном Балтиморе.

 Он и сейчас остался тощим – настоящий мешок костей в засаленных джинсах и выцветшей красной футболке. На голове у него сидела серая фирменная кепка с надписью «Автомастерская Стенсона».

 Он копался в моторе «Хонды» и вытирал руки большим носовым платком, который когда-то мог быть синим.

 – Джоуи Пасторелли? Господи, да я его не видел с тех пор, как мы были детьми.

 – В то время вы с ним были неразлучны, Тони.

 – Мы были детьми. – Он пожал плечами, продолжая сливать масло из «Хонды». – Да, мы с ним корешились. Считали себя крутой шпаной.

 – Вы и были шпаной.

 Тони бросил на нее взгляд и криво усмехнулся.

 – Да, наверно, были. Это было давно, Рина. – Он покосился на О'Доннелла, который ходил вдоль верстака, словно зачарованный разложенными на нем запчастями и инструментами. – Когда-то же надо взрослеть.

 – Я до сих пор дружу со многими одноклассниками. Даже с теми, кто уехал из нашего района. Мы поддерживаем связь.

 – Ну, может, у девочек все по-другому. Джоуи уехал в Нью-Йорк, когда нам было… сколько? Лет двенадцать, не больше. Давным-давно.

 За разговором Тони продолжал работать, время от времени бросая нервные взгляды на О'Доннелла, заметила Рина.

 – У тебя были неприятности с законом, Тони?

 – Да, были. Были у меня неприятности! Я даже отсидел. Если ты один раз попал, некоторые люди думают, что ты уже никогда не отмоешься. У меня теперь есть жена. У меня есть ребенок. Есть эта работа. Я хороший механик.

 – Профессия, которая помогла тебе найти работу по разборке ворованных машин на запчасти.

 – Ради всего святого, мне тогда было двадцать лет! Я заплатил свой долг обществу. Чего тебе от меня надо?

 – Я хочу знать, когда ты в последний раз виделся или говорил с Джоуи Пасторелли. Он несколько раз возвращался в Балтимор, Тони. Когда парень возвращается на старое место, он навещает старых друзей. Если ты что-то от меня скрываешь, Тони, если будешь упорствовать, я обещаю тебе неприятности. Мне бы этого не хотелось, но я могу это сделать.

 – Это все из-за того, что он тебе надавал, когда мы были детьми. – Тони наставил на нее вымазанный машинным маслом палец. – Я в этом не участвовал. Ничего общего не имею. Я не бью девок… женщин. Ты видала в моем досье, чтоб я когда-нибудь бил женщин?

 – Нет. Я ничего не видела в твоем досье насчет насильственных действий, точка. Но я увидела, что ты держал рот на замке, когда тебя взяли за разделку угнанных машин. Ты никого не назвал. Думаешь, это благородство? Думаешь, это верность дружбе, Тони? Мы ищем Джоуи в связи с делом об убийстве. Хочешь стать пособником? Тебе это надо?

 – Эй, притормози. Погоди. – Он отступил на шаг, не выпуская из рук разводной ключ. – Убийство? Я не знаю, о чем ты говоришь. Жизнью клянусь.

 – Расскажи мне о Джоуи.

 – Ну ладно, может, он и заглядывал пару раз. Может, мы попили пивка. Это законом не запрещено.

 – Когда? Где?

 – Черт! – Тони стянул с себя кепку, и Рина увидела, что волосы у него сильно редеют, образуя на лбу две глубокие залысины и узкий, длинный «вдовий мысок» между ними. – Первый раз, когда он дал о себе знать после пожара, после всей этой чертовни… это было как раз перед тем, как я связался с подпольной мастерской. Он появился, сказал, что у него тут какие-то дела. Сказал, что знает этих парней, если я хочу срубить деньжат. Вот так я с ними и связался.

 – Тебя арестовали в девяносто третьем.

 – Ну да. Курочил машины примерно с год, потом меня арестовали.

 Рина почувствовала, как у нее сжалось сердце.

 – Значит, Джоуи втянул тебя в это в девяносто втором?

 – Выходит, что так.

 – Когда? Весной, летом, зимой?

 – О черт, как я могу это помнить?

 – А ты вспомни картинку, Тони. Какая погода стояла? Джоуи появляется, столько лет прошло, вы заходите в бар, а может, и не в один. Вы идете пешком? Снег лежит?

 – Нет, погода была хорошая, я помню. Я курил травку, слушал по радио какой-то матч. Теперь я вспомнил. В самом начале сезона, но погода была хорошая. Наверно, апрель или май.

 В мастерской было жарко, жарко и душно, но пот, выступивший на лице у Тони, был вызван не тяжелыми рабочими условиями.

 – Слушай, если он кого-то убил, мне он об этом не говорил. Не скажу, что я сильно удивлюсь, если он это сделал, от него всего можно ждать, но мне он ничего не говорил. – Тони облизнул губы. – Он говорил о тебе.

 – Да ну? А что говорил?

 – Просто чушь. Спросил, не видел ли я тебя в последнее время. Спросил, не перепадало ли мне от тебя… ну, ты понимаешь.

 – Что еще?

 – Рина, я был под кайфом. Помню только, что мы несли обычную чушь, и он втравил меня в это подпольное дело. Я отсидел три года, и теперь я чист. С тех пор работаю здесь. Он опять проявился через несколько лет после того, как я вышел.

 – В девяносто девятом?

 – Да. Я с ним выпил ради старой дружбы. Он мне сказал, что у него закинуто много удочек и он может мне помочь. Но я сказал ему, что мне это не нужно. Он разозлился, и мы немного поцапались. Он меня в бар привез, а тут сел в свою машину и уехал, оставил меня без колес. Я чуть задницу себе не отморозил, пока искал такси, чтоб добраться до дома.

 – Было холодно?

 – Чертовски холодно. Я поскользнулся на льду, весь зад себе отбил. Но мне повезло: через несколько недель я встретил Трейси. Она еще больше прочистила мне мозги. Она никакой уголовщины не терпит.

 – Ей повезло.

 – Нет, это мне повезло. И поверь, Рина, я это понимаю. И ценю. В следующий раз, когда увидел Джоуи, я ему прямо сказал, что завязал.

 – Когда это было?

 Тони стал переминаться с ноги на ногу. – Пару недель назад. Может, три. Он пришел ко мне в дом. Не знаю, как он узнал мой новый адрес. Было уже около полуночи. Он напугал Трейси. Разбудил малышку. Он был пьян, хотел, чтоб я составил ему компанию. Я не пустил его и велел уходить. Ему это не понравилось.

 – Он был без машины?

 – Нет. Гм… Я постоял на пороге, проследил. Хотел убедиться, что он не вернется. Увидел, как он садится в «Чероки». Черный джип «Чероки».

 – Номер не запомнил?

 – Извини. Даже не смотрел. – Теперь он мял в руках кепку, но Рина видела, что это не нервная реакция человека с нечистой совестью. Это был страх. – Он напугал мою жену и ребенка. У меня теперь все по-другому. У меня есть семья. Если он убийца, я не хочу, чтобы он приближался к нашему дому.

 – Если он опять с тобой свяжется, я хочу об этом знать. Не говори ему, что у нас был с тобой этот разговор. Если сможешь, попробуй узнать, где он остановился, но не нажимай.

 – Ты меня пугаешь, Рина.

 – Вот и хорошо. Потому что он страшный человек. Если он на тебя разозлится, он будет мстить. Я не шучу, Тони, это чистая правда.

 Рина вышла из мастерской вместе с О'Доннеллом, но они остановились и обернулись, когда Тони окликнул ее.

 – Есть кое-что еще. Это личное.

 – Да, конечно. Я сейчас вернусь, – сказала она О'Доннеллу и вернулась к Тони.

 – Он вправду кого-то убил? – встревоженно спросил Тони.

 – Мы это расследуем.

 – И ты думаешь, он может попытаться что-то сделать Трейси или малышке?

 – Месть – его специальность, Тони. Сейчас он, пожалуй, слишком занят, ему не до тебя. Но если мы его не достанем, он сможет найти время. Держись от него подальше, Тони, и свяжись со мной, если он появится.

 – Да, я понял. Мне повезло, когда Трейси решила дать мне шанс. Этим я не стану рисковать ни за что на свете. Слушай! – Он опять снял кепку, провел рукой по лысине. – Э-э-э… когда мы были детьми… ну, еще до того, как началась вся эта чертовня с пожаром и все такое… он тебя выслеживал.

 – Выслеживал?

 – Наблюдал за тобой в школе и на улице. Иногда он по ночам удирал потихоньку из дома и смотрел на твои окна. Иногда даже влезал на дерево у вас на заднем дворе, пытался заглянуть к тебе в спальню. Я иногда ходил с ним.

 – Видел что-нибудь интересное, Тони?

 Он опустил глаза и уставился на носки своих башмаков.

 – Он собирался тебя изнасиловать. Он это не так называл, и я тебе прямо говорю, Рина, я тоже так об этом не думал. Мне было двенадцать лет. Он говорил, что собирается тебя поиметь, хотел, чтоб я тоже поучаствовал. Я ему сказал, что мне это не нужно, и вообще я думал, он просто свистит. А главное, мне казалось, что у него кишка тонка. Но потом, когда все узнали, как он тебя сшиб, я понял, что он задумал. Но я никому ничего не сказал.

 – Зато теперь сказал.

 Он снова посмотрел на нее.

 – У меня маленькая дочка. Как подумаю… Прости. Прости, что я никому ничего не сказал… Надо было давно рассказать, что он тогда задумал. Но я хочу, чтоб ты знала: если он опять здесь появится, я ему не скажу, что ты его ищешь. И я тебе сразу позвоню.

 – Ладно, Тони. – Чтобы скрепить уговор, Рина пожала ему руку. – Я рада, что у тебя теперь есть семья. – Это ведь совсем другое дело, когда есть семья.

 – Точно. Это совсем другое дело. Рада, что ты это понимаешь.

 

 – У нас есть подтверждение того, что Джоуи Пасторелли был в этом районе, когда погиб Джош, как и тогда, когда подожгли машину Люка. У нас есть подтверждение того, что он был в Балтиморе две-три недели назад.

 Рина проводила брифинг для детективов из отдела поджогов и экспертов-криминалистов, Стив тоже присутствовал в качестве пожарного инспектора.

 – По показаниям свидетеля, он был за рулем черного джипа «Чероки», когда в последний раз приезжал к Тони Борелли. На имя Джозефа Пасторелли, старшего или младшего, никакой автомобиль не зарегистрирован. Его мать не водит машину. Возможно, он одолжил «Чероки» у кого-то из знакомых, но, скорее всего, джип краденый. Мы сейчас проверяем все отчеты по угнанным «Чероки». Янгер?

 Он заерзал на стуле.

 – Мы все еще сопоставляем данные, но, похоже, устройство, помещенное в бензобак Гуднайта, идентично тому, которым был взорван «Мерседес» Чамберса шесть лет назад. Петарда, плавающая в чашке, фитиль из тряпок, смоченных бензином. Мы ищем схожий почерк, изымаем дела из Нью-Йорка, Нью-Джерси, Коннектикута и Пенсильвании. Кроме того, мы вернулись к делу об убийстве Хью Фицджеральда и поджогу его машины в Северной Каролине. А следствие по делу Джошуа Болтона, считавшемуся смертью в результате несчастного случая, открыто заново.

 Другой детектив кивком указал на доску, к которой были прикреплены увеличенные портреты из уголовных дел обоих Пасторелли, а также снимки с различных мест преступления.

 – Мы исходим из предположения, что этот парень совершал поджоги в течение десяти или больше лет, убил, по меньшей мере, двух человек и ни разу не засветился?

 – Совершенно верно, – подтвердила Рина. – Он осторожен, и он свое дело знает. Весьма вероятно, что Карбионелли дают ему крышу в обмен на поджоги по их заказу. И мы считаем – это тоже только предположение, – что до настоящего момента у него не было причин давать мне знать о себе. Что же его сейчас подвигло? Причина до сих пор известна лишь ему одному. Но он постоянно возвращается сюда. Его тянет обратно в Балтимор.

 – Причина в тебе, – предположил Стив.

 – Пожалуй, – согласилась Рина, – а еще в его отце и в том, что случилось в августе восемьдесят пятого. Он злопамятен и готов ждать сколько угодно долго. До сих пор, как мы знаем, он приезжал, делал свое дело и скрывался. На этот раз он остался и вышел из тени. Он еще позвонит. Он еще что-нибудь подожжет. – Она оглянулась на снимок из уголовного дела. – На этот раз он намерен довести дело до конца.

 

 В конце смены Рина собрала все сделанные по делу записи. Она намеревалась еще поработать, но решила сделать это дома, чтобы ее не отвлекал постоянный шум. И еще она хотела быть дома, когда он опять позвонит.

 Удерживая папки одной рукой, она схватила телефон.

 – Отдел поджогов, Хейл. Да, спасибо, что перезвонили. Нью-Йорк, – шепнула она О'Доннеллу и положила папки на стол, чтобы освободить руки и записывать. – Да, да, записываю. У вас есть имена пожарного инспектора и следователя поджогам? Детектива по делу об ограблении? Буду вам очень признательна. Я с вами свяжусь.

 Рина повесила трубку и повернулась к О'Доннеллу.

 – Часы, серьги, масса другого добра украдены из квартиры в Верхнем Ист-Сайде пятнадцатого декабря прошлого года. Жильцов из здания пришлось эвакуировать: начался пожар в одной из квартир. Хозяев в тот момент не было дома. Когда огонь потушили и все жильцы вернулись в здание, эти люди обнаружили, что их квартира ограблена. Наличные, драгоценности, коллекция монет.

 – Все компактное, портативное.

 – В доме есть швейцар, но в одной из квартир была вечеринка. Был приглашен обслуживающий персонал. Люди входили и выходили: гости, официанты и так далее. Можно было запросто проскользнуть незамеченным, пройти в нужную квартиру, устроить поджог.

 – Причина пожара установлена?

 – Они обещали завтра прислать копии дел, но суть изложили. Множественные точки возгорания. Хозяйственный шкаф с запасами бытовой химии, диван, кровать.

 – Кто поджег, тот и взял.

 – Пока никто не арестован, похищенные ценности не найдены. Департамент полиции Нью-Йорка будет признателен за любую помощь в раскрытии дела.

 – Услуга за услугу, – сказал О'Доннелл.

 Прежде чем отправиться домой, Рина решила заглянуть к родителям. Ей давно надо было поговорить с глазу на глаз с матерью.

 Она заметила припаркованный у «Сирико» новенький блестящий синий грузовик и без труда сложила два и два. Поставив машину позади него, она быстро обошла грузовик кругом и решила, что Бо добыл себе первоклассные колеса с мощным мотором.

 В пиццерии было затишье: для ужина слишком рано, время обеда уже миновало. В кухне командовал Пит, его дочь Роза, приехавшая домой на каникулы, обслуживала столики.

 – На заднем дворе! – крикнул ей Пит. – Вся шайка.

 – Помощь нужна?

 – Пока справляюсь. – Он щедро полил соусом «субмарину»^[46] с мясными тефтельками. – Но можешь передать моему парню, что у нас заказ на доставку, так что пусть заносит сюда свою задницу и принимается за работу. Заказ почти готов.

 – Есть.

 Рина пересекла разделочную и вышла через служебную дверь на задний двор, по которому разбрелась вся ее семья, включая пару кузенов, дядю Ларри, а также Джину с ее матерью и двумя детьми.

 Все говорили одновременно, и ее это ничуть не удивило.

 Какая-то разметка в виде крестиков была нанесена оранжевой аэрозольной краской на жесткую клочковатую траву двора. Тем не менее ее родители яростно спорили, отец указывал в одну сторону, мать – в другую, а Бо разрывался между ними.

 Рина подошла к маленькому столику, за которым сидела Белла, потягивая шипучку.

 – Что происходит?

 Белла махнула рукой.

 – Они измеряют, размечают, спорят. Мама совсем с ума сошла из-за этой своей террасы с летней кухней.

 – Почему ты считаешь, что мама сошла с ума?

 – Разве им мало работы без летней кухни? Тридцать лет они прикованы к этому месту. Больше тридцати.

 Рина села и заглянула в глаза Белле. «Что-то не так, – поняла она. – Что-то происходит».

 – Они любят это место.

 – Я это знаю, Рина, – раздраженно проговорила Белла. – Но они не становятся моложе. В этом возрасте им следовало бы наслаждаться жизнью, отдыхать, путешествовать – ловить этот чертов момент, или как там это называется, вместо того чтобы искать дела на свою голову.

 – Они и наслаждаются жизнью. Для этого им не надо никуда ехать, они работают и каждый день видят, как их труд вознаграждается. И они путешествуют.

 – А вот если бы вообще не было никакого «Сирико»? – Белла повернулась на стуле и понизила голос, словно понимая, что произносит нечто кощунственное. – Если бы «Сирико» не было, если бы мама с папой не познакомились такими молодыми, не осели здесь, не приковали себя к этому месту, она могла бы поехать учиться в художественную школу. Она могла стать настоящей художницей. Она бы увидела мир, встретила интересных людей. Она бы что-то сделала, чего-то добилась, прежде чем выскочить замуж и нарожать детей.

 – Позволь мне, во-первых, отметить самое очевидное и напомнить, что в таком случае тебя бы здесь не было. А во-вторых, она могла выбрать художественную школу. Она могла выбрать и папу, и художественную школу. Но она выбрала его, это место, эту жизнь.

 Рина перевела взгляд на мать. По-прежнему стройная и красивая, с блестящими на солнце волосами, гладко зачесанными назад и стянутыми на затылке, она со смехом что-то доказывала мужу, тыча пальцем ему в грудь.

 – И когда я смотрю на нее, Белла, – продолжала Рина, – я не вижу женщину, растратившую свою жизнь понапрасну и полную сожалений. Не вижу женщину, которая бы спрашивала себя, что было бы, если бы…

 – Почему я не могу быть такой счастливой, Рина? Почему я не могу просто быть счастливой?

 – Я не знаю. Мне жаль, что ты несчастлива.

 – Я знаю, ты ходила к Винсу, говорила с ним. Ой, только не надо смотреть на меня глазами полицейского! – нетерпеливо вскричала Белла. – Он рассердился. Но ты сумела его встряхнуть. Он не ожидал, что моя сестренка надает ему по мозгам. Спасибо!

 – На здоровье. Это был порыв. Я не могла ему противиться. Но я боялась, что ты будешь недовольна моим вмешательством.

 – Вовсе нет. Хотя это ничего не изменило, я не стала бы обижаться за то, что ты вступилась за меня. Нет, он порвал со своей последней любовницей. По крайней мере, насколько я могу судить. Но вряд ли это надолго. Я не знаю. – Белла пожала плечами и вновь бросила взгляд на мать. – Я никогда не буду такой, как мама. Они с папой – команда, и он ее обожает, что бы она ни делала. У меня такого никогда не будет.

 – У тебя прекрасные дети, Белла.

 – Это правда, – согласилась Белла со слабой улыбкой. – У меня прекрасные дети. Что-то мне неможется.

 – Ты думаешь…

 Но Белла решительно покачала головой и прервала разговор. К ней подбежал младший сынишка.

 – Мама! Можно нам мороженого в стаканчиках? По одному шарику. Бабушка велела спросить тебя. Ну, пожалуйста! Можно?

 – Конечно, можно. – Белла погладила сына по голове. – Но только по одному шарику. Я так их люблю, – повернулась она к Рине, когда он убежал с радостным криком. – Я больше не могу об этом говорить. Не говори ничего. – Она вскочила на ноги. – София! Идем, поможешь мне делать порции.

 Белла ушла внутрь, младшие дети с радостными воплями устремились за ней наперегонки. София замыкала шествие. Как всегда, надувшись, отметила Рина, но все-таки послушно. В ее возрасте невозможно было отказаться от тайной страсти к мороженому.

 – Не понимаю, почему именно я должна ей помогать. Почему всегда я?

 – Слушай, что с тобой не так? – удивилась Рина. – Тебя бросают на раздачу? Вот и хорошо. Кто тебе помешает положить в свой стаканчик второй шарик мороженого?

 Губы Софии дрогнули.

 – Тебе положить, тетя Рина?

 – А ты как думаешь? Там есть лимонное. – Рина наклонилась и ущипнула Софию за щеку. – Будь поласковее с мамой. Нет, не закатывай глаза, просто сделай то, о чем я тебя прошу. Двадцать четыре часа доброты. Думаю, ей это сейчас нужно.

 Рина поцеловала нежную щечку, которую ущипнула, а потом подошла к своей матери. Бьянка обняла ее.

 – Ты как раз вовремя. Твой отец только что понял очевидное: что я была права.

 Вместе с матерью Рина стала наблюдать, как Бо, Гиб, Ларри и остальные идут к углу здания. Бо указал куда-то баллончиком с краской, Гиб пожал плечами в ответ. Тогда Бо начал проводить волнистую линию на траве.

 – Что он делает? – спросила Рина.

 – Воплощает мою идею прохода от угла. Люди смогут прямо с тротуара перед домом завернуть за угол и зайти на мою летнюю веранду. Может, им не хочется идти через ресторан, как сейчас, если им нужен столик на свежем воздухе. Может, они вышли на прогулку, услышали музыку…

 – Музыку?

 – Я установлю динамики. И фонарики вдоль дорожки. И высокие горшки с цветами. – Бьянка шлепнула себя ладонями по бедрам. Это был жест довольной собой женщины, знающей, как настоять на своем. – Декоративные деревья. Лимонные деревья. Вон в том дальнем углу. Маленькая игровая площадка, чтобы детям не было скучно. И еще…

 – Мама! – Рина со смехом прижала пальцы к вискам. – У меня голова кружится от твоих идей!

 – Это хороший план.

 – Да, это хороший план. Масштабный.

 – Мне нравится мыслить масштабно. – Бьянка с улыбкой следила, как Бо что-то объясняет Гибу, загибая пальцы, а Гиб хмурится в ответ. – Мне нравится твой Бо. Мы сегодня от души повеселились. Я довела дядю Сэла до слез, и это было так смешно! А Бо купил мне гортензию.

 – Он… он купил тебе куст?

 – И посадил его для меня. Если ты за него не выйдешь, я его усыновлю. Так или иначе, я его не отпущу.

 Дети с криками выбежали на задний двор с вафельными стаканчиками, к Рине подошла Джина со своей матерью, Бо перехватил ее взгляд и улыбнулся ей.

 Она поняла, что сейчас не время для серьезного разговора о поджоге и убийстве.

 

 Рина не могла остаться, хотя ее объяснения по поводу того, что ей необходимо вернуться домой, были встречены возгласами протеста.

 – Я хочу наметить для твоих родителей как можно более подробный план, – объяснил ей Бо. – Пусть они за вечер его обсудят, я хочу, чтобы они точно знали, чего хотят. Если ты подождешь полчаса, я поеду с тобой.

 – У тебя есть своя тачка. Большая и крутая. Я должна перечитать некоторые дела. Что мне сейчас действительно нужно, так это час тишины. Хочу кое-что обдумать.

 – Хочешь, я принесу тебе что-нибудь на ужин?

 – Было бы здорово. Все, что угодно. Попробуй меня удивить.

 Сандер подошел к ней, пока она с любопытством разглядывала дорожку между двумя волнистыми оранжевыми линиями.

 – Я тебе все покажу.

 Он дернул ее за волосы по старой, еще детской привычке. Она привычным жестом ткнула его локтем в бок.

 – Давай я провожу тебя домой, – начал он, – посижу с тобой немного. Нам с тобой никогда не удается…

 – Нет, мне надо работать. И мне вовсе не нужно, чтобы мой ненаглядный братик разыгрывал из себя моего телохранителя.

 – Я выше тебя ростом и сильнее.

 – Совсем чуть-чуть.

 – А это означает, что я не только твой братик, но прежде всего мужчина! Но дело не в этом. Катарина, он может прийти к тебе в дом.

 – Да, может. Он знает, где я живу. Я к этому готова, Сандер. Я не могу обзавестись телохранителем на круглые сутки. Я хочу, чтобы ты сам был осторожен. – Рина повернулась к нему и положила руки ему на плечи. – Джоуи Пасторелли. Если я права, он хочет отомстить. Ты почти на три года младше, но ты схватился с ним и заставил его отступить. Могу поклясться, он этого не забыл. Я хочу, чтобы ты был осторожен, позаботился о своей жене и о малыше. Не беспокойся обо мне, и мне не придется беспокоиться о тебе. Договорились?

 – Если сукин сын хоть близко подойдет к Ань и Дилану…

 – Вот именно. – Их взгляды встретились. – Не спускай с них глаз. Вы с Джеком должны приглядывать за Фрэн и Беллой, за детьми, за мамой и папой. Я договорилась о дополнительных патрулях, но никто не знает наш район, как мы его знаем, никто его не чувствует так, как мы. Если что-нибудь вызовет у тебя подозрения, немедленно звони мне. Обещай.

 – Тебе даже просить об этом не нужно.

 – Жарко, – заметила Рина, помолчав. – Будет жаркая ночь. Наступает настоящее лето.

 Она села в машину и поехала домой. Но, доехав до дома, она не вышла из машины. Сидя за рулем, она принялась изучать дом, улицу, квартал. Она уже познакомилась со многими соседями, живущими бок о бок с ней. Она знала этих людей всю свою жизнь. Она знала это место, она сама его выбрала, потому что хотела здесь поселиться. Она могла бы поздороваться с дюжиной людей, знавших ее по имени.

 Теперь ни она, ни они не были в безопасности.

 Собрав папки с бумагами, Рина вышла из машины и заперла ее. Машина была испещрена царапинами и вмятинами, следами взрыва, напоминавшими о том, что стало с грузовиком Бо.

 «Сколько времени ему понадобится, чтобы поджечь мою машину? – подумала Рина. – Две минуты? Три? Он мог бы это сделать, пока я сплю или спускаюсь по лестнице, готовлю завтрак».

 Но это был бы всего лишь мелкий укол. Рина понимала, что на этот раз он захочет подняться на ступень повыше.

 Она подошла к своей двери и приветственно помахала Мэри Кэт Леони, соседке, которая мыла мраморные ступени своего крыльца через три дома от нее. Жизнь шла своим чередом, люди занимались повседневными делами: мыли ступеньки, обслуживали столики, ели мороженое в вафельных стаканчиках.

 Рина отперла дверь, положила папки. И вынула из кобуры пистолет. Что бы она ни говорила – другим или самой себе – о том, что она справится с ситуацией, что ей нужен час тишины и одиночества, она была настолько встревожена, что совершила полный обход дома. С оружием в руках.

 Все проверив, хотя и не успокоившись, Рина спустилась вниз, взяла папки и выпила холодной кока-колы. Пора воспользоваться кабинетом, который она только начала устраивать на третьем этаже. Пора заняться тем, что ей удавалось лучше всего: упорядочивать, изучать и анализировать.

 Она включила компьютер, а пока он загружался, повернулась к доске на мольберте, которую втащила наверх вскоре после переезда. Из принесенных папок она вынула некоторые фотографии, газетные вырезки, копии отчетов. Затем она вывела на экран и распечатала копии фотографий и отчетов из своего компьютера.

 Когда все было устроено, Рина отошла назад и оглядела доску. Потом она села за компьютер и принялась составлять список событий, начиная с того далекого дня в августе, когда ей было одиннадцать лет.

 Ей потребовалось больше часа, но она не замечала бега времени. Когда зазвонил телефон, она была так глубоко погружена в прошлое, что совершенно забыла о настоящем. Рина выругалась и чуть было не схватила трубку по рассеянности, но вовремя спохватилась и, подтянув к себе аппарат, взглянула на определитель.

 Она дала телефону прозвонить еще раз. Прекрасно зная, что ее телефон прослушивается и что где-то сидит коп с записывающим и пеленгующим оборудованием, она все-таки включила свой собственный магнитофон, прежде чем ответить.

 – Привет, Джоуи.

 – Привет, Рина. Долго же ты соображала.

 – Ну, я не знаю. По-моему, я справилась совсем неплохо, если учесть, что я двадцать лет о тебе не вспоминала.

 – Зато теперь ты обо мне думаешь.

 – Конечно. Вспоминаю, какой ты был тощей задницей, когда жил на нашей улице. Похоже, теперь ты стал большой задницей.

 – Всегда у тебя язык был без костей. Ничего, скоро я заставлю этот язык поработать на себя.

 – В чем дело, Джоуи? Не можешь найти себе женщину? До сих пор бьешь их и насилуешь?

 – Скоро узнаешь. Нам с тобой предстоит уладить много дел. Есть еще сюрприз для тебя. Специально для тебя выбрал.

 – А может, хватит этого дерьма, Джоуи? Почему бы нам не встретиться? Скажи, где, скажи, когда, и мы перейдем прямо к делу.

 – Ты всегда за дурака меня держала, всегда думала, что я не стою тебя и твоей святой семейки. Все печете паршивую пиццу?

 – Ну, нет, Джоуи, это ты загнул. Пицца «Сирико» совсем не паршивая. Давай встретимся там, я куплю тебе большую порцию – сам убедишься.

 – Жаль, твой теперешний хахаль не сидел в кабине, когда его грузовик взлетел на воздух.

 Теперь его дыхание участилось, он явственно пыхтел в трубку. «Достала я его», – подумала Рина. У нее было такое чувство, будто она тыкала палкой в свернувшуюся кобру.

 – Может, в следующий раз. А может, у него будет несчастный случай дома, в постели. Всякое дерьмо на свете бывает, верно? От него несло жареной свиньей, пока он горел. Твой первый. Помнишь его, Рина? А простыни пахли тобой. Ты на них кончала, а я их взял, чтоб его поджечь.

 – Сукин сын! – прошипела Рина. – Сукин ты сын!

 Он засмеялся, и его голос упал до шепота.

 – Этой ночью кое-кто сгорит.

 

 Бо провел в «Сирико» не час, а почти два. Ему предстояла на редкость интересная работа. Кроме того, не меньше шести человек подошли к нему с вопросами о ремонте, переделке, изготовлении корпусной мебели, пока он делал замеры во дворе. А в ресторане он роздал с десяток визитных карточек, прежде чем получил заказанного цыпленка с «Пармезаном» на вынос.

 Если хотя бы треть из них действительно позвонит и закажет работу, ему придется всерьез задуматься о наемном помощнике на полную ставку.

 Большой прогресс. Раньше он подумывал только о помощнике на неполную ставку или просто рекрутировал Брэда, когда работа была не по силам одному или его поджимало время.

 Теперь ему предстояло брать на себя обязательства, регулярно выписывать кому-то платежный чек. Кто-то будет зависеть от него, ждать этого чека. Каждую неделю. А ведь еще недавно он работал один и был вполне доволен жизнью.

 Безусловно, сначала надо будет все хорошенько обдумать.

 Бо провел ладонью по капоту грузовика, пока обходил его. Отличная машина, признал он. И он получил ее по смехотворной цене. Он ничего подобного не ожидал.

 Но, разрази его гром, ему будет не хватать его верного старого коня.

 Он вынул из кармана ключи, огляделся по сторонам, взглянул на другую сторону улицы и вдруг услышал пронзительный подзывающий свист. Бо увидел мужчину. Тот стоял, сунув руки в карманы. Бейсболка, джинсы, черные очки, застывшая ухмылка. Было в нем что-то знакомое, до того знакомое, что Бо приветственно поднял руку с ключами.

 И тут он вспомнил. Это был тот самый парень, который покупал цветы в супермаркете. Розы, чтобы выбраться из собачьей конуры.

 – Эй! – окликнул его Бо, открывая дверцу грузовика. – Как дела?

 Не меняя скалящейся ухмылки, мужчина подошел к машине и сел в нее. Он опустил оконное стекло, выглянул и изобразил пальцами выстрел из пистолета. Бо услышал, как он сказал «Бац!», проезжая мимо.

 – Псих!

 Покачав головой, Бо положил на пассажирское сиденье пакет с цыпленком, а сам сел за руль. Он еще раз огляделся по сторонам, развернулся и поехал к Рине.

 Он отпер дверь своим ключом, окликнул ее, чтобы дать ей знать, что он вернулся, потом отнес пакет в кухню. От него пахло потом, и он решил, что первым делом он отправится в душ. Что ж, он зайдет домой, примет душ и захватит эскизы, сделанные для Рины. Они посмотрят их вместе, это ненадолго отвлечет их обоих от неприятных мыслей.

 Бо вышел из кухни и начал подниматься по лестнице, вновь окликая Рину.

 – Эй, твой охотник пришел с добычей! Заскочу к себе на минутку, приму душ и… Похоже, я говорю сам с собой, – заключил он, увидев, что и в спальне ее нет.

 Тут до него донесся звук открываемой двери где-то наверху, и он поднялся на третий этаж.

 – Слушай, Рина, почему люди вроде нас с тобой покупают дома, где приходится лазать по… Эй, в чем дело?

 Она стояла у самой двери, ведущей, как он знал, в маленькую ванную. Ее лицо было белым, как полотно.

 – Тебе надо сесть. – Рина покачала головой, но Бо не стал ее слушать. Он подхватил ее под обе руки, оторвал от пола и перенес обратно в кабинет. – Он опять звонил?

 На этот раз она кивнула.

 – Мне нужна одна минута.

 – Я принесу тебе воды.

 – Не надо, я уже попила. Да, он опять звонил, и он меня достал. Я контролировала ситуацию, я нажимала на кнопки, а потом он добрался до меня, и я не выдержала.

 После звонка Джоуи у нее еле хватило сил позвонить О'Доннеллу. Потом ее замутило, и она еле успела добежать до ванной. Ее вырвало.

 – Я видела, как ты подъехал.

 Когда он подъехал, она стояла у окна в ванной, высунув голову наружу и стараясь отдышаться.

 – Что он сказал?

 Рина предпочла не повторять, что он сказал. Вместо этого она указала на магнитофон.

 – Включи. Тебе следует самому это услышать.

 Пока Бо слушал, Рина подошла к окну и открыла его.

 – Ты на это не подписывался, – прокомментировала она, старательно держась к нему спиной, когда запись кончилась.

 – Нет, не подписывался.

 – Никто не подумает о тебе плохо, если ты решишь держаться от всего этого подальше, Бо. Он попытается достать и тебя, если сумеет. Он тебе уже навредил.

 – Значит, ты не будешь возражать, если я уеду на пару недель? Может, поеду на экскурсию по национальным паркам или слетаю на Ямайку, займусь подводным плаванием.

 – Нет, не буду.

 – Ты же серьезная девушка, католичка. Тебе придется пойти на исповедь и покаяться в такой наглой, беспардонной лжи.

 – Это не ложь.

 – Ну, тогда ты довольно низкого мнения о мужчинах.

 – Дело не в том, какого я мнения о мужчинах. – Рина нетерпеливым жестом закрыла окно. – Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Мне страшно.

 – Мне тоже.

 Она повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.

 – Я хочу выйти за тебя замуж.

 Бо заметно растерялся:

 – Черт! Вот это да. Я не знал, что в этой комнате идет бомбежка. Пожалуй, я сяду, пока что-нибудь не врезалось мне в голову.

 – А ты что думал, Гуднайт? Я действительно серьезная девушка и католичка. Посмотри на мою семью, посмотри на меня. Думаешь, я захочу чего-то другого, когда я наконец нашла человека, с которым мне хорошо, которого я люблю и уважаю?

 – Я не знаю. Не знаю. Сам институт брака, скажем так, не является чем-то…

 – Для меня он является священным. Брачные клятвы священны, и ты единственный мужчина, которому я готова их дать.

 – Я… я… Приехали! Я уже начал заикаться. Похоже, что-то все-таки врезалось мне в голову.

 – Меня не волновало, выйду я замуж или нет, будут у меня дети или нет, потому что не было человека, за которого я хотела бы выйти замуж и завести детей. Ты это изменил, и теперь тебе придется иметь дело с последствиями.

 – Может, ты хочешь меня напугать, чтобы я на самом деле поехал смотреть национальные парки?

 Рина подошла к нему, обхватила его лицо руками и крепко поцеловала.

 – Я люблю тебя.

 – О боже, боже.

 – Скажи: «Я тоже тебя люблю, Рина». Если ты на самом деле меня любишь.

 – Я на самом деле тебя люблю.

 Бо не сводил с нее глаз. Увидев в них испуг, Рина улыбнулась.

 – Просто я… я так и не дошел до этой части плана в своей голове. Понимаешь, у меня был план. Первый этап: «Нам хорошо друг с другом». Несмотря на поджоги и членовредительство. Второй этап: «Может, нам стоит съехаться и жить вместе?» Ну а потом третий этап: «Что нам дальше делать?»

 – Со мной это не пройдет. Мне тридцать один год. Я хочу детей, я хочу, чтобы их отцом был ты. Я хочу, чтобы у нас была общая жизнь, наша жизнь. Однажды ты мне сказал: «Я понял, потому что музыка вдруг смолкла». Теперь я тебе скажу: «Я поняла, потому что музыка вдруг зазвучала». Можешь не спешить. – Рина еще раз поцеловала его. – Подумай об этом. Спешки нет. Сейчас и без того слишком много всего происходит.

 – Слишком много всего происходит, это правда…

 – Я все равно вышла бы за тебя замуж, даже если бы ты уехал на время куда-нибудь подальше.

 – Никуда я не поеду. И я не представляю, как бы ты могла… – Бо так и не сумел произнести страшные слова «выйти замуж». – Как бы ты могла всерьез относиться к человеку, готовому тебя бросить, чтобы спасти собственную шкуру.

 – Твоя шкура мне очень дорога. – Рина вздохнула. – Ладно, все эти посторонние разговоры помогли мне немного успокоиться. Вернемся к главному. Мы его поймаем. Может, не успеем остановить, что он там задумал на сегодняшнюю ночь или на завтрашнюю, но в конце концов мы его возьмем.

 – Я рад, что ты веришь в свои силы.

 – Я верю, что добро побеждает зло. Особенно если добро не сидит сложа руки в борьбе со злом. Точно так же я верю в святость брачных уз и в красоту бейсбола. Для меня это истины, Бо. Незыблемые и неоспоримые. – Рина отвернулась. – Он знает меня лучше, чем я его, в этом его преимущество. Он изучал меня годами, он знает все мои слабости. Но я быстро учусь. Я хочу знать: почему сейчас? Почему именно сейчас он решил, что может или должен дать мне знать, кто он такой, что он сделал? У него на хвосте сидят копы по всему Восточному побережью. Он мог бы изъять меня из обращения давным-давно, и никто не узнал бы, кто и почему это сделал.

 – Но тогда это не имело бы такого значения. Он не имел бы такого значения.

 – Да, отчасти именно по этой причине. Он хочет произвести большой шум, он готовился к этому двадцать лет. Боже, что за человек может двадцать лет сходить с ума из-за женщины? Я этого не понимаю.

 – А я понимаю. – Бо не двинулся с места, когда она стремительно повернулась. – Это не одно и то же, но я знаю, каково это – когда кто-то забирается к тебе внутрь и сидит там вопреки всем доводам разума. Для меня это было чудо. Для него это психоз. Но в каком-то смысле для нас обоих это была некая фантазия. Мечта. Только она развивалась в противоположных направлениях.

 Рина задумалась, изучила доску.

 – Его фантазия коренится в детстве. В нашем с ним детстве? Изнасилование не имеет отношения к сексу. Это власть и порабощение. Он нацелился на меня, зациклился на мне, пытался меня изнасиловать, но дело было не столько во мне, сколько в том, кем я была. Младшей и, вероятно, избалованной дочерью в семействе Хейл.

 Рина перешла на другое место, словно хотела взглянуть на доску под каким-то новым углом.

 – «Святая семейка», – вот как он нас назвал. Мы были счастливы, нас все уважали, у нас было много друзей. У него отец уголовник, в семье царило насилие, их все чурались, он был единственным ребенком. Таких семей, как наша, в округе было много, но мы были больше на виду из-за «Сирико». Нас все знали. А их, по сути, никто не знал. Я была ближе всех к нему по возрасту. Его отец избивал мать, от отца он и научился жестокости с женщинами. Но мало того что его попытка взять власть надо мной, изнасиловать меня была подавлена – да не кем-нибудь, а моим младшим братом! – ее последствия роковым образом повлияли на всю его дальнейшую жизнь. И он убежден, что все случилось по моей вине. Рина снова обошла доску.

 – Но это не объясняет того, почему он раскрыл себя сейчас и чего ждать дальше. Он социопат. Бессовестный, но своекорыстный. И мстительный. Когда его достают, он не спешит отвечать, он сжигает. Что-то его подстегнуло. Что-то вызвало эту реакцию. Что-то заставило его вернуться сюда и дать мне знать, кто он такой.

 Бо давно уже ее не слушал. Он поднялся, подошел к доске и ее последние слова воспринимал как монотонное жужжание.

 – Это он? Это Пасторелли?

 – Да, младший.

 – Я его видел! Дважды. Я видел его дважды. В первый раз он стоял совсем рядом со мной, как ты сейчас.

 – Где? – Рина не верила своим ушам. – Когда?

 – В первый раз это было в субботу, как раз перед семейным ужином. Я закончил работу у одной клиентки и поехал в ближайший супермаркет купить цветов для твоей матери. Он стоял рядом со мной. Черт, какой же я дурак!

 – Прекрати! Расскажи мне, что случилось. Он говорил с тобой?

 – Да.

 Его руки сами собой сжались в кулаки. Он постарался вспомнить все в подробностях и добросовестно рассказал ей все, что вспомнил.

 – Сукин сын купил красные розы.

 – Он следил за тобой. Наблюдал не спеша, времени не жалел. От дома клиентки к супермаркету. Ему понравилось говорить с тобой. Пари держу, он словил кайф. Он почувствовал свою силу, свою власть.

 Рина нашла среди своих бумаг карту города и прикрепила ее к своей пробковой доске.

 – Покажи мне, где дом клиентки, где супермаркет. – Рина взяла цветные кнопки, пометила красными две указанные им точки. – Очень хорошо. Дай-ка я отмечу, где еще он был, насколько нам известно. – Она воткнула еще одну красную кнопку в карту там, где жил Тони Борелли. – Где ты видел его во второй раз?

 – Минут двадцать назад, – сказал ей Бо. – Напротив «Сирико».

 Рина чуть не опрокинула коробку с кнопками.

 – Он шел в «Сирико»?

 – Нет. – Бо схватил ее за плечо. – Он уехал. Он был на другой стороне улицы, немного наискосок от меня. Когда понял, что я его заметил и узнал, он сел в свою машину.

 – Марка, модель?

 – Гм… – Бо пришлось закрыть глаза, чтобы воскресить в памяти всю сцену. – «Тойота». Полноприводная, как мне кажется. Темно-синяя, а может, черная. Рискуя подорвать свой мужской авторитет, признаюсь все-таки, что я не могу перечислить все марки и модели машин, курсирующих по улицам. Я узнал эту, потому что встречался с девушкой, у которой была такая машина. Ну, как бы то ни было, я ему помахал, ну, как обычно бывает, когда встречаешь знакомого. Он проехал мимо и показал мне вот это в окно. – Бо изобразил выстрел большим и указательным пальцами. – Сказал «Бац!» и уехал.

 – Упрямый ублюдок. – У Рины в горле пересохло при мысли о том, что в руке у Джоуи мог быть настоящий пистолет. – Должно быть, он стоял перед своим прежним домом и наблюдал за нашей лавочкой. Он сказал, что у него для меня запланирован еще один сюрприз на эту ночь. Он глуп, если думает, что я дам ему хоть один шанс поджечь «Сирико». – Она яростно воткнула кнопку в карту. Вспышка гнева помогла ей немного успокоиться. – Мне надо сделать несколько звонков.

 Полицейская засада была размещена напротив «Сирико» для наблюдения за пиццерией и квартирой наверху. Еще двое копов наслаждались гостеприимством ее родителей, другие следили за домом Фрэн. И, несмотря на возражения Винса, уверявшего, что у него охранная система последней модели, Рина послала людей и к нему.

 – Он может выбрать любого из нас. Или никого. – Она прошлась по гостиной, остановилась и опять посмотрела на карту. – Но где-то он этой ночью зажжет спичку.

 Бо по ее просьбе стащил доску вниз по лестнице. Попытка хотя бы символически отделить личную жизнь от работы бесславно провалилась. На какое-то время ее работа стала ее жизнью.

 У нее в кармане зазвонил сотовый телефон. Рина выхватил его.

 – Хейл. Одну минуту! – Она схватила блокнот. – Давайте! – Она начала строчить. – Да, да, понятно. Мы должны проверить долгосрочную стоянку БВИ.^[47] Самое подходящее место, где можно бросить одну машину и взять другую. Отлично! Спасибо!

 Сунув телефон обратно в карман, Рина вернулась к доске и пометила желтой кнопкой аэропорт.

 – Семья только что вернулась из большого путешествия по Европе. Из Кеннеди^[48] добрались рейсовым автобусом до долгосрочной стоянки и обнаружили, что их джипа «Чероки» нет на месте. Он угнал машину, чтобы совершить бросок на юг. Навестил старого приятеля, а тот дал ему от ворот поворот. Может, он пользовался машиной еще какое-то время. Они не могли так быстро отследить машину до самого Мэриленда. Потом он поехал в БВИ, а может, в Даллес, может в Национальный,^[49] но, скорее всего, в БВИ, – бросил эту, взял другую и уехал. Любит внедорожники. Полно места, куда можно спрятать все свои игрушки.

 – Я пойду к себе, приму душ. Сегодня было жарко.

 Рина повернулась к нему.

 – Что ты сказал?

 – Я сказал, что пойду к себе и приму душ.

 – А ты не мог бы принять душ здесь? Ты что, кино не смотришь? Убийца всегда вламывается в дом, пока принимаешь душ. Вспомни, что случилось с Дженет Ли в «Психозе».^[50]

 – Дженет Ли – женщина.

 – Не имеет значения. Я была бы тебе очень благодарна, если бы ты принял душ здесь. У тебя тут есть чистая рубашка.

 – Моя рубашка? Здесь?

 – Да, я ее постирала. Так что сделай мне одолжение, хорошо?

 – Хорошо. – Бо положил руки ей на плечи и сразу понял, что имеют в виду люди, когда говорят, что кто-то напряжен, как туго закрученная пружина. – Наверно, нет смысла просить тебя хоть немного расслабиться?

 – Ни малейшего.

 – Ну, тогда я пошел принимать душ. Слушай, если сюда ворвется какой-нибудь псих с ножом, наряженный в платье своей мамаши, держи его на расстоянии, пока я не натяну штаны.

 – Договорились.

 Оставшись одна, Рина пошла на кухню и взяла бутылку воды. Она выпила слишком много кофе и решила, что надо промыть организм. В кухне она увидела на столе принесенный им пакет с цыпленком. Нет, расслабиться она не могла, но она умела быть благодарной. Она возблагодарила бога за то, что есть на свете кто-то, столь идеально вписавшийся в ее жизнь.

 Она, безусловно, выйдет за него замуж, решила Рина, вынимая из пакета пластиковые контейнеры. Пусть подергается на крючке какое-то время, – имеет право! – но в конце концов она подсечет его и выдернет из воды.

 Рина засмеялась, вспомнив, как покупала красные туфли, а Джина сказала ей, что выходит замуж за Стива, только он об этом еще не знает.

 Столько лет спустя она наконец поняла свою подругу.

 Рина положила цыпленка разогреваться в духовку. Надо поесть, это подкрепит ее силы. Нельзя держаться на одних нервах.

 Взяв бутылку воды, Рина вернулась в гостиную.

 – Где же ты, Джоуи? – спросила она вслух. – Где ты час?

 

 «Они ищут там, мы действуем здесь. Дело не только в том, чтобы правильно выбрать время. Надо все правильно спланировать».

 Да уж, теперь она точно нервничает. Думает, он придет за ее мамочкой и папочкой.

 Придет, но не сейчас.

 Приятное местечко, Феллз-Пойнт. А будет еще лучше. Когда начнет гореть.

 Копы такие тупые. Сколько раз он это доказывал? Может, они и подцепили его пару раз, но тогда он был моложе. И потом, он многому научился. В тюрьме многому можно научиться. Времени полно. Можно думать, прикидывать, планировать, читать.

 В тюрьме он усовершенствовал свои компьютерные навыки. Нет ничего полезнее в сегодняшнем мире, чем прочные компьютерные навыки. Взлом, поиск, клонирование телефонов.

 Или установление адреса вдовы некоего копа.

 Жаль, что второй переехал во Флориду. Как-нибудь на днях он и с этим разберется, но было бы так приятно взять сразу обоих ублюдков, которые тогда увели его отца. Вытащили человека из его собственного дома, унизили его.

 Унизили их обоих.

 И неважно, что второй ублюдок уже убрался на тот свет. Вполне сгодится и его вдова.

 Джоуи оставил свою машину – и на этот раз тоже «Чероки» – в квартале к югу и двинулся вперед по тротуару решительным шагом, как человек, которого ждут дела.

 Он все еще был в джинсах, но надел синюю рубашку с воротничком на пуговичках, рукава которой закатал выше локтя. На нем были кроссовки и черная бейсболка полевого игрока команды «Иволги». За спиной у него был маленький рюкзачок, в руке он нес коробку лощеного белого картона от цветочника.

 Она жила одна, миссис Томас ублюдок Умберио, для друзей Деб. Ее дочь жила в Сиэтле, значит, вне зоны игрового времени. Ее сын жил в Роквилле. Будь это ближе к Балтимору, подумал Джоуи, он взял бы сына вместо вдовы. Но он решил поставить шоу в родном городе, придется этим ограничиться. Он знал, что Деб пятьдесят шесть лет, что она преподает в средней школе математику, ездит на «Хонде» 1997 года, ходит в какой-то бабский спортзал три раза в неделю после школы и задергивает занавески в спальне, как правило, в десять вечера.

 Может, чтобы без помех заниматься мастурбацией, подумал Джоуи, входя в многоквартирный дом. На четвертый этаж он предпочел подняться по лестнице, а не на лифте.

 На каждом этаже было по четыре квартиры. Он уже все разведал. Волноваться особенно не о чем. Пара старых болванов из квартиры напротив каждую среду довольно рано уходят ужинать в ресторан.

 «Полезно делать домашнюю работу, да, учитель?» – подумал Джоуи и с улыбкой позвонил в дверь Деборы Умберио.

 Она открыла дверь, не снимая цепочки, поэтому он увидел ее только в щель: темные волосы, лицо типичной училки, настороженные глаза.

 – Дебора Умберио?

 – Да, это я.

 – У меня для вас цветы.

 – Цветы? – Ее щеки порозовели. Женщины так предсказуемы. – Кто посылает мне цветы?

 – Э-э-э… – Он повернул коробку, сделал вид, что читает надпись на боковой стороне. – Шарон Макмастерс, Сиэтл.

 – Это моя дочь. Вот это сюрприз. Подождите минутку. – Она закрыла дверь, сняла цепочку и снова открыла. – Какой приятный сюрприз, – повторила она и потянулась за коробкой.

 Он врезал ей правым кулаком по лицу. Она рухнула навзничь, а он тем временем проскользнул в квартиру, защелкнул замок, поставил на место цепочку.

 – В самом деле приятный, – сказал Джоуи.

 Дел у него было по горло. Перетащить ее в спальню, раздеть догола, привязать, всунуть кляп. Она вырубилась начисто, но он врезал ей по новой, чтобы оставалась в отключке еще какое-то время.

 В этот вечер занавески в спальне задернулись немного раньше обычного, но он решил, что вряд ли кто-нибудь заметит. А если кто и заметит, всем начхать.

 Он не выключил телевизор. У нее был включен канал «Дискавери» – это ж надо! – пока она возилась в кухне.

 Похоже, она готовила себе салат. Жарить-шкварить ей лень, решил Джоуи, обшарив ее холодильник. Ну, ничего, скоро кое-что будет жариться.

 Он нашел бутылку белого вина. Дешевое дерьмо, но иногда приходится мириться с тем, что есть.

 Он научился ценить тонкие вина, пока работал на Карбионелли. Он чертовски многому научился, пока работал на Карбионнелли. Он пил вино, заедая его сваренными вкрутую яйцами, которые она приготовила для салата. В рюкзаке у него были хирургические перчатки, но он больше не беспокоился об отпечатках.

 Они уже прошли этот этап игры.

 Джоуи обыскал ее шкафы, порылся в морозильнике. Нашел несколько упаковок замороженного ужина. Поначалу он взглянул на них с отвращением, но картинка на коробке с рубленым бифштексом и картофельным пюре была вполне аппетитная.

 Он сунул ее в духовку, залил майонезом салат.

 Пока разогревался ужин, он стал переключать каналы. Черт, неужели тупая сука не могла подписаться на кабельные каналы? «Фактор риска» кончился, началось «Колесо фортуны», пока он ел рубленый бифштекс с картофельным пюре.

 Да, дел у него было полно, но и времени полно, чтобы их все переделать. До него донесся тихий приглушенный стон из спальни. Не обращая на него внимания, Джоуи выпил еще вина под «Колесо фортуны».

 – Ну ты, задница, давай гласную!

 У него в голове вдруг живо всплыло детское воспоминание о том, как отец, откинувшись в кресле в гостиной, попивает пиво и говорит кому-то незнакомому мужчине в телевизоре эти самые слова: «Ну ты, задница, давай гласную!»

 Это воспоминание подбросило его, как пружина, ярость в нем разгорелась с неистовой силой. Ему хотелось врезать по экрану кулаком, пробить его ногой. Он уже готов был так и сделать, распираемый бешенством.

 «Ну ты, задница, давай гласную!» – говорил отец и иногда, иногда улыбался сыну широкой улыбкой.

 – Когда же ты попадешь на это шоу, Джоуи? Когда же ты туда попадешь и выиграешь нам денежек? У тебя в голове больше мозгов, чем у всех этих недоносков, вместе взятых.

 Он бормотал эти слова, вспоминал эти слова, пока метался взад-вперед, стараясь успокоиться.

 У них все было бы хорошо, думал он. Они бы выбрались из этой дыры, и у них все было бы хорошо. Им просто нужно было немного времени. А у них это время отняли.

 Потому что эта маленькая сучка побежала жаловаться своему папаше и все испортила.

 Джоуи весь затрясся. Горе и ярость бушевали в нем, в голове гудело. Наконец он немного успокоился.

 Он взял бутылку, отпил еще глоток вина.

 – Порядок. Пора за работу.

 «Человек, любящий свою работу, – король среди людей», – подумал Джоуи, включая свет в темной спальне. Он улыбнулся женщине на кровати. Ее глаза часто-часто моргали, а потом расширились от ужаса.

 Его приятель Ник хвастал, что никогда не вкладывает ничего личного, всегда помнит, что это такая работа, но Джоуи никогда ему не верил и не принимал всерьез все это дерьмо. Сам он всегда вкладывал личное отношение в то, что делал. А иначе какой смысл?

 Он подошел к кровати. Ее глаза следили за ним.

 – Привет, Деб. Как дела? Хочу заметить, что ты в неплохой форме, хотя тебе под шестьдесят. Что ж, тем приятнее для меня.

 Ее била крупная дрожь, ее тело дергалось, как от слабых электрических разрядов. Ее руки и ноги натягивали бельевую веревку, которой он ее связал, в попытке вырваться. Велик был соблазн сорвать с ее губ изоленту, вынуть кляп изо рта, чтобы услышать этот первый захлебывающийся крик.

 Но нет, не стоило беспокоить соседей.

 – Ну что ж, давай приступим.

 Он взялся за пуговицу джинсов, наблюдая, как она отчаянно мотает головой, как ее глаза наполняются слезами. Боже, он обожал эту работу.

 – Ой, погоди, где же мои манеры? Я забыл представиться. Джозеф Фрэнсис Пасторелли-младший. Можешь называть меня Джоуи. Твой гребаный муженек вытащил моего отца из нашего дома, надел на него наручники, и все это на глазах у соседей. Бросил его в тюрьму на пять лет.

 Теперь он расстегнул джинсы. Она натерла себе запястья до крови, вырываясь из пут. Через минуту крови будет больше. Это всегда доставляло ему удовольствие.

 – Это было двадцать лет назад. Многие люди могли бы сказать, что это долгий срок. Разве можно так долго копить обиду? Но вот что я тебе скажу, Деб: эти люди – дерьмо. Чем дольше держишь в себе обиду, тем слаще, когда заставляешь говнюков заплатить.

 Он распустил «молнию», высвободил член. Погладил. Теперь она издавала тонкие, пронзительные крики. Заглушенные кляпом и изолентой, они напоминали дребезжащие радиопомехи.

 – Вот, скажем, хреносос, за которого ты вышла. Часть вины за все это лежит на нем. Но, раз уж он умер, – да, кстати, мои соболезнования, – ты получишь, что причиталось ему. – Джоуи сел на край кровати и похлопал ее по ноге. Она попыталась отдернуть ногу. Он снял кроссовки. – Я тебя изнасилую, Деб. Но это ты уже поняла. Предупреждаю: будет больно. – Он приподнялся и стянул с себя джинсы. – Люблю делать больно, меня это возбуждает. Главный тут я, что хочу, то и делаю.

 Она дергалась, плакала, истекала кровью. Он, сколько мог, следил за ее избитым и окровавленным лицом, любовался делом своих рук. Он видел лицо Рины. Он всегда видел лицо Рины.

 Он кончил неистово и бурно. В ушах у него звенел ее тонкий, механически дребезжащий крик.

 Когда он скатился с нее, ее крики перешли в мяукающие всхлипывания. Джоуи воспользовался ее ванной: опорожнил мочевой пузырь, вымылся. Ему не нравился запах секса, запах шлюхи, который женщины оставляют на мужчине.

 Он вышел, выпил еще вина, переключил несколько каналов, нашел трансляцию бейсбольного матча и посмотрел одну подачу, заедая ее вафлями.

 «Чертовы «Иволги», – подумал он, когда они проиграли подачу. – Не могут найти мяч, даже если вбить его им в задницу».

 Когда он вернулся в спальню, она все еще пыталась высвободиться, но явно ослабела.

 – Порядок, Деб, я отдохнул, приступаю с новыми силами. Время второго раунда.

 На этот раз он взял ее гомосексуальным способом.

 Ее глаза потускнели и лишились всякого выражения к тому времени, как он кончил. Она перестала сопротивляться и вся обмякла. Джоуи мог бы расшевелить ее для нового раунда, но ему надо было соблюдать расписание.

 Он принял душ, напевая себе под нос, причем воспользовался ее жидким мылом с запахом лимона. Одевшись, он выстроил все, что мог использовать, из ее собственной кухни.

 Моющая жидкость, тряпки, свечи, вощеная бумага. Нет нужды представлять это несчастным случаем, но работу надо делать аккуратно. Человек должен гордиться делом рук своих.

 Джоуи вынул из рюкзака и натянул латексные хирургические перчатки. Пока он смачивал тряпки, зазвонил телефон. Он остановился, выждал, пока не включился автоответчик. Раздался веселый женский голос:

 – Привет, мам, это я. Просто так, без повода. Надеюсь, ты ушла на горячее свидание. – Послышался звонкий смех. – Позвони мне, если вернешься не слишком поздно. Или я перезвоню тебе завтра. Целую. Пока.

 – Ну, надо же, как это мило! – пропищал Джоуи, подражая женскому голосу. – Да, ты угадала: у твоей мамочки сегодня горячее свидание.

 Он порезал виниловый пол, вскрыл подпольный слой, электрической отверткой из своего рюкзака отвинтил дверцы нескольких шкафчиков и построил шалашики – проходы для огня. Потом он приоткрыл окно для тяги, установил фитили из тряпок и смятой вощеной бумаги.

 Довольный собой, он принес свечи и тряпки в спальню.

 Она была в полубессознательном состоянии, но он заметил, как напряглось ее тело, а в приоткрывшихся глазах появился страх.

 – Извини, Деб, ну, просто нет времени для третьего раунда, понимаешь? Придется перейти прямо к грандиозному финалу. Твой муж-хреносос когда-нибудь приносил свою работу домой? – спросил Джоуи и вытащил нож.

 Она обезумела, – оказалось, в старушке еще теплится жизнь! – когда он повернул лезвие к свету.

 – Ты его когда-нибудь спрашивала, как прошел день на работе? Он когда-нибудь приносил домой снимки, чтобы ты увидела, что делается с людьми, сгоревшими в постели?

 Джоуи со всего размаха вонзил нож в матрац в дюйме от ее бедра. Ее бедра вскинулись, она начала метаться, как безумная издавая булькающие звуки. Воздух со свистом вырывался из ее ноздрей, глаза вылезали из орбит, и он даже удивился, как они не выпадут у нее из черепа, словно пара оливок.

 Он разрезал матрац, вытащил набивку. Затем, спрятав нож, он извлек из рюкзака контейнер.

 – В той комнате я воспользовался кое-чем из твоих кухонных припасов. Надеюсь, ты не против. Но для спальни я принес кое-что с собой. Немного метилового спирта. Старое, проверенное средство.

 Джоуи пропитал разбросанную набивку, тряпки, простыни, которые она испачкала от страха. Простыни он стянул до полу, использовал их вместе с тряпками и остатками вощеной бумаги как фитиль, ведущий к ее занавескам.

 Лампу он поставил на пол и, насвистывая сквозь зубы, разобрал на части стоявшую у кровати тумбочку.

 – Все равно что разжигать костер, – объяснил он ей, сооружая деревянные шалашики над фитилем. – Понимаешь, у метилового спирта температура воспламенения меньше сотни градусов.^[51] Скипидарное масло, которое я использовал в кухне, требует гораздо больше тепла, около двухсот градусов^[52] – это по Фаренгейту. Но если все сделать правильно, будет гореть вполне прилично, когда разгорится. Это будет моя вторая волна: так это у нас называется. То, что они называют точкой возгорания. Но главное шоу будет здесь, а ты, Деб, будешь его звездой. Но сначала еще несколько деталей.

 Джоуи взял стул, стоявший у ее маленького туалетного столика, и взобрался на него, чтобы достать до детектора дыма на потолке. Вскрыв оболочку, он вынул батарейку.

 Раз уж стул оказался под рукой, он сломал его и устроил еще один шалашик прямо на матраце. Отойдя на два шага назад, он кивнул.

 – Неплохо, совсем неплохо, хотя мне и не пристало себя хвалить. Черт, у меня опять встает. – Он почесал себя между ног. – Я бы с радостью угостил тебя еще разок, милая, но меня ждут в других местах.

 Он выложил картонки со спичками вдоль фитилей, внутри шалашей и улыбнулся, на этот раз холодно, наблюдая, как она извивается и колотит пятками по матрацу, старается крикнуть сквозь кляп.

 – Бывает, дым достает тебя раньше, но бывает, что и нет. Я тут так все устроил, что ты услышишь, как потрескивает твоя кожа. Будешь нюхать свое жаркое. – Его глаза стали холодными и бесстрастными, как у акулы. – Они не доберутся до тебя вовремя, Деб. Нет смысла тешить себя ложной надеждой, верно? И когда ты встретишься в аду со своим мужем-хренососом, передай, что Джозеф Фрэнсис Пасторелли-младший шлет ему свои наилучшие пожелания.

 Джоуи использовал длинную плоскую бутановую зажигалку – показал ей, как из зажигалки выстреливает пламя, прежде чем поджечь набивку матраца, спички, тряпки.

 Он следил, как огонь разгорается и вспыхивает, как послушно пробирается по проложенной им дорожке. Подхватив свой рюкзак, он вышел и разжег огонь на кухне. Потом он включил газовую плиту, но погасил огонек запальной горелки и оставил дверь открытой.

 Огонь подбирался к ней, заползал на кровать, как любовник. Дым поднимался ленивыми клубами. Джоуи подошел к окну и приоткрыл его на два дюйма.

 На мгновение он застыл на месте, глядя, как огонь окружает его, словно бросает ему вызов.

 Ничего он так в своей жизни не любил, как танец огня. У него было сильное искушение остаться, задержаться еще на минуту, полюбоваться этим танцем. Еще хоть минуту.

 Но он отступил. Огонь уже начал петь.

 – Слышишь его, Деб? Он ожил. Он возбужден, он голоден. Чувствуешь жар? Я тебе почти завидую. Почти завидую тому, что ты сейчас переживаешь. Почти.

 Вскинув рюкзак на плечо, он забрал цветочную коробку и выскользнул за дверь.

 Уже стемнело, а в темноте огонь горит ярче. Этот обязательно будет гореть ярко. Джоуи взял меню доставляемых на дом обедов «Сирико» и выбросил его перед зданием.

 Дойдя до своей машины, он спрятал в багажное отделение рюкзак и пустую цветочную коробку. Потом он взглянул на часы, прикинул, сколько у него времени, и неспешно объехал вокруг квартала.

 Он видел, как струйки дыма выбиваются из открытого им окна, как зарево огня поднимается в поисках воздуха, доступ которого он обеспечил. Он набрал номер Рины. На этот раз он не стал распространяться, просто отбарабанил адрес, потом выбросил в окно машины сотовый телефон и поехал дальше.

 У него было много работы.

 

 Война была уже в полном разгаре, когда приехала Рина. Струи воды, изгибаясь дугой, били в здание, боролись с яркими языками пламени, вырывающимися из окон. Одни пожарные выносили людей из здания, другие подтаскивали внутрь брезентовые рукава с брандспойтами.

 Она достала из багажника шлем и громко, стараясь перекричать шум битвы, сказала Бо:

 – Держись, оттуда подальше. Держись оттуда как можно дальше, а я пойду узнаю, какая там ситуация.

 – На этот раз там люди.

 – Они выведут людей. Это их работа.

 Огибая заграждения, которые все еще устанавливали пожарные, щурясь от дыма, заволакивающего все кругом, она подбежала к командиру бригады, отдававшему приказы по двусторонней рации.

 – Детектив Хейл, отдел поджогов. Это я сообщила о пожаре. Доложите обстановку.

 – Четвертый этаж, юго-восточный угол. Эвакуация и тушение. По прибытии – черный дым и активное пламя. Трое моих людей только что прошли к двери очаговой квартиры. У нас…

 Раздался взрыв, подавивший все остальные шумы. Дождем посыпались осколки кирпича и стекла. Это был смертельный дождь, секший, как картечь, автомобили, тротуар, людей.

 Рина вскинула руку, закрывая лицо, и увидела, как сквозь крышу вырвался фонтан огня.

 Мужчины бросились в здание, прямо в огненное пекло.

 – Я аттестована! – прокричала Рина. – Я иду внутрь.

 Командир покачал головой.

 – Мне доложили, что внутри остается еще одно гражданское лицо. Никто больше не войдет, пока я не узнаю, в каком состоянии мои люди.

 Он оттолкнул ее, бросая короткие приказы и вопросы в рацию.

 Прерываемый помехами голос сообщил в ответ о потере двух человек.

 Вся ночь была напоена огнем, его мощью и страшной красотой. Рина с ужасом следила за его бешеной пляской на крыше, но стояла как зачарованная и оторваться не могла.

 Она представляла, что творится внутри здания, как огонь прыгает, взвивается, как пожирает все вокруг, как он огрызается и отбивается от тех, кто пытается его убить, как наносит ответные удары. Она знала, как огонь умеет шипеть, реветь и шептать, скользить и взрываться.

 Сколько разрушений он успеет нанести, прежде чем его укротят? Что успеет поглотить? Не только кирпич и древесину, но и плоть человеческую. На этот раз.

 Весь четвертый этаж рухнул с грохотом, подобным раскату грома, и распахнул ворота огню, вырвавшемуся прямо в небо.

 Мужчины, спотыкаясь, выходили из здания, вынося на спине своих павших товарищей. Медики бросились вперед.

 Рина вместе с командиром подошла к одному из мужчин, глотавшему кислород через маску. Он покачал головой.

 – Этот гад был уже в полном охвате. Мы вошли. Жертва на кровати. Необратима. Уже необратима. Мы начали тушить, и тут взрыв. Больше всех досталось Картеру. Ему хуже всех. Господи, я думаю, он мертв. Бриттл плох, но Картера, я думаю, мы потеряли.

 Рина подняла голову, потому что раздался новый взрыв. «Рухнула еще часть крыши, – машинально отметила она. – И третий этаж под квартирой, которую он выбрал».

 Кого он на этот раз убил? Кого сжег заживо?

 Она присела на корточки и тронула за плечо пожарного, уронившего голову на колени.

 – Я Рина, – сказала она. – Рина Хейл. Отдел поджогов. Как вас зовут?

 – Блейн. Джерри Блейн.

 – Джерри, я прошу вас рассказать мне в точности, что вы там видели, пока это еще свежо в вашей памяти. Дайте мне все, что сможете.

 – Одно могу сказать вам точно: кто-то пустил гада. – Пожарный поднял голову. – Кто-то его запустил.

 Рина знала, что гадом пожарные называют огонь.

 – Хорошо, – сказала она. – Вы вошли в квартиру в юго-восточном углу четвертого этажа.

 – Через дверь. Бриттл, Картер и я.

 – Дверь была закрыта? Он кивнул:

 – Закрыта, но не заперта. Горяча на ощупь.

 – Можете сказать, не заметили ли вы следов взлома?

 – Никаких следов, насколько я мог судить. Мы ударили по комнате струей. Спальня… по коридору слева, в полном охвате, кухня по коридору прямо, густой черный дым. Он сделал дымоходы.

 – Где?

 – Я видел один в кухне, может, два. Окно было открыто. Тяга. Мы с Бриттлом бросились в спальню. Вся комната полыхала. Я видел тело на кровати. Обуглено. А потом рвануло. Из кухни. Я учуял газ, и тут рвануло. А Картер…

 Рина сжала его руку. И, сидя рядом с ним, стала наблюдать, как люди окружают и топят смертоносный огонь.

 Стекло захрустело у нее под ногами, когда она выпрямилась и пошла навстречу О'Доннеллу.

 – На этот раз он убил двоих. Человека в квартире, которую он использовал как точку возгорания. Один пожарный погиб при взрыве, вероятно, газа из газовой плиты. Он все рассчитал, он так все подгадал, чтобы к тому времени, как он мне позвонил и пожарный расчет прибыл на место, был уже полный охват.

 – Рина, – О'Доннелл выждал, пока она не отвернется от клубящегося дыма и упорно сопротивляющихся языков огня, – по этому адресу живет Деб Умберио.

 – Кто? – Она потерла затылок, пытаясь вспомнить это имя. – Умберио? Кто-то из родных детектива Умберио?

 – Его вдова. Том умер пару лет назад. Автомобильная авария. Это была квартира Деб.

 – Боже! О боже! – Она прижала пальцы к глазам. – Алистер? Что насчет его напарника, детектива Алистера?

 – Он во Флориде. Вышел на пенсию, переехал туда полгода назад. Я позвонил ему туда, предупредил.

 – Что ж, это хорошо. Тогда мы… О мой бог! Джон!

 Рина уже нащупывала в кармане телефон, но О'Доннелл схватил ее за руку.

 – С ним все в порядке. Я его нашел по сотовому. Какая-то счастливая муха его укусила, и он сегодня вечером отправился в Нью-Йорк. Хочет нанести личный визит Пасторелли. С ним все в порядке, Хейл, и, раз уж он поехал, пусть выполнит, что задумал. Мы послали наряд к нему на дом, просто на всякий случай. Надо все проверить.

 – Надо будет взять под охрану социального работника, занимавшегося его делом, судебного психиатра и, черт, судью семейного суда. Всех, кто в этом участвовал. Но, я думаю, он сосредоточится в первую очередь на тех, кто имел непосредственное отношение к аресту его отца. Мне надо защитить мою семью.

 – Это у нас под контролем. Мы их из виду не выпустим, пока не возьмем его.

 – Я хочу позвонить домой… хочу сказать, родителям и всем остальным. Просто чтобы больше, об этом не думать.

 – Звони. А я опрошу жильцов, выясню, кто что видел.

 Сделав нужные звонки, Рина вернулась туда, где ее ждал Бо.

 – Сегодня он убил двоих.

 – Я видел, как увозили пожарного. – «В черном мешке», – добавил он мысленно. – Мне очень жаль.

 – Убитая женщина была вдовой одного из детективов, которые арестовали его отца за поджог «Сирико». Он сделал свой ход. Теперь мяч на нашем поле. Теперь уже неважно, что мы знаем, кто он такой. И неважно, что мы знаем, зачем он это делает. Для него это уже не имеет значения. Важно, что он может это сделать. Мне придется просить тебя об одолжении.

 – Только скажи…

 – Не возвращайся домой. Позвони Брэду, переночуй сегодня у него. Или у Мэнди. Или у моих родителей.

 – Как насчет компромисса? Я не поеду домой. Я буду ждать тебя тут.

 – Это займет много часов, а помочь мне тут ты ничем не можешь. Возьми мою машину. Я поеду с О'Доннеллом. Сделай мне одолжение, будь так добр. Договорились?

 – При одном условии. Когда закончишь, ты тоже не поедешь домой. А если поедешь, позвони мне заранее. Я тебя там встречу.

 – Ладно, это честно.

 На минуту она прижалась к нему, он обнял ее за плечи.

 Мимо, завывая сиреной, пронеслась машина «Скорой помощи». Она везла кого-то, кому еще можно было оказать помощь. А Рина, пройдя сквозь дым, вернулась туда, где никакой надежды не было.

 Душная жара висела в воздухе подобно пропитанному потом ватному одеялу, пока Джон Мингер плутал по незнакомым ему улицам Бронкса. Звонок О'Доннелла заставил его отказаться от намерения свернуть с шоссе, найти какой-нибудь мотель, отоспаться и отправиться на поиски Джо Пасторелли утром.

 Даже вооружившись картой, распечатанной из Интернета, он пару раз свернул не туда. По своей вине, признал он, ерзая и стараясь найти удобное положение за рулем после четырех часов езды.

 «Старею, – подумал Джон. – Скриплю помаленьку, но старею».

 Зрение у него было уже не то, что раньше, и вести машину в ночное время было тяжело. А ведь, казалось бы, совсем еще недавно… Когда же, черт побери, он успел состариться?

 Бывало, он работал по сорок восемь часов подряд и держался на паре чашек кофе. Но в те времена у него была работа, которая могла продержать его на ногах двое суток, напомнил он себе. Те дни миновали.

 Он не считал выход на пенсию наградой за достойную карьеру. По его мнению, это была пустота, пропасть, заполненная бесконечными часами скуки, отравленная воспоминаниями о работе.

 Наверное, глупо было проделывать весь этот путь на машине, но Рина пришла к нему, попросила о помощи. Для него это значило куда больше, чем пенсия и золотые часы на память. Но к тому времени, как он нашел нужную улицу и начал искать место для парковки, глаза у него были как песком засыпаны, а затылок ломило от боли.

 Прогулка от автостоянки до дома Пасторелли помогла ему размять затекшие ноги, но поясница ныла и болела по-прежнему. Джон зашел в попавшийся по пути корейский магазинчик, купил бутылочку минеральной воды и упаковку «Экседрина».^[53] Он принял две таблетки прямо на улице, запивая их водой, и стал невольным свидетелем того, как проститутка на углу сняла клиента и скользнула к нему в машину. Впереди толпилось еще немало ее товарок, выставлявших напоказ свои прелести. Чтобы избежать контакта с ними, Джон перешел на другую сторону улицы.

 Пасторелли жил в старой, потемневшей от смога кирпичной пятиэтажке без лифта. Его имя было указано напротив квартиры, расположенной на втором этаже. Джон набрал на кнопках домофона номера квартир на третьем и четвертом этажах и открыл дверь, когда какая-то добрая душа отомкнула ему электронный замок.

 Если воздух на улице наводил на мысли о паровой бане, внутри на ум приходила раскаленная духовка. Боль с новой силой забилась в голове Джона.

 Из-за двери квартиры Пасторелли доносились звуки работающего телевизора. Он был включен так громко, что Джон разобрал некоторые реплики диалога и узнал сериал «Закон и порядок». Ему вдруг пришла в голову неприятная мысль: не отправься он, повинуясь порыву, в эту неожиданную поездку на север, сидел бы он сейчас один в затемненной комнате и смотрел то же самое осточертевшее шоу.

 Если Пасторелли смотрел сейчас, как правосудие подтягивается по скользкому канату закона, значит, он точно не был полтора часа назад в Мэриленде. Значит, не он играл с огнем.

 Джон сжал руку в кулак и постучал по двери.

 Стучать пришлось дважды и даже трижды, прежде чем дверь со скрипом приоткрылась на цепочке.

 «Я бы не узнал тебя, Джо, – подумал Джон. – Прошел бы мимо по улице и не оглянулся». Некогда смазливая и наглая физиономия «крутого парня» превратилась в череп с запавшими глазницами и желтушной кожей, свисающей многочисленными складками под подбородком.

 От него пахло сигаретами и пивом. И еще чем-то сладковатым, напоминающим запах гниющих фруктов.

 – Какого черта тебе надо?

 – Хочу поговорить с тобой, Джо. Я Джон Мингер из Балтимора.

 – Балтимор… – Смутный огонек зажегся в этих запавших глазах. – Тебя послал Джоуи?

 – Да, можно и так сказать.

 Дверь закрылась, звякнула цепочка.

 – Он прислал денег? – спросил Пасторелли, открывая дверь. – Он должен был прислать денег.

 – Не в этот раз.

 Два вентилятора под потолком разгоняли застоявшийся горячий воздух и распространяли запах дыма, пива и того неуловимого, что пахло гниющими фруктами. Джон узнал этот запах. Это был не просто запах старика или даже запах больного старика, это был запах смертельно больного старика.

 Черное кожаное кресло с откидной спинкой напоминало человека в смокинге, попавшего в ночлежку для бездомных. Рядом стоял шаткий столик, на котором умещалась жестянка пива «Миллер», переполненная пепельница и пульт управления телевизором. Большой новенький телевизор, как и кожаное кресло, тоже был «из другой оперы» в этой убогой квартирке. И еще Джон заметил на столике несколько пузырьков с лекарствами.

 У дальней стены стояла тахта, не развалившаяся только благодаря изоленте, которой она была обмотана, и многочисленным слоям пыли. В нише располагалась встроенная кухонька. Буфет, заляпанный жиром, был заставлен коробками из самых разных ресторанов, доставляющих еду на дом. Джон заметил, что меню последних дней включает китайскую кухню, гамбургеры и пиццу.

 По коробке из-под пиццы, явно чувствуя себя как дома, прополз таракан.

 – Откуда ты знаешь Джоуи? – спросил Пасторелли.

 – Ты не помнишь меня, Джо? Почему бы нам не присесть?

 Вид у Джо был такой, будто он вот-вот свалится, если не сядет. Он превратился в мешок костей, и Джон не понимал, как он двигается, не гремя ими. Сам Джон взял себе единственный стул – металлический, складной, – передвинув его так, чтобы сидеть лицом к креслу.

 Джо сел и взял пачку сигарет. Джон наблюдал, как он вытаскивает сигарету трясущимися худыми пальцами, с каким трудом зажигает спичку.

 – Джоуи должен прислать денег. Мне за квартиру платить.

 – Когда ты видел его в последний раз?

 – Ну, может, пару месяцев назад. Купил мне новый телик. Тридцать шесть дюймов, плоский экран. Гребаный «Сони». Джоуи дешевку не берет.

 – Молодец!

 – Кресло, вот, мне подарил на прошлое Рождество. Вибрирует, сука, если захочешь. – Потухшие глаза живого мертвеца уперлись в лицо Джона. – Он должен прислать денег.

 – Я с ним не виделся, Джо. Честно говоря, я сам его ищу. Может, он звонил? Когда он звонил в последний раз?

 – Эй, что это значит? Ты коп? – Джо медленно покачал головой. – Никакой ты не коп.

 – Нет, я не коп. Речь идет о пожарах. У Джоуи большие неприятности в Балтиморе. Если он будет продолжать в том же духе, ты больше не получишь от него денег.

 – Хочешь впутать моего парня в беду?

 – Твой парень уже в беде. Он поджигает дома там, где вы раньше жили. Сегодня он убил человека, Джо. Он убил вдову одного из детективов, которые тебя арестовали после поджога пиццерии «Сирико».

 – Ублюдки выволокли меня из моего собственного дома. – Джо выдохнул дым и закашлялся до того, что из его глаз потекли слезы. – Вон из моего дома.

 Он взял пиво, отхлебнул и снова закашлялся.

 – Сколько доктора дают тебе, Джо? Сколько тебе осталось?

 Череп оскалился в улыбке, напоминавшей ночной кошмар.

 – Болваны. Докторов послушать – я уже должен быть мертв. А я еще здесь, так? Ни хрена они не знают. Я их перехитрил.

 – Джоуи знает, что ты болен?

 – Возил меня к доктору пару раз. Они хотели накачать меня всякой отравой. К черту! Рак поджелудочной. Говорят, рак теперь поедает мою печень и всякое такое дерьмо. Кишки. Говорят, пить нельзя, курить нельзя. – Натужно ухмыляясь, Джо затянулся сигаретой. – Пошли они все куда подальше!

 – Джоуи вернулся в Балтимор все подчистить, все закончить для тебя.

 – Понятия не имею, о чем ты говоришь.

 – Посчитаться с людьми, которые испортили тебе жизнь. Прежде всего с Катариной Хейл.

 – Маленькая шлюшка. Нос задирает, будто она лучше всех на свете, а мы, жалкие твари, глянуть на нее не смеем. Подзуживает моего парня. Ну, хотел он урвать свое, что с того? Этот сукин сын Хейл, он что себе думает? Думает, он может указывать мне, что и как? Я ему показал.

 – Ты за это заплатил.

 – Всю жизнь мне поломал. – Ухмылка исчезла. – Этот говнюк Хейл всю жизнь мне поломал. Я потом так и не смог получить приличную работу. Всю жизнь потом только и знал, что чужую блевотину подтирал. И это жизнь? Отнял у меня достоинство, вот что он сделал. Отнял у меня жизнь. Я в тюрьме рак подцепил, что бы там ни говорили эти гребаные доктора. Может, и Джоуи от меня заразился. А что? Очень может быть. А все из-за этой маленькой шлюшки.

 Не стоит и пытаться доказать ему, что рак поджелудочной железы невозможно подцепить в тюрьме, решил Джон. И уж никак нельзя передать его сыну по наследству.

 – Тут есть на что разозлиться, согласен. Наверно, Джоуи тоже так думает.

 – Он же мой сын, так? Джоуи своего отца уважает. Может, он от меня раковые гены получил, только он знает, что моей вины тут нет. У него котелок варит. Всегда варил. И он свои мозги получил уж точно не от своей тупой суки-матери. Он пришлет мне денег, может, возьмет меня в поездку, чтоб я мог выбраться из этой проклятой жарищи.

 Джо на минуту закрыл глаза, подставив лицо под один из вентиляторов. Не дающий прохлады ведерок развевал его редкие, бесцветные волосы.

 – В Италию поедем. На север, в горы, там прохладно. У него дело на мази. Копам до него никогда не добраться. Он слишком умен.

 – Сегодня вечером он спалил женщину в ее собственной постели. Сжег живьем.

 – Может, да, а может, и нет. – Но в мертвых глазах Джо вдруг вспыхнул дьявольский свет гордости за сына. – Если сжег, значит, она сама напросилась.

 – Если он свяжется с тобой, Джо, окажи себе услугу. – Джон вынул записную книжку, вырвал чистый листок, записал на нем свое имя и номер телефона. – Позвони мне. Поможешь мне его найти, ему же лучше будет. Если полиция найдет его раньше, я даже предсказать не берусь, что будет дальше. Он убил жену копа. Позвони мне, Джо, может, я сумею устроить так, чтобы ты получил немного денег.

 – Сколько?

 – Пару сотен, – сказал Джон, пытаясь из последних сил справиться с отвращением. – Может, больше. – Он поднялся, оставив листок на столе. – Поверь, он и вправду играет с огнем. Искушает свою удачу.

 – У кого мозги есть, тому удача не нужна.

 

 В тот самый момент, когда Джон Мингер выезжал из Бронкса, Джоуи вскрывал замок на задней двери его дома. По пути он сделал пару остановок, но на место прибыл точно по расписанию.

 Он представил себе, как жена копа поджаривается, словно молочный поросенок. Этот образ развеселил его, пока он вскрывал замки.

 «Меня ждут в других местах». Да, ему надо было побывать во многих местах. И кое-кого сжечь. Старая ищейка Джон Мингер входил в его список кандидатов на приз.

 Джоуи проник внутрь и вынул из рюкзака короткоствольный пистолет двадцать второго калибра. Для начала он прострелит ублюдку коленные чашечки. А потом они немного побеседуют, пока он готовит пожар.

 А городских героев он этой ночью заставит побегать, думал Джоуи, осторожно пробираясь по темному дому. Старик сейчас небось уже дрыхнет, сказал он себе. Небось уже десятый сон видит.

 Сам он считал, что лучше быть мертвым, чем старым.

 Вот сейчас он решит проблему возраста для Мингера. Мингер умрет, как и вся их поганая шайка. Все они подохнут раньше, чем его отец. Вот она, справедливость.

 Они убили его отца. Все равно что выпустили ему кишки ножом. И каждый из них за это заплатит.

 Джоуи поднялся наверх, чувствуя, как нарастает в душе радостное предвкушение. По коленям, снова подумал он. Бац! Бац! Посмотрим, как ему понравится.

 Посмотрим, как ему понравится следить за огнем, пока тот ползет к нему по постели. Посмотрим, как старому хрену понравится, когда огонь начнет его пожирать. Как рак пожирает его отца.

 Сам он не даст себе так умереть. Ни за какие коврижки Джоуи, сын Джозефа Пасторелли, не даст раку забрать себя.

 Много дел, повторил он себе, у него еще много дел. Ему многое нужно успеть, прежде чем он сам шагнет в огонь и положит конец всему.

 Когда он покончит с Мингером, настанет время выходить на главную цель. Ночь еще только наступает.

 Но Джоуи заглянул во все комнаты, обыскал каждую и не нашел своей жертвы.

 Его палец дрожал на спусковом крючке, рука тряслась от напряжения, пока он пытался сдержать себя и не выстрелить по пустой постели.

 Значит, старик пошел посмотреть, как горит эта сука, подстилка полицейская, вот что он сделал. Что ж, люди любят смотреть. Рина небось позвонила ему в слезах, и он пошел подержать ее за ручку.

 Интересно, сколько раз старый хрен ее трахал за эти годы.

 Ничего, он может немного подождать. Да, ночь еще молода, он может уделить этому еще немного времени. Достанет сукина сына, когда тот вернется домой. Он будет ждать тихо-тихо, как кот у мышиной норки. А время ожидания он использует с толком и все подготовит.

 

 Дым еще висел в комнате, ее сапоги хлюпали по мокрому ковру в спальне, пока Рина смотрела на останки Деборы Умберио.

 Промокшие, насквозь обугленные остатки матраца сказали ей все.

 – Она сгорела прямо там, где лежала, – заметил О'Доннелл. – Вместе с матрацем.

 Петерсон, судмедэксперт в рубашке с короткими рукавами и брюках цвета хаки, ждал, пока Рина делала снимки цифровой камерой.

 – Может, она была уже мертва к тому времени, как он поджег комнату. Или без сознания. Я дам вам знать, что мы обнаружим. Мы сию же минуту этим займемся.

 – Она не была мертва или без сознания. – Рина опустила камеру. – Он наверняка хотел, чтобы она была жива и все сознавала. Он хотел, чтобы она знала, что ее ждет. Чтобы она прочувствовала. Его это возбуждает. Сначала он ее пытал, мучил. Ему это необходимо. Он хотел, чтобы она страдала. – Рина перевела дух. – Поскольку она была женщиной, он наверняка позабавился с ней. Это делает его более значительным в собственных глазах, дает почувствовать себя мужчиной. У него в прошлом уже были случаи сексуального насилия. Я думаю, он ее изнасиловал.

 – Есть следы чего-то похожего на ткань у нее во рту, – объявил Петерсон, ниже наклоняясь над телом. – Значит, во рту у нее был кляп.

 – Она открыла ему дверь. – «Как Джош», – подумала Рина. – Почему? Она – сколько? – тридцать лет была женой копа, и она открывает дверь незнакомому человеку. Он кем-то прикинулся. Может, разносчиком или монтером. Кто-то должен был его видеть, когда он входил в здание. Опрос должен что-нибудь выявить. Что-нибудь или кого-нибудь.

 – Сейчас начнем разбирать по слоям, – сказал ей О'Доннелл.

 – Тут и так видно, что он сделал, – возразила Рина. – Использовал горючее, проложил фитили к кровати и по всей комнате, построил дымоходы, чтоб жарче горело. Ему не нужна была вторая точка возгорания в кухне, чтобы ее убить. Это было предназначено для нас. Для пожарных, которые приехали на вызов. Почему бы не убрать парочку пожарных заодно?

 Она осторожно обошла груды строительного мусора и заглянула в кухню. Из стены торчала крышка кастрюли. С нее, как и с уцелевших обломков потолка, капала черная жижа. От стены, выходившей на улицу, почти ничего не осталось. Некоторые из обугленных кухонных шкафов были без дверец. Рина вошла, присела на корточки и, светя себе фонариком, стала рассматривать повреждения сквозь лупу.

 – Эти дверцы не сгорели, их не оторвало взрывом, О'Доннелл. Он их отвинтил и использовал для дымоходов. Ну, и как горючее. Он изобретателен. – Рина, хмурясь, оглянулась на партнера. – Но разве он пришел бы с пустыми руками, в надежде, что у нее найдется все, что ему нужно для работы? Ему нужна была веревка, что-то быстровоспламеняющееся по его выбору, спички, а может, и оружие. Значит, сумка, портфель рюкзак. Что-то в этом роде.

 Она выпрямилась и вытащила из кармана подавший голос телефон.

 – Это Джон, – сказала она О'Доннеллу.

 – Валяй. Я дам отмашку экспертам, пусть начинают работать.

 Они разбили помещение на квадраты, начали съемку.

 – Пасторелли при смерти. – Рина потерла переносицу. – Рак поджелудочной железы. Он сказал Джону, что не видел Джоуи пару месяцев и что Джоуи должен прислать ему денег. И еще он говорил что-то насчет скорой поездки в Италию.

 – Вот почему сынок так заторопился.

 – Его отец умирает. Он не может оставить эту смерть не воспетой. Но это еще не все. Насколько понял Джон из этого разговора, старший, возможно, убедил младшего, что его ждет такой же конец. Джоуи хочет, чтоб я знала, кто все это делает, кто меня достает, потому что для него это жертвоприношение отцу и, господи, может быть, своего рода миссия самоубийцы. Он так и остался мальчишкой, бегущим за полицейской машиной, которая увозит его отца.

 – Значит, он решил, что, если они выживут, он сумеет переправиться с отцом за границу, когда выполнит здесь свою миссию? Отомстить, расквитаться, или как там он это называет, а потом сбежать в Италию?

 – Только не сбежать. Он не называет это бегством. Бегство в его представлении – это слабость. – Рина потерла усталые глаза. – Он думает, что ему все сойдет с рук. Это совсем другое дело. Купаться в роскоши где-то далеко отсюда – все то время, которое, как он полагает, им осталось, – показывая нос нам, оставшимся здесь. В декабре прошлого года он взял большие деньги. Мог использовать часть этих денег на покупку фальшивых паспортов, транспорта, дома за океаном. Возможно, у него там есть друзья или связи. Пасторелли сказал, в Северной Италии, в горах. Мы можем начать над этим работать. Хотя забраться так далеко ему не удастся. – Она оглядела все еще курящиеся развалины. – Я не дам ему забраться так далеко.

 – Джон собирается остаться в Нью-Йорке, понаблюдать за Пасторелли?

 – Нет, он считает, там больше нечего ловить. Он едет домой. Я настаивала, чтобы он взял комнату в мотеле и не пытался проделать весь обратный путь в один прием. Судя по голосу, он совсем выбился из сил.

 

 Джоуи ждал до полуночи, а потом подумал: какого хрена? Можно достать старого ублюдка и потом. Оставить ему приятный сюрприз, а изъять его из обращения можно в другой раз.

 Он видел, как полицейские подъехали к парадному и черному ходу, видел, как они отъехали. Проверяют, все ли спокойно, проводят осмотр местности. Может, оно и к лучшему. Надо проделать здесь кое-какую работу и двигаться дальше.

 Джоуи уже подготовил спальню – ту, в которой нашел одежду в шкафу. Кое-что из одежды он использовал, чтобы сделать фитили. Набивку матраца тоже – он уже стал думать о ней как о своей торговой марке. Вощеную бумагу, метиловый спирт. Почему бы и не поставить подпись под картиной?

 Было бы здорово распространиться по всему дому, но Джоуи решил, что быстрее и проще – причем с тем же успехом! – сосредоточиться на одной комнате.

 Он нашел семейные фотографии, выломал их из рамок и разбросал по полу. С реальной семьей он разберется позже. Ты забрал мою семью, я заберу твою.

 Но пока он удовлетворился тем, что щелкнул зажигалкой и зажег пламя. Полюбовался тем, как оно оживает.

 На обратном пути Джоуи выложил фирменную салфетку с веселым логотипом «Сирико», из набора, прилагаемого к обедам на дом, на кухонный буфет.

 

 Рина работала в спальне: извлекала жидкость, оставшуюся в щелях пола, затекшую под плинтус. Она упаковывала остатки фитилей, не сгоревших до пепла, брала и образцы пепла.

 Триппли вошел и присел рядом с ней.

 – Мы нашли несколько волосков в стоке душевой. Возможно, это его волосы.

 – Хорошо. Отлично. Если мы получим его ДНК с места преступления, это свяжет его намертво.

 – В гостиной обнаружены осколки винной бутылки. Вдруг удастся получить отпечатки?

 Рина по его тону поняла, что есть что-то еще. Она оторвалась от работы.

 – В чем дело?

 – Перед домом нашли меню доставляемых на дом обедов «Сирико».

 У Рины сами собой стиснулись кулаки.

 – А я все думала: где он его оставит? – Нахмурившись, она вновь принялась за работу. – Доставка на дом. Ну конечно! Он мог прикинуться разносчиком. Но только не еды. Она бы его не впустила, если сама не заказывала ужин на дом. Посылка? Что могло бы… Цветы! – Рина вспомнила, как Бо столкнулся с ним в супермаркете. – Может быть, цветы?

 Она опять оторвалась от работы и запрокинула голову, пытаясь все это представить.

 – С какой стати жена копа с тридцатилетним стажем станет открывать дверь незнакомцу? С такой, что он доставляет цветы. Надо расспросить соседей, жильцов соседних домов, не видели ли они парня с цветочной коробкой плюс с рюкзаком или портфелем.

 – Сейчас начну опрос.

 Они оба оглянулись на вошедшего в комнату О'Доннелла.

 – Новый поджог, – сказал он. – Пожарные выехали по вызову в дом Джона Мингера.

 – Его там нет. – Рина распрямилась, чувствуя, что у нее дрожат колени. – Он не мог так скоро добраться до дома, даже если ехал без остановок.

 – Поезжай, – сказал ей Триппли. – Мы тут сами управимся.

 Рина стремительно вышла, на ходу сдирая защитные перчатки.

 – Если он хочет со всем покончить этой ночью, он может атаковать моих родителей, моего брата или сестер.

 – Они под охраной, Хейл.

 – Знаю.

 Но она все-таки сделала серию кратких звонков, пока О'Доннелл вел машину.

 – Не выходи из дома, – сказала Рина отцу. – Пусть никто не выходит. Я сейчас еду к Джону. Я хочу, чтобы все вы носа не высовывали на улицу, пока я не разрешу. Перезвоню, как только смогу. – Она отключила связь, прежде чем он успел возразить. – Джоуи остановился не здесь. Может, где-то за городской чертой, но точно не в городе. Знать бы, где его база. Может, даже в Вашингтоне.

 – Копы обходят отели, мотели, всюду показывают его рожу. Трудно охватить сразу столько мест.

 – Он выберет ночлежку подороже. Деньги у него есть, свое будущее он уже распланировал. Если у него есть фальшивый паспорт, значит, есть и кредитная карточка. Может, он изображает бизнесмена в деловой поездке. Пара дней в одном месте, потом переезд в другое.

 О'Доннелл остановился за пожарной машиной, и Рина сразу выскочила. Она увидела, что огонь локализован, почти потушен.

 Она подошла к Стиву.

 – Он использовал бензин?

 – Похоже, нет. Судя по всему, огонь сосредоточен в спальне. Детектор дыма дезактивирован. Женщина выгуливала собаку, заметила дым и вызвала нас.

 – Где она?

 – Вон стоит. Нэнси Лонг.

 – Нэнси? Мы с Джиной вместе с ней в школе учились. Найдя ее толпе, Рина подошла к ней. Одной рукой Нэнси держала на поводке взволнованного терьера, другой опиралась на руку мужа.

 – Нэнси!

 – Рина! Боже, какой ужас! Но, говорят, мистера Мингера не было дома. Внутри никого не было. Я увидела дым. Сюзи не давала мне покоя, и я вывела ее на прогулку. Она как раз делала свои дела, когда я взглянула наверх. Может, я слышала запах, не знаю, но я подняла голову и увидела дым, идущий из окна. Я не знала, что делать. Наверно, я запаниковала. Я подбежала начала колотить в дверь, звать мистера Мингера. Потом я побежала домой. Я даже не могла набрать номер службы спасения, так у меня руки тряслись. Пришлось звать Эда, чтобы он позвонил.

 – Успокойся. Вполне вероятно, ты спасла дом Джона. А если бы он был дома, могла спасти и его жизнь.

 – Я не знаю. Я просто в ужасе.

 – Ты еще кого-нибудь видела на улице? Может, кто-то гулял или проезжал мимо.

 – Нет, на этот раз я никого не видела.

 – На этот раз?

 – Я хочу сказать, по улице никто не шел, кроме меня.

 – Может быть, ты видела кого-то здесь раньше?

 – Когда приучаешь щенка не гадить в доме, приходится часто выходить на улицу. Перед тем как лечь спать, я вывела Сюзи, как мне казалось, на последнюю прогулку в этот день. Мы уже возвращались, я как раз открывала дверь, чтобы войти, и увидела, как мимо идет какой-то тип. Но это было раньше, мне кажется, где-то около полуночи.

 – Ты его не узнала?

 – Нет. Я бы и внимания не обратила, но только он оглянулся, когда я что-то сказала Сюзи, и вроде как помахал. И я еще подумала: интересно, у кого сегодня счастливый день?

 – Счастливый день?

 – У него была такая длинная белая цветочная коробка, и я вспомнила, что Эд совсем перестал дарить мне цветы.

 – И это было примерно около полуночи?

 – Да я бы сказала, не примерно, а точно.

 – Я сейчас покажу тебе фотографию, Нэнси.

 

 Рина стояла в кухне Джона, глядя на фирменную салфетку из «Сирико» на серванте. Такие салфетки всегда вкладывали в упаковку при доставке на дом. Потом она заменила салфетку полицейской биркой, указывающей местоположение улики, и спрятала ее в пластиковый мешок.

 – Джон возвращается, – сказал ей О'Доннелл, отключив сотовый телефон. – Будет здесь часа через два-три. Хочешь начать работать здесь или подождешь, пока он вернется?

 – А ты не мог бы пока сам этим заняться? Я хочу взглянуть, как там моя семья, а потом завезти в участок уже собранные улики.

 – Возьми с собой патрульного.

 – Я так и сделаю. А знаешь, он мог бы и не спешить. Мог подождать еще день или два, мог убедиться наверняка, что Джон дома. Но ему важнее было заставить нас побегать именно сегодня. Он ждал только одного: когда же я наконец соображу, кто он такой.

 – Дом твоих родителей под охраной. Часовые у парадной и у задней двери.

 Рина выдавила из себя улыбку.

 – Это его разозлит. – Тут зазвонил ее телефон, и у нее внутри все сжалось. – Хейл.

 – Жаль, что его не было дома. Он бы сейчас уже поджаривался.

 Рина сделала знак О'Доннеллу.

 – Для тебя это, наверно, стало большим разочарованием, Джоуи.

 – Черта с два! На сегодня с меня хватило полицейской суки. Я думал о тебе, пока трахал ее, Рина. Всякий раз, как я ее насиловал, я думал о тебе. Ты получила мои послания?

 – Да, я их получила.

 – Это лицо твоего папаши в дурацком поварском колпаке на логотипе, не так ли? Твоя сексуальная мамаша его нарисовала. – Он засмеялся, убедившись, что Рина молчит. – Тебя ждет еще один сюрприз. В клинике твоего брата. Лучше поспеши.

 – Черт. О черт! – Рина сбросила звонок и набрала девятьсот одиннадцать. – Клиника, где работают мой брат и его жена. Это в двух кварталах отсюда.

 – Я сяду за руль.

 О'Доннелл выбежал из дому вместе с ней. Карта вин от «Сирико» лежала в придорожной канаве, а здание было охвачено огнем.

 – Я одеваюсь. – Рина открыла багажник и вытащила свою робу. – Помогу тушить.

 – Рина!

 От удивления она замерла: впервые за все время совместной службы напарник назвал ее по имени.

 – Ты на ногах уже сколько? Часов восемнадцать? Пусть этим займутся пожарные.

 – Он заставляет нас бегать кругами, распылять силы. – Рина со злостью захлопнула багажник. – Он не может напрямую ударить по «Сирико» или по мне и моей семье, поэтому он поджигает здесь. Просто со зла на меня.

 Рина стояла, держа шлем в опущенной руке, а перед ней плясало пламя.

 – Он увлекся, – решительно заявила она. – Он заигрался, он уже не может остановиться. Как ему теперь выйти из игры? Игра затягивает, гипнотизирует. И обязывает.

 – А что еще он может поджечь? Все, что осталось, взято под охрану.

 Дым вызвал слезы у нее на глазах.

 – Школа, потом Бо… Ну, Бо, я думаю, – это так, случайность. Просто возможность представилась. Хочет держать меня в напряжении. Жена Умберио, потом Джон. А теперь Сандер.

 – Прокладывает дорожку к тебе.

 – Я для него – финишная ленточка. Это все укладывается в схему мести, но порядок не тот. Сандер должен был гореть после школы. Сандер был следующей ступенью, потом мой отец, потом ресторан и так далее. Он перепрыгивает через этапы, но сохраняет общую схему.

 – Его старый дом. Это вписывается в схему, – добавил О'Доннелл, когда Рина повернулась и пристально взглянула на него. – Там взяли его отца, и он больше туда не вернулся. Его самого вытащили из этого дома. Мать увезла его оттуда.

 Рина бросила шлем обратно в машину.

 – На этот раз я сяду за руль.

 Языки пламени вырывались из окон второго и третьего этажа дома, где когда-то жила семья Пасторелли. Здесь не было ни сирен, ни криков, ни толпы. Только огонь, пылающий в темноте.

 – Вызывай пожарных! – крикнула Рина О'Доннеллу. Она схватила шлем и бросилась к багажнику, где лежала роба. – Там внутри люди. Двое… возможно, в спальне на втором этаже. Я вхожу.

 – Дождись бригады.

 Рина натянула робу.

 – Я должна попытаться. Может, они живы, связаны. Я больше никому не дам сгореть заживо этой ночью.

 Она выхватила из машины огнетушитель. Краем сознания она слышала голос О'Доннелла, кратко описывающего ситуацию и диктующего адрес. Он последовал за ней по пятам, пока она поднималась по ступеням крыльца.

 – Может, он еще тут. – О'Доннелл держал в руке обнаженный ствол. – Я прикрою тебя сзади.

 – Займись первым этажом! – не останавливаясь, крикнула Рина. – Я поднимусь.

 На этот раз он оставил дверь открытой, отметила она. Словно приглашал войти, располагаться, чувствовать себя как дома. Рина переглянулась с О'Доннеллом, кивнула и ворвалась в дверь.

 Внутри было темно, но кое-что можно было различить в серебристом свете луны, пробивающемся с улицы. Смутными тенями обрисовывались дверные проходы и мебель. Рина обвела все внутреннее пространство глазами. Дуло пистолета следовало за ее взглядом. Сердце билось в горле, а в груди лежал лед, пока она бежала вверх по лестнице туда, где дым стелился под потолком.

 Дым собирался, густел, клубился, заваривался мутным настоем, пока она бежала. Рев огня напоминал свирепый грохот морского прибоя, и Рина знала, что этот прибой может превратиться в цунами. Она попробовала закрытую дверь на жар, обнаружила, что она холодна. Она бросилась вперед по коридору.

 Огонь плясал на потолке у нее над головой, окружал следующий дверной проем чем-то вроде золотистой рамы. Он стал подбираться к ее башмакам. С испуганным криком Рина направила на пламя пену из огнетушителя. Снаружи уже доносился вой сирен. Но никто в доме не откликнулся на ее крики. Собрав в кулак все свое мужество, она бросилась вперед сквозь огненную стену.

 Комната пылала. Огонь поднимался с пола, взбирался по комоду, где ваза с цветами уже была охвачена огнем. На мгновение Рина застыла, окруженная огнем, ослепленная его блеском и фантастическим жаром, его красками и движением, его силой.

 Она знала, что ее маленький огнетушитель выглядит жалким и смешным в сравнении с его неистовой страстью. А главное, она уже опоздала. Безнадежно опоздала.

 Джоуи не поджег постель. На этот раз он приготовил ей целую мизансцену. Он хотел, чтобы она это увидела.

 Разумеется, он их скомпоновал. После того, как пристрелил. Он усадил их обоих, прислонив к спинке кровати. Казалось, они наблюдают. Зрители, завороженные насмерть величием огня.

 Рина двинулась вперед. Ее сознание словно раздвоилось. Ее душа застыла на месте в ужасе и каком-то болезненном трансе, пока сама она подбежала к кровати, рискуя обжечься. Она должна была проверить. Должна была удостовериться, что она опоздала.

 – Назад! Берегись!

 Рина повернулась на крик О'Доннелла. И опять лишь частью сознания она увидела, как он стоит в дверях на фоне неистово бушующего пламени. Его лицо блестело от пота и было закопчено дымом, но глаза смотрели ясно и твердо.

 Он зачехлил свой пистолет и вместо него держал в руках домашний огнетушитель.

 – Они мертвы! – прокричала Рина, стараясь, чтобы он услышал сквозь рев и шипение пламени, но в ее голосе прозвучала глухая безнадежность. – Он убил их в их собственной постели.

 О'Доннелл еще секунду удерживал ее взгляд, и в его глазах, полных ненависти и гнева, она прочла понимание.

 – Мы спасаем что можем. – О'Доннелл поднял и перевернул огнетушитель. – Это наша работа.

 И он выдернул чеку.

 Взрыв сбил Рину с ног и швырнул на кровать, прямо на колени погибшим. На мгновение ее разум отключился. Она была не в силах что-либо воспринять.

 А потом она выкрикнула имя своего напарника, стащила с кровати окровавленную простыню и прорвалась сквозь завесу огня в дверь.

 Она знала, что его больше нет, она знала это уже в ту минуту, когда набрасывала простыню на то, что от него осталось, и своим телом сбивала поглотивший его огонь.

 Позади нее хлынула вода и погасила пламя. Другие люди ворвались в ее преисподнюю.

 

 – Он знал, что я войду первая. – Рина сидела на краю тротуара. Она оттолкнула кислородную маску, которую Сандер прижимал к ее липу. – Эти люди в доме… они ничего для него не значили. Вот почему он застрелил их, вместо того чтобы принести в жертву огню. Они ничего не значили, но он знал, что я войду первая.

 – Ты ничего не могла сделать, Рина. Ты ничего не могла изменить.

 – Он убил моего напарника.

 Она крепко зажмурилась и прижалась лицом к коленям. Ей никогда, никогда не забыть, как он горел, как пламя поглотило его разорванное тело.

 «Это наша работа». Таковы были его последние слова. И теперь она не знала, хватит ли ей душевных сил продолжить работу, которая убила его. Горечь утраты и чувство вины переполняли ее.

 – Ублюдок знал, что я первой войду в огонь. Он начинил огнетушитель взрывчаткой в расчете на то, что О'Доннелл или кто-нибудь еще схватит его и пустит в ход. В кухне… скорее всего, он оставил его в кухне. На самом виду. Тут действуешь инстинктивно. Видишь, хватаешь, пускаешь в ход. Если бы я не сразу вошла…

 – Прекрати. Ты прекрасно знаешь, что это не выход. – Сандер схватил ее за плечи и приподнял, чтобы их глаза встретились. – Ты прекрасно знаешь, что бесполезно гадать, что было бы, если бы… Катарина, ты исполнила свой долг, как и О'Доннелл. Только один человек виноват в том, что случилось.

 Рина оглянулась на дом. Война еще кипела, и она была всего лишь одной из жертв. Она потеряла напарника там, наверху. Она потеряла свое сердце и со страхом думала, что потеряла и все свое мужество.

 – Он убил их только для того, чтобы показать мне, что он может это сделать. Он убил их только для того, чтобы я увидела. А О'Доннелла он убил просто на закуску. Подлый ублюдок.

 – Тебе нужно отдохнуть, Рина. Тебе нужно поспать. Я отвезу тебя к маме и дам тебе снотворного.

 – Ничего подобного ты не сделаешь.

 Рина опять прижалась лицом к коленям, изо всех сил стараясь удержать слезы. Она боялась, что уже не сможет остановиться, если прольет хоть одну слезинку. Ей хотелось вернуть свой гнев, хотелось почувствовать, как он горит у нее в крови но она ощущала только страшный, деморализующий груз безысходного горя.

 Они были молоды, напомнила она себе. Моложе ее годами. Он убил их холодно и быстро в их собственной постели, а потом усадил как кукол. Этот образ будет преследовать ее до самой смерти. Как и воспоминание о хорошем человеке, хорошем полицейском и добром друге, превратившемся в живой факел.

 Рина подняла голову и посмотрела в глаза брату.

 – Я тебе велела не выходить из дому. Я сказала, что это очень важно, чтобы вы все сидели дома.

 «Это мог бы быть мой брат, – подумала она. – Моя мать, сестра, отец». Убив О'Доннелла, Джоуи дал ей понять, что на его месте мог оказаться кто угодно. Таков был смысл его последнего послания. Он мог бы выбрать любого. Он все еще мог выбрать любого.

 – Обо мне можешь не беспокоиться. – Сандер ласково погладил ее по щеке. – Один из копов отвез Ань и малыша к маме. У нас уже появилась собственная частная полиция.

 Тогда он тоже погладил ее по лицу, вспомнила Рина. Двадцать лет назад, когда она лежала оглушенная и плачущая после нападения Джоуи. Ее брат погладил ее по лицу. От него тогда пахло виноградным леденцом.

 Душившее ее горе поднялось к горлу и выплеснулось из глаз.

 – Сандер… Он сжег твою клинику.

 Теперь Сандер прижался лбом к ее лбу и обнял ее. Руки Рины тоже обвились вокруг него.

 – Ничего, – прошептал он. – Все будет хорошо.

 – О боже, Сандер… Он сжег клинику, он придет за тобой, за всеми вами, если мы его не остановим. О'Доннелл был для меня почти членом семьи. Джоуи это знал. О'Доннелл не имел никакого отношения к тому, что произошло двадцать лет назад. Месть тут ни при чем, он погиб только из-за того, что был связан со мной. Я не знаю, как это остановить. Я перепугана до смерти.

 Дрожь началась у нее в пальцах ног и поднялась вверх. Рина судорожно ухватилась за руки брата. Ей казалось, что она сейчас рассыплется на кусочки.

 – Я не знаю, что делать, Сандер. Я не знаю, что мне дальше делать.

 – Нам нужно вернуться домой. Нам просто нужно…

 Сандер замолчал, и они оба оглянулись: Бо, расталкивая людей и раздвигая ограждения, прорвался сквозь оцепление. Он выкрикивал ее имя.

 Рина вскочила на ноги и зашаталась. Сандер помог ей сохранить равновесие.

 – Посиди здесь. Я его приведу.

 – Нет. – Рина не сводила глаз с Бо. – Я просто больше не могу сидеть.

 Она двинулась к нему со всей возможной скоростью, но это было все равно что плыть в сиропе. Бо между тем боролся с двумя полицейскими в форме, пытавшимися его скрутить.

 – Он со мной. Все в порядке. Он со…

 Бо вырвался и сгреб ее в охапку, не дав ей договорить.

 – Они сказали, что ты вошла в горящий дом. – Он так крепко ее стиснул, что она задохнулась. – Они сказали, что ты вошла туда. Они сказали, что пострадал коп. Ты ранена? – Он отстранил ее от себя и принялся лихорадочно ощупывать. – Ты ранена?

 – Нет. О'Доннелл. – Слезы затуманили ей глаза. – Он… он погиб. Он убит. Джоуи зарядил огнетушитель взрывчаткой, О'Доннелл взял его, и огнетушитель взорвался у него в руках. Он взорвался, и огонь… Я не смогла его спасти.

 – О'Доннелл? – Рина увидела, как страх в глазах Бо сменяется болью. – О боже, боже, Рина! – Он привлек ее к себе и снова крепко обнял. – Мне так жаль… Мне очень, очень жаль. О господи, миссис Мэллори!

 – Что?

 – Его сестра. – Бо тихонько укачивал ее, пока они стояли на улице среди дыма и смерти. – Рина, мне очень жаль. Мне больно, и мне очень, очень жаль. – «Но я так рад, что это не ты», – чуть было не вырвалось у него. От облегчения, смешанного с горем, он еще крепче прижал ее к себе. – Что я могу сделать?

 – Ничего. – Опустошенность возвращалась. Тупая, сосущая боль. – Его больше нет.

 – А ты есть. – Бо отстранил ее и заглянул в лицо. – Ты жива. Ты здесь.

 – Я не могу думать. Я даже не знаю, могу ли я что-то чувствовать. Я просто…

 Опять он не дал ей договорить, на этот раз закрыв ей рот поцелуем.

 – Все ты можешь. Ты будешь думать, и чувствовать, и делать то, что нужно делать. – Он прижался губами к ее лбу. – Ничего другого не остается.

 «Мы спасаем, что можем», – вспомнила Рина. И это помогло ей обрести равновесие.

 – Ты помог мне устоять, Гуднайт, – пробормотала она.

 – Что?

 Рина покачала головой:

 – Что ты здесь делаешь? Бегаешь по улице как ненормальный. Ну почему никто меня не слушает?

 Бо никак не мог оторваться от нее. Он поминутно дотрагивался до ее волос, рук, лица.

 – Я моложе и проворнее твоего отца. Я прорвался через копов возле дома, а он не прорвался.

 – Дьявол!

 Рина повернулась к горящему дому. Огонь возьмет два верхних этажа. Он опалит соседние дома, изуродует чьи-то жизни. Но он больше не заберет ни одной жизни этой ночью. Во всяком случае, не здесь. Значит, здесь ей больше делать нечего.

 «Это наша работа», – сказал О'Доннелл. Она должна заняться своей работой. Изучать, наблюдать, анализировать. Находить ответы на вопросы «кто» и «почему», а не рассиживаться на тротуаре, трясясь от шока и горя.

 – Дай мне минуту. – Рина сжала руку Бо и, оставив его у края тротуара, подошла к Янгеру, прибывшему на место, как только до участка дошла весть о гибели О'Доннелла. – Я пойду успокою свою семью, проверю, как там обстоят дела. Если он опять позвонит, дам тебе знать.

 Лицо Джона было непроницаемо.

 – Теперь он взял одного из наших. Взял копа. Хорошего копа. – Янгер бросил взгляд на небо. – Теперь он покойник.

 – Да. Но он будет предпринимать новые попытки. Слава богу, У нас все под наблюдением. Я хочу вымыться. – Рина расстегнула робу. – Вымыться, прочистить мозги. Если тебе нужно встать под душ, можешь воспользоваться удобствами у моих родителей.

 – Ловлю тебя на слове. Капитан едет сюда. Я его проинформирую, выставлю караул.

 – Спасибо.

 Янгер положил руку ей на плечо, когда она уже повернулась, чтобы уйти.

 – Он все время опережал нас на шаг, Хейл. Богом клянусь, больше этого не будет.

 «Не будет? – с горечью подумала Рина. – Он, как кобра, такой же терпеливый, такой же смертоносный. Он может затаиться, не давать о себе знать годами и снова выползти из-под камня в любой момент».

 Бросив последний взгляд на горящий дом, Рина ушла. Нет, нельзя так думать, сказала она себе. Эти мысли у нее от усталости, от подавленности. Он зашел слишком далеко, он больше не будет ждать. Он слишком близок к цели, он не объявит перерыв в игре, черт бы его побрал.

 Она спрятала пожарную робу в багажник машины.

 – Детектив Янгер может заглянуть к нам, когда покончит здесь с делами. Джон вернулся из Нью-Йорка.

 – Что он делал в Нью-Йорке? – Бо взял ее за руку и сплел пальцы с ее пальцами.

 – Навещал Джо Пасторелли. У Пасторелли рак поджелудочной железы. В последней стадии.

 – Не самый легкий уход. – Сандер примкнул к ней с другой стороны. – Он проходит курс лечения?

 – Не похоже на то. Зато Джоуи, похоже, убежден, что в нем самом раковые клеточки тикают, как маленькие бомбы замедленного действия.

 – Это наследственное? – спросил Бо.

 – Я не знаю. – Усталость давила на нее каменной плитой. – Понятия не имею. Сандер?

 – Менее десяти процентов случаев являются наследственными. Основной причиной является вдыхание дыма при курении.

 – Вот тебе ирония судьбы. Дым, огонь, смерть. Как бы то ни было, я узнаю детали, когда Джон вернется. Важно уяснить, что нам это дает: вот спусковой механизм, заставивший Джоуи выступить в открытую и все закончить именно сейчас. А сейчас я съезжу домой, переоденусь.

 – Я поеду с тобой.

 – Мой дом сторожит полиция, Бо.

 – Я поеду с тобой, – повторил он и обогнул машину, чтобы сесть с пассажирской стороны.

 Рина мученически закатила глаза.

 – Садись, – приказала она брату. – Я подвезу тебя к маме. Никому сегодня нельзя ходить по улице в одиночку. – Скажи им, что со мной все в порядке, – добавила она. – Я сама скоро к ним загляну.

 Свет горел во всех окнах дома. Она на минутку вышла, чтобы переговорить с двумя полисменами, сидевшими в машине у дома, а потом вопросительно взглянула на Сандера.

 – Фрэн, Джек, дети, Белла и ее дети. Ты не говорил, что все собрались здесь.

 – Обычное дело.

 Рина расцеловала его в обе щеки.

 – Иди, успокой всех. Они же нервничают. Попроси маму помолиться за упокой души О'Доннелла. Я вернусь через пятнадцать минут.

 Она поспешила забраться в машину, пока никто ее не заметил. Ей не добраться до дома, если все они высыпят на улицу.

 – Они держатся, – сказал Бо, когда она отъехала. – У тебя крепкое тыловое обеспечение, Катарина. Они напуганы, они сходят с ума от беспокойства, но они держатся железно.

 – Он хочет расправиться с ними. Боюсь, зная это, я не смогу держаться железно.

 – Сможешь. Знаешь, если уж я подписываюсь на брак и все такое… Эй, я сказал «брак» прямо вслух! Так вот, если уж я подписываюсь на брак и семейную жизнь с детьми, я хотел бы выстроить ее на хорошей, надежной основе.

 – Ну, момент ты выбрал неудачный, но если это предложение…

 – Ну уж нет! Предложение сделала ты. Я лишь даю тебе ответ.

 – Понятно.

 – Только что-то я кольца не вижу. Это не будет считаться официальным, пока ты не купишь мне кольцо.

 Рина остановила машину. Просто затормозила посреди улицы, остановилась, положила голову на руль и разрыдалась.

 – Эй, ты что? О боже, не плачь. – Бо отстегнул ремень безопасности, повернулся к ней и попытался ее обнять.

 – Мне надо. Это сейчас пройдет. Я думала, расплачусь в доме, прямо в той спальне, когда увидела, что он с ними сделал. Он их застрелил, а потом усадил в постели, как кукол.

 – Что?

 – Карла и Дон Димарко. Я их плохо знала. Они купили этот дом всего несколько месяцев назад. Молодая пара, это их первый дом. Ее мать ходила в школу вместе с матерью Джины. – Рина выпрямилась и отерла слезы. – Он не поджег кровать. Я их видела. Видела подушки. Он заглушил выстрелы подушками. Я стояла там, огонь был повсюду вокруг меня, и я представила себе, как он входит, кладет подушки им на лица… Малый калибр. Маленькая дырочка. Просто маленькая дырочка.

 Бо промолчал, только взял ее за руку.

 – Огонь вокруг. Повсюду. Жар, дым, свет. У огня есть свой язык. Я слышу, он говорит со мной. Огонь меня завораживает, он меня притягивает. Так всегда было, с той самой ночи, когда я стояла на тротуаре со стаканом имбирной шипучки и смотрела, как он терзает нашу пиццерию. Я понимаю, почему Джоуи рвется к огню, – сказала Рина и повернулась к Бо. – Я понимаю, почему он выбирает огонь. Или огонь выбирает его. Я вижу, шаг за шагом, весь путь, который привел нас к этой точке. Но теперь, после О'Доннелла, мне кажется, я дошла до самого края. Я потеряла контроль, стоя в той комнате, глядя на людей, которые просто купили дом в этом районе. Глядя на них, я пала духом. А потом мне показалось, что мои родители стоят в дверях, тянут меня назад от края и напоминают, что мне надо делать свое дело.

 Она замолчала, пытаясь унять дрожь.

 – Я понимаю, что он делает и почему. Его тоже завораживает огонь.

 – Ты что, внушила себе, что у тебя есть что-то общее с этим ненормальным подонком?

 – Да, между нами много общего. Но у меня, слава богу, есть прочная семейная основа. А теперь у меня есть ты. Я сказала, что ты помог мне устоять, Бо. Если я опять споткнусь, упаду, ты опять меня поднимешь. А иначе с какой стати ты сидел бы тут в эту кошмарную ночь и говорил мне о браке и семейной жизни с детьми?

 – Хочешь знать? – Бо вытащил из заднего кармана носовой платок и сам отер слезы с ее щек. – Весь этот вечер я провел в доме твоих родителей. Я сидел, волновался, стоял, переживал, ходил… Я наблюдал, как то же самое делают твои близкие. И я понял: когда любишь, когда это самое дорогое, самое важное, что есть в твоей жизни, нельзя просто скользить по поверхности. Надо пускать корни, надо работать, строить свою собственную семью. Когда хочешь, чтобы было что-то прочное, ради этого стоит гнуть спину. – Он поцеловал ей руку. – Спина у меня крепкая.

 – У меня тоже. – Рина поцеловала его, потом, откинув назад волосы, снова завела машину. – Какое кольцо ты хочешь?

 – Броское и крупное, чтобы я мог хвастать перед друзьями, а они – мне завидовать.

 Рина невольно рассмеялась.

 Она остановила машину позади полицейской патрульной, стоявшей у ее дома.

 – Сейчас переговорю с этими парнями, а потом сбегаю наверх, возьму кое-что из вещей. А ты подожди здесь. Почему бы тебе не начать планировать свадьбу? Ты будешь выглядеть просто сногсшибательно в длинном белом платье.

 – Ну, это уж ты размечтался! Вообще-то мне не подобает надевать белое. Я ведь не девственница.

 Рина вынула свой полицейский жетон, но оказалось, что в этом нет нужды: она узнала полицейского, вышедшего из радиофицированной патрульной машины.

 – Офицер Деррик!

 – Детектив Хейл! Этот ублюдок убил О'Доннелла? Это правда?

 – Да. – Опять Рине пришлось брать себя в руки. – Как давно вы здесь?

 – С двух часов ночи. Еще одна машина осуществляла патрулирование окрестностей, но, так как велика была вероятность, что он направляется к вам, мы снялись с пожара в клинике и перебазировались сюда для стационарного наблюдения. Два офицера прикрывают заднюю дверь. Связываемся раз в четверть часа.

 – Ну и что тут на этот час?

 – Все тихо. Многие вышли из домов, когда услышали вой сирены. Сейчас люди вернулись в свои дома.

 – Я сейчас войду в дом, хочу взять смену одежды. Мой… – Рина хотела сказать «друг», но решила поднять свой статус. – Мой жених ждет в машине. Спасибо за службу, офицер.

 – Без проблем. Хотите, я провожу вас внутрь, подожду вас?

 – Да нет, не стоит. Я быстро. Предупредите второй наряд, что я вхожу в дом.

 – Есть.

 Рина пересекла тротуар и начала подниматься по ступеням крыльца.

 Четыре пожара меньше чем за шесть часов. Может, он думает не только о мести? Может, метит в Книгу рекордов Гиннесса? Он знал окрестности, это играло ему на руку, и все-таки это была чертовски быстрая работа. Подозрительно быстрая.

 Рина отперла дверь, вошла и включила свет. Бросив ключи на столик, она воспроизвела в уме карту местности. Феллз-Пойнт… Он вошел где-то около половины седьмого. Вышел между четвертью и половиной десятого. Без напряга мог добраться до дома Джона и подготовить поджог. Должен был уйти оттуда около полуночи. Дальше начинается цейтнот. Времени в обрез, чтобы добраться до других мест. Пожар был уже в полном разгаре, когда они подъехали к клинике, а он позвонил ей за несколько минут до этого.

 За несколько минут, думала Рина, поднимаясь по лестнице. А всего через несколько минут после этого – буквально через пять минут! – они с О'Доннеллом уже мчались к старому дому Пасторелли.

 Нет, он был не просто на шаг впереди. Подобная оперативность никому не по плечу. Сообщник? Не вписывается. Просто не вписывается, и все тут. Это его миссия, его одержимость. Он ни с кем не поделится.

 Но он поджег клинику, прошел два квартала, вломился в свой старый дом, убил двоих, оставил на самом виду заминированный огнетушитель и устроил еще один поджог. И опять пожар был в полном разгаре к ее приезду.

 Потому что сначала он убил Карлу и Дона, догадалась Рина. До того, как поджег клинику. Он подготовил оба пожара и использовал таймеры. Вполне вероятно, он подготовил клинику к пожару еще до того, как поехал к Джону. Вот схема, поняла она. Сандер, потом Джон.

 Она это упустила. Упустила, потому что бегала кругами. Он именно этого и добивался. Он заставил их распылить силы на тушение пожаров, которые были скорее отвлекающим маневром, а не очками на его световом табло.

 Она многое упустила, потому что была расстроена, потрясена, опрокинута.

 «С двух часов ночи», – сказал офицер Деррик. Они здесь с двух часов ночи.

 Ее руки стали липкими от пота. Она потянулась за оружием и повернулась, готовая выбежать обратно на улицу.

 Он вышел на площадку из дверей напротив. На нем была футболка с эмблемой «Сирико». В руке он держал пистолет двадцать второго калибра.

 – Настало время большого сюрприза. Тебе придется вытащить этот пистолет очень медленно, Рина. Брось его на пол.

 Рина подняла обе руки. «Никогда не отдавай оружие, – напомнила она себе. – Никогда не выпускай оружия из рук».

 – Дом окружен полицией, Джоуи.

 – Да видел я их. Двое спереди, двое сзади. Прибыли сюда где-то минут через десять после меня. Что, нелегкая выдалась ночка? У тебя лицо в саже. Ты все-таки вошла в мой дом, да? Я знал, что ты войдешь. Я тебя хорошо изучил. Ты добралась до них раньше, чем огонь?

 – Да.

 Он широко ухмыльнулся.

 – А как твой напарник?

 «Злорадствуешь? – подумала Рина. – За это я отправлю тебя в ад, чего бы мне это ни стоило».

 – Теперь ты убил копа, Джоуи. Ты покойник. Каждый коп в Балтиморе будет охотиться за тобой. Тебе отсюда не выбраться.

 – А я думаю, выберусь. Но если не выберусь, я, черт побери, хоть закончу то, что начал. Пистолет, Рина.

 – Попробуй только выстрелить, копы будут здесь раньше, чем я упаду. Ты же не так хотел это закончить? Ты же не пристрелить меня хотел. Все дело в огне, да? Кайфа не будет, если я не сгорю.

 – Ты сгоришь. Держу пари, твой напарник отлично горел.

 Страшный образ промелькнул у нее в памяти. Она подавила его. Но он оставил у нее в крови искрящий провод.

 Напрасно она говорила, что не может ни думать, ни чувствовать! Все она могла. И он ее недооценил.

 – Я знаю, что у твоего отца рак.

 Лицо Джоуи вспыхнуло.

 – Не смей говорить о моем отце! Не смей произносить его имя!

 – Может, ты думаешь, что и у тебя рак? Что ты унаследовал его от отца? Шансы очень невелики, Джоуи. Меньше десяти процентов.

 – Ни хрена ты не знаешь! Это ест его изнутри. Можно видеть, как оно его ест, можно нюхать. Я таким путем не уйду. И он не уйдет. Я позабочусь о нем, прежде чем болезнь его доест. Огонь очищает.

 На Рину накатила новая волна ужаса. Он собирался сжечь своего родного отца!

 – Ты не сможешь ему помочь, не сможешь его очистить, если умрешь здесь.

 – Может, и не смогу. Но он учил меня всегда выискивать номер первый. И я думаю, я выберусь. Ты будешь гореть, они прибегут, а я выскользну. Как дым.

 Он шагнул вперед, она шагнула назад.

 – Выстрел в живот тебя, наверно, не убьет… по крайней мере, не сразу. Но будет чертовски больно. Они могут услышать. А может, и нет: такой маленький пистолетик стреляет без особого шума. Как бы то ни было, времени мне хватит. В обрез, но хватит. Я для тебя уже все приготовил.

 Он толкнул ее в спальню, включил свет. По всему полу и по кровати тянулись фитили и дымоходы. Он схватил ее за волосы и рывком заставил опуститься на колени, прижимая пистолет к ее виску.

 – Только пикни, только дернись, я прострелю тебе башку, а что останется – спалю.

 «Ты не должна умереть», – сказала себе Рина. Как она его посадит, если сама не выживет?

 – Ты тоже сгоришь, – сказала она вслух.

 – Допустим, ну и что? Я не знаю лучшего способа уйти. Я с двенадцати лет хотел узнать, каково это. – Джоуи вытащил ее табельное оружие из открытой кобуры и швырнул в сторону. – Слишком много шума, – пояснил он. – А ведь ты тоже хотела узнать, каково это – войти в огонь, дать ему тебя обнять… Ты узнаешь. Вот как мы поступим. Ты позвонишь своему старику, скажешь ему, чтобы подгребал сюда. Мол, хочешь переговорить с ним с глазу на глаз.

 «Он не знает, что я зашла на минутку, за одеждой. Не знает, что они меня ждут».

 – Зачем?

 – Он сгорит, ты сгоришь, и всему конец. Круг замкнется.

 – И ты думаешь, я приведу к тебе своего отца?

 – Он убил моего. Теперь пусть заплатит. У тебя есть выбор. Или ты ему звонишь, приносишь его в жертву, или я забираю всех. Всю твою семейку. – Джоуи накрутил ее волосы себе на руку и дернул так, что у нее из глаз посыпались искры. – Мать, брата, сестер. Всех этих сопляков, которых они наплодили. Всех до единого. Так что выбирай. Или твой папаша, или они все.

 – Он всего лишь вступился за меня, как сделал бы любой отец.

 – Он унизил моего отца. Из-за него отца выволокли из дома, упекли в тюрьму.

 – Твой отец сам вынес себе приговор. В ту самую минуту, как зажег спичку в «Сирико».

 – Он был там не один. Ты этого не знала, да? – Торжествующая улыбка расплылась по лицу Джоуи. – В ту ночь он взял меня с собой. Он показал мне огонь, показал, как его создавать. Он показал, что надо делать с теми, кто нас достает!

 Джоуи ударил ее наотмашь и сел на нее верхом.

 – Ты трясешься! – Теперь его голос захлебывался от смеха. – Ты трясешься, прямо как в тот день. Когда твой папаша сюда приедет, я тебя трахну прямо у него на глазах. Я ему покажу, что за шлюха его обожаемая доченька.

 Он разорвал на ней рубашку и прижал дуло пистолета под ее подбородком. Изо рта у Рины вырвалось короткое рыдание. Она усилием воли заставила себя не сопротивляться.

 – Помнишь, как я это делал на игровой площадке? Правда, с тех пор у тебя появились сиськи. – Он стиснул ее грудь рукой и вытянул губы трубочкой в притворном одобрении. – Неплохие. Не будешь слушаться, я поимею их всех: твою мамочку, сестриц, даже эту азиатскую курву, на которой женился твои братец. Да, и потом есть еще эта твоя маленькая шлюховатая племянница. Обожаю молоденьких. Знаешь, чем моложе, тем они сочнее.

 – Я тебя убью. – Внутри Рина была тверда и холодна, как камень. Ей не нужно было распалять себя гневом. Все это время он жил в ней и, притаившись, ждал. – Сначала я убью тебя.

 – У кого пистолет, Рина? – Джоуи провел стволом по ее шее. – У кого власть? – Он опять с силой ткнул дулом ей под подбородок. – Кто здесь главный, мать твою?

 – Ты. – Рина не сводила с него глаз, пока собирала свое мужество, пока выстраивала его на твердокаменной основе гнева. «Это наша работа», – напомнила она себе. – Ты здесь главный, Джоуи.

 – Верно. Твой отец в обмен на моего, сука. Отдашь его, я оставлю жизнь всем остальным.

 – Я ему позвоню. – Рина позволила слезам пролиться, позволила себе дрожать, позволила ему увидеть то, что он хотел увидеть: слабость и страх. – Он скорее умрет, чем позволит тебе прикоснуться к ним.

 – Вот и хорошо!

 Джоуи сместил свой вес. Рина считала собственные вздохи. Она медленно села, не сводя с него заплаканных глаз, моля бога, чтобы он увидел в этих глазах только то, что нужно: мольбу и бессилие.

 Роняя слезы, она подняла руку, как будто для того, чтобы стянуть на груди разорванную рубашку, и рубанула его ребром ладони по руке, державшей пистолет. Одновременно ее вторая рука сжалась в кулак и нанесла ему прямой удар в лицо. До нее донесся стук упавшего пистолета. А потом из глаз у нее посыпались искры, когда он опять навалился на нее.

 

 Сидя в машине, Бо нетерпеливо барабанил пальцами. Черт побери, что она там копается? Он, уже в который раз, бросил взгляд на окно ее спальни. Там по-прежнему горел свет. И опять, уже в который раз, он посмотрел на часы.

 Если она надолго там застрянет, подумал Бо, он тут, пожалуй, заснет от безделья. В конце концов, сейчас уже четыре часа утра!

 Он вылез из машины и подошел к полицейскому, сидевшему с пассажирской стороны.

 – Я пойду посмотрю, что там и как, хорошо? Похоже, она там пакует весь свой гардероб, вместо того чтобы взять чистую рубашку.

 – Женщины.

 – Да уж, ничего не поделаешь.

 Бо выудил из кармана ключи. Придется им подумать, что делать с двумя домами, размышлял он, поднимаясь по ступеням крыльца и окидывая взглядом оба дома. Продать один? Который? Сохранить оба и соединить? Это будет интересная работа, но в результате они окажутся владельцами слишком большого дома.

 Он подавил зевок и отпер дверь.

 – Эй, Рина, ты что, укладываешь приданое? Может, ты решила сбежать со мной в Вегас? Кстати, а что, собственно, входит в приданое?

 Он закрыл за собой дверь, подошел к подножию лестницы и тут услышал, как она выкрикивает его имя.

 

 У нее шла кровь носом. Она чувствовала вкус крови во рту, но продолжала яростно бороться. Джоуи ударил ее ногой – кажется, он ударил ее ногой, – но она ничего не ощущала, кроме ярости и смертного страха. Она расцарапала ему лицо, попыталась выцарапать глаза.

 Кровь шла не только у нее.

 Но он был сильнее, и он одолевал.

 Голос Бо вырвал у нее из груди крик:

 – Бо! Уходи! Зови полицию!

 Джоуи выпустил ее и нырнул куда-то в сторону. За пистолетом. О боже, за пистолетом!

 У Рины все плыло перед глазами, кажется, она не могла больше сделать ни единого вдоха. Слезы прокладывали себе дорожки по крови на ее лице, пока она ползком пробиралась к входу в спальню, куда Джоуи бросил ее пистолет.

 Послышался топот бегущих ног. А может, это стучало ее сердце? Рина перекатилась через себя, сжимая пистолет обеими руками. И с ужасом увидела, что Джоуи нырнул вовсе не за пистолетом.

 – Не надо, ради всего святого! Ты что, не понимаешь? Ты же сгоришь!

 – И ты тоже. – Он держал в воздухе зажженную спичку. – Давай вместе узнаем, каково это.

 Он бросил спичку прямо в лужу бензина на полу. Огонь вспыхнул с радостным ревом, словно зверь, вырвавшийся из клетки. И Джоуи вспыхнул. Как факел.

 Рина откатилась в сторону, когда вырвавшийся на свободу зверь прыгнул к ней. Он все-таки цапнул ее за ноги, и она закричала. Бо вытащил ее из огня, загасил пламя голыми руками, своим телом.

 – Шкаф с бельем, одеяла. – Рина, тяжело дыша, стащила с себя затлевшие джинсы. – Не бери огнетушитель, он может быть заминирован. Давай. Скорее!

 Зубы у нее выбивали дробь, когда она ползла назад.

 Теперь Джоуи стал кричать: чудовищные, нечеловеческие вопли вырывались у него изо рта. Он волчком кружил по комнате. Огонь объял его с головы до ног.

 Рине казалось, что она видит – и всегда будет видеть! – его глаза, глядящие на нее из огня, пожиравшего его лицо.

 Каким-то образом ему удалось шагнуть к ней. Шаг, потом другой. К двери.

 Потом он упал и покатился. Огонь окутывал его пылающей мантией.

 Помощь пришла. Полицейские уже взламывали дверь. Скоро завоют сирены. Пожарные машины, шланги, пожарные в брезентовых робах.

 Прислонившись спиной к стене, Рина смотрела, как горит Джоуи.

 – Погаси его, – прошептала она, когда к ней вернулся Бо. – Бога ради, погаси его.