• Опасные тайны, #1

Глава 10

 Даже смерть не могла изменить заведенный на конеферме порядок. Ни смерть лошади, ни смерть человека. Утренние тренировки все так же начинались с рассветом, шла своим чередом подготовка к предстоящим скачкам, ежедневная рутинная работа по уходу за лошадьми, как то: снимание попон, чистка, бинтование конечностей, кормление, уборка и прочее — тоже не могла остановиться ни на один день. Возможно, на восходе солнца работники у паддоков и загонов все же судачили об убийстве старины Мика, но жизнь продолжалась в прежнем темпе. И иначе просто не могло быть.

 На ферме была кобыла с экземой, был полуторагодовалый жеребенок, который упорно отказывался ходить под седлом, был двухлетка, которого следовало готовить к первой скачке. Горевать и сплетничать можно было, лишь заполняя кормушки овсом и выгуливая разгоряченных работой скакунов.

 — Хотите почистить Гордость Виргинии, раз он остыл, мисс Келси?

 Боггс, с черными кругами под глазами и осунувшимся лицом, тем не менее приступил к исполнению своих обязанностей. Как будто ничего не произошло.

 — Он любит, когда вы это делаете. — Старый конюх вручил Келси вожжи.

 — Хорошо, Боггс. — Келси легко прикоснулась к его твердой, узловатой руке. — Я могу чем-нибудь помочь?

 Его взгляд ушел в сторону и остановился на чем-то глубоко личном, что ей не дано было видеть.

 — Да нет, мисс Келси, ничем тут не поможешь.

 Только неправильно все это, мисс Келси. Ей-богу, неправильно!

 Келси почувствовала, что не может просто так отвернуться и пойти прочь.

 — Может быть, ты постоишь рядом, пока я буду работать? Я все еще волнуюсь, когда мне приходится чистить победителя ближайшего дерби.

 Они оба знали, что это просто отговорка. Тем не менее Боггс кивнул и зашагал с ней к деннику. С неба снова сыпался дождь, затяжной, бесконечный дождь, омрачивший и без того невеселый вчерашний полдень. Время близилось к десяти утра, но над фермой по-прежнему висел плотный туман.

 В конюшне кипела работа. Мальчики меняли подстилки, и в воздухе сильно пахло прелой соломой, навозом, мокрой глиной.

 У денника Кори Келси задержалась, снова передав поводья Боггсу.

 — Одну минутку, ладно?

 С этими словами она достала из заднего кармана морковку и, протягивая ее кобыле, потрепала ее по мягким ушам.

 — Ну вот и я, старушка. Ты ведь не думаешь, что я о тебе забыла?

 Кобыла захрустела, потом изогнула шею и потрогала губами плечо Келси, словно отвечая на ласку, а та, нимало не смущаясь присутствием Боггса, завершила ставший традиционным ритуал привычным поцелуем в морду лошади.

 — Надо мной уже достаточно смеялись за стремление утвердить равноправие женщин, — сказала она и, в последний раз хлопнув ладонью по шее лошади, повернулась к Боггсу. — Возможно, я просто влюбилась в лошадей, но я не раз ловила конюхов-мужчин на том, что они балуют своих подопечных.

 — Ваш дед очень любил эту кобылу, — Боггс ввел Гордость Виргинии в денник, который Келси уже очистила от навоза и грязной ночной соломы, заменив ее новой. — Каждый день он тайком приносил ей кусочек сахара. Мы все делали вид, будто ничего не замечаем.

 — Каким он был, Боггс?

 — Хороший человек. Справедливый. Правда, характер у него был… Взрывался как порох.

 За разговором Боггс привычно обежал глазами денник и отметил, что Келси не забыла налить свежей воды в поилку и вычистила решетку. Это были его обязанности, но с некоторых пор он разделял их с Келси, как разделял и жеребца.

 — Он терпеть не мог лентяев, но коли ты нормально выполнял свою работу, то платил он хорошо и вовремя. Я точно знаю, что однажды старый мистер Чедвик всю ночь просидел с больной кобылой, а в другой раз уволил человека за небрежную уборку. Прямо на месте и уволил.

 Келси присела на корточки и провела ладонями по передним ногам жеребца, проверяя, нет ли ран или опухолей. Бинты, намотанные на пясти лошади, Боггс уже снял, выстирал и повесил сушиться, прикрепив бельевыми прищепками, которые обычно носил на правой штанине.

 — Похоже, что с ним было нелегко сработаться, — заметила Келси и, удовлетворенная, прошлась по шкуре жеребца пучком соломы, удаляя дождевые капли.

 — Никаких проблем, если выполнять все, для чего тебя наняли. — Боггс с легкой ревностью следил за тем, как Келси берет в руки жесткую щетку.

 — У вас есть подход, мисс Келси, — промолвил он через пару минут.

 — Мне кажется, что я занималась этим всю жизнь. — Келси пробормотала несколько ласковых слов и погладила жеребца, который, будучи, как все аристократы, существом весьма тонко организованным, слегка волновался и дичился. — Он сегодня что-то нервничает.

 — Не нервничает. Просто в мыслях он уже стоит в стартовых воротах.

 Келси продолжала обрабатывать спину, брюхо и щетки жеребца, удаляя присохшую глину.

 — Мне сказали, что вчера он отлично прошел круг. — Она отложила щетку и взяла крючок для расчистки копыт. — Как подумаешь о скачках и секундах после вчерашнего — просто мороз по коже.

 — Иначе и быть не может.

 — Вы с ним долго были знакомы?

 — Лет сорок… — Боггс достал жестянку с табаком и отправил в рот кусок жвачки. — Когда я пришел наниматься на работу, Мик был уже опытным конюхом.

 — Мне еще не приходилось терять близких людей… — Келси подумала о Наоми, но решила, что это не считается, поскольку, как ни старалась, не могла припомнить горя, пережитого в возрасте трех лет. — Но все равно мне кажется, что я понимаю твои чувства. И если тебе захочется взять небольшой отпуск, Наоми наверняка не будет возражать.

 — Да нет, в «Трех ивах» мне спокойнее. Вся жизнь, почитай, здесь прошла. А этот-то, полицейский… в нем что-то есть. Думаю, он найдет того, кто сделал это с Миком.

 Келси намочила губку и протерла жеребцу уголки глаз. Ей нравилось, как Горди косится на нее; во взгляде жеребца Келси чудились доверие и понимание, которое понемногу устанавливалось между ними.

 — Это лейтенант Росси? Мне он не понравился, сама не знаю почему.

 — Кровь у него холодная. А может, это и хорошо? Пораскинет мозгами и потихоньку, шаг за шагом, размотает этот клубок.

 Келси отложила губку и взяла мягкую щетку и скребницу. Она хорошо помнила пламя, пылавшее в глазах Гейба. Должно быть, он хотел отомстить, решила она. Келси не осуждала Гейба, напротив, она почти разделяла его чувства.

 — И тебе этого достаточно?

 — Чего ж больше-то?

 — А-а, вот вы где! — Незаметно подошедший Ченнинг облокотился на дверцу денника. Некоторое время он следил за руками Келси, за ее уверенными движениями, с уважением поглядывая на развившиеся за последнее время мускулы на плечах и спине.

 — Похоже, ты ловко с ним справляешься, — изрек он наконец.

 — А то как же! — Келси поймала себя на том, что похвала Ченнинга ей приятна. — Почему ты не вышел к завтраку?

 — Проспал. — Его улыбка была скорее озорной, чем виноватой. — Мои внутренние часы никак не приспособятся к завтракам в пять утра. Послушай, Кел, Мэтт снова здесь, и я хочу поехать с ним. У него есть несколько вызовов на дом. То есть — на конюшню.

 — Желаю приятно провести время.

 Ченнинг немного помялся.

 — У тебя точно все в порядке?

 — Разумеется.

 — Я вернусь через пару часов. Кстати, Мо просил тебе передать, чтобы ты шла работать с лонжей.

 — Рабовладелец! — сквозь зубы пробормотала Келси и добавила: — Приду, как только закончу.

 Для мрачных раздумий времени совсем не оставалось. На тщательную уборку лошади опытному конюху требовался час, а Келси пока справлялась за час с четвертью. Потом наступило время полуденной дачи корма: овес, отруби, орехи — все это Келси тщательно взвесила, чтобы смешать в определенных пропорциях, всыпала столовую ложку соли и добавила витаминный концентрат. Кроме того, Горди был весьма неравнодушен к финикам, и Келси сдобрила корм патокой, чтобы подсластить блюдо.

 Надо будет угостить жеребца яблочком, решила она, выпрямляя ноющую спину и машинально вытирая руки о джинсы. И не для того, чтобы лишний раз его побаловать. Моисей как-то объяснял ей, что лошадиный корм, как правило, слишком сух, поэтому сочные плоды необходимы животным как обязательная добавка к пище. Гордость Виргинии предпочитал моркови яблоки. Особенно ему нравились сочные плоды сорта Грэнни Смит.

 — Ну вот, Горди, теперь у тебя все есть, — пробормотала Келси, вываливая в кормушку подготовленную смесь. — Ешь, слышишь?

 Гордость Виргинии принялся жевать, кося на Келси большим умным глазом.

 — Тебе придется много работать, солнышко, — продолжала Келси. — А значит — надо питаться как следует. Небось хочется постоять на площадке для победителей в попоне, расшитой красными розами?

 Конь фыркнул и тряхнул головой, что Келси перевела на человеческий язык как пожатие плечами. Негромко засмеявшись, она в последний раз похлопала его по спине.

 — Меня не проведешь, дружок. Ты хочешь этого не меньше нашего.

 Разминая плечи, Келси вышла из конюшни, чтобы взяться за новую работу.

 Она, разумеется, не считала, что Моисей реализует свои тайные садистские комплексы, заставляя ее трудиться в поте лица с раннего утра и до самого вечера, однако от этого ей было нисколько не легче. К трем часам пополудни ее окрепшие за последнее время мускулы уже болели всерьез, вся она была покрыта грязью, а организм посылал отчаянные сигналы, требуя топлива.

 Тщательно очистив башмаки от грязи, Келси прошла в дом через кухню и направилась прямо к холодильнику. Увидев жареного цыпленка, она аж застонала от удовольствия и торопливо вытащила всю сковородку.

 Она как раз жевала ножку, когда в кухню вошла Герти.

 — Мисс Келси! — возмущенно воскликнула она при виде своего любимого чада, которое, стоя в грязных джинсах у разделочного стола, торопливо и жадно насыщалось. — Да что же это такое!

 И она ринулась к буфету за тарелками и столовым прибором.

 — Ничего, — пробормотала Келси невнятно. — Замечательный цыпленок. В жизни не ела ничего подобного! Между прочим, это уже второй кусок.

 — Сядь ты за стол, я дам тебе поесть.

 — Нет, в самом деле не надо. — Келси подумала, что порой манеры и этикет не имеют никакого значения, и снова куснула цыплячью ножку. — Я слишком грязная, чтобы на чем-либо сидеть, и слишком хочу есть, чтобы почиститься как следует. Знаешь, Герти, я прослушала три разных курса для домашних хозяек, в том числе и в «Кордон Блю», но такого цыпленка мне в жизни не приготовить!

 Польщенная Герти скромно потупилась и махнула рукой.

 — Да ну, что ты… Приготовишь, еще получше выйдет. Это еще моей мамы рецепт. Я тебе как-нибудь покажу.

 — Нет, это просто великолепно, — не успокаивалась Келси. — Этой цыплячьей ножке я готова сложить панегирик.

 Заметив недоуменный взгляд Герти, Келси расхохоталась и пояснила:

 — Это такие хвалебные стихи, Герти. Уж больно цыпленок удался.

 — Ну-ну, ты все дразнишь меня… — Герти покраснела, как божья коровка, и налила Келси стакан молока. — Совсем как этот твой братец. Можно подумать, что он ни разу в жизни не пробовал домашней пищи.

 — Он, должно быть, совершенно тебя очаровал.

 — Мне нравятся люди с нормальным аппетитом.

 — Этого у него не отнимешь. — И у меня тоже, подумала Келси, борясь с искушением взять третий кусок. — А где Наоми?

 — Ей пришлось уйти.

 — Гм-м…

 Итак, они здесь одни, подумала Келси. Нужно воспользоваться представившейся возможностью и задать Герти несколько вопросов.

 — Мне хотелось бы побольше узнать о той ночи, Герти, — проговорила она. — Когда Алек Бредли был здесь в последний раз.

 Лицо Герти сразу стало серьезным.

 — Давно это было… Было, да прошло.

 — Тебя не было дома, верно? — вкрадчиво поинтересовалась Келси.

 — Нет. — Герти взяла в руки посудное полотенце и принялась перетирать и без того чистые стаканы. — И я каждый день себя за это проклинаю. Мы с мамой, как назло, отправились в тот день в кино, а потом ели дома пиццу, пока мисс Наоми была одна-одинешенька с этим человеком.

 — Ты его недолюбливала?

 — Пф-ф! — фыркнула Герти, швыряя полотенце на плиту. — Скользкий он был. Как слизняк. Кажется — дотронешься, и сам перемажешься в этом… в этой слизи. У мисс Наоми не могло быть никаких дел с такими типами, как он, — отчеканила она.

 — Тогда почему, как ты думаешь, мама… общалась с ним?

 — Причины, должно быть, у нее были. У нее, у мисс Наоми-то, упрямства хоть отбавляй. Я вот думаю, что она хотела что-то доказать твоему папаше. Примерно тогда же у нее жеребец сломал ногу, и его пришлось пристрелить. Мисс Наоми очень тяжело это переживала. Вот тогда-то она и стала видаться с этим парнем.

 Презрение Герти было очевидным. Келси заметила, что за все время она ни разу не назвала Алека Бредли по имени.

 — Он был красавчиком, ничего не скажешь. Но я бы сказала, что, кто по-настоящему красив, тот и поступает красиво. Преступление-то было, Келси, только состояло оно в том, что нашу мисс Наоми посадили в тюрьму за то, что она сделала.

 — Она защищалась.

 — Раз она так сказала, значит — так и было, — ровным голосом проговорила Герти. — Мисс Наоми не стала бы врать. Эх, если бы я была в тот день дома, этот парень не посмел бы ее и пальцем тронуть. И тогда бы мисс Наоми не понадобился револьверт.

 Герти вздохнула и, опустив полотенце в раковину, принялась его застирывать.

 — Я, бывало, как подумаю, что у нее в верхнем ящичке-то лежит, так меня в дрожь бросает. Но я даже рада, что в ту ночь у нее револьверт под рукой оказался. У мужчин нет никаких прав насильничать над женщинами. Никаких прав!

 — Конечно, нет, — согласилась Келси. — Абсолютно никаких.

 — И она до сих пор держит его в тумбочке.

 — Что? — Келси в тревоге отняла от губ недоеденный кусок. — Наоми до сих пор держит в спальне оружие?

 — Ну, наверное, это не тот же самый револьверт, только очень он похож. Он принадлежал еще ее отцу. По закону-то ей не положено теперь иметь оружия, но она все равно его держит. Говорит, револьверт ей напоминает о прошлых временах. Я ей говорю как-то, к чему вам вспоминать о тех временах-то, мисс Наоми, а она отвечает, что есть, мол, вещи, о которых никогда нельзя забывать.

 — Наверное, она в чем-то права, — медленно сказала Келси, не вполне уверенная, что, зная о револьвере в спальне Наоми, она будет спать спокойнее.

 — Может, мне не следовало этого говорить, но я все-таки скажу, — неожиданно решилась Герти и, громко шмыгнув носом, достала большой голубой платок, чтобы высморкаться. — Ты, дочка, была для нашей Наоми и солнышком, и луной в небе. И тем, что ты вернулась, ты за многое ее вознаградила. Прошлого уж не вернешь, и что сделано — того не поправишь, но старые раны еще можно залечить. Вот что ты делаешь, Кел.

 Может быть, это правда? — задумалась Келси. Она сама еще не до конца разобралась в своих собственных чувствах и побуждениях.

 — Ей очень повезло, что у нее есть ты, Герти, — пробормотала она, чтобы что-нибудь сказать. — Повезло, что рядом есть кто-то, кто думает прежде всего о ней и только о ней. И потом, она, должно быть, счастлива иметь у себя под боком человека, который умеет так вкусно готовить, — добавила она, желая осушить слезы с лица старой служанки.

 — Да ну тебя!.. — Герти быстрым движением смахнула слезы. — Простая еда — вот и все, что я делаю. Почему ты не доела последний кусочек, Кел? Тебе нужно кушать как следует, а то — вон какая тоненькая да хрупкая!

 Келси покачала головой и услышала звонок у парадной двери.

 — Не сказала бы… Пойду открою, а ты пока убери сковородку, иначе я съем все.

 Взяв в руку стакан молока, она отпила глоток и пошла открывать. По пути ей попалось зеркало, но, увидев свое отражение, Келси только закатила глаза. Щеки ее были в грязных разводах, а волосы — несмотря на то что во время работы она убирала их под шапочку — все перепутались, и из них торчала соломенная труха. Келси хотела вытереть лицо рукавом рубахи, но рукав оказался испачкан навозом, так что ей оставалось только уповать на то, что пришедший, кем бы он ни был, имеет отношение к лошадям.

 Но не тут-то было.

 — Бабушка! — Келси и удивилась, и огорчилась, увидев, как Милисент поморщилась при виде ее грязной одежды. — Какой сюрприз!

 — Чем, ради всего святого, ты занималась? — спросила Милисент вместо приветствия.

 — Работала. — На подъездной дорожке Келси заметила сверкающий чистотой светлый «Линкольн», за рулем которого, стоически выпрямившись, нес свою вахту наемный шофер. — А ты… решила прокатиться за город?

 — Я приехала, чтобы увидеться с тобой. — Высоко подняв голову, Милисент перешагнула через порог и двинулась вперед с достоинством ведомых на гильотину французских аристократов. — Мне показалось, что эта проблема слишком важна, чтобы обсуждать ее по телефону. Поверь, мне нелегко было приехать сюда, и уж, конечно, никакого удовольствия от пребывания в этом доме я не испытываю.

 — Верю. Пожалуйста, проходи.

 Как хорошо, подумала Келси, что Наоми ушла по делу. Иначе здесь могло бог знает что начаться.

 — Могу я предложить тебе чашечку чаю? Или, может быть, кофе?

 — Я ничего не хочу от нее. — Милисент села на краешек кресла, опасаясь помять крахмальный полотняный костюм, который, казалось, слегка поскрипывал при каждом ее движении. Разумеется, ей очень хотелось осмотреть комнату, но она решила, что это пустое любопытство, и сосредоточила все свое внимание на внучке.

 — Так, значит, вот как ты проводишь время? Ты вымазалась в земле, как какой-нибудь полевой работник.

 — Я только что вошла. Как ты, должно быть, заметила, на улице идет дождь.

 — Не пытайся разговаривать со мной подобным тоном, — ледяным голосом осадила Милисент. — Заниматься подсобными работами с твоими способностями, с твоим воспитанием и подготовкой — это настоящее расточительство. Хуже того, своим поведением ты можешь серьезно скомпрометировать свою семью.

 — Но, бабушка, мы же уже один раз об этом говорили… — Келси отставила молоко и подошла к камину, чтобы поворошить угли. Ей казалось, что в гостиной неожиданно похолодало, однако она никак не могла решить, погода ли была тому причиной или неожиданный приезд Милисент. — Я прекрасно понимаю твои чувства и уважаю твое мнение. Просто мне не верится, что ты проделала весь путь сюда ради того, чтобы еще раз повторить то, что я уже однажды слышала.

 — Наши с тобой интересы и желания, Келси, редко совпадали.

 — Да. — Келси положила кочергу на место и повернулась к Милисент. — Мне тоже так кажется.

 — Но я уверена, что сейчас ты со мной согласишься. Твое имя упоминалось в сегодняшней утренней газете. В связи с убийством на ипподроме.

 Да, новости распространяются быстро, подумала Келси. Когда на ферму доставили утреннюю почту, она уже трудилась в конюшне.

 — Я не знала. Во всяком случае, я бы обязательно позвонила папе, чтобы успокоить его. Да, бабушка, я была там. Убитый работал конюхом на соседней ферме, но я не была с ним знакома. Мое участие в этом деле имеет чисто случайный характер.

 — Главное — это то, что ты вообще оказалась на ипподроме, — отрезала Милисент. — Из этого следует, что ты общаешься с людьми вполне определенного сорта. С неподобающими людьми, которых так привлекают скачки.

 Келси упрямо вздернула подбородок.

 — Скачки привлекают и меня.

 — Не строй из себя капризную маленькую девочку. — Милисент поджала губы. — Я вправе требовать от тебя большего. Подумай о семье, Келси, это твоя обязанность.

 — Какое отношение к нашей семье может иметь тот бедняга, которого вчера убили на ипподроме?

 — Твое имя будут теперь связывать с именем Наоми, которая сама совершила убийство. Ты просто не представляешь себе, насколько живучи старые слухи и давние скандалы. Не успеешь оглянуться, как о тебе тоже начнут судачить… В общем, я не вижу смысла растолковывать все это такой разумной женщине, как ты. Неужели тебе хочется, чтобы твой отец снова страдал?

 — Конечно, нет! Но почему он должен пострадать? Почему?! На ипподроме был убит пожилой человек, по случайному стечению обстоятельств я первая нашла тело, и, естественно, полиция попросила меня дать показания, вот и все. Повторяю, я даже не знала этого старого конюха. Почему это как-то должно коснуться отца и его репутации? Он же не имеет к этому абсолютно никакого отношения.

 — Пятна на репутации невозможно отчистить полностью, пора бы тебе это уяснить, Келси. Это не наш мир, не наш круг. Помнишь, я предупреждала тебя, чего можно ожидать и с какими людьми тебе придется здесь сталкиваться, но ты не захотела меня слушать. И вот, самое страшное случилось. И поскольку твой отец слишком мягкосердечен, чтобы высказаться решительно и определенно, я решила заняться этим сама. Я вынуждена настаивать, Келси, чтобы ты немедленно вернулась домой.

 — Как мало меняются люди… — В дверях стояла бледная, как мрамор, Наоми. Серо-стальной брючный костюм только подчеркивал хрупкость ее безупречной фигуры, однако впечатление это было обманчивым. Как только она сделала шаг вперед, сразу стало видно, что Наоми не уступит своим призовым кобылам не только в элегантности, но и в выносливости, и силе. — Нечто подобное ты когда-то говорила и Филиппу.

 Лицо Милисент словно окаменело.

 — Я приехала сюда, чтобы поговорить со своей внучкой. Разговаривать с тобой у меня нет никакого желания.

 — Ты в моем доме, Милисент. — Наоми отложила сумочку и опустилась в кресло. — Разумеется, с Келси ты можешь говорить о чем угодно, но меня ты отсюда не прогонишь. Прошли те времена.

 — Тюрьма, как я погляжу, ничему тебя не научила.

 — Напротив… Ты даже представить себе не можешь, как много нового я узнала. — Наоми почувствовала, что нисколько не волнуется, и это доставило ей искреннее удовольствие. Раньше она не очень хорошо представляла себе, как она будет себя вести, случись ей еще раз столкнуться с Милисент.

 — Ты осталась такой же, какой была всегда — хитрой, расчетливой, беспринципной. А теперь ты пытаешься использовать в своих целях дочь Филиппа.

 — Келси — взрослая женщина. Ты плохо ее знаешь, если думаешь, что ее можно использовать.

 — Вот именно. — Келси выступила вперед и остановилась между матерью и бабушкой, но не для того, чтобы погасить конфликт, а для того, чтобы высказать свое собственное мнение. — И не надо говорить обо мне так, как будто меня здесь вообще нет, — я не хочу быть пешкой в чужой игре и не буду. Я приехала сюда, потому что сама так захотела, и останусь здесь до тех пор, пока сама не решу уехать. Ты не можешь приказывать мне собирать вещи, бабушка. Я не ребенок и не твоя прислуга!

 На щеках Милисент вспыхнул румянец.

 — Я имею право настаивать, чтобы ты поступала так, как будет лучше для семьи.

 — Ты можешь настаивать только на одном: чтобы я сама разобралась в том, что хорошо, а что нет. Уверяю тебя, я так и поступлю.

 — Ты ее приручила! — Впившись взглядом в Наоми, Милисент поднялась на ноги. — Ты била на жалость, на сочувствие, лишь бы добиться своего. А ты не рассказывала ей о своих мужчинах, о пьяных оргиях, о твоем полном безразличии к своему браку, к репутации твоего мужа и судьбе ребенка? Ты рассказывала Келси, как ты хотела погубить моего сына, но вместо этого погубила только себя?

 — Хватит! — Келси отступила на несколько шагов назад и оказалась рядом с Наоми. Со стороны это движение выглядело так, словно она принимает сторону матери, но Келси об этом не задумывалась.

 — Какие бы ответы на эти вопросы я ни получила — они тебя не касаются. Я сама буду решать, что мне делать.

 Милисент изо всех сил старалась казаться спокойной, хотя ее сердце стучало все быстрей и быстрей. Она тоже примет свои собственные решения, и тогда посмотрим.

 — Оставшись здесь, — проговорила она ледяным тоном, — ты вынудишь меня на некоторые не слишком приятные меры. Мне придется изменить завещание и использовать все свое влияние и связи, чтобы заморозить средства в опекунском фонде, который оставил тебе дедушка.

 Выражение, появившееся в глазах Келси, говорило скорее о сожалении, нежели об испуге или потрясении.

 — Ты действительно думаешь, что деньги так много значат, бабушка?

 — Подумай о последствиях, Келен. — Милисент взяла в руки сумочку, совершенно уверенная, что угроза быстро обуздает своенравие Келси.

 — Привет, Кел! Тебе в жизни не догадаться, где я… — Ворвавшийся в дверь Ченнинг по инерции сделал еще два неуверенных шага и застыл прямо напротив Милисент. — Бабушка?..

 Милисент в ярости повернулась к Наоми.

 — Значит, ты и его заполучила? Сначала прибрала к рукам дочку Филиппа, а теперь и сына, которого он считает родным?

 — Бабушка, я просто…

 — Молчи! — резко прервала его Милисент, поворачиваясь к Наоми. — Однажды ты уже поплатилась, и — богом клянусь! — я сделаю так, что тебе снова не поздоровится!

 Когда дверь за Милисент захлопнулась с шумом пистолетного выстрела, Ченнинг с унылым видом пожал плечами.

 — Не вовремя я… Семейная сцена, да?

 — Не то слово. — Келси устало потерла лицо ладонями. — Послушай, Чен, ты звонил Кендис? Ты сказал ей, где ты находишься?

 — Звонил. — Ченнинг засунул руки в карманы, но тут же снова вынул их. — Я сказал ей, что со мной все в порядке и что я нормально устроился. Только не стал уточнять, где именно. Мне показалось, что лучше избегать ненужных осложнений. Пожалуй, мне надо будет перезвонить ей и объяснить, где я, пока этого не сделала бабушка Милисент.

 Келси покачала головой, и Ченнинг быстро поднялся по лестнице.

 — В разговоре с высшими авторитетами Чен склонен опускать некоторые существенные подробности, — заметила она, поворачиваясь к Наоми. — Хочешь выпить?

 Наоми с трудом улыбнулась и откинулась на подушки кресла.

 — Почему бы нет? Налей мне на два пальца виски — это должно отчасти умерить боль от ядовитого жала.

 — Что ж, поглядим. — Келси подошла к бару и налила виски в бокалы. — Мне очень жаль, что так получилось, но…

 — Мне тоже. Послушай, Келси, возможно, деньги не имеют для тебя большого значения, но история с наследством — дело не шуточное. Я не хочу, чтобы ты потеряла его из-за меня.

 Келси рассеянно провела пальцем по одной из хрустальных лошадей Наоми — от ушей и до хвоста. Поверхность статуэтки была гладкой и холодной.

 — Я не знаю, сумеет ли она аннулировать решение о доверительном управлении имуществом или нет. Если да, то что ж… До настоящего времени я не особенно нуждалась в этих выплатах. — Пожав плечами, она протянула матери ее бокал. — Я не хочу утверждать, что меня не волнуют денежные вопросы, но будь я проклята, если позволю ей управлять мною при помощи долларов и процентов. Будем здоровы!..

 Она звякнула краем своего бокала о бокал Наоми.

 — Будем здоровы? — Наоми тряхнула головой и вдруг расхохоталась, закрыв глаза и запрокинув голову. — Ну и денек! — пробормотала она сквозь смех.

 Два последних часа она провела со своими адвокатами, пытаясь привести свои интересы и желания в соответствие с завещанием своего отца, написанным незадолго до его смерти. Теперь, подумала она, если Милисент исполнит свою угрозу и оставит Келси без выплат, ей придется еще раз перекроить свое завещание.

 Она открыла глаза и сделала первый глоток.

 — Я горжусь тобой, Келси. Ты умеешь постоять за себя.

 — И я горжусь тобой. Когда я увидела тебя на пороге, я подумала: «Господи, она вся как застывшая молния!» Холодная, острая, опасная.

 — Милисент всегда действовала на меня так. Впрочем, не все, что она говорила, можно отбросить. Я совершила несколько ошибок, Келси, несколько страшных ошибок…

 Келси вертела в пальцах бокал, перекладывая его из руки в руку и обратно.

 — Ты любила папу, когда вы поженились?

 — Да, конечно. — На мгновение глаза Наоми затуманились, и в них появилось мечтательное выражение. — Он был таким застенчивым и умным. И сексуальным.

 Келси едва не подавилась.

 — Он? Сексуальным?

 — А как же! Этот пиджак из мягкого твида, этот мечтательный, поэтический взгляд, этот спокойный и терпеливый голос, читающий вслух Байрона… И доброта, неизменная, всеохватывающая доброта. Я обожала его.

 — И когда это прекратилось?

 — Это не прекращалось. — Наоми отставила в сторону недопитый бокал с виски. — Просто я оказалась не столь терпеливой, как он, и далеко не такой доброй. К тому же наши мечты были совершенно разными. Когда отношения начали портиться, я даже не подумала о том, чтобы уступить, склониться перед чужими желаниями или хотя бы просто понять их. Это была одна из моих ошибок. Мне казалось, что я смогу удержать Филиппа, если докажу, что нисколько в нем не нуждаюсь. И я увеличила дистанцию между нами, уехала. И проиграла. Я потеряла Филиппа, потеряла тебя, потеряла свободу. Слишком дорогая цена за привилегию остаться непреклонной и гордой.

 Снова зазвенел звонок у входной двери, и Наоми страдальчески сморщилась.

 — Похоже, сегодняшний день еще не кончился.

 — Я открою.

 Келси вышла в прихожую. И снова гость оказался незваным.

 — Здравствуйте, лейтенант Росси…

 — Простите, что побеспокоил вас, мисс Байден, но у меня появились кое-какие дополнительные вопросы, которые я хотел бы задать вам и вашей матери.

 — Проходите в гостиную, лейтенант. Как идет расследование? — Келси пошла впереди, показывая дорогу.

 — Вполне удовлетворительно.

 Его тренированный взгляд мгновенно запечатлел и обстановку, и уютный комфорт комнаты, не упустив ни стаканов с остатками виски, ни недопитого стакана с молоком на тумбочке. При виде полицейского Наоми поднялась с кресла, и, будучи мужчиной, Росси не мог не оценить грации ее движений. Будучи полицейским, он поразился ее самообладанию.

 — Присаживайтесь, лейтенант Росси. — Наоми протянула руку, мгновенно похолодевшую и ставшую влажной от пота. — Не хотите с дороги чашечку кофе?

 — Благодарю за предложение, мисс Чедвик, но я уже выполнил свою сегодняшнюю норму. Я пришел, чтобы задать вам несколько дополнительных вопросов.

 — Ну разумеется.

 У них всегда найдется несколько дополнительных вопросов, подумала Наоми и снова опустилась в кресло. Спину она старалась держать как можно прямее.

 — Что вас интересует?

 — Вы были хорошо знакомы с жертвой?

 — Я знала Мика. — Отвечай коротко, напомнила себе Наоми. Не говори ничего лишнего, ничего такого, о чем тебя не спрашивают.

 — Он проработал конюхом на ферме «Рискованное дело» лет пять или около того, верно?

 — Да, примерно столько.

 — А до этого он работал на прежнего хозяина, Канингема?

 — Да, работал, но ушел.

 — Насколько мне удалось установить, его уволили лет семь назад. Вы не припомните, при каких обстоятельствах? — спросил Росси.

 — Билл Канингем дал Мику расчет, потому что ему показалось, что Мик слишком стар для этой работы. Мой тренер предложил ему наняться к нам, но Мик предпочел уехать.

 — Насколько мне известно, он готовил лошадей на какой-то ферме во Флориде, — уточнил полицейский.

 — Возможно.

 — Были ли у него враги?

 — У Мика? — На мгновение Наоми даже растерялась — таким абсурдным показался ей этот вопрос. — Его все очень любили. Он был, как бы это сказать, памятником всему самому прекрасному, самому замечательному, что только есть в нашем мире — в мире скачек. Мик трудился не покладая рук, был очень опытен и добр. Нет, у него не было не только врагов, но я не знаю никого, кто бы просто его недолюбливал.

 — Но кто-то же его убил… — Росси сделал крошечную паузу, восхищаясь тем, как мгновенно подобралась Наоми. — Мик Гордон был конюхом, приставленным к той самой лошади, которая была ранена. В протоколе записано, что это была неглубокая резаная рана длиной около двенадцати дюймов. — Он достал записную книжку, словно для того, чтобы свериться с ней. — На левом боку. Предварительный осмотр заставляет предположить, что рана нанесена тем же оружием, каким был ранен конюх.

 — Скорее всего кто-то пытался причинить вред жеребцу, — вставила Келси. — А Мик помешал. Моисей говорил мне, что этот жеребец очень спокойного нрава. Он ни за что не стал бы топтать тело, если бы не был ранен или напуган.

 — Что ж, это возможно, — согласился Росси. Он еще не получил копии акта о вскрытии и не знал наверняка, что же послужило причиной смерти конюха — удар ножом или копытом. Впрочем, он был полон решимости довести дело до конца вне зависимости от того, было ли это убийство или просто покушение.

 — В тот день конь мистера Слейтера должен был выступать против вашего скакуна, мисс Чедвик. Это верно?

 — Да. Так бы оно и случилось, если бы кому-то не пришло в голову ранить его.

 — И ваш жеребец пришел первым? Наоми не отвела глаз.

 — Да, первым. «Выиграл шею», как у нас говорят. На него принимали три к пяти.

 — Вы с мистером Слейтером давно соперничаете. В последнее время главная борьба идет между вашими двумя лошадьми. Насколько мне известно, лошадь мистера Слейтера несколько раз обгоняла вашу.

 — Дубль — совершенно изумительный жеребец. И мой Горди — тоже. Невероятно, но они почти равны по своим скаковым качествам.

 — Я не очень хорошо разбираюсь в скачках. — Росси спокойно улыбнулся. — Пусть я любитель, но мне кажется, что… — Он повел рукой в воздухе. — Не в ваших ли интересах было застраховать себя от неожиданностей?

 — Это совершенно необоснованное обвинение, лейтенант! — Келси вскочила, машинально опуская руку на плечо Наоми в знак поддержки. — Абсолютно ничем не обоснованное и не подкрепленное.

 — Это вообще не обвинение, мисс Байден. Это просто умозаключение. Иногда призовых лошадей намеренно калечат, опаивают наркотиками, даже убивают — и все ради того, чтобы победа досталась кому-то другому. Или я не прав, мисс Чедвик?

 — Нечистоплотные поступки и преступления присущи не только скаковому миру. — Наоми изо всех сил старалась побороть дрожь, опасаясь, что острый взгляд полицейского сумеет уловить малейшие проявления страха. — Да и люди, близкие к скачкам и ипподрому, утверждают, что преступления совершаются не на треке, а на выводном круге и на трибунах.

 — «Трем ивам» нет необходимости прибегать к подобной тактике! — вне себя от ярости вставила Келси. — Кроме того, я, кажется, уже говорила вам, что моя мать была со мной все утро. Десятки людей видели это и могли бы подтвердить…

 — Они и подтвердили, — согласился Росси. — Но согласитесь, мисс Чедвик, коневладельцу или тренеру, заинтересованному в устранении конкурента, нет никакой необходимости тайком лезть с ножом в чужую конюшню. Безопаснее нанять для этого какого-нибудь проходимца, чем рисковать самому.

 Наоми молча кивнула.

 — Ты не должна отвечать на такие вопросы! — вспыхнула Келси и удивилась, с какой силой эти слова обожгли ей горло. — Не должна! Он не имеет права!

 — Я полагаю, ваша мать прекрасно осведомлена о моих и своих правах, — спокойно заметил Росси. — Как и о расследовании убийств.

 — Совершенно верно, лейтенант, — подтвердила Наоми. — Как и о том, что конституционные права не всегда служат защитой невиновному.

 Ее губы дрогнули, но это была не улыбка.

 — И уж, конечно, не на что надеяться виновному отчасти. Я могла бы вам напомнить, что мой жеребец был не единственным соперником Дубля в этой скачке и что за пятьдесят лет существования фермы на «Три ивы» ни разу — ни разу! — не упала даже тень подозрения, но я уверена, что вы наверняка и сами это знаете. Точно так же я знаю, что бывший заключенный всегда окружен тенью подозрений. Желаете узнать что-нибудь еще?

 — Пока нет. — Черт знает что за женщина! — подумал лейтенант, убирая свой блокнот. Пожалуй, ему придется выкроить время, чтобы поподробнее ознакомиться с ее старым досье. — Благодарю вас за то, что уделили мне время. Еще один вопрос, последний. Мисс Байден, вы сказали, что встретили мистера Слейтера у конюшен, после чего вы вместе вошли внутрь, чтобы посмотреть на лошадь.

 — Да. Мистер Слейтер разговаривал на конюшенном дворе со своим тренером.

 — Спасибо. Не провожайте меня, я сам найду дорогу.

 — Это было возмутительно! — воскликнула Келси, как только за представителем закона закрылась входная дверь. — Как ты могла так спокойно сидеть и слушать все это? Он почти что обвинил тебя в том, что ты заплатила за убийство Мика!

 — Я ожидала чего-то подобного. И Росси будет не единственным, кому придет в голову такое. В конце концов, однажды меня уже приговорили.

 — Но как ты можешь оставаться спокойной, черт побери?!

 — Я вовсе не спокойна. Притворство, маска — вот и все, что у меня осталось. — Наоми устало поднялась с кресла. Все, что ей было сейчас нужно, это тихая комната, таблетки аспирина и глубокий сон — выход, достойный труса, но все-таки выход. Но прежде чем уйти, она задержалась и, притянув к себе Келси, сжала ее лицо в своих ладонях.

 — А ты… ты не допускаешь такой возможности, верно? Ну, что я могла быть замешана…

 — Нет. — Ответ был дан мгновенно, твердо и без малейших колебаний.

 — Тогда я ошиблась, — пробормотала Наоми. — Значит, кроме притворства, у меня есть кое-что еще. Съезди, прокатись немного верхом, Кел. Это поможет тебе обуздать гнев.

 

 Келси действительно отправилась на конную прогулку, но внутри у нее все кипело. На ферму Гейба она завернула, преследуя сразу две цели.

 Бросив поводья оказавшемуся поблизости конюху, Келси быстро преодолела расстояние от коновязи до усадьбы и поднялась на заднее крыльцо.

 Она была слишком взволнована, чтобы стучать или звонить, поэтому сразу прошла через тропическую оранжерею с бассейном в дом и, поднявшись по невысокой лестнице, оказалась в огромной и довольно небрежно меблированной зале.

 Только здесь, не зная, в какую сторону идти дальше, она сообразила, что незваной вторглась на чужую территорию. Некоторое время воспитание в ней боролось с инстинктами, но потом Келси нашла компромисс. Она повернула налево и углубилась в коридор, который, как ей казалось, ведет к входной двери. Там она выйдет наружу и постучит, как положено, если, конечно, не наткнется на Гейба по пути.

 И тут она услышала голос. Нет, это не был голос Гейба, но она сразу его узнала. Это был Боггс, говоривший с характерной легкой хрипотцой. Голос доносился из-за неплотно прикрытой двери.

 — Ему бы не хотелось слишком пышной службы, мистер Слейтер. Ни цветов, ни органной музыки. Как-то Мик сказал мне, что ему хочется, чтобы после смерти его сожгли, а пепел развеяли на ипподроме, на тренировочном круге, чтобы он навсегда стал частью скаковой дорожки. Звучит, конечно, несколько странно, но все-таки…

 — Если он этого хотел, то так мы и сделаем. — Это говорил Гейб.

 — Вот и славно. У меня тут отложено немного денег… Правда, я не знаю, сколько это может стоить — устроить так, как он хотел, — но я готов…

 — Позволь мне сделать это для него, Боггс, — перебил Гейб. — Если бы не Мик, то я, наверное, не сидел бы сегодня здесь. Я был бы очень рад, если бы ты дал мне возможность чем-то отплатить Мику.

 — Я знаю, что дело не в деньгах, мистер Слейтер. Может, не время и не место это говорить, но я скажу: он очень гордился вами. Мик как-то сказал, что когда он увидел вас в первый раз — когда вы еще мальчишкой прибегали на ипподром, чтобы вываживать лошадь после работы, — то сразу понял, что вы чего-то добьетесь в жизни… В общем, не хватать мне будет старины Мика.

 — И мне тоже.

 — Ну ладно, пожалуй, пойду я, мистер Слейтер. — Боггс шагнул через порог и, наткнувшись на Келси, слегка покраснел.

 — Мисс… — пробормотал он и, чуть приподняв на голове кепку, заспешил прочь.

 Келси, не зная, куда деваться от стыда — ведь получилось так, будто она подслушивала частный разговор, — вошла в кабинет, чтобы извиниться.

 Гейб сидел за роскошным старинным столом; высокое стрельчатое окно за его спиной пропускало в комнату неяркий солнечный свет. Были в кабинете и еще окна, а там, где не было пропускающего дневной свет стекла — там стояли книги. Сотни, может быть, тысячи книг. Библиотека была великолепной и… совершенно мужской.

 А ее владелец сидел, обхватив голову руками.

 Смущение Келси тут же исчезло, вытесненное состраданием. Она порывисто шагнула к Гейбу, шепотом произнеся его имя. Прежде чем Гейб поднял голову, ее руки уже обвили его шею.

 — Я не знала, что он был твоим другом… Мне очень жаль… жаль… жаль…

 Гейб не испытывал подобной горечи вот уже много лет. Наверное, с тех самых пор, как умерла его мать. Он успел позабыть, как больно может ранить такая потеря.

 — Он всегда был добр ко мне, Кел. Мне было лет четырнадцать, когда Мик взял меня за шиворот и приволок на ферму. Чем-то — я до сих пор не знаю чем — я ему понравился, и он уговорил Джемисона взять меня на работу. И никогда не забывал присматривать за мной, за тем, чтобы я учился ремеслу… Черт побери, Келси, ведь ему было семьдесят с лишним! Он должен был умереть в своей постели.

 — Я знаю. — Келси разжала объятия и отступила на шаг. — Гейб! Росси только что побывал у нас.

 — Шустрый малый. — Гейб провел пятерней по взлохмаченным волосам, тщетно пытаясь привести их в порядок. — От меня он ушел меньше часа назад.

 — Мне показалось, что он серьезно подозревает Наоми. Ну, будто она к этому причастна…

 Гейб ничего не ответил, и Келси облизала вдруг высохшие губы.

 — Я хочу знать, не думаешь ли ты точно так же. Гейб, взяв себя в руки и подобравшись, сосредоточенно ее рассматривал.

 — Нет, я так не думаю. И, судя по всему, ты в этом со мной солидарна. Росси очень башковитый парень, и идей у него гораздо больше, чем одна. Ко мне он приходил, чтобы выяснить, не сам ли я это подстроил. Ведь Дубль застрахован на значительную сумму.

 — Ты скорее пустишь пулю себе в ногу… — Келси тяжело вздохнула. — Это и была вторая причина, по которой я приехала. По вопросам, которые задавал Росси, я поняла, что он обдумывает именно идею о страховке. Версию. Вот я и подумала, что надо предупредить тебя.

 — Спасибо. Я высоко ценю твое внимание. — Гейб слегка пошевелил затекшими плечами и выпрямился. Келси стояла перед ним в забрызганной грязью одежде, с состраданием в глазах, готовая в первую очередь заботиться об остальных — не о себе.

 — Ты хорошо выглядишь, дорогая.

 — Да, глина и навоз — это последний писк моды.

 — Тебе все к лицу. — Он взял ее за руку и принялся перебирать пальцы. — Почему бы тебе не посидеть немного у меня на коленях?

 Келси слегка наклонила голову.

 — Это завязка или кульминационный пункт, Слейтер?

 Вместо ответа он потянул ее за руку и, когда она, споткнувшись, потеряла равновесие, легко подхватил ее.

 — Да. — Он зарылся лицом в ее волосы и глубоко втянул воздух, вдыхая ароматы весны и дождя. — Это именно то, что мне было нужно. Сиди смирно, Келси. Если будешь ерзать, то это кончится плохо. Поверь мне.

 — Я не умею сидеть на коленях.

 — Тогда учись. — Гейб прикусил мочку ее уха и с удовлетворением почувствовал, как она вздрогнула. — Ты приехала только для того, чтобы рассказать мне о Росси?

 — Совершенно справедливо.

 На этот раз Гейб выдохнул ей в волосы.

 — О’кей. Но я собираюсь изыскать способ, чтобы заставить тебя перейти с шага на рысь — я начинаю страдать.

 — Я-то думала, что ты не такой чувствительный. — Келси опустила голову на плечо Гейба, которое показалось ей привычно уютным и опасно притягательным. — Я не в игры играть пришла, — прошептала она.

 — Жаль, — отозвался Гейб. — Я обычно выигрываю.