- Следствие ведет Ева Даллас, #1
Глава 8
Заперевшись в кабинете с Фини, Ева поставила кассету с записью убийства Лолы Старр. При хлопке пистолета с глушителем она не вздрогнула: ее организм уже не протестовал при мысли о пуле, вонзающейся в живое тело.
В кадре надолго застыла надпись: «Вторая из шести». Конец фильма. Не говоря ни слова, Ева поставила запись первого убийства, и они еще раз просмотрели сцену гибели Шерон Дебласс.
– Ну, что скажешь? – спросила Ева.
– Запись сделана микрокамерой «Трайдент», в продаже только полгода, очень дорогая. Правда, на Рождество были большие скидки. Думаю, во время традиционной распродажи только на Манхэттене было продано тысяч десять экземпляров.
Конечно, менее дорогие модели расходятся в еще больших количествах, но и при таком сбыте найти купившего конкретный экземпляр все равно нереально.
Фини посмотрел на Еву глазами понурого верблюда.
– Догадайся, кому принадлежит фирма «Трайдент»!
– «Рорк индастриз»?
– Прими мои поздравления. Можно ручаться, что владелец фирмы имеет в своем распоряжении камеру нашумевшей модели.
– Не исключено, но… – Ева сделала соответствующую пометку и поморщилась при воспоминании о губах Рорка, прикоснувшихся к ее пальцам. – Убийца пользуется дорогим аппаратом собственного изготовления? Что это – высокомерие или глупость?
– На глупца он как-то не похож.
– Вот именно! А что насчет оружия?
– Тоже ничего обнадеживающего. В частных коллекциях насчитывается пара сотен экземпляров. – Фини положил в рот орешек кешью. – Это только зарегистрированные… – добавил он с кислой улыбкой. – А глушитель регистрации не подлежит, потому что убийца сам его сделал.
Он откинулся в кресле.
– Что касается первой записи, я с ней уже повозился и заметил пару теней. Уверен, что он записывал не только убийство. Но толком рассмотреть ничего не удалось. Тот, кто монтировал запись, знает, как это делается, и, кроме того, имеет доступ к хорошему оборудованию. Кстати, я захватил и просмотрел записи системы охраны в доме Лолы Старр. Недостает двадцати минут, начиная с трех десяти позапрошлой ночью.
– Мерзавец, он и тут постарался! – прошипела Ева. – Удивительно, что в таком месте вообще есть система охраны… Между прочим, и в первый, и во второй раз его никто не заметил. Как он этого добился?
– Может, он им примелькался?
– Как регулярный клиент Шерон? Скажи на милость, зачем регулярному клиенту такой дорогой проститутки делать своей второй жертвой такую зеленую, необстрелянную потаскушку, как Лола Старр?
Фини пожевал губами:
– Из любви к разнообразию?
Ева покачала головой:
– А может, в первый раз ему так понравилось, что он перестал привередничать? Впереди еще четыре жертвы, Фини! Он с самого начала представился нам как серийный убийца. Скорее всего ни Шерон, ни Лола сами по себе не были ему важны.
Две из шести – не более того. – Ева перевела дух: она не находила в происходящем никакой логики. – Зачем же он туда вернулся? – пробормотала она себе под нос. – Что искал?
– Может быть, на это ответят эксперты?
– Может быть. – Она взяла со стола лист бумаги. – Проработаю еще раз список клиентов Шерон, а потом возьмусь за клиентов Лолы.
Фини откашлялся и вынул из пакетика очередной орех.
– Лучше бы тебе, Даллас, сказал об этом кто-то другой, но… В общем, сенатор требует отчета.
– Мне нечего ему сказать!
– Днем сообщишь ему это сама. В Вашингтоне.
Ева остановилась перед самой дверью.
– Дьявол!
– Я узнал об этом от шефа. Вылетаем в два часа дня. – Фини заранее беспокоился, как отнесется к полету его желудок. – Ненавижу политику!
Ева все еще скрипела зубами после беседы с Уитни, когда перед зданием Сената в Вашингтоне им преградили путь охранники Дебласса. Предъявив документы, они расстались с оружием.
– Наверное, боятся, что мы укокошим их босса прямо на рабочем месте, – проворчал Фини, шагая по красно-бело-синему ковру.
– Я сейчас не отказалась бы кого-нибудь укокошить!
Косясь на охранников в ладных костюмах и надраенных ботинках, Ева остановилась у двери в кабинет сенатора, дожидаясь, пока еще одна камера удостоверится, что они не замышляют теракта.
– По-моему, Вашингтон никак не избавится от паранойи после последней серии террористических вылазок. – Фини показал камере зубы. – Пара десятков сенаторов повредились рассудком и теперь никому не дают житья!
В этот момент дверь открылась, и Рокмен, щеголь в костюме в узкую полоску, встретил их на пороге.
– В политике хорошая память – большое преимущество, капитан Фини, – заметил он. – Лейтенант Даллас! Рад вас видеть. Мы ценим вашу расторопность.
– Не знала, что сенатор и мой начальник находятся в таких близких отношениях, – сказала Ева, шагнув вперед. – И что оба с такой легкостью транжирят деньги налогоплательщиков.
– Видимо, они оба считают правосудие бесценным.
Рокмен проводил их к сверкающему столу из вишневого дерева, тоже, вероятно, бесценному, за которым восседал Дебласс. Судя по всему, его очень устраивало изменение температуры в стране – Ева, например, не одобряла наступившее похолодание, – а также отмена закона о двух сроках. По новому законодательству политик мог сохранять за собой пост хоть пожизненно, если ему удавалось принудить избирателей за него голосовать.
Дебласс чувствовал себя здесь совсем как дома. В его обшитом панелями кабинете было тихо, как в церкви. Стол играл роль алтаря, стулья для посетителей выполняли функции скамей для богобоязненной паствы.
– Садитесь! – пролаял Дебласс, сложив на столе огромные руки. – По последним сведениям, за неделю вы ни на йоту не приблизились к поимке монстра, угробившего мою внучку! – Глаза сенатора сверлили полицейских из-под темных бровей. – Трудно понять, почему так получается, учитывая возможности нью-йоркской полиции.
– Сенатор… – Ева вспомнила скупые наставления Уитни: соблюдать такт и уважение, говорить только то, о чем он знает и так. – Мы активно используем эти возможности для ведения следствия и сбора улик. Убийца вашей внучки еще не арестован, однако делается все необходимое для того, чтобы поймать его и наказать. Ее дело – главная моя забота. Даю вам слово, что таковым оно останется до тех пор, пока убийство не будет раскрыто.
Сенатор с интересом выслушал ее маленькую речь, потом налег грудью на стол.
– Мой опыт запудривания людям мозгов в два раза больше, чем вам лет, лейтенант. Меня вы не проведете. Признайтесь, что приехали с пустыми руками!
Ева сразу забыла о такте и уважительности.
– Мы ведем сложное и деликатное расследование, сенатор Дебласс. Сложность вытекает из характера преступления, деликатность вызвана родословной потерпевшей. Руководство сочло необходимым поручить дело мне. Вы вправе этому воспротивиться. Но, отрывая меня от работы, заставляя лететь сюда и оправдываться, вы напрасно тратите время. Мое время! – Она встала. – У меня нет для вас новостей.
Фини, представив, как болтается с ней на пару в петле, тоже поднялся, всем своим видом олицетворяя бесконечную почтительность.
– Уверен, вы понимаете, сенатор: ввиду деликатности расследования такого рода дела движутся медленно. От вас трудно требовать объективности: ведь речь идет о гибели вашей внучки. Однако у нас с лейтенантом Даллас нет выбора: мы обязаны быть объективными.
Дебласс нетерпеливо махнул рукой, принуждая обоих сесть.
– Конечно, я не могу относиться к этому беспристрастно: Шерон была важной частью моей жизни. Кем бы она ни стала и как бы я ни был разочарован ее выбором, она мне родная. – Он тяжело перевел дух. – Я не могу и не стану довольствоваться такой скудной информацией!
– Больше ничего не могу вам сообщить, – повторила Ева.
– А проститутка, убитая два дня назад? – Он вопросительно посмотрел на Рокмена.
– Лола Старр, – подсказал тот.
– Полагаю, ваши источники информации о Лоле Старр столь же надежны, как наши. – Ева предпочла обращаться к Рокмену. – Да, мы считаем, что между двумя убийствами существует связь.
– Моя внучка пошла в жизни неверным путем, – вмешался Дебласс. – Но она не якшалась с отребьем вроде Лолы Старр!
«Значит, у проституток тоже есть классовые разграничения? – утомленно подумала Ева. – Вот еще новости!»
– Мы пока не выяснили, были ли они знакомы. Что почти несомненно – обе знали одного человека. Того, кто их убил. Оба убийства совершены по одинаковой схеме. Пользуясь этой схемой, мы найдем убийцу. Надеюсь, это произойдет раньше, чем он убьет снова…
– Вы считаете, что он продолжит убивать? – поинтересовался Рокмен.
– Уверена.
– Убийца использовал оружие одного типа? – спросил Дебласс.
– Оружие – часть применяемой преступником схемы, – уклончиво ответила Ева. – Между двумя убийствами существует несомненное сходство по большому числу признаков. У нас нет сомнений, что их совершил один и тот же человек.
Немного успокоившись, Ева снова встала.
– Сенатор, я не была знакома с вашей внучкой и не имею в этом деле личного интереса, но любое убийство расцениваю как личное оскорбление. Я не дам ему спуску. Это все, что я могу вам сказать.
Он внимательно на нее посмотрел и, очевидно, увидел больше, чем рассчитывал.
– Хорошо, лейтенант. Спасибо, что приехали.
Ева и Фини двинулись к двери. Проходя мимо зеркала, Ева заметила, как Дебласс сделал знак Рокмену, а тот кивнул. Выйдя, она сказала:
– Этот сукин сын будет за нами следить.
– Кто?
– Цепной пес Дебласса. Он будет следовать за нами по пятам.
– С какой радости?
– Чтобы знать, чем мы занимаемся, куда направляемся! Зачем вообще существует слежка?
Ничего, мы оторвемся от него в аэропорту. – Она взмахом руки остановила такси. – Гляди в оба, чтобы знать, последует ли он за тобой до Нью-Йорка.
– За мной? А ты куда?
– Пока сама не знаю.
Маневр был прост. Западное крыло аэропорта всегда было забито пассажирами. Ситуация дополнительно усугублялась в часы пик, когда все пассажиры, отправляющиеся на север, выстраивались в одну бесконечную очередь.
Ева мгновенно смешалась с толпой, встала на транспортер, перевозящий пассажиров в южное крыло, и нырнула в подземку. Ей повезло: орды людей, рвущиеся в пригороды, ехали навстречу.
Удобно устроившись в вагоне, она отправилась на вокзал, предварительно отыскав в записной книжке адрес Элизабет Барристер.
Пока все шло неплохо. Если ей повезет и дальше, то она поспеет домой к ужину.
В зале ожидания был включен телевизор. Обычно она пренебрегала программами новостей, но появление на экране знакомой физиономии заставило ее замереть.
Рорк! Нигде от него нет спасения! Стиснув зубы, Ева уставилась на экран.
– В этом многомиллиардном транснациональном проекте объединятся «Рорк индастриз», «Токаямо» и Европа! – восторгался диктор. – Проект появился три года назад, и вот теперь наконец начинается сооружение курорта «Олимпус», о котором в свое время так много спорили.
Курорт «Олимпус»… Ева напрягла память.
Высококлассный и сверхдорогой рай для богачей, предназначенный для их увеселения и удовлетворения любых прихотей.
Она фыркнула. Как это на него похоже – тратить время и деньги на подобные безделушки!
Впрочем, эти безделушки могли принести заоблачную прибыль.
– Мистер Рорк! Один вопрос, сэр!
Рорк, поднимавшийся по широким мраморным ступеням, остановился и, обернувшись к репортеру, по обыкновению приподнял бровь.
– Не могли бы вы объяснить, зачем тратите столько времени, усилий и собственных средств на этот проект, который, по утверждениям критиков, никогда не «взлетит»?
– Взлетит, взлетит, можете не сомневаться! – пообещал Рорк. – И в прямом, и в переносном смысле. А что касается вашего «зачем», то «Олимпус» будет подлинным раем. Не могу себе представить более достойного объекта для вложения средств, усилий и времени.
Еще бы!.. Подняв глаза, Ева спохватилась, что чуть не пропустила отправление поезда. Она кинулась к дверям вагона, едва успела проскочить внутрь и отправилась в Виргинию.
Когда Ева сошла с поезда, в воздухе вились крупные снежинки. Ей не понравилось белое обрамление собственных волос и каша под ногами, но, сев в такси и назвав адрес, она невольно залюбовалась местностью.
Недаром здесь обитали обладатели денег и престижа! Элизабет Барристер и Ричард Дебласс располагали тем и другим. Их двухэтажный дом из розового кирпича на склоне холма радовал глаз изяществом.
Снег чудесно смотрелся на просторной лужайке, а на ветвях деревьев – вишневых, как решила Ева, – и вовсе казался горностаевой мантией. Изящные чугунные ворота сами по себе были произведением искусства, хотя Ева не сомневалась, что ими управляет хитроумная электронная система.
Протянув руку из окна такси, она сунула свой значок под окуляр сканера.
– Лейтенант Даллас, нью-йоркская полиция.
– Ваше имя отсутствует в списке приглашенных, лейтенант Даллас, – раздался голос в переговорном устройстве.
– Я – следователь по делу Шерон Дебласс.
Мне надо задать несколько вопросов Элизабет Барристер или Ричарду Деблассу.
Возникла пауза. Ева уже ежилась от холода.
– Будьте добры выйти из такси, лейтенант Даллас, приблизиться к сканеру и предъявить удостоверение.
– Ну и местечко! – пробормотал таксист.
Ева пожала плечами и повиновалась приказу.
– Можете отпустить машину, лейтенант Даллас. Вас встретят у ворот.
– Я слыхал, что их дочку пришили в Нью-Йорке, – заметил таксист. – Вот они и перестраховываются. Хотите, чтобы я отъехал и подождал вас?
– Нет, спасибо. Когда я здесь закончу, я вызову вас по номеру.
Помахав ей рукой, таксист дал задний ход, развернулся и уехал. Ева уже испугалась, что отморозит нос, когда витые ворота наконец раздвинулись. Как только она подошла к ступеням крыльца, дверь дома бесшумно открылась.
То ли слуги здесь всегда носили мрачные черные костюмы, то ли это была дань трауру. Так или иначе, дворецкий в черном церемонно препроводил Еву в гостиную, примыкающую к холлу.
Если дом Рорка сообщал о том, что у хозяина водятся денежки, негромким шепотом, то этот дворец буквально кричал о старом фамильном состоянии владельцев. Толстые ковры, обтянутые шелком стены, вид на покатые холмы, засыпанные снегом, из широких окон. Ева обратила внимание на царящий здесь дух уединенности. Архитектор проявил проницательность: этим людям явно нравилось считать себя единственными обитателями вселенной.
– Лейтенант Даллас?
Элизабет поднялась ей навстречу, и Ева подметила, что она нервничает: слишком прямая спина плохо сочеталась с печальным взором.
– Спасибо, что согласились меня принять, миссис Барристер.
– Мой супруг на совещании. Если необходимо, я могу его вызвать.
– В этом нет нужды.
– Вы приехали поговорить о Шерон?
– Да.
– Устраивайтесь. – Элизабет указала на кресло с обивкой цвета слоновой кости. – Чем вас угостить?
– Не беспокойтесь. Я постараюсь долго вас не задерживать. Не знаю, насколько вы знакомы с содержанием моего рапорта…
– Полностью, – перебила ее Элизабет. – Очень подробный рапорт. Как юрист нисколько не сомневаюсь, что, когда человек, убивший мою дочь, окажется за решеткой, вы докажете его вину в суде.
– Надеюсь, – пробормотала Ева, наблюдая, как Элизабет судорожно сжимает и разжимает тонкие пальцы. – Понимаю, как вам сейчас тяжело.
– Она была моим единственным ребенком, – просто ответила Элизабет, а потом вдруг нахмурилась и вскинула подбородок. – Мы с мужем были и остаемся сторонниками регулирования численности населения. Двое родителей – один ребенок. – Она через силу улыбнулась. – У вас есть для меня какая-то новая информация?
– Пока что нет. Скажите, миссис Барристер, профессия вашей дочери не вызывала трений в семье?
Элизабет стиснула руки на коленях.
– Разумеется, я надеялась, что моя дочь займется чем-то другим. Но она имела право сделать свой выбор самостоятельно.
– Ваш свекор, насколько я знаю, был против, – заметила Ева.
Элизабет, казалось, уже полностью овладела собой.
– Взгляды сенатора относительно законодательства, регламентирующего секс, хорошо известны. В качестве лидера консервативной партии он стремится к пересмотру ряда действующих законов, относящихся к тому, что обычно называют моралью.
– Вы поддерживаете его воззрения?
– Не поддерживаю. Но мне непонятно, какое это имеет значение.
Ева наклонила голову набок. Если эта женщина, так свято чтящая законы, не согласна со своим прославленным свекром, может быть, она разделяла взгляды дочери?
– Ваша дочь убита – возможно, клиентом, возможно, кем-то из близких друзей. Мне бы хотелось знать, не рассказывала ли она вам о своих деловых и личных знакомствах.
– Понимаю. – Элизабет сложила руки на коленях и попыталась четко сформулировать вопрос Евы, как подобает юристу. – Вы полагаете, что Шерон могла быть со мной откровенна как с матерью и женщиной, разделяющей многие ее взгляды, по поводу интимных подробностей своей жизни. – Как Элизабет ни старалась, ее взгляд затуманился. – Простите, лейтенант, но это, к сожалению, не так. Шерон редко чем-либо со мной делилась – тем более подробностями своего бизнеса. Она была… далека и от отца, и от меня. Вообще от всей семьи.
– И вы бы не узнали, если бы у нее появился постоянный партнер – человек, вызывающий особую симпатию? Способный ее ревновать?
– Боюсь, что нет. Но думаю, что такой человек вряд ли у нее был. Видите ли, Шерон… – Элизабет глубоко вздохнула, чтобы успокоиться. – Она презирала мужчин. Ее влекло к ним, но в глубине души она питала к ним презрение. Мне кажется, она вообще презирала людей, а мужчин, которые увивались вокруг нее с раннего возраста, – особенно. Шерон считала их болванами.
– Профессиональные проститутки подвергаются серьезной психологической проверке. Неприязнь, тем более презрение, как вы это называете, обычно становится причиной отказа в лицензии.
– О, Шерон была очень умна! Если ей чего-то хотелось, она находила способ это заполучить. За исключением счастья… Счастливой она не была. – Судя по судорожным глоткам, Элизабет не могла справиться с комом в горле. – Честно говоря, я сама ее испортила. Мне некого винить, кроме самой себя. Какой смысл скрывать? Мне хотелось еще детей! – Она закрыла рот ладонью и сидела так до тех пор, пока не решила, что остановила дрожание губ. – Мои убеждения не позволяли мне больше рожать, муж тоже относился к этому однозначно. Но своим чувствам я не могла приказывать: мне было мало одного ребенка. И я слишком сильно любила Шерон. Сенатор расскажет вам, как я баловала ее, как нянчилась с ней, во всем потакала. И он будет прав…
– По-моему, материнская забота – ваша привилегия.
Элизабет попыталась улыбнуться.
– Как и материнские ошибки. Я совершила их предостаточно. Ричард тоже ошибался: он любил дочь не меньше, чем я. Когда Шерон решила переехать в Нью-Йорк, она не скрывала от нас, чем собирается заниматься. Мы пытались бороться: Ричард умолял ее, я угрожала. Наверное, я сама ее оттолкнула, лейтенант. Она заявила, что я ее не понимаю, никогда не понимала, что видела только то, что хотела видеть. Она кричала, что меня интересует только то, что происходит в суде, а то, что творится дома, у меня под носом, я не желаю замечать…
– Что она хотела этим сказать?
– Наверное, что я была более способным адвокатом, чем матерью. После ее отъезда я чувствовала себя оскорбленной, я была страшно зла на нее. Я ждала, уверенная, что она пойдет на попятный. Но этого, конечно, не случилось.
Она помолчала, перебирая горестные воспоминания.
– Ричард пару раз ее навещал, но это не принесло пользы, а только его расстроило. Мы опустили руки и отказались от попыток на нее повлиять. Так продолжалось до недавних пор, пока я не почувствовала, что мы обязаны попытаться еще раз.
– Чем это было вызвано?
– Годы проходят, – пробормотала Элизабет. – Раньше я надеялась, что ей надоест такая жизнь, что она пожалеет о разрыве с семьей и вернется. Но она не возвращалась… Год назад я ездила к ней сама. И то, что я увидела, превзошло все мои ожидания. Эта жизнь совершенно засосала Шерон. Когда я попыталась уговорить ее вернуться, она набросилась на меня с оскорблениями. Я приехала домой в ужасном состоянии. Ричард, который до этого твердил, что больше не будет вмешиваться, вызвался съездить к ней и поговорить, но она отказалась с ним встречаться. Даже Кэтрин хотела нам помочь. – Элизабет рассеянно потерла переносицу, чтобы унять головную боль. – Она была у Шерон всего несколько недель назад.
– Член конгресса Кэтрин Дебласс ездила в Нью-Йорк, к Шерон?!
– Ну, не только к ней… Она собирала средства в какой-то фонд и заодно попыталась побеседовать с Шерон. – Элизабет поджала губы. – Признаться, я сама попросила ее об этом. Мне казалось, что я уже потеряла Шерон и было поздно отыгрывать все назад. Я не знала, как ее вернуть!
Вот и понадеялась на помощь Кэтрин: она родственница, но все же не мать.
Она посмотрела на Еву:
– Считаете, что я должна была почувствовать опасность гораздо раньше, когда Шерон была еще подростком?
– Миссис Барристер…
Элизабет покачала головой:
– Конечно, вы правы. Но она отказывалась со мной откровенничать, а я не хотела лезть ей в душу, потому что всегда уважала ее достоинство.
Никогда не одобряла матерей, сующих нос в личные дневники своих дочек.
– В дневники? – встрепенулась Ева. – Шерон вела дневник?
– Всегда, с детства. Но очень тщательно прятала его.
– Вы думаете, став взрослой, она не отказалась от дневника?
– Нет, это я точно знаю. Шерон то и дело про него вспоминала, шутила насчет своих секретов и того, как ужаснулись бы знакомые, прочтя, что она о них понаписала.
В описи имущества личный дневник не фигурировал. Если его проглядели при первом обыске…
– У вас остались ее старые дневники?
– Нет! – Элизабет вздрогнула, словно от испуга, – Шерон держала их в банковском сейфе.
Кажется, она сохранила все свои дневники, начиная с первого.
– Она пользовалась здешним, виргинским банком?
– Об этом я ничего не знаю. Но попытаюсь узнать и сразу сообщу вам.
– Буду вам очень признательна. Если вы что-то вспомните – имя, какие-нибудь слова, даже самую безобидную оговорку, – немедленно дайте мне знать.
– Обязательно. Только она никогда не рассказывала о своих друзьях, лейтенант. Меня это тревожило, хотя в то же время я надеялась, что отсутствие близких людей побудит ее вернуться, порвать с жизнью, которую она для себя избрала.
Я даже обратилась за помощью к собственному другу в надежде, что его доводы окажутся убедительнее моих.
– К кому же?
– К Рорку. – На глазах у Элизабет опять выступили слезы, но она мужественно боролась с горем. – Я позвонила ему всего за несколько дней до убийства. Мы знакомы много лет. Я попросила его организовать для нее приглашение на прием, который устраивали его друзья. Он согласился не сразу: Рорк не любит вмешиваться в чужие семейные дрязги. Но я очень просила его. Мне казалось, если он подружится с ней, она поймет, что привлекательной женщине не обязательно торговать собой, чтобы почувствовать свою ценность.
Он пошел на это – ради меня и мужа.
– Вы попросили его вступить с ней в связь? – спросила Ева, не найдя более тактичной формулировки.
– О, нет! Тогда в этом не было бы смысла.
Я просила Рорка стать ее другом. Другом и опорой. Я выбрала его, потому что никому так не доверяю, как ему. Шерон обрубила все связи с родными, и мне потребовался особенно доверенный человек. Он никогда не причинил бы ей боли. Он не способен обидеть того, кого я люблю!
– Он вас любит?
– Это просто привязанность, – раздался из дверей голос Ричарда Дебласса. – Рорк очень привязан к Бет и ко мне, а также еще к нескольким людям. Но назвать это любовью? Насколько я знаю, Рорк избегает таких сильных чувств.
– Ричард! – Элизабет вскочила, прижав руки к груди. – Я не ожидала тебя так рано…
– Мы уже закончили. – Он подошел к ней и обнял. – Почему ты меня не позвала, Бет?
– Я не… – Она осеклась и беспомощно подняла на него глаза. – Я решила, что справлюсь сама.
– Тебе не надо справляться самой. – Крепко держа жену за руку, он обернулся к Еве:
– Лейтенант Даллас, кажется?
– Да, мистер Дебласс. У меня появились кое-какие вопросы, и я предпочла задать их лично.
– Мы с женой готовы оказать любую посильную помощь.
В отличие от Элизабет, Ричард Дебласс совершенно не нервничал. Его самообладанию можно было позавидовать. Ева поняла, что он принимает весь огонь на себя, оберегая жену, но в то же время стараясь не выдавать собственные чувства.
– Вы спрашивали про Рорка? Позвольте полюбопытствовать, по какой причине?
– Я рассказала лейтенанту, что просила Рорка встретиться с Шерон, чтобы он попытался…
– Ах, Бет! – Он обреченно покачал головой. – Ей бы ничего не помогло. Зачем было его в это вовлекать?
Элизабет снова прижала руки к груди. На ее лице было написано такое отчаяние, что у Евы разрывалось сердце.
– Знаю, ты твердил, что это бесполезно, что мы должны предоставить ей полную свободу. Но я все равно хотела попытаться еще. Она могла бы к нему привязаться, Ричард! Рорк знает, как подействовать на женщину. Если бы я раньше попросила его помочь, он бы, возможно, спас ее!
Для него нет почти ничего невозможного, было бы время. Но времени-то ему и не хватило. Моей девочке – тоже…
– Перестань, – пробормотал Ричард, снова беря ее за руку. – Перестань.
Элизабет справилась с волнением и опять спряталась в свою скорлупу.
– Нам теперь остается только молиться, чтобы свершилось правосудие, лейтенант.
– Это я обеспечу, миссис Барристер.
Она закрыла глаза.
– Вы вселили в меня надежду. Признаться, раньше я не верила в успех, даже когда услышала о вас от Рорка.
– Он звонил вам и говорил о ходе следствия?
– Да, звонил – справиться о нашем самочувствии и предупредить, что, по его мнению, вы скоро нанесете мне визит. – Элизабет попыталась улыбнуться. – Он редко ошибается. Он назвал вас компетентным, дисциплинированным, въедливым следователем. Так и оказалось. Я благодарна вам за возможность самой в этом убедиться. Теперь я вижу, что дело об убийстве моей дочери находится в надежных руках.
Немного поколебавшись, Ева решила рискнуть:
– Миссис Барристер, как бы вы восприняли информацию о том, что Рорк входит в число подозреваемых?
Глаза Элизабет на мгновение расширились, но она очень быстро успокоилась.
– Я ответила бы, что это колоссальное заблуждение.
– Потому что Рорк не способен на убийство?
– Нет, этого я бы не стала утверждать. – Для нее было явным облегчением поговорить о ком-то другом. – Скорее, Рорк не способен на бессмысленные действия. Он, пожалуй, мог бы совершить хладнокровное убийство, но ни в коем случае не покусился бы на беззащитного человека.
Да, он мог бы убить. Я бы не удивилась, если бы узнала, что на его счету есть смерти. Но сделать то, что сделали с Шерон? Нет, только не Рорк.
– Нет, – подхватил Ричард, снова сжав руку жены. – Только не Рорк.
«Только не Рорк», – думала Ева, пока такси мчало ее назад, к вокзалу. Но почему он не сказал ей, что встречался с Шерон Дебласс, оказывая услугу ее матери? Что еще он от нее утаил?
Шантаж? Рорка трудно было пред ставить жертвой шантажа. Ему наплевать, что про него наплетут, что раструбят на весь свет. Однако наличие дневников все меняло, теперь необходимо было включить в перечень возможных мотивов убийства шантаж.
Что записывала в них Шерон, о ком? И где искать эти проклятые дневники?