• Следствие ведет Ева Даллас, #15

ГЛАВА 20

 Идя в комнату для допросов А, Ева закатала и вто­рой рукав. Видимо, электронный бунт поднял не толь­ко ее автомобиль. Кондиционер в этой части здания то­же вышел из строя. Было жарко, душно и воняло пло­хим кофе.

 У дверей навытяжку стояла слегка вспотевшая Пибоди в полной форме.

 – Он еще не клянчит адвоката?

 – Пока нет. Цепляется за сказку о том, что его с кем-то перепутали.

 – Прекрасно. Значит, он идиот.

 – Мэм, по-моему, он считает идиотами нас.

 – Это еще лучше… Ну что ж, приступим.

 Ева распахнула дверь. Кевин сидел у стола на одном из двух стульев. Он тоже вспотел, но куда сильнее, чем Пибоди. Когда он взглянул на Еву снизу вверх, у него задрожали губы.

 – Слава богу! Я уж боялся, что про меня забыли. Мэм, произошла ужасная ошибка. Я познакомился в электронной сети с женщиной, которую зовут Стефа­ни, и пригласил ее на пикник. Внезапно эта женщина сошла с ума, заявила, что она из полиции, а потом меня привезли сюда. – Он развел руками, демонстрируя всю меру своего удивления. – Я не понимаю, что про­исходит.

 – Сейчас поймешь. – Ева взяла стул и села на него верхом. – Но то, что ты называешь меня сумасшедшей, не пойдет тебе на пользу, Кевин.

 Он уставился на нее во все глаза.

 – Прошу прощения, я вижу вас в первый раз.

 – Ай-яй-яй, Кевин, как не стыдно? И это после то­го, как ты преподнес мне чудесные цветы и читал сти­хи… Пибоди, как ты думаешь, что бы нам с ним сде­лать?

 – Я бы с удовольствием отделала этого типа дубин­кой, но…

 Сбитый с толку Морано растерянно переводил глаза с одной на другую.

 – Вы?! Так это вы были в парке? Я не понимаю…

 – Я велела тебе запомнить мое имя. Пибоди, вклю­чи диктофон, – сказала она. – Допрос подозреваемого Кевина Морано, обвиняемого в убийстве Брайны Бэнкхед, соучастии в убийстве Грейс Лутц и покушении на убийство Моники Клайн и Стефани Финч, а также в сексуальных преследованиях, изнасиловании, владении наркотиками и даче наркотиков людям без их ведома. Допрос проводит лейтенант Ева Даллас в присутствии сержанта Делии Пибоди. Мистеру Морано было сооб­щено о его правах. Разве не так, Кевин?

 – Да, но…

 – Ты понимаешь свои права и обязанности?

 – Конечно, но…

 Кевин судорожно облизал губы и открыл рот. Ева за­метила, что по его виску потекла струйка пота.

 – Жарко здесь, – непринужденно сказала она. – Кондиционер сломался. Должно быть, в парике и гриме тебе приходится несладко. Не хочешь снять их?

 – Я не понимаю, что вы…

 Она просто протянула руку, сорвала парик и пере­дала его Пибоди.

 – Держу пари, что так прохладнее.

 – Фальшивые волосы – это еще не преступление! – Он провел дрожащими пальцами по коротко острижен­ным волосам.

 – Когда ты убивал Брайну Бэнкхед, на тебе был дру­гой парик. А в тот вечер, когда ты пытался убить Мони­ку Клайн, третий.

 Он посмотрел Еве в глаза.

 – Я не знаю этих женщин.

 – Да, ты не знал их. Они были для тебя ничем. Про­сто игрушками. Ты развлекался, когда обольщал их с по­мощью поэзии, цветов, свеч и вина, верно? Или это по­зволяло тебе полнее ощущать свою сексуальность? Му­жественность? Может быть, ты способен проявить эти качества только тогда, когда женщины одурманены и беспомощны? Только во время изнасилования?

 – Это абсурдно! – Его лицо исказилось от гнева. – И оскорбительно.

 – Если так, то прошу прощения. Но когда молодой человек насилует женщину, это чаще всего говорит о том, что сделать свое дело по-другому он не может.

 Он надменно вздернул подбородок.

 – Я никогда в жизни не прибегал к насилию!

 – Держу пари, что ты действительно веришь своим словам. Они сами хотели этого, верно? Как только ты подсыпал в их вино немного «Шлюхи», они буквально умоляли тебя лечь с ними в постель. Но ты делал это только для того, чтобы слегка расшевелить их. – Ева встала и обошла стол. – Чтобы подготовить почву. Та­ким молодым людям, как ты, нет необходимости наси­ловать женщин. Ты молод, красив, богат, опытен. Об­разован.

 Она нагнулась к Кевину и шепнули ему на ухо:

 – Но это страшно скучно, правда? Мужчины могут позволить себе кое-что лишнее. А женщины? Черт по­бери, все они шлюхи. Вроде твоей матери.

 Он в негодовании отпрянул.

 – О чем вы говорите?! Моя мать принадлежит к выс­шему обществу и руководит собственной фирмой!

 – Но до того она пахала в лаборатории. Интересно, знала ли она имя твоего отца? И имело ли это для нее значение? Сколько ей заплатили за то, чтобы она ото­звала иск и сохранила беременность? Она когда-нибудь говорила тебе об этом?

 – Вы не имеете права разговаривать со мной в та­ком тоне! – В голосе Кевина послышались слезы.

 – Кевин, может быть, ты искал в этих женщинах мамочку? Хотел трахнуть ее, наказать, или и то и другое вместе?

 – Это мерзко!

 – Тут ты совершенно прав. Я знала, что рано или поздно мы достигнем согласия. В конце концов, она продала себя, правда? А чем она отличается от остальных женщин? Ты делал только одно: помогал проявить­ся их подлинной сущности. Ведь именно для этого они выходили в электронную сеть. И получали то, чего хо­тели. По крайней мере, некоторые. Именно так вы ду­мали с Люциусом, верно?

 Кевин дернулся, и у него перехватило дыхание.

 – Я не понимаю, о чем вы говорите! И не собираюсь это выслушивать! Я хочу видеть вашего начальника!

 – Кому принадлежала идея убивать их? Ему, прав­да? Ты ведь не склонен к насилию? С Брайной произо­шел несчастный случай, так? Ей просто не повезло. Это может немного помочь тебе, Кевин. Убийство Брайны Бэнкхед можно выдать за несчастный случай. Но ты за это должен будешь помочь мне…

 – И уже говорил, что не знаю никакой Брайны.

 Ева стремительно обошла стол и нагнулась к нему.

 – Осел, под тобой же земля горит! Посмотри на ме­ня. Мы взяли тебя тепленьким. С наркотиками в чер­ной сумке, с запрещенным химическим препаратом, ко­торый ты подлил в вино. Мы наблюдали за тобой. По­сле того, как ты вошел в парк, каждое твое движение записывалось на пленку. Мы слышали, как ты расска­зывал своему дружку, что именно собираешься делать. Ты очень фотогеничен, Кевин. Держу пари, что при­сяжные тоже так подумают, когда увидят дискету с за­писью того, как ты подливаешь наркотик в вино. Держу пари, это произведет на них такое впечатление, что они припаяют тебе аж три пожизненных срока пребывания в исправительной колонии. Без права досрочного осво­бождения. И посадят в камеру из железобетона, которая навсегда станет твоим домом!

 Ева говорила, чеканя слова, и Кевин смотрел на нее с нескрываемым ужасом.

 – Тебя будут кормить на три доллара в день. А ты к этому не привык, – добавила она, положив руку ему на плечо. – И продержат там всю жизнь. А это очень дол­гий срок, Кевин. Ты знаешь, что делают с насильника­ми в тюрьме? Особенно с симпатичными. Сначала тебя трахнут хором, потом будут драться за тебя и трахнут еще раз. Тебя затрахают до полусмерти, Кевин. И чем боль­ше ты будешь умолять их перестать, тем сильнее тебя будут трахать.

 Ева выпрямилась, посмотрела в окно с двойными стеклами и увидела тот самый кошмар, который всегда жил в ней.

 – Если тебе повезет, – сказала она, – кто-нибудь по кличке Большой Вилли сделает тебя своим любовни­ком и отвадит остальных. Ты счастлив, Кевин?

 – Это шантаж! Это запугивание…

 – Это реальность, – бросила она. – Судьба, или рок. Та самая, о которой ты так красиво говорил. Ты ловил женщин в «чатах». Поэтических чатах. Именно там ты нашел Брайну Бэнкхед. И вступил с ней в вирту­альную связь под псевдонимом Данте. А потом с помо­щью своего дружка, этого ползучего гада Люциуса Данвуда, сумел познакомиться с ней.

 Ева сделала паузу, дав Кевину переварить сказанное.

 – Ты послал ей на работу цветы. Розовые розы. По­том некоторое время следил за ней – пользовался ком­пьютером в киберкафе напротив ее дома. Мы засекли тебя там. Кев, знаешь, у нас есть целый отдел, где соб­раны настоящие компьютерные асы. Я выдам тебе маленький секрет…

 Она уже снова успокоилась и небрежно сказала ше­потом:

 – Ты совсем не так умен, как думаешь. Твои отпе­чатки остались и там, и в киберклубе на Пятой.

 Губы Кевина задрожали, как у готового заплакать ребенка.

 – Но вернемся к Брайне Бэнкхед, – полюбовав­шись этим зрелищем, продолжила Ева. – Ты встретил­ся с ней в «Радужной комнате». Рассказывать дальше, Кевин? Она была красивой женщиной. Вы пили вино… Точнее, вино пил ты, а она пила «Шлюху», разбавленную вином. Когда она была готова, вы поехали к ней домой. Ты вошел в квартиру и заставил ее выпить еще, просто на всякий случай.

 Ева стукнула ладонями по столу и наклонилась со­всем близко к Кевину.

 – Ты включил музыку, зажег свечи, обсыпал постель этими трахаными розовыми лепестками. И изнасило­вал ее. Чтобы придать девушке прыти, ты в придачу на­кормил ее «Диким Кроликом». Организм не выдержал такой дозы, и она умерла. Ты перепугался, верно? И ра­зозлился. Как она смела умереть и нарушить твои пла­ны? Кончилось тем, что ты сбросил ее с балкона. Вы­бросил на улицу, словно мешок с мусором.

 – Нет!

 – Кевин, ты следил за тем, как она падала? Сомне­ваюсь. С ней было покончено. А тебе нужно было при­крыть задницу, верно? Ты побежал домой, к Люциусу, и спросил его, что делать.

 Она выпрямилась, отошла в сторону и налила себе стакан воды.

 – Ведь это он командует тобой, правда? У тебя ни­когда не хватало духу быть самостоятельным.

 – Никто мной не командует! Ни Люциус, ни вы, ни кто-нибудь другой. Я сам себе хозяин.

 – Значит, это была твоя идея?

 – Нет, это была… Я больше ничего не буду гово­рить. Только в присутствии моего адвоката.

 – Вот и хорошо. – Ева села на край стола. – Я все ждала, когда же ты это скажешь. Потому что, как только здесь появятся адвокаты, мне не придется уговаривать тебя оказать помощь следствию. Должна сказать, Ке­вин, что от общения с тобой меня начинает тошнить. А ведь у меня крепкий желудок, правда, Пибоди?

 – Из титановой стали, лейтенант.

 – Точно. – Ева похлопала себя по животу. – Но сей­час меня мутит, стоит представить, как ты проведешь остаток своей жалкой жизни. Ты будешь валяться в камере голодный, оборванный, и миловаться со своим Большим Вилли. – Она оттолкнулась от стола. – Бо­юсь, когда на этом месте будет сидеть Люциус, меня сно­ва затошнит. Потому что он согласится помогать след­ствию и все свалит на тебя. Пибоди, спорим, что так и будет?

 – Ставлю три против пяти на Данвуда, мэм.

 – Нет уж, это настоящий грабеж. Я найду своим деньгам лучшее применение… Ладно, Кевин, вызывай адвоката. Допрос прерван из-за того, что подозревае­мый требует присутствия своего представителя, – ска­зала она в диктофон и повернулась к двери.

 – Подождите!

 Глаза Евы, напоминавшие январский лед, встрети­лись с глазами Пибоди.

 – Ну что тебе, Кевин?

 – Я просто подумал… из чистого любопытства… Что вы имеете в виду под помощью следствию?

 – Извини, я не могу об этом говорить, поскольку ты потребовал адвоката.

 – Адвокат может подождать.

 «Есть!» – подумала Ева, возвращаясь.

 – Диктофон включен. Продолжение допроса, та же тема. Кевин, пожалуйста, повтори свои предыдущие слова.

 – Адвокат может подождать. Я хочу знать, что вы имеете в виду под помощью следствию.

 – Мне понадобится таблетка от морской болезни… – Ева вздохнула и села. – О'кей. Кевин, знаешь, что тебе нужно сделать? Очистить совесть. Описать, как все случилось, ничего не скрывая. Поверить мне и проявить искреннее раскаяние. Ты все расскажешь, а я похлопо­чу за тебя. Попрошу, чтобы тебе обеспечили лучшие ус­ловия и отделили от большинства гомиков.

 – Я не понимаю… По-вашему, это называется «помощь следствию»? Вы думаете, меня все равно посадят в тюрьму?

 – Ох, Кевин, Кевин… – Она вздохнула. – Не ду­маю, а знаю. И знаю, что там с тобой сделают.

 – Я хочу, чтобы мне была обеспечена неприкосно­венность!

 – А я хочу петь в мюзиклах на Бродвее. Но никому из нас не суждено воплотить в жизнь свои хрустальные мечты. Дурачок, у нас есть твоя ДНК. Ты был недоста­точно осторожен. Есть образцы твоей спермы и отпечат­ки пальцев, введенные в электронный банк данных. Сей­час там идет активный поиск. Они совпадут, Кевин. Мы оба знаем, что они полностью совпадут с тем, что ты ос­тавил у Брайны и Моники. А как только это произой­дет, как только у меня в руках будут окончательные ре­зультаты, игра закончится. Тогда я брошу тебя в клетку подыхать, как больную собаку, и все адвокаты на свете не смогут тебе помочь.

 – Вы должны мне помочь! Вытащить меня отсюда. У меня есть деньги…

 Ева вскочила и схватила его за грудки.

 – Кевин, ты предлагаешь мне взятку? Может быть, добавить в список твоих преступлений попытку подку­па полицейского?

 – Нет-нет, я просто… Мне нужна помощь. – Он попытался взять себя в руки, зная, что следует гово­рить здраво и разумно. – Меня нельзя сажать в тюрьму. Я там не выдержу. Это была просто игра. Соревнова­ние. Идея принадлежала Люциусу. Это был несчастный случай.

 – «Игра, соревнование, чужая идея, несчастный слу­чай»… – Ева покачала головой. – Так что же именно?

 – Нам было скучно, вот и все! Мы скучали и хотели чем-нибудь заняться. Хотели немного повеселиться и за­ново поставить великий эксперимент его деда, этого жал­кого ублюдка. А потом все пошло не так. Это был несчастный случай. Честное слово. Она не должна была умереть!

 – Кто не должен был умереть, Кевин?

 – Эта первая женщина, Брайна. Я не убивал ее. Про­сто так получилось.

 Ева откинулась на спинку стула.

 – Рассказывай, Кевин. Что значит «просто так по­лучилось»?

 

 Час спустя Ева вышла из комнаты для допросов.

 – Гнойный прыщ на заду человечества… – пробор­мотала она.

 – Да, мэм. Вы раскололи его лучше некуда. Целый эскадрон адвокатов не сможет найти ни одной зацепки в его признании. Он готов.

 – Да. Но со вторым прыщом будет сложнее. Пибоди, собери бригаду Тех же, что были в парке. Я хочу по­лучить ордер на арест Люциуса Данвуда. Они заслужи­ли право присутствовать при втором акте.

 – Будет исполнено. Даллас…

 – Что?

 – А вы действительно хотите петь в мюзиклах на Бродвее?

 – По-моему, этого хотят все. – Ева вынула теле­фон, собираясь попросить ордер на арест. И тут мобильник запищал сам. – Даллас.

 – В мой кабинет! – без предисловия приказал Уитни. – Немедленно!

 – Есть, сэр… Он что, с ума сошел? Созывай ко­манду, Пибоди. Я собираюсь выехать за Данвудом через час.

 

 Ева вошла к Уитни, думая о только что закончив­шемся допросе и сгорая от желания как можно скорее арестовать второго преступника. Она была готова дать устный отчет начальнику, но при виде Ренфру и еще одного человека, находившихся в кабинете, ее планы изменились.

 Майор сидел за письменным столом, его лицо было абсолютно бесстрастно.

 – Лейтенант, это капитан Хейз. Думаю, с детекти­вом Ренфру вы уже знакомы.

 – Да, сэр.

 – Детектив Ренфру прибыл сюда со своим началь­ником. Он хочет подать официальную жалобу на ваше поведение во время расследования дела доктора Теодо­ра Макнамары. Мне хотелось бы избежать этого, и я ре­шил вызвать вас сюда. Мы могли бы обсудить дело и…

 В ушах у Евы зашумело, внутренности обожгло.

 – Пусть подает!

 – Лейтенант, ни я, ни отдел Хейза не хочет лишних дрязг, без которых можно обойтись.

 – Мне плевать, чего хотите вы или отдел Хейза! – огрызнулась Ева, и в глазах Уитни что-то блеснуло. – Подавайте свою жалобу, Ренфру. Подавайте, и я разма­жу вас по стенке!

 – Ну, что я вам говорил? – Ренфру оскалил зу­бы. – Никакого уважения ни к значку, ни к коллегам. Лейтенант Даллас без приглашения является на место преступления, шляется всюду, пользуясь своим звани­ем, мешает вести дознание. Опрашивает членов моей бригады после того, как я прошу ее покинуть место преступления и не уничтожать следы. За моей спиной об­ращается к судмедэкспертам и получает сведения о тру­пе, к которому она не имеет никакого отношения…

 Уитни поднял руку, останавливая тираду Ренфру.

 – Что вы на это ответите, лейтенант?

 – Хотите, чтобы я ответила? Ладно. – Разгневан­ная Ева рывком вытащила из кармана дискету и швыр­нула ее на стол. – Вот мой ответ! Причем письменный. Вы идиот, – сказала она Ренфру. – Я хотела спустить это дело на тормозах. Но теперь вижу, что сделала ошибку. Таким копам, как вы, нельзя спускать ничего. Думаете, значок полицейского – это защита? Кувалда, которой можно размахивать? Нет, черт побери, это долг и ответственность, а не щит или оружие!

 Хейз открыл было рот, но Уитни поднял палец, призывая его к молчанию.

 – Не вам говорить мне о долге! – Ренфру побагро­вел и подался вперед. —Даллас, все знают, как вы от­носитесь к другим копам. Вы работаете на отдел внутренних расследований. Паршивая овца в стаде, закла­дывающая своих!

 – Я не собираюсь оправдываться перед вами. Ка­жется, вы забыли, что в Сто двадцать восьмом отделе копы погибали один за другим. Если хотите знать фа­милии, я их назову. Они до сих пор у меня в голове. Ренфру, их защищала я, а не вы! Вы хотели моей крови и поэтому обратились к начальству. Но вам следовало вспомнить, что речь идет о жизни и смерти. Может быть, вы забыли, что наше главное дело – ловить убийц? Я всего лишь просила вас помочь и поделиться информацией, жизненно важной для наших с вами рас­следований.

 – Мое убийство с целью ограбления никак не свя­зано с вашими убийствами на сексуальной почве! Вы не имели права без разрешения появляться на моем участ­ке. Не имели права вести запись происходящего, поэто­му все записанное вами является липой.

 – Ну ты, напыщенный, самовлюбленный болван! Это не было убийством с целью ограбления. Я заодно раскрыла и твое дело. У меня есть письменное призна­ние человека, совершившего в том числе и убийство Теодора Макнамары.

 Ренфру вскочил со стула.

 – Вы что, опять обошли меня и допросили моего подозреваемого?

 – Дубина стоеросовая! Я уже сказала, что мое расследование прямо связано с твоим. Если бы ты не упер­ся, как осел, то мог бы принять участие в аресте преступника. Немедленно убирайся с глаз моих долой, иначе я заставлю тебя проглотить этот значок, которого ты не заслуживаешь!

 – Достаточно, лейтенант.

 – Нет, не достаточно! – Она стремительно повер­нулась к Уитни. – Двадцатидвухлетний мальчишка только что рассказал мне, что они с приятелем скучали и придумали игру, кто из них соблазнит больше жен­щин. Причем сделать это надо было как можно более замысловато. По доллару за очко, по паршивому долла­ру за очко! Они одурманивали свои жертвы, насиловали и убивали ради того, чтобы выяснить, кто из них двоих лучший жеребец-производитель. А когда Макнамара по­нял, чем занимается его внук со своим закадычным дружком, и сказал им об этом, они вышибли ему мозги. Однако этого им оказалось мало. Они ввели ему стиму­лятор, не дав умереть на месте, раздели догола, еще раз ударили по голове и бросили в реку, решив унизить по­сле смерти!

 Ева на мгновение замолчала, чтобы перевести дыха­ние, а потом добавила:

 – Три человека погибли, четвертый находится в больнице и борется за жизнь. Если копы будут грызться друг с другом из-за личной неприязни, жертв будет боль­ше. Так что этого недостаточно. Совершенно недоста­точно.

 – Если вы думаете, что можете срывать на мне зло… – взвился Ренфру.

 – Сядьте, детектив. – Хейз медленно поднялся со стула.

 – Капитан…

 – Я сказал, сядьте. Немедленно. Никакой жалобы отдел подавать не будет. Но если лейтенант Даллас же­лает подать жалобу…

 – Не желаю.

 Хейз коротко поклонился.

 – В таком случае, вы более достойный человек, чем я. Майор, я хотел бы получить копию этой дискеты.

 – Получите.

 – Я ознакомлюсь с ее содержимым и решу, какие следует принять меры. Ренфру, только откройте рот, и я сам подам на вас жалобу! Выйдите отсюда. Я приказываю.

 Ренфру затрясся от оскорбления.

 – Есть, сэр, но я протестую.

 – Так и запишем. – Когда за детективом захлопну­лась дверь, Хейз продолжил: – Майор Уитни, примите извинения за то, что я обратился к вам с этим грязным делом, а также за поведение моего подчиненного.

 – Я принимаю ваши извинения, капитан, но считаю, что ваш подчиненный заслуживает взыскания.

 – Сэр, Ренфру заслуживает хорошего пинка в зад, и я обещаю, что он его получит. Лейтенант, у вас я тоже прошу прощения.

 – Не за что, капитан.

 – Вот тут я с вами не согласен. Впервые за все это время. Я несу ответственность за свой отдел и за каждо­го, кто находится под моим началом. Майор, большое спасибо за то, что уделили нам время.

 Он пошел к двери, но на пороге обернулся.

 – Лейтенант, я встречался с сержантом Клуни. При­ходил навестить его в тюрьме, когда выяснились все об­стоятельства дела. По его словам, у вас незапятнанная репутация. Он рад, что именно вы арестовали его. Не знаю, имеет ли это значение для вас, но для него – без­условно.

 Хейз вышел и тихо закрыл за собой дверь.

 

 Оставшись наедине с Евой, Уитни поднялся.

 – Кофе, лейтенант?

 – Нет, сэр. Спасибо.

 – Садитесь, Даллас.

 – Майор, я прошу прощения за грубость и наруше­ние субординации. Мое поведение было…

 – Впечатляющим, – перебил ее Уитни. – Не пор­тите это впечатление запоздалыми воспоминаниями о том, что нужно уважать начальство.

 Ева поморщилась, пытаясь найти нужные слова.

 – Я сознаю, что мне нет прощения.

 – Оно и не требуется. Но если бы я его требовал, лейтенант, то первым делом спросил бы вас, долго ли вы спали этой ночью.

 – Я не…

 – Отвечайте на вопрос.

 – Два часа.

 – А предыдущей?

 – Не… не помню.

 – Я просил вас сесть, – напомнил Уитни. – Может быть, отдать приказ?

 Ева села.

 – Я ни разу не был свидетелем того, как вы снимае­те стружку с полицейских. Только слышал сплетни, – добавил он. – И теперь могу сказать, что вы заслужили свою репутацию. В случае с Клуни и Сто двадцать вось­мым отделом вы все сделали так, как нужно. Но при этом вызвали огонь на себя.

 – Я знаю, сэр.

 Уитни внимательно посмотрел ей в лицо и понял, что она держится из последних сил.

 – Ева, на свете существуют и другие вещи, кроме значка полицейского.

 Она удивленно уставилась на него – никогда в жиз­ни Уитни не называл ее по имени.

 – Да, сэр, я знаю.

 – Как профессионал, да и просто как человек, вы от­носитесь к высшему разряду. У обычных людей это вы­зывает ревность и досаду. Ренфру – классический при­мер.

 – Майор, мне нет дела до этого человека.

 – Рад слышать… Значит, Кевин Морано признался в совершенных им преступлениях?

 – Да, сэр. – Ева хотела встать и доложить, но Уитни жестом велел ей оставаться на месте.

 – Пока что я не требую формального отчета. Понял суть из вашей речи. Вы уже получили ордер на арест Люциуса Данвуда?

 – Запросила. Надеюсь, он уже лежит у меня в каби­нете.

 – Прекрасно. Сообщите, когда он будет у вас в ру­ках. Мы созовем пресс-конференцию, после которой я приказываю вам ехать домой и проспать минимум восемь часов. Можете использовать для этого все, что угодно.

 Когда она вышла, Уитни взял дискету и повертел ее в ладони. Дискета отбрасывала солнечные зайчики.

 «Безупречная репутация… – думал он. – Исчерпы­вающая характеристика лейтенанта Евы Даллас». Следя за игрой света, он набрал номер начальника управления Тиббла. Нужно было отчитаться перед начальством.

 

 Искушение выбить дверь и ворваться в особняк с целым отрядом до зубов вооруженных копов, облачен­ных в бронежилеты, было слишком велико. Тем более что обстоятельства дела и тяжесть обвинения давали ей такую возможность. Но это вызвало бы грандиозный шум. А значит, было бы совершенно непростительно.

 Ева поборола соблазн и подошла к двери. Ее сопро­вождала только Пибоди.

 – Все посты готовы?

 – Подтверждаю готовность, – прозвучал в наушни­ках голос Фини. – Если он попытается удрать от тебя, мы его возьмем.

 – Сообщение принято. – Ева посмотрела на Пибо­ди. – Он не удерет от нас.

 – Ни за что!

 Ева нажала на звонок и стала считать секунды, по­качиваясь на каблуках. Когда она досчитала до десяти, дверь открыл молодой человек, видимо выполняющий обязанности дворецкого.

 – Помните меня? – белозубо улыбнулась ему Ева. – Мне нужно поговорить с мистером Данвудом.

 – Да, лейтенант. Входите, пожалуйста. Я сообщу мистеру Данвуду, что вы здесь. Могу я предложить вам слегка подкрепиться, пока вы будете ждать?

 – Нет, спасибо, мы сыты.

 – Очень хорошо. Пожалуйста, чувствуйте себя, как дома.

 Юноша, казавшийся чинным и чопорным благодаря классическому черному костюму, пошел наверх.

 – Если бы Рорк уволил Соммерсета и заменил его кем-нибудь более молодым, со мной наверняка обра­щались бы вежливо. Причем каждый божий день.

 – Соммерсет очень славный человек. Просто вы его ненавидите и поэтому пристрастны.

 – Кто сказал, что я его ненавижу?

 – Тот, кто знает вас лучше всех, мэм.

 – Лучше всех я знаю себя сама, – возразила Ева. – И с чего ты взяла, что… Потом напомни, на чем мы ос­тановились, – сказала она, увидев спускающегося в вестибюль Люциуса. – Добрый день, мистер Данвуд.

 – Добрый день, лейтенант.

 Он тоже был одет в черное. Небольшой грим делал лицо Люциуса мертвенно-бледным. Утром это произве­ло сильное впечатление на его мать, и Люциус не со­мневался, что с копами произойдет то же самое.

 – У вас есть новости о моем деде? Я все утро про­вел с матерью, и она… – Он осекся и отвел взгляд, слов­но пытался взять себя в руки. – Мы оба будем благо­дарны за любые новости. За все, что поможет нам легче пережить эту потерю.

 – Думаю, тут я могу вам помочь. Кое-кто уже сидит в камере предварительного заключения.

 На мгновение в глазах Люциуса мелькнуло удивле­ние, но тут же исчезло.

 – Не могу передать, что это для нас значит! Его убий­ца должен как можно скорее предстать перед судом.

 – Это будет самый счастливый день в моей жиз­ни. – Ева знала, что не должна давать себе воли, и все-таки поддалась соблазну. – Вообще-то, в убийстве уча­ствовали два человека. Один из них уже арестован, а арест второго неминуем.

 – Два? Двое на одного беспомощного старика? – В голосе Люциуса прозвучал гнев. – Я хочу, чтобы они поплатились за это! Получили по заслугам!

 – Мы придерживаемся того же мнения. Так что при­ступим. Люциус Данвуд, вы арестованы.

 Он невольно отпрянул, и Ева вынула оружие.

 – Если ты попробуешь бежать, то окажешь мне большую услугу. У меня не было возможности пристре­лить твоего дружка Кевина, хотя руки так и чесались.

 – Заткнись, ты, идиотка!

 – Ладно, пусть идиотка, но кто из нас окажется за решеткой? О глупости судят по поступкам. Руки вверх и за голову. Ну!

 Данвуд поднял руки. Но когда Ева поворачивала его лицом к стене, он сделал резкое движение. Точнее, она позволила ему это, но вовсе не собиралась терять сон и терзаться муками совести. Когда Люциус оттолкнулся от стены, она сделала шаг назад, чтобы дать ему место размахнуться, нырнула под руку и дважды ударила его кулаком в живот.

 – Сопротивление аресту, – объявила она, когда Лю­циус упал на четвереньки и его вырвало. – Еще одно преступление, которое будет включено в обвинение.

 Ева пинком повалила Данвуда на пол и поставила каблук на его шею.

 – Не буду добавлять оскорбление полицейского при исполнении служебных обязанностей, потому что из это­го ничего не вышло. Пибоди, когда я перечислю выдви­нутые против него обвинения и прочитаю ему его пра­ва, надень на этого клоуна наручники.

 Не успела она закончить, как Люциус потребовал адвоката.