28

 Дора радовалась возвращению домой и старалась не думать о предстоящей встрече с мистером Петроем.

 Только теперь Дора осознала, что она обыкновенный человек, что ей вовсе не нужны приключения. Ей нужно только, чтобы ее жизнь снова вошла в прежнюю колею. Ей даже хотелось поскучать.

 Она почти ничего не ела, однако старалась, чтобы Джед не замечал этого, а синяки под глазами и бледность скрывала кремами и пудрой. И надеялась, что ей удастся продержаться до четверга… Только даже большие дозы аспирина не могли победить непрекращающуюся головную боль.

 И сегодня с утра пульсирование внутри глаз было почти невыносимым, настроение – отвратительным, а потому, когда дверь магазина открылась, она чуть не взвизгнула от счастья, увидев улыбающееся и слегка пьяненькое лицо отца.

 – Иззи, моя радость.

 – Папочка, любимый. – Дора вышла из-за прилавка, поцеловала отца и уткнулась лицом в его плечо.

 Квентин обнял свою девочку, и глаза его затуманились, однако, когда он чуть отстранился, они снова улыбались.

 – Совсем одна, малышка?

 – Уже нет. Но утро действительно пустое. Хочешь кофе?

 – Полчашечки.

 Квентин задумчиво смотрел, как Дора идет к столику и наливает кофе в две чашки. Он хорошо знал своих детей: выражения их лиц, оттенки голосов и мимики. Айседора что-то скрывает, подумал он и решил, что легко это выяснит.

 – Твоя мама послала меня с дипломатической миссией. – Он взял свой кофе и добавил в него солидную порцию виски из фляжки. – Она приглашает на коктейль тебя и твоего молодого человека.

 – Если ты говоришь о Джеде, я думаю, ему не понравилось бы такое определение, но приглашение он примет. Когда?

 – В четверг вечером. – Квентин заметил странное выражение, мелькнувшее на лице дочери. – Перед спектаклем, конечно.

 – Конечно. Я поговорю с ним.

 – Я сам его приглашу. Он наверху?

 – Нет, кажется, уехал. – Дора глотнула кофе и вздохнула с облегчением, когда парочка, разглядывавшая витрину, прошла мимо. – Поговоришь с ним позже, – добавила она, рассеянно переставляя сахарницу.

 – Вы поссорились?

 – Мы не ссоримся. – Дора выдавила улыбку. – Иногда мы деремся, но ссоры не входят в наш ритуал. – Она взяла печенье, повертела его в руках и отложила. – Знаешь, как-то мне сегодня не по себе. Может, прогуляемся?

 – С красивой женщиной? Всегда готов.

 – Я только возьму пальто.

 Квентин задумчиво прищурился. Неужели девочку расстроил с таким тщанием выбранный им парень? Однако, когда Дора вернулась, застегивая на ходу пальто, он уже улыбался.

 – Прокатимся до Нью-Маркета и поглазеем на витрины?

 – Да, мой герой.

 Дора повесила табличку «Закрыто», заперла магазин и подхватила отца под руку.

 Отец купил ей мармелад-горошек, и у нее не хватило духу отказаться. А когда ей захотелось купить одновременно и шкатулочку из лиможского фарфора, и дорогой свитер, она сразу почувствовала себя лучше.

 Погуляв, они сидели на скамеечке, потягивая горячий кофе – свой Квентин снова щедро сдобрил виски, над их головами со свистом метались голые ветви высоких деревьев.

 – Хочешь подарок? – спросил Квентин. – Ты всегда радовалась, когда тебе удавалось выманить у меня какую-нибудь безделушку.

 Довольная, Дора положила голову на отцовское плечо.

 – Ты хочешь сказать, что я всегда была корыстна?

 – Ты всегда любила красивые вещи и ценила их. Иззи, это талант, а не недостаток.

 Слезы защипали ей глаза.

 – Наверное, я капризничаю. Хотя я всегда думала, что капризуля у нас Уилл.

 – Все мои дети великолепно капризничают. Театр у нас в крови. Видишь ли, малышка, с артистами нелегко иметь дело. Мы неуживчивы, но такими мы созданы.

 – А как насчет полицейских?

 Квентин с наслаждением глотнул кофе с виски.

 – Я считаю охрану закона искусством, очень похожим на драматическое… Расскажи мне о своих чувствах, Иззи.

 И она рассказала. Она всегда могла поговорить с отцом, не боясь ни критики, ни неодобрения.

 – Я так люблю его. Я хочу чувствовать себя счастливой. Мне почти всегда это удается, но он не доверяет такого рода чувствам. У него нет опыта. Его родители никогда не давали ему то, что ты и мама дали нам.

 Дора вздохнула, глядя на молодую мать, подталкивающую ходунок с розовощеким, хохочущим малышом. «Господи, я тоже этого хочу», – с изумлением и некоторой неловкостью вдруг поняла она.

 – Боюсь, мы не можем дать друг другу то, в чем нуждаемся, – осторожно добавила она.

 – Сначала надо выяснить, в чем вы нуждаетесь.

 Дора с легкой завистью проводила взглядом довольных мать и малыша.

 – Думаю, я знаю, чего хочу. Но как можно ожидать, чтобы мужчина, чье детство было сплошным несчастьем, сделал первый шаг к созданию собственной семьи? Несправедливо подталкивать его к этому шагу, но несправедливо лишать счастья себя.

 – Ты действительно думаешь, что только люди из счастливых семей создают свои счастливые семьи?

 – Я не знаю.

 – Бабушка Джеда явно считает, что он уже сделал первый шаг и тщательно обдумывает второй.

 – Я не… – Дора осеклась, выпрямилась и хмуро уставилась на отца. – Его бабушка? Ты разговаривал с ней?

 – Рия, твоя мать и я провели отличный вечер, пока ты была в Калифорнии. Изумительная женщина Рия. И ты ей очень нравишься.

 Глаза Доры превратились в щелочки.

 – Кажется, самое время напомнить тебе, что я и Джед – абсолютно дееспособные взрослые. Вы не имеете права обсуждать нас, как слабоумных детей.

 – Но вы и есть наши дети. – Квентин ласково улыбнулся и погладил ее по раскрасневшейся щеке. – Когда у тебя будут собственные дети, ты поймешь, что, когда дети вырастают, любовь и тревога за них не проходят. Я люблю тебя, Иззи, и верю в тебя. – Он ущипнул ее за подбородок. – А теперь расскажи, что еще тебя беспокоит.

 – Я не могу, – с сожалением ответила она. – Но я могу сказать, что через несколько дней все будет в порядке.

 – Я не стану выпытывать, – сказал Квентин, решив про себя, что сделает это, когда дочка будет менее настороженной. – Но если ты не станешь счастливее в ближайшее время, я натравлю на тебя твою мать.

 Дора ослепительно улыбнулась ему.

 – Видишь, я улыбаюсь. Я очень счастлива.

 Квентин не стал спорить, встал и, швырнув стаканчик в урну, протянул дочери руку:

 – Пошли по магазинам.

 

 Джед встретился с Брентом в спортивном зале, так как ему необходимо было расслабиться, а для этого вполне подходила тяжелая боксерская груша, держать которую он и заставил Брента.

 – Она – комок нервов. Она не признается, но я же вижу и ничем не могу ей помочь.

 Брент хрюкнул, с трудом удерживая дрожащий от ударов мешок с песком.

 – Мы делаем все, что в наших силах. – Его рубашка уже промокла от пота, и он жалел, что не уговорил приятеля встретиться в каком-нибудь симпатичном кафе. – После четверга мы сможем вытащить ее из этой заварухи.

 – Дело не только в этом. – К огромному облегчению Брента, Джед перешел от тяжелой груши к легкой и заколотил по ней так, что она замелькала в воздухе, превратившись в расплывчатое пятно. – Дора меня любит.

 Брент снял очки и начал протирать запотевшие стекла.

 – Тоже мне новость.

 – Ей нужно больше, чем я могу ей дать. Она заслуживает большего.

 – Возможно. Она жалуется?

 – Нет.

 Джед замигал, смахивая капли пота с глаз, и снова заработал кулаками.

 – Тогда расслабься и получай удовольствие.

 Джед развернулся так быстро, так яростно, что Брент приготовился к удару.

 – Это не забава. С Дорой все не так. Это… – Он осекся, разъярившись еще больше от самодовольной улыбки Брента. – Не провоцируй меня.

 – Просто небольшая разведка, капитан. – Джед протянул руки, и Брент покорно расшнуровал перчатки. – Ходят слухи, что первого февраля ты возвращаешься на командный пост. Голдмен дуется.

 – Вряд ли он перестанет дуться, когда я подпишу его переводные документы.

 – О, позволь мне припасть к твоим ногам.

 Джед ухмыльнулся и сжал кулак.

 – Официальное объявление в понедельник. И если, приятель, ты попробуешь поцеловать меня здесь, придется тебя разукрасить. – Джед схватил полотенце и стал вытирать лицо. – А пока командует Голдмен. К четвергу все готово?

 – Мы поставим двух парней в магазине. Еще одну пару снаружи и фургон с аппаратурой напротив. Если Дора не отклонится от инструкций, мы будем слышать каждое слово.

 – Не отклонится.

 После прогулки с отцом Дора почувствовала непреодолимое желание провести вечер в семье. Она закрыла магазин на час раньше и поехала к Ли.

 – Думаю, Риччи играет намного лучше, – заметила Дора.

 Склонив голову, Ли прислушалась к жалобному реву трубы. На ее лице отразилась смесь гордости и смирения.

 – Через три недели концерт школьного оркестра. Я займу тебе местечко в первом ряду.

 – Да хранит тебя бог. – Глухие удары и мятежный вопль, донесшиеся из гостиной, возвестили о начале сражения. Дора довольно вздохнула, опускаясь на высокий табурет у кухонной стойки. – Мне это было необходимо.

 – Если хочешь, останься с ними на несколько часов, – предложила Ли, наливая бургундское в кастрюлю с чем-то удивительно ароматным.

 – Не настолько необходимо. – Дора отпила вина из своего бокала. – Я сегодня погуляла с папой. Он спас меня от тоски.

 – Что-то происходит. – Ли нахмурилась и постучала ложкой по кастрюле. – Ты бледная. И эта складка между бровями. Ты всегда бледная, когда нервничаешь.

 – Ты бы тоже нервничала, если бы тебе пришлось искать нового бухгалтера перед январской инвентаризацией.

 – Неубедительно. Дора, ты вся как на иголках, и это не имеет никакого отношения к бизнесу. Если ты мне не расскажешь, я натравлю на тебя маму.

 – Почему все пугают меня мамой? Я расстроена? Не спорю. Моя жизнь сделала несколько резких поворотов, но я хочу, чтобы моя семья уважала мою личную жизнь.

 – Ладно. Извини.

 Дора провела ладонью по лицу и вздохнула.

 – Нет, ты меня извини. Я не должна была рычать на тебя. Наверное, я еще не пришла в себя после перелета. Поеду домой, приму горячую ванну, посплю часов двенадцать.

 – Если нужно, я могу прийти завтра пораньше.

 – Спасибо. Я дам тебе знать.

 Дора уже соскальзывала с табурета, когда в дверь черного хода постучали.

 – Привет. – Мэри Пэт просунула голову в дверь. – Я пришла забрать свою долю монстров. – Снова раздались крики и рев трубы. – Ах, топот милых маленьких ножек. Чудесно, не правда ли?

 – Садись, если не спешишь, – пригласила Ли.

 – С удовольствием посижу. – Мэри Пэт со вздохом уселась на табурет рядом с Дорой. – Я простояла на ногах восемь часов. Две операции подряд. Боже, как тебе удается воспитывать детей, работать и так готовить?

 – У меня чуткий босс. – Улыбаясь, Ли налила Мэри Пэт бокал вина. – Она дала мне выходной.

 – Кстати, если уж мы заговорили о работе, потрясающие новости о Джеде, не правда ли?

 – Какие новости?

 – Он возвращается на работу. – Поскольку Мэри Пэт с закрытыми глазами вертела головой, разминая шею, она не заметила пустой взгляд Доры. – Брент просто летает. Он терпеть не может Голдмена. А кто может? Но дело не в этом. Департамент нуждается в Джеде, а Джед нуждается в департаменте. Теперь, приняв решение вернуться, он, конечно, не станет тянуть. Вряд ли он будет ждать до первого февраля. Иначе… – Увидев лицо Доры, Мэри Пэт осеклась. – Проклятье. Я опередила события? Брент сказал, что официальное объявление в понедельник, и я решила, что ты знаешь.

 – Нет, Джед ничего не говорил. – Дора с трудом выдавила улыбку. – Хорошие новости. Нет, отличные новости. Это именно то, что ему необходимо. Как давно ты знаешь?

 – Пару дней. Я уверена, что Джед хотел рассказать тебе сам. Как только он… – Но Мэри Пэт не смогла придумать ни одного оправдания. – Прости.

 – Не за что. – Дора соскользнула с табурета и машинально потянулась к пальто. – Я должна идти.

 – Останься поужинать, – быстро сказала Ли. – Всем хватит.

 – Нет, у меня еще кое-какие дела. – Дора повернулась к Мэри Пэт: – Передай привет Бренту.

 – Обязательно. – Когда дверь закрылась, Мэри Пэт опустила голову на сжатые кулаки. – Я чувствую себя так, будто задавила щенка. Почему он ничего не сказал ей?

 – Потому что он подонок. – Тихий голос Ли дрожал от ярости. – Все мужики подонки.

 – Истина, не требующая доказательств. Ли, это жестоко, а я знаю Джеда много лет, и он не жестокий. Осторожный, но не жестокий.

 – Может быть, он забыл разницу.

 

 Странные мысли мелькают в голове в два часа ночи. Особенно в голове мужчины, ждущего женщину. Джед метался по своей гостиной и коридору между квартирами уже в течение четырех часов. Каждые несколько минут он подходил к задней двери и выглядывал во двор. Его автомобиль казался таким же одиноким на улице, как он сам – в доме.

 Где она, черт побери? Джед вернулся в свою квартиру, сверил настенные часы с наручными. Два часа одна минута. Если через десять минут Дора не вернется, пообещал он себе, он позвонит в участок и объявит ее в розыск.

 Джед уставился на телефон. И только когда снял трубку, заметил, что ладонь вспотела. Ругаясь, он бросил трубку обратно на рычаг. Нет, он не станет обзванивать больницы. Он не позволит себе думать о плохом.

 Но где она, черт побери? Где она может быть в два часа ночи?

 Джед снова потянулся к телефону и замер, поскольку в голову пришла свежая мысль. Дора ему мстит. Он немного успокоился, обдумывая этот вариант. Она хочет, чтобы он прочувствовал, каково ей, когда он возвращается поздно, не предупредив.

 Ей это не сойдет, решил он. Она за это заплатит. Но когда в наружном замке повернулся ключ, он опять тянулся к телефону.

 Джед оказался у двери раньше, чем Дора успела открыть ее.

 – Где ты была, черт побери? Ты представляешь, который час?

 – Да. – Очень медленно Дора закрыла и заперла дверь. – Извини, я не знала, что у меня комендантский час.

 Она проскользнула мимо него только потому, что он был слишком ошеломлен. Однако он быстро оправился, догнал ее у двери ее квартиры и резко развернул лицом к себе.

 – Одну чертову минуточку, Конрой. Забудем пока о личных отношениях. Ты – главная мишень преступника. Безответственно слоняться неизвестно где среди ночи.

 – Я сама за себя отвечаю и ни перед кем не должна отчитываться. – Дора воткнула ключ в замок и распахнула дверь. – И как видишь, я в полном порядке.

 Джед не дал ей закрыть дверь перед своим носом.

 – Ты не имела права…

 – Не говори мне о правах, – прервала она очень холодно, очень спокойно. – Я провела вечер так, как предпочла его провести.

 Джед разрывался от гнева и негодования.

 – И как же?

 – Одна.

 Дора сняла пальто и повесила его в шкаф.

 – Ты решила отомстить мне, так?

 – Не так. – Дора прошла мимо него в кухню, чтобы налить себе стакан воды. – Я сделала то, что хотела. Мне не пришло в голову, что ты будешь волноваться. Извини.

 – Не пришло в голову. – Джед выхватил у нее стакан и швырнул его в раковину. Стакан разбился вдребезги. – Черт тебя побери, Конрой. Ты прекрасно знала, что я буду сходить с ума. Я уже собирался объявить тебя в розыск.

 – Забавно, с какой легкостью полицейские термины соскальзывают с твоего языка. Хорошо, что ты возвращаешься в полицию, Скиммерхорн. Из тебя получился паршивый гражданский. – Ее глаза были такими же безразличными, как и голос. – Пожалуй, уместны поздравления, капитан. Или просто наилучшие пожелания? – Джед не ответил. – Ну, можешь получить и то, и другое.

 – Официально будет объявлено только на следующей неделе, – осторожно сказал Джед, пристально глядя на нее. Он никогда не видел ее глаза такими холодными, такими безразличными. – Как ты узнала?

 – Какая разница? Гораздо важнее, что я узнала не от тебя. Прости.

 Она прошмыгнула мимо него в гостиную.

 Джед на секунду закрыл глаза и мысленно обозвал себя идиотом.

 – Значит, ты злишься. Хорошо. Но…

 – Нет, – прервала Дора. – Не хорошо. И я не злюсь. – Она устало опустилась на подлокотник кресла. – Можешь сказать, что меня просветили. Можешь даже сказать, что я раздавлена, но я не злюсь.

 – Дора, я не хотел обидеть тебя.

 – Я знаю. Вернее, ты не хотел подпустить меня слишком близко к себе. Ты принял главное решение своей жизни. Твоей жизни, – язвительно подчеркнула она. – Не моей. Так при чем же тут я?

 Дора ускользала от него. Он стоял в полуметре от нее и с ужасом ощущал, как расстояние между ними стремительно увеличивается.

 – Ты говоришь так, словно я умышленно скрывал это от тебя. Я должен был подумать, вот и все. Я не знал, поймешь ли ты меня.

 – Джед, ты не дал мне ни одного шанса. Неужели я могла чувствовать к тебе то, что чувствовала, и не понимать, как важна тебе твоя работа?

 От прошедшего времени ее вопроса Джед впал в панику.

 – Это не имеет к тебе никакого отношения. – Не успели слова сорваться с его языка, как он понял, что не мог бы выбрать более неудачной формулировки, даже если бы очень здорово постарался. Дора не плакала, но ее глаза наполнились болью. – Я не это хотел сказать.

 – Думаю, именно это. Я не хочу винить тебя, но виню. Ты решил отмахнуться от моих чувств, и ты решил ничего не чувствовать сам. И я виню тебя за это, Джед.

 Ни голос ее, ни взгляд не дрогнули, но она неосознанно сцепила руки, лежавшие на коленях.

 – Я виню тебя и за то, что ты причинил мне боль. Я говорила тебе, что не очень хорошо справляюсь с болью, и не буду притворяться. Мне больно. Потому что ты первый мужчина, разбивший мое сердце. Думаю, ты должен это знать.

 – Ради бога, Дора.

 Джед шагнул к ней, но она вскочила как ошпаренная и отшатнулась от него.

 – Не прикасайся ко мне. – Она говорила очень тихо, едва сохраняя самообладание. – Я действительно не хочу. Унизительно сознавать, что, кроме этого, у нас ничего не было.

 – Это неправда. – Но он уже понимал, что не сможет пробить стену, которую сам воздвиг между ними. – Дора, ты раздуваешь пустяк до невероятных размеров. Это всего лишь работа.

 – Хорошо бы. Но мы оба знаем, что это не так. Это – самая важная часть твоей жизни. Ты отказался от нее, чтобы наказать себя, и ты возвращаешься, потому что не можешь быть счастливым без нее. Я рада за тебя, Джед. Искренне рада.

 – Мне не нужен анализ. Я просто хочу остановить этот бред. Прояви благоразумие.

 – Я в здравом уме, поверь мне. Я так разумна, что хочу облегчить ситуацию для нас обоих. Послезавтра ты сможешь закончить дело о картине. Более или менее. После этого я не буду нужна тебе.

 – Черт побери, ты знаешь, что нужна мне.

 Только теперь ее глаза наполнились слезами, но она расправилась с ними, как со злейшими врагами.

 – Ты даже представить не можешь, что бы я отдала за то, чтобы услышать это раньше. Но я слабая женщина, Джед, и должна защищать себя.

 Он не мог пробиться к ней через эту стену, но ее боль сочилась через все щели и убивала его.

 – Что ты хочешь, Дора?

 – Когда мы закончим в четверг, я на пару недель закрою магазин и уеду куда-нибудь, где тепло. У тебя будет достаточно времени, чтобы найти новое жилье и выехать.

 – Это не способ решения проблемы.

 – Это мой способ. И думаю, я имею право устанавливать правила. Прости, но я хочу, чтобы тебя не было здесь, когда я вернусь.

 – Вот так?

 – Да, вот так.

 – Прекрасно. – У него тоже есть гордость. Его уже отвергали раньше. Правда, никогда не было так больно, но он найдет, чем заполнить зияющую пустоту. И он не будет умолять. Ни за что не будет умолять. – Я уеду, как только соберу вещи.

 Он прикрыл свои раны профессиональным щитом.

 – Завтра после закрытия придут парни, чтобы установить микрофоны. Когда они закончат, мы все отрепетируем.

 – Хорошо. А сейчас, пожалуйста, уходи. Я очень устала. – Дора прошла к двери и открыла ее. – Пожалуйста.

 Джед вдруг заметил, что у него дрожат руки. А когда дверь за ним захлопнулась, у него возникло тошнотворное ощущение, что он потерял лучшую часть своей жизни.