• Святые грехи, #1

Глава 7

 Врачи и полицейские. У тех и других редко выпадают дни, когда их рабочий день продолжается с девяти до пяти. Они понимают, что выбрали профессию, из-за которой часто разрушается семья, пустеют дома. Она требует слишком много, а эмоциональные издержки у этих людей немыслимо высоки. Телефонные звонки портят дружеские вечеринки, любовные свидания, прерывают сон. И это далеко не все.

 Зазвонил телефон, и Тэсс автоматически потянулась к трубке. Но в руке у нее оказалась свеча. Бен, лежавший на другой половине кровати, выругался, уронил пепельницу и только после этого нащупал трубку.

 — Да, Пэрис. — Не зажигая света, он провел рукой по лицу, словно прогоняя сон. — Где? — Уже проснувшись, он включил лампу. Кошка, устроившаяся у Тэсс на животе, недовольно заурчала и отпрыгнула в сторону, когда та приподнялась на локтях. — Не отпускай его, еду. — Бен повесил трубку и посмотрел на зеленоватый морозный узор на окнах.

 — Итак, он не стал дожидаться?

 Бен повернулся к ней, подставив лицо свету. Тэсс невольно содрогнулась. Взгляд у него был жестким — не усталым, не сожалеющим, а жестким.

 — Вот именно.

 — И что, его взяли?

 — Нет, но, похоже, у нас теперь есть свидетель. — Он соскочил с кровати и начал поспешно натягивать джинсы. — Не знаю, сколько меня не будет, но ты оставайся, поспи еще. Когда вернусь, все расскажу… Эй, куда это ты?

 Тэсс, стоя под другую сторону кровати, натягивала свитер.

 — Еду с тобой.

 — Об этом не может быть и речи. — Он уже натянул штаны, но еще не застегнул пояс и полез в шкаф за свитером. — На месте преступления ты только будешь мешаться у всех под ногами. — В зеркале над туалетным столиком он увидел, как Тэсс вскинула голову. — Еще нет и пяти. Марш назад в постель.

 — Бен, я тоже занимаюсь этим делом, — спокойно проговорила она.

 Он обернулся. На Тэсс был только свитер, едва Доходивший ей до бедер. Он вспомнил, как стягивал его — шерсть была толстой и мягкой. Брюки она надеть еще не успела, волосы разметались по плечам, но перед ним уже была не женщина, а врач-психиатр. Он рывком натянул свитер и пошел к Шкафу за кобурой.

 — Послушай, произошло убийство. И труп там не из тех, что лежат в гробу, напудренные и подкрашенные.

 — Я врач.

 — Это мне известно. — Он проверил пистолет и пристегнул кобуру.

 — Бен, может, мне удастся разглядеть какую-нибудь подробность, которая даст ключ к развязке, вынудит его сознаться.

 — Плевать мне на его сознание!

 Ни слова не говоря, Тэсс расправила брюки, натянула их и застегнула.

 — Поверь, я понимаю твои чувства, но…

 — Ах вот как? — Он сел и принялся зашнуровывать ботинки, не отводя от нее глаз. — Понимаешь? Ну что ж, тогда позволь мне кое-что тебе сказать. В нескольких милях отсюда лежит тело убитой женщины. Кто-то накинул ей на шею шарф и затянул так, что она задохнулась. Она отбивалась, она старалась оттянуть шарф, но у нее ничего не вышло. Она умерла, но для нас пока эта женщина не просто новая жертва в перечне погибших, это еще человек. Пусть так будет недолго, но она еще человек. Она, наверное, готова была обнять его, если бы была уверена, что это тронет его…

 Тэсс застегнула пояс и совершенно бесстрастно произнесла:

 — Неужели ты думаешь, что я этого не понимаю?

 — Боюсь, что не до конца.

 С минуту они изучали друг друга взглядами. Каждому было не по себе, каждый хотел как лучше, но уж больно разные были у них профессии и слишком по-разному смотрели они на вещи. Тэсс первой признала это:

 — Короче, либо я сейчас еду с тобой, либо звоню мэру и оказываюсь на месте через пять минут после тебя. Рано или поздно, но тебе придется работать со мной.

 Они провели эту ночь вместе. Он трижды получал наслаждение от их близости. Он чувствовал, как она всем телом отзывалась на его ласки, как содрогалась в экстазе. А теперь они толкуют об убийствах и политике. Женственность, мягкость, даже застенчивость, которые исходили от нее в постели, и сейчас не исчезли, но к ним прибавились твердость и самообладание, знакомые ему с их первой встречи. Он не сводил с нее глаз и понимал: что ни говори, что ни делай, она все равно поступит по-своему.

 — Ладно, поехали, посмотри на нее как следует. Может, после этого сердце твое перестанет обливаться кровью из-за сотворившего это типа.

 Она наклонилась, чтобы надеть туфли. Постель, на которой они только что были вместе, теперь разделяла их.

 — Полагаю, нет нужды напоминать, что я на твоей стороне?

 Рассовывая по карманам бумажник, полицейский жетон, другие мелочи, Бен даже не откликнулся. Взгляд Тэсс упал на ночной столик — там лежали ее сережки, предмет весьма интимный. Она небрежно взяла их и положила в карман.

 — Куда отправляемся?

 — Переулок неподалеку от пересечения Двадцать третьей и М.

 — Двадцать третья и М?! Но ведь это всего в паре кварталов от меня!

 — Знаю. — Он даже не нашел нужным обернуться к ней.

 

 Улицы были пустынны. Бары, как положено, закрылись еще в час ночи. Вечеринки обычно заканчиваются не позднее трех. Хотя ночная жизнь втягивает в водоворот почти всех — от элиты до самых низов, политизированный Вашингтон лишен бурлящей энергии Нью-Йорка или Чикаго. Торговля наркотиками в районе Четырнадцатой и Ю давно сошла на нет. Ночь наступила даже для проституток. На тротуары с деревьев с шелестом падали листья и тут же улетали, подхваченные сильным порывом ветра. Они проезжали мимо темных магазинов и светящихся неоновых витрин. Бен закурил и почувствовал, как привычный вкус виргинского табака постепенно снимает напряжение.

 Ему не нравилось, что она едет с ним. Врач — не врач, ему не хотелось, чтобы Тэсс увидела отталкивающую изнанку его работы. Можно вместе корпеть над бумагами, разгадывать профессиональные ребусы, выстраивать шаг за шагом логику расследования, но на месте преступления ей делать нечего.

 «Мне нужно быть там», — твердила про себя Тэсс. Пора воочию увидеть результат его действий, и может быть, всего лишь может быть, лучше понять, что им движет. Она — врач; по роду профессиональной деятельности ей не приходится ощупывать пациентов, но соответствующая подготовка у нее есть, способности тоже, и что такое смерть, она прекрасно понимает.

 Заметив мигалку первой полицейской машины, Тэсс принялась делать дыхательную гимнастику — глубокий вдох и медленный, долгий выдох.

 Хотя прохожих в предрассветной тьме видно не было, полиция перекрыла переулок и начало улицы. Дежурные полицейские машины стояли с невыключенными фарами и работающими рациями. Внутри огороженного пространства уже шла работа.

 Бен притормозил у обочины.

 — Держись рядом со мной, — сказал он, по-прежнему не глядя на Тэсс. — У нас не положено шататься на месте убийства.

 — Болтаться у тебя под ногами не собираюсь. Займусь своим делом, и увидишь, что справлюсь с ним не хуже, чем ты со своим. — Она резко распахнула дверцу и едва не столкнулась с Эдом.

 — Извините, доктор Курт. — Руки у нее были ледяные, и он машинально потер их, пытаясь согреть. — Вам не помешали бы перчатки. — Свои он сунул в карман и посмотрел на Бена.

 — Ну, что мы имеем? — спросил он.

 — Ребята из лаборатории уже здесь. Слай делает снимки. Скоро прибудет коронер. — Изо рта Эда вырывались легкие клубы пара; уши покраснели от мороза, однако пальто было расстегнуто. — Около половины пятого утра на нее наткнулся какой-то парень. Патрульным пока ничего не удалось из него вытянуть. Он почти все это время блевал — наверное, накануне выпил целую бочку пива. — Эд краем глаза взглянул на Тэсс. — Извините.

 — Лучше не извиняйся, — коротко бросил Бен, — а то она напомнит тебе, что она врач.

 — Капитан тоже едет сюда.

 — Потрясающе. — Бен выплюнул окурок на землю. — Ладно, давай работать.

 По пути к переулку они прошли мимо полицейской машины, где кто-то рыдал на заднем сиденье. Этот звук беды заставил Тэсс оглянуться, но, почувствовав руку Бена, она пошла дальше следом за ним. Навстречу им шагнул невысокий мужчина в очках с фотоаппаратом. Он достал из кармана голубой носовой платок и высморкался.

 — Все, теперь ваша очередь. Возьмете вы его в конце концов или нет? Сколько можно фотографировать мертвых блондинок? Нужно же хоть какое-то разнообразие.

 — Да ты у нас шутник, Слай, как я погляжу. — Бен быстро прошел мимо, оставив фотографа заниматься своим носом.

 Не успели они сделать нескольких шагов по переулку, как запахло смертью. Все они знали этот запах, это тяжелое зловоние, отталкивающее живых, но в то же время необъяснимо притягивающее их.

 Из мертвого тела словно вышел весь воздух, кровь остановилась. Руки женщины были аккуратно сложены на груди, но миром и покоем от нее не веяло. На подбородке — кровавое пятно. «Это ее кровь», — подумала Тэсс. Отбиваясь от нападающего, она, видимо, прокусила нижнюю губу.

 На женщине было длинное, удобное оливкового цвета пальто из плотной шерсти. На его фоне резко выделялась белая шелковая епитрахиль, которую сняли с ее шеи и, расправив, положили на грудь. На самой шее начали проступать темные полосы.

 К епитрахили была приколота записка известного уже содержания: «Ныне отпущаеши грехи ее».

 Правда, на этот раз почерк был неаккуратным: буквы расползались, бумага была немного смята, словно ее крутили в руках. Слово «грехи» написано покрупнее, чем остальные, и с большим нажимом — бумага едва не прорвалась. Тэсс наклонилась, чтобы получше рассмотреть тело.

 «Крик о помощи?» — спрашивала она себя. Может быть, это выражение его мольбы с просьбой остановить его, заставить перестать грешить? Неровный почерк — отклонение, пусть небольшое, от обычной модели его поведения. По мнению Тэсс, он начал терять уверенность, может, начал сомневаться в себе, продолжая считать убийства своей миссией.

 «Да, на этот раз ему явно изменила обычная уверенность», — решила она. Должно быть, мозг начал превращаться в лабиринт путающихся мыслей, воспоминаний, голосов. Вероятно, он напуган и, совершенно очевидно, болен физически.

 Пальто у мертвой девушки было нараспашку, но не из-за ветра — в переулке он почти не ощущался. Следовательно, в отличие от предыдущих случаев на сей раз он не стал приводить все в порядок. Или не смог?

 В глаза ей бросилась брошь, прикрепленная к лацкану: золотое сердечко. На оборотной стороне было выгравировано ее имя — Анна. В Тэсс проснулась волна сострадания к Анне и к человеку, которого что-то заставило убить ее.

 Бен наблюдал, как Тэсс изучала труп: методически, как патологоанатом в морге, бесстрастно, без малейшего отвращения. Ему хотелось защитить ее от реальности смерти и в то же время ткнуть носом, заставить разрыдаться и отвернуться.

 — Ну что же, доктор Курт, если нагляделись, почему бы вам не оставить нас в покое и дать возможность заняться своим делом.

 Она поглядела на Бена и медленно распрямилась.

 — Думаю, дело идет к концу. Вряд ли он на многое способен.

 — Скажите это покойнице.

 — Парень заблевал тут все, — заметил Эд и с силой выдохнул через рот, словно пытаясь прогнать зловоние. Острием карандаша он открыл бумажник, выпавший из сумочки женщины. — Анна Ризонер, — прочитал он на ее водительском удостоверении, — двадцать семь лет. Живет в квартале отсюда на улице М.

 «В квартале отсюда», — эхом отозвалось в сознании Тэсс. Значит, всего в одном квартале от ее дома. Она плотно сжала губы, глядя куда-то вдаль, ожидая, пока схлынет волна страха.

 — Это ритуал, — относительно спокойно проговорила она. — Ритуалы, обряды, насколько мне известно, играют у католиков большую роль. В данном случае он отправляет свой собственный, индивидуальный ритуал — «спасает» свои жертвы, потом отпускает им грехи и, наконец, оставляет их вот с этим. — Она указала на епитрахиль. — Это символ спасения души и отпущения грехов. Он каждый раз совершенно одинаково складывает епитрахиль на груди жертвы. Тела оставляет в одном положении. Но на сей раз он не оправил на жертве одежду.

 — Играете в детектива?

 Тэсс сжала кулаки в карманах, стараясь не замечать сарказма Бена:

 — Это свидетельствует о слепой набожности и одержимости ритуала. Но почерк на записке доказывает, что он начинает сомневаться и в своих деяниях, и в своей цели.

 — Великолепно. — Ее тон бог знает почему взбесил Бена. — Отчего бы вам, доктор, не сесть в машину и не изложить все это в письменном виде? А мы непременно доведем ваше профессиональное суждение до семьи убитой.

 При этих словах Бен даже не обернулся, а поэтому не увидел промелькнувшую в глазах Тэсс боль, тут же перешедшую в холодный гнев. Но ее удаляющиеся шаги он услышал.

 — Что это ты на нее взъелся?

 На напарника своего Бен тоже не взглянул. Он не сводил глаз с убитой женщины, которую звали Анной. Она неподвижно смотрела на него, словно призывая: «Всегда будь на страже и всегда защищай». Анну Ризонер никто не защитил.

 — Она же не той породы, — пробормотал Бен, имея в виду не только Анну, но и Тэсс. Он покачал головой, по-прежнему глядя на мертвую женщину, лежавшую в позе, приличествующей святым. Что же занесло ее в этот переулок посреди ночи? В переулок, который находится так близко, слишком близко от дома Тэсс? А может, не «что», а «кто» ее сюда занес?

 Нахмурившись, Бен приподнял ногу убитой. На ней были мокасины, купленные еще в студенческие годы, но пережившие и первое замужество, и развод. Туфли сидели на ней идеально и были начищены до блеска, но на заднике виднелась свежая царапина.

 — Выходит, он убил ее на улице и притащил сюда. — Бен посмотрел сверху вниз на напарника, который, присев на корточки, сосредоточенно изучал другую туфлю жертвы. — Он задушил ее на улице, будь он проклят. Но ведь в этом районе на каждом шагу фонарь и каждые полчаса проезжает патрульная машина, а он расправляется с ней прямо на улице. — Бен взглянул на руки убитой. Ногти у нее были средней длины и красивой формы. Сломались только три. Даже лак кораллового цвета не облез. — Не похоже, чтобы она слишком яростно сопротивлялась.

 Предутренняя тьма постепенно рассеивалась, сменяясь размытой молочной серостью — предвестницей сплошной облачности и холодного осеннего дождя. Рассвет медленно наступал на мрачный город. Воскресное утро. Люди спят. Для некоторых скоро наступит похмелье. В церквах вот-вот начнется заутреня, на которую соберутся невыспавшиеся, с помутневшими глазами прихожане.

 Тэсс прислонилась к машине Бена. Замшевая куртка плохо грела в эту промозглую рань, но она была слишком взвинчена, чтобы быть в машине. Обратила внимание на полного мужчину с медицинской сумкой в руках, приближающегося к переулку. Из-под пальто торчали голубые пижамные брюки. Рабочий день сегодня у сотрудников полиции начался рано.

 Издали донесся металлический скрежет — водитель грузовика переключал скорость. Мимо на полном ходу пронеслась машина. Патрульный принес большую дымящуюся чашку кофе и передал ее сидевшему в полицейской машине.

 Тэсс вновь посмотрела в сторону переулка. «Надо держать себя в руках», — уговаривала она себя, чувствуя подступающую к горлу тошноту. Она же профессионал и давно дала слово вести себя в любых обстоятельствах профессионально. Но Анну Ризонер она долго не забудет. Когда видишь открытые глаза убитого человека, смерть перестает быть только строкой в статистическом отчете.

 Она должна была отбиваться, оттягивать от горла душащий ее шарф, кричать, звать на помощь…

 Тэсс так глубоко втянула в себя морозный воздух, что заболело горло. «Я врач», — повторяла Тэсс снова и снова, пока комок, собравшийся в желудке, не начал понемногу рассасываться. Ее учили, как обращаться с мертвыми, этот момент настал.

 Тэсс перевела взгляд с переулка на пустынную Улицу. Кого она пытается одурачить? По роду деятельности она сталкивалась с отчаянием, разного рода фобиями, неврозами, даже с жестокостью, но ей ни разу не пришлось вплотную столкнуться с убийством. Жизнь ее была упорядочена, покойна; она приложила немало усилий, чтобы сделать ее такой: стены в пастельных тонах, логические вопросы и ответы… Даже рабочие часы в клинике у нее спокойны по сравнению с повседневным насилием, творящимся на улицах ее города.

 Она знает, конечно, что существуют разные уродства, извращения, убийства, но ее учили тщательно ограждать себя от подобного. Внучка сенатора, одаренная студентка, хладнокровный профессионал. У нее есть диплом, успешная практика, три опубликованные научные работы. Она лечит беспомощных, утративших надежду, сирых, но ей никогда не приходилось смотреть в глаза насильственной смерти.

 — Доктор Курт!

 Тэсс обернулась и увидела Эда. Инстинктивно поглядев за его спину, она заметила и Бена, разговаривающего с коронером.

 — Я выцыганил для вас немного кофе.

 — Спасибо. — Тэсс взяла чашку и сделала большой глоток.

 — Пончик хотите?

 — Нет, спасибо. — Тэсс прижала руку к животу. — Нет.

 — Вы вели себя молодцом!

 Кофе приятно согрел желудок. Подняв глаза от чашки, она встретилась со взглядом Эда. «Вот он все понимает, — подумала она, — не клянет, не жалеет…»

 — Надеюсь, больше никогда не придется, — призналась она.

 Из переулка вынесли большой черный пластиковый мешок. Про себя Тэсс отметила, что спокойно смотрит, как его кладут в труповозку.

 — К такому невозможно привыкнуть, — негромко проговорил Эд, — хотя раньше хотелось привыкнуть и не реагировать.

 — Что же, каждый раз, как в первый?

 — Да. Полагаю, если с этим свыкнуться, утратится что-то такое, что заставляет искать и находить ответ на вопросы: кто? за что?

 Она понимающе кивнула. Здравый смысл и обыкновенное человеческое сочувствие, звучавшие в его голосе, действовали успокаивающе.

 — Вы давно работаете с Беном?

 — Пять лет. Нет, почти шесть.

 — Вы отлично дополняете друг друга.

 — Удивительно: я как раз то же самое подумал о вас с ним.

 Она невесело усмехнулась:

 — Нравиться друг другу и дополнять друг друга — разные вещи.

 — Может быть. Упрямство и глупость — тоже разные вещи.

 Подняв голову, она увидела в его взгляде теплоту и доброжелательность.

 — Я о другом хотел сказать, доктор Курт, — продолжал Эд, не дав ей ответить. — Мне хотелось, чтобы вы немного потолковали с нашим свидетелем. Он страшно напуган, у нас с ним ничего не выходит.

 — Хорошо. — Она кивнула в сторону патрульной машины. — Он там?

 — Да, его зовут Гил Нортон.

 Тэсс подошла к машине и наклонилась к открытой дверце. «Почти мальчик», — подумала она, лет Двадцати, от силы двадцати двух. Он дрожал и Жадно глотал кофе. Лицо бледное, на скулах — яркие пятна лихорадочного румянца. Веки распухли, глаза красные от слез, зубы стучат. Вцепился в чашку так, что пальцы побелели. От него пахло пивом, рвотой и страхом.

 — Гил?

 Встрепенувшись, юноша повернул к ней голову. Она не сомневалась, что сейчас он в здравом уме, но зрачки увеличены, а белки вокруг радужной оболочки мучнисто-мутные.

 — Я доктор Курт. Как твое самочувствие?

 — Я хочу домой, мне плохо, болит живот, — проговорил он скороговоркой, жалобно, как пьянчужка, которому плеснули в лицо холодной водой. В голосе ясно слышался страх.

 — Понимаю. Жуткое дело — наткнуться на такое.

 — Не хочу об этом говорить. — Он стиснул зубы — губы превратились в узкую белую полоску. — Хочу домой.

 — Если хочешь, я приглашу сюда кого-нибудь из твоих родных. Может быть, маму?

 Он заплакал еще сильнее, руки задрожали, и кофе выплеснулся из чашки.

 — Гил, ты хочешь выйти из машины? На свежем воздухе тебе станет лучше.

 — Хочу сигарету. Мои кончились.

 — Сейчас раздобудем. — Она протянула ему руку, и, недолго поколебавшись, молодой человек схватился за нее. Пальцы его сомкнулись на запястье Тэсс.

 — Я не хочу разговаривать с фараонами.

 — Почему?

 — Мне нужен адвокат. Разве нет?

 — Если хочешь, — конечно. Но тебе ведь ничто не угрожает.

 — Но это же я нашел ее.

 — Ну да. Ну-ка разреши. — Она взяла у него недопитую чашку, пока остаток кофе не вылился ему на брюки. — Гил, мы хотим знать все, что тебе известно. Это поможет поймать убийцу.

 Он огляделся — повсюду были полицейские в форме с непроницаемыми лицами.

 — Они захотят повесить это на меня.

 — Вовсе нет, — спокойно возразила Тэсс, не давая ему продолжить. Не выпуская его руки, она повела юношу к Бену. — Они не считают, что ты ее убил.

 — Но у них на меня есть кое-что, — дрожащим голосом прошептал Гил, — конечно, ничего особенного: так, ерунда, просто немного травки… Встретились, покурили, вот и все, но фараоны решат, что раз я у них на учете и я ее нашел, стало быть, убийца — я.

 — Я понимаю, что ты сейчас напуган, но страх не пройдет до тех пор, пока ты не расскажешь все о случившемся. Гил, постарайся рассуждать здраво: разве тебя арестовали?

 — Нет.

 — Разве кто-нибудь спрашивал, не ты ли убил эту женщину?

 — Нет. Но я там был, — он посмотрел в сторону переулка все еще со страхом, — а она была…

 — Вот об этом и надо рассказать, Гил. Это детектив Пэрис. — Она остановилась перед Беном, но руки Гила не выпустила. — Он расследует эти убийства и достаточно умен для того, чтобы не заподозрить тебя.

 Подтекст Бену был ясен: не дави на парня. Свое неудовольствие Бен выразил не менее откровенно: он не нуждается в подсказках, как ему разговаривать со свидетелем.

 — Бен, Гил хотел бы закурить, — проговорила Тэсс.

 — Какие проблемы? — Бен достал пачку и щелчком выбил из нее сигарету. — Паршивое утро, — заметил он, зажигая спичку.

 Все еще дрожащими руками Гил жадно схватил сигарету.

 — Это уж точно. — При виде приближающегося Эда глаза у парня снова забегали от страха.

 — А это детектив Джексон, — спокойно, словно хозяйка, представляющая гостей, продолжала Тэсс. — Они хотят знать, что ты видел.

 — А в участок идти не придется?

 — Надо будет только прийти подписать показания. — Бен тоже закурил.

 — Слушайте, я хочу домой.

 — Мы отвезем тебя, — пообещал Бен, глядя на Тэсс сквозь вьющийся дымок сигареты. — Ты только не волнуйся и расскажи все по порядку.

 — Я был в гостях, — начал Гил и взглянул на Тэсс. Она ободряюще кивнула ему. — Можете проверить, это на Двадцать шестой, там у моих приятелей квартира. Собрался кое-какой народ: одни приходили, другие уходили, но я могу назвать их имена.

 — Отлично, — сказал Эд и достал записную книжку. — Запишем, но после. А когда ты ушел?

 — Точно не могу сказать. Я изрядно принял. Там была моя девушка, которая не любит, когда я накачиваюсь на вечеринках. В общем, она затеяла скандал. — Гил судорожно сглотнул, затянулся сигаретой и шумно выпустил дым. — Она здорово разозлилась и ушла около половины второго, забрала машину, чтобы я не мог сесть за руль.

 — Молодец, она о тебе заботится, — вставил Эд.

 — Да? Откровенно говоря, я слишком надрался, чтобы понять именно так. — Начали появляться признаки героического похмелья. Впрочем, это лучше, чем тошнота.

 — Что было после ее ухода? — спросил Эд.

 — Да ничего, я просто принялся бродить по квартире. В какой-то момент я вообще вырубился. Когда проснулся, все уже ушли. Ли-Ли Граймс, это его квартира, предложил мне переночевать на диване, но я… Короче, мне нужно было глотнуть свежего воздуха, понимаете? Поэтому я решил идти домой пешком. Меня изрядно тошнило, я остановился вон там, напротив перекрестка. — Он повернулся и показал, где именно. — Голова кружилась, я ждал, что вот-вот вырвет, постоял с минуту — приступ прошел. И тут я увидел, как из переулка выходит этот малый…

 — Так, значит, ты видел, как он выходил, — уточнил Бен, — а ничего не слышал? И как он входил туда, не видел?

 — Нет, честное слово, нет. Не знаю, сколько я там простоял, но, наверное, недолго, потому что было чертовски холодно. Тогда я подумал, что пора трогаться, а то можно замерзнуть. В общем, я увидел, как он вышел и прислонился к фонарному столбу, словно ему тоже было плохо. Помню, я даже подумал: вот потеха — двое пьяных выделывают кренделя на улице, прямо как в карикатуре, да еще один из пьяных — священник.

 — Почему ты так решил? — насторожился Бен и протянул Гилу еще одну сигарету.

 — На нем была поповская одежда — черная ряса и белый воротник. Я даже рассмеялся про себя. Знаете, я подумал, что он обчистил винный погреб в церкви. Короче, я стоял там довольно долго, боясь описаться или заблевать все вокруг. А он выпрямился и ушел.

 — Куда?

 — В сторону М-стрит. Точно, М. Он свернул за угол.

 — Ты успел рассмотреть его? Как он выглядел?

 — Я же говорю — священник. — Гил глубоко затянулся. — Что еще? Белый. — Он прижал пальцами веки. — Да, белый хмырек. Волосы, по-моему, темные. Слушайте, я же был не в себе, к тому же свет освещал только его затылок.

 — Ладно. Ты нам очень помог. — Эд перевернул страницу в записной книжке. — А какого он роста — высокий? Маленький?

 Гил сосредоточенно поскреб лоб. Хотя затягивался он по-прежнему жадно, Тэсс видела, как он начинает успокаиваться. — По-моему, довольно длинный, во всяком случае, не коротышка. И не толстяк. В общем, средний такой, понимаете? Пожалуй, вроде вас, — обратился он к Бену.

 — А возраст?

 — Не скажу. Но не хиляк, стало быть, не старый. Волосы у него черные, — вдруг вспомнил Гил, — да, точно, черные, не седые и не светлые. А руки он держал вот так, — Гил прижал ладони к вискам, — будто у него жутко болит голова. Руки у него были черные, а лицо белое. Может, он был в перчатках? Холодно ведь.

 Вдруг он замолчал, словно поняв важную для себя вещь: он видел убийцу! Ему снова стало страшно, еще страшнее прежнего: он оказался как бы замешанным. Если видел, значит, причастен. Губы у него задрожали.

 — Так это он оформил всех этих женщин? Тот самый? Священник?

 — Не думай об этом, — непринужденно ответил Бен. — А как ты нашел тело?

 — О Боже! — Юноша прикрыл глаза, и Тэсс шагнула к нему:

 — Гил, постарайся все хорошенько вспомнить. Все пройдет, как только ты выговоришься. Стоит сказать вслух — и тебе станет легче.

 — Ладно. — Он взял ее за руку. — После ухода того малого мне стало чуть получше, вроде перестало тошнить. Но я слишком накачался пивом, надо было немного освободиться, понимаете? Не мог же я этого сделать прямо здесь, на улице, ну я и зашел в переулок. И чуть не споткнулся о нее. — Он вытер нос тыльной стороной ладони. — Руки у меня были в карманах, и я едва удержался, чтобы не упасть. Боже! Света с улицы было достаточно, чтобы рассмотреть ее лицо. Я раньше никогда не видел мертвых. И знаете, это вам не кино, совсем не кино.

 С минуту он молчал, не выпуская изо рта сигарету и сжимая ладонь Тэсс.

 — У меня дух захватило. Сделал шаг, другой — и меня стошнило. Думал, наизнанку вывернет. Голова снова пошла кругом, но я как-то выбрался на улицу, а там, кажется, упал на тротуар. Тут появились фараоны, двое в машине. Ну я и сказал им… Просто сказал, чтобы зашли в переулок.

 — И правильно сделал, Гил. — Бен достал пачку сигарет и сунул юноше в карман. — Сейчас кто-нибудь из наших отвезет тебя домой. Вымоешься, поешь, а после ты понадобишься нам в участке.

 — А девушке своей можно позвонить?

 — Конечно.

 — Если бы она не уехала на машине, то пошла бы пешком и, может быть, проходила бы именно здесь.

 — Звони своей девушке, — сказал Бен, — и облегчись, пива-то вон сколько выдул. Уайтеккер, — Бен подозвал водителя одной из полицейских машин, — отвези Гила домой. Подождешь, пока он приведет себя в порядок, а потом привезешь его в участок.

 — Ему не мешало бы немного поспать, — негромко проговорила Тэсс.

 Он собрался было прикрикнуть на нее, но сдержался. Паренек и впрямь едва держался на ногах.

 — Ладно, — согласился Бен, — просто подбрось его к дому, Уайтеккер, а в полдень мы пришлем за ним другую машину. Идет? — обратился он к Гилу.

 — Идет. — Гил снова посмотрел на Тэсс. — Спасибо. Мне уже лучше.

 — Если что-нибудь случится и тебе захочется поговорить со мной, позвони в участок — тебе дадут мой номер.

 Не успел Гил сесть в машину, как Бен взял Тэсс за локоть и отвел в сторону:

 — Начальство не любит, когда пациентов обслуживают прямо на месте преступления.

 Тэсс сбросила его руку:

 — Ясно, детектив, все ясно. Рада, что мне удалось помочь вам получить от единственного свидетеля связное изложение происшедшего.

 — Мы сами бы все из него выудили. — Бен прикрыл зажженную спичку и закурил очередную сигарету. Уголком глаза он заметил подъехавшего Харриса.

 — Вам, кажется, очень не нравится, что я оказалась полезной. Интересно почему? Потому, что я — психиатр или потому, что — женщина?

 — Только не надо подвергать меня психоанализу, — проворчал Бен и отбросил сигарету, впрочем, тут же пожалев об этом.

 — Никакого психоанализа не нужно, чтобы увидеть недовольство и злость, вызванные предрассудками. — Она осеклась, поняв, что вот-вот перестанет владеть собой и устроит публичную сцену. — Бен, я знаю, что ты не хотел меня здесь видеть, но я же никому не помешала.

 — Не помешала? — Он засмеялся, посмотрев ей прямо в глаза. — Да вы настоящий мастер своего дела, леди.

 — А разве это не так? — Ей хотелось закричать, сесть на землю и завыть или просто повернуться и уйти. Потребовалось собрать остатки самообладания, чтобы не сделать этого. Коль уж взялась за дело, надо довести его до конца. Этому ее тоже учили. — Я пошла с тобой в этот злосчастный переулок и была там столько, сколько потребовалось, при этом не испугалась, не упала в обморок, мне не стало дурно, я не убежала в панике. Не впала в истерику при виде трупа, а ведь ты именно этого боялся.

 — Врачам присуще хладнокровие, не так ли?

 — Вот именно, — спокойно ответила Тэсс, хотя именно в этот момент перед ней промелькнуло лицо Анны Ризонер. — Но чтобы полить елеем твои раны, признаюсь, что далось мне это нелегко. — Ей очень хотелось повернуться и уйти.

 Он ощутил укол совести, но вслух лишь проговорил:

 — Ладно, вела ты себя нормально.

 — Но это лишает меня женственности, а возможно, и сексуальности? Признайся, тебе было бы приятнее, если бы пришлось унести меня без сознания. Наплевать на все остальное! Но это тешило бы твое самолюбие.

 — Что за чушь! — Он достал очередную сигарету и выругался про себя, соглашаясь в глубине души с ее правотой. — Мне столько раз приходилось работать с женщинами-полицейскими…

 — Но ведь с ними ты не спал, Бен, не так ли? — негромко заметила Тэсс, точно зная, что попала в самую точку.

 Прищурившись, Бен глубоко затянулся:

 — Ты думай, что говоришь.

 — Я думаю. — Тэсс достала из кармана перчатки, почувствовав, как замерзли у нее руки. Солнце уже взошло, но на улице все еще было сумрачно.

 — Прекрасно. А сейчас кто-нибудь отвезет тебя домой.

 — Предпочитаю прогуляться.

 — Нет. — Не дав возразить, он сжал ее руку.

 — Послушай, ты так часто напоминал мне, что я — лицо гражданское, что должен понимать: приказывать мне ты не можешь.

 — Подай на меня, если угодно, в суд за приставания, но домой тебя проводят.

 — Но здесь же всего два квартала, — начала было Тэсс, но он еще крепче сжал ее руку.

 — Точно, два квартала, но не забудь: твое имя и твоя фотография были в газетах. — Свободной рукой он пригладил ей волосы. Они были почти того же оттенка, что и у Анны Ризонер. Они оба подумали об одном и том же. — Так что пошевели немного мозгами и сообрази, что отсюда следует.

 — Я никому не позволю запугивать меня!

 — Прекрасно, но домой тебя проводят. — И, не выпуская ее руки, он повел Тэсс к патрульной машине.