Глава 10

 Несмотря на все уверения рыжей продавщицы, Ди Карло не сомневался, что картина в кладовке. Где же еще, если Конрой ее купила? Он рассчитывал до полуночи убраться с добычей, однако, к своему крайнему раздражению, обнаружил новую охранную систему. Теперь, если повезет, удастся до полуночи только попасть в магазин.

 Да еще повалил мокрый снег. Тонкие хирургические перчатки вряд ли защитят руки.

 Хорошо хоть луна скрылась, думал Ди Карло. И раз во дворе нет машин, значит, дом пуст. Несмотря на непредвиденные осложнения, еще есть шанс попасть в Нью-Йорк к утру. Днем он выспится, а потом сядет в последний самолет на Западное побережье, вручит Финли его игрушки, выслушает благодарность, получит щедрую награду и вернется в Нью-Йорк весело праздновать Новый год.

 Однако пока ничего веселого: словно вереница ледяных муравьев забралась за воротник и впилась в шею… Ди Карло передернулся… и довольно хмыкнул, когда пал последний тумблер.

 Еще пятнадцать минут, и он мог бы поклясться, что в кладовке картины нет. С огромным трудом он совладал с желанием разгромить все вокруг. Однако если не удастся решить проблему с картиной сегодня, то лучше никому не знать о том, что кто-то вламывался в магазин.

 Ди Карло еще раз обошел все помещения, машинально прихватывая мелкие безделушки, включая и нефритовую собачонку, которую рыжая красотка пыталась продать ему.

 Затем, смирившись с неизбежным, он направился вверх по лестнице и, наткнувшись на верхней площадке на запертую дверь, выругался, правда, без особого энтузиазма. Здесь замок был больше для видимости, и Ди Карло быстро с ним справился.

 Он прислушался… ничего не услышал – ни радио, ни телевизора, ни разговоров, – однако осторожно прокрался по коридору и выглянул в окно, убедился, что машины внизу не появились.

 Еще три минуты, и Ди Карло уже был в одной из двух квартир, где обыск закончился, практически не начавшись. Никаких картин ни на стенах, ни в шкафах. Под кроватью – скомканный носок и потрепанный роман в бумажной обложке. Даже при минимуме мебели и вещей хозяин явно не утруждал себя уборкой.

 Конечно, пистолет тридцать восьмого калибра представлял определенный интерес, однако нельзя было красть что-то заметное, пока не найдена картина, а потому после краткого обследования Ди Карло положил оружие назад в прикроватную тумбочку. Мельком взглянув на тренажер и разбросанные по полу гостиной гантели, он вышел в коридор и через пару секунд был во второй квартире, даже не запертой.

 Здесь обстановка оказалась совсем другой. Беспорядок, очевидно, был стилем жизни хозяйки, а в том, что здесь жила Конрой, Ди Карло не усомнился.

 Он обвел взглядом стены. Акварельный натюрморт, два старинных портрета – мужской и женский, множество авторских литографий, афиш. Холодильник облеплен набросками пером и детскими рисунками. Но нигде и следа абстрактной картины.

 Ди Карло перешел в спальню. Поскольку он оставил входную дверь незапертой, то едва успел нырнуть в огромный шкаф и спрятаться за кучей разноцветной, с эротичным ароматом одежды, когда услышал, как дверь распахнулась и затем с треском захлопнулась.

 

 – Должно быть, я сошла с ума, – сообщила себе Дора. – Точно, чокнулась.

 Она скинула пальто, положила его на спинку кресла и широко зевнула. Как же родителям удалось втянуть ее в эту авантюру? Почему она согласилась?

 Все еще бормоча под нос, Дора направилась прямо в спальню и включила лампу от «Тиффани», стоявшую на тумбочке у кровати. Совсем по-другому она представляла себе этот вечер. Ее планы были очень простыми. Полное одиночество. Жареные цыплята с канадским рисом на ужин, ванна с ароматическими солями и бокал «Шардонэ». А потом развести огонь в камине, залезть в постель и почитать хорошую книгу…

 Но нет. Она снова попала в старую семейную ловушку под названием «Шоу должно продолжаться».

 Разве она виновата, что трех рабочих сцены свалил грипп? И виновата ли она в том, что позволила отцу уговорить ее вступить в театральный профсоюз?

 – Конечно, нет, – решила Дора, стягивая через голову тонкий свитер. – Не я заразила их этим чертовым гриппом. И я не обязана прыгать за компанию в пропасть только потому, что у меня есть профсоюзный билет.

 Вздыхая, Дора наклонилась и стала расшнуровывать высокие черные ботинки. Если честно, ей даже нравилось стоять в кулисах, бросаться на сцену, чтобы сменить декорации или подать реквизит. И она не могла подавить чувство гордости, когда после спектакля актеры несколько раз выходили на аплодисменты.

 В конце концов – Дора снова зевнула, – что вошло в плоть и кровь…

 Через щелку между дверцами шкафа Ди Карло наслаждался бесплатным стриптизом. И чем больше он смотрел, тем меньше испытывал раздражение от того, что его прервали. Из сложившейся ситуации можно извлечь кое-что.

 Отличная фигурка, маленькая, крепкая, гибкая. И очень, очень подвижная… Оставшись в черных кружевных лоскутках, женщина наклонилась, предложив его взгляду аккуратную гладкую попку.

 Конечно, Конрой спутала его планы, но Ди Карло мог похвастаться богатым воображением… Он просто подождет, пока эта очень хорошенькая, очень одинокая дамочка ляжет в постель.

 Дора повернулась и предоставила ему возможность восхититься упругими, упакованными в кружева грудями.

 Очень мило, подумал Ди Карло, улыбаясь в темноте. Очень, очень мило.

 И когда она ляжет в постель, не составит труда – учитывая его неоспоримое обаяние… и пистолет двадцать второго калибра – заставить ее сказать, где находится картина.

 А после дела – удовольствие. Может, он даже не станет убивать ее.

 Дора тряхнула головой, повела плечами. Как будто позирует, подумал Ди Карло. Кровь в паху вскипела и нетерпеливо запульсировала.

 Закрыв глаза, улыбаясь, женщина подняла руки к застежке бюстгальтера… и дернулась от бешеного стука в дверь. Ди Карло в глубине шкафа чуть не задохнулся от ярости и разочарования.

 – Минуточку! – крикнула Дора, хватая с кровати белый махровый халат. Пока она натягивала его, путаясь в рукавах, грохот продолжался. Включая по дороге свет, Дора быстро прошла через гостиную и взялась за дверную ручку.

 – Джед?

 – Открывай, Конрой.

 – Ты напугал меня, – сказала Дора, открывая дверь. – Я как раз… – Выражение его лица заставило ее умолкнуть. Ей случалось видеть ярость, но никогда такую сильную и никогда – направленную на нее. Она инстинктивно схватилась за горло и попятилась. – В чем дело?

 – Что ты возомнила о себе, черт побери? Что ты делаешь?

 – Я… я ложусь спать.

 – Решила, что, если у тебя есть ключ, ты можешь копаться в моих вещах, когда тебе захочется?

 – Я не понимаю, о чем ты говоришь.

 – Хватит придуриваться. – Джед крепко схватил ее за запястье и выдернул в коридор. – Я знаю, когда в моих вещах ковыряются.

 – Ты делаешь мне больно. – Дора пыталась говорить строго, но ничего не вышло. Ей было страшно, очень страшно, а ведь это только начало.

 – Ты сознательно рисковала, вторгаясь в мою личную жизнь. – Джед швырнул ее к стене, и ее придушенный крик боли и удивления только сильнее разжег его гнев. – Что ты искала? Что ты хотела найти?

 – Отпусти меня. – Слишком напуганная, чтобы отрицать его обвинения, Дора попыталась вырваться. – Убери руки.

 Зверь, дикий зверь, вырвавшийся из клетки, – больше ни о чем она не могла думать.

 – Ты решила, что можешь копаться в моих ящиках, в моем шкафу и тебе это сойдет с рук? – Джед оторвал ее от стены и, как она ни упиралась, потащил за собой. – Отлично. – Он распахнул дверь своей квартиры и втолкнул Дору внутрь. – Смотри. Хорошенько смотри.

 Дора судорожно глотала воздух. Сердце бешено колотилось о ребра. Даже губы ее стали серыми.

 Бежать вряд ли удастся. Джед стоял между ней и дверью, и, судя по выражению его лица, бесполезно взывать к его рассудку.

 – Ты сошел с ума.

 Ни один из них не слышал, как Ди Карло проскользнул по коридору и спустился по лестнице.

 Дрожащей рукой Дора натянула сползший с плеча халат.

 – Ты думала, что я не замечу? – Она не успела уклониться, и Джед, схватившись за отвороты халата, почти оторвал ее от пола. Швы с треском поддались. – Я был полицейским четырнадцать чертовых лет. Меня не обманешь.

 – Прекрати! – Дора попыталась отпихнуть его. Треск рвущейся ткани прозвучал как вопль. Слезы ужаса и ярости брызнули из ее глаз, затуманив зрение. – Я не была здесь. Я ничего не трогала.

 – Не лги мне. – Но первые сомнения протиснулись сквозь пелену бешенства.

 – Отпусти меня. – Дора рывком освободилась, пошатнулась и ударилась о стол. Медленно, явно ожидая нового нападения, она стала продвигаться к двери. – Я не была здесь. Я вернулась домой десять минут назад. Пойди пощупай капот моей машины. Возможно, он еще теплый. Я весь вечер была в театре. Можешь позвонить и проверить.

 Джед молча смотрел, как она пробирается к двери. Халат распахнулся, и он видел, как дрожит ее тело, покрывшееся испариной страха. Она уже рыдала взахлеб.

 – Не подходи ко мне. Не смей подходить ко мне.

 Дора вылетела в коридор, оставив распахнутой его дверь, и захлопнула свою.

 Джед стоял, не шевелясь, и ждал, когда замедлится сердцебиение, ждал, когда сможет хоть чуть-чуть владеть собой.

 Черт побери, он не ошибся. Не ошибся. Кто-то был в квартире. Кто-то передвигал книги, перебирал одежду, брал в руки пистолет.

 Но это была не Дора.

 Джед надавил на глаза ладонями, бессильно опустил руки. Он сорвался. Ничего удивительного. К этому шло уже несколько месяцев. И разве не поэтому он сдал полицейский жетон?

 Сегодня он целый день общался с адвокатами, бухгалтерами, банкирами и, явившись домой, сломался, как соломинка.

 И до смерти напугал женщину. Почему он набросился именно на Дору? Потому что она увлекла его, разрушила его оборону. И он нашел отличный способ заставить ее заплатить за это. Джед обругал себя и потащился в кухню… к виски.

 Его рука с бутылкой замерла над стаканом. Это легкий путь. Джед взъерошил волосы, глубоко вздохнул и, выбрав трудный путь, отправился к двери Доры.

 Дора сидела на подлокотнике кресла, обхватив себя руками и раскачиваясь взад-вперед. Когда раздался стук в дверь, она вскинула голову, с трудом поднялась на ноги.

 В коридоре Джед уперся лбом в дверь и закрыл глаза.

 – Дора, прости. – В ответ тишина. Он тихо выругался и стукнул снова. – Впусти меня на минуту. Я должен убедиться, что с тобой все в порядке. – Молчание тянулось, все сильнее сжимая его грудь. – Дай мне одну минуту. Клянусь, я не дотронусь до тебя. Я хочу убедиться, что ты в порядке, вот и все.

 Отчаявшись получить ответ, он схватился за дверную ручку.

 Дора с ужасом следила, как поворачивается ручка.

 Боже, о боже, она забыла запереть дверь. Тихий вскрик замер в ее горле. Она подскочила к двери как раз в тот момент, когда Джед открыл ее.

 Джед увидел дикий страх на ее лице. За годы службы он слишком часто видел этот страх на множестве лиц. Он очень ловко умел внушать такой страх, но, дай бог, еще не разучился рассеивать его. Очень медленно он поднял руки.

 – Я не тронусь с места. Я не подойду ближе. – Она тряслась, как осиновый лист. – Дора, я не дотронусь до тебя. Я хочу извиниться.

 – Просто оставь меня в покое. Ее щеки еще были мокрыми, но глаза уже высохли и смотрели на него с ужасом. Он не мог уйти и оставить ее с этим страхом.

 – Я причинил тебе боль? – Он мысленно обругал себя за идиотский вопрос. На ее руках уже выступили синяки. – Да, да, прости.

 Он вспомнил, как она вскрикнула, когда он швырнул ее на стену, и желудок его сжался.

 – Почему?

 Ее вопрос удивил его.

 – Какое это имеет значение? Никакие оправдания не могут искупить то, что я сделал. Я хотел бы… – Джед шагнул к ней и остановился, увидев, как она вздрогнула. Он предпочел бы удар в солнечное сплетение. – Я бы хотел найти оправдание, но не могу.

 – Я хочу знать: почему? Уж это ты мне должен. Ее пальцы нервно теребили ворот халата. У него сжалось горло. Он не знал, что хуже: промолчать или объяснить ей. Но она права. Он перед ней в долгу.

 – Спек обыскал мой дом через неделю после убийства моей сестры. – Ни выражение его лица, ни голос не выдали того, что стоили ему эти слова, – На комоде он оставил ее фотографию и пару газетных вырезок о взрыве. – Тошнота нахлынула почти с такой же силой, как в тот день, и Джед побледнел, подавляя ее. – Спек просто хотел, чтобы я знал: он может добраться до меня в любой момент. Он хотел, чтобы я точно знал, кто убил Элейн. Когда я сегодня вернулся домой и подумал, что ты заходила в квартиру, я сорвался.

 На ее выразительном лице отражалось все, что она чувствовала. Страх, гнев и – как соль на его раны – сочувствие.

 – Не смотри на меня так. Это ничего не меняет, – резко сказал он. – Я сделал то, что сделал, и был способен на худшее.

 Дора опустила глаза.

 – Ты прав. Это ничего не меняет. Когда ты поцеловал меня вчера вечером, я подумала, что между нами что-то происходит. Что-то очень хорошее. – Она снова взглянула на него, и теперь ее взгляд был холодным. – Но теперь это невозможно. Ничего не выйдет. Потому что ты не можешь доверять мне. Это тоже причиняет боль, Джед, но это моя ошибка.

 Горькое, знакомое чувство беспомощности охватило его.

 – Если хочешь, я могу съехать. Сегодня же. А вещи забрать позже.

 – В этом нет необходимости, но делай, как сочтешь нужным.

 Кивнув, он попятился в коридор.

 – Ты уверена, что с тобой все будет в порядке? Вместо ответа она подошла к двери, тихо прикрыла ее и заперла.

 На следующее утро, найдя в вазочке на своем письменном столе маргаритки, чуть поникшие, но пахнувшие уже весной, Дора упрямо подавила первый порыв удовольствия.

 С раннего утра она слышала монотонный стук гантелей. Джед не выехал.

 И этому она не собиралась радоваться. Отныне Джед Скиммерхорн будет для нее лишь квартиросъемщиком. Не более того. Она никому не позволит пугать ее, угрожать ей, разбивать ее сердце… а потом снова соблазнять пучком маргариток. Она будет ежемесячно получать в банке деньги по его чеку, вежливо кивать ему, если они случайно столкнутся в коридоре, и продолжать жить своей собственной жизнью.

 Гордость не позволит ей поступать иначе.

 Поскольку Терри и Ли вполне справлялись с покупателями, Дора решила разобраться со счетами и достала чековую книжку.

 Через несколько минут она украдкой взглянула на маргаритки и поймала себя на том, что улыбается. Услышав топот на лестнице, она поджала губы и уставилась на счет за электричество.

 Джед остановился в дверях, отчаянно пытаясь найти какие-нибудь подходящие слова. Он мог бы дать голову на отсечение: с момента его появления температура в кладовке опустилась градусов на десять. В общем-то, Дора права, но он почувствовал себя еще большим идиотом, чем когда покупал ей цветы, возвращаясь из спортивного зала.

 – Если ты собираешься работать здесь, я могу закончить полки позже.

 – Я буду заниматься документами еще часа два, – ответила она, не поднимая головы.

 – У меня есть кое-какие дела в городе. – Джед подождал ответа, не дождался. – Тебе ничего не нужно?

 – Нет.

 – Хорошо. Отлично. – Он стал подниматься по лестнице. – Тогда я покончу с полками днем. После того как съезжу в город и куплю себе власяницу.

 Дверь наверху захлопнулась. Дора приподняла брови.

 – А ты думал, что, увидев эти цветы, я брошусь тебе на шею? Подонок. – Она взглянула на вошедшую из магазина Терри. – Все мужики – подонки.

 Дора ожидала, что Терри, как обычно, ухмыльнется и приведет парочку собственных примеров, но девушка явно была в отчаянии.

 – Дора, ты забирала к себе нефритовую собачку? Маленькую, китайскую?

 – Китайскую собачку? – Дора задумалась, постукивая ручкой по столу. – Нет. Я с Рождества ничего не трогала. А что случилось?

 Терри выдавила слабую улыбку.

 – Я не могу найти ее. Я нигде не могу ее найти.

 – Может, ее просто задвинули куда-нибудь. Может, Ли…

 – Я уже спрашивала Ли, – еле слышно прервала Терри. – Я на днях показывала эту собачку одному посетителю. А сейчас ее нет.

 – Не паникуй. – Дора решительно встала. – Пойдем посмотрим. Может, я сама ее передвинула.

 Но она точно знала, что ничего не трогала. Может, со стороны «Салон Доры» казался милым нагромождением хлама вперемежку с ценными вещами, но в кажущемся хаосе царила система – собственная система Доры.

 Дора знала место каждой вещи, вплоть до последней шелковой открытки.

 Ли, показывавшая покупателю табакерки, с тревогой взглянула на сестру и вернулась к своим обязанностям.

 – Она была в этом шкафу, – тихо сказала Терри. – Я показывала ее в канун Рождества, перед самым закрытием. И я точно видела ее вчера, когда продала французскую статуэтку. Они стояли рядом. Я бы заметила, если бы ее не было тогда.

 – Не волнуйся. – Дора успокаивающе похлопала Терри по плечу. – Давай осмотримся.

 Доре хватило одного взгляда на письменный столик атласного дерева, но она постаралась скрыть тревогу.

 – Терри, ты что-нибудь продала сегодня утром?

 – Чайный сервиз, мейсенский, и пару мундштуков. Ли продала колыбель красного дерева и два медных подсвечника.

 – И больше ничего?

 – Нет. – Побледневшие щеки Терри стали еще белее. – Что-то еще пропало?

 – Флакон для нюхательной соли. – Дора подавила проклятье. – И чернильница, которая стояла рядом.

 – Оловянная? – Терри повернулась к столику и застонала:

 – О господи!

 Дора покачала головой, предотвращая дальнейшие комментарии, и быстро обошла магазин.

 – Английское пресс-папье… Хрустальный флакон для духов фирмы «Баккара»… Печать Фаберже… – Одна эта печать стоила пять тысяч двести долларов. Тяжелый удар. – И бакелитовый портсигар. – Почему-то пропажа трехдолларового портсигара разъярила Дору не меньше, чем исчезновение «Фаберже». – Все достаточно мелкое, чтобы сунуть в карман или в сумочку.

 – За все утро не было и десятка покупателей. Не понимаю, как… О, Дора, я должна была получше следить.

 – Это не твоя вина.

 – Но…

 – Ты не виновата. – Ласково, несмотря на то что ее мутило от гнева, Дора обняла Терри за талию. – Мы не можем обращаться со всеми, кто входит в эту дверь, как с потенциальными воришками. Кончится тем, что мы поставим повсюду видеокамеры и запрем все витрины. Такая серьезная кража у нас впервые.

 – Дора, «Фаберже».

 – Да. Я сообщу в страховую компанию. Для этого они и существуют. Терри, иди на обед прямо сейчас.

 – Я не смогу проглотить ни кусочка.

 – Тогда погуляй. Купи новое платье. Тебе станет легче. Терри высморкалась.

 – Ты не злишься?

 – Злюсь? Я в бешенстве. – Дора прищурилась. – Надеюсь, они вернутся и попытаются еще что-нибудь украсть. Тогда я смогу переломать их жадные пальчики. А теперь иди, проветрись.

 – Хорошо. – Терри снова высморкалась и оставила Дору одну в маленькой комнате.

 – Серьезно? – спросила Ли, просовывая голову в дверь.

 – Довольно серьезно.

 – Милая, мне очень жаль.

 – И никаких «Я же говорила тебе, что все надо запирать»?

 Ли вздохнула.

 – Наверное, эта кража должна была доказать мою правоту, но, поработав здесь несколько недель, я поняла, почему ты ничего не запираешь. Это испортило бы атмосферу.

 – Да. – Дора потерла лоб, чувствуя, как наливается болью голова. – За десять тысяч долларов можно купить отличную атмосферу.

 – Десять тысяч, – в ужасе повторила Ли. – Десять тысяч долларов? О, Дора, какой кошмар.

 – Не волнуйся, я застрахована. Черт побери. Послушай, повесь на часок табличку «Закрыто». Пообедай или еще что-нибудь. Мне необходимо закатить истерику, и я хочу сделать это в одиночестве.

 – Ты уверена? – Ли взглянула в сверкающие глаза сестры. – Да, ты уверена. Я запру. Спасибо.