Глава 6

 Уютно свернувшись на диване, Дора пила коньяк и упрямо изучала веселые елочные фонарики. Джед пил кофе. Чертов полицейский, думала она. Полицейские не пьют спиртное на дежурстве… по крайней мере, в телесериалах. Ей хотелось игнорировать Джеда так же абсолютно, как он игнорировал ее.

 Правда, ей нравился приятель Джеда, лейтенант Брент Чэпмен, улыбчивый полицейский в мятых слаксах и испачканном галстуке, окутанный запахом мясного фарша и корицы. Его кроткие карие глаза за стеклами массивных очков в роговой оправе, его манера держаться успокоили ее, и она, к собственному изумлению, готовила кофе и выкладывала печенье так, словно встречала неожиданно явившихся гостей, а не полицейских, расследующих дело, связанное со стрельбой. Брент неспешно задавал ей вопросы. Нет, насколько она может сказать, ничего не пропало. Нет, в картотеке не было ничего ценного. Да, последние две недели в магазине было полно народа, но нет, она не может вспомнить никого и ничего подозрительного. Никто не задавал странных вопросов. Враги?

 Дора рассмеялась. Нет, если не считать Марджори Бауэрс.

 – Бауэре? – Брент навострил уши. Его карандаш замер над потрепанным блокнотом.

 – Мы обе пробовались на главную роль в школьном спектакле. В предпоследнем классе. «Вестсайдская история». Я победила Марджори на прослушивании, и она распустила слух, что я беременна.

 – Но я не думаю, что…

 – Поскольку на карту была поставлена моя репутация, у меня не было выбора. – Дора скосила глаза на Джеда, хмуро разглядывавшего большое фарфоровое блюдо. – Я подстерегла ее после школы.

 – Это очень интересно, но, думаю, не имеет отношения к нашему делу.

 Дора пожала плечами:

 – Она меня здорово ненавидела. Это было в Толедо. Нет, пожалуй, в Милуоки. Мы в те годы много переезжали с места на место.

 Брент улыбнулся. Ему нравилась домовладелица Джеда. Большинству людей, переживших взлом и перестрелку, не удается сохранить чувство юмора.

 – Мы ищем что-нибудь более свеженькое.

 – Расскажи ему о пройдохе-бухгалтере, – приказал Джед. – Успокойся, ради бога. Эндрю никогда бы…

 – Дод, – прервал ее Джед. – Эндрю Дод, бухгалтер Доры, позавчера набросился на нее. Так что ей пришлось подбить ему глаз и уволить. – Он насмешливо покосился на Дору. – Она выгнала его пинками под зад.

 – Понимаю. – Причмокивая, Брент нацарапал имя в своем блокноте. Он очень хотел улыбнуться, но, заметив угрожающий блеск глаз Доры, воздержался. – Дод обещал отомстить?

 – Конечно, нет. Скиммерхорн, дай мне сигарету. Джед прикурил.

 – Нервничаешь или злишься?

 – Тебе судить. – Она выхватила у него сигарету и жадно затянулась. – Самое страшное, на что способен Эндрю, это вернуться домой и поплакаться своей мамочке.

 – Все равно не мешает поговорить с ним, – кротко сказал Брент. – Где мы можем найти его?

 Дора метнула на Джеда в высшей степени неприязненный взгляд.

 – «Дод, Дод и Голдстайн», бухгалтерская фирма на углу Шестой и Маркет.

 Брент кивнул и взял с блюда печенье.

 – Дьявольский способ праздновать Рождество, не правда ли?

 Дора выдавила улыбку.

 – У меня были другие планы. Мне очень жаль, что вам пришлось покинуть семью.

 – Это часть работы. Отличное печенье.

 – Спасибо. Хотите, я заверну вам домой? Ведь у вас дети?

 – Трое. – Брент автоматически потянулся к бумажнику, чтобы показать фотографии. Джед закатил глаза. Дора поднялась с подлокотника и подошла посмотреть. Две девочки и мальчик, ухоженные и причесанные.

 – Старшая девочка похожа на вас, – заметила Дора.

 – Да. Это Карли. Ей десять лет.

 – Моей племяннице тоже десять. Она в пятом классе.

 – И Карли в пятом. Начальная школа имени Бестера в Лэндсдауне.

 – И Мисси там учится. Держу пари, они знают друг друга.

 Джед уставился на своих сияющих напарника и домовладелицу.

 – Случайно не Мисси Брэдшоу? У нее еще есть младший брат Риччи, настоящий…

 – Ураган. Да, точно.

 – Мисси бывала у нас много раз. Они живут всего в квартале от нашего дома. Родители Мисси и мы с женой по очереди подвозим детей в школу.

 – Я не мешаю? Может, оставить вас наедине? – поинтересовался Джед.

 Брент и Дора с состраданием посмотрели на него.

 – Скажите, Брент, он всегда такой угрюмый?

 – Очень часто. – Брент убрал бумажник и встал. Рубашка в крошках, на стеклах очков – жирные отпечатки пальцев. Просто прелесть, решила Дора. – Но он – лучший полицейский из всех, с кем я когда-либо работал. Так что можете чувствовать себя в безопасности.

 – Спасибо. Я заверну вам печенье. Намеренно не обращая внимания на Джеда, Дора ушла в кухню.

 – Потрясающая у тебя хозяйка.

 – Возьми себя в руки. Когда ты сможешь что-нибудь сказать о пулях, которые выковырял из штукатурки?

 – Боже, Джед, поимей совесть. Сейчас Рождество. Дай ребятам из лаборатории пару дней. Конечно, мы проверим и отпечатки пальцев, но думаю, это пустая трата времени.

 – Если он достаточно профессионален, чтобы использовать глушитель, то наверняка работал в перчатках.

 – В самую точку.

 – Как ты думаешь… – Джед умолк, поскольку вернулась Дора с бумажной тарелкой, накрытой алюминиевой фольгой.

 – Благодарю вас, мисс Конрой.

 – Зовите меня Дорой. Дадите знать, если узнаете что-нибудь?

 – Без сомнения. А вы просто расслабьтесь. Джед будет в курсе всего.

 Дора окинула Джеда долгим холодным взглядом.

 – Ну, теперь я смогу спать спокойно.

 – До свидания. Счастливого Рождества.

 – Я провожу тебя, – сказал Джед и кивнул Доре:

 – Сейчас вернусь.

 Когда они вышли в коридор, Брент вытянул из-под фольги еще одно печенье.

 – Сколько ты уже живешь здесь? Неделю?

 – Почти.

 – И как тебе удалось так быстро восстановить ее против себя?

 – Это дар божий. Послушай, зачем профессионалу вламываться в сувенирную лавку и копаться в бумажках?

 – Хороший вопрос. – Брент задохнулся от порыва холодного ветра. – Там полно ценностей.

 – Но он же не заинтересовался ценностями?

 – Не успел. Ты помешал ему.

 – Наверху горит свет. Он понимает, что в доме люди, и это не мешает ему перерезать телефонные провода, сигнализацию… Но он проходит мимо Даума.

 – Что-что?

 – Не обращай внимания, – злясь на себя, огрызнулся Джед. – Он идет прямо к картотеке.

 – Ему нужен какой-то документ.

 – Да. – Джед вытащил сигарету. – Но нашел ли он то, что искал? И что можно найти в документах набитой старьем лавки?

 – Чеки? – предположил Брент, открывая дверцу своей машины.

 – Опись товаров, имена, адреса.

 – Парень может уйти из полиции, но полицейского из него вытравить невозможно.

 – Я не могу оставаться равнодушным, когда в меня стреляют.

 – Понимаю. Нам не хватает тебя, капитан. В глазах Джеда промелькнуло что-то, похожее на сожаление.

 – Город вполне прилично обходится без меня.

 – Послушай, Джед…

 – Побереги силы. – У него не было настроения выслушивать лекцию или зажигательную речь, и не хотелось пережевывать все заново. – Дай мне знать, когда что-нибудь прояснится.

 – Ты будешь первым. – Брент сел в машину и опустил окно. – Да, приятель, береги задницу. Кажется, эта девушка не прочь и тебя поколотить.

 Джед лишь фыркнул в ответ и отправился в дом. Сначала он хотел убедиться, что Дора надежно заперлась на ночь, а потом можно будет спуститься в магазин и еще раз оглядеться.

 Всего лишь как заинтересованное гражданское лицо, сказал он себе.

 Ее дверь была открыта, и он вошел.

 – Полицейские уехали. Можешь положиться на Брента. Он добросовестный и обстоятельный человек.

 – Потрясающий. Присядь.

 – У меня дела. Запри свою дверь.

 – Сядь, – повторила она и указала на стул. – Я хочу промыть твою царапину.

 – Я и сам могу это сделать.

 – Скиммерхорн, неужели ты вообще ничего не знаешь? Когда получаешь рану, защищая женщину, она считает долгом чести залить тебя антисептиком. Если бы я носила нижнюю юбку, то должна была бы порвать ее на бинты.

 Джед снова внимательно оглядел блестящий комбинезон.

 – Что у тебя под ним?

 – Отличный мышечный тонус. – Дора нетерпеливо подтащила его к креслу. – Теперь ты должен сказать:

 «Ерунда, мадам, это всего лишь царапина».

 – Так оно и есть. – Губы Джеда чуть-чуть скривились в улыбке. – Но могло быть и хуже.

 – Несомненно. – Шелестя шелком, Дора опустилась на колени рядом с креслом и коснулась царапины ватным шариком. – Моя сестра сказала бы, что ты мог потерять глаз. Ли считает, что для глаз опасен любой предмет. Она унаследовала тревожные гены нашей мамы. – Дора намочила еще один ватный шарик и весело сказала:

 – Немного пощиплет.

 Царапина словно вспыхнула огнем, и Джед вцепился в запястье Доры.

 – Черт побери, что это?

 – Спирт. – Дора невинно захлопала ресницами. – Уничтожит любую грязь.

 – До самой кости прожгло, – пробормотал Джед.

 – Не скули, Скиммерхорн. Сиди спокойно. Дора снова прикоснулась к царапине проспиртованным шариком. Джед поморщился.

 – Скиммерхорн? Там, на лестнице, ты визжала, как истеричка, и называла меня по имени.

 – Я никогда не визжу, тем более как истеричка. Джед ухмыльнулся.

 – А тогда визжала. «Джед! Джед! О, Джед!» Дора бросила ватку в эмалированный подносик.

 – Тогда я думала, что тебя могут убить. К несчастью, я ошиблась. Хочешь, залеплю пластырем?

 – Нет. – В его глазах сверкнули озорные искры. – А поцеловать не хочешь?

 – Нет. – Дора поднялась, хотела было взять подносик, но передумала. – Послушай, я должна тебя спросить. Ты, конечно, ответишь, что мне не о чем беспокоиться, что такое часто случается. Но все равно я должна спросить. Ты считаешь, что он вернется?

 Джед внимательно посмотрел на нее. В ее глазах появилась тревога, которую она до сих пор так удачно скрывала. Вряд ли он сможет успокоить ее.

 – Я не знаю, – ровным голосом ответил он.

 – Великолепно. – Дора закрыла глаза, глубоко вздохнула. – Я чувствовала, что глупо спрашивать. Если ты не знаешь, что он здесь делал, как ты можешь сказать, вернется ли он.

 – Что-то в этом роде.

 Однако можно было солгать, подумал Джед, видя, как снова бледнеют ее щеки. Совсем не трудно придумать какие-нибудь утешения, чтобы она спокойно заснула.

 Когда Дора открыла глаза, они были очень темными, очень усталыми.

 – Послушай. – Джед встал и заправил прядь ее волос за ухо, затем отдернул руку. – Послушай, – повторил он. – Я не думаю, что сегодня может случиться еще что-нибудь. Тебе необходимо лечь в постель, отключиться. Пусть полицейские делают свою работу.

 – Да. – Ей очень хотелось попросить его остаться и не только из-за страха, но она покачала головой, потерла замерзшие обнаженные руки. – Завтра меня не будет почти весь день… я буду у сестры. Я оставлю тебе номер телефона на случай, если… на всякий случай.

 – Отлично. А сейчас запри за мной дверь. Запрешь?

 – Не сомневайся! И ты тоже. Запрись, я хочу сказать.

 – Конечно.

 Джед вышел и подождал, пока Дора не закрыла за ним дверь и задвинула засов. Затем улыбнулся, услышав безошибочный скрежет стула, который волокут по полу. Дверная ручка дернулась – это Дора подоткнула под нее спинку стула. Хорошая мысль, Конрой, подумал Джед, спускаясь в кладовую.

 

 В прелестном городском доме, окруженном величественными дубами, состоятельная пожилая дама сидела перед большим телевизором, наслаждаясь хорошим вином и бархатным голосом Бинга Кросби.

 Когда за спиной раздались тихие шаги, миссис Лайл улыбнулась и подняла руку.

 – Иди сюда, Мьюриэл, – пригласила она свою верную домоправительницу. – «Снежное Рождество». Моя любимая песня.

 Когда страшный удар обрушился на ее голову, она даже не вскрикнула. Тонкий хрустальный бокал разбился о край журнального столика, окропив дорогой французский ковер кроваво-красным хересом.

 Страшная боль парализовала женщину. Словно издалека, как сквозь туман, до нее донесся разъяренный мужской голос:

 – Где собака? Где эта чертова собака?

 И больше она ничего не слышала.

 

 Была уже полночь, когда Ди Карло, нагруженный коробками, украденными из винного магазина, поднимался в лифте в свою манхэттенскую квартиру.

 Ему здорово повезло: он нашел чек на ту идиотскую собачонку. Интересно, куда попали пули, выпущенные им в антикварном магазине.

 А впрочем, нечего волноваться. Его пистолет невозможно проследить. И дело движется вполне успешно: бронзовый орел, статуя Свободы, фарфоровая собачка.

 Выходя из лифта, Ди Карло перехватил коробки поудобнее и тихо засмеялся.

 

 Сестры уединились в кухне. Пока Ли проверяла в духовке рождественского гуся, Дора хрустела сырой морковкой, пересказывая события прошлой ночи.

 – Ну вот. Джед мчится за грабителем, размахивая огромным револьвером, а я не могу сдвинуться с места, прижимая руки к груди, как самая настоящая голливудская героиня. У тебя есть соус для овощей?

 – В холодильнике.

 В гостиной дети устроили настоящий разгром, отзвуки сражения доносились и сюда. На плите булькали кастрюли, но самое страшное – в любой момент в кухню могла ворваться мать. Ли передернулась.

 – Слава богу, ты не пострадала. Я все эти годы боялась, что тебя ограбят. И именно я убедила тебя поставить сигнализацию, помнишь?

 – Ну и чем помогла мне твоя сигнализация? – Дора окунула цветок брокколи в сметанный соус, сунула в рот и облокотилась о стол. – Джед сказал, что это просто дрянь.

 – Ну не знаю. – Ли выместила возмущение на содержимом одной из кастрюль. – Нед, кузен Джона, назвал ее произведением искусства.

 – Нед – ничтожество. Отличный соус. – Дора макнула в соус соцветие цветной капусты. – В конце концов, приехали полицейские и сделали все, что положено. Папа был бы в восторге от этого спектакля. – Чтобы не волновать сестру, Дора намеренно не упомянула о стрельбе, так что замечание о папином восторге было вполне уместно. – И оказалось, что бывший напарник Джеда – твой сосед.

 – Да? – Ли помешала сладкий картофель.

 – Отец Карли Чэпмен. Она учится с Мисси.

 – Карли? – Ли подняла крышку еще одной кастрюли, перебирая в уме дочкиных подружек. – Ах, да. Брент и Мэри Пэт. Мы по очереди возим детей в школу.

 – Я уже знаю. – Дора налила себе вина. – А теперь самое приятное: они собираются допросить Эндрю.

 – Эндрю? Ты шутишь!

 – Отвергнутый бухгалтер мстит женщине, уничтожая картотеку. – Дора пожала плечами и протянула второй бокал сестре. – Так же глупо, как и любое другое предположение. Когда обед?

 – Через двадцать минут. А пока можешь отнести в комнату то, что ты оставила от моего овощного салата. Если нам удастся занять маму на… – Дора осеклась и тихо выругалась, так как в кухню впорхнула Трикси Кон-рой, окутанная шелками и ароматом любимых духов: пряным, с лесными оттенками.

 Трикси всегда появлялась очень эффектно и неважно где: на сцене или в угловом супермаркете. Сегодня на простой семейный обед она нарядилась в платье в восточном стиле, переливающееся всеми оттенками красного и отделанное бахромой по подолу и широким рукавам. При малейшем движении тонкая ткань взлетала и развевалась вокруг стройной гибкой фигуры; короткие, подстриженные под девчонку-сорванца волосы горели огнем. Молочно-белое лицо без единой морщинки – благодаря единственной, очень незаметной подтяжке и благоговейному уходу; голубые, как у Ли, глаза с густыми ресницами; полные, чувственные, щедро накрашенные губы – Трикси была потрясающе красивой.

 – Дорогие! – Ее голос был таким же театральным, как и внешность: хрипловатый шепот, легко доносящийся до самого последнего ряда любого театрального зала. – Как приятно видеть моих девочек вместе. – Она втянула носом воздух. – О, и эти изумительные ароматы. Надеюсь, Офелия, ты не перегрела мои тефтели.

 – А… – Ли бросила на Дору полный отчаяния взгляд, но та лишь пожала плечами. – Нет, конечно, нет. – Ли вообще их не грела, а просто сунула под раковину в надежде скормить потом собаке. – Мамочка, разве ты не заметила… они зеленые.

 – Естественно. – Трикси засуетилась у плиты, приподнимая и небрежно бросая крышки кастрюль. – Я выкрасила их в соответствии с праздником. Мы можем подать их на закуску.

 – Нет! Мы лучше… – Не в силах придумать убедительную отговорку, Ли принесла в жертву сестру:

 – Мама, ты слышала, что в магазин Доры вломились грабители?

 – Ли, черт тебя побери.

 Проигнорировав тихое ругательство Доры, Ли быстро пояснила:

 – Прошлой ночью.

 – О, моя девочка. Моя маленькая овечка. – Трикси бросилась к дочери и обхватила ее лицо пальцами, унизанными кольцами. – Ты пострадала?

 – Конечно, нет.

 – Дора, почему бы тебе не увести маму в гостиную и не рассказать ей обо всем?

 – Да-да, ты должна все рассказать. – Трикси схватила дочь за руку и поволокла к двери. Дора успела лишь бросить на сестру испепеляющий взгляд. – И ты должна была позвонить мне сразу, как это случилось. Я тут же приехала бы. Моя маленькая бедняжка. Квентин! Квентин, нашу доченьку ограбили.

 В гостиной семейства Брэдшоу царил полный хаос.

 На ковре практичного коричневого цвета валялись игрушки, невозможно было сделать и шагу, чтобы не споткнуться. Майкл сосредоточенно гонял по комнате радиоуправляемую полицейскую машину, приводя в ужас собачонку. Уилл, в темной шелковой сорочке и галстуке с турецким узором, развлекал Мисси, наяривая на пианино бравурные мелодии. Джон и Риччи уставились остекленевшими глазами в телеэкран, очумело вертя ручки игровой приставки, а накачавшийся пуншем Квентин следил за игрой и подавал непрошеные советы.

 – Квентин, – хорошо поставленный голос Трикси мгновенно остановил всех, – нашей девочке угрожали!

 Уилл прокомментировал сообщение драматическим аккордом. Дора скорчила брату гримасу.

 – Мама, мне не угрожали. – Поглаживая руку матери, Дора усадила ее в кресло и отдала ей свое вино. – Кто-то вломился в магазин, но ничего страшного. Они не успели ничего взять. Джед их спугнул.

 – Я не ошибся в нем, – сказал Квентин. – Можете назвать это шестым чувством. Он пустил в ход кулаки?

 – Нет, просто прогнал.

 – А я бы застрелил грабителя на месте. – Риччи вскочил на диван и застрочил из воображаемого автомата. – Я же тебя предупреждал.

 – Предупреждал.

 – Риччи, слезь с дивана, – автоматически приказал Джон. – Дора, ты звонила в полицию?

 – Да. Теперь все в руках славной полиции Филадельфии. – Дора схватила Риччи и сняла его с дивана. – А офицер, ведущий расследование, – отец твоей очень, очень хорошей подружки, лягушонок, Карли Чэпмен.

 – Карли Чэпмен! – Риччи вцепился в свое горло и стал давиться, изображая отвращение.

 – Она посылает тебе свою любовь. – Дора похлопала ресницами и почмокала губами. Последовавшие стоны и визги убедили ее в том, что кризис миновал.

 – Уиллоуби! – Одно слово Трикси, один взмах ее тонкой руки, и шум немедленно прекратился. – Сегодня ты будешь ночевать у Айседоры. Я не смогу успокоиться, если рядом с ней не будет мужчины.

 – Мама, – Дора выхватила у матери свой бокал. Ей просто необходимо было выпить, – всем феминисткам в моем лице стыдно за тебя.

 – Общественные и политические идеалы меркнут, когда дело касается благополучия моего ребенка, – царственно заявила Трикси. – Уилл, ты останешься со своей сестрой.

 – Никаких проблем.

 – А у меня есть проблема, – возразила Дора. – Он никогда не моет раковину после бритья и занимается телефонным сексом со своими нью-йоркскими девицами. Сплошная порнография.

 Уилл усмехнулся.

 – Во-первых, я звоню по собственной телефонной карте, а во-вторых, нечего подслушивать.

 – Твоя мама знает, что делает. – Квентин поднялся, чтобы подлить себе пунша, но отклонился от намеченного маршрута и поцеловал руку жены. Сегодня – в темном костюме и белой накрахмаленной рубашке – он был необыкновенно элегантен. – Не забивай свою прелестную головку, дорогая. Завтра я сам загляну в магазин и оценю ситуацию.

 – И если уж мы вспомнили о порнографии, – скривившись, пробормотал Уилл. – Что это за вонь? Дверь кухни распахнулась.

 – Обед готов, – торжественно объявила Ли и мрачно улыбнулась матери:

 – Прости, дорогая. Кажется, я сожгла твои тефтели.

 В квартале от них Джед пытался улизнуть от гостеприимных хозяев. Он наслаждался рождественским обедом у Чэпменов гораздо больше, чем ожидал. Хотя что тут удивляться? Трудно остаться равнодушным к радости детей, еще не пришедших в себя от массы рождественских подарков. Невозможно не расслабиться от витавших в воздухе ароматов хвои, индейки и яблочного пирога.

 А кроме того, он просто любил Брента и Мэри Пэт – каждого в отдельности и как семейную пару.

 Однако чем дольше Джед оставался в их уютном доме, тем больше неловкости испытывал. Как ни старался, он никак не мог избежать сравнения этой теплой семейной атмосферы – с потрескивающими в камине поленьями, с играющими на ковре детьми – с невеселыми воспоминаниями своего детства.

 Скандалы. Или еще хуже, намного хуже: ледяное удушливое молчание. Рождество, когда его мать разбила всю посуду о стены гостиной. Рождество, когда отец расстрелял из своего пистолета все хрустальные подвески роскошной люстры в холле.

 И еще одно Рождество, когда Элейн вообще не пришла домой, а объявилась лишь два дня спустя с разбитой губой и синяком под глазом. Это было в тот год, когда его арестовали за магазинную кражу? Нет, вспомнил Джед. Это случилось год спустя, когда ему было четырнадцать.

 Добрые старые денечки.

 – Ну хотя бы возьми немного с собой, – настаивала Мэри Пэт. – Я не знаю, что делать со всей этой едой.

 – Будь другом. – Протиснувшись к столу, чтобы подлить себе пива, Брент ласково похлопал жену по попке. – Если не возьмешь, мне придется целый месяц доедать эту индейку. Хочешь? – Он протянул Джеду бутылку.

 Джед покачал головой.

 – Нет, я за рулем.

 – Неужели обязательно убегать так рано? – недовольно спросила Мэри Пэт.

 – Я провел у вас целый день, – напомнил Джед и, поскольку действительно чувствовал себя с ней очень непринужденно – большая редкость для него! – поцеловал ее в щеку. – А теперь пора домой – отрабатывать все это пюре с подливкой.

 – Брось, ты совсем не толстеешь. В чем я тебе ужасно завидую. – Мэри Пэт стала щедро наполнять вкусной едой пару пластмассовых коробочек. – Лучше расскажи побольше о своей красотке-хозяйке.

 – Она не красотка, обыкновенная женщина.

 – Брент сказал «красотка». – Мэри Пэт подозрительно взглянула на мужа. Тот только пожал плечами. – И сексуальная.

 – Это потому, что она угостила его печеньем.

 – Если она – сестра Ли Брэдшоу, то не может быть обыкновенной. Ли выглядит потрясающе даже рано утром с полной машиной визжащей ребятни. Родители – актеры. Театральные, – добавила Мэри Пэт, драматически подчеркивая последнее слово. – И я видела их мать. – Она закатила глаза. – Хотела бы я так выглядеть в ее возрасте.

 – Ты отлично выглядишь, милая, – уверил ее Брент.

 – Отлично. – Покачав головой, Мэри Пэт закрыла коробочки. – Он когда-нибудь говорит обо мне «красотка»? Он когда-нибудь говорит «сексуальная»?

 – Я это скажу.

 – Спасибо, Джед. Почему бы тебе не привести ее как-нибудь к нам? На ужин или просто посидеть.

 – Я не встречаюсь с ней; я плачу ей арендную плату.

 – Ты гонялся ради нее за плохим парнем, – напомнила Мэри Пэт.

 – Это рефлекс. У меня не было выбора. – Джед взял упакованную еду. – Спасибо за обед.

 

 Обняв Брента за талию, Мэри Пэт долго махала вслед машине Джеда.

 – Знаешь, пожалуй, я загляну в тот магазинчик.

 – Пошпионить?

 – Можешь называть это как угодно. Мне очень хочется взглянуть на эту его красивую, сексуальную и одинокую домовладелицу.

 – Джед тебя за это не поблагодарит.

 – Посмотрим. Ему необходима женщина.

 – Ему необходимо вернуться к работе.

 – Значит, возьмемся за него вдвоем. – Мэри Пэт повернула голову, подставив губы для поцелуя. – Не оставим ему ни шанса.

 А в это время в Лос-Анджелесе, в огромной столовой своего дома, Эдмунд Финли наслаждался нежнейшей уткой и перепелиными яйцами. Компанию ему составляла шикарная блондинка, хрупкая и зеленоглазая. Она говорила на трех языках, прекрасно разбиралась в искусстве и литературе, а вдобавок к уму и красоте была почти так же богата, как Финли. Его самолюбие не позволяло довольствоваться меньшим.

 Пока дама маленькими глотками пила шампанское, Финли открыл принесенную ею изысканно упакованную коробочку.

 – Ты так внимательна, дорогая.

 Он поднял крышку и замер в предвкушении.

 – Эдмунд, я знаю, какое наслаждение доставляют тебе красивые вещи.

 – Ты права. – Развернув папиросную бумагу, он вынул маленькую фантастическую птицу из слоновой кости и, лаская ее пальцами, глубоко вздохнул от удовольствия.

 – Ты восхищаешься ею каждый раз, когда обедаешь со мной, и я подумала, что это чудесный рождественский подарок. – Довольная его реакцией, она накрыла ладонью его руку. – Я подумала, что подарок из моей собственной коллекции будет более личным.

 – Необыкновенная вещь. – Его глаза засияли. – И, как ты мне говорила, единственная в своем роде.

 – Вообще-то, оказалось, что я ошибалась. – Женщина снова потянулась за бокалом и не заметила, как вдруг сжались пальцы Финли. – Несколько недель назад мне удалось достать близняшку. – Она тихо рассмеялась. – Только не спрашивай как, поскольку раньше она хранилась в музее.

 – Не уникальная. – Его удовольствие растворилось, как дым, оставив горечь разочарования. – Почему ты решила, что мне понравится что-то обычное?

 Блондинка замигала от удивления.

 – Эдмунд, но ничего же не изменилось. Все то же изумительное произведение искусства. И очень ценное.

 – Ценность – понятие относительное, моя дорогая. – Не сводя с женщины холодных глаз, он стал все сильнее сжимать пальцами изящную фигурку. Крепче, крепче… пока не раздался звук, похожий на выстрел. – Женщина горестно вскрикнула, и Финли снова улыбнулся. – Кажется, сломалась. Какая жалость. – Он отложил кусочки и взял свой бокал. – Конечно, если бы ты подарила мне птичку из твоей коллекции, я бы оценил ее по достоинству. Ведь она единственная на свете.