• Знак Семи, #3

9

 Сибил разглядывала яркие пятна краски на разных стенах будущего магазина «У сестер». Свежая краска, подумала она, чтобы скрыть старые раны и шрамы. Верная себе Лейла прикрепила к стене большую схему — в масштабе — помещения с планируемыми изменениями и дополнениями. Не составляло труда представить, как все будет.

 А Сибил без труда представила, как все было. Маленький мальчик, испуганный и растерянный, и его мать, истекающая кровью на полу магазина. После этого жизнь Гейджа распалась на части. Ему удалось склеить кусочки, но после тех ужасных минут, после перенесенной утраты линия его жизни совершила крутой поворот.

 Точно так же, как изменилась ее жизнь в момент самоубийства отца.

 Еще один переломный момент — это когда отец Гейджа впервые поднял на него руку. Еще одна заплатка, еще один поворот. Следующий удар пришелся на десятый день рождения.

 Слишком много разрушений и потерь для маленького мальчика. Нужно быть очень сильным и упорным, чтобы не только примириться с этими разрушениями, но и построить на развалинах новую жизнь.

 Голоса за спиной смолкли. Повернувшись, Сибил увидела, что Лейла и Куин смотрят на нее.

 —Отлично, Лейла.

 —Ты думаешь о том, что здесь случилось, о матери Гейджа. Я тоже. — Лейла обвела затуманившимся взглядом комнату. — Я много размышляла об этом ночью. В двух кварталах отсюда есть другое помещение. Может, нужно арендовать его, а не...

 —Нет, нет. Даже не думай. — Сибил коснулась рукой схемы.

 —Он молчал. Гейдж не сказал ни слова, а я все время болтала о своих планах. И Фокс ни разу... И Кэл. А когда я спросила об этом, Фокс ответил: делай что должно, и будь что будет. Ты знаешь, он умеет формулировать.

 —Фокс прав. — Свежая краска, вновь подумала Сибил. Цвет и свет. — Если мы не способны сохранить или вернуть то, что нам принадлежит, мы уже проиграли. Никто из нас не может отменить то, что случилось с матерью Гейджа, или другие несчастья, которые произошли потом. Но ты снова можешь вдохнуть жизнь в этот дом, и я думаю, это будет хороший пинок Твиссу под зад. А что касается Гейджа, он говорил, что мать любила сюда приходить. Ему будет приятно видеть, что ты превратила это место в нечто, что понравилось бы его матери.

 —Согласна, и не только потому, что тут будет классно, — прибавила Куин. — Ты вложила сюда много позитивной энергии, которая вытесняет негативную. Это важный символ. Более того, отличное лекарство. Мы лечим раны — на всех уровнях.

 —Природа не терпит пустоты, — заключила Сибил, кивая. — Не сдавайся, Лейла. Заполни ее.

 Лейла вздохнула.

 —Скоро я официально стану безработной и у меня появится много времени. А теперь мне пора в контору. Сегодня первый полный день обучения моей преемницы.

 —И как она? — спросила Куин.

 —Думаю, отлично справится. Умная, квалифицированная, организованная, привлекательная. Счастливый брак и двое детей-подростков. Мне она по душе, а Фокс ее немного побаивается. Все отлично. — Выходя, Лейла оглянулась на Сибил. — Может, спросишь Гейджа, если увидишь его сегодня? Лекарство, пинок и все такое. Или Гейджу будет тяжело приходить сюда, и Фоксу... то есть мне, стоит присмотреться к другому помещению?

 —Спрошу, если увижу.

 Когда Лейла заперла дверь и повернула к конторе, Куин взяла Сибил под руку.

 —Почему бы тебе этого не сделать?

 —Что?

 —Поговорить с Гейджем. Ты лучше соображаешь, когда не волнуешься за него.

 —Он большой мальчик и сам в состоянии...

 —Сибил. Мы это уже проходили. Во-первых, ты связана с ним. Даже если считаешь его лишь членом команды, все равно связана. Но тут нечто большее. Только между нами, — прибавила она в ответ на молчание Сибил.

 —Ладно, ты права. Кое-что еще. Не знаю, как это определить, но оно есть.

 —Хорошо, пусть остается безымянным. И ты думаешь о маленьком мальчике, лишившемся матери, о мальчике, отец которого повернулся не к сыну, а к бутылке. О мальчике, которому досталось слишком много ударов, и о мужчине, который не сбежал, хотя мог бы. Значит, в твоем неопределенном чувстве присутствуют симпатия и уважение.

 —Верно.

 —Он умен, способен хранить верность, довольно крут и достаточно непредсказуем, чтобы вызывать интерес. И, разумеется, чертовски сексуален.

 —Мы это уже проходили, — согласилась Сибил.

 —Значит, иди и поговори с ним. Снимешь груз с души Лейлы, возможно, немного разберешься в своем безымянном чувстве, а потом сосредоточишься на работе. Ее у нас достаточно.

 —Вот почему я могу и должна отложить этот разговор. Мы сделали только первый шаг в выявлении «горячих точек». Мне нужно еще раз взглянуть на карты, которые мы вытащили из колоды Таро. А главное, я не оставлю тебя в доме одну. Ни за что.

 —Именно для этого изобрели ноутбуки. Я возьму свой в боулинг-центр. — Куин махнула рукой в сторону площади. — Еще одно подтверждение, что я не ошиблась в выборе мужчины и «основной базы». Устроюсь в кабинете Кэла или где-то поблизости, а ты присоединишься ко мне, когда поговоришь с Гейджем.

 —Возможно, не такая уж плохая идея.

 —Милая, — сказала Куин, входя в дом, — не такие уж плохие идеи — моя профессия.

 Гейдж сидел на кухне в доме Кэла; рядом стояла чашка кофе. Он погрузился в воспоминания, записывая самое существенное в ноутбук. Всякое бывает, размышлял он, но чтобы столько сразу... Записывая, отмечал места, где инциденты повторялись.

 Но смысла уловить не мог. Худшие минуты в жизни — боль, страх, горе, ярость — он пережил в той проклятой квартире над боулинг-центром. Каждую Седмицу в центре что-нибудь случалось, но всякий раз что-то не очень серьезное. Ни смертей, ни пожаров, ни ограблений.

 И это само по себе странно, правда? Одно из самых известных мест города, дом, где прошло его детство, собственность семьи Кэла, любимое место отдыха Фокса. А когда город охватывало безумие и люди поджигали и крушили дома, избивали друг друга, старая «Боул-а-Рама» оставалась целой и невредимой.

 Здесь следует поставить большой вопрос — и примечание: как можно это использовать.

 И еще старая библиотека, в которой они проводили много времени и которой заведовала прабабка Кэла. Там жила и там умерла Энн Хоукинс в первые годы существования Хоукинс Холлоу. Именно там во время предыдущей Седмицы Фокс пережил ужасную трагедию, когда его невеста прыгнула с крыши.

 Но, размышлял Гейдж, прихлебывая кофе, это единственная трагедия, которую он помнит. Ни пожара, ни грабежа. А ведь книги так хорошо горят.

 Школа для средних и старших классов каждый раз оказывалась в гуще событий, а начальная школа практически не пострадала. Интересно.

 Он принялся изучать карту города, задумавшись не только о «горячих», но и о «холодных» точках.

 Стук в дверь вызвал легкое раздражение, но при виде Сибил мысли потекли в другом направлении.

 —Почему ты просто не вошла? — спросил он. — Тут никто не стучит.

 —Хорошее воспитание. — Она закрыла за собой дверь и, склонив голову, окинула Гейджа внимательным взглядом. — Не выспался?

 —Я бы надел костюм с галстуком, если бы ждал хорошо воспитанную персону.

 —И побриться не мешало бы. Я пришла, чтобы обсудить одну проблему. Будем говорить прямо здесь?

 —Это надолго?

 Удивление в ее глазах заставило Гейджа улыбнуться.

 —На редкость гостеприимный хозяин.

 —Это не мой дом, — заметил он. — Я работаю на кухне. Можешь пройти туда.

 —Спасибо. Я так и сделаю. — Сибил пошла впереди, и он любовался ее царственной, плавной походкой. — Не возражаешь, если я заварю чай?

 Он пожал плечами.

 —Ты знаешь, где все лежит.

 —Знаю, — Сибил сняла чайник с плиты, подошла к мойке.

 Появление Сибил не вызвало у него особого раздражения. На самом деле, не так уж неприятно смотреть, как красивая женщина заваривает на кухне чай. И не просто красивая женщина, а Сибил, вынужден был признать он. И не просто на кухне, а на его кухне — во всяком случае, в настоящий момент.

 Между ними что-то возникло вчера вечером, когда она поцеловала его, когда плакала о нем. Не сексуальное в своей основе, признал Гейдж. С сексуальным он знал, как обращаться. То, что между ними происходит, гораздо опаснее секса.

 Сибил оглянулась, и Гейдж ощутил такой знакомый толчок физического влечения. И почувствовал себя увереннее.

 —Над чем трудишься? — спросила она.

 —Домашнее задание.

 Она подошла к ноутбуку, взглянула на карту, одобрительно кивнула.

 —Отличная работа.

 —Ставишь пятерку? Сибил посмотрела ему в глаза.

 —Вижу, ты не в духе. Со мной тоже часто бывает. Может, пропустить чай и приступить прямо к делу? Быстрее закончим, и я не стану тебе мешать.

 —Заканчивай с чаем. Меня это не волнует. Кстати, можешь налить мне еще кофе, раз ты занялась хозяйством. И что у тебя за дело?

 Сибил повернулась, достала чашку с блюдцем — и проигнорировала просьбу налить кофе, отметил Гейдж. Потом облокотилась на столешницу и стала ждать, когда закипит вода.

 —Лейла задумалась, не найти ли другое место для бутика.

 Гейдж ждал продолжения, но так и не дождался.

 —И это требуется обсудить со мной, потому...

 —Она задумалась об альтернативе, потому что боится задеть твои чувства.

 —У меня нет никаких чувств относительно бутиков женской одежды. С чего бы ей...

 Кивнув, Сибил выключила горелку под закипевшим чайником.

 —Вижу, несмотря на плохое настроение, твой мозг не утратил способности мыслить. Она беспокоится, что, открыв магазин в этом доме, причинит тебе боль. Как верно указывают карты, сильные стороны Лейлы — сострадание и сочувствие. Ты брат Фокса, в полном смысле этого слова, и она тебя любит. И изменит свои планы.

 —Нет никакой необходимости. Она не обязана... Это не... — Гейдж не мог подобрать нужных слов. Просто не находил.

 —Я ей передам.

 —Нет, я сам с ней поговорю. — Боже милосердный. — Это всего лишь место, где случилось несчастье. Если в Холлоу огородить все места, где случилось несчастье, город престанет существовать. На город мне плевать, но в нем живут люди, на которых я плюнуть не могу.

 Верность, подумала Сибил, тоже относится к его сильным сторонам.

 —Лейла преобразит это место. По крайней мере, настроена. Я видела ее там. Две разные картины. Два варианта будущего. В одном дом сожжен, окна разбиты, стены почернели. Лейла стоит одна посреди этой разрухи. Сквозь разбитое окно в комнату проникает свет, и от этого почему-то еще хуже. Освещает разбившиеся надежды.

 Снова отвернувшись, Сибил налила чашку чая.

 —В другой картине солнечные лучи отражаются от стеклянных витрин и натертого до блеска пола. Лейла не одна. Комната полна людей, разглядывающих витрины и полки. Движение, яркие краски. Я не знаю, какое видение станет явью. Но Лейле нужно попробовать сделать так, чтобы воплотился второй вариант. Она сможет, если ты не будешь возражать.

 —Отлично.

 —Ну вот, миссию я выполнила и теперь могу оставить тебя в покое.

 —Допей сначала чай.

 Она взяла чашку, облокотилась на стол, приблизила лицо к лицу Гейджа.

 —Любовь — это тяжкое бремя, да? Хватит с тебя Кэла и Фокса, Хоукинсов, Барри и О'Деллов. А теперь Лейла добавила камень в общую кучу. А еще есть Куин, и это тоже ляжет на твои плечи, потому что она из тех людей, которых нельзя просто выбросить и забыть. Неудивительно, что ты такой мрачный.

 —На твой взгляд. По мне, нормальное настроение.

 —В таком случае... — Сибил заглянула ему через плечо на экран компьютера. — Черт, ты действительно делаешь домашнее задание.

 Она пахнет лесом, подумал Гейдж. Осенним лесом. Никакой эфемерности или полутонов, как весной. Яркий, насыщенный аромат с легким намеком на дым.

 —Сколько точек, — заметила она. — Кажется, я уловила принцип, по которому они сгруппированы, но ты не хочешь объяснить...

 Он действовал инстинктивно, не раздумывая. Обычно это ошибка, но не теперь. Прежде чем они оба успели понять, что происходит, губы Гейджа прижались к ее губам, пальцы вплелись в ее волосы.

 Потеряв равновесие — не только в буквальном смысле, надеялся Гейдж, — она ухватилась за его плечи. Не отпрянула, не отстранилась, а приняла поцелуй. Но не капитулировала — выбрала наслаждение.

 —Никакого соблазнения, — сказал он, касаясь губами ее губ. — Я не нарушил соглашения. Все честно. Можно потанцевать здесь, а можно подняться наверх.

 —Ты прав. Это явно не соблазнение.

 —Ты сама поставила условия, — напомнил Гейдж. — Если хочешь их изменить...

 —Нет, нет. Уговор есть уговор. — Теперь уже она поцеловала его, страстно и жадно. — И хотя я люблю танцы, это... — Стук в дверь заставил ее умолкнуть. — Хочешь, я открою? Наверное, тебе нужна минута-другая, чтобы... успокоиться.

 И ей тоже, подумала Сибил, выходя из кухни. Она не возражала, чтобы с головой броситься в глубокий омут. В конце концов, она хороший, опытный пловец. Но сделать пару глубоких, прочищающих мозги вдохов не помешает. А потом решить, хочет ли она бросаться именно в этот омут и именно в это время.

 После первого вдоха Сибил открыла дверь. Она не сразу узнала человека, которого несколько раз видела в боулинг-центре. И вновь подумала, что Гейдж пошел в мать — между отцом и сыном не было никакого сходства.

 —Мистер Тернер, меня зовут Сибил Кински. — Он выглядел смущенным и немного испуганным. Волосы у него были редкими и седыми. Ростом он был с Гейджа, только тощий. Вероятно, глубокие морщины на лице и красная сеточка лопнувших сосудов объяснялись многолетним пьянством. Голубые водянистые глаза, казалось, избегали ее взгляда.

 —Простите. Я подумал, что если Гейдж здесь, то...

 —Да, Гейдж дома. Входите. Он на кухне. Может, присядете, а я...

 —Не стоит. — Голос Гейджа был пугающе бесстрастен. — Уходи.

 —Всего минуту, пожалуйста.

 —Я занят, а тебя сюда никто не звал.

 —Я пригласила мистера Тернера войти. — Слова Сибил падали, словно камни в глубокий колодец молчания. — И приношу извинения вам обоим. Я вас оставлю — разбирайтесь сами. Прошу меня простить.

 Она удалилась на кухню, но Гейдж даже не повернул головы.

 —Уходи, — повторил он.

 —Мне нужно с тобой поговорить.

 —Это не моя проблема. Я не желаю слушать. Пока я тут живу, тебе тут нечего делать.

 Билл стиснул зубы; на щеках выступили желваки.

 —Я откладывал этот разговор с тех пор, как ты вернулся в город. Больше не могу. Пять минут, ради всего святого. Пять минут, и я больше тебя не побеспокою. Я знаю, ты приходишь в боулинг-центр, только когда меня там нет. Выслушай меня, и я буду исчезать каждый раз, когда ты захочешь увидеться с Кэлом. Не буду показываться тебе на глаза, обещаю.

 —Ты всегда держал слово?

 Лицо Билла вспыхнуло, потом снова стало бледным.

 —Больше у меня ничего нет. Пять минут, и ты избавишься от меня.

 —Я уже от тебя избавился. — Гейдж пожал плечами. — Ладно, пять минут у тебя есть.

 —Хорошо. — Билл откашлялся. — Я алкоголик. Но не пил уже пять лет, шесть месяцев и двенадцать дней. Я позволил спиртному разрушить свою жизнь. Использовал его в качестве оправдания, чтобы причинить тебе боль. Я должен был воспитывать тебя. Заботиться о тебе. У тебя больше никого не было, а я сделал так, что вообще никого не стало. — Он с усилием сглотнул. — Я бил тебя кулаками и ремнем, продолжал избивать, пока ты не вырос и не дал мне отпор. Я давал обещания и нарушал их. Снова и снова. Я был плохим отцом. Плохим человеком.

 Билл отвел взгляд; голос его дрожал. Гейдж молчал. Билл несколько раз с шумом втянул в себя воздух, потом посмотрел в лицо сына.

 —Я не могу вернуться назад и что-то изменить. Но хочу сказать, что буду жалеть об этом до самой смерти, хотя ничего уже сделать нельзя. Я не буду обещать, что никогда не возьму в рот спиртного — только сегодня. А проснувшись завтра утром, дам себе зарок на день. И каждый день, когда я трезв, я вспоминаю, как обращался с тобой, вспоминаю, что опозорил себя как мужчина и как отец. Что твоя мать смотрит с небес и плачет. Я предал ее. Предал тебя. И буду жалеть об этом весь остаток жизни.

 Билл снова вздохнул.

 —Пожалуй, все. Разве что... Ты кое-чего добился в жизни. Самостоятельно.

 —Почему? — Гейдж понял, что, если они больше не увидятся, он должен получить ответ на вопрос, всю жизнь не дававший ему покоя. — Почему ты со мной так обращался? Пьянство — всего лишь предлог. Это правда. Почему?

 —Я не мог достать ремнем до Бога. — Глаза Билла вспыхнули, голос задрожал. — И кулаками тоже. А ты был рядом. Мне нужно было кого-то обвинить, наказать. — Он опустил взгляд на свои руки. — Я был обыкновенным парнем. Умел починить все, что угодно, не боялся тяжелой работы, но в остальном ничего особенного. А потом она посмотрела на меня. Твоя мама, она сделала меня лучше. Она меня любила. Каждое утро, каждый вечер я удивлялся, что она со мной, что любит меня. Она... У меня еще осталась пара минут из тех пяти, да?

 —Заканчивай.

 —Ты должен знать... Она была... мы были... так счастливы, когда она забеременела тобой. Наверное, ты не помнишь, как было... до того. Но мы были счастливы. Кэти... У твоей мамы были осложнения во время беременности, а потом все произошло так быстро. Мы даже не успели доехать до больницы. Ты родился в машине «Скорой помощи».

 Билл снова отвел взгляд, и на этот раз — хотел ли Гейдж видеть или нет — в поблекших голубых глазах плескалась печаль.

 —Потом были еще проблемы, и врач сказал, что ей больше не следует иметь детей. Я не возражал. У нас был ты — господи, как две капли похожий на нее. Я знаю, ты не помнишь, но я любил вас обоих больше всего на свете.

 —Нет, — сказал Гейдж, когда Билл умолк. — Не помню.

 —Да, конечно. Через какое-то время она захотела еще ребенка. Она так сильно хотела. Говорила: посмотри на Гейджа, Билл. Посмотри, кого мы сотворили. Правда, чудо? Ему нужен братик или сестричка. Мы зачали еще одного, и она была очень осторожна. Следила за собой, выполняла все предписания врача, не жаловалась. Но все пошло наперекосяк. Меня вызвали с работы, и...

 Он достал платок и, не стесняясь, вытер слезы.

 —Я потерял и ее, и маленькую девочку, которую мы пытались родить. Джим и Франни, Джо и Брайан — они старались помочь, чем могли. Больше, чем другие на их месте. Я начал пить, сначала понемногу, редко, чтобы как-то забыться.

 Слезы высохли, и Билл сунул платок в карман.

 —Я стал винить себя в ее смерти. Нужно было пойти сделать себе операцию, ничего не говоря ей — и все. Тогда она была бы жива. Мне стало еще хуже, и я запил сильнее. Потом стал думать, что она была бы жива, если бы не родила тебя. Без тебя ничего бы не нарушилось в ее организме, и утром, просыпаясь, я видел бы рядом ее. Винить тебя было не так больно, и я убедил себя, что это истинная правда, а не гнусная ложь. Из-за пьянства я лишился работы, но повернул все так, словно бросил работу сам, чтобы присматривать за тобой. Все несчастья я сваливал на тебя, потом снова пил, набрасывался на тебя, лишь бы не смотреть правде в глаза.

 Билл тяжело вздохнул.

 —Никто не виноват, Гейдж, тут нет ничьей вины. Просто все пошло не так, и она умерла. А когда она умерла, я перестал быть мужчиной. Перестал быть отцом. На то, что от меня осталось, твоя мама даже не взглянула бы. Вот почему. Такой длинный ответ на твой вопрос. Я не жду, что ты меня простишь. Или забудешь. Просто хочу, чтобы ты поверил: я знаю, что сделал, и сожалею об этом.

 —Я верю, ты знаешь, что сделал, и жалеешь об этом.

 Кивнув, Билл опустил взгляд и открыл дверь.

 —Я не буду путаться у тебя под ногами, — сказал он, не поворачиваясь к Гейджу. — Можешь приходить к Кэлу или пить пиво в баре — я не буду тебе мешать.

 Когда Билл закрыл за собой дверь, Гейдж прислонился к стене. Что он должен чувствовать? И что теперь должно измениться? Никакие сожаления не компенсируют даже одну минуту из тех лет страха, горечи и гнева. Не заглушат стыд или печаль.

 Итак, старик облегчил душу, размышлял Гейдж, возвращаясь на кухню. Отлично. Теперь между ними все кончено.

 В окне он увидел Сибил — она сидела на выходящей во двор веранде и пила чай. Гейдж рывком распахнул дверь.

 —Какого черта ты его впустила? Это твое хваленое воспитание?

 —Вероятно. Я уже извинилась.

 —День извинений, черт бы его побрал. — Гнев, который он сдерживал в присутствии отца — старик его не заслуживал, — вспыхнул с удвоенной силой. — Сидишь тут и думаешь, что я могу простить и забыть. Бедняга теперь трезв и пытается навести мосты к единственному сыну, которого он регулярно лупил до полусмерти. Причина в алкоголе, а алкоголь был реакцией на скорбь и чувство вины. Кроме того, алкоголизм — болезнь, и он подхватил ее, словно рак. Теперь у него ремиссия, по одному дню, и поэтому все, черт возьми, уже в прошлом. Я должен все забыть и простить. Твой отец, прежде чем прострелить себе мозг, бил тебя по лицу?

 Гейдж слышал, как у нее перехвалило дыхание, но голос Сибил не дрогнул.

 —Нет.

 —Он бил тебя ремнем до крови?

 —Нет.

 —Вот что я имею в виду, когда говорю, что у тебя недостаточно опыта, чтобы сидеть тут и думать, что я должен все это забыть и броситься в объятия к старику.

 —Ты абсолютно прав. Но есть еще одна маленькая деталь. Ты вкладываешь мне в голову мысли, которых там нет, приписываешь слова, которые я не собиралась произносить. И это мне не нравится. Думаю, после разговора с отцом ты сделался раздраженным и чересчур чувствительным, и поэтому я не буду тебе докучать. Причем до такой степени, что оставлю тебя одного, и ты можешь спокойно насладиться своей истерикой.

 Дойдя до двери, она резко повернулась.

 —Нет, я этого не сделаю. Будь я проклята. Хочешь знать, что я думаю? Тебе интересно услышать мое мнение, а не то, что ты мне приписываешь?

 Он махнул рукой, и в этом жесте смешались горечь и сарказм.

 —Давай.

 —Я думаю, ты не обязан что-то прощать или забывать. Не должен закрывать глаза на все эти долгие годы насилия, потому что твой обидчик сейчас трезв и сожалеет о своих поступках. Может, это низко и жестоко с моей стороны, но я считаю, что люди, сразу готовые все забыть и простить, либо лжецы, либо нуждаются в серьезном лечении. Ты выслушал его, и вот мое личное мнение: ты полностью расплатился за то, что обязан ему своим существованием на этом свете. Сейчас модно оправдывать людей, совершивших ужасные поступки, перекладывать вину на алкоголь, наркотики, дурную наследственность или чертов предменструальный синдром. Нет, вся ответственность на нем, и я не посмею тебя упрекнуть, если ты всю жизнь будешь проклинать его. Понятно?

 —Неожиданно, — помолчав, ответил Гейдж.

 —Я убеждена, что сильный обязан защищать слабого. Для этого и нужна сила. Я убеждена, что родители обязаны защищать ребенка. На то они и родители. Что касается моего отца...

 —Прости. — Точно, сегодня день извинений, подумал Гейдж. И это будет одним из самых искренних в его жизни. — Сибил, я жалею о своих словах.

 —Тем не менее он ни разу не поднял на меня руку. Но если бы он вдруг оказался передо мной и попросил прощения за то, что убил себя, не знаю, смогла бы я простить. Одним своим поступком, эгоистичным, вызванным жалостью к себе, он разорвал мою жизнь надвое, и мне кажется, просто извинением тут не обойтись. Хотя и от извинения нет никакого толку — отца не воскресишь. Твой отец жив и сделал шаг к тому, чтобы исправить содеянное. Это хорошо. Но если хочешь знать мое мнение, простить можно только того, кому веришь, а твоего доверия он не заслужил. Возможно, никогда не заслужит, и не ты в этом виноват. Он должен отвечать за свои действия. Все.

 Вот она и высказалась, подумал Гейдж. Возможно, в порыве гнева и возмущения. Но ее слова стали для него утешением.

 —Можно я начну сначала?

 —Что именно?

 —Я хочу поблагодарить тебя за то, что не вмешивалась и позволила мне разобраться самому.

 —Пожалуйста.

 —За то, что не ушла.

 —Без проблем.

 —И наконец, что дала мне хорошую взбучку. Она вздохнула и попробовала улыбнуться.

 —Эта часть мне самой доставила удовольствие.

 Гейдж шагнул к ней, протянул руку.

 —Пойдем наверх.

 Сибил опустила взгляд на его руку, потом посмотрела в глаза.

 —Пойдем. — Она взяла протянутую руку.