• Следствие ведет Ева Даллас, #11

18

 Анна Карвелл оказалась красивой женщиной с прекрасной фигурой – из породы тех, в которых влюбляются сразу и навсегда и за которых так или иначе платят мужчины. У нее был чувственный рот с полными губами, покрытыми блестящей нежной помадой, а кожа отливала бледным золотом, которое приятно оттеняло светло-рыжие волосы и карие глаза. Эта женщина наводила на мысли о медленном огне, который, однако, сильно обжигает.

 Некоторое время она смотрела прямо в глаза Еве, затем бросила быстрый взгляд на Пибоди и открыла дверь, жестом приглашая войти в номер.

 – Спасибо, что приехали так быстро. Уже после звонка я поняла, что это мне надо было приехать к вам.

 – Никаких проблем.

 – Надеюсь, вы простите меня за то, что я незнакома с вашими порядками. Мой опыт общения с людьми вашей профессии весьма небогат. Я заказала шоколад… – Она пригласила их в гостиную, где на столике стоял белый кувшинчик и две маленькие чашечки. – Вы составите мне компанию? На улице сегодня так холодно и промозгло… Я сейчас достану еще одну чашку для вашей помощницы.

 – Не беспокойтесь, – услышала Ева из-за спины голос Пибоди, который сопровождался тихим вздохом. – Не обращайте на меня внимания.

 – Ну что ж, присядем?

 Анна села на диван, аккуратно подобрав свою бронзового цвета юбку, и начала разливать шоколад. В номере звучала тихая приятная музыка – очень знакомая фортепьянная пьеса. Рядом с лампой стояла большая ваза с роскошными розами. Их аромат, смешиваясь с нежными духами хозяйки, наполнял комнату.

 «Какая милая благодушная сценка», – подумала Ева.

 – Я приехала в Нью-Йорк только вчера вечером, – начала Анна. – И поняла, что успела позабыть, как мне нравился этот город. Его тепло, даже в такую нескончаемую зиму. Вы, американцы, умудряетесь заполнить собой все пространство, но вам и этого мало.

 – Откуда вы приехали?

 – Из Монреаля. – Она отпила шоколад, держа чашку с истинно женским изяществом, которым Ева так восхищалась в Мире. – Лейтенант, я боюсь, что Кеннет не был до конца откровенен с вами во время вашей беседы. Надеюсь, вы не осудите его за это. Он беспокоился обо мне.

 – Миссис Карвелл, мне нужно ваше разрешение, чтобы включить магнитофон для записи нашего разговора.

 – Ну конечно же, – кивнула она после легкого замешательства. – Пожалуйста. Я понимаю, что все должно быть оформлено официально.

 – Включай запись, Пибоди.

 Пока Ева зачитывала стандартный текст о правах и ответственности, глаза Анны сначала расширились от удивления, затем вновь потеплели. Похоже, ее это забавляло.

 – Итак, я – подозреваемая?

 – Это обычная процедура. Вы поняли права и обязанности, которые я вам зачитала?

 – Да, все очень понятно.

 – Миссис Карвелл, зачем вы приехали в Нью-Йорк из Монреаля вчера вечером?

 – Кеннет… Кеннет Стайлс позвонил мне. Ему было необходимо увидеть меня. Он был в отчаянии и растерянности. Он полагал, что вы подозреваете его в убийстве Ричарда Драко. Но поверьте мне, лейтенант Даллас, это просто невозможно.

 – Почему?

 – Кеннет – добрый и порядочный человек.

 – Этот добрый и порядочный человек так сильно избил двадцать четыре года назад Ричарда Драко, что тот слег в больницу, – заметила Ева.

 Анна вздрогнула, и ее чашка стукнула о блюдце.

 – Импульсивность молодости. Неужели человека можно преследовать за единственную глупость, которую он совершил столько лет назад? Глупость, продиктованную любовью и заботой о другом человеке?

 – Все, что мы когда-либо совершаем, преследует нас всю жизнь, миссис Карвелл.

 – Я так не считаю. Мне известно по собственному опыту, что при определенной воле свою жизнь можно изменить. – На мгновение ее рука сжалась в кулачок, как будто обозначая эту волю. – Лейтенант Даллас, когда я вчера вечером увидела Кеннета, он был напуган и подавлен. Я могу вам поклясться, что он никогда бы мне не позвонил, если бы совершил то, в чем вы его подозреваете.

 – Когда вы с ним встретились?

 – Около восьми часов вечера. Мы встретились в маленьком клубе. Кажется, он назывался «Бездомная кошка».

 – Я знаю его.

 – Мы разговаривали, пили вино… И он рассказал мне тогда, что назвал вам мое имя и вы будете искать меня из-за моих давних кратковременных отношений с Ричардом. – Ее улыбка была такой же прекрасной, как и розы позади нее. – Он хотел меня предостеречь, чтобы я могла скрыться, избавив себя от неудобств подобной встречи. Я постаралась, как могла, успокоить его и сказала, что сама поговорю с вами.

 – Он больше не звонил вам?

 – Нет. Я собиралась сама позвонить ему после нашего с вами разговора. Надеялась убедить Кеннета, что вы больше не подозреваете его в этом страшном преступлении.

 – Прошлой ночью Кеннет Стайлс намеревался покинуть город. – При этих словах Ева внимательно посмотрела на Анну. – Когда его попытались задержать, он бросился бежать, в результате чего получил ранения.

 – Нет! – Анна непроизвольно схватила Еву за руку. – Он ранен? Как тяжело? Где он сейчас?

 – Он в больнице. Его состояние стабильно, и лечащий врач надеется на полное выздоровление. Как вы думаете, миссис Карвелл, почему невиновный человек попытался сбежать?

 Анна отпустила Евину руку, встала и подошла к зашторенному окну. Некоторое время она молчала, вглядываясь куда-то в даль, а когда вновь смогла говорить, ее голос уже не был таким спокойным и ровным.

 – Ах, Кеннет… Возможно, вы правы, лейтенант: все наши поступки остаются с нами на всю жизнь и продолжают влиять на нее. Он сделал это ради меня, понимаете? – Она повернулась спиной к окну, серое зимнее небо обрамляло ее силуэт. В глазах у нее стояли слезы. – Мне позволят увидеть его?

 – Возможно. Скажите, Кеннет Стайлс знал, что вы забеременели, а потом родили ребенка от Ричарда Драко?

 Голова Анны откинулась назад, как будто Ева ударила ее кулаком в лицо. Она нервно рассмеялась, но затем взяла себя в руки и снова села на диван.

 – Я вижу, что вам очень многое известно. Да, Кеннет знал. Он помог мне в очень тяжелой ситуации.

 – Он знал, что Карли Лэндсдоун является этим ребенком?

 – Он не мог знать имени, которое дали ей новые родители. Все файлы по этому делу были засекречены. Я не рассказывала никому, кроме юриста, который оформлял документы, куда и кто увез ребенка. Это находилось только в засекреченных файлах, лейтенант! Какое отношение этот ребенок – ах нет, уже взрослая женщина – может иметь к этому делу?

 – Вы не поддерживали отношений с Карли Лэндсдоун?

 – Это не было нужно ни мне, ни ей. Понятно – вы считаете, что я бессердечная лгунья…

 Анна машинально взяла свою чашку шоколада, но пить не стала. Единственным признаком ее волнения была эта чашка, подрагивающая в руке.

 – Я сама так не считаю, – сказала она через минуту. – Когда я обнаружила, что беременна, я была очень молода и сильно влюблена. Я все отдала Ричарду Драко. Он был моим первым мужчиной. Ему нравилось быть первым мужчиной… А я тогда практически ничего не знала о противозачаточных средствах.

 Слегка пожав плечами, Анна наконец посмотрела на Еву.

 – Когда я узнала, что ношу ребенка Ричарда, я вся трепетала от романтических надежд на счастливый брак с ним. Но очень скоро он превратил этот трепет в отчаяние. Когда я ему все рассказала, он не разозлился на меня, не пришел в ярость – хотя, конечно, не было тех нежных слов и обещаний, которые я так радостно себе навоображала. Вместо всего этого он просто посмотрел на меня без всякого интереса, как на надоевшую игрушку. – Глаза Анны потемнели. – О, я никогда не забуду, как он смотрел на меня! Он сказал мне, что это моя проблема и если я жду от него, что он поможет мне в прерывании беременности, то я глубоко ошибаюсь. Я заплакала, конечно, и стала умолять его. Он был груб со мной, оскорблял меня, заявил, что я ему надоела, и оставил всю в слезах.

 Она сделала глоток шоколада с абсолютно спокойным, даже бесстрастным выражением лица.

 – Вы поймете, надеюсь, почему я не оплакиваю его смерть. Он был самым отвратительным, самым страшным человеком, которого я когда-либо встречала. К несчастью, в тот момент своей жизни я не видела этого так хорошо, как сейчас. Я, конечно, сознавала, что он порочный человек, но с прекрасным слепым оптимизмом молодости верила, что смогу его переделать, – до того момента, когда он отвернулся от меня.

 – Потом вы перестали верить в это.

 – Конечно. Я перестала верить, что смогу изменить Ричарда Драко. Но мне казалось, что я просто не могу жить без него. К тому же я была очень напугана. Тогда мне едва исполнилось восемнадцать лет; я мечтала стать великой актрисой, и вдруг в одночасье все мечты были разбиты. Беременная, одинокая… Как мне было жить? – Анна снова помолчала, будто всматриваясь в свое прошлое. – В восемнадцать лет все воспринимается острее. Вы помните себя в восемнадцать лет, лейтенант Даллас? Вам, наверное, тоже казалось, что все в жизни прекрасно, а весь мир вращается вокруг вас? Не правда ли?

 Ева не стала отвечать, сочтя этот вопрос риторическим, а Анна между тем продолжала:

 – Я попыталась покончить жизнь самоубийством. Слава богу, мне это не удалось, хотя, если бы не Кеннет, который вовремя пришел, все повернулось бы иначе.

 – Но ведь вы не прервали беременность, – заметила Ева.

 – Нет. У меня было время успокоиться и все обдумать. Когда я взяла в руки бритву, я не думала о ребенке. Только о себе. Но потом мне стало казаться, что судьба дает мне еще один шанс и единственным способом выжить будет дать жизнь существу, которое созревало внутри меня. Ничего этого не было бы без помощи Кеннета. – Она выразительно посмотрела на Еву. – Он спас жизнь мне и ребенку. Он помог мне найти клинику в Швейцарии и юриста, который занимался усыновлением детей. Он дал мне денег и протянул руку помощи.

 – Он любил и любит вас.

 – Да, – согласилась Анна просто и с грустью. – Самое большое сожаление моей жизни – я не могла и не могу в ответ полюбить его так, как он того заслуживает. Его драка с Ричардом много лет назад была просто приступом бессильной ярости. И это ему очень дорого стоило.

 – А что вы делали после того, как отдали ребенка на усыновление?

 – Я вновь занялась устройством своей жизни. Я уже не жила мечтой стать великой актрисой. Мне больше никогда этого не хотелось.

 – Насколько мне известно, вы имели право регулярно получать информацию о ребенке…

 – Я никогда не пользовалась этим правом. Я сделала то, что считала лучшим выходом для нее и для меня. Она больше не была моей дочерью.

 – А вы знаете, что Карли Лэндсдоун находилась на сцене в тот вечер, когда Ричард Драко был убит?

 – Неужели? – На лице Анны отразилось удивление и озабоченность. – Она актриса? Здесь, в Нью-Йорке? Ну что ж, видимо, это ей на роду написано… И она играла в одной пьесе с Ричардом и Кеннетом? Как изощренно играет людьми судьба!

 Ева ждала, внимательно глядя на собеседницу.

 – Вы ничего о ней не спрашиваете! – заметила она наконец.

 – Лейтенант, вы хотите, чтобы я притворилась, что у меня с ней сохранилась какая-то внутренняя связь? Духовная близость? Ваша Карли Лэндсдоун для меня чужой человек. Конечно, я от всей души желаю ей добра. Но ниточка, связывавшая нас много лет назад, давно порвана. Единственное, что связывает меня с теми днями, – это Кеннет.

 – Вы знакомы с Айрин Мэнсфилд?

 – Немного. Она была очень многообещающей актрисой уже тогда. Она весьма процветает, не так ли? Мне кажется, что Ричард поигрался в те годы и с ней… А почему вы спрашиваете?

 – Она тоже среди действующих лиц нашей пьесы. А имя Натали Брукс говорит вам что-нибудь?

 – Натали Брукс? – По губам Анны пробежала мимолетная улыбка. – Это имя я не слышала много лет. Да, я помню, у нее была небольшая роль в пьесе, когда мы с Ричардом были любовниками. Она тоже была очень молода. Хорошенькая, свеженькая девушка деревенского типа. И, конечно же, очень податливая. Он соблазнил ее, когда оставил меня. Может быть, даже раньше. Трудно сказать с уверенностью. Она что, тоже играла в этой пьесе?

 – Нет, но ее сын был дублером Драко.

 – Потрясающе! – Ее глаза широко раскрылись от удивления. – Пожалуйста, скажите мне, кто еще играл там?

 – Элиза Ротчайлд.

 – Не может быть! Великолепная женщина. Очень достойная, умная и острая на язык. Она терпеть не могла Ричарда. Впрочем, она была не в его вкусе, так что он легко переживал ее презрение. Да, это потрясающе! Столько призраков прошлого двигаются по сцене, как тени… И, разумеется, Ричард Драко в главной роли! Я давно не имею ничего общего с театром, но, если бы знала все это, наверное, купила бы билет на эту пьесу. Да, я бы дорого заплатила, чтобы увидеть эту последнюю постановку.

 – У вас не было контактов с кем-либо из этих людей за последние двадцать четыре года?

 – Как я уже сказала, ни с кем, кроме Кеннета. Я понимаю – Кеннет говорил вам, что не видел меня ни разу за все эти годы и даже не знает, где я живу. Но эта ложь была нужна не ему, он старался ради меня. А теперь, когда вы рассказали, кто был занят в этой пьесе, мне стало еще более понятно, почему он так поступил. Он, вероятно, беспокоился, что все эти призраки ранят меня. Но я могу заверить вас и его, что это не так. В сущности, мне нет дела ни до кого из этих людей.

 – Он рассказывал вам, что Ричард Драко и Карли Лэндсдоун были любовниками?

 Рука с чашкой замерла в воздухе. Не отрывая взгляда от Евы, Анна поставила ее на стол.

 – Что вы сказали?

 – Я сказала, что ваш бывший любовник и ваша с ним общая дочь находились в интимных отношениях незадолго до его смерти.

 – Матерь Божья! – воскликнула Анна, закрыв глаза. – Неужели это плата за маленький грех, совершенный много лет назад?.. Вы потрясли меня, лейтенант. – Она открыла глаза, которые теперь были абсолютно холодными и стеклянными. – Если в этом состояла ваша цель, вы ее добились. Однако я не сомневаюсь, что каждый из них ничего не знал о родстве.

 Анна поднялась и прошлась по комнате, бросив из-за плеча мгновенный взгляд на Еву.

 – Она молода… И красива?

 – Да. Очень красива.

 – Она вряд ли долго сопротивлялась ему. Очевидно, просто не видела причин, почему надо было сопротивляться. А он всегда умел заманить женщину в постель.

 – Она могла и сама заманить его в постель, зная всю подноготную, – заметила Ева.

 – Какая же женщина согласится лечь в постель с собственным отцом?! – Анна отшатнулась от Евы и обхватила плечи руками, словно стараясь согреться. – Да и откуда она могла узнать? Файлы были засекречены.

 – Эту секретность несложно снять, – спокойно сказала Ева. – Каждый из действующих лиц нашей трагедии мог получить разрешение на просмотр этих файлов. Возможно, Карли было интересно узнать, кто ее настоящие родители.

 – Если бы запрос был сделан, мне бы сообщили об этом. Таков закон.

 – Законы иногда нарушаются. Это дает мне работу. Драко, например, мог открыть файл и сам.

 В ответ Анна рассмеялась холодным резким голосом.

 – Зачем ему это? Вряд ли он вообще помнил все эти годы, что у него где-то есть ребенок.

 – Они очень похожи, миссис Карвелл. У нее его волосы, цвет глаз, подбородок…

 – Так. – Анна с трудом вдохнула воздух и снова прикрыла глаза. – Он мог посмотреть на нее и увидеть себя. Мог? Мог… А потом затащить ее в постель ради забавы самовлюбленного стареющего фавна. Но это невозможно утверждать с уверенностью. Боюсь, я ничем не могу вам помочь. Ричард за эти годы стал для меня абсолютно чужим – так же как и женщина, о которой вы говорите. Я их не знаю.

 – Зато Кеннет Стайлс знает.

 Ева наблюдала, как ужас преобразил лицо Анны. Пунцовая краска залила его и так же быстро сменилась смертельной бледностью.

 – Нет. Даже если бы он узнал или заподозрил что-то, он бы не стал прибегать к убийству. Я уже сказала вам, что любое насилие ему чуждо. То, что произошло двадцать четыре года назад, было импульсивной вспышкой гнева. Нет-нет, Кеннет не смог бы применить силу!

 – Но он мог прибегнуть к чьей-то помощи, – негромко сказала Ева. – А где вы были вечером двадцать пятого марта?

 – А, понимаю, понимаю… – Анна сложила руки на коленях. – Я была дома. И совершенно одна.

 – Вы ни с кем не виделись, ни с кем не говорили в тот вечер?

 – Насколько помню – нет. У меня нет доказательств – по крайней мере, ничего не приходит в голову, чтобы подтвердить, что я была там, где говорю.

 – А ваша семья, миссис Карвелл?

 – У меня никого нет. Я только могу поклясться, что не приезжала в Нью-Йорк и не организовывала убийство Драко. – Она встала. – Лейтенант, думаю, что с этого момента нашей беседы мне необходимо проконсультироваться с адвокатом. Я ничего больше не смогу сообщить по интересующим вас вопросам, пока не сделаю этого.

 – Это ваше право. Спасибо за сотрудничество. Выключай запись, Пибоди.

 – Не будете ли вы так добры сообщить мне, в какую больницу поместили Кеннета? Мне бы хотелось навестить его и узнать, в каком он состоянии.

 – Он в больнице имени Рузвельта. – Ева тоже поднялась. – Ваш адвокат сможет найти меня в Управлении полиции.

 – Очень хорошо. – Анна подошла к двери и открыла ее. – Всего доброго, лейтенант, – сказала она спокойным голосом и закрыла дверь, щелкнув замком.

 Затем, закрыв лицо руками, она упала на диван и разрыдалась.

* * *

 – Твои впечатления, Пибоди?

 – Очень спокойная, сдержанная, уверенная в себе. Она или в самом деле убеждена, что Стайлс невиновен, или намерена защищать его до конца. Ее озабоченность его состоянием и положением мне показалась вполне искренней. А вот судьбой Карли она, кажется, не слишком озабочена.

 Ева, подойдя к машине, раздраженно посмотрела на помощницу.

 – А почему она должна быть озабочена ее судьбой?

 – Ну, мне кажется, между ними должна быть какая-то эмоциональная связь…

 – Почему? Она забеременела, выносила, родила. Эти девять месяцев она выбросила из своей жизни. Откуда же взяться эмоциональной связи?

 – Но ведь ребенок зрел внутри ее. Она чувствовала, как он ворочается в утробе, бьет ножками и… я не знаю, что еще делает. Даллас, я высказываю вам свое мнение. И все.

 Пибоди тоже была раздражена и чувствовала себя не в своей тарелке. Ева стояла у машины, окруженная темнотой, словно не могла понять, что делать дальше, и это было очень непривычно.

 – Анна рассказала нам обо всем очень пунктирно, – рискнула Пибоди прервать размышления начальницы. – Она пристроила ребенка и ушла. Я не могу себе представить, что это можно сделать так просто и спокойно. Она чего-то недоговаривает. Вы, кажется, рассматриваете ее как возможную соучастницу убийства?

 – Я этого не исключаю. – Больше Ева не хотела говорить на эту тему, опасаясь, что ее собственные чувства выплеснутся наружу. – Возвращайся в гостиницу и посмотри, какого числа Карвелл прибыла туда и зарегистрировалась, делала ли она заказ заранее и на какое число запланировала отъезд.

 – Хорошо. – Вздохнув с облегчением, Пибоди выскочила на свежий воздух.

 «Какая же женщина согласится лечь в постель с собственным отцом?»

 В голове у Евы стучали молоточки с того самого момента, как она услышала этот вопрос. А если выбора нет? Что тогда? Есть еще один вопрос: «Какой отец может лечь в постель с собственной дочерью?» Но на этот вопрос у нее был ответ. Она знала этот тип мужчин. У нее в ушах до сих пор звучал его горячий сладкий шепот, его мерзкое дыхание разрывало ей легкие… Ева резко выдохнула, чтобы освободиться от воспоминаний. «А как же мать?» – спросила она себя и вытерла мокрые от пота ладони о брюки. Что делала ее мать? Наверняка она тогда не считала, что лучшее в ее жизни шевелится у нее в животе! Ева посмотрела на окна Анны Карвелл, за которыми та сидела со своим шоколадом и призраками. Очевидно, Пибоди права. Трудно поверить, что все было так просто. Там определенно было много больше всего. Особенно чувств и переживаний. Там должно было быть много больше человеческой трагедии.

 Большинство нормальных разумных живых существ инстинктивно защищают свое дитя, беззащитного ребенка. А необходимость защищать другого взрослого человека вытекает из чувства долга. Или из любви…

 Ева забралась в машину, и почти сразу вернулась Пибоди.

 – Она платит чеками. Позвонила вчера после шести и зарезервировала номер. Приехала в отель вскоре после восьми. Планировала отъезд на завтра, но обратилась за продлением пребывания в гостинице.

 – Мать, отец, преданный друг… – бормотала Ева. – Давай вернемся к ребенку.

 – К Карли? Нам придется ехать через весь город. Может быть, мы остановимся где-нибудь выпить чашечку шоколада?

 – То, что они продают в городских барах под видом шоколада, – просто помои.

 – Да, но это шоколадные помои! – Пибоди смотрела на начальницу просящим жалобным взглядом. – Мы не позволим подать нам какую-нибудь гадость.

 – А может быть, ты еще хочешь печенье или маленькие пирожные?

 – Было бы неплохо. Спасибо, что напомнили.

 – Это был сарказм, Пибоди.

 – Да, сэр. Я поняла. Ответ – тоже.

 Смех, как всегда, разрядил ситуацию, и Ева остановилась и подождала около одного из баров, ожидая, пока ее помощница воплотит в реальность свои сладкие мечты.

 – Вы знаете, я изо всех сил стараюсь ограничить себя в этих сладостях. Но… – Пибоди вернулась, заняла свое место в машине и сунула руку в пакетик с печеньем. – Непонятно, но Макнаб не считает меня толстушкой. А ведь когда парень видит тебя голой, он сразу обнаруживает, где у тебя излишки.

 – Пибоди, с чего ты взяла, что я хочу выслушивать рассказ о том, какой Макнаб тебя находит в голом виде?

 Пибоди уткнулась в пакет с печеньем.

 – Я сказала просто так. Вы ведь и так знаете, что мы занимаемся сексом, и можете легко прийти к заключению, что мы делаем это в голом виде. Вы ведь наш лучший детектив, а это проявляется во всем.

 – Пибоди, согласно званию и должности ты можешь отвечать на сарказм сарказмом – в редких случаях и благодаря моему исключительно покладистому характеру. Но тебе никто не позволял делать это первой. Дай мне это чертово печенье!

 – Это кокосовый хворост. А вы ненавидите кокосы.

 – А почему же ты тогда купила кокосовое печенье?

 – Чтобы позлить вас! – Рассмеявшись, Пибоди достала из сумки другой пакет с печеньем. – Но потом я все же решила купить шоколадные палочки специально для вас.

 – Ладно, давай их сюда.

 – Хорошо. Итак… – Пибоди разорвала другой пакет и дала Еве печенье. – В общем, у Макнаба маленькая крепкая попа и мощные широкие плечи. Кроме того…

 – Стой! Остановись на этом. Если я представлю себе голого Макнаба, мы попадем в аварию. Лучше стряхни крошки и постарайся собрать остатки собственного достоинства.

 Ева резко затормозила, останавливаясь перед домом, где жила Карли. Богатый квартал и великолепное здание с шикарным подъездом навели ее на определенные размышления. Анна Карвелл выбрала для своего ребенка состоятельных родителей. Тех родителей, которые могли обеспечить ей привилегированное обучение, безопасность и богатую жизнь. Интересно, уделила ли она достаточно внимания характеру и человеческим качествам будущих родителей своей девочки? Старалась ли найти спокойных, мудрых, любящих людей, на которых можно опереться?..

 – Пибоди, мы интересовались, где училась Карли Лэндсдоун? Это были дорогие частные учебные заведения?

 – Да, сэр. Кажется, так. – Чтобы убедиться в правильности своих слов, Пибоди достала в лифте свой блокнот. – Все точно. Она получила частное привилегированное образование. Еще в школе были дополнительные дисциплины, включая драматическое искусство, танцы, музыку, вокал. Постоянно нанимались домашние учителя.

 – А чем занимаются родители?

 – Отец – доктор, нейрохирург. Мать – владелица туристической компании. Но она стала работать только последние годы: предыдущие двадцать лет посвятила ребенку.

 – Больше детей у них не было?

 – Ни одного.

 – Что ж, Анна подобрала состоятельных людей. Она хотела найти и нашла таких, – бормотала Ева, выходя из лифта и направляясь к квартире Карли.

 Понадобилось несколько длинных звонков, чтобы дверь наконец открылась. С опухшими глазами и всклокоченными волосами, Карли посмотрела на них с полным безразличием.

 – Что вам надо?

 – Немного вашего времени.

 – На рассвете?

 – Уже двенадцатый час.

 – Я повторяю, на рассвете! – Она пожала плечами и отошла, пропуская их в квартиру. – Не спрашивайте меня ни о чем, пока я не выпью чашку крепкого кофе. Этот пункт надо бы добавить в текст о правах и ответственности, который вы так любите долдонить.

 – Язва! – прошептала Пибоди, когда Карли отошла.

 Ева осмотрела комнату, прислушиваясь к шуму кофемолки, и изо всех сил сжала зубы, когда услышала запах настоящего дорогого кофе.

 – Я видела вас вчера на похоронах Ричарда, – сказала Карли, медленно вплывая в комнату с чашкой кофе. Ее ночная рубашка сползла с одного плеча, когда она уселась на диван, скрестив длинные красивые ноги. – Можете начинать без предисловий.

 – Некоторые вопросы, которые я собираюсь обсудить с вами, носят сугубо личный характер. Вам лучше попросить вашего приятеля уйти.

 – Моего приятеля?

 Ева кивнула на низкий столик.

 – Два винных бокала. Смятые подушки на диване. – Она сунула руку под одну из них и достала оттуда черный чулок. – Нижнее белье находится не на месте.

 – Что ж, ваши потрясающие детективные способности привели вас к правильному заключению. Минувшей ночью я действительно занималась сексом. – Она дернула плечом, и сползший край ночной рубашки опустился еще ниже. – Но с чего вы решили, что он все еще здесь?

 – Потому что вы занимались сексом сегодня утром, когда я так грубо вам помешала. Этот маленький укус на вашей шее очень свежий, только что получен.

 – Неплохо! – В голосе Карли чувствовалось нескрываемое удивление. – Полагаю, что он чувствует себя, как застигнутый врасплох шалунишка. – Она повысила голос, не отрывая взгляда от Евы: – Почему ты не выходишь, милый? Лейтенант Даллас все равно уже испортила всю малину.

 Дверь со скрипом приоткрылась, послышались медленные неуверенные шаги. Смущенный и весь красный, в комнату вошел Майкл Проктор.