Глава 12

 Наконец солнце прочно обосновалось на небосводе Корнуолла. Холодные утра сменялись теплыми полуднями, за окнами жужжали пчелы. Ночи стали не такими сырыми. Нежный аромат жимолости носился в воздухе. Потом начали расцветать розы. Через несколько недель вся округа оказалась цветущей. А Рейвен была любима!

 В какой бы день жизни ее ни спросили, чего она хочет больше всего, она бы ответила: «Любить и быть любимой». Она жаждала любви, будучи ребенком. Она изголодалась по ней, когда подростком скиталась из города в город. Никогда у нее не было ни привязанностей, ни возможности завести постоянных друзей. И Рейвен отдавала свою любовь публике. Она никогда не чувствовала себя отделенной от зрителей, стоя у рампы под прожекторами. И они это знали. Любовь, которая исходила от аудитории, заполняла потребность Рейвен в этом чувстве. Но все это было не то. Не то! Теперь же у нее был он, ее Брэнд!

 Шли недели в Корнуолле, она почти забыла, что она артистка, живя в согласии со своим женским началом. Рейвен всегда знала себя. Это было важно в ее профессии. Она культивировала свою женственность и неповторимость сначала только для публики, а теперь у нее был Брэндон.

 Брэндон оказался требовательным любовником, он хотел обладать ее телом, ее сердцем, ее мыслями, всем без остатка. Но Рейвен считала невозможным выворачивать себя постоянно наизнанку. Она много страдала и знала, какую опустошенность и боль может принести любовь, если она слишком открыта и беззащитна. Ее мать столько времени причиняла ей горе вечными обещаниями счастья после жестоких ударов судьбы. Рейвен научилась справляться с этим.

 Она полюбила Брэндона еще тогда, пять лет назад. Когда он ушел, Рейвен думала, что ее жизнь никогда больше не будет полной. Она стала отгораживаться от мужчин. Они могли быть друзьями, любимыми друзьями, но любовниками — никогда. Боль от разлуки с Брэндоном проходила, но шрамы от нее постоянно напоминали, что надо быть осторожной. Она поклялась, что не позволит ни одному мужчине бросить ее, как это сделал Брэндон Карстерс. Пусть он будет единственным, кто покинул ее.

 Это решение давало ей свободу в обращении с друзьями-мужчинами.

 Теперь все ее сомнения и страхи были смыты потоком эмоций. Рейвен поняла, что физическая близость позволила ей быть до предела раскованной в проявлении своей любви. Она пробудила в нем настоящее чувство. Рейвен все больше ощущала себя полноценной женщиной, страстной и чувственной. Она долго противилась, опасаясь, что их отношения зайдут слишком далеко, пока наконец не устала от самой себя.

 Однажды утром Брэндон разбудил ее, усыпав постель бутонами диких роз. Следующим вечером он преподнес ей шампанское в ведерке со льдом, когда она купалась в старинной ванне. Казалось, он был безумно счастлив! Но иногда она ловила его на том, что он изучал ее со странно напряженным выражением лица.

 Хотя Рейвен бесконечно любила его, она не могла еще целиком, до конца довериться ему. Оба они знали об этом, и оба избегали говорить на эту тему.

 Как-то, сидя за роялем, Рейвен подбирала аккомпанемент к песенному дуэту.

 — Мне кажется, здесь должен быть минор в умеренном темпе для соло рояля и нужно ввести семь инструментов, главная инструментовка будет для скрипок и виолончелей. — Она играла и представляла себе звучание оркестра. — Что ты об этом думаешь? — Она повернулась к Брэндону, который смотрел на нее.

 — Продолжай, — посоветовал он.

 Рейвен снова начала играть, давая ему возможность прервать ее, когда она будет в затруднении.

 — Нет, — покачал он головой, — эта часть не годится. — Он подошел к роялю. — Примерно так. — Он сыграл то же с самого начала, лишь немного изменив ее вариант.

 — Так что же здесь нового?

 — Очевидно, у тебя плохой слух, если ты не улавливаешь нюансы. Хорошо, тогда скажи, может, начнем снова?

 — Мне нравится, когда ты такой важный и величественный, Брэнд Карстерс.

 — В самом деле? Сейчас я такой?

 — Ты был близок к тому, чтобы воспроизвести первую часть из Второй симфонии Чайковского.

 — Ах! Неужели?! — вскричал он, повернувшись спиной к клавиатуре.

 — Рисуешься? — пошутила она, когда он прекратил представление.

 — Ты просто завидуешь.

 — К несчастью, ты прав.

 — У меня есть размах, и в этом мое преимущество.

 — Ну а у меня нет твоего блеска и твоего размаха, и я не собираюсь стать концертирующей пианисткой.

 — У тебя красивые руки, — сказал Брэндон, взяв ее руку и поднеся ее пальцы к губам. — Я совершенно беспомощен против них, так я их люблю. Они издают аромат лосьона, который хранится в твоей костюмерной в маленьком флаконе.

 — Не думала, что ты замечаешь такие вещи.

 — А разве есть что-то касающееся тебя, чего бы я не замечал? Тебе нравится горячая ванна, ты снимаешь туфли в неожиданных местах, утром ты встаешь с левой ноги, и, когда я прикасаюсь к тебе, как сейчас, твои глаза заволакиваются дымкой. — Он убрал ее волосы за плечи. — Я чувствую, как ты таешь в моих объятиях. Это сводит меня с ума! — Брэнд кончиком пальца нежно водил по ее груди и наблюдал как радужные оболочки ее глаз превращаюия в узкие ободки.

 Очень медленно он наклонился и легонько коснулся губами ее губ, продолжая ласкать напрягшийся сосок.

 Рейвен приоткрыла рот и запрокинула голову назад. Волны удовольствия разливались по всему ее телу.

 Брэнд, поглаживая ее грудь, привлек девушку ближе.

 — Я чувствую, как тают твои косточки, — бормотал он. Его рот становился все более голодным, руки более настойчивыми. — Это сводит меня с ума. — Его пальцы потянулись к пуговицам ее блузки.

 В тот момент когда он начал расстегивать их, зазвонил телефон в другой комнате

 Брэндон выругался, а Рейвен улыбнулась ему.

 — Пойду послушаю, кто тебя вызывает, любимый. Я потом напомню тебе, на чем мы остановились. — Она выскользнула из его объятий и пошла к телефону. — Хэлло…

 — Хэлло, я хотела бы поговорить с Брэндоном Карстерсом, — прозвучал женский голос.

 Рейвен показалось, что она узнала голос одной из поклонниц Брэнда.

 — Мистер Карстерс очень занят, подождите минутку.

 — Вы можете попросить его позвонить матери, когда он освободится?

 — Извините, что вы сказали? — Рейвен зашлась от смеха, пытаясь отбиться от объятий подошедшего Брэндона.

 — Говорит его мать, дорогая, — повторил голос, — попросите его позвонить мне, когда у него найдется минутка. Вы можете? Он знает мой номер.

 — О! Пожалуйста, миссис Карстерс, подождите… извините… одну минутку. Брэнд, это твоя мать, — сказала Рейвен угрожающим шепотом.

 Все еще крепко прижимая ее к себе, он взял трубку.

 — Хэлло, мам, — Он чмокнул Рейвен в макушку, потом радостно воскликнул: — Да, я был ужасно занят. Я целовал прекрасную женщину, в которую до безумия влюблен. — Лицо Рейвен залилось краской. — Нет, нет, все в порядке, дорогая, я тороплюсь вернуться к ней. Как ты там? Что там у нас дома?

 Рейвен освободилась из его объятий.

 — Пойду приготовлю чай, — сказала она торопливо и вышла из комнаты.

 

 Домоправительница миссис Пенгали оставляла кухню безукоризненно чистой, и у Рейвен там не было никакого дела, разве что подождать, когда закипит чайник. Вдруг она почувствовала, что страшно голодна, и вспомнила — ведь в часы ланча они работали. Она взяла хлеб, поджарила и намазала маслом.

 Послеполуденный чай превращался для Брэндона в приятный ритуал, и Рейвен охотно поддерживала его. Она получала удовольствие, отдыхая от работы, сидя перед камином с чашкой чая, бисквитами, ячменными лепешками и поджаренным хлебом с маслом. Они наслаждались чаепитием вдвоем.

 Чайник закипел, она погасила огонь и пошла за заварочным чайником, но мысли ее были заняты телефонным разговором. Он рассказывал матери о своей любви таким легким, таким спокойным тоном! И она позавидовала ему. Как ей хотелось такой же доверительной беседы со своей матерью в детстве и юности.

 Домашняя работа успокаивала ее. Рейвен поставила на поднос все приготовленное и стала спускаться в холл. Когда она услышала голос Брэндона, все еще разговаривающего по телефону, она заколебалась, не подождать ли, пока закончится разговор. Но поднос был тяжелым, и она не стала останавливаться.

 Брэнд сидел у огня, продолжая разговор.

 — Возможно, я приеду в следующем месяце, мама. Передай всем, что я их люблю. — Он немного помолчал. — У нее большие серые глаза, такого же цвета, как крылья голубя, который живет у нас на крыше. Да, я скажу ей. До свидания, мама. Я люблю тебя.

 Положив трубку, Брэндон оглядел уставленный едой поднос и обратился к Рейвен.

 — Ты хочешь есть?

 Она начала наливать чай.

 — Я обнаружила, что умираю от голода, и пошла в кухню что-нибудь приготовить.

 — Мама просила передать, что у тебя влюбленный голос. Это чувствуется даже по телефону. — Брэндон взял с тарелки поджаренный хлеб.

 — Брэнд, зачем ты сказал маме, что целуешь меня?

 Он улыбнулся.

 — Мама знает мою привычку целовать женщин. Возможно, она знает намного больше, чем мне бы хотелось, но мы с ней не обсуждаем личные аспекты моей жизни. Она хочет встретиться со мной. Если мы ускорим работу над партитурой, то сможем в следующем месяце навестить мою семью.

 — Удобно ли мне поехать? Я ведь не член вашей семьи, Брэнд, — сказала Рейвен, но он шутливо шлепнул ее по руке и подождал, пока она повернется к нему.

 — Они покладистые люди, Рейвен. Они мне дороги. И ты мне дорога. Я хочу, чтобы вы познакомились.

 Она почувствовала, как напрягся живот, и потупила глаза.

 — Рейвен… — Брэнд сердито вздохнул. — Когда ты мне расскажешь?

 Рейвен не могла притвориться, что не понимает его. Она лишь смогла покачать головой и потянуть с ответом. Скоро придет время, когда она возвратиться к реальности.

 — Пожалуйста, расскажи мне о твоей семье. Мне будет полезно, если я узнаю о ней немного больше, чем читала в газетах. Это поможет мне при встрече с твоими родственниками. — Рейвен улыбнулась. Ее глаза молили, чтобы он не продолжал настаивать. Пока.

 — Я самый старший из пятерых. Между мной и следующим братом разница в пять лет. Майкл внешне не похож на меня, он единственный женатый сын в нашей семье. Его жена — хорошенькая блондинка. Он адвокат. — Брэндон усмехнулся, вспомнив, с каким трудом он добился того, чтобы брат поступил в хороший университет. — Майкл был первым из Карстерсов, кто получил приличное образование. В детстве он частенько приходил домой с разбитым носом.

 — Ну тогда он наверняка хороший юрист. Продолжай, пожалуйста.

 — Следующая Элисон. Она окончила Оксфорд одной из лучших. Природа наделила ее уникальными математическими способностями и необыкновенным интересом к регби. Среди спортсменов она и нашла себе мужа.

 Рейвен попыталась представить себе нежную женщину, которая смотрит соревнования по регби и решает мудреные головоломные задачи.

 — Наверное, второй твой брат физик?

 — Нет, Шон — ветеринар. — В голосе Брэндона прозвучало восхищение.

 — Он твой любимчик?

 — Если и есть у меня любимчики, то это, конечно, он. Шон вообще один из самых лучших людей, каких я только знал. Он не способен никого обидеть. Еще будучи мальчиком, он подбирал птицу со сломанным крылом или собаку, у которой ранена нога. Тебе, наверное, тоже известен такой тип людей.

 Рейвен таких людей не знала, но пробормотала что-то утвердительное. Ее очень заинтересовала семья Брэндона. Почему-то она думала, что люди, выросшие в одном доме, в одинаковых условиях, должны быть похожи друг на друга. А они оказались удивительно разными.

 — А другая твоя сестра?

 — Мориа? — Он усмехнулся. — Она еще школьница. Собирается быть финансистом, или драматической актрисой, или, возможно, антропологом. Она еще не решила.

 — Сколько ей лет?

 — Восемнадцать. Она считает твои пластинки великолепными. Кстати, у нее есть все твои записи за последнее время. Я видел, когда был дома.

 — Я рада, что мои песни ей нравятся. А твои родители, конечно, гордятся всеми своими детьми? Что делает твой отец?

 — Он плотник. — Брэндон заметил ее недоумевающий взгляд. — Он еще работает шесть дней в неделю, хотя знает, что деньги для нас уже не проблема. Да, он действительно очень доволен нами. А моя мать до сих пор вешает простыни на веревку, несмотря на то, что я несколько лет назад купил ей отличную сушку. Они скромные люди.

 — Ты очень счастливый человек, — сказала Рейвен, нервно расхаживая по комнате.

 — Думаешь, я сомневаюсь? Я много размышлял об этом, когда стал взрослым. Мало ценится то, что легко достается. Обязательно надо чего-то достичь в жизни самому, преодолевая трудности.

 — Я пережила все это. Спасибо тебе за рассказ. — Она подошла к окну и посмотрела на море и скалы. — Давай погуляем, Брэнд, там так хорошо.

 Он встал рядом, взял ее за плечи и повернул лицом к себе.

 — В жизни есть не только тяжелые, но и радостные переживания, Рейвен. Не надо так огорчаться.

 — Меня не сломили тяжелые переживания.

 И ни один человек не сломил меня.

 — Рейвен, я знаю, ты звонишь домой дважды в неделю и никогда не рассказываешь мне об этом. Доверься мне, поделись со мной своими тревогами, дорогая моя. Тебе будет легче.

 — Не сейчас и не здесь. — Она обняла его и прижалась щекой к его груди. — Я хочу, чтобы ничто не беспокоило нас; ни то, что пришло из прошлого, ни то, что предстоит завтра. В моей жизни столько страшного, Брэнд, столько несправедливого! А теперь мне так хочется отвлечься от всего этого и пофантазировать, представить, что во всем мире нет никого, только мы вдвоем. Хотя бы на короткое время.

 Она услышала, как он вздохнул. Его губы легко коснулись ее волос.

 — На короткое время, Рейвен? Но фантазии кончаются, а я хочу, чтобы они стали реальностью.

 — Как у Джо, героя нашего фильма?

 — Да. — Брэндон снова поцеловал ее. — Он долго томился и ждал, пока сможет осуществить свое желание. Пусть у нас тоже мечта осуществится, моя Рейвен.

 — Но я не смею мечтать. Ты уже заставил меня ощутить однажды всю жестокость реальной жизни. Ты жил здесь, когда мы расстались?

 — Да, здесь. Перестань без конца упрекать меня. — Он расстегнул пуговицу на ее блузке и заглянул в лицо. — Ну как? Отправимся на прогулку?

 — На прогулку? В такой дождь? — Рейвен глянула в залитое солнцем окно. — Нет, лучше останемся дома, пока он не пройдет.

 Брэндон занялся следующей пуговицей.

 — Возможно, ты права.