- Следствие ведет Ева Даллас, #31
18
Какое захватывающее зрелище – наблюдать в тесной комнатушке за столкновением двух женщин с крутыми характерами, думал Рорк. Кэсси Гордон ворвалась в комнату – полуодетая амазонка со злющими глазами того же цвета, что и корни ее крашеных волос. Эти карие глаза уставились на Еву, широкий подвижный рот скривился.
– У вас десять минут. Через двадцать мне выступать. Если я не станцую, мне не заплатят, так что если только Департамент полиции Нью-Йорка не возместит мне… – Тут она перевела взгляд на Рорка и среагировала мгновенно. Досада сменилась восхищением, оскал превратился в ослепительную улыбку. – О, здравствуйте, офицер Симпомпончик. Надеюсь, вы пришли сюда меня обыскать? Устроить мне личный досмотр?
Рорк не успел даже решить, стоит ли ему чувствовать себя польщенным или обидеться, что его приняли за копа, как вниманием Кэсси завладела Ева:
– Говорить будете со мной.
– А я бы лучше поговорила с ним. И не только поговорила бы, а еще много чего сделала бы… – Но Кэсси пожала плечами, уселась на стул и перебросила одну длинную голую ногу через другую. – Об чем базар?
– Давайте начнем с вашего местопребывания между часом ночи и пятью часами утра восемнадцатого марта. Это прошлый вторник. Где вы были?
– Дома. – Кэсси откинула волосы со лба и бросила на Рорка взгляд, который, мелькнуло у него в голове, следовало бы приравнять к сексуальному домогательству. У нее это получилось мастерски. – В моей большой постели. Увы, в полном одиночестве.
– Хватит фиглярничать, Кэсси, или мы перенесем этот разговор в Центральное управление.
– А в чем дело? В это время ночи я бываю дома. Я работаю днем.
– Многие люди вашей профессии прихватывают сверхурочные. Вы были знакомы с Томасом Эндерсом?
– Да я бы так не сказала. Я знаю, кто он такой… то есть, кем он был, – поправилась Кэсси. – Моя дочечка участвует в спортивной программе Эндерса. Фигурное катание. Настоящая чемпионка. Но я не вожу компанию с большими шишками.
– Бывали когда-нибудь у Эндерса дома?
– Да вы что, шутите, мать вашу? – Кэсси запрокинула голову и расхохоталась. – Она что, шутит, мать ее? – повернулась она к Рорку.
– Нет, она не шутит. А почему этот вопрос вас так рассмешил?
– Я раздеваюсь, выделываюсь у шеста, отсасываю у мужиков и тем зарабатываю себе на жизнь. Вряд ли Эндерсы взяли себе за правило приглашать на ужин таких, как я.
– Но миссис Эндерс вас приглашала, – продолжал Рорк. – В загородные клубы, на курорты, в гостиницы.
– Это совсем другое дело. Это для матерей тех детишек, что участвуют в спортивных программах. Я хорошая мать. Чертовски хорошая мать, – разозлилась Кэсси и ткнула себя пальцем в полуприкрытую халатом грудь. – Никто не скажет, что я плохая мать.
– Никто и не говорит, – примирительно заметил Рорк, чувствуя, что Ева предоставила ему с этим разбираться. – Но вы же не будете отрицать, что общались с Авой Эндерс.
Кэсси неопределенно хмыкнула в ответ:
– Ну, если это можно так назвать.
– А как бы вы это назвали?
– Как то же самое, чем я только что занималась наверху.
– Она вас «поимела», Кэсси? – спросила Ева.
– Не в буквальном смысле. Я ничего не имею против «девочки с девочкой», если гонорар меня устроит, но, мне кажется, она не по этой части. – Кэсси пожала плечами. При этом халат сместился и ее правая грудь обнажилась. – Ей кое-что было нужно. Я ей это дала, и мне заплатили. Так я на это смотрю.
– Что ей было нужно?
– Думаю, я получила приглашение, чтобы она могла всем показать, какая она… Как это называется? Какая она демократичная. Я думаю, все это хрень собачья. Но моя дочечка… Она настоящее сокровище, так что я потерплю и хрень, и любой навоз, каким меня забросают, если это ради нее.
– Что за навоз бросала в вас Ава?
– Слушайте, мне пора надевать костюм. Это у меня последний номер за смену, и я не могу себе позволить…
– Вы получите компенсацию. – Рорк совершенно невозмутимо ответил на грозный взгляд своей жены самой мягкой улыбкой, пока Кэсси внимательно изучала их обоих.
– Я могу заработать пять косых за последний номер.
– Кто-то тут говорил про хрень собачью, – начала было Ева.
– Вы получите компенсацию, – повторил Рорк. – Ответьте лейтенанту, перестаньте кривляться, и вы получите пятьсот долларов.
Жестокие глаза проститутки прищурились.
– Никакой вы не коп.
– Это факт, за который я не забываю ежедневно благодарить бога. А вы можете ответить на вопросы копа и получить пять косых или будете отвечать на них в куда менее комфортных условиях и ничего за это не получите. А поскольку вы все равно отработаете номер после нашего ухода, у вас есть шанс заработать еще пять косых.
– Не коп, но не дурак. – Кэсси снова пожала плечами, но при этом рассеянно одернула на себе халат, и декольте закрылось. Ну, почти. – Ладно, дело было вот как. Я вожу Грейси – это моя дочечка – на каток в парке. С трех лет ее туда вожу. Даже я вижу, что у нее здорово получается, а сама она это обожает. Я не могу себе позволить арендовать каток, так что раньше она каталась только зимой. Ну и хорошие коньки, хороший тренер – все это мне не по карману. Я подала заявку в программу Эндерса, и она туда попала. Господи, я как будто подарила ей целый мир! Я все сделаю, чтобы никто не отнял у нее этот мир.
– Все, чего бы ни попросила Ава?
– Слушайте, если эта сука хочет знать, как я разыгрываю «строгую массажистку», я не стану падать в обморок по этому поводу. Ей захотелось хоть одним глазком взглянуть на грязь. А мне-то что? Мне не жалко. Она считает, что я должна поработать у нее волонтером? Я втисну это в свое расписание. Зато моя малышка получает хорошие коньки, красивый костюмчик, постоянное время на катке. Она хочет сделать вид, будто ее старик увлекается грязным сексом? Подумаешь! Плевать я на это хотела.
– Сделать вид? – переспросила Ева.
Кэсси с улыбкой провела рукой вверх-вниз по своему зеленому халату.
– Я знаю, когда мне дурят голову. Все эти разговорчики «между нами девочками» были нужны ей. Может, ей хотелось испробовать какое-то дерьмо на своем старике. Это же не может повредить, верно? Вот разве что только… он же дуба дал, верно? Помер, пока развлекался всяким дерьмом. Это она его уделала?
– В тот момент ее не было в стране.
– Ну, значит, ей крупно повезло.
– А вам она очень не нравится, – заметил Рорк.
– Вот ни на столечко. – Кэсси еле заметно развела большой палец с указательным и тут же снова сжала. – Держит себя так, будто она над тобой бог. Ну, или богиня. Нет, она, конечно, твердит на каждом шагу, что «все мы – одна большая счастливая семья Эндерс», но уж она заставит тебя попотеть, да побегать, да покланяться в пояс. Но раз уж я могу отсасывать у разных сукиных сынов, могу и попотеть, и покланяться. Мне это компенсируют.
– Она делилась с вами информацией о своей сексуальной жизни? – продолжала Ева.
– Сказала, что ее старик увлекается грязным сексом и всякой экзотикой, а сама она – нет. Но она не прямо так сказала, скорее намекнула. Мне казалось, она меня прощупывает. Я даже думала, она хочет меня нанять его обслужить, чтоб она могла посмотреть и поучиться. Но вся штука в том, что, как мне кажется, я ей нравлюсь ничуть не больше, чем она мне, и мы обе это знаем.
– Что вам пришлось для нее сделать, чтобы заслужить частного тренера?
– Я оплачиваю тренера. – Опять Кэсси ткнула себя пальцем в грудь. – Я плачу.
– Вы здесь столько не зарабатываете, чтобы хватило на частного тренера.
– Мне дают много чаевых.
– Что это я слышу? – Ева повернула голову, прислушиваясь. – Ах да, понимаю. Это пять сотен утекают в канализацию.
– Черт бы вас побрал! – Кэсси вскочила на ноги и пристально уставилась на Еву. – Речь идет об убийстве, верно? Это вам не шутки, это пожизненное. Вы – большая шишка. А уж вы-то точно большая шишка, – повернулась она к Рорку. – Мне нужны гарантии, что вы не прихватите меня за мелочь.
– Если вы прихватываете левый заработок и не платите с него налоги, меня это не волнует. И доставать вас за это я не собираюсь.
С минуту Кэсси придирчиво изучала лицо Евы, потом, видимо удовлетворившись увиденным, кивнула.
– Я обслуживаю некоторых клиентов без лицензии. И я каждую неделю обслуживаю отца тренерши бесплатно. Это вроде как бартер для уменьшения гонорара. Он вообще-то славный старичок. Почти ничего не может: разбился страшно лет тридцать назад. Хромой, весь в шрамах. Даже если бы Эндерс предложил оплачивать тренера, я бы не стала ничего менять, потому что моя схема работает. Мне нравится самой обеспечивать мою дочечку – хотя бы отчасти. И если у вас есть какие-то дурацкие полицейские подозрения насчет того, что я обслуживала Эндерса, запорола дело, и он отбросил копыта, вы ошибаетесь. Глубоко ошибаетесь. По ночам я дома. Я не оставляю свою дочечку дома одну. Никогда. Спросите кого хотите. Хотите кого-то подозревать, приглядитесь повнимательней к вдове. Проверьте хорошенько, точно ли ее не было в стране.
– Почему вы так говорите?
– У этой суки на месте сердца камень. Большой холодный камень.
Рорк хорошо изучил рабочий стиль Евы и понял, что она уже вычеркнула Кэсси из списка подозреваемых. Но ему было любопытно наблюдать, как поведет себя Ева дальше.
– Почему вы здесь работаете? Вы могли бы больше зарабатывать в более пристойном месте.
– Я дерьмовая танцовщица. – Ее голос зазвучал жизнерадостнее. – В приличном месте нужны классные танцовщицы. У меня есть только это. – Кэсси распахнула халат, обнажив роскошное, но начинающее уже подвергаться износу тело. – Хорошо, но уже не супер. Если бы я перешла в разрядное заведение, они бы потребовали замену ходовых частей, – продолжала она, рассеянно запахивая полы халата и завязывая пояс. – А здесь всем плевать, главное, отбывать номера у шеста и наверху отработать свою норму – орально и вручную. Здесь я могу работать днем, а вечерами быть дома со своей девочкой. Мало где еще мне дали бы такое льготное расписание. И по выходным я не работаю, провожу время с дочкой. Это сделка, и она меня устраивает. Она того стоит, моя дочечка. Вот увидите, в один прекрасный день она возьмет олимпийское золото. Настоящая чемпионка.
– Грейси Гордон. Я запомню. – Ева шагнула к двери, а Рорк, вытащив из кармана зажим с ассигнациями, начал отсчитывать купюры.
– Ну дела! Ты носишь с собой такие суммы? – У Кэсси глаза полезли на лоб от изумления. – В этом районе?
– Ношу что хочу. Вот пять сотен и вот еще одна – для чемпионки.
Кэсси оцепенело уставилась на шесть сотен у себя в руке.
– А ты классный мужик, синеглазый. – Она подняла взгляд на Рорка. – Ты классный мужик на все сто. Если вдруг захочешь потрахаться бесплатно, я в твоем распоряжении.
– Это был бы, без сомнения, незабываемый сеанс, но моя жена страшно ревнива и свирепо охраняет свою территорию. – И он улыбнулся Еве, смотревшей на него с ледяной яростью.
– Она? И ты? Лопни моя печенка!
– Это я тебе устрою в любой день, – пробормотала Ева и вышла из кабинета.
Не останавливаясь, она тем же решительным шагом покинула клуб и вырвалась на сравнительно свежий воздух улицы. Стиснув руки в кулаки и подбоченившись, она в ярости повернулась к Рорку.
– Вот тебе обязательно было вытаскивать на свет эту муть насчет «твоей жены»?
Его улыбка не погасла, напротив, она стала еще шире.
– Обязательно. Видишь ли, я отчаянно нуждался в твоей поддержке. Мне кажется, эта женщина имеет на меня виды.
– Я тебя разукрашу такими видами – под душем не отмоешься.
– Ну вот, теперь я возбужден. – Протянув руку, Рорк схватил ее за лацкан пальто. – У вас есть еще претензии, лейтенант?
– Ты дал ей шестьсот долларов, чтоб тебя черти взяли!
– Что ж, похоже, сегодня вечером ты покупаешь мне ужин.
Ева скрипнула зубами, фыркнула, сгребла в кулаки две пряди волос и что было сил дернула. «Неудивительно, что ее мучают головные боли», – подумал Рорк.
– Слушай, Властелин Мира, ты не должен давать шесть сотен какой-то стриптизерше, к тому же подозреваемой по делу.
– А может, это и есть авторитет Рорка? – возразил Рорк. – К тому же я дал ей шесть сотен не за мгновенный, хотя и весьма впечатляющий стриптиз. И вообще, – продолжал он, шутливо ткнув Еву в плечо, – она выпала из списка подозреваемых в тот самый миг, как у тебя на глазах залепила затрещину тому дегенерату за столиком, когда он полез ей под юбку.
Не успела Ева ответить, как ханыга в парадном окликнул ее:
– Эй, коп! Заберешь ты отсюда свою паршивую тачку или до утра оставишь, мать твою?
Повернув голову, Ева одним взглядом приморозила его к месту и заставила замолкнуть.
– Если она зарабатывает по шесть косых за шесть кругов у шеста в такой дыре, я сама готова встать к этому чертову шесту.
– Как бы ни хотелось мне за этим понаблюдать – по правде говоря, я прокручиваю это зрелище в голове прямо сейчас, – я вынужден отказаться. Но суть не в этом. Она сказала «пять косых», и я на это согласился. Шестую сотню я добавил для ребенка, и уж она позаботится, чтобы девочка эту сотню получила. У меня вызывает уважение и восхищение женщина, делающая все – что бы это ни было – для своего ребенка.
Ева шумно выдохнула. Спорить с этим человеком было невозможно. Конечно, он вспомнил о своей матери, поняла Ева. О том, как она страдала, о том, что принесла в жертву. О том, за что умерла.
– И все же, – заговорила Ева, потому что ни о чем другом думать не могла, – почему ты считаешь, что я вычеркнула ее из списка, когда она сбила со стула этого ублюдка?
– Потому что, как и я, ты увидела женщину, которая все проблемы решает сразу и напрямую. Она могла бы убить Эндерса, будь у нее на то достаточно веские причины, но ни за что на свете она не оставила бы его задыхаться до смерти.
– Тебе следовало бы поработать копом, – проворчала Ева.
– Ты это говоришь просто в отместку за то, что я назвал тебя своей женой, – улыбнулся Рорк. – Давай считать счет ничейным.
Ева задумалась.
– Не буду я покупать ужин. У меня денег больше нет, а дома можно поужинать бесплатно. Отдай громиле и его другу-тупице обещанную десятку, будь так добр.
Когда Рорк присоединился к ней в машине, Ева встретила его ухмылкой:
– Держу пари, ты не дал им на чай.
– Представь себе, я дал им на чай. Главным образом для того, чтобы они, если вдруг опять увидят эту паршивую тачку тут по соседству, вспомнили пару десяток и твой грозный взгляд. А почему это у тебя денег больше нет?
– Что? Да не знаю я. Потому что всем надо платить, люди вечно требуют денег, если хочешь чего-нибудь добиться от них. Берешь чертову банку пепси, выкладывай монетку.
– Сколько чертовых банок пепси ты сегодня выпила?
– Не знаю. Были еще кое-какие дела. Кое-что всплывает в последний момент. Надо, например, платить стукачам.
– На оплату стукачей у тебя есть принятый правительством бюджет.
Ева презрительно скривила губы.
– Пока до меня дойдут бюджетные средства, я на пенсию выйду и буду крутить хула-хуп на острове Мауи. А в чем дело? Это что, инквизиция?
– Я не понимаю почему – и заявляю об этом прямо, так что придется тебе потерпеть, – почему моя жена ходит без гроша в кармане. Сними деньги со своего счета или, черт побери, попроси у меня наличные.
– Попросить у тебя… – К счастью, свет переменился на красный, Еве пришлось остановиться. Сверлить его гневным взглядом, повернувшись к нему лицом, было сравнительно безопаснее стоя на светофоре, чем в движении. – Провалиться мне на этом месте, если когда-нибудь попрошу у тебя денег.
– Ты только что попросила меня заплатить уличному громиле.
– Это совсем другое дело.
– Как это совсем другое дело? – удивился Рорк.
– А так. Я же не для себя просила, а для него. Я тебе расписку дам и десятку верну.
– Не будь идиоткой.
– Вот только попробуй еще раз назвать меня идиоткой, и придется тебе до конца своих дней питаться одной кашкой, потому что зубов у тебя не будет.
– Я не называл тебя идиоткой, просто сказал, чтобы ты не вела себя как идиотка, – сердито отозвался Рорк. – И если ты не тронешь с места эту проклятую тачку, тут сейчас начнется бунт.
Бунт, начавшийся в ее голове, заглушил вой автомобильных гудков. Ева рванула с места, стремительно пересекла перекресток, кипя от негодования, проехала еще несколько кварталов и повернулась к Рорку, когда опять встала на красный свет.
– Всю свою жизнь я обходилась сама и ни у кого не брала денег. И мне не нужно воспомоществование от папочки. Я и сама прекрасно справляюсь.
– Вижу я, как ты справляешься. Ходишь с пустыми карманами.
– У меня есть пластиковая карточка, разве нет? – обиделась Ева.
От взгляда, брошенного на нее Рорком, съежился бы камень.
– Мир здорово изменился с тех пор, как я шастал по улицам. Я никогда не принимал пластиковые карточки.
Вот тут Ева не нашла, что возразить.
– Ну, допустим, у меня за последние пару дней руки не дошли снять с карточки наличные. Ну и что? Не понимаю, чего ты так злишься.
– Да, конечно, ты не понимаешь. Это же совершенно очевидно.
Он умолк, не сказав больше ни слова, пока Ева прокладывала себе путь в верхнюю часть города, и она поняла, что он не просто зол, он в ярости.
И как так получилось? Только что все между ними было прекрасно, потом они обменялись несколькими вполне обычными колкостями, и вдруг оказалось, что он в ярости! И вот теперь он сидит рядом, но как будто за много миль от нее, работает на своем ППК. Может, копается в ее банковском счете? Хочет лишний раз убедиться, какая она идиотка по его мульти-миллиардерским представлениям. Огрызается и злится на нее только из-за того, что она в очередной раз не дотянула до зарплаты.
Подумаешь, делов-то!
Всю дорогу до дома Ева дулась, негодовала, наливалась обидой. Когда она остановила машину перед домом и они вышли с противоположных сторон, Ева так и продолжала стоять у своей «паршивой тачки».
– Слушай…
– Нет, это тебе придется послушать, Ева. Только давай войдем внутрь, чтобы ты хорошенько послушала меня.
Поскольку Рорк двинулся к дому, ей ничего другого не осталось, как последовать за ним. «Только этого мне сейчас не хватало, – кипела Ева. – У меня куча дел, мне надо засесть за работу, у меня нет времени на семейные разборки». «У тебя всегда работа», – напомнил ей тихий голос. И что в итоге? Она чувствовала себя виноватой, как ни крути.
Войдя в дом, Рорк просто поднял палец. С удивлением и завистью Ева наблюдала, как Соммерсет беззвучно выскальзывает из вестибюля, так и не сказав ни слова. Без малейшего усилия Рорку удалось освободить дорогу, а ей пришлось покорно топать следом вверх по ступенькам.
Ева думала, что Рорк направится в один из кабинетов или в их общую спальню. Вместо этого он прошел в одну из небольших гостиных. Тройное окно утопало в пышных цветущих растениях. По обе стороны от низкого столика стояли два изящных небольших дивана, обитые тканью в полоску. Рорк сбросил плащ на стул.
– Я выпью за разговором.
Ева не удивилась, когда за стенной панелью обнаружился винный холодильник. Рорк откупорил бутылку, извлек из-за другой панели два бокала и налил в них вино.
– Почему бы тебе не сесть?
– Я чувствую себя подростком, которому предстоит выволочка от родителей за растранжиривание карманных денег на сладости. Мне это не нравится, Рорк.
– Я не твой отец и плевать я хотел, на что ты тратишь деньги. Ну как, полегчало?
– Нет.
– Ну что ж, жаль. Лично я собираюсь сесть и выпить вина, чтобы удержаться от соблазна стукнуть тебя головой о ближайшую твердую поверхность.
Подтверждая свои слова, Рорк сел, выпил вина, а Ева так и осталась стоять.
– Ты не можешь так злиться только из-за того, что у меня кончились наличные перед выплатным днем.
– На этот счет ты ошибаешься.
Ева предпочла бы настоящую ссору с горячим спором, выяснением отношений, криками и дракой. И она знала, что он это знает. Знает и нарочно ее испытывает.
– Господи, что тут такого особенного? У меня были непредвиденные траты. На прошлой неделе пришлось подмазать одного стукача и… ну, не знаю, были другие расходы. Был этот мальчишка и…
– Я только что сказал: мне все равно, как и на что ты тратишь деньги. Но мне не все равно, что ты предпочитаешь ходить без денег в кармане, лишь бы не попросить у меня наличные. Или взять самой – ты же знаешь комбинацию сейфов. Они рассованы по всему дому.
– Я не собираюсь влезать в твои сейфы ради…
– Вот ты все и сказала. – Рорк поставил бокал вина на столик так осторожно, таким размеренным жестом, что Ева поняла: он еле удерживается от соблазна запустить в нее этим бокалом. – Ты не хочешь влезать в один из моих сейфов. И ты не понимаешь, как это оскорбительно для меня? Для нас?
Чтобы дать себе минутку передышки, Ева сняла пальто и бросила его поверх плаща Рорка. Потом она села, взяла свой бокал, посмотрела на свет.
– Думаешь, это легко? Думаешь, только потому, что мы женаты, для меня это так просто – выпрашивать у тебя…
– Вот опять. Что, черт побери, это значит – «выпрашивать у тебя»?!
– О боже! – У Евы болела голова, но она взяла бокал и отхлебнула добрый глоток вина. – Потому что я так это воспринимаю. Знаешь, сколько мне потребовалось времени, чтобы привыкнуть здесь жить? Почти привыкнуть? Знаешь, как мне было нелегко почувствовать, по-настоящему почувствовать, что это мой дом? Не твой и даже не наш – это было проще. Но мой… Для меня твои деньги шли в дебетовой колонке. Я в тебя влюбилась вопреки деньгам. Если это делает меня идиоткой – что ж, тут уж ничего не поделаешь.
– Я начинал с нуля, с полного ничтожества и построил все это. Я этим горжусь, но я понимаю тебя. У тебя тоже есть гордость. Я также прекрасно понимаю, что для тебя деньги мало что значат. Так почему же ты не можешь взять немного того, что так мало для тебя значит? Почему ты и теперь предпочитаешь ходить с пустыми карманами, когда у тебя есть все возможности не делать этого?
Вроде бы уже не так злится, заметила Ева с немалым облегчением. Озадачен, может, даже немного обижен, но уже не в ярости.
– Я об этом не подумала. Даже не заметила, что у меня деньги кончаются, пока не вытащила эту последнюю десятку. Мне было о чем думать помимо… Все это правда, но все это отговорки. – Ева снова выпила, у нее пересохло в горле. – Не могу. Извини. Нет, правда, мне очень жаль, если тебя это расстраивает или обижает, но я не могу протягивать к тебе руку за деньгами. Не могу, и все. Так что можешь обижаться и злиться сколько влезет. Я просто не могу обращаться к тебе за деньгами, Рорк.
Он снова взял свой бокал, отпил и заговорил после нескольких секунд молчания:
– Тебе было бы легче попросить, если бы с твоей точки зрения мы были более или менее на равных?
– Нет. Тут нет никакого «более или менее». Тут все или ничего.
Рорк пытливо заглянул ей в лицо.
– Это говорит об упрямстве, недальновидности и мелочности. Но раз уж так, ладно, ничего не поделаешь.
– Ладно? – переспросила ошеломленная Ева. – Ладно? И все?
– Упрямство, недальновидность и мелочность – это три твоих качества, которые идут у меня в дебетовой колонке, – сказал Рорк с едва заметной улыбкой. – Я в тебя влюбился вопреки им. – Он вынул из кармана зажим с деньгами и вскинул палец. Ему удалось заткнуть ей рот не хуже чем Соммерсету. Он положил пятьдесят долларов на столик между ними. – Сделай мне одолжение, возьми это в долг, чтобы не выходить завтра из дому без гроша в кармане, с одним своим упрямством. Будешь должна мне шестьдесят, считая ту десятку. Отдашь с получки.
– Ладно. – Ева взяла полтинник и затолкала в карман. – Мы пришли к компромиссу?
– Мне кажется, да.
– Вот и хорошо. – Ева отпила еще вина и огляделась вокруг: – Симпатичная комната.
– Да, получилось неплохо. Недавно я сменил обстановку.
– Иди ты! Правда? Когда?
– Сразу после праздников. – Теперь он улыбнулся во весь рот. – Если память мне не изменяет, я даже упомянул об этом в разговоре с тобой на случай, если у тебя вдруг появятся идеи насчет расцветки тканей или чего-нибудь в этом роде.
– А, да, я припоминаю. Думаю, ты прекрасно обошелся без меня.
– Никогда не обходился, никогда не обойдусь.
Ева блаженно вздохнула и погрузилась в свою любовь к нему.
– Может, мы могли бы сегодня здесь поужинать?
– Это будет еще один компромисс? – прищурился Рорк.
– Я думаю, это будут скорее проценты на шестьдесят долларов.
Рорк засмеялся.
– Смотри, я беру высокий процент. Тебе придется позаботиться об ужине, чтобы отработать.
– Без проблем. – Ева встала. – И в духе компромисса это будет пицца. – Она снова оглядела комнату. – Где тут, черт возьми, автоповар?
Они сели рядом на диване перед столиком и, довольные примирением, поужинали пиццей. Потом заговорили об убийстве.
– В общем, эта штука с таблетками осталась у Фини. Знала бы я, что он будет столько возиться, принесла бы ее домой и показала тебе.
– Если с ней что-то сделали, Фини это обнаружит. В любом случае, даже если кто-то поиграл с этой штукой, ты не сможешь доказать, что это Ава. Он мог сам перепрограммировать пенал. В суде это не поможет.
– Ничего, – заупрямилась Ева, – это лишняя гирька на весах. Даже маленькие гирьки могут перетянуть чашу весов. Между прочим, она не может доказать, что он принимал снотворное регулярно или хотя бы время от времени, если на то пошло. У нас есть только ее слово, что у него были женщины на стороне и что он приводил их в дом. Я поговорила с тремя его прежними пассиями. Все они в один голос утверждают, что он был робким, застенчивым любовником – нежным, бережным, ласковым, не слишком изобретательным. Каждая из них сказала именно так.
– Это, конечно, гирьки, – согласился Рорк, – но Ава успела распространить легенду о том, что такая разительная перемена произошла с ним сравнительно недавно.
– Милый, кроткий, нежный, ласковый любовник в одночасье становится буйным извращенцем? Ей нелегко придется, если она попытается убедить в этом присяжных. Ее связь с Чарльзом подтверждена документально, и в то же время нет ни одного документального подтверждения, что Эндерс имел связи на стороне. Она думала себя обезопасить, но это сработает против нее. У меня есть заявление Петрелли. Жаль, что не могу продублировать его заявлением Кэсси Гордон, это было бы серьезное подтверждение. Надо признать, Ава поняла, что использовать Гордон ей не удастся, во всяком случае не в этом качестве. Значит, есть по крайней мере еще одна. Кто-то, кого она сумела обработать, заставить выполнить за нее грязное дело.
– У тебя есть еще кандидаты?
– Да, мы их завтра проверим, прикинем вероятности. Но я решила расширить поиск. Может, эта женщина не была постоянной участницей программы для мамаш, возможно, у нее не было темного прошлого, не было уголовного досье. Допустим, она решила использовать чистенькую – ты же сам высказывал такую версию – и держать ее подальше от общей группы. Сделать ее своей личной любимицей. Столько имен, будь они прокляты! – с досадой воскликнула Ева. – Потребуется несколько недель, чтобы их всех перешерстить. Я как будто гоняюсь за своим хвостом, и меня это жутко злит.
– Я тебе помогу, – пообещал Рорк. – Ты отбросишь всех, у кого есть муж, как я понимаю. Она не стала бы рисковать и нанимать убийцу, которая может проболтаться мужу или сожителю. Скорее всего, она выбрала кого-то из матерей-одиночек. Женщин без родственников, без близких друзей, но обязательно с детьми. Ей нужен кто-то достаточно сообразительный, чтобы выполнить все ее указания, но одновременно настолько слабый, чтобы подчинить его или ее.
– Тебе следовало бы работать копом.
Рорк вздохнул в ответ.
– Ну почему тебе так хочется затеять новую ссору, когда мы только что так славно помирились?
– Если хочешь помириться по-настоящему, надо заняться сексом.
– Ну что ж…
– Не сейчас, Умник. – Ева легонько оттолкнула его. – Сперва работа, а примирение и секс потом. – Поднимаясь, Ева подумала, что не надо, наверно, было есть последний кусок пиццы. – Мне надо еще раз внимательно перечитать файл с делом о смерти ее свекра. Надо детально разобрать это дело и найти зазоры. Идеальных убийств не бывает, и даже Аве вряд ли удалось предусмотреть все в обоих случаях. Если я найду зазоры в том деле, они могут меня привести к зазорам в этом. И наоборот.
– Как я понимаю, опять тебе нужен пресловутый отбойный молоток.
Ева лукаво улыбнулась ему.
– Секс, секс, секс. Все, о чем ты можешь думать.
– Такой уж я ограниченный человек. Только об одном и думаю. – Рорк встал, притянул ее к себе и поцеловал так, что все мысли о делах у нее улетучились. – Просто беру плату в рассрочку, – пояснил он.
Ева обернулась через плечо и еще раз окинула взглядом комнату.
– Отделка, отделка, новая отделка, – проворчала она. – Сколько времени тебе потребовалось, чтобы найти кого-то на эту работу?
– Да, честно говоря, нисколько. Дело в том, что я владею фирмой, выполняющей такие работы.
– Ну да, – кивнула Ева, – чего еще от тебя ждать. А как обстоят дела у обычных людей? Сколько им потребовалось бы времени?
– Это зависит от объема работ, от требований клиента, от суммы, с которой клиент готов расстаться.
– Держу пари, люди из твоей фирмы могли бы с легкостью узнать, кого наняла Ава и с кем она консультировалась, когда переоборудовала дом.
– Не сомневаюсь, что могли бы. Я позвоню. – Рорк шутливо шлепнул ее по попке. – Я покину тебя ненадолго. Хочу вылезти из этого костюма.
Рорк направился к двери, но Ева задержала его:
– Рорк!
Он оглянулся:
– Да, дорогая?
– Я все равно влюбилась бы в тебя, будь у тебя даже вдвое больше денег, хотя это практически нереально. И тем не менее.
– Я все равно влюбился бы в тебя, будь ты вдвое упрямее, хотя это практически нереально. И тем не менее.
– Хорошая мы парочка, – заключила Ева и направилась к себе в кабинет.