• Следствие ведет Ева Даллас, #35

10

 Пересекая зеленую лужайку, Ева вытащила сотовый телефон, чтобы проверить, приехала ли доктор Мира, и вдруг увидела ее. Полицейский психиатр и лучший специалист по составлению психологических портретов сидела, купаясь в солнечных лучах, на широком выступе облицовки большого фонтана. Она была в темных очках с ярко-розовой оправой. Ева не смогла припомнить, доводилось ли ей вообще когда-нибудь видеть неизменно элегантную Миру в темных очках, не говоря уж о чем-то столь кокетливом и легкомысленном, как очки в ярко-розовой оправе. Она сидела, запрокинув голову и подставив лицо солнцу, ее волосы были зачесаны назад и лежали мягкими завитками на затылке, так что длинные серьги из разноцветных камней были хорошо видны. Мира выглядела абсолютно спокойной и явно наслаждалась праздной атмосферой летнего университетского кампуса.

 Легкая улыбка озаряла ее прелестное спокойное лицо, а за спиной у нее, прыгая с одного каменного яруса на другой, вода пела свою неумолчную песню. Как всегда, доктор Мира была в костюме, на этот раз — цвета ванильного мороженого. Стройные ноги были закинуты одна на другую и закрыты юбкой только по колено. Туфли, как всегда, в цвет костюма, но по случаю лета она надела босоножки на высоком каблуке. Рядом лежала розовая сумка таких размеров, что в нее можно было бы спрятать годовалого ребенка.

 «Уж не спит ли она? — подумала Ева. — И что теперь делать? Встряхнуть ее или откашляться?»

 Но тут на губах у Миры расцвела улыбка, она глубоко вздохнула.

 — О, какой чудесный день! Мне нечасто выпадает случай насладиться таким великолепным утром. — Мира блаженно расправила плечи. — Должна вас поблагодарить за то, что вытащили меня сюда.

 — Что ж, я рада, что есть в этом деле хоть какой-то плюс. У меня не было времени возвращаться в центр, а потом опять сюда. Мы жмем на газ.

 — Я понимаю. Возраст жертвы, ее родство с офицером полиции… да, это высший приоритет. Мы можем поговорить прямо здесь?

 — Да. — Ева села рядом с ней. — Вы прочли файл?

 — Да. — Мира коснулась руки Евы. Обе истолковали этот жест одинаково: как напоминание о страшном Евином детстве. — Вы взялись бы за это дело, если бы Макмастерс не попросил именно вас?

 — Я не выбираю, за какие дела браться. — Это было сказано так резко, что Ева сама растерялась. Она как будто оправдывалась. Ева стряхнула с себя мимолетное раздражение. — Если я не могу справиться с тем, что мне поручено, — добавила она, — значит, я не заслуживаю жетона. Конец истории.

 — Пожалуй, я с этим соглашусь, — кивнула Мира. — Не с философией самой по себе, а с вашей верой в нее. Дине повезло, что у нее есть вы: вы понимаете, что ей пришлось пережить в последние часы перед смертью.

 — Это не одно и то же.

 — Да, это не одно и то же, — согласилась Мира. — Ничто и никогда не повторяется в точности. Но прежде чем мы начнем обсуждать дело, я должна спросить вас о ваших кошмарах и воспоминаниях. Я должна спросить, — с мягкой настойчивостью повторила Мира, увидев, что лицо Евы лишилось всякого выражения. — Если это дело их усугубляет…

 — Не усугубляет. Не так страшны мои кошмары. — Ева нервно взъерошила волосы, стараясь подавить в душе раздражение личными вопросами. — Они мне до сих пор снятся, но они уже не такие… серьезные. Не такие частые и… интенсивные. Мне кажется, я пришла к пониманию… не знаю… это случилось, и этого — того, что он со мной сделал, — уже не изменить никакими силами. Но я его остановила. И когда я к этому возвращаюсь — в кошмарах, — я могу опять его остановить, если придется. Он больше не имеет надо мной власти. Это я имею власть над ним.

 — Да. — Улыбка Миры была такой же ослепительной, как и солнечный свет. Она снова накрыла ладонью руку Евы. — Вся власть у вас.

 — Я не могу остановить кошмары, но теперь я научилась с ними справляться. Это, конечно, не прогулка по лугу, но у меня все равно прогулок по лугу не бывает, да они мне и не нужны. Чего хорошего во всей этой высокой траве? Мало ли, что в ней ползает, а я и не вижу! Да еще и жуки кругом летают! Что ж тут хорошего?

 — Пожалуй, — только смогла сказать Мира.

 — Я что хочу сказать? — продолжала Ева. — Конечно, я не в восторге, когда мое подсознание дергает меня во все стороны, будто я чертик на резинке. Но это уже бывает не каждую ночь, и на том спасибо.

 — Я очень рада это слышать. Очень рада.

 — Когда я смотрела на Дину, на то, что с ней сделали, — призналась Ева, — был у меня неприятный момент. Но я с этим справилась. Это не повлияет на ход расследования. На мою способность его вести.

 — Я начала бы сомневаться в вашей способности вести расследование, если бы вас не затронуло хоть чуть-чуть то, что с ней случилось.

 С минуту Ева просидела в молчании.

 — И вы нарочно сейчас навязали мне этот разговор, чтобы я облегчила душу. Чтобы меня это больше не беспокоило, не ворочалось где-нибудь в затылке.

 Мира похлопала Еву по руке.

 — Сработало?

 — Похоже, да.

 — Что ж, значит, я молодец. Значит, это пошло вам на пользу и делу тоже.

 — Ладно. «Проехали, — подумала Ева. — Пока по крайней мере». — Вы просмотрели видео?

 — Да. Какая извращенная жестокость! Заставить девочку говорить все эти вещи специально для отца, чтобы он услышал, наглядно показать ему результат, чтобы было еще больнее.

 — Это было послание для Макмастерса, тут двух мнений быть не может.

 — Верно, — поддержала Еву Мира. — Все это, не только видео, было посланием для Макмастерса. Место, использование полицейских наручников, способ убийства и даже то, сколько времени понадобилось убийце. Несколько часов.

 — Он на этом кайф ловил, — заметила Ева. — Ему хотелось растянуть удовольствие.

 — Без всякого сомнения. Но еще в большей степени это форма хвастовства. Грубый жест прямо в лицо. Я это сделал с твой ненаглядной дочуркой в твоем доме, и я при этом никуда не спешил.

 — Он заставил ее страдать, делал все, что хотел, чтобы Макмастерс знал, как она мучилась. «Я здесь хозяин», — вот что он сказал.

 — Да, — кивнула Мира, — а изнасилование — всего лишь форма демонстрации власти, еще один способ послать сообщение. Я ее изнасиловал, сделал ей больно, унизил ее, привел в ужас, отнял у нее невинность, а потом и жизнь. — Мира повернулась лицом к Еве. — Но сначала он ее ослепил, очаровал, заставил в себя влюбиться и поверить, что и он к ней что-то чувствует.

 — Так еще больнее. — Ева внимательно вгляделась в проходивших мимо студентов. — Ей стало еще больнее, когда она поняла, что ничего для него не значила.

 — Это еще больше усиливает его власть над ней. Сначала он ее обманул, разыграл отношения, потребовавшие от него времени и усилий. Он не спешил. Ему нравилось планировать, обманывать, он наслаждался ее романтической влюбленностью не меньше, чем самим убийством.

 — Он молод. Если он мог сойти за девятнадцатилетнего, значит, ему не больше тридцати. — Ева продолжала следить за проходящими мимо людьми, прикидывая их возраст по внешности, движениям, жестам, манере одеваться. — Я бы сказала, ему намного меньше тридцати. Чуть за двадцать. Но он организован, собран, терпелив. И при этом у него душа старика. Он не импульсивен, по крайней мере не в этом случае. Он выслеживал свою жертву, изучал ее, все о ней выяснил. Он точно знал, как именно с ней надо обращаться.

 — Социопатические склонности плюс целеустремленность, — подтвердила Мира. — Опасное сочетание. Он сделал видео не в мгновенном порыве, но он решил себя побаловать. Ему непременно надо было дать знать Макмастерсу: «Это твоя вина». Самой жестокости, изнасилования, убийства ему было недостаточно, если Макмастерс не поймет, что все это по его вине. Он хотел не просто морально уничтожить отца, но дать тому понять, что все это — результат некой обиды, нанесенной в прошлом.

 — Мы изучаем дела Макмастерса. У меня уже есть пара ниточек.

 — Где-то он там похоронен. — Мира покачала головой. — Все опосредовано и неочевидно. Трудно поверить, что это его первое убийство, но может оказаться, что так оно и есть. Он целеустремлен, у него есть миссия, и вполне возможно, что эта миссия ведет его издавна. Все собранные вами доказательства указывают на то, что он знает, как приспосабливаться к окружающей среде, мимикрировать, сливаться с обстановкой, вести себя так, чтобы общество считало его своим самым обычным членом.

 — Он проводил время в студенческом кампусе, и у него есть навыки компьютерной работы.

 — Он образован. Убитая была умной девочкой, хорошей ученицей, но она ни на секунду не усомнилась, что ее избранник — человек образованный, он же представился студентом. Он делал все, что от него требовалось, то есть мимикрировал. У него есть работа или источник дохода. Мне кажется, у него была работа с людьми. Он умеет ладить с людьми. Ему это необходимо. Наблюдать за ними, приспосабливаться, делать то, чего от него ждут. Вероятно, он живет один, а его соседи и сослуживцы считают его милым молодым человеком. Дружелюбный, всегда готов помочь. Он терпеть не может подчиняться, но тщательно это скрывает. Делает что велено, но, когда это необходимо, находит способ отплатить за малейшую обиду. Копы — его враги, — продолжала Мира, — но вряд ли у него есть досье. Может быть, по мелочи, еще до того, как он научился самообладанию и целеустремленности. Этот коп — его враг, которого он должен уничтожить, но не напрямую. Он прекрасно понимает, что гораздо больнее отнять любимое существо.

 — Потому что Макмастерс отнял у него любимое существо, — догадалась Ева.

 — Да, я так думаю. Таково будет мое заключение. Если бы лично он был против Макмастерса, месть была бы более непосредственной. Но такое наказание — это твоя вина — указывает на весьма специфическую месть. Ты берешь мое, я возьму твое.

 «Но кто? — подумала Ева с бессильной досадой. — Или что?»

 — Макмастерс уже долгое время работает за столом, — заговорила она вслух. — Он не работает на улицах. Умеет закрывать дела и руководить копами, которые их закрывают, на этом и репутацию себе сделал. Но он не показушник! Работает честно, дотошен, и у него нет смертей. Ни разу в жизни ему не случалось положить подозреваемого при исполнении своих обязанностей.

 — А разве непременно нужно кого-то положить? — возразила Мира. — Есть и другие способы отнять дорогого человека.

 — Да, я тоже об этом подумала. Но неужели человек будет насиловать и убивать, проходить через все это, через всю подготовку, только потому, что некий коп засадил его брата, отца, не знаю, кого еще, за решетку? Нет, это око за око. Смерть за смерть. Вы же сами говорите — миссия.

 — Я склонна с вами согласиться, но в тюрьмах, бывает, люди умирают. Или погибают от чьей-то руки, или кончают с собой. А иногда это происходит с ними уже после выхода на свободу. Иногда свидетелей убивают, чтобы они не дали показаний, а ведь это полиция убеждает их дать показания. А пострадавшие не всегда добиваются справедливости.

 — Да, я тоже об этом думала. Но как нам найти, кто из близких этого ублюдка окочурился, в файлах копа с двадцатилетним стажем? — не стерпела Ева.

 — Он верит или убедил себя, что этот человек был невиновен. Вот, как Дина. Она же была невиновна. Попробуйте предположить, что этот родственник или близкий человек нашего убийцы был изнасилован, избит, замучен, убит — в тюрьме или выйдя из нее. Или покончил с собой после освобождения, или умер в результате нападения. Я бы на вашем месте начала искать того, кто повесился или был задушен. Способ убийства — это тоже сигнал. Он мог забить ее до смерти, пустить в ход нож, вколоть ей передозу. Есть масса способов убить беспомощную девочку. Он выбрал этот способ.

 — Верно. Да, это вы верно подметили. — Ева прищурилась, обдумывая эти слова. — Каждая деталь была спланирована. Конечно, способ убийства он тоже предусмотрел. И не только потому, что хотел видеть ее лицо, пока убивал, не только потому, что хотел убить голыми руками. Нет, главное, он хотел донести свое чертово послание. Да, это важная подсказка. Мы сможем сузить поиск под этим углом. — Она еще больше задумалась. — Они назначили панихиду по Дине на четверг.

 — Нет ничего на свете мучительнее. Нет и быть не может, — вздохнула Мира. — Как держится капитан Макмастерс?

 — Еле-еле, — буркнула Ева. — Готов взять вину на себя, а ведь он не знает о диске с видео. Тут убийца даром время потерял. Макмастерс меня спросил, как ему это вынести, и у меня не было ответа. Я не знаю, что это такое — иметь ребенка, но точно знаю: когда убивают ребенка — это самое страшное. Мы все это чувствуем. Не знаю, как люди выдерживают, когда это их ребенок.

 — Большинство уповает на естественный порядок вещей. Дети хоронят своих родителей, а не наоборот. Но мы-то с вами знаем, что ни просто смерть, ни — тем более! — насильственная смерть не принимают во внимание естественный порядок вещей. Макмастерсу и его жене до конца своих дней придется нести это бремя. Со временем они научатся жить, работать, заниматься любовью, даже смеяться, но с этой ношей они не расстанутся никогда.

 — Да. — Ева вспомнила, что сказал ей Соммерсет. — Да, мне уже говорили. Как бы то ни было, вернемся к панихиде. Я думаю, он найдет способ туда пробраться. Мне кажется, он захочет полюбоваться на дело рук своих. Ему захочется увидеть, как Макмастерс страдает. Он же должен быть абсолютно уверен, что работа выполнена на совесть, разве не так? Он, конечно, целеустремлен, но он же молод! Какой смысл ломать человеку жизнь, если потом не увидишь, как он корчится?

 — Я согласна. Очень высока вероятность, что он найдет способ проникнуть на панихиду, понаблюдать за Макмастерсом. Девочка послужила орудием. Мишенью был Макмастерс.

 — Вот и я так думаю, — кивнула Ева. — Спасибо, что согласились со мной встретиться.

 — Я жалею лишь об одном: что не могу найти предлог и остаться здесь до конца дня. Я бы с удовольствием здесь работала. Тут чудесно. Я здесь читала курс лекций, пару раз побывала на спектаклях, но…

 — Погодите. Лекции. Спектакли. В смысле… тут есть театр?

 — Да, у них тут прекрасный театр.

 — И широкая публика имеет доступ?

 — Конечно. Они…

 — Погодите, — нетерпеливо прервала Ева свою собеседницу и выхватила телефон. — Доктор Лапкофф.

 — Да?

 — Мне нужен список всех спектаклей, концертов, лекций, киносеансов, голографических и живых выступлений, открытых для публики, с апреля до прошедшей субботы. Перешлите на этот адрес. — Ева продиктовала адрес своей электронной почты в Центральном полицейском управлении.

 — Я это устрою.

 — Спасибо.

 — Вы знакомы с Пич? — удивилась Мира, когда Ева дала отбой и ввела другой номер.

 — А? Да, типа того. А вы ее знаете?

 — Да. Мы с Деннисом — спонсоры университета. Он много лет здесь преподавал.

 — Он… правда? Он здесь преподавал?

 — Вы же знаете, он профессор.

 Ева вспомнила Денниса Миру, его мешковатые кардиганы, вечно застегнутые не на ту пуговицу, его добрые глаза, его очаровательную рассеянность.

 — Да, но я как-то не думала…

 — Он до сих пор выступает с лекциями, иногда берет целый курс. Мы очень дружны с Пич и ее семьей.

 — Мир тесен. Джеми, — заговорила Ева в трубку. — Ты в Колумбии ходил на спектакли, концерты, лекции и еще что-то в этом роде, начиная с апреля?

 — Что? — У него был отрешенный стеклянный взгляд сумасшедшего электронщика, погруженного в чипы, платы и схемы. — А, да, я ходил на лекцию по электронным преступлениям.

 — Нет, не то. Что-то такое, куда Дина захотела бы пойти.

 — Ты имеешь в виду пение с танцами и всякое такое дерьмо? — Через видеоэкран он бросил на Еву свойственный юности надменно-страдальческий взгляд. — Что я там забыл?

 — Я так и думала. — Ева дала отбой и позвонила Пибоди. — Вернись на место, забери любые театральные программки, плакаты, сувениры — все, что имеет отношение к театру, концертам, выступлениям, лекциям в Колумбии с момента первой встречи до прошлой субботы. Привези в Управление. Бери все, что найдешь.

 — Сделаю. Да, насчет кроссовок. Я тут подумала о том, что ты сказала. Верхний Ист-Сайд — не его место. И вряд ли он ходил за покупками туда же, куда и Дина: не хотел рисковать, чтоб его не засекли даже случайно. Так что я сконцентрировалась на продажах в нижней части города. Просто интуитивно.

 — Неплохо. Разработаем ее первым делом. Найди мне программки и дуй в Управление. Буду там через час. — Ева сунула телефон в карман и встала. — Спасибо. Отличную мысль вы мне подали. Надо ехать.

 — Если вы едете в Управление, может, и меня подбросите?

 — Но мне по дороге придется повидать одного парня насчет его мертвого брата.

 Мира взяла в руки свою большую бледно-розовую сумку.

 — Это так интересно! Возьмете меня с собой?

 — Если хотите. Он кандидат. Не в верхней строчке рейтинга, но… В общем, если начнет выдрючиваться, можете огреть его этой торбой. Думаю, вы сумеете его оглоушить.

 Мира с любовью провела ладонью по нежно-розовой коже.

 — У каждого из нас свое оружие.

 Когда они сели в машину, Ева провела проверку по Риссо Бэнксу, получила его рабочий и домашний адрес:

 — Белый, двадцать четыре года. После ареста и злосчастной смерти брата не совал нос куда не следует. Имеет работу, приносящую доход. Кстати, это вписывается в психологический портрет. Не женат, записей о сожителях не имеется. Тоже вписывается. И в то же время нет. Его брат выпал в осадок… в буквальном смысле — нырнул вниз головой с четвертого этажа. Макмастерс — босс, не он вел следствие, и арест был произведен совместно с Особым отделом. Сесил, старший брат, толкал наркоту и обслуживал педофилов малолетками.

 — Милейший парень! — усмехнулась Мира.

 — Да, похоже на то. Его не насиловали, не били, не душили ни подушкой, ни руками. Он выпал из окна в попытке избежать ареста. И все-таки проверить надо.

 — Это ведь сводится к вычеркиванию, не правда ли? Беготня, телефонные разговоры, уточнение деталей. — Мира устроилась поудобнее на сиденье. — Какая необычная машина! Снаружи кажется такой заурядной, а электронной начинки у нее внутри больше, чем у меня в кабинете. И она такая удобная… и ход плавный, — добавила она, пока Ева прокладывала себе путь в потоке уличного движения.

 — Не бежит — летает. Кстати, взлетает она, как реактивный вертолет. Армирована, прямое попадание выдержит. Это было нечто вроде… услуги тире подарка от Рорка.

 — Подарок, чтобы вам не пришлось биться головой о двери отдела снабжения. До меня дошли слухи о последней аварии.

 Ева не удержалась от импульсивной реакции. Она съежилась.

 — Это было не по моей вине.

 — Конечно, нет, но… Он оказал вам услугу, но оформил ее как подарок, чтобы вы могли принять машину, а он при этом мог быть уверен, что вы в относительной безопасности.

 — Что ж, верно подмечено, — ухмыльнулась Ева. — Недаром у вас на стене столько дипломов в рамочках понавешено.

 — Дело не только в этом. Хотелось бы думать, что я неплохо изучила вас с Рорком. Превосходная услуга тире подарок. Ну, раз уж у нас есть немного времени, скажите: все готово к свадьбе? Мы ждем ее с нетерпением.

 — Да вроде бы. — При слове «свадьба» уголек вины и тревоги затлел в груди у Евы. — Мне говорят, что я должна звонить Луизе и предлагать ей помощь, раз уж я подружка невесты. Но я, честно говоря, не знаю, что все это значит, что я должна делать. Мы провели смотрины приданого, сегодня доставят платье, которое мне полагается надеть. Что еще от меня нужно?

 — Это риторический вопрос? — осведомилась Мира.

 — Черт!

 — Я бы вам посоветовала позвонить Луизе, когда выдастся свободная минутка, и спросить, не нужно ли ей что-нибудь. Скорее всего ей ничего не нужно, просто поговорить, пар выпустить. Она разумная женщина, знает чего хочет и умеет добиваться своего. Наверняка у нее все под контролем. Но в последнюю минуту всегда возникают какие-то недоразумения, небольшие проблемы. Все, что вам придется сделать, — это выслушать.

 Ева бросила взгляд, полный скепсиса и робкой надежды, на свою собеседницу.

 — Правда?

 — Я бы сказала, вероятность — восемьдесят восемь и три десятых процента.

 Ева обдумала слова Миры и вздохнула с облегчением.

 — Процент приличный.

 — На прошлой неделе я заглянула в их новый дом, мне хотелось посмотреть приемную Чарльза. Он провел меня по всему дому. По-моему, там все прекрасно. Смесь классики и современности — так похоже на них! Им там будет хорошо, я уверена.

 — Вот и отлично, — кивнула Ева. — Они молодцы. Все хорошо, просто мне хочется поскорее покончить со всей этой свадебной заварушкой.

 — Только не говорите мне, что вы нервничаете.

 — Нет. Хотя… в общем, да. — Ева и сейчас занервничала, признавшись, что тема свадьбы ее нервирует. Она даже заерзала на сиденье. — А что, если у меня будет горячий след по этому делу, если его как раз надо будет закрывать или еще что-нибудь всплывет по работе в тот самый день? Что бы вы сделали на моем месте? За Рорка я могу быть спокойна. Он все понимает. Если я опаздываю или приходится отменить встречу, он понимает и не сердится, в этом смысле ему равных нет. И все равно я иногда чувствую себя виноватой. Но тут-то совсем другое дело! Для Луизы это же великий день ее жизни! Я не хочу ей все испортить.

 — Вы сделаете то, что в ваших силах, Ева. Луиза прекрасно понимает, что такое крайняя необходимость, непредвиденный случай, требования профессии. Она же врач.

 Ева задумчиво нахмурилась.

 — Да, верно. Она врач. Хирург. Если у нее на столе больной с открытой брюшной полостью, она же не бросит его, чтобы примерить вечернее платье. Она сперва операцию закончит.

 — Я тоже так думаю.

 — Ладно, считайте, мне полегчало.

 — Что вы наденете? — спросила Мира.

 — Что-то желтое.

 Мира засмеялась:

 — Смотрите вперед, не на меня. И опишите, что на мне надето.

 — А что, сами вы не помните?

 — Ну, сделайте мне одолжение.

 — Костюм, юбка по колено, жакет на трех пуговицах, цвет не совсем белый, вроде ванильного. Квадратные серебряные пуговицы. Кружевная блузка. Туфли бледно-розовые, с открытыми пальцами, каблук — смерть лодыжкам, толщиной с иголку. Серьги серебряные с разноцветными камнями, длинные, и три серебряные цепочки с маленькими камушками через неравные промежутки. Гигантская розовая сумка и клевые темные очки в розовой оправе. И то и другое — одного цвета с лаком на ногтях ног. Обручальное кольцо, шикарные наручные часики в серебряном корпусе с блестящим браслетом. И как вам удается ничего не забыть из всех этих блестящих штучек?

 — Это называется тщеславием, — сказала Мира. — Мне это доставляет удовольствие. И меня просто поражает, что о своем свадебном платье вы не знаете ничего, помимо того, что это нечто желтое, а мой наряд описываете во всех деталях, вплоть до толщины каблука, который и впрямь не слишком удобен, зато красив. — Мира положила ногу на ногу, чтобы полюбоваться своей лодыжкой. — И теперь, когда я своими глазами видела вашу гардеробную, просто не понимаю, как вы удерживаетесь от соблазна. Я бы на вашем месте меняла наряды по три раза в день.

 — А может, я похожа на свою машину, — предположила Ева. — Пусть наружность будет заурядная, лишь бы никто не догадался об электронной начинке внутри.

 — Очень хорошо, — засмеялась Мира. — Отлично сказано.

 — Вот и он такой, — пробормотала Ева. — Наш убийца,

 — Ну вот мы и сделали полный круг.

 — Заурядный, обычный, ничем не примечательный — все это снаружи. Что внутри — никто не знает. Никто не видит чудовища. Когда он выходит из дома за пиццей или кроссовками, никто его не замечает. Или, если он хочет, чтобы его заметили, люди видят славного, симпатичного парня. Не ослепительного красавца, ничего такого, что они могли бы запомнить. Просто смазливый. Вежливый, тихий, воды не замутит. У нас есть две свидетельницы, видевшие его с Диной, и это практически все, что они смогли мне сказать. У нас будет больше, когда Янси с ними поработает, он умеет выкачивать подробности из очевидцев. Но они о нем не думали, они его особенно не разглядывали. Вообще не заметили бы скорее всего, если бы он не был с ней. Они ее знали, Дину, потому заметили и его.

 Ева сумела захватить парковочное место второго уровня на расстоянии в полквартала от рабочего адреса Риссо Бэнкса и бросила критический взгляд на каблуки Миры.

 — Придется пройтись пешком. Тут недалеко, но все-таки… Вы справитесь?

 — Я же профессионал.

 На середине пути Ева вдруг выругалась и перемахнула через поручень уличного ограждения.

 — Скоро вернусь, — бросила она через плечо застывшей с открытым ртом Мире.

 Ева увидела уличную кражу, причем лох и вправду напросился сам. Шел себе, глазел на витрины, а задний карман оттопырен. И все это, пока уличный воришка не вытащил бумажник классическим приемом: споткнулся, столкнулся, извинился… И пошел своей дорогой как ни в чем не бывало. Бумажник уже лежал у него в переднем кармане брюк, надежно прикрытый мешковатой ветровкой с капюшоном.

 Ева спринтом преодолела четверть квартала, чтобы сократить расстояние, а потом перешла на энергичный шаг, характерный для жителей Нью-Йорка. Она хлопнула вора по плечу:

 — Извините, вы не могли бы мне помочь?

 Он бросил на нее недоуменный и неподдельно честный взгляд. Просто парень, идущий по своим делам.

 — Чем?

 — Ну… у меня полно других дел, ей-богу, мне некогда, так что было бы лучше, если бы вы просто отдали мне украденный бумажник. Он вот тут. — Ева хлопнула его по карману. — Да, и всю остальную собственность, которую вы украли сегодня. И тогда мы оба сможем тихо и мирно разойтись по своим делам.

 — Понятия не имею, о чем ты говоришь. Катись отсюда.

 Ева почувствовала, что он готов броситься наутек, и схватила его за плечо.

 — Слушай, ты мог бы и впрямь все сделать легко и быстро, упростить нам задачу. Я не хочу тратить время на… Эй!

 Он резко пригнулся, повернулся волчком и вырвался, как змея, меняющая кожу, оставив у нее в руке пустую ветровку.

 Коренастый, коротконогий. Задача, в общем-то, элементарная. Правда, Еве приходилось сновать, чтобы не задеть пешеходов, а вор не гнушался расталкивать их самым грубым образом, но все равно она поймала его еще до конца квартала.

 — Помогите! На помощь! — заорал он, когда Ева припечатала его лицом к ближайшей стене. — Полиция!

 — Заткнись, кретин, я и есть полиция. И ты это прекрасно знаешь. — Она сковала ему руки за спиной, толчком колена заставила расставить ноги шире плеч. — Вот только попробуй дернуться еще хоть раз, будешь закусывать тротуаром.

 Ева заставила его нагнуться, обхлопала, оружия не нашла, зато обнаружила шесть бумажников.

 — Есть среди них твой, задница?

 — Я их нашел. — Теперь глаза у него забегали. — Я собирался найти копа и вручить. Богом клянусь.

 — Э нет. Я сама видела, как ты нашел один из них в заднем кармане вон того парня. Держу пари, он скажет тебе спасибо.

 — Я вызвала патрульных. — Мира подбежала к ним на своих каблуках, похожих на ножи для колки льда.

 — Отлично, это сэкономит время. — Ева легонько шлепнула вора по затылку. — Видишь? Не захотел по-хорошему, а теперь нам обоим придется проходить через эту бодягу. Ты! — Она ткнула пальцем в лоха, в тот момент глазевшего на происшествие в кучке других ротозеев.

 — Кто? Я? Я ничего не делал.

 — Удостоверение есть?

 — У меня? Да, есть. Конечно. Я… — Он потянулся к заднему карману. — Бумажник! У меня бумажник пропал!

 — Надо же, какое совпадение! Вот он. Как раз у меня. — Упираясь локтем в поясницу вора, Ева другой рукой протянула бумажник. — Прямо волшебный фокус, не правда ли? Но чтоб его вернуть, тебе придется дождаться офицеров полиции и подать им жалобу.

 — Такой удачный был денек, — сокрушенно вздохнул воришка. — Потрясный денек.

 — А теперь ты спустил его в туалет. — Ева предъявила жетон двум появившимся патрульным.

 Пришлось потратить время, которого у нее не было, но в результате, решила Ева, закон восторжествовал.

 — Вы меня так напугали, — пожаловалась Мира. — Вот только что вы были здесь и вдруг перемахиваете через ограждение и убегаете.

 — Вот вам еще один довод против высоких каблуков, ломающих ноги.

 — Вы по-своему правы.

 Они вернулись к магазину, где работал Риссо Бэнкс.

 Множество электронных устройств, отметила Ева. И все со скидкой в двадцать процентов. «Всего одна неделя!» — так гласил плакат, вероятно, провисевший на этом месте несколько лет.

 Ева тотчас же узнала Риссо Бэнкса по фотографии с удостоверения и заметила, что и он мигом ее «срисовал»: узнал в ней копа. Он подошел с воинственным видом.

 — Видел, как вы взяли того щипача. Скорости у него — ноль.

 — Зато у него было шесть бумажников, и все — не его.

 — Злодеи повсюду.

 Красивый парень, решила Ева. Нахальная усмешка, короткая полувоенная стрижка, явно недавняя. Волосы темные, карие глаза. Рост и телосложение подходящие, но Ева не почувствовала флюидов.

 — Хотите поговорить здесь, Риссо, или где-нибудь без посторонних глаз?

 — Говорите здесь, если есть что сказать. Босс знает, у меня в прошлом не все чисто, но я давно завязал. И это он тоже знает. Я заплатил все свои долги обществу.

 — Вашему брату не так сильно повезло.

 Он пожал плечами, потом дернул подбородком в сторону задней части магазина.

 — Это он мне жизнь поломал. Подсадил на «дурь», когда мне еще десяти не было. Да, я на него работал, я разве спорю? А что мне было делать? А как в дверь постучали, он побежал, меня бросил копам. Он только о том и думал, как бы спасти свою задницу, а для меня и пальцем не двинул. Вот и получил все, что ему причиталось. Я так считаю. И плакать о нем не собираюсь. Я исправился, у меня работа есть. И если копам нравится сюда ходить и косить на меня рыбьим глазом, пусть их. Я чист.

 — Дашь мне правильный ответ на один вопрос, и я уйду. Если фола не было, пенальти не будет.

 — Это смотря какой вопрос.

 — Нравится мне твое нахальство, Риссо, не могу не признать. Где ты был с шести вечера в субботу до трех часов утра в воскресенье?

 — По субботам мы закрываемся как раз в шесть. Мы с боссом вместе закрыли, ушли где-то в четверть седьмого. Можете его спросить.

 — А потом?

 Он нервно передернул плечами. Ева сочла это выражением досады, а не страха.

 — Пошел домой, прибрался немного. В восемь я, босс и еще трое парней играли в карты. Мы раз в месяц собираемся по субботам в картишки перекинуться. На этот раз была моя очередь, играли у меня. Ставки дружеские, — подмигнул он со своей нахальной улыбочкой.

 — Ставки меня не интересуют. Это и есть твой босс? — Ева указала на пузатого господина, пытавшегося продать покупателю новый карманный компьютер.

 — Он. И еще парень в подсобке — Кармине. Он тоже играл.

 — Погоди минуту.

 Ева пересекла магазин, подошла к пузатому и предъявила жетон:

 — Вопрос — ответ. Быстро. Кто запирал магазин вместе с вами в прошлую субботу и в котором часу?

 — Риссо. Вон он там. Мы закрыли около шести.

 — Вы видели его после этого?

 — В тот же вечер через пару часов у него дома. Мы играли в карты. А что, есть проблемы?

 — Нет никаких проблем. Спасибо.

 — Он хороший парень, — сказал толстяк в спину отошедшей Еве. — Вовремя приходит, хорошо работает и не жалуется. Вот буквально на той неделе я ему прибавку дал. Он заслужил.

 Ева кивнула:

 — С ним все в порядке. Никаких неприятностей.

 Она вернулась к Риссо и протянула ему карточку.

 — Если придут копы и будут на тебя косить рыбьим глазом, дай мне знать.

 Он ошеломленно уставился на карточку.

 — Но… почему?

 — Потому что я задала вопрос, и ты дал мне правильный ответ. Потому что ты — не твой брат.

 С этими словами Ева вышла из магазина, а Риссо так и остался стоять с открытым ртом, глядя на карточку.

 — Это был великодушный жест, — сказала Мира.

 — Метод исключения. Просто вычеркиваю имена.

 — Я не это имела в виду.

 Ева пожала плечами и вместе с Мирой вернулась к машине.