• Следствие ведет Ева Даллас, #14

5

 

 В детстве отец частенько избивал Рорка, пуская в ход и кулаки, и пинки. Мальчик обычно предчувствовал приближение побоев и старался по возможности их избегать, а когда не удавалось уклониться, терпел.

 Но вот из могилы его покойному старику удалось достать его впервые.

 Рорк не потерял хладнокровия, он внимательно читал записанные на жесткий носитель файлы, которые принесла Ева. Рорк давно уже не был тем худеньким забитым мальчишкой, который бегал по улицам Дублина. Но и теперь он предпочитал не вспоминать о своих детских годах.

 — Это двойное предательство раскрылось за пару месяцев до того, как отца нашли с перерезанным горлом в канаве. Похоже, — предположил Рорк, — кто-то сдал его Скиннеру. В его файлах как раз есть отчет об этом нераскрытом убийстве. Может, Скиннер сам все и подстроил.

 — Не думаю, — Ева всегда была очень осторожна, когда заговаривала с Рорком о его отце, о том, что было. Муж старался просто не вспоминать о своем прошлом, да и ее преследовало и настигало собственное прошлое, как бы она ни старалась убежать от него.

 — Почему ты так считаешь? Послушай, Ева, у тебя все было по-другому. Меня не преследует тень отца, так что не старайся быть деликатной! Скажи мне лучше, почему это Скиннер, когда отцу удалось ускользнуть у него из-под самого носа в Атланте, не постарался достать его в Дублине, подослав убийц туда?

 — Ну, во-первых, он же полицейский, а не палач. В деле нет никаких данных, что он напал на след подозреваемого в Дублине. В досье есть переписка с Интерполом и с ирландскими властями. Он вел переговоры о выдаче подозреваемого на случай, если тот появится на территории страны. И, скорее всего, в результате переписки добился бы ордера на его арест. Именно это ему и было нужно, — продолжила Ева, в волнении расхаживая взад-вперед по комнате. — Он хотел взять предателя на своей территории. Там, где его обвели вокруг пальца и где погибли его люди. Он хотел бы встретиться с врагом лицом к лицу. Но у него так не вышло.

 Ева повернулась к Рорку:

 — Если бы у него получилось, можно было бы поставить точку в этом деле, успокоиться и жить дальше. И ему не пришлось бы заниматься тобой. Ты — живое воплощение, ходячий символ его единственного в жизни и самого большого профессионального и личного провала. Его парни погибли, а виновнику их смерти удалось уйти от расплаты.

 — То есть он бы все равно не довольствовался только его смертью без ареста по всей форме, суда и приговора?

 — Разумеется, нет. Ты только подумай: вот ты себе спокойно живешь, преуспеваешь, ты знаменит и к тому же еще и женат, на ком бы вы думали, — на копе! Тут не нужно и к специалисту обращаться, чтобы нарисовать его психологический портрет. Ведь Скиннер убежден, что любой человек, виновный в преступлении, особенно если погибли полицейские, должен заплатить за это жизнью. Конечно, с соблюдением всех формальностей. Твой отец — как раз такой случай. А расплачиваться предстоит тебе!

 — Тогда его ждет разочарование! По целому ряду причин. Например, я гораздо умнее отца. — Рорк встал, подошел к Еве, ласково провел пальцем по ямочке у нее на подбородке. — К тому же в моем распоряжении такой отличный полицейский, которым Скиннер и не мечтал стать.

 — Я должна его вывести на чистую воду. Нужно содрать с него весь этот полувековой глянец безупречного служаки и достать его!

 — Я знаю, — сказал Рорк и подумал: «И будешь сама страдать так, как Скиннер не в состоянии себе и представить. Ему-то такие переживания неведомы».

 — Поспать бы нам с тобой не мешало, — произнес он, целуя Еву в лоб.

 Ей приснился Даллас и холодная, грязная комнатенка в Техасе, где отец держал ее взаперти. Во сне к ней вернулись голод, холод и невыразимый ужас. На лицо ей падал бивший в окно каморки красный свет от фонарей секс-клуба в доме напротив. Кровавый отсвет был и на его лице в тот момент, когда он ее ударил.

 Когда во сне приходил отец, с ним возвращались и ее мучения. И обжигающая боль рвущейся плоти, когда он проник в нее, треск собственных костей, когда сломал ей руку. И собственный истошный, пронзительный крик, вырвавшийся наружу.

 И еще снилась кровь.

 Как и отец Рорка, ее отец тоже был зарезан. Но нож, которым он был убит, судорожно сжимала рука восьмилетней девчушки.

 Лежа в огромной мягкой кровати в бархатно-уютном номере, Ева плакала, как ребенок. Лежавший рядом Рорк обнял ее и прижал к себе, баюкая, пока ее кошмар не растворился в ночи.

 В шесть утра Ева уже была на ногах и одета. Пистолет в кобуре на ремне был скрыт от посторонних взоров отлично сидевшим модным жакетом, который она в итоге все же засунула в чемодан перед отлетом. С оружием ей было как-то спокойнее. С компьютера, стоявшего в спальне, она связалась с Пибоди по видеотелефону. По крайней мере, хотелось верить, что фигурой под ворохом простыней на экране дисплея была именно Пибоди.

 — А-а…

 — Подъем! — приказала Ева. — Через пятнадцать минут ко мне с докладом.

 — А кто это?

 — О боже! Пибоди, очнись! Вставай, одевайся и мигом ко мне!

 — Может, заказать завтрак в номер? — предложил вошедший Рорк, когда сеанс видеосвязи закончился.

 — Отлично, закажи на целую ораву. А я на сегодня возьму на себя побудку и всех подниму, — усмехнулась Ева и, став серьезной, добавила: — Я отлично знаю своих людей, Рорк, доверяю им, знаю, насколько можно быть с ними откровенной. А вот Анджело мне совершенно неизвестна.

 Рорк внимательно просматривал на дисплее биржевые сводки.

 — Она работает на меня.

 — Ну, во всей Вселенной о каждом третьем в той или иной степени можно сказать то же самое. Это ни о чем мне не говорит.

 — А твое впечатление? — поинтересовался Рорк.

 — Сообразительна, крута, основательна. И амбициозна.

 — Вот и я того же мнения, — откликнулся Рорк. — Иначе не бывать бы ей шефом полиции на Олимпусе. Скажи ей ровно столько, сколько ей нужно знать. История с моим отцом меня совершенно не волнует.

 — А ты поговоришь с Мирой? — спросила она у Рорка, который встал из-за компьютера и повернулся к ней. — Мне нужно, чтобы она пришла, нужно проконсультироваться. Так поговоришь?

 — Слушай, Ева, лично мне ни психоаналитик, ни психиатр не нужны. Это не мне по ночам кошмары снятся! — Рорк негромко выругался и с досадой взъерошил волосы при виде ее внезапно побледневшего, застывшего лица. — Черт, прости! Я хотел сказать, что каждый из нас справляется с проблемами как умеет.

 — Ты, значит, можешь утешать меня, успокаивать, возишься со мной, как с ребенком. А вот я твою боль облегчить не в силах! — сокрушенно произнесла Ева.

 Рорк чувствовал себя виноватым за то, что так бестактно упомянул о ее кошмарах.

 — Отключи компьютер, — бросил он и подошел к Еве. Взял в ладони ее лицо. — Хочу сказать тебе то, что когда-то говорил Мире — не на врачебной консультации и не на сеансе психотерапии. Ты — мое спасение, Ева.

 Ева растерянно молчала, не ожидавшая подобного признания.

 — То, кем ты стала для меня, мое чувство к тебе, то, что мы вместе, — это меня спасло. — Рорк поцеловал Еву, не сводя с нее глаз. — А теперь зови своих ребят. А я свяжусь с Дарсией.

 Он уже был на пороге комнаты, когда к Еве вернулся дар речи.

 — Рорк, — ей никогда так, как ему, не удавалось найти подходящие слова, но эта фраза далась ей легко. — Мы спасли друг друга.

 Разумеется, в этой огромной элегантной гостиной Ева не могла чувствовать себя так же естественно, как в комнате для совещаний в Центральном управлении в Нью-Йорке. Сейчас вся ее команда в полном составе уплетала сливочные пирожные, клубнику величиной с мячи для гольфа и бекон в количестве, сопоставимом разве что с парой упитанных поросят.

 Ей это только лишний раз напомнило о том, что она терпеть не могла работать на чужой территории.

 — Пибоди, последнюю сводку!

 Пибоди пришла в себя от своеобразного раздвоения личности — с одной стороны, ангела во плоти, это когда она сидела подобно паиньке, сложив руки на коленях, а с другой — сущего демона, когда она жадно одну за другой уплетала булочки с кремом.

 — Слушаюсь, сэр! Вчера провели вскрытие. Моррису разрешили при этом присутствовать. Причина смерти — множественные травмы, преимущественно в области черепа. Причем много посмертных повреждений. Сегодня у Морриса какое-то служебное заседание, а вечером семинар для судмедэкспертов, но он раздобудет для вас копию отчета о вскрытии. Предварительное заключение — в крови никаких токсичных веществ, — доложила Пибоди.

 — А что у чистильщиков?

 — К шести ноль-ноль их отчет еще не был готов. Но то, что мне удалось раскопать, подтверждает ваши предположения. На бейсбольной бите следы «Силина», на месте преступления только кровь жертвы. Пока не удалось найти форму охранника без звездочки на эполете. Парни из команды Анджело опрашивают всех, кто занят переработкой отходов, обслуживающий персонал отеля, а также сотрудников компаний, вывозящих мусор со станции. По моим сведениям, на всех формах охраны отеля есть закодированный идентификационный номер. И как только найдем форму, сможем установить ее владельца, — отрапортовала Пибоди.

 — Мне во что бы то ни стало нужна эта форма, — заявила Ева. Как только она повернулась к Фини, демон-искуситель одержал верх, и Пибоди проглотила еще одну булочку.

 — С камерами наблюдения поколдовал кто-то из своих, — сказал Фини. — Никого из посторонних не допускают к устройствам системы безопасности без сканирования сетчатки глаза и отпечатков пальцев, а также без секретного кода доступа. Обойти все это страшно сложно, но сработано мастерски. На момент совершения преступления в пункте слежения находилось двенадцать человек. Я ими сейчас занимаюсь.

 — Хорошо. Нас интересует любая связь со Скиннером, любые служебные взыскания, любые внеплановые финансовые поступления. Особенно обрати внимание и проверь, был ли кто-нибудь на службе в полиции до найма в частное охранное агентство. — Ева взяла со стола диск и протянула его Фини: — Сопоставь с именами на этом диске.

 — Нет проблем. Но мне лучше работается, когда я знаю цель.

 — Здесь имена полицейских, погибших при выполнении оперативного задания двадцать три года назад в Атланте. Это была операция Скиннера. — Ева глубоко вздохнула и выдавила: — Отец Рорка был у него информатором и оказался двойным агентом.

 Увидев, что Фини лишь молча кивнул, она расслабилась и продолжила:

 — Одного из погибших тогда звали Томас Уикс. Это отец убитого Реджинальда Уикса. Моя версия: если у Скиннера на службе состоял один из сыновей его бывших погибших сослуживцев, то могли быть и другие.

 — А отсюда следует, что если одного уже использовали, чтобы подставить Рорка, то так же могут поступить и с другим, — добавил Фини.

 Когда раздался звонок в дверь, Ева взглянула на мини-компьютер на запястье. — Это, должно быть, Анджело. Я хочу, чтобы этим списком занялся именно ты, поэтому ей их не даю. Пока. Но остальное собираюсь сказать и ей, и вам.

 Ева пошла открывать дверь Дарсии, а в это время Рорк уже стоял на пороге номера, где жил Скиннер.

 — Уделите мне минуту вашего времени, сэр.

 — Я занят.

 — Тогда не будем тянуть время.

 Рорк вошел и вопросительно приподнял брови при виде Хэйза. Тот стоял позади и чуть правее Скиннера и держал руку под полой пиджака.

 — Если вы полагаете, что я для вас опасен, нужно было поручить телохранителю открыть дверь.

 — Не вижу никакой угрозы, — ответил Скиннер.

 — Тогда, может, перемолвимся парой слов с глазу на глаз?

 — Все, что вы мне хотите сообщить, можно сказать и в присутствии моего помощника.

 — Ну что ж! Было бы гораздо разумнее с вашей стороны, если бы вы взялись непосредственно за меня, вместо того чтобы шантажировать лейтенанта Даллас и приносить в жертву одного из своих охранников.

 — Значит, сознаетесь, что это вы его убили?

 — Я не нанимаю убийц. Скиннер, мы тут с вами одни, и уверен, что в ваших апартаментах надежная звукоизоляция, так что наверняка в комнатах нет ни прослушки, ни камер наблюдения. Хотите до меня добраться, так и поступайте. Но будьте мужчиной, не впутывайте моих близких.

 Скиннер обнажил зубы в хищной улыбке.

 — Ваш отец был подлым трусом и жалким пьяницей.

 — Верно подмечено, — согласился Рорк, пододвинул стул и сел. — Видите, мы с вами придерживаемся единого мнения по этому вопросу. Во-первых, позвольте разъяснить, что, говоря о близких людях, я имел в виду только свою жену. Во-вторых, хотел бы заметить, что вы оказываете Патрику Рорку честь своим вниманием. Он был изрядным скотиной, узколобым тупицей, мелким преступником, страдавшим манией величия. Я ненавидел его всем своим существом. Так что, как видите, я решительно и категорически возражаю против того, чтобы отвечать за его многочисленные прегрешения. У меня и своих предостаточно. Так что если вам непременно нужна моя голова, то боритесь со мной. Из этого и будем исходить.

 — Вы что, считаете, если на вас костюм стоимостью в десять тысяч долларов, то от вас не воняет как из помойки? — У Скиннера постепенно багровело лицо. Но стоило Хэйзу сделать шаг в его сторону, как он жестом остановил его, рубанув воздух рукой. — Вы ничем не лучше его. Даже еще хуже. Потому что ему и в голову не приходило притворяться, что он — не обыкновенная куча бесполезного дерьма, а нечто стоящее. Наследственность всегда сказывается.

 — Возможно, когда-то так и было.

 — Вы попираете закон. А теперь еще и прячетесь за спиной женщины и прикрываетесь ее полицейским жетоном, который она опозорила.

 Рорк медленно поднялся.

 — Вы ничего о ней не знаете. Она — настоящее чудо, я не собираюсь говорить о ней с вами. Но могу уверить вас, что ни за чьей спиной я не прячусь. Вы тут стоите передо мной, у вас руки по локоть в крови, а вы кичитесь своей мнимой принципиальностью, кичитесь прошлой славой. Ваша роковая ошибка, Скиннер, заключалась в том, что когда-то вы доверились такому человеку, как мой отец, пошли с ним на сделку. А моя, судя по всему, была в том, что я полагал, будто вы будете сводить счеты лично со мной, а не с моей женой. Так что считайте это предупреждением.

 Рорк внезапно умолк, заметив, что Хейз шевельнул рукой. Стремительно, словно гремучая змея, он бросился к охраннику и выхватил у него из кармана лазерный парализатор.

 — А ну-ка вынь руку из чертова кармана, пока я ее тебе не оторвал!

 — У вас нет разрешения на применение оружия! — крикнул Скиннер.

 Рорк взглянул на его разъяренное лицо и ухмыльнулся.

 — Какое еще оружие? Живо на пол, Хейз, и руки за голову! Выполняй! — приказал он, заметив, что Хейз вопросительно взглянул на Скиннера. — Эти лазерные штуковины даже слабым лучом будь здоров как могут шибануть. — С этими словами он прицелился Хэйзу в пах. — Особенно если попасть в одно из самых чувствительных мест.

 Скиннер жестом приказал охраннику не двигаться с места.

 — Предупреждаю: держитесь подальше от моей жены. Держитесь как можно дальше, за милю обходите. Иначе, уверяю вас, вам не поздоровится! — сказал Рорк.

 — Что, прикажете забить меня до смерти где-нибудь на лестнице?!

 — Какой же вы зануда, Скиннер! — сокрушенно вздохнул Рорк, отступая к двери. — Просто ужасный зануда! Я бы на вашем месте приказал своим парням поосторожнее обращаться с оружием и не слишком часто его доставать. Отель-то все-таки мой!

 Несмотря на то что номер был огромным, Еве он казался тесным и душным. Расследуй она это дело в Нью-Йорке, то сейчас непременно была бы уже на улице, чертыхалась бы по пути в лабораторию, намереваясь задать взбучку спецам, и злилась на проносящиеся мимо стремительным потоком машины, перебирая в уме всевозможные версии случившегося и одновременно маневрируя и воюя с таксистами по дороге в морг или на обратном пути в управление.

 А ее строгий приказ немедленно представить отчет заставил бы трепетать чистильщиков. И она бы контролировала весь ход расследования.

 Но на этот раз весь кайф получит Дарсия Анджело.

 — Пибоди, отправляйся сейчас на конференцию и запиши текст выступления Скиннера. И поскольку он все еще в игре, шоу должно продолжаться, причем по расписанию.

 — Слушаюсь, сэр! — ответила Пибоди. Мрачный тон, которым это было сказано, удивил Еву.

 — В чем дело, Пибоди?

 — Я вижу, Даллас, вы его достаете. Я понимаю причину этого и все же… Он же легенда. Некоторые копы сворачивают со своего пути, потому что не выдерживают страшного внутреннего напряжения, либо поддаются искушению, а может, и потому, что такова их природа. Он же безупречен. Для меня это страшное разочарование — видеть, как он перечеркивает все, что ему было дорого, чему он служил. Ужасно, что он сделал жертвой одного из своих людей, только чтобы подставить Рорка и свести счеты за то, что произошло, хотя Рорк был еще ребенком и никакого отношения к тому делу не имел.

 — Если у тебя есть другие версии, изложи. Я внимательно выслушаю. Если ты не можешь заниматься этим делом, Пибоди, лучше скажи сразу. В конце концов, ты же здесь в отпуске.

 — Я справлюсь, — ответила Пибоди и направилась к выходу. И в голосе, и в ее походке ощущалось напряжение, — я не принадлежу себе с той минуты, что я с вами.

 Ева сжала губы, услышав, как захлопнулась дверь. Она уже обдумывала, какую головомойку задаст Пибоди, но ее отвлекла Мира.

 — Ева, пусть идет. Она и так держится неплохо. Не так-то легко оказаться между двумя кумирами как между двумя огнями.

 — О нет, только не начинайте!

 — Да сядьте же вы, а то протопчете дорожку на полу,  строго сказала Мира. — Ваше положение не из легких. Человек, которого вы любите. Работа, которая много для вас значит. И другой человек, который, как вы думаете, преступил черту дозволенного.

 — Мне как раз и нужно, чтобы вы мне сказали, действительно ли он мог преступить эту черту. Я-то правду нутром чую, и все обстоятельства дела это подтверждают. Но мало этого — у меня есть компромат на него. По большей части из досье в открытом доступе. Но не все, что мне нужно.

 Она сделала паузу. Мира невозмутимо смотрела на нее, ожидая продолжения.

 — Я не собираюсь рассказывать, как я его заполучила, — сказала Ева.

 — А я и не спрашиваю, — ответила Мира. — Мне уже достаточно известно о Дугласе Скиннере. Он человек, помешанный на справедливости, вернее, на собственном представлении о ней; на том, что символизирует для него полицейский жетон. Он из тех, кто поклялся «служить и защищать». Совсем как ты.

 — При данных обстоятельствах довольно сомнительный комплимент, — заметила Ева.

 — Между вами есть разница, — пояснила Мира. — Совершенно элементарная. Он вынужден и всегда был вынужден подгонять свое представление о справедливости под обстоятельства, как другие люди — представления о верности. Ты, Ева, в конечном итоге отстаиваешь интересы потерпевшего. А он — свои собственные представления. Но со временем эти представления сузились. Некоторые становятся жертвами собственного видения действительности. Заложниками собственного образа, пока не начинают себя с ним отождествлять.

 — Скиннер перестал быть полицейским из-за всей этой рекламной шумихи вокруг него, — с горячностью сказала Ева.

 — Верно подмечено. У многих людей в правоохранительных органах такое же мнение о Скиннере, как и у Пибоди. И с психологической точки зрения это не такая уж большая метаморфоза. Вполне допускаю, что Скиннер стал настолько одержим ошибкой, причем собственной, которая стоила жизни его подчиненным, что впоследствии эта ошибка превратилась для него в настоящую навязчивую идею, — размышляла Мира.

 — Убитый не был уличным бродягой. Он был молодым сотрудником с безупречным послужным списком, образцовым семьянином. К тому же сыном одного из погибших соратников Скиннера. Вот здесь-то и загвоздка, доктор Мира. Неужели навязчивая идея настолько неотступно преследовала его, что он решил принести в жертву невинного человека, сына одного из своих погибших друзей, только чтобы реализовать ее?

 — Если он способен оправдать такой поступок в собственных глазах, то да. Все дело в целях и средствах, — заметила Мира и спросила: — Ты действительно тревожишься за Рорка?

 — Ему не нужно, чтобы я о нем тревожилась, — вздохнула Ева.

 — Полагаю, он предпочитает тревожится о тебе. Его отец был с ним жесток.

 — Да, он мне кое-что рассказывал. Старик бил его смертным боем, и пьяный, и трезвый. — Ева нервно взъерошила волосы, подошла к окну. Тишину за окном не нарушал рев взлетающих или приземляющихся шаттлов.

 «Удивительно, — подумала Ева, — как это люди выносят тишину, полное безмолвие?» И вслух добавила:

 — Он заставлял Рорка бегать за спиртным, шарить по чужим карманам, а если тот возвращался с пустыми руками, бил его. Полагаю, его отец был не слишком удачливым авантюристом, потому что они жили в трущобах.

 — А его мать?

 — Не знаю. Рорк говорит, что тоже ничего о ней не знает. Похоже, для него это и вправду не имеет значения.

 Ева вернулась и села напротив Миры.

 — Неужели такое возможно? Неужели человеку может быть все равно, что отец над ним издевался? И что его мать бросила их?

 — Рорк прекрасно понимает, что отец, скажем так, поставил его на путь нарушения закона, что у него природная склонность к насилию. Рорк научился ее сдерживать, как и ты. У него была цель — вырваться из этой среды, обрести средства и власть. И он этого добился. А затем он встретил тебя. Он отлично понимает, откуда он родом. И для него повод гордиться, что он сумел стать таким, что его полюбила женщина вроде тебя. И, зная его характер, — тут Мира улыбнулась, — полагаю, он будет защищать тебя изо всех сил. Ничуть не меньше, чем ты намерена защищать его и его репутацию.

 — Я только не знаю, каким образом, — сокрушенно проговорила Ева, вдруг с особой пронзительностью осознав это. Она не успела встать, как вошел Рорк.

 — Проклятье. Проклятье, Рорк! Ты был у Скиннера?!