- Трилогия ключей, #2
11
Джордан спал, обняв Дану за талию и обхватив ногами, словно хотел удержать ее так навсегда. Хотя в этот раз уйти должна была не она.
Он совсем не был уверен, что ему позволят остаться. В ее постели или в ее жизни.
Путешествуя в мире снов, Джордан словно держался за Дану.
Это была летняя лунная ночь, дышащая ароматами зелени, цветов и тайны. Лес окутывала тьма, нарушаемая лишь мерцанием светлячков — слабенькими желтыми вспышками на черном фоне. Во сне Джордан откуда то знал, что он мужчина, а не мальчик, каким был тогда, когда шагал по заросшей травой опушке этого леса. Его сердце учащенно билось от… страха? Предвкушения? Понимания неизбежности того, что должно было произойти? Он направлялся к громадному черному замку, устремленному к плывущей в небе луне.
Друзей с ним не было — в отличие от той жаркой летней ночи, что запечатлелась в его памяти. Флинн и Брэд — с сигаретами и пивом, находящимися под запретом, с палаткой, исполненные юношеской отваги и безрассудства, — сейчас его не сопровождали.
Джордан был один. Воины Ворриорз Пик охраняли ворота за его спиной. Дом казался безжизненным и безмолвным, как гробница.
Но не пустым. Не стоит полагать, что дома — старые дома — могут быть пустыми. Они наполнены воспоминаниями, угасшим эхом голосов. Каплями слез… Каплями крови… Звенящим смехом и криками ярости, которые на протяжении стольких лет слышали эти стены. Все это оставило на них свой отпечаток.
Может быть, это тоже жизнь?
Джордан знал, что есть дома, которые дышат. В их дереве и камне, кирпичах и растворе таилась личность сродни человеческой.
Ему нужно было вспомнить что-то связанное с этим домом, с этим местом. Сегодня ночью. Нечто знакомое, но он никак не мог сформулировать, что именно. Мысль то всплывала, то снова ускользала, словно слова полузабытой песни. Дразнила, не давала покоя.
Нужно — это жизненно важно! — сфокусировать внимание, как объектив фотоаппарата, пока образ не станет ясным и четким.
Он закрыл глаза и стал дышать медленно, глубоко, пытаясь освободить сознание для того, что должно было произойти.
Открыв глаза, Джордан увидел ее. Женщина шла по балкону под белым диском луны. Одна — как и он. И наверное, во сне — как и он.
Ее плащ развевался, хотя ветра не было. Казалось, воздух застыл и все ночные звуки — шорохи, писк, крики — смолкли, сменившись пугающей тишиной.
Сердце в его груди учащенно забилось. Женщина на балконе стала поворачиваться.
«Через секунду, — подумал Джордан, — всего через секунду мы увидим друг друга».
Наконец то…
Яркая вспышка солнца ударила прямо в мозг, ослепила его. Он споткнулся, мгновенно перенесенный из черной ночи в яркий полдень.
Радостное пение птиц напоминало звуки флейт и арф. Послышалось что-то похожее на грохот — такой звук издает вода, падающая с большой высоты и ударяющаяся о поверхность водоема.
Джордан пытался сориентироваться. Здесь тоже был лес, но незнакомый. Листья ярко зеленые. Ветви гнутся от плодов цвета рубина и топаза. Воздух насыщен густым сладковатым ароматом. Кажется, что его тоже можно сорвать и попробовать.
Он шел среди деревьев по упругой темно коричневой земле мимо ярко голубого водопада, у основания которого в покрытом рябью волн пруду резвились золотые рыбки.
Движимый любопытством, Джордан опустил руку в пруд и почувствовал освежающую прохладу. Выливая воду из сложенной ковшиком ладони, он заметил, что она не прозрачная, а тоже голубая.
Джордан подумал, что это больше, чем могут выдержать чувства. Красота казалась такой яркой и живой, что ее было невозможно описать. Неужели, один раз увидев и почувствовав все это, можно вернуться к бледной, мрачной реальности?
Восхищенный, он снова протянул руку к воде и вдруг увидел оленя, утолявшего жажду на противоположном берегу.
Олень был гигантским, с гладкой золотистой шкурой и рогами, отливавшими серебром. Он поднял большую голову и посмотрел на Джордана зелеными, как окружающий лес, глазами.
На шее животного был ошейник, украшенный драгоценными камнями, которые ловили лучи солнца и отражали их разноцветными бликами.
Джордану показалось, что олень говорит, хотя он не видел движений, не слышал звука — слова просто складывались в голове.
Ты готов сражаться за них?
— За кого?
Иди и увидишь.
Олень повернулся и вошел в лес. Серебристые копыта ступали по земле совершенно неслышно.
Нет, это не сон, подумал Джордан. Он выпрямился, обогнул пруд и последовал за оленем.
Олень не сказал: «За мной». Доверившись инстинкту, Джордан выбрал другую тропу.
Он вышел из леса и оказался на лугу — среди цветов, таких ярких, что резало глаза. Рубиновые, сапфировые, аметистовые, янтарные, они сверкали на солнце, будто каждый лепесток был отдельной гранью, искусно вырезанной из камня. В центре этого великолепия, словно венчая его, лежали спящие принцессы в хрустальных гробах.
— Нет, я не сплю… — Джордан сказал это вслух, желая убедиться, что слышит звук своего голоса. Ему необходима была уверенность, чтобы перейти через море цветов и взглянуть на знакомые лица.
Казалось, девушки спят. Их красота нисколько не поблекла, но стала какой то отстраненной. Он видел безжизненную красоту, неизменную, но навеки застывшую в кратком миге.
Джордана охватили жалость и гнев, а взглянув в лицо, столь похожее на лицо Даны, он почувствовал такую раздирающую душу скорбь, какой не испытывал со дня смерти матери.
— Этот настоящий ад, — громко сказал он. — Быть запертым между жизнью и смертью и не иметь возможности выбрать ни то, ни другое.
— Да, ты точно сформулировал.
По ту сторону хрустального гроба стоял Кейн. Выглядел он изысканно: черный плащ, сверкающая драгоценными камнями корона на гриве темных волос. Волшебник улыбался Джордану.
— У тебя острый ум, в отличие от большинства людей. Ад, как ты его называешь, — это отсутствие всего, длящееся вечно.
— В ад попадают по заслугам.
— Это все демагогия. — Кейн явно получал удовольствие от разговора. — Иногда — ты должен со мной согласиться — его наследуют. Их прокляли, — он кивнул на гробы. — Я был, если можно так выразиться, всего лишь инструментом, который… — Кейн поднял руку, сделал вращательное движение запястьем, — повернул ключ.
— Ради славы?
— И ради нее тоже. А еще ради власти. Всего этого, — он раскинул руки, словно обнимая свой мир, — все это никогда, никогда не будет принадлежать им. Мягким сердцам и слабостям смертных нет места в мире богов.
— Но боги любят, ненавидят, вожделеют, интригуют, воюют, смеются, плачут. Это слабости смертных?
Кейн вскинул голову:
— Интересно! Ты будешь спорить, зная, кто я, зная, каковы мои возможности? Зная, что я перенес тебя сюда, за завесу силы, где ты не более чем муравей, которого можно уничтожить одним щелчком? Я могу убить тебя силой мысли.
— Можешь? — Джордан намеренно обогнул хрустальный гроб. Он не хотел, чтобы между ними была даже тень Даны. — Почему же не убил? Или ты предпочитаешь пугать и провоцировать женщин? Но когда перед тобой мужчина — это совсем другое дело, правда?
Удар отбросил его назад футов на десять. Почувствовав вкус крови во рту, Джордан сплюнул в примятые цветы и встал. Лицо Кейна выражало не только силу, но и ярость. А гнев — свидетельство слабости.
— Туман и зеркала. Но у тебя кишка тонка, чтобы драться как мужчина. Кулаками. Один раунд, сукин ты сын. Один раунд по моим правилам.
— По твоим правилам? Не тебе здесь ставить условия. Сейчас ты узнаешь, что такое боль.
Ледяные пальцы с острыми как лезвия ногтями вонзились в грудь Джордана. Невыносимая боль заставила его рухнуть на колени, из горла невольно вырвался крик.
— Проси, — надменно бросил Кейн. — Проси пощады. Умоляй.
Собрав остатки сил, Джордан поднял голову и посмотрел прямо в глаза Кейну.
— Поцелуй меня в…
Перед взором Джордана поплыл туман. Сквозь ужасный рев он различил чей то крик, почувствовал струю тепла, развеивающую смертельный холод.
Мозг пронзил полный ярости голос Кейна:
— Мы еще встретимся!
Хоук потерял сознание.
— Джордан! О боже, боже! Джордан, очнись!
Сначала ему показалось, что он лежит в лодке, которую судорожно раскачивают волны. Грудь горит огнем, голова гудит и пульсирует болью. Наверное, он тонет. Нет! Его кто то спасает, прижимаясь теплыми губами к его губам. Насильно возвращает к жизни.
Но откуда в открытом море безумно лающая собака?
Джордан открыл глаза и увидел Дану.
Бледная как полотно, но ему все равно было приятно на нее смотреть. Дрожащей рукой Дана провела по его лицу, погладила волосы и тут же крепко обняла.
В коридоре Мо яростно лаял и бросался на дверь спальни.
— Какого черта? — с трудом спросил Джордан и удивленно уставился на смеющуюся Дану.
— Ты вернулся! Да, ты вернулся! — Это был смех на грани истерики, и она с трудом сдерживалась. — У тебя губы в крови. Губы и грудь. И ты… такой холодный.
— Погоди минутку…
Джордан и не пытался пошевелиться. Еще рано — даже поворот головы вызвал жуткий приступ боли и тошноты.
Но то, что он видел, принесло облегчение. Он в спальне Даны — лежит на ее кровати, или, точнее, на ее коленях, а Дана прижимает его к груди, словно кормит ребенка.
Неплохо, если бы он не чувствовал себя так, словно его переехал грузовик.
— Я спал…
— Нет. — Она прижалась щекой к его щеке. — Не спал.
— Сначала… наверное, нет. Дылда, у тебя в доме водится виски? Мне нужно выпить.
— Есть бутылка «Пэддис».
— Если нальешь на три пальца «Пэддис», дам тебе тысячу долларов.
— По рукам! — Ее смех все еще был похож на всхлипывание. — Ложись. Сейчас принесу. Укройся — ты весь дрожишь.
Дана набросила на него простыню и заботливо подоткнула, соорудив нечто вроде кокона.
— Господи Иисусе! — опять воззвала она к высшей силе, наклоняясь к Джордану. — Тебе обязательно нужно согреться.
— Две тысячи, если уложишься в сорок пять секунд.
Она пулей вылетела из комнаты, и Джордан подумал, что ему не так уж плохо, если он способен восхищаться красотой обнаженного тела Даны.
Через секунду на кровать прыгнул Мо, и Джордан вздрогнул от боли. Он хотел выругаться, но лишь вздохнул, увидев, что пес тихо зарычал, обнюхал простыни, затем лизнул его в лицо.
— Да уж!.. Будем знать, как выгонять тебя из спальни просто потому, что нам хочется заняться сексом без свидетелей.
Мо заскулил, ткнулся носом в плечо Джордана, три раза повернулся вокруг своей оси и лег рядом.
Дана влетела в комнату так же быстро, как вылетела из нее, — в одной руке бутылка, в другой стакан. Налив явно больше чем на три пальца, она просунула руку под голову Джордана и поднесла стакан к его губам.
— Спасибо, теперь сам справлюсь.
— Хорошо. — Дана осторожно опустила его голову на подушку и сделала глоток прямо из бутылки.
Желудок охватило огнем. Наверное, Джордан почувствовал то же самое. Она достала из шкафа халат.
— Наденешь? А мне нравилось смотреть на тебя без этого…
Дана не хотела признаваться, что она чувствует себя так, словно ее кожу натерли льдом.
— Не надо было нам выгонять собаку.
— Да, мы с Мо только что это обсуждали. — Джордан положил ладонь на широкую спину пса. — Это он тебя разбудил?
— Он и твой крик. — Дана, вздрогнув, села на край кровати и сдвинула простыню. — О Джордан! Твоя грудь…
— Что такое?
Он опустил взгляд. Там было пять царапин, похожих на следы от ногтей. Слава богу, не очень глубоких. Правда, они кровоточили и причиняли сильную боль.
— Я испачкаю тебе постель.
— Отстирается! — Дана с трудом сглотнула слюну. — Нужно обработать эти царапины. А пока я буду ими заниматься, расскажи, что, черт возьми, он с тобой сделал.
В ванной, куда Дана пошла за антисептиком, она оперлась обеими руками на раковину и приказала себе глубоко дышать, пока не избавится от ощущения, что в горло вонзаются острые бритвенные лезвия.
Теперь она знает, что такое страх. Она боялась, когда на остров обрушился шторм, а черные волны хотели проглотить ее, но тот пронизывающий до костей ужас не шел ни в какое сравнение с чувством, которое она испытала, когда исполненный боли крик Джордана вырвал ее из объятий Морфея.
Дана пыталась сдержать слезы. Теперь, когда необходимо действовать, слабости не должно быть места. Взяв все, что нужно, она вернулась в спальню.
— Вот аспирин. — Она протянула Хоуку блистер и стакан. — Ничего более сильного у меня нет.
— Пойдет. Спасибо. — Джордан проглотил две таблетки, запил водой. — Послушай, я сам справлюсь. Насколько я помню, ты не очень хорошо переносишь кровь.
— Не упрямься. Я не ребенок. — Не обращая внимания на подступающую тошноту, Дана села на кровать, чтобы обработать царапины. — Говори со мной, и тогда шансов хлопнуться в обморок у меня будет меньше. Что случилось, Джордан? Куда он тебя унес?
— Началось все с другого. Точно вспомнить не могу, но, кажется, я видел сон. Я шел по лесу. Ночь, полная луна. Похоже на Ворриорз Пик, но я не уверен. Все было как в тумане.
— Продолжай! — Дана пыталась сосредоточиться на его голосе, на словах. На чем угодно, только бы не на прижатой к царапинам марле, которая становилась красной.
— Потом я оказался на ярком солнце. Похоже на… так я всегда представлял транспортацию в «Звездном пути». Мгновенную и дезориентирующую.
— Не могу сказать, что это мой любимый способ перемещения.
— Ты шутишь? Это же просто… О черт!
— Потерпи, — стиснув зубы, она стала промывать царапины дезинфицирующим раствором. — Не молчи. Так нам обоим будет легче.
Встревоженный, Мо спрыгнул с кровати и заполз под нее.
Джордан старался дышать ровно, несмотря на боль.
— Завеса силы… Я оказался по ту сторону, — сказал он и поведал Дане все, что произошло дальше.
— Ты его провоцировал? Намеренно? — Дана отстранилась. Любопытство и сочувствие на ее лице сменились раздражением. — Хотел показать, что ты мужчина?
— Да. Да! Хотел. Кроме того, Кейна все равно не остановишь. Почему бы сначала не дать ему пару оплеух, хотя бы словесных?
— Не знаю. Нужно подумать. — Она потерла виски. — Может быть, потому… что он бог.
— И значит, нужно стоять, молитвенно сложив руки, и вежливо разговаривать?
— Не знаю… — Дана все таки закончила процедуру и сама вздохнула с облегчением. — Наверное, нет. — Решив, что сделала все, что могла, она согнулась пополам, уткнувшись головой в колени. — Я не хочу, чтобы мне пришлось заниматься этим еще раз.
— Я тоже. — Джордан, превозмогая боль, повернулся и погладил ее по спине. — Я оценил.
Дана заставила себя кивнуть.
— Расскажи остальное.
— Остальное ты промыла и помазала. То, что сделал Кейн, полностью соответствует моему внешнему виду. Было больно.
— Ты кричал.
— Это обязательно повторять? Ты меня смущаешь.
— Если тебе от этого легче, я тоже кричала. Проснулась, а ты… как будто бьешься в судорогах. Белый как мел, в крови и дрожишь. Я не знала, что делать. Наверное, запаниковала… Схватила тебя и стала трясти, а ты обмяк. Не успела я к тебе прикоснуться, как ты обмяк… На секунду мне показалось, что ты умер.
— Я тебя слышал.
Дана замерла, борясь с подступившими слезами.
— Когда?
— После того как упал второй раз. Я слышал, как ты меня зовешь. Было такое ощущение, словно меня тянет назад, и я, удаляясь, слышал Кейна. Его голос звучал у меня в мозгу. «Мы еще встретимся, — повторял он. — Мы еще встретимся…» Этот мерзавец был в ярости, потому что не смог удержать меня там.
— Интересно, почему?
— Ты проснулась. — Джордан погладил Дану по щеке. — Ты меня звала, прикасалась ко мне и вытащила обратно.
— Незримый контакт?
— Может быть, все действительно так просто, — согласился Джордан. — Так просто… Если люди связаны друг с другом.
— Но почему ты? — Дана вытерла марлей кровь с его губы. — Почему именно тебя он перенес за завесу силы?
— Вот это нам и нужно выяснить. А когда выясним… Черт, Дана!
— Прости.
— Когда выясним, — повторил Джордан, отводя ее руку, — у нас появятся новые фрагменты головоломки.
Простые или сложные, Дане требовались ответы, и за ними она поехала в Ворриорз Пик. Довольный Мо устроился на заднем сиденье, высунув голову из окна. Догадки, гипотезы — это прекрасно, но теперь реально мог пострадать ее возлюбленный. Ей нужны факты. Точные факты.
Листья еще не пожухли, и яркие краски леса контрастировали с унылым серым небом, затянутым мрачными облаками. Конечно, много листьев уже лежало в траве под деревьями и на дороге.
Пик осени миновал, размышляла Дана. Время не стоит на месте, и четыре отпущенные ей недели уже превратились в две.
Что она думает? Что знает? Последние несколько миль, оставшиеся до замка, Дана пыталась привести в порядок мелькавшие в голове мысли.
Ровену она увидела в саду — та срезала осенние цветы. На ней был толстый темно синий свитер и — к удивлению Даны — потертые джинсы. На ногах — старые ботинки. Волосы стянуты на затылке в хвост.
Сельская богиня в своих владениях, подумала Дана и представила, что Мэлори мысленно перенесла бы эту картину на холст.
Ровена махнула рукой и широко улыбнулась, увидев Мо.
— Добро пожаловать! — Она подбежала к машине и распахнула дверцу, выпуская счастливого пса. — Ты мой красавец! — Пес подпрыгнул, лизнув Ровену в лицо, и она засмеялась. — Я знала, что мы скоро увидимся.
— Со мной или с Мо?
— Я рада вам обоим. Это вообще приятный сюрприз. Смотри, что это? — Ровена на секунду спрятала руку за спину, затем протянула Мо огромную собачью галету. — Конечно, для тебя. А теперь сядь и пожми мне руку, как настоящий джентльмен…
Не успела она сказать все это, а пес уже шлепнулся на землю и поднял лапу. Они обменялись рукопожатием и долгим взглядом, выражавшим взаимное восхищение. Мо аккуратно взял угощение, распростерся у ног Ровены и принялся грызть галету.
— Это трюк в стиле Джона Дулитла?
— Прошу прощения?
— Ну, разговоры с животными.
— А… Скажем так… что-то вроде разговора. Что я могу предложить вам?
— Мне нужны ответы на кое какие вопросы.
— Вы такая серьезная и строгая. И такая привлекательная сегодня утром. Чудесный наряд. У вас замечательная коллекция жакетов, — заметила Ровена, проведя пальцем по золотистой ткани рукава. — Есть чему позавидовать.
— Мне кажется, вы можете так же легко порадовать себя любым нарядом, как порадовали собаку галетой.
— Но ходить по магазинам весело и приятно, правда? Пойдемте в дом. Выпьем чаю у камина.
— Нет, спасибо. У меня мало времени. После ланча мы подписываем договор на владение домом, и мне не хотелось бы опаздывать. Ровена, я должна кое что узнать.
— Расскажу все, что могу. Может быть, прогуляемся? Дождь собирается, — прибавила она, взглянув на небо. — Но чуть позже. Мне нравится чувствовать, как сгущается атмосфера перед ливнем.
Мо быстро разделался с галетой. Ровена, раскрыв ладонь, показала ему ярко красный резиновый мячик и тут же бросила игрушку на лужайку у кромки леса. Дана вздохнула.
— Должна предупредить вас. Теперь Мо ждет, что вы будете кидать ему мяч следующие три или четыре года.
— Собака — совершенное создание. — Ровена взяла Дану под руку, и они пошли по дорожке. — Утешитель, друг, защитник… А в ответ ей нужна только наша любовь.
— Почему у вас нет собаки?
— Хороший вопрос, — грустно улыбнулась Ровена и похлопала Дану по руке.
Она подняла мяч, который Мо положил у ее ног, и снова бросила.
— Вы не можете. — Дана прижала пальцы к вискам. — Ну да! Нет, конечно, можете, но на самом деле… Собаки ведь живут недолго… в вашем понимании. — Она вспомнила, что Джордан говорил об одиночестве Ровены и Питта и о том, что бессмертие скорее проклятие, чем дар. — Да, это проблема, если принять во внимание удивительную продолжительность жизни таких, как вы, и очень короткий век таких, как Мо.
— У меня были собаки. Дома они доставляли мне столько радости!
Ровена подняла мяч, на котором уже виднелись отметины от зубов, и снова бросила неутомимому Мо.
— Когда нас изгнали, я верила, что мы сделаем все, что требуется, и вернемся. Скоро. Я очень скучала по дому… Мне требовалось утешение… Словом, я завела собаку… Первым был ирландский волкодав. Такой красивый, смелый и преданный! Десять лет… — Ровена вздохнула. — Он прожил у меня десять лет. Мгновение. Есть вещи, которые мы не можем изменить, нам это запрещено, пока мы пребываем здесь. Я не могу продлить жизнь живого существа сверх того, что ему отпущено.
Она снова подняла мяч и бросила в другую сторону.
— В детстве у меня была собака. — Дана вместе с Ровеной смотрела, как Мо помчался за мячом, словно в первый раз. — На самом деле это была отцовская собака. Он принес ее в дом за год до моего рождения, и мы росли вместе. Она умерла, когда мне исполнилось одиннадцать лет. Я плакала три дня.
— Значит, вы знаете, как это бывает. — Ровена улыбнулась, глядя на Мо, который трусил назад, сжимая в пасти мяч, будто яблоко. — Я очень горевала и поклялась, что больше не позволю себе этого, но нарушила обещание. Я нарушала его много раз… Пока не поняла, что, если придется еще раз пережить смерть любимого существа — такую скорую, у меня просто разорвется сердце. Поэтому я так рада, — она наклонилась и сжала морду пса ладонями, — и так благодарна, что вы привезли ко мне вашего замечательного Мо.
— Все не так безоблачно, правда? Могущество, бессмертие?..
— Страдания и утраты неизбежны. За все приходится платить. Вы об этом хотели спросить?
— Отчасти. У вас есть ограничения — по крайней мере, пока вы здесь. И у Кейна тоже. В его отношениях с нашим миром. Правильно?
— Верно. Вы наделены свободой воли. Так и должно быть. Кейн может лгать, соблазнять, обманывать, но заставить вас что-то сделать он не может.
— А убить?
Ровена снова бросила мяч, на этот раз дальше, чтобы отвлечь Мо.
— Как я понимаю, речь идет не о войне и не о защите невинных или кого то из близких… Наказание за то, что ты отнял жизнь смертного, ужасно. Я не верю, что даже Кейн отважится рискнуть.
— Конец существования, — предположила Дана. — Я кое что читала. Не смерть, не переход в следующую жизнь, а конец.
— Даже богам ведомы страхи, и этот — один из них. Сильнее, чем страх лишиться силы или оказаться в тюрьме между мирами, откуда нет выхода. Этим Кейн, возможно, рискнул бы.
— Он пытался убить Джордана.
Ровена резко повернулась и схватила Дану за руку:
— Расскажите мне. Во всех подробностях.
Дана поведала все, что произошло ночью.
— Кейн перенес его по ту сторону завесы? — спросила Ровена. — И пролил кровь Джордана?
— Совершенно верно.
Ровена стала расхаживать по лужайке. Ее движения были такими нервными, что Мо покорно сел, сжимая в пасти искусанный мяч.
— Даже теперь нам не разрешено видеть, не разрешено знать. Говорите, они были одни? И рядом никого?
— Джордан что-то говорил об олене.
— Олень… — Ровена замерла. — Какой олень? Как он выглядел?
— Да самый обыкновенный олень… — Дана развела руками. — Разве что именно такого ожидаешь увидеть там, где растут цветы, похожие на рубины и аметисты. Джордан говорил, что у него была золотая шкура и серебряные рога.
— Значит, самец.
— Да. Ой! Еще у него был ошейник с драгоценными камнями.
— Вполне возможно, — прошептала Ровена. — Но что это значит?
— Вот вы мне и расскажите.
— Если это был он, почему он это допустил? — Ровена, взволнованная, ходила взад вперед по краю опушки. — Почему позволил?
— Кто он и что допустил? — спросила Дана, взяла Ровену за руку и встряхнула, пытаясь привлечь к себе внимание.
— Король. Возможно, наш король принял облик оленя. Но почему тогда он позволил Кейну перенести смертного через завесу? И безнаказанно пролить его кровь? Что за война идет в моем мире?
— Простите, не знаю. Но единственным раненым, насколько мне известно, на этой войне оказался Джордан Хоук.
— Мне нужно поговорить с Питтом. — Ровена наконец остановилась и взглянула Дане в глаза. — И подумать. Джордан больше никого не видел — только этих двоих?
— Только оленя и Кейна.
— У меня нет ответов, которых вы ждете. Кейн и раньше вмешивался, но никогда не заходил так далеко. Заклинание — дело его рук, и он сам наложил ограничения. Теперь он их нарушил, но не был остановлен. Я могу помочь и хочу это сделать, но больше не уверена в силе нашего короля и его защите. Я даже не уверена в том, что он все еще правит.
— И если нет?..
— Значит, там действительно война, — тихо сказала Ровена. — А нас не вернули домой. То есть, что бы ни случилось в моем мире, мне и Питту суждено остаться здесь и завершить то, за чем мы были посланы. И я должна верить, что вы нам поможете.
Она сделала глубокий вдох, пытаясь успокоиться.
— Я дам мазь для ран вашего мужчины.
— Мы спим вместе. Не знаю, делает ли это его моим мужчиной.
Ровена рассеянно махнула рукой.
— Мне нужно поговорить с Питтом. Он лучше, чем я, разбирается в стратегии. Пойдемте, я дам вам лекарство.
— Минутку! Еще один вопрос. Джордан: он так важен для поисков ключа?
— Зачем спрашивать то, что вы и так знаете?
— Мне нужно подтверждение.
В ответ Ровена кончиками пальцев коснулась груди Даны, там, где билось сердце.
— Оно у вас уже есть.
— Потому что я его люблю?
— Потому что вы его любите, а ключ — это вы. — Ровена взяла Дану за руку. — Идемте. Я дам лекарство для вашего воина и отпущу вас. — Она снова взглянула на небо. — Скоро начнется дождь.
