• Трилогия круга, #1

5

 Ее разбудили голоса. Они были тихими, приглушенными, и в первое мгновение ей показалось, что это сон. Как ни ценила Гленна свой дар, но сном жертвовать не собиралась — особенно после мартини и необычных откровений.

 Она нащупала подушку и накрыла ею голову.

 Неприязнь к Киану немного ослабла после того, как вампир показал ей комнату для гостей. Роскошная кровать с красивыми мягкими простынями и достаточным количеством подушек вполне удовлетворила ее пристрастие к роскоши.

 Просторная — что тоже приятно — комната была обставлена антикварной мебелью и декорирована в мягких зеленых тонах, вызывавших ассоциации с тенистым лесом. Ванная производила неотразимое впечатление. Огромная, ослепительно-белая ванна-джакузи располагалась в центре помещения, размерами превосходившего всю квартирку Гленны, а вдоль стен тянулась широкая столешница насыщенного темно-зеленого цвета. Особое восхищение вызвала широкая чаша умывальника из кованой меди.

 Гленна едва не поддалась искушению понежиться в воде, побаловать себя солью для ванны и маслом для тела из какого-нибудь тяжелого хрустального сосуда, которые выстроились на полках в окружении глянцевых свечей. Но воспоминания о героинях триллеров, на которых нападали в ванне, заставили ее отказаться от этой мысли.

 Одним словом, по сравнению с пристанищем вампира — язык не поворачивался назвать такую роскошь логовом — ее маленькая квартирка в Вест-Виллидж[8] выглядела просто убогой.

 Восхищаясь вкусом Киана, Гленна тем не менее не забыла запереть дверь спальни оградительным заклинанием — в дополнение к замку.

 Теперь она перевернулась на спину, откинула подушку и уперлась взглядом в потолок, освещенный неяркой лампой, которую оставила включенной. Гленна устроилась в гостевой спальне вампира, а колдуну из XII века пришлось довольствоваться диваном.

 Магия сопровождала Гленну всю жизнь — ей были даны способности и знания, о существовании которых большинство людей даже не подозревали, полагая, что такое бывает лишь в сказках.

 Ей все это нравилось. Но теперь она точно знала: ее жизнь уже никогда не будет прежней. Кроме того, эту жизнь можно и потерять.

 Есть ли у нее выбор? Нельзя же ничего не делать — закрыть голову подушкой и прятаться остаток своих дней. Лилит знала о ней и уже отправила своего агента.

 Если делать вид, что ничего не произошло, злобная тварь может найти ее где угодно и когда угодно. И тогда Гленна будет одна.

 Будет ли она теперь бояться ночи? Все время оглядываться, когда выходит из дома после захода солнца? Или, спускаясь в метро, каждый раз подозревать, что вампир, которого может видеть только она, снова проник в подземку?

 Нет, так жить невозможно. Единственный выход — реальный — заключается в том, чтобы не прятаться от проблемы и побороть страх. А для этого нужно объединить свою силу и свои возможности с силой и возможностями Хойта.

 Понимая, что больше не заснет, Гленна посмотрела на часы и в притворном ужасе закатила глаза — такая рань! Потом передумала и выбралась из постели.

 В гостиной Киан заканчивал ночь бокалом бренди и спором с братом.

 Временами он возвращался к себе домой на рассвете, остро ощущая пустоту и одиночество. Днем он не спал с женщинами — даже при опущенных шторах. Киан считал секс — точно так же, как и магию — уязвимым местом. И не желал показывать свою слабость, пока не зашло солнце.

 От рассвета до заката он редко общался с людьми. Эти часы казались ему долгими и бессмысленными. Но теперь, войдя в спальню и обнаружив там брата, Киан понял, что нескончаемое одиночество ему больше по душе, чем толпа или необходимость общения.

 — По-твоему, ведьма должна оставаться здесь, пока ты не решишь, что делать дальше. А я тебе говорю: это невозможно.

 — Но тогда она останется без защиты, — возразил Хойт.

 — Меня как-то не волнует ее безопасность.

 Хойт подумал, как сильно изменился брат, причем не в лучшую сторону — раньше он без колебаний бросился бы на защиту женщины или невинного человека.

 — Теперь опасность грозит всем нам. Всему миру. У нас нет выбора — только держаться вместе.

 — У меня выбор есть, и я не желаю делить свою квартиру с ведьмой. А если откровенно, то и с тобой тоже, — с усмешкой добавил Киан и взмахнул рукой. — Не хочу, чтобы днем тут кто-то находился.

 — Но вчера я просидел у тебя весь день.

 — Это был исключительный случай. — Киан встал. — И я уже жалею о нем. Ты слишком много требуешь от того, кому все безразлично.

 — Я еще не начинал требовать. Но твоя жизнь в опасности. Наравне с ее жизнью. И с моей.

 — Еще в какой опасности, если только твоя рыжая попробует нарушить мой сон.

 — Она не моя… — Хойт в отчаянии махнул рукой. — Я не позволю ей причинить тебе вред. Клянусь. В этом мире, в этом времени ты — мой единственный родной человек. В наших жилах течет одна кровь.

 Лицо Киана окаменело.

 — У меня нет семьи. И нет родственников. Чем скорее ты это поймешь, Хойт, — и смиришься, — тем лучше для тебя. Все, что я делаю, я делаю ради себя. Не для того, чтобы помочь тебе, а ради собственного удовольствия. Я пообещал сражаться на твоей стороне и сдержу слово. Но исключительно по своим соображениям.

 — Каким соображениям? Назови же их наконец.

 — Мне нравится этот мир. — Киан присел на ручку кресла, потягивая бренди. — Мне нравится, как я тут устроился, и я хочу сохранить все, чего добился — на своих условиях, а не из милости Лилит. По-моему, это достаточно веская причина для участия в драке. Кроме того, за сотни лет существования случаются периоды скуки. Похоже, у меня теперь как раз такая полоса. Но всему есть границы. Присутствие твоей женщины у меня в доме в них не укладывается.

 — Она не моя женщина.

 Губы Киана растянулись в ленивой улыбке.

 — Если она не будет твоей, то ты стал еще неповоротливее, чем раньше.

 — Это не состязание, Киан, а битва не на жизнь, а на смерть.

 — О смерти мне известно больше, чем ты можешь себе представить. А также о крови, боли и жестокости. Много веков я наблюдаю за человечеством, которое шаг за шагом приближается к самоуничтожению. Имей Лилит терпение, она просто подождала бы, пока люди уничтожат себя сами. Не отказывай себе в удовольствиях, братец, потому что жизнь длинна и порой очень даже скучна. — Он отсалютовал Хойту бокалом. — Это еще одна причина для того, чтобы ввязаться в драку. Хоть какое-то развлечение.

 — Тогда почему ты не присоединишься к Лилит? — возразил Хойт. — К той, которая сделала тебя таким?

 — Она превратила меня в вампира. А сделал я себя сам. Почему я на твоей стороне? Тебе можно верить. Ты сдержишь слово — такова твоя натура. А она — нет. Это не в ее правилах.

 — А как насчет твоего слова?

 — Интересный вопрос.

 — Мне тоже хотелось бы получить ответ. — Голос Гленны донесся от дверей. На девушке был черный шелковый халат, который она нашла в шкафу вместе с другими предметами женского туалета. — Вы тут можете пререкаться до скончания дней — знаю я мужчин, и особенно братьев. Но на кону стоит моя жизнь, и я хочу понять, на кого мне можно рассчитывать.

 — Смотрю, ты чувствуешь себя как дома, — заметил Киан.

 — Вернуть халат?

 Склонив голову набок, она взялась за концы пояса. Киан ухмыльнулся. Хойт покраснел.

 — Не надо вести себя так, — сказал Хойт. — Ты не оставишь нас одних…

 — Это мне решать. Я хочу услышать ответ на свой вопрос. И еще хотелось бы знать: если твой брат проголодается, не будет ли он смотреть на меня как на закуску?

 — Я не питаюсь людьми. И особенно ведьмами.

 — И причиной тому глубокая любовь к человечеству.

 — Хлопотно. Когда охотишься на людей, приходится убивать, чтобы замести следы. Можно сменить жертву, но риск разоблачения все равно остается. Кроме того, эти дурацкие слухи о вампирах…

 Гленна задумалась.

 — Логично. Ладно, по мне лучше практичная откровенность, чем ложь.

 — Я же обещал, что он не причинит тебе вреда, — сказал Хойт.

 — Хотелось бы услышать это от него. — Гленна вновь повернулась к Киану. — Если ты опасаешься, что я буду тебя преследовать, могу поклясться, что не стану этого делать. Только поверишь ли ты мне?

 — Логично, — заметил Киан.

 — Твой брат уже предупредил, что остановит меня, если я попытаюсь применить свои силы против тебя. Возможно, это будет труднее, чем он думает, но… С учетом ситуации, в которой мы все оказались, с моей стороны глупо пытаться убить тебя и злить его. Я напугана, но не глупа.

 — И тут мне придется поверить тебе на слово.

 Лениво теребя рукав халата, она кокетливо улыбнулась.

 — Если бы я хотела тебя убить, то уже попробовала бы заклинание. Ты бы знал. Почувствовал. Мы обречены, если с самого начала не будем доверять друг другу.

 — С этим не поспоришь.

 — Мне нужно принять душ и позавтракать. Потом поеду домой.

 — Она никуда не пойдет. — Хойт встал между ней и братом. Когда Гленна шагнула вперед, он просто поднял руку и усилием воли отбросил ведьму к двери в спальню.

 — Всего на минуту, черт возьми.

 — Помолчи. Никто из нас не покинет этого места в одиночку. Никто. Если нам суждено не расставаться, то будем вместе каждую минуту, начиная с этой. Жизнь каждого зависит от остальных, причем в большей степени, чем от него самого.

 — Только попробуй еще раз применить против меня магию.

 — Я сделаю то, что должен. Поймите меня. — Хойт перевел взгляд на Киана, затем снова посмотрел на Гленну. — Оба. Одевайся, — приказал он девушке. — Потом пойдем туда, куда тебе нужно. И поторопись.

 Гленна вышла, захлопнув за собой дверь.

 — Да, ты умеешь обольщать дам, — хохотнул Киан. — Ладно, я пошел спать.

 Хойт остался один. Стоя посреди гостиной, он размышлял, почему это боги решили, что он может спасти мир, имея двух таких союзников.

 

 Гленна молчала, но всякий мужчина, у кого есть сестры, знает, что женщины часто используют молчание как оружие. Ее молчание было колючим, словно шипы. Водой из серебристой трубы на кухне Киана она наполнила что-то вроде графина.

 Хотя женская мода за девятьсот лет сильно изменилась, Хойт не сомневался, что женская душа осталась прежней.

 Для него это была тайна за семью печатями.

 Девушка была в том же платье, что и вчера вечером, но предпочитала ходить босиком. Непонятно почему, но вид ее голых ступней вызывал у него желание.

 Зачем она кокетничала с братом! — с внезапно нахлынувшим возмущением подумал Хойт. Теперь время для войны, а не для любовных игр! А если она намерена расхаживать тут с голыми руками и ногами, то…

 Стоп. Сам тоже хорош. Разве пристало ему разглядывать ее ноги? Он должен думать о ней только как о своем товарище по оружию. И абсолютно неважно, что от ее улыбки в его сердце разгорается пожар.

 И абсолютно неважно — не должно быть важно, — что при взгляде на эту девушку у него возникает желание дотронуться до нее.

 Он погрузился в книги, отвечая молчанием на молчание и напоминая себе о правилах приличия.

 Воздух наполнился соблазнительным ароматом. Хойт бросил взгляд на Гленну, подозревая, что та использовала какие-то женские ухищрения. Но девушка стояла к нему спиной, приподнявшись на цыпочки потрясающих голых ног и пытаясь достать из буфета чашку.

 Хойт сообразил, что восхитительный запах исходит от графина, теперь наполненного темной жидкостью.

 Игру в молчанку Хойт проиграл. Он знал по собственному опыту, что мужчины всегда проигрывают.

 — Что ты варишь?

 Гленна молча налила жидкость из графина в чашку, повернулась и пригубила напиток, глядя на Хойта холодными зелеными глазами.

 Хойта раздирало любопытство. Он поднялся, прошел в кухню и достал вторую чашку. По примеру девушки налил себе жидкость, понюхал — убедиться, что это не яд, — и сделал глоток.

 Возбуждающий. Крепкий и насыщенный, мгновенно придающий силы. Мощный, подобно тому напитку — мартини, — который он пробовал накануне вечером. Но совсем другой.

 — Очень хорошо, — произнес Хойт и сделал глоток побольше.

 В ответ Гленна обогнула его, пересекла комнату и скрылась за дверью гостевой спальни.

 Хойт поднял глаза к потолку, обращаясь к богам. Неужели ему придется терпеть капризы и дурное настроение и этой женщины, и брата?

 — Разве, — произнес он, — я смогу исполнить свой долг, если мы уже ссоримся друг с другом?

 — Раз уж ты завел об этом речь, поинтересуйся у богини, что она думает о том, как ты со мной поступил. — Гленна вернулась: она была уже в туфлях, а в руке держала сумку.

 — Зато ты прекратила спорить.

 — А мне нравится спорить. И только попробуй еще раз применить силу, если тебе придутся не по нраву мои слова. Получишь сдачи. Вообще-то я поклялась не использовать магию как оружие. Но в твоем случае придется нарушить обещание.

 Она права, и это тем более обидно.

 — Что это за напиток?

 Гленна вздохнула.

 — Кофе. Думаю, ты его уже пил. Египтяне знали о кофе. Кажется.

 — Такого я не пробовал, — пробормотал Хойт.

 Гленна улыбнулась, и он решил, что худшее уже позади.

 — Я готова идти — как только ты извинишься.

 Чего и следовало ожидать. Таковы женщины.

 — Прости, что пришлось применить силу, а иначе спор растянулся бы на все утро.

 — Ага, ты умеешь дерзить. На этот раз извинения приняты. Пошли. — Она подошла к лифту и нажала на кнопку.

 — В ваше время все женщины агрессивны и остры на язык, или только ты такая?

 Гленна оглянулась.

 — В данный момент тебя должна интересовать только я. — Она шагнула в кабину и придержала дверь. — Идешь?

 

 Гленна разработала план действий. Первым делом нужно поймать такси. Конечно, разговор или поведение Хойта могли показаться странными, но нью-йоркского таксиста ничем не удивишь.

 Кроме того, она еще не пришла в себя, и у нее не хватит смелости снова спуститься в метро.

 Как Гленна и предполагала, лишь только они вышли на улицу, Хойт остановился. Он жадно все разглядывал: вверху и внизу, справа и слева. Изучал транспорт, пешеходов и здания.

 Никто не обращал на него внимания, а если кто и обращал, то, наверное, принимал за туриста.

 Заметив, что он открыл рот и собирается заговорить, Гленна прижала палец к губам.

 — Понимаю: у тебя миллион вопросов. Лучше всего их сформулировать и запомнить. Со временем мы во всем разберемся. А теперь я собираюсь остановить такси. Когда сядем внутрь, постарайся не ляпнуть что-нибудь неподходящее.

 Наверное, вопросы копошились у него в мозгу, словно муравьи, но держался он вполне достойно.

 — Я не глупец. И прекрасно понимаю, что это не мой мир.

 Нет, не глупец, подумала Гленна и, сойдя на обочину, подняла руку. И не трус. Она не сомневалась, что Хойт будет смотреть на все разинув рот, но суета, шум и толпы людей, которые обрушил на него город, должны были вызвать страх. Но страха в его глазах она не увидела. Только любопытство, смешанное с восхищением, и совсем немного неодобрения.

 — Мне не нравится, как пахнет воздух.

 Гленна оттолкнула Хойта, когда он вслед за ней ступил на дорогу.

 — Привыкнешь. — У тротуара остановилось такси, и девушка, открыв дверцу, шепнула Хойту: — Лезь за мной, а потом просто сиди и наслаждайся поездкой.

 Усевшись, она наклонилась над Хойтом, чтобы закрыть дверцу, и назвала таксисту адрес. Когда машина тронулась и снова влилась в поток транспорта, глаза Хойта широко раскрылись.

 — Я мало что в этом понимаю. — Голос Гленны пробивался сквозь индийскую музыку, которая транслировалась по радио. — Это такси, такой автомобиль. У него двигатель внутреннего сгорания, работающий на бензине и масле.

 Она старалась рассказать ему обо всем, что встречалось им по пути: светофорах, пешеходных переходах, небоскребах, универмагах и всем остальном. Словно сама впервые знакомилась с городом. И ей это нравилось.

 Хойт слушал. Она видела, как маг впитывает информацию, словно сохраняя все образы, звуки, запахи во внутреннем банке памяти.

 — Так много, — тихо произнес Хойт, и тревога в его голосе заставила ее внимательно посмотреть на него. — Так много людей, — повторил он, глядя в окно. — И не знают о грозящей беде. Разве мы сможем спасти столько людей?

 Гленна вздрогнула, как от удара — будто острый нож вонзился ей в живот. Да, столько людей. И это лишь часть города всего в одном штате.

 — Не сможем. Нет. Всех не спасешь, — она потянулась к его руке и крепко сжала. — Если думать обо всех, сойдешь с ума. Мы просто должны думать о каждом человеке в отдельности.

 Такси съехало на обочину и остановилось. Гленна расплатилась и невольно задумалась о деньгах: нужно как-то решить эту небольшую проблему на ближайшие несколько месяцев. На тротуаре она снова взяла Хойта за руку.

 — Я живу в этом доме. Если мы кого-нибудь встретим внутри, просто улыбайся и старайся выглядеть милым. Они подумают, что я привела к себе любовника.

 Изумление отразилось на его лице.

 — А ты их приводишь?

 — Время от времени.

 Гленна отперла дверь, и они втиснулись в крошечную прихожую, вызвали лифт. В кабине было еще теснее.

 — У всех домов есть эти…

 — Лифты. Нет, не у всех, но у многих.

 Они доехали до нужного этажа, и девушка открыла железную дверь.

 Квартира оказалась маленькой, но с превосходным освещением. Увешанные рисунками и фотографиями стены светло-зеленых тонов отражали свет. Коврики на полу, вытканные самой хозяйкой, привлекают внимание яркой расцветкой и замысловатыми узорами.

 Чисто. Похоже, любовь к порядку у нее в крови. Складная кровать, на день превращенная в диван, утопала в подушках. Кухонная ниша сверкала после недавней уборки.

 — Ты живешь одна. Тебе никто не помогает?

 — Я не могу позволить себе помощника, и мне нравится жить одной. Прислуга обходится дорого, а у меня не так много денег.

 — Разве в твоей семье нет мужчин, и тебе не выплачивают регулярное содержание или пособие?

 — Никаких пособий — с тех пор, как мне исполнилось десять лет, — сухо пояснила она. — Я работаю. Теперь женщины работают наравне с мужчинами. В идеале мы не зависим от мужчин — ни материально, ни в чем-то другом. — Она отбросила сумку. — Я зарабатываю на жизнь продажей рисунков и фотографий. Рисую в основном для поздравительных открыток — это такие письма или сообщения, которые люди посылают друг другу.

 — Понятно, ты художник.

 — Совершенно верно, — согласилась она, удивленная, что ее профессия вызывает у него одобрение. — Поздравительные открытки позволяют оплачивать квартиру. Вдобавок время от времени продаю другие свои произведения. Мне нравится работать для себя. Я сама планирую свою жизнь — в этом смысле тебе повезло. Я ни перед кем не отчитываюсь и располагаю временем, чтобы… исполнить свой долг.

 — Моя мать тоже в каком-то смысле художник. Она делает красивые гобелены. — Хойт подошел к изображению русалки, поднимающейся из бурных морских вод. На лице ее читались сила и мудрость, присущая — он в этом не сомневался — всем женщинам. — Это твоя работа?

 — Да.

 — В ней чувствуется мастерство и та магия, что выражается в красках и формах.

 Больше чем одобрение, подумала она. В его тоне сквозило восхищение, заставившее Гленну смягчиться.

 — Спасибо. Такая похвала поднимает настроение на весь день. А день обещает быть очень странным. Мне нужно переодеться.

 Рассеянно кивнув, Хойт передвинулся к другому рисунку.

 За его спиной Гленна удивленно вскинула голову и пожала плечами. Потом подошла к старому шкафу, в котором хранила одежду, выбрала нужные вещи и отнесла в ванную.

 Стягивая платье, она поняла, что привыкла к большему вниманию со стороны мужчин. К тому, как она выглядит, как двигается. Этого унижения она ему не простит — даже с учетом того, что в данный момент Хойта занимали более важные вещи.

 Гленна надела джинсы и белую майку. Учитывая, что нанесенный утром — она не могла отказать себе в этом — макияж слегка поблек, Гленна подкрасилась и собрала волосы в короткий хвост.

 Вернувшись, она обнаружила Хойта на кухне. Он перебирал ее травы.

 — Не трогай мои вещи, — она шлепнула его по руке.

 — Я только… — Хойт замер, затем оглянулся. — Ты всегда так одеваешься на людях?

 — Да. — Она повернулась и специально приблизилась почти вплотную. — Что-то не так?

 — Нет. А ты не носишь туфли?

 — Дома их носить не обязательно. — Какие у него синие глаза, подумала она. Пронзительные и синие, под густыми черными ресницами. — Что ты чувствуешь, когда мы стоим вот так? Одни. Близко.

 — Волнение.

 — Это самое приятное из всего, что я от тебя услышала. Я имею в виду, вот тут. — Глядя ему прямо в глаза, она прижала ладонь к животу. — Вроде прикосновения. Раньше со мной такого никогда не было.

 Он тоже чувствовал — какое-то жжение в сердце и немного ниже.

 — Ты еще не завтракала, — с трудом выдавил Хойт и осторожно попятился. — Наверное, голодна.

 — Значит, только я, — пробормотала Гленна и повернулась, чтобы открыть буфет. — Не знаю, что мне может понадобиться, и поэтому возьму все, что считаю нужным. Я не путешествую налегке. Вам с Кианом придется к этому привыкнуть. Похоже на то, что мы должны уезжать как можно скорее.

 Хойт опустил руку, так и не коснувшись волос девушки, хотя ему хотелось это сделать с первой секунды их встречи.

 — Уезжать?

 — А ты думаешь, мы будем сидеть в Нью-Йорке и ждать вражеской армии? Переход между мирами находится в Ирландии, и вполне логично предположить, что битва состоится именно там или в каком-то мистическом измерении. Нам нужен этот переход или понадобится в ближайшем будущем. Так что мы должны отправляться в Ирландию.

 Хойт молча смотрел, как она складывает бутылочки и пузырьки в сумку, похожую на ту, которую взял в дорогу он сам.

 — Да, ты права. Конечно, права. Нужно возвращаться. Путешествие по морю займет большую часть времени, которое нам отпущено. Боже, помоги мне пережить плавание.

 — Плавание? — Она удивленно взглянула на него. — У нас нет времени на «Куин Мэри»[9], красавчик. Мы полетим.

 — Ты же сказала, что не умеешь летать.

 — На самолете умею. Только нужно придумать, как взять тебе билет. У тебя же ни удостоверения личности, ни паспорта. Придется заколдовать билетного кассира и таможенника. — Она махнула рукой. — Беру это на себя.

 — Что такое самолет?

 Гленна пристально посмотрела на него, затем облокотилась на стол и расхохоталась. Она смеялась, пока не заболели бока.

 — Потом объясню.

 — Я здесь не для того, чтобы тебя веселить.

 — Нет, конечно. Это лишь приятное дополнение. Черт, никак не могу сообразить, что брать, а что не брать. — Она отступила и провела ладонью по лицу. — Понимаешь, это мой первый конец света.

 — Травы, цветы, корни растут в Ирландии, причем в изобилии.

 — Предпочитаю свои. — Конечно, глупость и ребячество. Но все же… — Я просто возьму то, что мне кажется обязательным, потом займусь книгами, одеждой и прочим. Кроме того, мне нужно кое-кому позвонить. У меня назначены встречи, и их надо отменить.

 С явной неохотой Гленна закрыла почти полную сумку и оставила ее на столе. Затем подошла к массивному деревянному сундуку и отперла его, произнеся заклинание.

 Движимый любопытством, Хойт подошел ближе.

 — Что ты тут хранишь?

 — Книги заклинаний, рецепты, самые сильные магические кристаллы. Мое наследство.

 — Значит, ты ведьма не в первом поколении?

 — Точно. Но единственная практикующая. Мама бросила колдовство, когда вышла замуж. Отцу это не нравилось. Меня учили бабушка с дедушкой.

 — Разве можно отказаться от своей сущности?

 — Этот вопрос я задавала ей много раз. — Она присела на корточки и принялась перебирать вещи: что можно взять с собой, а что нет. — Она отказалась от этого занятия ради любви. Отец хотел жить обычной жизнью, а матери был нужен он. Но такое не по мне. Вряд ли я способна предать саму себя даже ради большой любви. Меня должны любить и принимать такой, какая я есть.

 — Сильная магия.

 — Да. — Гленна достала бархатный мешочек. — Это моя главная ценность. — Из мешочка она извлекла хрустальный шар, с которым Хойт видел ее во сне. — Он давно хранится в моей семье. Больше двухсот пятидесяти лет. Для тебя, наверное, пустяк, но для меня чертова уйма времени.

 — Сильная магия, — повторил Хойт. Шар пульсировал в руке девушки, словно бьющееся сердце.

 — Ты прав. — Гленна взглянула на него поверх шара внезапно потемневшими глазами. — А разве не пришла пора воспользоваться ею? Не пора ли заняться делом, Хойт? Лилит знает мое имя, ей известно, кто я и где я. Скорее всего, она знает и о Киане. Теперь наш ход. — Девушка подняла магический кристалл. — Выясним, где она прячется.

 — Прямо здесь и сейчас?

 — Лучшего времени и места не найти. — Гленна встала и кивком указала на узорчатый ковер в центре комнаты. — Скатай его.

 — Здесь это делать опасно. Нам нужно подумать.

 — Подумаем, пока ты будешь скатывать ковер. У меня есть все необходимое для заклинания и для того, чтобы защитить нас. Мы ослепим ее на то время, пока смотрим.

 Выполнив просьбу девушки, Хойт обнаружил под ковром пентаграмму. Пожалуй, ведьма права — нельзя просто сидеть и ждать. Только он предпочел бы действовать в одиночку.

 — Мы не знаем, можно ли ее ослепить. Лилит пила кровь магов и, наверное, не раз. Она очень сильна и хитра.

 — Мы тоже. Говоришь, битва состоится через три месяца. И когда ты намерен начать подготовку?

 Хойт кивнул:

 — Здесь и сейчас.

 Гленна поместила кристалл в центр пентаграммы и достала из сундука два атама[10]. Потом взяла свечи, серебряную чашу, хрустальные жезлы.

 — Мне не нужны все эти инструменты.

 — Тебе — нет, а мне нужны. Давай объединим усилия, Мерлин.

 Он поднял атам и стал рассматривать резьбу на его рукоятке, а Гленна расставила свечи вокруг пентаграммы.

 — Ты будешь отвлекаться, если я разденусь догола?

 — Да, — ответил Хойт, не поднимая головы.

 — Хорошо, ради компромисса и командного духа придется оставить одежду. Хотя она сковывает.

 Гленна сняла ленту с волос, налила воду из бутылочки в серебряную чашу, потом насыпала травы.

 — Обычно я обращаюсь к богиням, когда черчу магический круг, — мне так удобнее. Ты не против?

 — Нисколько.

 — Да, разговорчивым тебя не назовешь. Ладно. Готов? — Хойт кивнул, и она села напротив него. — Богини Востока, Запада, Севера и Юга, — начала девушка, двигаясь по кругу. — Мы обращаемся к вам за благословением. Мы призываем вас охранять этот магический круг и все, что находится внутри его.

 — Силы Воздуха, Воды, Огня и Земли, — произнес Хойт. — Не покидайте нас в путешествии между мирами.

— Ночь и день, день и ночь,

Смотрите, три круга открыто!

Придите, не отступайте прочь —

Наша воля есть на это!

 Ведьмы, подумал Хойт. Не могут без рифмы. Он почувствовал движение воздуха. Вода в серебряной чаше покрылась рябью, свечи вспыхнули.

 — Нужно обратиться к Морриган, — сказала Гленна. — Она принесла весть.

 Хойт хотел было последовать ее совету, но затем решил посмотреть, на что способны ведьмы.

 — Это твое убежище. Сама проси помощи богов и произноси заклинание.

 — Хорошо. — Она отложила ритуальный нож и подняла руки ладонями вверх.

— В этот день и в этот час,

Не покидай, богиня, нас!

Даруй нам милость и силу свою,

Священная Морриган, молю!

Именем твоим дам любой обет,

Прошу, только выведи нас на свет!

 Гленна наклонилась и подняла с пола магический кристалл.

— Внутри сферы зверь таится,

И людей он не боится,

Но не видим мы его,

В тумане сферы нутро!

Помоги увидеть все,

Сердцем почуять его,

Рассей туман, тебе повелеваем,

Защити и покажи, призываем!

 Внутри хрустального шара смешались клубы тумана и вспышки света. На секунду Хойту показалось, что перед ним мелькают другие миры. Цвета, формы, движение. Он чувствовал пульсацию кристалла так же отчетливо, как биение своего сердца.

 Гленна опустилась на колени, и он последовал ее примеру.

 Какое-то мрачное место с лабиринтом туннелей и тусклым красным светом. Хойту послышался рев волн, но он не мог определить, доносится ли звук изнутри шара, или это лишь завывание потусторонних сил в его собственной голове.

 Он увидел тела, окровавленные, истерзанные и сложенные, словно поленницы дров. Клетки, где пленники плакали, кричали или просто сидели с пустыми и мертвыми глазами. По туннелям передвигались какие-то твари — темные и невесомые, едва колышущие воздух. Другие ползали по стенам, словно насекомые.

 И жуткий смех, пронзительный, ужасный визг.

 Вместе с Гленной он пробирался по этим туннелям, пропитанным запахами крови и смерти. Вниз, в глубь земли, где каменные стены сочились влагой. К двери, на которой были вырезаны древние символы черной магии.

 Они вошли в дверь, и Хойт почувствовал, что внутри у него все похолодело.

 Лилит спала в кровати, достойной королевы: с четырьмя колоннами по периметру, широкой, с пологом и белоснежными простынями из чистого шелка. На простынях алели капли крови.

 Грудь ее была обнажена, а лицо — такое же прекрасное, как и в ту ночь, когда Хойт видел ее.

 Рядом распростерлось тело мальчика. Такой юный, с жалостью подумал маг. Не старше десяти лет — смертельно-бледный, с упавшей на лоб прядью белокурых волос.

 Колеблющееся пламя оплывших свечей отбрасывало блики на их обнаженную кожу.

 Хойт взял атам и поднял его над головой.

 Лилит открыла глаза и посмотрела прямо на него. Она вскрикнула, но в ее голосе не было страха. Лежащий рядом мальчик тоже открыл глаза, оскалился, подпрыгнул и побежал по потолку, словно ящерица.

 — Ближе, — вкрадчиво протянула Лилит. — Подойди ближе, колдун, и приведи свою ведьму. Я сделаю из нее комнатную собачку после того, как выпью твою кровь. Думаешь, что можешь прикоснуться ко мне?

 Она соскочила с кровати, и Хойт невольно отпрянул — ледяные иголки обожгли горло.

 Через мгновение он обнаружил, что сидит внутри магического круга в квартире Гленны и смотрит прямо в глаза девушки. Глубокие и широко раскрытые. Из ее носа текла кровь.

 Тяжело дыша, она прижала к носу тыльную сторону ладони, останавливая кровотечение.

 — Первая половина сработала, — с трудом выговорила Гленна. — Но ослепить ее не получилось, это очевидно.

 — Она тоже обладает магической силой. И кое-что умеет.

 — Ты когда-нибудь переживал такое?

 — Нет.

 — Я тоже. — Она передернула плечами, не в силах скрыть отвращение. — Но нам понадобится круг побольше.