• Братья Хорнблауэр, #1

Глава 9

 Либби не спеша смаковала вторую чашку кофе и думала: связана ли ее влюбленность с тем, что ей трудно начинать день с сидения перед компьютером? Кэл тоже тянет время — она это заметила. Устроился наискосок от нее и доедает за ней завтрак. Свой он уже съел.

 Он не просто тянет время, подумала Либби. Лицо у него снова озабоченное, как вчера, когда он вернулся. Ей показалось, что такое же выражение мелькнуло и позже, когда они засыпали. Она была уверена, что он собирается ей что-то сказать, и боялась, что не захочет это слушать.

 Ей хотелось как-то успокоить, подбодрить его, сгладить неминуемое расставание. Либби вздохнула. Она совсем сошла с ума от любви.

 Ночью начался дождь; он шел до утра, тихо шелестя, как теплый душ. Сейчас взошло солнце, и за окном все казалось мягким, размытым, бесплотным. С земли поднимались клочья тумана.

 В такой день хорошо выдумывать разные предлоги, чтобы отлынивать от работы. В такой день приятно бесцельно бродить в лесу и лениво заниматься любовью под одеялом. Либби одернула себя: такие мысли не помогут Кэлу вернуться домой.

 — Тебе лучше поскорее взяться за дело, — ласково, но без особого воодушевления, сказала она.

 — Да. — Он бы с удовольствием посидел рядом с ней, но пора за работу. Он встал, быстро поцеловал ее и направился к двери черного хода. Кухня наполнилась птичьим гомоном. — Я буду занят все утро, а днем хочу устроить перерыв на обед. Тогда и вернусь. Запасы на корабле мне что-то не по вкусу. — Кэлу не хотелось признаваться, что он не может долго находиться вдали от Либби.

 Она улыбнулась, поверив ему на слово.

 — Ладно! — День сразу показался ей более ярким и солнечным. — Если не найдешь меня на кухне, у плиты, значит, я наверху за компьютером.

 «Нормально, когда люди расстаются по утрам и встречаются за обедом», — подумала Либби, когда Кэл закрыл за собой дверь. Наверное, это и есть счастье. Она взяла чашку и поднялась наверх.

 Она работала всю первую половину дня, хотя и не без труда. Либби винила в своей бестолковости кофеин. Ей не хотелось задумываться над тем, что Кэл утром выглядел слишком уж тихим, задумчивым. Сегодня им обоим не по себе. Он скоро вернется, напомнила себе Либби. Надо поскорее закончить работу, спуститься вниз и приготовить ему на обед что-нибудь выдающееся. Когда она спустилась на первый этаж, во дворе послышался рокот мотора.

 Нельзя сказать, что гости были в хижине редким явлением — сюда вообще никто не приезжал в гости. Удивленная, Либби распахнула парадную дверь.

 — О боже! — Удивление сменилось тревогой. — Мама! Папа! — Она бросилась навстречу родителям, вылезавшим из маленького старого пикапа.

 — Либерти! — Каролина Стоун театральным жестом раскинула руки в стороны. Одета она была так же, как Либби, в потертые джинсы и толстый вытянутый свитер. Правда, в отличие от простого красного шерстяного свитера дочери, свитер на Каролине был всех цветов радуги. Она связала его сама. В ухе у нее красовались две черных серьги-капельки; турмалиновое ожерелье на шее поблескивало на солнце.

 Либби поцеловала мягкую щеку матери, не тронутую пудрой.

 — Мама! Что вы здесь делаете?

 — Когда-то мы здесь жили, — напомнила мать Либби и расцеловала ее.

 Уильям стоял поодаль, молча улыбаясь. Вот две из трех самых главных женщин в его жизни. Хотя их с дочерью разделяло поколение, он с гордостью заметил, что жена на вид почти ровесница Либби. Они настолько похожи и лицом, и фигурой, что их вполне можно принять за сестер.

 — А я-то что? — воскликнул он. — Для мебели, что ли? — Он подхватил Либби, закружил ее, стиснул в объятиях. — Детка! — Потом звучно, смачно расцеловал ее в обе щеки. — Надо же, моя малышка стала ученой!

 — А мой папочка главой крупной корпорации! — парировала Либби.

 Уильям прищурился:

 — Не двигайся. Дай рассмотреть тебя получше.

 Улыбаясь, Либби тоже разглядывала отца. Его прическу вряд ли можно назвать консервативной — папа по-прежнему носит волосы до плеч, которые иногда завязывает в «конский хвост». И хотя в его темно-русых волосах кое-где мелькает седина, а стрижется он теперь у парикмахера, который говорит с французским акцентом, но в остальном Уильям Стоун почти не изменился. Он по-прежнему остается тем самым папой, который носил ее на закорках по лесу.

 Уильям Стоун высок и мускулист; у него длинные руки и ноги, поэтому он иногда кажется чрезмерно худым. Лицо у него узкое, щеки впалые. Темно-серые проницательные глаза глубоко посажены.

 — Ну? — Либби повернулась вокруг своей оси. — Что скажешь?

 — Неплохо. — Уильям положил руку на плечи Каролине. Вместе родители выглядели как всегда. Одним целым. — Знаешь, Каро, неплохо мы с тобой потрудились над первыми двумя.

 — Замечательно потрудились, — уточнила Либби. — А что значит «над первыми двумя»?

 — Над тобой и Санбим, милая. — Беззаботно улыбнувшись, Каролина полезла в багажник пикапа. — Давайте-ка внесем в дом покупки.

 — Но я… Ах да. Покупки. — Закусив губу, Либби смотрела, как родители таскают в дом пакеты. Сколько они всего накупили! Ей придется сказать им… но что сказать? — Очень рада вас видеть. — Она нахмурилась, когда отец сунул ей две довольно увесистые сумки. — Но я хотела бы… то есть… в общем, должна сказать, что я не одна.

 — Вот и хорошо. — Уильям рассеянно вытащил из багажника еще одну сумку. Интересно, заметила ли Каро, что он купил большой пакет томатных чипсов? Конечно заметила. От нее не скроешься. — Мы всегда рады твоим друзьям, детка.

 — Да, знаю, но сейчас…

 — Каро, иди в дом. Тебе и одной сумки хватит.

 — Папа! — Понимая, что выхода нет, Либби преградила отцу путь. — Я должна объяснить! — Интересно, что она должна объяснить? И как?

 — Либби, я тебя слушаю, но позволь обратить твое внимание, сумки довольно тяжелые. — Отец поменял руки. — Должно быть, в них тофу.

 — Насчет Калеба…

 Наконец- то отец обратил на нее внимание.

 — Какого Калеба?

 — Хорнблауэра, Калеба Хорнблауэра. Он… живет здесь, — с трудом выговорила Либби. — Со мной.

 Уильям вежливо приподнял брови.

 — В самом деле?

 Калеб Хорнблауэр, о котором шла речь, поставил аэроцикл за сараем и широким шагом направился к дому. Ничего страшного, если он устроит себе перерыв. Во всяком случае, даже если его нет рядом, компьютер-то все равно работает. Почти весь ремонт он закончил, и через день, в крайнем случае через два звездолет будет готов к старту.

 Он имеет право провести лишний час с женщиной, которая его чрезвычайно волнует. Он не оттягивает возвращение. Он не влюблен в нее.

 Ага… А Солнце вращается вокруг Земли.

 Тихо выругавшись, он вошел в распахнутую дверь черного хода. И улыбнулся, увидев Либби. Правда, он видел не всю ее целиком, а только маленькую, красиво очерченную попку, потому что сама она склонилась над дверцей холодильника. Настроение у него сразу поднялось. Тихо подкравшись к ней сзади, он уверенно обхватил ее за талию.

 — Детка, я так и не решил, что же мне в тебе больше всего нравится.

 — Калеб!!!

 Изумленное восклицание издала не женщина, которую он только что обнял. Оно послышалось от кухонной двери. Повернув голову, Кэл с изумлением воззрился на Либби. Та, широко распахнув глаза, бросилась к нему. В обеих руках у нее были коричневые пакеты. За ней следовал высокий худощавый мужчина, который смотрел на Кэла с нескрываемой неприязнью.

 Кэл медленно повернулся кругом. Женщина, которую он принял за Либби, оказалась такой же привлекательной, хотя и выглядела немного старше.

 — Здрасте, — сказала она, мило улыбаясь. — Наверное, вы и есть друг Либби.

 — Д-да. — Кэл с трудом откашлялся. — Должно быть.

 — Может, наконец, отпустите мою жену? — сухо обратился к нему мужчина. — Тогда она сможет закрыть холодильник.

 — Прошу прощения. — Кэл поспешно отстранился от женщины. — Я перепутал вас с Либби.

 — И часто вы вот так хватаете мою дочь за…

 — Папа, — перебила его Либби, ставя сумки на стол. Нечего сказать, хорошее начало! — Это Калеб Хорнблауэр. Он… некоторое время живет со мной. Кэл, это мои родители, Уильям и Каролина Стоун.

 Потрясающе! Поскольку моментально перенестись в другое время и место невозможно, придется держать ответ.

 — Рад познакомиться. — Кэл решил, что руки лучше всего сунуть в карманы. — Либби очень похожа на вас.

 — Да, мне так говорили. — Каролина наградила его лучезарной улыбкой. — Хотя и не во всем. — Стремясь сгладить неловкость, она протянула ему руку. — Уилл, поставь сумки и поздоровайся с приятелем Либби!

 Уильям не спешил. Он мерил молодого человека оценивающим взглядом. С виду симпатичный. Волевое лицо, уверенные глаза. Что ж, время покажет.

 — Ваша фамилия Хорнблауэр? — спросил он.

 — Да. — В первый раз его так тщательно рассматривали и оценивали с тех пор, как он поступил на службу в МКВ. — Позвольте еще раз извиниться…

 — Одного раза вполне достаточно. — Уильям решил пока придержать свое мнение об этом парне при себе.

 — Я как раз собиралась приготовить обед, — вступила в разговор Либби, решившая, что пора заняться делами. А еще лучше — пусть все чем-нибудь займутся.

 — Отличная мысль! — Каролина вынула из сумки соцветие цветной капусты. Кроме того, она нашла чипсы и банку с консервированными сосисками, которые контрабандой протащил Уильям. — Я сама приготовлю. Уильям, ты мне поможешь?

 — Но я…

 — Завари чай, — скомандовала Каролина.

 — Я бы выпила горяченького. — Либби знала, как лучше всего подольститься к отцу. Потом она решительно взяла Кэла под руку. — Мы скоро вернемся.

 Как только они вышли в гостиную, она повернулась к нему:

 — Что нам теперь делать?

 — С чем?

 Недовольно фыркнув, Либби подошла к камину.

 — Мне придется что-то им сказать, и вряд ли их обрадует, что ты упал с неба… из двадцать третьего века.

 — Да. Мне тоже так кажется.

 — Но я никогда не обманываю родителей. — Расстроенная Либби пнула обгорелое полено. — Не могу.

 Кэл подошел к ней и пальцем приподнял подбородок.

 — Если ты кое о чем умолчишь, по-моему, это не обман.

 — О чем умолчать? О том, например, что ты прилетел сюда на звездолете?

 — Ну да.

 Либби закрыла глаза. Наверное, это забавно. Может, она и посмеется над этим через пять или десять лет.

 — Хорнблауэр, положение и так достаточно неловкое, без того, что ты из другого… времени.

 — Почему неловкое?

 Либби постаралась объяснить:

 — Они мои родители, здесь их дом, а мы с тобой…

 — Любовники, — закончил он.

 — Ты не мог бы говорить потише?

 Кэл ласково положил руки ей на плечи и принялся массировать их.

 — Либби, они, наверное, уже сами обо всем догадались, когда я спутал твою маму с тобой.

 — А это вообще…

 — Сзади она — вылитая ты.

 — Возможно. И все-таки…

 — Согласен, мы с твоими родителями познакомились, так сказать, не самым традиционным способом, но мне кажется, что из нас четверых больше всех удивился я.

 Либби не удержалась от улыбки.

 — Да уж, наверное.

 — Не наверное, а точно. Поэтому я считаю, что нам нужно переходить к следующему номеру программы.

 — К какому еще номеру?

 — К обеду.

 — Ох, Хорнблауэр… — Либби вздохнула. Какая жалость, ведь способность ценить самые простые радости жизни нравится ей в нем едва ли не больше всего. — Как бы тебе объяснить… Положение довольно щекотливое. И что же нам делать? — Она выждала долю секунды. — Если ты спросишь «с чем?», я тебя побью.

 — Какая ты суровая! Давай перейдем к действиям.

 Либби даже не думала возражать, когда Кэл поцеловал ее. Все продолжается, как во сне, твердила она себе. Наверное, во сне к ней придут и ответы на все вопросы.

 Сзади послышался громкий, раздраженный кашель. Отпрянув от Кэла, Либби оглянулась на отца.

 — Ох…

 — Мама зовет всех за стол, — объявил Уильям и вернулся на кухню.

 — По-моему, он все лучше относится ко мне, — задумчиво проговорил Кэл.

 Уильям окинул жену хмурым взглядом.

 — Каков нахал! То и дело хватает моих женщин.

 — Твоих женщин! — Каролина громко расхохоталась. — Уилл, прекрати! — Она тряхнула головой, и серьги в ухе заплясали. — Кстати, руки у него очень даже ничего.

 — Напрашиваешься на неприятности? — Уильям притянул жену к себе.

 — Как всегда. — Каролина пылко поцеловала его и только потом повернулась к двери. — Садитесь за стол! — позвала она, наградив Кэла лучезарной улыбкой. — Салат уже готов.

 Она поставила четыре миски на коврики, сплетенные ею собственноручно. В центре стола красовался салат, смешанный из овощей и разной пряной зелени. Пикантную нотку добавляли зеленый банан и крутоны из цельного зерна. Рядом стояла заправка на основе йогурта. Либби тихо вздохнула. Она-то собиралась приготовить им с Кэлом сандвичи с беконом и салатом.

 — Итак, Кэл… — Каролина протянула приятелю дочери миску. — Вы тоже антрополог?

 — Нет, я пилот, — сказал Кэл, а Либби добавила:

 — Дальнобойщик.

 Кэл невозмутимо положил себе салат.

 — Перевожу грузы, — объяснил он, радуясь, что выполняет желание Либби и не слишком отклоняется от правды. — В основном совершаю грузовые рейсы. Либби считает, что поэтому меня можно назвать воздушным дальнобойщиком.

 — Вы, значит, летчик? — Уильям забарабанил длинными пальцами по столешнице.

 — Да. С детства мечтал летать.

 — Должно быть, это интересно. — Каролина подалась вперед. — Санбим, наша вторая дочь, тоже ходит на летные курсы. Возможно, вы дадите ей какие-то полезные советы.

 — Санни всегда чему-то учится. — В голосе Либби слышались и удивление, и нежность. Она передала салат матери. — И ей все отлично удается. Она прыгала с парашютом, вот и решила, что для нее естественно будет научиться летать самой.

 — А что, вполне разумно. — Кэл посмотрел на Каролину. Он сидит рядом с самой Каролиной Стоун! Гениальной художницей двадцатого века. Это все равно что обедать за одним столом с Винсентом Ван-Гогом или Вольтером. — Очень вкусный салат, миссис Стоун.

 — Просто Каролина. Спасибо. — Каролина покосилась на мужа, зная, что тот предпочел бы купленные контрабандой сосиски, чипсы и холодное пиво. За долгие годы ей так и не удалось до конца обратить мужа в свою веру, хотя надежды она не теряла. — Я убеждена, что правильное питание способствует очищению разума, — продолжала мать Либби. — Недавно я читала одну статью… ученые напрямую связывают правильную диету и физические упражнения с увеличением продолжительности жизни. Если бы мы лучше следили за собой, то могли бы прожить более ста лет.

 Заметив, какое выражение появилось на лице у Кэла, Либби незаметно лягнула его под столом. Ей показалось, что он вот-вот сообщит матери: некоторые уже перешагнули столетний юбилей… и даже больше.

 — Что толку жить так долго, если придется жевать листья и веточки? — проворчал Уильям и покосился на жену. Заметив, как она прищурилась, он тут же улыбнулся: — Разумеется, то, что готовишь ты, просто божественно!

 — На десерт получишь сладкое. — Каролина нагнулась и поцеловала мужа в щеку. Когда она снова предложила салат Кэлу, на ее пальцах блеснули шесть колец. — Хотите добавки?

 — Да, спасибо. — Он положил себе еще. — Я восхищаюсь вашими шедеврами, миссис Стоун.

 — Правда? — Каролина недоумевала, когда ее работы называли «шедеврами». — У вас есть мои вещи?

 — Нет, я… не могу себе их позволить, — ответил он, вспомнив выставку ее работ в Национальной художественной галерее.

 — Откуда вы родом, Хорнблауэр?

 Кэл с готовностью повернулся к отцу Либби.

 — Из Филадельфии.

 — Наверное, при вашей профессии приходится много путешествовать.

 Кэл даже не попытался скрыть усмешку.

 — Больше, чем вы можете себе представить.

 — У вас есть семья?

 — Родители и младший брат до сих пор живут… там, на Восточном побережье.

 Уильям немного оттаял. Ему понравилось, как изменились выражение лица и голос Кэла, когда он упомянул о своих родных.

 Хватит, решила Либби. Хорошенького понемножку. Она отставила тарелку в сторону, взяла обеими руками чашку, откинулась на спинку стула и, грея руки, в упор посмотрела на отца.

 — Если у тебя под рукой анкета, то Кэл, не сомневаюсь, ее заполнит. Тогда ты узнаешь дату его рождения, а также номер социального страхования.

 — Разозлилась, а? — спросил Уилл, набирая на вилку салат.

 — Кто разозлился — я?

 — Не извиняйся. — Уилл похлопал дочь по руке. — Мы такие, какие есть. Расскажите-ка, Кэл, за какую партию вы голосуете?

 — Папа!

 — Я шучу! — Криво улыбнувшись, Уилл схватил дочь за руку и посадил себе на колени. — Знаете, она ведь здесь родилась.

 — Да, она мне говорила. — Кэл смотрел, как Либби обняла отца за шею.

 — Любила играть голышом вон там, за дверью, пока я копался в огороде.

 Либби рассмеялась и обхватила шею отца, делая вид, будто хочет задушить его.

 — Чудовище!

 — Можно спросить, какого он мнения о Дилане?

 Либби сжала ладонями отцовские щеки.

 — Нет!

 — Вы кого имеете в виду — Боба Дилана или Дилана Томаса? — спросил Кэл.

 Уильям прищурился, а Либби смерила его удивленным взглядом. Она и забыла, что Кэл любит поэзию.

 — Обоих, — заявил Уилл.

 — Дилан Томас блестящий, но депрессивный. Читать я бы предпочел Боба Дилана.

 — Читать?

 — Стихи, папа. Тексты песен. Ну, когда ты все выяснил, расскажи, что ты здесь делаешь и почему не доводишь до бешенства совет директоров?

 — Захотелось повидать свою малышку.

 Либби поцеловала его, так как понимала, что отчасти он говорит правду.

 — Мы с вами виделись совсем недавно, когда я вернулась из Полинезии. Так что… не пойдет!

 — А еще мне хотелось, чтобы Каро подышала свежим воздухом. — Уильям смерил жену нежным взглядом. — Мы оба решили, что, раз первые два раза здешний воздух оказал на нас такое благотворное влияние, стоит попробовать еще раз.

 — О чем ты говоришь?

 — Я говорю, что здешний климат очень полезен для мамы в ее положении.

 — В каком положении? Ты что, заболела? — Либби вскочила и схватила мать за руки. — Что с тобой?!

 — Уилл, зачем ты пугаешь девочку? Мы хотим сказать, что я беременна.

 — Беременна?! — У Либби подкосились ноги. — Но как?…

 — А еще называешь себя ученым, — пробормотал Кэл, удостоившись первой улыбки от Уилла.

 — Но… — Либби была так потрясена, что даже не разозлилась на реплику. Она переводила взгляд с отца на мать и обратно. Они, конечно, далеко не старики; сорокалетние люди по теперешним меркам считаются еще молодыми. Родители полны сил. В наши дни многие обзаводятся детьми после сорока. Но… они ведь ее родители! — У вас будет ребенок… Даже не знаю, что и сказать!

 — Поздравь, — предложил Уилл.

 — Нет. Да. То есть… Мне нужно сесть. — Либби опустилась на пол между двумя стульями и сосчитала про себя до десяти.

 — Ну, как ты себя чувствуешь? — заботливо осведомилась Каролина.

 — Как во сне. — Либби подняла голову и посмотрела маме в лицо. — Ты-то как?

 — Как будто мне восемнадцать… правда, в этот раз я отговорила Уилла от домашних родов.

 — Моя жена забыла об идеалах молодости, — буркнул Уилл, хотя испытал непомерное облегчение, когда Каролина решительно заявила, что третьего ребенка будет рожать в родильном отделении с помощью врача-акушера. — Ну, дочь, что скажешь?

 Либби встала на колени, чтобы легче было дотянуться до обоих родителей.

 — По-моему, это надо отметить!

 — Я тебя опередил. — Уильям подошел к холодильнику, достал оттуда бутылку и с торжествующим видом потряс ею над головой. — Газированный яблочный сок!

 Хлопнула пробка; звук получился такой же праздничный, как от шампанского. Они выпили сока за ребенка, за Санни, которой сейчас с ними не было, за прошлое и за будущее. Кэл присоединился к ним; его захватила всеобщая радость. Вот еще одно, что не меняется со временем, подумал он. Истинная радость, которую дарит своим родителям желанный, хотя еще нерожденный ребенок.

 Он сам ни разу серьезно не задумывался о детях. Когда-нибудь настанет время остепениться, он выберет себе подходящую пару, а остальное получится само собой. Неожиданно он представил, как они с Либби вот так же чокаются, радуясь скорому рождению малыша.

 Опасные мысли. Невозможные мысли! Он пробудет с ней самое большее несколько дней — и даже не дней, а часов, — а для детей требуется вся жизнь.

 Отец и мать Либби напомнили ему о собственных родителях. Смотрят ли они сейчас в небо? Гадают, где он и что с ним? Если бы только можно было их успокоить, заверить, что он цел и невредим!

 — Кэл!

 — Что?

 Либби смотрела на него в упор.

 — Извини.

 — Я говорю, надо бы камин разжечь.

 — Конечно.

 — Да… Одно из моих самых любимых здешних местечек — у камина. — Каролина взяла Уильяма под руку. — Как я рада, что мы здесь переночуем.

 — Переночуете? — повторила Либби.

 — Мы едем в Кармел, — на месте сымпровизировала Каролина и крепко стиснула руку мужа, не давая ему возразить. — Мне давно хотелось посмотреть тихоокеанское побережье.

 — Вообще-то ей давно хотелось чизбургер с проростками люцерны, — сказал Уильям. — Тогда-то я и узнал, что она в положении.

 — Кстати, в моем положении я имею право поспать днем. — Каролина широко улыбнулась мужу. — Ты уложишь меня в кроватку?

 — Я бы и сам не отказался вздремнуть. — Уильям обнял жену, и они стали подниматься по лестнице. — Кармел? — буркнул он себе под нос. — А мне казалось, мы едем сюда на неделю. С чего вдруг мы едем в Кармел?

 — С того, что четверым здесь слишком тесно, глупыш.

 — Возможно, но я еще не решил, нравится ли мне, что Либби с этим типом.

 — Главное, что он нравится Либби.

 Каролина вошла в спальню, и ее захватили воспоминания. Они с мужем проводили здесь ночи и просыпались по утрам. На этой кровати они занимались любовью, спорили о политике, строили планы спасения мира. Здесь она смеялась, плакала и рожала. Она села на край кровати и провела рукой по простыне. Воспоминания казались почти осязаемыми.

 Уилл подошел к окну, руки в задних карманах джинсов.

 Глядя на него, Каролина улыбнулась, вспоминая, каким он был в восемнадцать лет. Тощий, задиристый идеалист — он до сих пор таким остался. Она любит его больше жизни. Здесь им всегда нравилось, здесь они молодели душой. Здесь они произвели на свет двоих детей. И позже, когда многое поменялось, они так и не утратили уверенности в том, кто они и что они. Она понимала его, слышала его мысли, как будто они зародились в ее голове.

 — Пилот, совершает грузовые рейсы, — хмыкнул Уилл. — И фамилия какая-то чудная — Хорнблауэр. Каро, в нем есть что-то странное. Я пока сам не понимаю, но он кажется мне… ненастоящим.

 — Разве ты не доверяешь Либерти?

 — Конечно доверяю. — Уильям обернулся к жене. — Зато не доверяю ему!

 — Что я слышу? Как будто голос из прошлого. — Каролина согнула ладонь чашечкой и поднесла ее к уху. — То же самое, слово в слово, говорил и мой отец, только о тебе.

 — Твой отец плохо разбирался в людях, — буркнул Уилл, снова отворачиваясь к окну.

 — Все мужчины одинаковы, как только видят, что кто-то покусился на их дочь. Помню, ты говорил моему отцу, что я сама могу решать за себя. А ну-ка, вспомни, когда он вышвырнул тебя из дома — в первую или во вторую встречу?

 — Оба раза. — Уилл против воли улыбнулся. — Он предрекал, что ты вернешься домой через полгода, а я кончу тем, что буду продавать цветочки на улице. Здорово мы его провели!

 — Это было почти двадцать пять лет назад.

 — Не заговаривай мне зубы. — Уилл запустил пальцы в бороду. — Тебя не беспокоит, что они здесь… вдвоем?

 — Имеешь в виду, что они любовники?

 — Да. — Уилл поморщился. — Она ведь наша дочка.

 — Помню, как ты внушал мне: заниматься любовью — значит самым естественным образом выражать друг другу доверие и нежность. Комплексы по поводу секса нужно искоренить, если люди стремятся к миру и доброй воле.

 — Ничего подобного я не говорил.

 — Нет, говорил. Мы сидели на заднем сиденье твоего «фольксвагена», пьяные в дым.

 Неожиданно для себя Уилл улыбнулся:

 — Ну да… и все получилось.

 — Да, главным образом, потому, что я уже решила, что ты — моя половинка. Ты был первым мужчиной, которого я полюбила, поэтому и поняла, что все правильно. — Каролина протянула мужу руку. — Парень, который сейчас внизу, первый, кого полюбила наша Либби. Значит, с ее точки зрения, все правильно, все так и должно быть. — Уилл хотел возразить, но Каролина крепче сжала его руку. — Мы воспитывали наших дочерей и учили их слушать свое сердце. Выходит, мы ошибались?

 — Нет. — Он положил ладонь на ее живот. — И с этим ребенком мы поступим так же.

 — У него добрые глаза, — тихо сказала Каролина. — Когда он на нее смотрит, в глазах видна его душа.

 — Ты всегда была чрезмерно романтичной. Потому-то я и поймал тебя в свои сети.

 — И удержал там, — прошептала она, прижавшись к нему губами.

 — Верно. — Он потянул ее за резинку свитера, помня, как легко он снимается через голову, и прекрасно представляя, что он увидит под ним. — На самом деле ты ведь не хочешь спать, правда?

 Смеясь, она отклонилась, и оба упали на кровать.

 — Все так странно. — Либби села на траву у ручья. — Подумать только, у моих родителей будет еще один ребенок! Они выглядят счастливыми, да?

 — Очень. — Кэл сел рядом с ней. — Но иногда твой отец бросал на меня исключительно злобные взгляды.

 Она рассмеялась и положила голову ему на плечо.

 — Не сердись. На самом деле он очень милый и добрый… почти всегда.

 — Поверю тебе на слово. — Кэл сорвал травинку. Какое имеет значение, нравится он ее отцу или нет? Скоро он навсегда уйдет из его жизни… и из жизни Либби.

 Либби нравилось сидеть здесь, у воды; ручеек весело журчал по камням. Трава длинная и мягкая, испещренная у самого берега мелкими синими цветочками. Летом над ручьем склонятся сиреневые и белые колокольчики наперстянки. Расцветут лилии и водосбор. В сумерки на водопой будут приходить олени, а иногда и медведь заявится порыбачить.

 Ей не хотелось думать о лете. Хотелось оставаться мыслями в сегодняшнем вечере, когда воздух так же свеж, как и вода; кажется, что он такой же ясный и чистый на вкус. В лесу бегают бурундуки; самых смелых они с Санни, бывало, кормили с рук.

 Даже на самых отдаленных островах и в самой безлюдной местности, куда Либби уезжала в экспедиции, она неизменно вспоминала первые годы своей жизни. И испытывала благодарность за них.

 — Этот ребенок будет очень счастливым, — прошептала она. Вдруг она улыбнулась, так как в голову пришла неожиданная мысль. — Подумать только! У меня, может быть, родится братик.

 Кэл вспомнил о своем брате, Джейкобе, — вспыльчивом, нетерпеливом, бесшабашном.

 — А мне всегда хотелось сестренку.

 — В чем-то с сестрами легче. Но есть и свои недостатки. Например, всегда кажется, что сестра красивее тебя.

 Он повалил ее на траву.

 — Хотелось бы мне познакомиться с твоей Санбим. Ой! — Он потер руку в том месте, где она его ущипнула.

 — Сосредоточься на мне.

 — Кажется, именно этим я сейчас и занимаюсь. — Он подложил руку ей под голову и заглянул в глаза. — Мне придется ненадолго слетать к звездолету.

 Либби храбро посмотрела Кэлу в глаза, стараясь скрыть от него печаль. Нужно притворяться, что здесь нет никакого звездолета — и нет завтрашнего дня.

 — Я так и не успела спросить у тебя, как там все продвигается.

 «Быстро, — подумал Кэл. — Слишком быстро».

 — Я смогу рассказать тебе больше, когда проверю компьютер. Ты извинишься за меня перед родителями, если меня не будет, когда они встанут?

 — Я скажу им, что ты пошел в лес медитировать. Отцу понравится.

 — Ладно. Значит, вечером… — Кэл нежно поцеловал Либби, — я сосредоточусь на тебе.

 — Сосредоточься. И тогда больше тебе ничего не придется делать. — Она обвила его шею руками. — Ты будешь спать на диване.

 — Неужели?

 — Определенно.

 — Ну, тогда… — Он бросился на нее.

 Ночью, когда огонь в камине почти погас и в доме стало тихо, Кэл сидел один, полностью одетый. Он знает, как вернуться. По крайней мере, он знает, как его забросило в двадцатый век и что надо сделать, чтобы попасть назад, в век двадцать третий.

 Осталось починить совсем немногое, в основном мелочи, и он готов к полету. То есть готов формально. А эмоционально… Он разрывается пополам.

 Если бы Либби попросила его остаться… Боже, он боится, что она в самом деле попросит его остаться. Тогда нарушится шаткое равновесие, в котором он сейчас пребывает. Но она не попросит его остаться. Он ведь не может попросить ее полететь с ним.

 Может, когда он вернется и опишет ученым свою экспедицию, они изобретут другой, менее опасный способ путешествий во времени. И тогда он сумеет вернуться сюда.

 Понурив голову, он посмотрел на огонь. Опять фантазии! Либби смотрит в лицо реальности — значит, он тоже будет таким.

 Скрипнула лестница. Кэл вскинул голову — вдруг Либби решила спуститься к нему, — но увидел Уильяма.

 — Что, не спится? — спросил он у Кэла.

 — Ну да. Вам тоже?

 — Мне всегда здесь нравилось по ночам. — Уильям весь вечер внушал себе: он очень любит свою дочь и поэтому постарается вести себя если не дружелюбно, то, по крайней мере, вежливо. — Тишина, мрак. — Он нагнулся и подбросил в огонь еще одно полено. Ввысь полетели искры. — Никогда не думал, что буду жить в другом месте.

 — А я никогда не представлял, что можно жить в таком месте… и не понимал, как тяжело отсюда уехать.

 — Далеко от Филадельфии.

 — Да, очень далеко.

 Уильям сразу уловил мрачные нотки в голосе парня. В юности он и сам таким баловался, по ошибке принимая мрачность за романтизм. Выпрямившись, он достал из бара бутылку бренди и две рюмки.

 — Выпить хочешь?

 — Да. Спасибо.

 Уильям устроился в кресле и вытянул ноги.

 — По ночам я, бывало, сидел здесь и размышлял о смысле жизни.

 — Ну и как? Дошли до смысла?

 — Иногда доходил, а иногда нет.

 Наверное, в чем-то проще, когда твоими главными заботами являются борьба за мир и социальные реформы. Он достиг так называемого среднего возраста — раньше эти годы всегда казались ему серыми и далекими. Он вспомнил, как был молодым, гораздо моложе парня, который сейчас сидит рядом с ним и думает о любимой женщине. Раздосадованный, Уилл залпом выпил свое бренди.

 — Ты любишь Либби?

 — Я как раз задавал себе тот же самый вопрос.

 Уилл налил себе вторую рюмку. Следы сомнения и раздумий в голосе Кэла понравились ему больше легкого, гладкого ответа. Сам он всегда отвечал быстро и гладко. Ничего удивительного, что отец Каролины его терпеть не мог.

 — Ну и как? Нашел ответ?

 — Нашел, но он не слишком удобный.

 Кивнув, Уильям поднял рюмку.

 — До того как познакомиться с Каро, я собирался вступить в Корпус мира или стать тибетским монахом. А она только-только закончила школу. Ее папаша хотел меня пристрелить.

 Кэл ухмыльнулся. Бренди приятно согревало внутренности.

 — Знаете, сегодня я обрадовался, что у вас нет оружия.

 — Я подумывал о пистолете, но по натуре я пацифист, — заверил его Уильям. — А у отца Каро все было серьезно. Ужасно хочется поскорее сказать ему, что она снова беременна. — Забывшись, он широко улыбнулся, предвкушая разговор с тестем.

 — Либби надеется на братика.

 — Она сама так сказала? — Уильям вздохнул. Неужели у него родится сын? — Либби мой первенец. Каждый ребенок чудо, но первенец… По-моему, от этого никогда не оправишься.

 — Либби действительно чудо. Она изменила мою жизнь.

 Лицо Уильяма отяжелело. Возможно, Хорнблауэр не понимает, что влюблен, но со стороны виднее. Сомневаться в его состоянии не приходится.

 — Ты понравился Каро, — заметил Уильям. — Она как-то умеет заглянуть человеку в душу. А я скажу тебе только одно: Либби совсем не такая крепкая, какой кажется. Будь с ней осторожен!

 Он поспешно встал. Не хватало еще читать мораль!

 — Поспи, — посоветовал он. — Каро любит вставать с рассветом и печь оладьи из цельного зерна или готовить йогуртовую запеканку с киви. — Уильям выразительно осклабился. Лично он гораздо охотнее ел бы на завтрак яичницу с беконом. — Кстати, ты очень выиграл в ее мнении, когда пожирал се рагу с тофу и миндалем!

 — Было на самом деле очень вкусно.

 — Ничего удивительного, что ты ей поправился. — Дойдя до подножия лестницы, Уильям остановился. — Кстати, у меня есть почти такой же свитер.

 — Подумать только! — Кэл с трудом подавил усмешку. — Как тесен мир!