• Следствие ведет Ева Даллас, #16

ГЛАВА ПЯТАЯ

 – Джулианна Данн…

 Фини глотнул кофе и покачал головой. У него было лицо, напоминающее морду повидавшего ви­ды бассета, и унылые глаза верблюда. Жесткие рыжеватые волосы, тронутые сединой, выглядели так, словно какой-то маньяк прошелся по ним садовыми ножницами. Это означало, что он недавно стригся. Фини сидел в домашнем кабинете Евы, вытянув ко­роткие ноги. Так как на нем был один коричневый носок, а другой черный, Ева пришла к выводу, что жена не видела его утром перед уходом на службу.

 Хотя Фини не был франтом, ему не было рав­ных, когда дело доходило до электроники.

 – Никак не ожидал, что нам снова придется иметь с ней дело.

 – Нам не удалось получить отпечатки пальцев или ДНК ни на месте преступления, ни в квартире, которую снимала Джули Докпорт. Но визуально все подтверждается – во всяком случае, для меня. – Ева указала на экран с фотографиями. – Для про­формы я провела тест на вероятность и получила де­вяносто девять процентов того, что Джули Докпорт и Джулианна Данн – одно и то же лицо.

 – Если она только в этом году вышла из тюрь­мы, – заметил Макнаб, – то работает она быстро.

 – Еще как! – отозвалась Ева. – Ей тридцать че­тыре года. К двадцати пяти годам она успела трижды побывать замужем и убить троих мужей. Джулианна подыскивала себе состоятельных мужчин гораздо старше ее. Каждый из них был разведен. Самый ко­роткий ее брак длился семь месяцев, а самый длин­ный – тринадцать. В каждом случае она получала большое наследство после кончины супруга.

 – Аккуратная работа, – вставила Пибоди.

 – Наметив жертву, Джулианна тщательно изуча­ла ее прошлое, вкусы, привычки. Мы знаем это, так как вскрыли ее банковский сейф в Чикаго; там ока­зались фотографии и данные мужа номер два – Пола О'Хары. Сейфов в Нью-Йорке и Вашингтоне нам найти не удалось.

 – Может быть, у нее был партнер, который уни­чтожил улики? – предположила Пибоди.

 – Маловероятно. Судя по всему, она работала в одиночку. Ее психологический профиль это под­тверждает. Родители развелись, когда Джулианне было пятнадцать. Отчим тоже был разведен – бога­тый пожилой техасец ковбойского типа. Джулианна утверждала, что он ее насиловал. Полицейский пси­хиатр не смогла определить, была ли сексуальная связь Джулианны с отчимом добровольной или при­нудительной, хотя она склонялась к тому, чтобы по­верить Джулианне. В любом случае это преступле­ние, так как она была несовершеннолетней.

 – Как правило, такие вещи задерживают разви­тие, – добавил Фини. – И развивают криминаль­ные наклонности.

 – Поэтому она убивает своего отчима, – не­громко сказала Пибоди, глядя на экран. – Снова и снова…

 – Возможно.

 Ева вдруг увидела себя восьмилетней девочкой, съежившейся в углу холодной грязной комнаты. Обезумев от боли, вызванной последним избиением и последним изнасилованием, она сжимала в руке окровавленный нож, которым только что убила сво­его отца.

 Чувствуя тошноту, она убрала с экрана изобра­жение.

 – Но, по правде сказать, я никогда этому не ве­рила. – Голос Евы был спокойным, хотя ей с тру­дом удалось отогнать страшное видение. – Джули­анна убивала холодно и расчетливо. Я не заметила в ней ни гнева, ни ужаса, ни отчаяния. Что бы ни про­исходило у нее с отчимом, она использовала это в своих интересах. Она родилась хладнокровной убийцей, а не стала такой.

 – Тут я согласен с Даллас, – кивнул Фини. – У этой бабенки вместо крови лед, и она не жертва, а охотник.

 – Словесный портрет больше ничего не дал, – продолжала Ева. – Впрочем, я на другое и не рас­считывала. Джулианна все тщательно спланировала, наверняка обзаведясь новым именем, новой лич­ностью и новой биографией. Хотя внешность она не слишком изменяла, так как очень тщеславна, а ей нравится, как она выглядит. В Джулианне многое осталось от молодой девушки: она любит тряпки, побрякушки, салоны красоты, шикарные магазины и рестораны. Ее не увидишь в дешевых лавках, секс-клубах или барах. Она предпочитает большие горо­да; мы передадим ее фотографии СМИ – может, нам и повезет.

 «Помимо обычной полицейской работы, здесь нужна удача, – думала Ева. – Джулианна редко де­лала ошибки».

 – Наша проблема в том, что она очень ловко вписывается в окружающую обстановку и ни у кого не вызывает подозрений. А если заводит друзей, то они лишь временные орудия. Никто не может подо­браться к ней близко.

 – Если Джулианна заделалась профессионалом, то можешь смело держать пари, что она первокласс­ный киллер. – Фини надул щеки. – Сейчас она может быть где угодно, Даллас.

 – Поэтому искать будем везде. Помнишь, кто вел следствие в Чикаго?

 – Да. Спиндлер.

 – Верно. А в Вашингтоне – Блок. Можешь с ними связаться? Узнай, какие у них данные.

 – Хорошо. У меня тоже имелись кое-какие за­писи о ней. Надо будет их раскопать.

 – Психолог, который составляла профиль Джулианны, уже на пенсии. Я передам все данные Мире и попрошу у нее консультацию. Макнаб, поручаю вам сбор данных по всем делам. Составьте для меня досье. Семейные, деловые, финансовые связи и так далее. Поговорите с тюремным персоналом в Докпорте и узнайте, с кем из заключенных она работала и общалась. А я собираюсь что-нибудь вытянуть из первой миссис Петтибоун. Пибоди, ты со мной.

* * *

 Поскольку Шелли Петтибоун жила в Уэстчестере, Ева, сев за руль, заказала на компьютере карту лучшего маршрута. Когда она возникла на экране, это явилось для нее приятным сюрпризом.

 – Смотри-ка, Пибоди! Сработало!

 – Техника – наш друг, лейтенант.

 – Конечно, если она не начинает над нами изде­ваться. Между прочим, оттуда всего пара миль до дома майора Уитни. Если мне повезет, миссис Пет­тибоун окажется лучшей подругой жены майора.

 Размышляя над этой возможностью, Ева выехала на улицу.

 – Папа сказал, что они с мамой сегодня собира­ются побродить по городу – побывать в Гринвич-Виллидж и в других местах.

 – Что-что? Ах да, превосходно.

 – А вечером я хочу сходить с ними пообедать, так что они не будут вам докучать…

 – Пибоди, если ты думаешь, что я тебя не слу­шаю, то ошибаешься.

 – Ой!

 Ева поехала на желтый свет, огрызнувшись на автобус, преградивший дорогу. Повернув баранку, она втиснулась в узкую щель, нажала на акселератор и вырвалась вперед. Сердитый гудок автобуса доста­вил ей маленькое удовольствие.

 – Насколько я понимаю, родители и новое рас­следование не оставили тебе много времени для ра­боты над делом Стиббс?

 – Кое-что я выяснила. Морин Стиббс, урожден­ная Брайтон, не только жила в одном доме с покой­ной, но и на одном этаже. Так что с Бойдом Стиббсом она была знакома очень давно. Его первая жена по будням ездила на службу, а бывшая мисс Брай­тон, работая консультантом по интерьерам, часто выезжала к клиентам. Это давало нынешним супру­гам время и возможность для перепихивания.

 – Это что, юридический термин?

 Пибоди пожала плечами.

 – Бойд Стиббс женился на Морин Брайтон че­рез два с половиной года после трагической гибе­ли Марши Стиббс. По-моему, это слишком долгий срок, если они трахались, еще когда Марша была жива. Конечно, они могли подождать для отвода глаз, но это было бы чересчур хитроумно. Кроме то­го, если они так уж хотели официально воссоеди­ниться, развод был бы самым простым выходом. Ведь у Марши не было кучи денег, которые Бойд потерял бы, расставшись с ней. Не вижу никакого мотива для преднамеренного убийства.

 – А почему оно должно быть преднамеренным?

 – Из-за писем. Если полагаться на показания друзей, родственников и сослуживцев Марши, даже ее мужа и его второй жены, у Марши никогда не бы­ло любовника. Следовательно, письма – подтасо­ванная улика. Кто-то написал их и подбросил в ящик ее комода. После убийства.

 – Почему после?

 – Потому что женщина обычно знает, что лежит у нее в ящике с нижним бельем. Она бы нашла письма, как только полезла за трусиками. – Пибоди сделала паузу. – Это что, тест?

 – Продолжай. Мне полезно послушать.

 – О'кей. Кто-то, имевший доступ в ее квартиру и побывавший там в ночь убийства, подложил пись­ма в ее ящик. И мне кажется, что выбор места чисто женский. Мужчина едва ли выбрал бы ящик с ниж­ним бельем, чтобы спрятать в нем что-нибудь. Мы не знаем, когда были написаны письма, так как не было ни дат, ни конвертов со штампами. Возможно, их все написали одновременно, в ночь убийства. Ес­ли так, то убийство не было преднамеренным, а произошло под влиянием импульса. Преступление на почве страсти.

 – Значит, твоя теория состоит в том, что неиз­вестное лицо убило Маршу Стиббс под действием импульса, а затем положило ее в ванну, надеясь выдать убийство за несчастный случай. Решив, что этого недостаточно, это лицо написало письма от имени несуществующего любовника и положило их в ящик с нижним бельем жертвы, дабы создать ви­димость, будто любовник убил ее во время ссоры. Так?

 – Согласна, это немного притянуто за уши…

 – Тогда придумай что-нибудь получше.

 – Я просто нервничаю, потому что это в самом деле похоже на тест. – Пибоди откашлялась. – Все остальное основано на чистом инстинкте. Я вспомнила, как эти двое реагировали на нас. Бонд казался печальным, вначале немного неуверенным, но он явно был рад нашему приходу. Конечно, это могло быть притворством, но, так как у него не было вре­мени на подготовку, выглядело достаточно искрен­ним. Так же как и его убежденность, что у Марши не было любовника. – Она сделала паузу, ожидая одобрения или возражения Евы, но та промолча­ла. – Ладно, буду продолжать на свой страх и риск. Алиби Бойда выглядит надежным, хотя он, разуме­ется, мог просто нанять киллера. Но даже в этом случае он бы все равно нервничал, когда мы ворва­лись в его новую счастливую жизнь, вновь угрожая возможностью разоблачения. С другой стороны, его жена казалась недовольной и испуганной, явно желая, чтобы мы поскорее убрались из ее новой счастливой жизни с мужем погибшей подруги. Воз­можно, это нормальная реакция, но она с таким же успехом могла быть вызвана сознанием вины и стра­хом перед разоблачением.

 – Вины в том, что она, как ты выразилась, тра­халась с мужем погибшей подруги, когда та была еще жива?

 – Не обязательно. – Возбужденная Пибоди по­вернулась на сиденье, чтобы видеть лицо Евы. – Что, если Морин только мечтала об этом? Что, если она была влюблена в Бойда и день за днем наблюда­ла, как он живет напротив в счастливом браке с ее подругой? Представьте себе: Морин хочет заполу­чить Бойда, но он даже не смотрит на нее, пока ря­дом Марша. Это Марша виновата, что он не любит ее, что она не может воплотить свою мечту о жизни с любимым мужем и с парой хорошеньких малы­шей. Все это доводит Морин до исступления, делает ее несчастной. Ей приходится довольствоваться ролью подруги и соседки, но она не в состоянии выбросить из головы мысль о том, что все могло бы быть иначе.

 – И что же она делает?

 – Однажды Морин не выдерживает и начинает упрекать Маршу в том, что она плохая жена: каждый день уходит на работу вместо того, чтобы оставаться дома и заботиться о муже. Марша не заслуживает Бойда. Если бы она, Морин, была его женой, то го­товила бы ему еду, покупала продукты, родила бы ребенка – короче говоря, создала бы настоящую семью. Из-за этого вспыхивает ссора.

 Пибоди хотелось представить себе все это так, как обычно делала Ева, но мысленные образы оста­вались какими-то неопределенными.

 – Марша велит ей убраться подальше и оставить ее мужа в покое. Держу пари, она пригрозила рас­сказать все Бойду, который наверняка не пожелает больше иметь с Морин ничего общего. Для Морин это чересчур. Она толкает Маршу, та падает и разби­вает себе голову. В досье сказано, что она умерла, ударившись об угол столика из армированного стек­ла. Морин впадает в панику и пытается замести сле­ды. Она раздевает Маршу и кладет ее в ванну. Мо­жет быть, подумают, что Марша поскользнулась в воде, ударилась головой и утонула. Но потом Морин понимает, что это едва ли сочтут несчастным случа­ем. Более того, ей становится ясно, что все происшедшее для нее удача. Она не хотела убивать Мар­шу, но это случилось, и теперь ничего не поделаешь. Если Бойд и полиция подумают, что у Марши был любовник, это решит все проблемы. Его будут ра­зыскивать, а ее никто не заподозрит. Морин пишет письма, кладет их в ящик и возвращается домой. Возможно, со временем она сама начала верить, что подстроенная ею версия с любовником – чистая правда. В противном случае, она просто не могла бы ночь за ночью спать рядом с Бойдом и не сойти с ума. – Пибоди судорожно глотнула – у нее пересох­ло в горле. – Вот теория, над которой я работаю. По-вашему, это чепуха?

 – Как ты до этого додумалась?

 – Я изучала рапорты, данные, фотографии, чи­тала показания, пока не заболели глаза. А когда я лежала в постели прошлой ночью, все это вертелось у меня в голове. Тогда я постаралась представить себе общую картину, собрать кусочки головоломки, как это делаете вы. Когда вы появляетесь на месте преступления, то начинаете мысленно воображать, как оно произошло. Я постаралась сделать то же самое. Конечно, это звучит сомнительно, но именно так мне удалось все увидеть. – Пибоди смущенно заморгала. – Чему это вы улыбаетесь?

 – Постарайся поговорить с Морин, когда Бойда и ребенка не будет рядом. С ними ей легче будет обо­роняться: она убедит себя, что защищает их. Лучше всего привезти ее в управление. Морин, конечно, не захочет ехать, но присутствие полицейского в уни­форме внушит ей страх. Едва ли она сразу начнет требовать адвоката, так как побоится выглядеть ви­новной. Дай мне знать, когда у тебя все будет гото­во, и я постараюсь понаблюдать за допросом.

 Сердце Пибоди радостно забилось.

 – Значит, вы думаете, я права? Это сделала она?

 – Конечно, она.

 – Вы знали это с той минуты, как Морин вошла в квартиру!

 – Неважно, что я знала, а что нет. Это твое рас­следование, поэтому имеет значение только то, что знаешь ты и в чем заставишь ее признаться.

 – Если бы вы провели допрос…

 – Не могу – это твое дело. Продумай нужный подход, а потом привези Морин в управление и за­ставь ее расколоться.

 

 Ева свернула на подъездную аллею, и Пибоди рассеянно огляделась. Она и не заметила, как они очутились в пригороде.

 – Теперь выбрось все это из головы, – велела Ева, – и сосредоточься на Петтибоуне.

 Некоторое время она сидела неподвижно, глядя на розовый кирпичный дом. Он выглядел бы достаточно скромно, если бы не сад. Со всех сторон дом окружало настоящее море цветов, среди которого лишь кое-где виднелись зеленые островки причуд­ливо подстриженной травы.

 Каменная дорожка вела к веранде, которую оп­летали цветущие виноградные лозы. Здесь стояли стулья с белыми подушками на сиденьях, столики со стеклянным верхом и цветы в горшках, искусно окрашенных под ярь-медянку. Очевидно, Шелли Петтибоун любила сидеть на веранде и смотреть на свои цветы.

 Как только Ева подумала об этом, из дома вышла женщина с подносом, в просторной голубой тен­ниске и поношенных джинсах, обрезанных у лоды­жек. Поставив поднос, она посмотрела на выходя­щую из машины Еву. Ветерок шевелил ее короткие каштановые волосы; загорелое лицо свидетельство­вало о том, что его обладательница проводит много времени на воздухе.

 Подойдя ближе, Ева увидела, что карие глаза женщины покраснели от слез.

 – Вы ко мне?

 – Миссис Шелли Петтибоун?

 – Да. – Женщина посмотрела на Пибоди. – Это насчет Уолтера?

 – Я лейтенант Даллас. – Ева продемонстриро­вала значок. – А это моя помощница, сержант Пи­боди. Простите, что беспокоим вас в такое тяжелое время…

 – Не стоит извиняться, я все понимаю. Я только что говорила по телефону с дочерью… Кажется, я не смогла ее утешить. Мне не удалось найти нужные слова, да и вряд ли они существуют. Садитесь, по­жалуйста. Я собиралась пить кофе – сейчас прине­су еще чашки.

 – Не стоит беспокоиться.

 – Мне нужно хоть чем-то заняться. Я вернусь через минуту. Ничего, если мы поговорим на веран­де? Мне бы хотелось немного побыть на воздухе.

 – Конечно, здесь очень удобно.

 Женщина вошла в дом, оставив дверь открытой.

 – Муж бросил ее ради смазливой девчонки пос­ле тридцати лет брака, – сказала Ева. – Как бы ты себя чувствовала на ее месте?

 – Трудно сказать. Я не представляю, как можно прожить с кем-то даже три года. Это вы у нас замуж­няя, так что вам легче судить.

 Ева открыла было рот, но едкое замечание за­мерло у нее на языке. Если бы Рорк бросил ее, она бы, наверное, этого просто не пережила.

 Вместо ответа Ева подошла к двери и заглянула внутрь.

 – Приятное местечко, если тебе нравятся дома в таком стиле.

 – Никогда не видела ничего похожего на этот сад. Должно быть, хлопот с ним не оберешься. Все выглядит естественно, но на самом деле тщательно спланировано. Она размещает цветы, добиваясь максимального эффекта, учитывая оттенки, запах и строение каждого. Я чую душистый горошек. – Пи­боди потянула носом. – У моей бабушки всегда растет горошек под окном спальни.

 – Вам нравятся цветы? – Шелли шагнула на ве­ранду с чашками в руках.

 – Да, мэм. У вас превосходный сад.

 – Спасибо. Это моя профессия. Я изучала садо­водство и дизайн, когда познакомилась с Уолтером. Кажется, это было миллион лет тому назад. – Она вздохнула. – Не могу поверить, что никогда не увижу его снова.

 – А вы часто виделись с ним? – спросила Ева.

 – Раз в неделю или в две недели. Хотя мы разве­лись, но у нас было много общего. И прежде все­го – цветы. Он часто рекомендовал меня клиентам, как и я его. Цветы были одним из того, что продол­жало нас связывать.

 Шелли разливала кофе; Ева заметила, что на ее пальцах не было колец.

 – Тем не менее вы развелись, а он женился снова?

 – Да, и это Уолтер настоял на разводе. – Шелли закинула ногу на ногу и взяла свою чашку. – Я была вполне довольна нашей жизнью, но Уолтер нуждал­ся в большем. Ему были необходимы влюбленность, страсть, возбуждение… Когда дети выросли и стали жить отдельно, мы не смогли все это оживить. Хотя для Уолтера это было нелегко, он сказал мне, что хочет развестись.

 – Должно быть, вы были обижены?

 – Конечно. Обижена, сердита и озадачена. Ни­кому не нравится быть отвергнутой, пусть даже мягко и вежливо. А Уолтер был очень мягок, в нем вообще не было ни капли злобы. – В ее глазах блеснули слезы, она быстро заморгала и глотнула ко­фе. – Думаю, если бы я настаивала, то смогла бы сохранить наш брак.

 – Но вы этого не сделали?

 – Я любила его. – Шелли печально улыбну­лась. – Не знаю, чья была вина – моя или Уолте­ра, – что наша любовь превратилась в нечто слиш­ком уютное и повседневное, чтобы вызывать его интерес. Конечно, мне было нелегко расстаться с ним, мы ведь прожили вместе больше половины жизни. Но я была слишком горда и слишком уважа­ла нас обоих, чтобы заставлять его оставаться со мной из чувства долга.

 – А что вы почувствовали, когда он женился на женщине, которая моложе вашей дочери?

 – Меня это позабавило. – В глазах Шелли мелькнули искорки юмора, и ее лицо на мгновение стало озорным и словно помолодело. – Быть мо­жет, это мелочно, но что еще я могла почувствовать? Она ведь всего лишь глуповатая девчонка, и, откровенно говоря, я не думаю, что их брак продлился бы долго. Уолт увлекся ею и испытывал чисто мужскую гордость, завоевав в шестидесятилетнем возрасте расположение молоденькой пустышки.

 – Многие женщины на вашем месте ощущали бы гнев и досаду.

 – Став при этом на одну доску с Бэмби? Нет, моя реакция была абсолютно противоположной. Фактически связь Уолта с Бэмби помогла мне по­нять то, что произошло между нами. Если его счас­тье зависело от грудастой хихикающей дурочки, то я уже ничего не могла ему дать. – Шелли вздохнула и поставила чашку. – Она сделала Уолта счастливым и, кажется, по-своему любила его. Впрочем, не лю­бить Уолта было невозможно.

 – Это я уже слышала. Тем не менее, кто-то не любил его, миссис Петтибоун.

 – Я много об этом думала. – Глаза Шелли вновь стали печальными. – Убийство Уолта представляет­ся мне абсолютно бессмысленным, лейтенант. Кто мог ненавидеть его до такой степени? Бэмби? Вряд ли. Она пустоголовая, но не злая. А ведь для убийст­ва необходима злость, не так ли?

 – Иногда достаточно какой-нибудь причины.

 – Если бы я хоть на мгновение подумала, что Уолта убила Бэмби, то сделала бы все возможное, чтобы помочь вам это доказать. Но она всего лишь безобидная идиотка. Если бы в ее пустой голове хоть раз появились две мысли одновременно, можно было бы услышать, как они стучат друг о друга.

 «Лучше не скажешь», – подумала Ева.

 – Да и по какой причине Бэмби могла это сде­лать? – осведомилась Шелли. – Она получила все, что можно желать. Уолт ни в чем ей не отказывал.

 – Он был очень богатым человеком?

 – Да, и очень щедрым. Условия нашего развода были более чем справедливыми. Мне бы никогда не пришлось работать, если бы я не любила свою профессию. Уолт говорил мне, что отписал Бэмби со­лидный трастовый капитал, когда они поженились. Наши дети полностью обеспечены, и каждый владе­ет большой долей прибыли от «Мира цветов». После его смерти всех нас, и меня в том числе, ожидает круп­ное наследство. Но мы и так далеко не бедны.

 – А как насчет его деловых связей и конкурен­тов?

 – Не знаю никого, кто бы желал Уолту зла. Что касается бизнеса, то его гибель никак не отразится на «Мире цветов». Компания отлично организована, и наши дети принимают все большее участие в управлении ею. Убивать его не имело смысла.

 «Для Джулианны, очевидно, имело, – подумала Ева. – Эта женщина никогда не делала ничего бес­смысленного».

 – Если вы сохраняли хорошие отношения, то почему не пришли на его день рождения?

 – Я решила, что это было бы неловко. Уолт при­глашал меня, хотя и не слишком настаивал. Вече­ринка должна была стать сюрпризом, но, конечно, он знал о ней за несколько недель и был очень воз­бужден. Уолт всегда волновался, как мальчишка, перед приходом гостей.

 Ева достала из сумки две фотографии Джулиан­ны Данн.

 – Вы знаете эту женщину?

 Шелли посмотрела на снимки:

 – Она очень хорошенькая. Нет, я никогда ее не видела. Кто она?

 – Что вы делали в тот вечер, когда у вашего му­жа был прием?

 Шелли устало вздохнула, словно знала заранее, что ей придется выдержать этот удар.

 – У меня нет того, что вы называете алиби, так как я была одна. Я работала в саду почти до захода солнца – может быть, меня видел кто-то из соседей. Вечером я оставалась дома. Друзья приглашали меня в Уэстчестерский сельский клуб, но мне не хо­телось идти. Возможно, вы их знаете – Джек и Анна Уитни. Он полицейский офицер.

 Ева ощутила какую-то странную пустоту в животе.

 – Да, я знаю майора и его жену.

 – Анна пыталась подбодрить меня после разво­да. Она просто не понимала, как я могу быть счаст­лива без мужа.

 – А вы в самом деле были счастливы? Может быть, вы думали, что ваш муж вернется к вам, если его брак со второй женой потерпит неудачу?

 – Да, я думала об этом. Но он вряд ли вернул­ся бы.

 Кремовая бабочка порхала над цветами в горш­ках. Наблюдая за ней, Шелли опять вздохнула.

 – И я бы не приняла его, даже если бы он захо­тел вернуться, – добавила она. – Я любила Уолта, лейтенант, и он навсегда останется частью моей жиз­ни. С ним я жила, спала и растила детей. У нас внук, которого мы оба обожали. Но мы больше не были влюблены друг в друга, и я уже привыкла жить сама по себе. Мне нравится ощущение независимости, и я не готова от нее отказаться, хотя это озадачивает Анну и некоторых других моих подруг. Уолтер был очень хорошим человеком. Но он уже не был мо­им… – Шелли протянула Еве фотографии. – Вы так и не сказали мне, кто это.

 «Она все равно об этом узнает, – подумала Ева. – Либо через СМИ, либо от Анны Уитни».

 – Эта женщина подала Уолтеру Петтибоуну от­равленное шампанское. Она наша главная подозре­ваемая.

* * *

 – Мне она понравилась, – сказала Пибоди, когда они ехали назад в город.

 – Мне тоже.

 – Не могу представить ее, нанимающей киллера. Она слишком искренняя и… благоразумная. А если мотивом служила месть за развод, то почему уж тог­да не убить Бэмби? Зачем позволять ей изображать безутешную вдову и купаться в наследстве?

 Ева кивнула, поскольку и сама пришла к тому же выводу.

 – Посмотрим, не сообщит ли мне Уитни что-ни­будь иное об отношении Шелли к разводу и к Петтибоуну. Но на данном этапе мы передвигаем ее в самый конец перечня.

 – Что будем делать дальше?

 – Если Джулианна была наемной убийцей, то ей заплатили немало. Начнем с проверки финансов – посмотрим, не израсходовал ли недавно кто-нибудь крупную сумму на неизвестные цели.

* * *

 Джулианну не заботили деньги. Ее мужья, да упокоит господь их души, были достаточно щедры. Прежде чем убивать их, она открывала под различ­ными кодами счета в каких-нибудь скромных бан­ках. Вклады оказались удачными, и за время, проведенное Джулианной в тюрьме, наросли солидные проценты.

 Джулианна могла бы жить припеваючи в любой точке планеты. Но жизнь не являлась для нее пол­ноценной, если она не могла лишать жизни других. Убийства доставляли ей подлинное наслаждение. Это была по-настоящему интересная работа. Един­ственным благом длительного тюремного заключе­ния являлась безграничная возможность планиро­вать продолжение этой работы после выхода на сво­боду.

 Джулианна не ненавидела мужчин – она испы­тывала отвращение к их грязным мыслям, телам, потным и жадным рукам, а более всего к их прими­тивности. Для них все сводилось к сексу. Как бы они ни старались романтизировать и облагораживать свои намерения, главной целью для них было вста­вить в нее свой член.

 При этом они были слишком глупы, чтобы по­нимать, что, добившись своего, они давали ей власть над собой.

 Джулианна не сочувствовала женщинам, кото­рые жаловались, что их унижают, бьют или насилу­ют. Если женщина была настолько глупой и слабой, что не знала, как использовать против мужчины его же силу, она заслуживала то, что получала.

 Сама Джулианна никогда не была глупой. Она все схватывала на лету. Это ее мать была безмозглой дурой, которую вечно бросали мужчины, а она сразу же цеплялась за других, всегда покорная и услужли­вая, готовая на все по первому требованию. Мать так ничему и не научилась, даже когда Джулианна соблазнила ее тупоголового второго мужа. Она су­мела завлечь его в постель и позволила ему проделывать с ее свежим и гибким пятнадцатилетним те­лом все, что так обожают мужчины. Ей не составило никакого труда перетащить отчима из материнской кровати в свою и заставить бегать за ней, как щенка.

 Использовать их отношения против него было так же легко. От Джулианны требовался только секс, зато отчим давал ей все, что ей было нужно, а если она угрожала разоблачением, давал еще больше.

 В восемнадцать лет Джулианна ушла из дому, прихватив изрядное количество денег и ни разу не оглянувшись. Она никогда не забывала лица мате­ри, услышавшей от нее о том, что целых три года творилось под самым ее носом. Было так приятно видеть выражение ужаса и горя, которые обруши­лись на нее всей тяжестью!

 Естественно, Джулианна сказала, что ее принудили угрозами и силой. Всегда лучше на всякий слу­чай защитить себя.

 Может быть, мать поверила этому, а может быть, нет. Это не имело значения. Важно было одно: в тот момент Джулианна осознала свою разрушительную силу.

 Сейчас, спустя много лет, она стояла в спальне дома неподалеку от Мэдисон-авеню, который при­обрела более двух лет назад, разумеется, под чужим именем. Глядя на себя в зеркало, Джулианна реши­ла, что ей идет быть брюнеткой. Черные волосы весь­ма пикантно сочетались с золотистым оттенком, ко­торый она избрала для кожи.

 Закурив сигарету с «травкой», Джулианна повер­нулась к зеркалу боком и провела рукой по плоско­му животу. В тюрьме она вовсю пользовалась спорт­залом, чтобы сохранить фигуру. Ей казалось, что сейчас она даже в лучшей форме, чем была перед за­ключением. Стала крепче и сильнее. Возможно, сто­ит вступить в какой-нибудь элитный клуб здоровья. Прекрасный способ для знакомства с мужчинами!

 Внезапно Джулианна вздрогнула, услышав свое имя. По телевизору передавали сводку новостей, и вскоре на экране появились ее фотографии в каче­стве самой себя и Джули Докпорт. Честно говоря, она не ожидала, что полиция так быстро ее опозна­ет. Впрочем, это ее нисколько не тревожило.

 Детектив Ева Даллас, ныне лейтенант… В сущ­ности, она вернулась в Нью-Йорк, чтобы вести вой­ну с Даллас. В этой женщине Джулианна ощущала нечто холодное и мрачное, что позволяло считать их родственными душами. Бесконечные часы в тюрьме она посвящала размышлениям о своем самом се­рьезном противнике, и теперь наконец настало вре­мя действовать.

 Джулианна не испытывала страха. Полиция бу­дет гоняться за своим хвостом, ища связи между ней и Уолтером Петтибоуном, и ничего не найдет, так как искать было нечего. Теперь объектами Джулианны стали женатые мужчины. С ними не нужно за­ниматься сексом – их можно просто убивать.

 Выйдя из комнаты, она направилась в кабинет, чтобы провести час или два, изучая заметки о сле­дующей жертве.

 Конечно, можно было взять годичный отпуск, но Джулианне не терпелось продолжить работу.