Глава 7

 Пшеничные поля. Вскоре она убедилась в том, что ее представления о Среднем Западе верны. Канзас оказался штатом пшеничных полей.

 Кроме полей, во время путешествия по этому штату Брайан поразили степи, до горизонта заросшие золотистой травой. Они были прекрасны. Цвет, текстура, форма, образ. Эмоции. Конечно, попадались и города, в которых чудеса современной архитектуры соседствовали с роскошными домами. Тем не менее суть Америки Брайан видела в зерне, которое колосилось под голубым небом.

 Кому-то бесконечные акры колыхавшихся от ветра злаков могли показаться скучными. Но она думала иначе. Горожанка сделала для себя настоящее открытие. В полях не возвышались горы, не сияли башни небоскребов, не петляли шоссе. Ничто не мешало взгляду. Такие же прекрасные, как и каньоны Аризоны, эти бескрайние плодородные просторы дарили покой. Брайан любовалась ими и не переставала удивляться.

 Пшеничные и кукурузные поля символизировали сердце страны, ее трудовой пот. Но картинка вовсе не была идиллической. Просматривались насекомые, грязь, запачканная техника. Люди работали на полях, стирая руки и надрывая спины.

 В городах Брайан замечала энергию и скорость. На фермах — четкий распорядок, которому позавидовал бы член правления любой крупной компании. Год за годом фермер всего себя отдавал земле и ждал, что она ответит тем же.

 Если выбрать правильный ракурс и удачное освещение, можно сфотографировать пшеничное поле так, что оно покажется бесконечным и могучим. В вечерних тенях будет олицетворять спокойствие и непрерывность. Просто трава, просто стебельки, которые растут лишь для того, чтобы их срезали, переработали и использовали, живые и по-своему красивые. И Брайан хотела передать эту красоту так, как сама видела ее.

 Шейд в том же самом видел вечную и всем давно известную зависимость человека от природы. Человек сеял зерно, ухаживал за ним, потом собирал урожай, навсегда привязанный к земле. Но не только тракторист, мокрый от пота канзасского солнца, худой от многолетнего труда, зависел от земли. Земля тоже от него зависела. Без человека пшеница станет дикой, какое-то время, возможно, будет процветать, но потом обязательно засохнет и погибнет. Такую вот связь видел Шейд, глядя на поле. Ее-то и хотел запечатлеть.

 Несмотря на разницу во взглядах, пожалуй, первый раз с момента отъезда из Лос-Анджелеса Шейд и Брайан снимали вместе. Может, они и не заметили, но теперь чувства, ощущения и желания подталкивали их к одному и тому же.

 Эти люди заставили друг друга думать. Как она видит эту сцену? Что он чувствует по поводу кадра? Раньше они рассматривали свои фотографии по отдельности, теперь потихоньку, незаметно стали соревноваться друг с другом, что, несомненно, должно было улучшить результат.

 На сутки они задержались в Додж-Сити, полюбоваться торжествами в честь Четвертого июля в классическом городе Дикого Запада. Брайан вспоминала о Уайетте Эрпе, Доке Холидее и других отчаянных головорезах, но потом ее внимание привлек парад, который, по большому счету, мог бы проходить в любом из городов США.

 Именно тогда, увлеченная блеском и атмосферой, она спросила у Шейда совета, как лучше снять всадника и его лошадь, Шейд, в свою очередь, сфотографировал крошечную, осыпанную блестками мажоретку, следуя рекомендациям Брайан.

 Ни один из них в суматохе не заметил, как шагнул навстречу другому. Они вместе стояли на бордюре, мимо шли участники парада, гремела музыка, мелькали жезлы. Фотографии получились разные. Шейд хотел передать общую атмосферу, Брайан пыталась запечатлеть реакцию отдельных людей. И все же Шейд и Брайан стояли рядом.

 Чувства Брайан к Шейду стали намного сложнее и глубже. Когда и почему все изменилось, она не знала. А поскольку чувства у нее всегда отражались на работе, теперь фотографии получались более сложными и интимными. Может, Шейд видел пшеничные поля иначе, но после печати снимков она поняла, что ее кадры произведут не менее сильное впечатление.

 Брайан никогда не вела себя агрессивно, это не в ее стиле. Но ей предстояло еще несколько недель путешествовать вместе с человеком, который задел ее как женщину и как профессионала. Этим Шейд пробудил в ней желание соревноваться. И она была намерена обойти его по всем фронтам. Обойти технично, в удобное ей время и свойственной манере. Но время шло, а Брайан все никак не могла понять, можно ли добиться успеха и сохранить Шейда, не потеряв при этом чего-то жизненно важного.

* * *

 Она была абсолютно спокойна! И это сводило его с ума. С каждым днем, с каждым часом, что они проводили вместе, Шейд раздражался все сильнее и сильнее. Он не привык бороться с неугасающим физическим желанием. Неприятно было узнать, что он в принципе может испытывать такие сильные чувства. К тому же с этими чувствами ничего было нельзя поделать. Брайан пробудила в нем эмоции, а потом заставила его от всего отказаться. Порой Шейду даже казалось, что она сделала это намеренно, но он не знал человека, менее склонного к планированию, чем Брайан. Ей, скорее всего, такая схема даже не приходила в голову, а если и приходила, она наверняка сочла бы ее слишком энергозатратной.

 Даже сейчас, когда они ехали сквозь канзасские сумерки, Брайан вытянулась рядом на сиденье и, судя по дыханию, спала. Это тот редкий случай, когда она не стала забирать волосы. Густые, волнистые, здоровые, они тускло отливали золотом в слабом вечернем свете. Она была совершенно расслаблена. Шейд думал о том, сможет ли он когда-нибудь позволить столько свободы своему телу и своему разуму. Может, именно это так влекло и заводило? Может, Шейд просто хотел понять, как Брайан включается и выключается по собственному желанию? Может, ему было необходимо научиться делать то же самое. Для себя.

 Чем дольше Шейд себя сдерживал, тем сильнее становился соблазн. Хотелось овладеть Брайан, исследовать ее, впитать в себя. Когда — Шейд больше не использовал слово «если» — когда он добьется этого, какую цену придется заплатить? Ничего ведь не дается даром.

 Это дорого обойдется, но платить он будет не один. К тому же его эмоции вышколенны и дисциплинированны, они не подведут. Да и не родилась на земле женщина, которая может сделать ему больно.

 Тело и разум Шейда напряглись, когда Брайан стала медленно просыпаться. Мысли еще путались, но ей это даже нравилось, она зевнула. В машине пахло табаком, по радио передавали тихий мелодичный джаз, в наполовину открытые окна врывался ветер. Брайан пошевелилась, и порыв холодного воздуха разбудил ее быстрее, чем ей бы хотелось.

 Уже совсем стемнело. Она потянулась и с удивлением посмотрела в окно на луну, часть которой была скрыта облаками.

 — Поздно, — сказала она и снова зевнула. Совсем проснулась, сразу же вспомнила, что еще не ужинала, и положила руку на желудок. — Поедим?

 Шейд посмотрел на нее и увидел, как она откинула волосы назад. Они рассыпались по плечам и спине. Любуясь спутницей, Шейд боролся с желанием прикоснуться к ее волосам.

 — Я хочу ночью пересечь границу штата.

 В его голосе слышались напряжение и раздражение. Брайан не знала, почему у Шейда испортилось настроение, и не хотела этого знать. Она вскинула бровь. Хочет поскорее попасть в Оклахому и готов ради этого провести за рулем всю ночь — его дело. Ящик в кузове набит едой специально ради ситуаций вроде этой. Брайан приподнялась со своего места и вдруг услышала громкий гудок и рев мотора.

 Мимо пронесся старый помятый «понтиак». В его глушителе была дыра размером с бейсбольный мяч, мотор гудел, как сломанная самолетная турбина. «Понтиак» на огромной скорости обогнал фургон, вильнул, притормозив, потом опять рванул вперед под звуки оравшего внутри радио. Шейд выругался. Брайан заметила, что полуразвалившийся автомобиль битком набит подростками.

 — Субботняя ночь в июле, — прокомментировала она.

 — Идиоты, — пробурчал Шейд сквозь зубы, наблюдая за удалявшимися габаритными огнями.

 — Да. — Нахмурившись, Брайан смотрела вслед машине, которая катилась вперед и выкидывала клубы выхлопного газа. — Совсем ведь дети еще. Надеюсь, что с ними ничего не…

 Не успела она закончить предложение, как случилось именно то, чего она боялась. Водитель «понтиака» решил обогнать еще одну машину и пересек двойную сплошную. Навстречу ему несся грузовик, который засигналил и вильнул в сторону. Брайан почувствовала, как кровь стынет в жилах.

 Шейд вдавил в пол педаль тормоза, «понтиак» под визг шин попытался вернуться на свою полосу, но слишком поздно. Он задел крыло автомобиля, который пытался обогнать, и врезался в телеграфный столб.

 Скрип тормозов, звук бьющегося стекла и сминающегося металла. От шума у Брайан помутилось сознание. Но она выскочила из фургона, прежде чем Шейд успел до конца затормозить. Плакала какая-то девушка, остальные всхлипывали. Брайан вздрогнула, услышав это, попыталась успокоиться, теперь она знала, что подростки выжили.

 Пассажирская дверь «понтиака» смялась от удара о столб. Брайан бросилась к водительской и, схватившись за ручку, почувствовала запах крови еще до того, как увидела ее.

 — Боже милостивый.

 Со второй попытки дверь открылась. Подбежал Шейд и оттолкнул Брайан.

 — Принеси одеяла из фургона, — приказал он, не поворачиваясь к ней.

 С первого взгляда было ясно: водитель серьезно пострадал. Шейд пытался заслонить его от Брайан и, когда услышал, что она бросилась к фургону, нащупал у парня на шее пульс. «Живой, слава богу!» — подумал Колби и выбросил из головы все, что могло в тот момент помешать. Действовал он быстро.

 Водитель потерял сознание. Рана на голове была глубокой, но беспокоила Шейда меньше, чем возможные внутренние повреждения. Сильнее всего ему не нравился запах бензина, таявший в воздухе. В другой ситуации Шейд бы не стал вытаскивать пострадавших, но сейчас вариантов не оставалось. Он взял парня под мышки и приподнял. Как только потянул его на себя, подбежал водитель грузовика и взял подростка за ноги.

 — У меня рация в машине, — сказал он, запыхавшись, — я вызвал скорую.

 Шейд кивнул и положил парня на землю. С первым одеялом подбежала Брайан.

 — Стой тут. Машина сейчас взорвется, — спокойно сказал ей Шейд и, не оборачиваясь, снова пошел к смятому «понтиаку».

 Брайан охватил ужас. Через секунду она уже стояла рядом с Шейдом и помогала ему вытаскивать пострадавших из машины.

 — Иди в фургон, — закричал Шейд, когда она подняла плачущую девушку, — и сиди там!

 Успокоив ее и укрыв одеялом, Брайан вернулась к «понтиаку». Там остался только один пассажир. Он тоже лежал без сознания. Парень лет шестнадцати. Ей пришлось почти полностью залезть в автомобиль, чтобы добраться до него. Она совершенно вымоталась и ужасно устала, пока тянула подростка к двери. Шейд и водитель грузовика в это время переносили других пострадавших. Когда они положили на траву девушку, Шейд оглянулся и увидел, что Брайан все еще возится в разбитой машине.

 Острый страх моментально охватил его. Он побежал к месту аварии, подгоняемый собственным воображением. Оно показывало вспышку взрыва, звук раздираемого на части металла и осколки стекла, разлетающиеся в стороны. Шейд точно знал, какой запах почувствует в тот момент, когда все заполыхает. Он подскочил к Брайан и поднял парня так легко, будто тот ничего не весил.

 — Беги! — закричал Шейд, и они бросились в сторону фургона.

 Сам взрыв Брайан не видела, только услышала хлопок и почувствовала взрывную волну. Поток горячего воздуха ударил ее в спину и толкнул вперед. Она упала на заросшую травой обочину дороги. Над головой полетели искореженные и смертельно опасные куски раскаленного металла. Одна из пострадавших девочек закричала и закрыла лицо руками.

 Испуганная Брайан лежала ничком и пыталась восстановить сбившееся дыхание. Сквозь гудение огня она слышала завывание сирен.

 — Ты цела? — Шейд поднял ее и поставил на колени. Он видел, как над головой Брайан пролетел обломок автомобиля. Руки, которые еще мгновение назад действовали уверенно, теперь дрожали, сжимая ее.

 — Цела. — Она кивнула и, поймав равновесие, повернулась к рыдавшей рядом девушке. У той на виске виднелся порез, который однозначно нужно было зашивать, сломанная рука была неестественно выгнута. Брайан заметила это, поправляя одеяло. — Тише, — пробормотала она и достала кусок марли из аптечки, которую принесла из фургона. — С тобой все будет хорошо, «скорая» уже едет, слышишь?

 Брайан говорила спокойно, но руки дрожали, когда она прижимала марлю к виску девушки, чтобы остановить кровотечение.

 — Бобби… — Девушка плакала на руках у Брайан. — Бобби в порядке? Он был за рулем.

 Оглянувшись и посмотрев на Шейда, Брайан опустила взгляд на подростка, который все еще не пришел в сознание.

 — Он тоже поправится, — ответила она и ощутила свое бессилие.

 «Шесть беззаботных юнцов», — думала Брайан, пристально рассматривая лежавших и сидевших на земле подростков. Испуганный водитель другой машины сидел напротив и прижимал к голове тряпку. На мгновение установилась тишина, и ночь стала тихой, теплой и даже приятной. Над головой сияли звезды, луна сияла ярко и успокаивающе. В десяти метрах догорало то, что осталось от «понтиака». Брайан обняла девушку за плечи и стала смотреть на мигалки мчавшейся по дороге «скорой».

 Когда медики приступили к работе, примчались пожарные и еще одна «скорая». Двадцать минут понадобилось на оказание первой помощи. Брайан сидела рядом с девушкой, разговаривала с ней и держала за руку.

 Девушку звали Робин, ей было шестнадцать. Самым старшим из пострадавших оказался ее парень, девятнадцатилетний Бобби. Они отмечали начало летних каникул.

 Слушая и успокаивая, Брайан заметила, как Шейд спокойно достает камеру, и остолбенела, когда поняла, что он ловит в объектив пострадавших. Шейд бесстрашно отснял всю сцену, подростков и то, что осталось от машины. Когда первое удивление прошло, Брайан вскипела. Вскочила, как только Робин посадили во вторую «скорую».

 — Что ты, черт побери, делаешь? — Брайан схватила Шейда за плечо и этим испортила кадр.

 Все еще спокойный, Шейд повернулся и внимательно на нее посмотрел. Она была бледна. В глазах читались раздражение и ярость. Еще он заметил в них слабый отблеск испуга. В первый раз за все время их знакомства тело Брайан было так напряжено.

 — Я делаю свою работу.

 — Эти дети истекают кровью! — Брайан еще раз схватила его за плечо, потом обошла вокруг, чтобы оказаться с ним лицом к лицу. — У них переломы! Им больно! Они испуганы! С каких пор снимать боль — это твоя работа?

 — С тех пор, как я стал снимать за деньги. — Он взял камеру за ремешок. На сегодня в любом случае хватит. Шейд устал. Живот скрутило, в глазах был песок. Но сильнее всего раздражал взгляд Брайан. В нем читалось отвращение. Шейд поежился. — Нельзя снимать для репортажа только радость и солнышко, Брайан! Ты видела машину, ты видела пострадавших. Все это тоже часть жизни! Не можешь справиться — иди снимай знаменитостей и оставь реальный мир в покое!

 Он сделал два шага в сторону фургона, когда Брайан снова заговорила. Обычно она старалась избегать конфликтов и при любой возможности шла по пути наименьшего сопротивления, но иногда боролась до последнего. И тогда все средства были хороши.

 — Я могу справиться с реальностью. — Бледность исчезла, Брайан разозлилась, это было видно по ее глазам. — Но меня раздражают стервятники, которые набрасываются на кости, чтобы извлечь прибыль, и называют свою работу искусством. В машине было шесть человек. Там были люди! — повторила она, шипя. — Может, они дураки, может, они заслужили то, что случилось, но будь я проклята, если стану их судить! Ты считаешь, из-за твоей холодности ты лучше других фотографов, лучше других художников и имеешь право фиксировать боль на бумаге? Вот так ты добиваешься еще одной номинации на Пулитцеровскую премию?

 Она заплакала. Сказалась злоба, сказалось пережитое, из-за этого Брайан совсем не волновало, что у нее по щекам текут слезы. Но эти слезы, как ни странно, придали ей сил, голос стал глуше и звучал внушительнее.

 — Я скажу, во что ты превращаешься, — продолжила она. Шейд молчал. — У тебя внутри пустота. Сострадание, с которым ты родился, умерло, Шейд, мне тебя жаль.

 И она ушла, оставив его посреди дороги рядом с остовом догоравшей машины.

 

 Было около трех утра. По опыту Шейд знал, что голова в этот ранний час соображает хуже всего. В темном фургоне, припаркованном на небольшой площадке возле границы с Оклахомой, царила тишина. После аварии Шейд и Брайан не сказали друг другу ни слова. Оба молча готовились ко сну, лежали, хотя ни один из них сразу не уснул. Теперь они задремали, только Брайан не видела снов.

 После того как Шейд вернулся из Камбоджи, ему какое-то время регулярно снились сны. С годами это случалось все реже и реже, и в конце концов он даже научился просыпаться и прогонять ночные кошмары до того, как они вступали в полную силу. Но здесь, в маленьком лагере на территории Оклахомы, он был бессилен сделать это.

 Он знал, что спит. В тот самый момент, когда фигуры и формы стали вырисовываться, Шейд понял, что они уже нереальны. Но боль и паника от этого не улеглись. Во сне Шейд Колби делал то же самое, что делал уже много лет подряд, и близился известный ему конец. Во сне его ничто не смягчало, не было туманов, чтобы скрыть часть происходящего, яркое солнце заливало все.

 Шейд вышел из гостиницы вместе со своим ассистентом Дейвом. Они несли багаж и аппаратуру. Можно было ехать домой после четырех месяцев опасной работы в разрушенном, разграбленном, сожженном городе. Наконец-то можно было ехать домой. Они могли бы закончить работу и раньше, но оставались, с каждым днем все сильнее рискуя не выбраться оттуда вообще. Просто постоянно появлялось что-то, что нельзя было не снять, о чем нельзя не сообщить. Шейд понимал: они с Дейвом рисковали, но это было уже не впервой. К тому же там жила Сун Ли.

 Юная, страстная, умная, она была выгодным контактом в разоренном войной городе. И лично для Шейда тоже значила немало. После жесткого и очень неприятного развода с женой, которая требовала от жизни больше блеска и меньше реальности, Шейд решил, что стоит отправиться в длительную командировку. И пообщаться с Сун Ли.

 Она была верной, мудрой и нетребовательной. В постели с ней Шейд расслаблялся и забывал обо всем на свете. Правда, ее нельзя было увезти с собой в Америку. Сун Ли отказалась бы покинуть родную страну.

 Оказавшись с Дейвом на улице, Шейд вспоминал о Сун Ли. Они попрощались накануне ночью, но он все равно не мог выкинуть эту женщину из головы. Возможно, думай он о чем-нибудь другом, заметил бы неладное. Эта мысль долгие месяцы потом не давала ему покоя.

 В городе было тихо, но неспокойно. Все могло измениться в любой момент. Те, кто хотел уехать, двигались быстро, со дня на день коридор могли закрыть. В последний раз оглянувшись, Шейд пошел к машине. «Нужно сделать последний снимок, — подумал он, запечатлеть затишье перед бурей».

 Колби бросил несколько беззаботных слов Дейву, и тот пошел дальше, а он встал на бордюр и вытащил камеру из чехла. Смеялся, наблюдая за тем, как Дейв ругается и пытается в одиночку дотащить весь багаж до машины. Нужно сделать последний кадр. В следующий раз камера увидит свет уже в Америке.

 — Эй, Колби! — Юный веселый Дейв стоял у машины. Он был похож на студента, отправившегося на весенние каникулы. — Не хочешь отснять, как подающий надежды фотограф уезжает из Камбоджи?

 Снова рассмеявшись, Шейд вскинул камеру и поймал в кадр своего ассистента. Тот стоял перед ним, светловолосый, загорелый, немного долговязый, в полинявшей футболке с символикой университета Южной Калифорнии, передние зубы были кривоваты. Шейд очень хорошо помнил, как выглядел Дейв.

 Щелкнул затвор. Дейв повернул ключ в замке зажигания.

 — Поехали домой! — закричал он, и через мгновение машина взорвалась.

 

 — Шейд! Шейд! — С бешено колотящимся сердцем Брайан трясла его за плечи. — Шейд, проснись, это всего лишь сон! — Он сжал ее руку до синяков, а она все говорила. — Это Брайан, Шейд! Тебе снится сон, просто сон! Мы в Оклахоме, в твоем фургоне, — Брайан взяла в руки лицо Шейда, его кожа была холодной и мокрой. — Просто сон, — сказала она тихо. — Успокойся, я здесь.

 Шейд дышал прерывисто. Хватал ртом воздух, пытаясь успокоиться. Боже, как холодно! Почувствовав ладонью тепло ее кожи, услышав голос, тихий, размеренный, успокаивающий, Шейд, со стоном откинувшись назад, стал ждать, пока уймется дрожь.

 — Я принесу воды.

 — Лучше виски.

 — Хорошо.

 В ярком лунном свете нужная бутылка нашлась быстро. Брайан налила из нее в пластиковый стаканчик. Услышала, как за ее спиной чиркнула зажигалка и зашипел огонь, принимаясь за табак и бумагу. Брайан обернулась. Шейд сидел, прислонившись к кузову фургона. Она не знала, что его тревожит, зато умела успокаивать. Не говоря ни слова, протянула Шейду виски, села рядом на скамью и стала ждать, пока он сделает первый глоток.

 — Лучше?

 Шейд сделал еще глоток, на этот раз больший.

 — Да.

 Она легонько прикоснулась к нему, но этого было достаточно для установления контакта.

 — Расскажи мне.

 Говорить о случившемся не хотелось. Ни с кем. Даже с Брайан. Но когда он был готов отказать ей, она крепче сжала его руку.

 — Нам обоим станет лучше, если ты расскажешь, Шейд. — Брайан снова смолкла, он повернулся и посмотрел на нее. Она уже почти успокоилась и по его пульсу поняла, что ему тоже стало лучше. — Если ты что-то держишь в себе, оно никуда не уйдет.

 За много лет воспоминание не исчезло и, кажется, не собиралось. Шейд все это время молчал. Но сейчас, то ли из-за позднего часа, то ли из-за того, что в тихом голосе Брайан слышалось понимание, заговорил.

 Рассказал о Камбодже, и, хотя эмоций в голосе не было, Брайан увидела все его глазами. Момент перед взрывом, разрушения, злость. Долгие монотонные дни, пронизанные страхом. Шейд рассказал Брайан, как не хотел брать в ассистенты юного выпускника колледжа, но потом оценил паренька и даже полюбил его. И Сун Ли.

 — Мы случайно встретились с ней в баре, где собирались журналисты, я долго не понимал, насколько ценным окажется это знакомство. Ей было двадцать. Юная и грустная, она почти три месяца сообщала нам сведения, которые, скорее всего, добывала у своего работавшего в посольстве брата.

 — Ты любил ее?

 — Нет. — Шейд докурил сигарету до самого фильтра. — Я просто очень переживал из-за нее, хотел помочь. Доверял ей.

 Бросив окурок в пепельницу, Шейд сконцентрировался на виски. Паника утихла. Он и не думал, что когда-нибудь сможет спокойно рассказывать о Камбодже, спокойно думать о ней.

 — Обстановка накалялась, и журнал решил отозвать своих людей. Мы собрались, вышли из отеля, и я, как какой-нибудь турист, остановился, чтобы сделать пару кадров. — Шейд допил виски и выругался. — Дейв подошел к машине первым. А она была заминирована.

 — О боже! — Брайан инстинктивно придвинулась ближе к нему.

 — Ему было двадцать три. Он носил с собой фотографию девушки, на которой собирался жениться.

 — Мне очень жаль. — Она обняла Шейда и положила голову ему на плечо. — Мне очень жаль.

 Колби напряг все силы, сопротивляясь волне сочувствия, которая его накрыла. Он не был готов к такому.

 — Потом я пытался найти Сун Ли, но она исчезла. В ее квартире было пусто. Оказалось, что я был заданием Сун Ли. Группа, в которой она работала, допустила утечку информации, чтобы я расслабился и поверил. Они собирались заявить о себе, взорвав известного американского фотографа, но не попали. Погиб ассистент, отправившийся в свою первую заграничную командировку. И погиб ни за что.

 «А Шейд видел, как взорвалась машина», — думала Брайан. Сегодня на его глазах точно так же взлетел на воздух «понтиак». Как это сказалось на Колби тогда и сейчас? Может, именно поэтому он сегодня так спокойно достал камеру и стал все снимать? Просто старался заглушить чувства.

 — Ты винишь себя, — прошептала Брайан, — не нужно этого делать.

 — Он был совсем ребенком. Мне следовало смотреть за ним.

 — И как бы ты это сделал? — Теперь они сидели лицом к лицу. Холодные, темные глаза Шейда были полны злости и разочарования. Брайан потом всю жизнь помнила, как он выглядел в тот момент. — Как? — повторила она. — Если бы не остановился сделать кадр, ты бы подошел к машине вместе с ним. Но он все равно бы погиб!

 — Да. — На Шейда внезапно навалилась усталость, он потер лицо руками. Напряжение исчезло, осталась только горечь. Наверное, именно она и отнимала силы.

 — Шейд, после сегодняшней аварии…

 — Забудь про это.

 — Нет. — Брайан схватила его за руку. — Ты сделал то, что должен был. У тебя есть на это причины. Я сказала, что не стала бы судить этих детей, а тебе при этом вынесла приговор. Извини.

 Ему были не нужны ее извинения, но она извинилась. Ему были не нужны ее утешения, но она смягчила боль. Он видел много — слишком много — негативных проявлений человеческой натуры, и эта женщина предложила ему свет. Это манило и пугало одновременно.

 — Я никогда не буду смотреть на мир твоими глазами, — тихо сказал он и, посомневавшись на мгновение, сплел свои пальцы с ее пальцами. — И никогда не стану таким терпимым.

 Нахмурившись, Брайан ненадолго задумалась. Они смотрели друг на друга.

 — Нет, наверное, не станешь. Но тебе и не надо.

 — Ты была права, когда сказала, что сострадание во мне умерло, я не знаю, что это такое. — Брайан хотела возразить, но Шейд покачал головой. — Я нетерпелив, никому не сочувствую.

 «Интересно, смотрел ли он на свои работы, — думала Брайан, — видел ли, как точно там запечатлены эмоции?» Но ничего не сказала, давая ему возможность высказаться.

 — Я перестал верить в постоянство, близость, подлинную близость между двумя людьми, но по-прежнему верю в честность.

 Что-то в его голосе пугало Брайан, она хотела отодвинуться дальше, но осталась на месте, почти касаясь Колби. Чувствовала мерное биение его сердца, в то время как ее пульс учащался.

 — Постоянство редко встречается в наши дни. — Неужели этот спокойный и уверенный голос принадлежал ей? — Я сама уже не ищу его.

 Разве не это Шейд хотел услышать? Но слова Брайан почему-то не принесли ему удовлетворения. Он посмотрел на их переплетенные пальцы.

 — Тогда понятно, почему ни один из нас не дает обещаний и не ищет их.

 Брайан сглотнула.

 — Никаких обещаний, — наконец выдавила она. Ей нужно было уединиться и подумать над этой фразой. Брайан осторожно улыбнулась. — А сейчас нам обоим, пожалуй, не помешает немного поспать.

 Когда она встала, Шейд пристально посмотрел на нее и крепче стиснул руку. Он говорил о честности искренне, хотя это было непросто. Угасающий лунный свет заливал лицо Брайан, но глаза оставались в тени. Ее рука была спокойной, но сердце бешено колотилось.

 — Ты нужна мне, Брайан.

 Он мог сказать что угодно, и на все у нее нашелся бы ответ. Желания? Нет, желаний недостаточно. Она уже говорила об этом. Требования? От них можно отказаться или отмахнуться.

 Но необходимость… Необходимость — сильнее, теплее, глубже. Этого достаточно.

 Он не шевелился. Ждал. Наблюдая за ним, Брайан поняла, что он предоставляет ей выбор — уйти или остаться. Обычно он принимал решения сам, однако, оказалось, иногда позволял другим делать это. Но именно в тот момент у Брайан выбора не было.

 Она аккуратно освободила руку, так же медленно подняла обе ладони к лицу Шейда и притянула его к себе. Последовал долгий и глубокий поцелуй. Они не закрывали глаз. Оба сделали шаг навстречу. Добровольно.

 Брайан предлагала, легко касаясь его кожи, требовала теплыми уверенными губами. Шейд принимал эти требования и отдавал ей всего себя. А потом оба забыли правила.

 Ее ресницы дрожали, рот был приоткрыт. Шейд бездумно притянул ее к себе, их тела оказались совсем близко. Она не сопротивлялась и последовала за ним, когда он потянул ее со скамьи на ковер.

 Триумф и слабость от прикосновений. Брайан всего этого желала. Она хотела позволить себе расслабиться, дать волю страсти. Шейд оказался требовательным, и Брайан не нужно было думать, скрывать то, что она готова была дать ему, только ему одному.

 Бери еще. Она сходила с ума от желаний собственного тела. Бери все. Она почувствовала, как он оттягивает широкий ворот ее пижамы, обнажая плечо, и охотно позволила ему это сделать. Еще больше. Она провела руками по его голой спине, теплой от ночного бриза, врывавшегося в окна.

 Шейд оказался непростым любовником. А разве Брайан не догадывалась об этом? Нетерпелив, но ведь она все именно так и представляла. Знала заранее и теперь боялась, что никогда не сможет расслабиться с ним. Шейд завел ее быстро и сильно. У нее не было возможности наслаждаться отдельными ощущениями, потоки эмоций бурлили внутри.

 Резкий вкус его губ, кожи. Аромат цветов и сладко-острый запах плоти. Колючий ворс ковра под коленями, жесткие ладони, мягкие губы. В ушах отдавался стук сердца, он сплетался с шепотом Шейда, Шейд звал ее по имени. Брайан видела блеск в его глазах, лунный свет, тени и снова сливалась с Шейдом в поцелуе. Все плавилось и сливалось воедино, пока не осталась одна лишь страсть.

 Шейд стянул рубашку Брайан еще ниже, и ее руки прижались к телу. На мгновение она оказалась совершенно беспомощной. Шейд стал спускаться от ее лица к груди, не спешил, наслаждался вкусом, дразнил губами, языком, зубами. Многие женщины сочли бы его безжалостным.

 Наверное, ее стон заставил разгоряченного Шейда притормозить. Брайан была такой тонкой, такой гладкой. Лунный свет заливал ее, и он видел, где заканчивается загар и начинается нежная бледная кожа. Однажды Колби уже отвернулся, побоявшись навредить Брайан, но теперь не мог сопротивляться желанию, ее мягкость манила к себе. Он остро чувствовал запах Брайан, сексуальный, соблазнительный, тонкий. Она сама была именно такой, и Шейд безвозвратно пропал.

 На какое-то время он утратил контроль над собой, но потом жестким усилием вернул его. Сколько бы раз они ни занимались любовью сегодня — один или сто, — Шейд будет держать себя в руках. Вот как сейчас, когда Брайан выгнулась под ним. Он уже давно решил, что всегда будет себя контролировать.

 Постепенно стягивая одежду, он методично исследовал каждый сантиметр ее тела. Она уже сходила с ума от удовольствия, но он продолжал. Ее разгоряченная кожа теперь казалась еще мягче и пахла еще соблазнительнее. А его поцелуи по-прежнему были жадными.

 Наконец Брайан высвободила руки. Добралась до первого пика удовольствия со сбившимся дыханием, но все еще сильная энергия и страсть бушевали в ней. Теперь она тоже могла прикасаться к нему, дразнить, соблазнять, отнимать силы. Она двигалась быстро, не позволяя Шейду отступать. Все это было неожиданно, безумно, и он не мог сопротивляться. Он уже не мог остановиться. Брайан не позволяла ему брать, не отдавая. И Шейд стал сходить с ума. Пытался мыслить трезво, сдерживаться, но Брайан была слишком соблазнительной. Свое тело он отдал ей спокойно, теперь она соблазнила его разум. Чистые яркие сильные эмоции захлестнули Колби.

 Сплетясь телами и душами, они возносили друг друга все выше и выше.