Глава 9
По воскресным утрам большинство жителей Инносенса направлялись в какую-нибудь одну из его трех церквей. Методисты собирались в церкви Искупления Грехов – маленьком квадратном, похожем на короб, здании в центре города. В южном конце Инносенса была расположена Библейская церковь, где молились черные. А в двух кварталах от церкви Искупления располагалась лютеранская кирха Св. Троицы.
И во всех трех церквах в это воскресенье пастыри, склонив головы, помянули Эдду Лу Хэттингер. Были вознесены молитвы о помощи Мэвис Хэттингер, ее мужу – ни в одной из церквей Остина не назвали по имени – и их оставшимся детям.
На задней скамье церкви Искупления, бледная, потерянная от горя, молча плакала Мэвис Хэттингер. Трое из ее пяти детей были рядом. Верной, унаследовавший угрюмый вид и злобный характер отца, сидел подле своей жены Лоретты, которая тщетно пыталась утихомирить их едва начавшего ходить малыша. Рядом с матерью сидела молчаливая Русанна. Ей исполнилось восемнадцать, и она десять дней назад окончила среднюю школу. Русанна не плакала: он не любила Эдду Лу, хотя ей, конечно, грустно, что сестра умерла. Сидя в душной церкви, она думала только о том, как бы поскорее заработать денег и уехать навсегда из Инносенса.
Юному Саю было скучно и очень хотелось очутиться где-нибудь подальше от церкви. Сай стыдился своей семьи, но ему было всего четырнадцать, и пока он был с ней крепко связан. Ему очень не нравилось, что проповедник призывает всех жалеть их и молиться о них. В церкви было полно его ровесников, и он каждый раз краснел, когда кто-нибудь оборачивался и глазел на него через плечо.
Для Сая было большим облегчением, когда служба наконец кончилась. Когда надушенные леди потянулись цепочкой к матери, чтобы выразить соболезнование, он выскочил с другого конца скамьи и поспешил наружу, чтобы покурить, спрятавшись за магазином Ларссона.
«Все идет кувырком», – подумал Сай, затягиваясь одной из трех сигарет «Пэлл-Мэлл», которые свистнул у Вернона, и ослабил узел галстука. Сестра мертва, отец и старший брат в тюрьме. А мама только ломает руки и собирается обратиться в Службу социальной помощи в Гринвилле. Верной же все твердит, что надо кое-кому отомстить, а Лоретта соглашается с каждым его словом. Она вообще быстро научилась соглашаться: знает, что иначе синяк под глазом обеспечен.
«У Русанны побольше ума, чем у остальных», – решил Сай. Она бралась за любую работу, только бы скопить деньжат, и все время их пересчитывала. Сай знал, что она хранит сбережения в коробке с гигиеническими прокладками – уж туда отец точно никогда не сунет нос. А так как Сай от души желал ей поскорее покинуть Инносенс, то никому и не говорил об этой тайне.
Сай тоже всегда мечтал убраться отсюда и был уверен, что сделает это в тот самый момент, когда получит в руки аттестат об окончании средней школы. Жаль только, что шансов поступить в колледж у него никаких. У Сая был острый, жадный до знаний ум, и это обстоятельство он переживал довольно болезненно. Однако, будучи прагматиком, он принимал вещи такими, как они есть.
– Привет! – Джим Марч тоже украдкой скользнул за магазин. Это был высокий, компанейский темнокожий парнишка, в воскресном костюме, как и Сай. – Что поделываешь?
– Да вот, курю, а ты?
– Так, ничего.
Они давно и хорошо знали друг друга, и молчать им было легко.
– Чертовски здорово, что завязали со школой, – сказал после долгой паузы Джим.
– Ага. – Сай был слишком стеснителен, чтобы признаваться в своей любви к учебе. – Теперь впереди целое лето. – Саю оно казалось бесконечным.
– Работать собираешься? Сай пожал плечами:
– Да где же ее найти, работу?
Джим аккуратно свернул свой ярко-красный галстук и сунул его в карман.
– Мой папаша делает кое-что для этой мисс Уэверли. – Из вежливости Джим не упомянул, что его отец вставляет стекла, которые выбил отец Сая. – И будет заново красить весь дом. Я уже начал помогать.
– Ну, ты на этом разбогатеешь!
– А что? – Джим ухмыльнулся и принялся чертить ботинком узоры в пыли. – Я уже заработал два доллара.
– Ровно на два больше, чем имеется у меня.
Джим вытянул губы трубочкой и бросил на него лукавый взгляд.
Предполагалось, что они не могут и не должны дружить, но они все-таки дружили – потихоньку от всех.
– Я слышал, что Лонгстриты набирают народ на полевые работы.
Сай крякнул и передал Джиму недокуренную сигарету.
– Да мой папаша шкуру с меня спустит, если я только близко подойду к «Сладким Водам»!
– Да уж, наверное…
«Но отец в тюрьме, – припомнил Сай. – А если я буду работать, то, как Русанна, смогу начать копить».
– Ты точно знаешь, что они нанимают работников?
– Так я слышал. Кстати, мисс Делла продает сейчас свои пироги. Можешь у нее спросить. – Он улыбнулся. – У них там есть один, лимонный… Вдруг продаст за два доллара? Тогда можно бы слинять на Гусиный ручей, половить сомиков.
– Конечно, можно! – Сай взглянул на приятеля и тоже улыбнулся. Улыбка у него была на удивление кроткая и добродушная. – Я, так и быть, помогу тебе управиться с пирогом, не то тебя стошнит.
Пока мальчики вели переговоры о пироге, а женщины демонстрировали воскресные платья, Такер валялся на постели в блаженной полудреме.
Он любил воскресенья. В доме было тихо, как в могиле, потому что Делла уезжала в город, а все остальные не торопились вставать.
Услышав, как подъехала машина, Такер повернулся на другой бок. Движение причинило боль: все еще давали себя знать полученные ушибы.
Когда раздался стук в парадную дверь, он тихонько выругался и решил притвориться спящим, предоставив все хлопоты Джози или Дуэйну. Но комната Джози была на другой стороне дома, а Дуэйн, наверное, в таком же бессознательном состоянии, как вчера вечером, когда Такер приволок его домой с озера.
– Убирайтесь вы все к черту!
На счастье, стук прекратился, и он уютно зарылся головой в подушку, желая снова забыться в дремоте. Но прежде чем он успел порадоваться такой удаче, внизу, под окном, раздался голос Берка:
– Такер, выходи, я знаю, что ты дома. У меня есть к тебе разговор. Проклятье, Тэк, это же важно!
– Всегда все у тебя чертовски важно, – пробормотал Такер, вытаскивая себя из постели. И сразу же заболели все ушибленные места, ожили заботы и неприятности. Злой и голый, он распахнул двери террасы.
– Господи помилуй! – Берк вынул изо рта сигарету и долгим внимательным взглядом окинул его тело. Оно все было черно-сине-желтое. – Здорово же он тебя отделал, сынок.
– Неужели ты проделал столь длинный путь и разбудил меня только затем, чтобы сделать это потрясающее заявление?
– Выходи, и я объясню, зачем приехал. Только сначала оденься, иначе я арестую тебя за появление в непристойном виде.
– Слушаюсь, шериф.
Такер, спотыкаясь, поднялся в спальню, с сожалением посмотрел на смятые простыни, схватил подвернувшиеся под руку бумажные полосатые брюки и темные очки. По его мнению, без них нельзя было чувствовать себя полностью одетым.
– Даже чашки кофе выпить не успел, черт возьми! – проворчал он, выходя на порог.
Берк сидел в качалке. По тому, как блестели ботинки и топорщилась накрахмаленная рубашка, было ясно, что он явился прямо из конторы.
– Сожалею, что так рано поднял тебя. Ведь сейчас, наверное, только начало первого.
– Дай сигарету, ублюдок.
Берк с готовностью протянул сигарету и подождал, пока Такер не покончит с обычным ритуалом.
– Неужели ты действительно думаешь, что, укорачивая их, быстрее бросишь курить?
– Постепенно брошу.
Такер с наслаждением затянулся, почувствовал себя гораздо лучше и сел на ступеньки крыльца.
– Так что тебе от меня надо?
Берк, хмурясь, взглянул на пионы, которые Такер уже пытался как-то привести в порядок.
– Я видел сегодня этого доктора Рубинстайна. Он завтракал в «Болтай, но жуй» и махнул мне, чтобы я зашел.
– Гммм…
Эта информация заставила Такера тоже подумать о завтраке. Может, удастся упросить Деллу, чтобы она изжарила немного блинчиков?
– Он хотел кое-что мне сообщить – наверное, чтобы насолить Бернсу. Мне Бернс тоже не слишком нравится: очень уж официально держится и хозяйничает у меня в конторе, как у себя дома.
– Выражаю тебе свое сочувствие. А теперь мне можно пойти досыпать?
– Такер, это касается Эдды Лу.
Берк потеребил шерифскую повязку на рукаве. Он понимал, что нарушает профессиональный долг, сообщая Такеру какую бы то ни было информацию. Особенно если учесть, что агент из Бюро расследований все еще держит его на подозрении. Но некоторые обстоятельства, а главное – некоторые отношения заставляют порой нарушать закон.
– Ребенка не было, Тэк.
– А?
Берк вздохнул.
– Она не была беременна. Это выяснилось при вскрытии. Никакого ребенка не было. И я подумал, что ты имеешь право об этом знать.
Такер внимательно рассматривал кончик сигареты, дожидаясь, когда пульс придет в норму. Потом он сказал тихо и протяжно:
– Значит, она не была беременна…
Закрыв глаза, Такер медленно покачивался взад-вперед. Он теперь понимал, что чувствовал себя виноватым главным образом из-за ребенка. Но ребенка не было. Его никогда не существовало, и горечь неудержимо перерастала в ярость.
– Она мне соврала?
– Боюсь, что так.
– Значит, она стояла там, перед всеми теми людьми, и попросту врала?!
Чувствуя, что ничем не может помочь, Берк поднялся.
– Я подумал, что тебе надо знать. Было бы несправедливо, если.. Ну, одним словом, я решил тебе сказать об этом, чтобы ты знал, как оно есть на самом деле.
Благодарить за такую новость было вроде неудобно, поэтому Такер только кивнул и сидел с закрытыми глазами, пока Берк заводил мотор и потом ехал вниз по длинной, петляющей подъездной аллее. Внутри кипела черная нерассуждающая ярость. Она била в голову, он ощущал во рту ее скверный привкус. Хотелось все крушить, давить, рвать на клочки, смешивать с грязью!
Одним прыжком Такер вскочил на крыльцо и бросился наверх. В комнате он сорвал с кресла рубашку, на ходу сунув руки в рукава, схватил ключи от машины и доставил себе небольшое удовольствие, вдребезги разбив лампу.
– Тэк!
По коридору в красном шелковом халате шла Джози с опухшими после бурной ночи глазами.
– Тэк, я хочу кое-что тебе сказать.
От одного-единственного злобного взгляда, который он бросил на нее, прежде чем ринуться вниз, у Джози сразу пропал весь сон. Путаясь в полах халата, она помчалась за ним и догнала только у машины.
– Такер, что случилось?
Он изо всех сил сжал кулаки, пытаясь удержать на цепи зверя внутри себя.
– Держись от меня подальше!
– Но я просто хочу тебе помочь. Мы же одна семья… Джози хотела было отнять у него ключи от машины, но он толкнул ее и уселся за руль.
– Убирайся от меня к черту!
На глаза Джози навернулись слезы, – Но позволь же мне поговорить с тобой! Такер, прошлой ночью я была с доктором. Доктором из Бюро расследований. – И она закричала во всю мочь, потому что «Порше» оглушительно взревел:
– Эдда Лу не была беременна! Ребенка не было, Тэк! Это была ловушка, как я тебе и говорила!
Он резко повернулся, и взгляд у него был жесткий и острый, как нож.
– Знаю.
Из-под колес взметнулся гравий, и машина рванула вниз.
Когда Такер круто повернул, чтобы выехать на дорогу, ведущую в город, руль как-то странно задрожал у него под рукой, а тормозная педаль не встала на место. Но он был слишком разъярен, чтобы замечать подобные мелочи.
Он не знал, куда едет и что будет делать, но что-то он обязательно сейчас сделает. Прямо сейчас.
У поворота к Макнейрам Такер переключил скорость, но, повернув вправо руль, вдруг потерял управление. Машина летела стрелой. Он бешено выкрутил руль и изо всех сил нажал на тормоз, но с ужасом почувствовал, что это бесполезно.
Надев одну из бабушкиных шляп с большими полями, затеняющими лицо, Кэролайн атаковала заросли дикого винограда, увившего деревья у подъездной аллеи. Несмотря на томительную жару, она просто наслаждалась работой. Садовые ножницы были острые, как бритва, а деревянные ручки – гладкие от долгого использования. На руки она надела бабушкины садовые перчатки, защищавшие от волдырей и мозолей.
Эта простая работа и острый свежий запах зелени доставляли ей искреннюю радость. Вокруг раздавались птичьи голоса, она была одна и наслаждалась этим великолепным одиночеством.
Послышался рев автомобиля. И еще не успев взглянуть в сторону небольшого отрезка дороги, видневшейся с аллеи, она уже знала, что это Такер.
Машина летела стремглав. «В ближайшем будущем, – подумала Кэролайн, упершись рукой в бедро, – он превратит свой автомобиль в груду металлолома, а сам попадет в больницу». И если он направляется к ней, то она ему обязательно задаст. Да этот человек просто…
Ее мысль прервал пронзительный визг резины на мостовой. Кэролайн услышала крик, и, хотя в нем было больше ярости, чем страха, она уже бежала туда – еще до того, как послышались звон разбитого стекла и металлический лязг.
– Господи боже!
Она увидела поломанные кусты при въезде на аллею и красный «Порше», уткнувшийся, словно пьяница, в столб с ее почтовым ящиком. На дороге тысячей бриллиантов сверкали осколки стекла. Голова Такера неподвижно лежала на руле.
– О господи, господи! Такер!
Кэролайн бросилась к машине, легонько обеими руками дотронулась до его лица и громко вскрикнула, когда он дернулся, поднял голову и сказал:
– Черт возьми!
Она три раза прерывисто вздохнула:
– Ты идиот! Я уже думала, что ты погиб… И ты обязательно погибнешь, если будешь так ездить! Взрослый человек, а носишься по дорогам, как хиппующий подросток. Не понимаю, как ты можешь…
– Заткнись, Кэро.
В голове стучали молотки. Такер поднес к ней ладонь и ничуть не удивился, увидев кровь. С трудом он стал нашаривать ручку дверцы, тогда Кэролайн дернула ее и открыла сама.
– Не будь ты ранен, я бы сама тебя сейчас исколотила, – приговаривала она, помогая ему вылезти из машины.
– Я сейчас в таком настроении, что сам кого хочешь поколочу. В глазах у него потемнело, что его еще больше разозлило, и он был вынужден прислониться к неповрежденному заднему фендеру.
– Выключи радио, а? И возьми ключи. Кэролайн все еще не могла прийти в себя.
– Ты уничтожил мой почтовый ящик! И, наверное, надо спасибо сказать, что ты врезался в него, а не во встречный автомобиль.
– Завтра же у тебя будет новый.
– Как легко ты все старое заменяешь новым!
– О, да, я часто так поступаю – и во многих отношениях. «Сейчас моя дурацкая голова просто отвалится, – подумал он. – А ее будет заменить не так-то просто».
Кэролайн решительно обняла его за пояс и повела по аллее к дому. Такер чувствовал, как по виску стекает ручейком кровь.
Очертания дома поплыли перед глазами, и он испугался, что может потерять сознание.
– Подожди немного, Кэролайн.
В его голосе было нечто такое, что ей стало не по себе.
– Обопрись на меня как следует, – сказала она тихо. – Я сильнее, чем кажусь.
– Ты кажешься былинкой, которую может унести порыв ветра. Как странно: раньше мне никогда не нравились худые женщины…
– Очевидно, я должна расценивать это как комплимент?
– На самом деле не такая уж ты худая. Ты стройная женщина, Кэро, и тебе на меня наплевать… Только подожди, не набрасывайся на меня опять и не кричи.
Голос Такера звучал как-то бесцветно и монотонно, и Кэролайн поняла, что состояние у него почти обморочное. «В таком случае пусть уж лучше злится, – сказала она себе. – Если он сейчас упадет, я его не подниму».
– Разумеется, мне наплевать, если ты попадешь в аварию и разобьешься всмятку. Я бы только предпочла, чтобы это было подальше от моей аллеи.
– В следующий раз постараюсь. Детка, мне нужно сесть…
– Но мы почти дошли. Там ты сможешь посидеть. Она тащила его изо всех сил. Еще шаг, еще…
– Ох, никогда не любил властных женщин.
– Ну, значит, я в безопасности.
Они дотащились до крыльца, но Кэролайн подумала, что если он усядется здесь, то едва ли встанет, и поволокла его в дом.
– Ты же сказала, что я могу сесть.
– Я соврала.
Такер слабо, не без горечи рассмеялся:
– Женщины всегда врут.
– Вот теперь можешь сесть. – Она помогла ему опуститься на диван с простреленной подушкой, подняла на диван его ноги и сунула подушку под голову. – Пойду позвоню доктору Шей-су, а потом умою тебя.
Он хотел схватить ее за руку и промахнулся, но она все равно остановилась.
– Не надо никуда звонить. Я просто шишку себе набил, так бывало.
– У тебя может быть сотрясение мозга.
– И много чего другого. Но единственное, на что способен Шейс, это сделать укол, а я просто ненавижу шприц, понимаешь?
Она очень хорошо его понимала и поэтому заколебалась. Шишка, в конце концов, была не такой уж страшной.
– Ладно, промою тебе рану, а там посмотрим.
– Чудесно. А как насчет ведерка со льдом и немножко пива?
– Лед – да, пиво – нет. И лежи спокойно.
– Никогда мне женщины пива не дают! – тяжело вздохнул Такер. – Я здесь истекаю кровью, а она только издевается надо мной и ругается.
Он закрыл глаза и не открывал до тех пор, пока Кэролайн не приложила холодную примочку к ссадине на лбу.
– Послушай, а почему это на тебе такая безобразная шляпа?
– Она не безобразная.
Кэролайн почувствовала невольное облегчение, увидев, что рана неглубокая.
– Понимаешь, детка, ты ведь себя не видишь, а я на нее все время смотрю. Так что можешь мне поверить, что она безобразна.
– Прекрасно!
Она обиженно сорвала шляпу с головы и взяла пузырек с йодом из шкафчика, где помещалась ее аптечка. Такер испуганно взглянул на пузырек.
– Ой, не надо!
– Перестань, Такер. Стыдно.
Кэролайн решительно прижгла ранку йодом. Он взвыл и выругался.
– Боже мой! Могла бы хоть подуть на это место. Она так и сделала, и рука Такера мгновенно скользнула ей на бедро. Кэролайн нахмурилась и шлепнула его по руке.
– Это так ты сочувствуешь пострадавшему?
– Не двигайся, пока я тебя перевязываю. – Она взяла бинт и тампон. – А если опять будешь давать волю рукам, я поставлю тебе еще одну шишку, в два раза больше.
– Да, мэм.
Руки у нее были нежные и прохладные, как дождь. Если не считать того, что молот продолжал стучать по голове, Такер чувствовал себя уже значительно лучше.
– Есть еще какие-нибудь раны?
– Трудно сказать. Может, ты меня осмотришь? Не обращая внимания на его смешок, Кэролайн расстегнула ему рубашку.
– Надеюсь, это послужит тебе уроком… О господи, Такер! Он сразу же широко раскрыл глаза.
– Что там, где?
– Ты же весь иссиня-черный! Такер с облегчением вздохнул.
– Ну, это старые синяки. Это Остин.
– Да, но это же просто страшно! – От возмущения у нее задрожал голос, а глаза стали зелеными, как изумруды. – Его нужно держать под замком.
– Но он и сидит под замком, дорогая. Он крепко-накрепко заперт в окружной тюрьме. Его туда вчера отвез Карл. Слушай, сделай мне одолжение. Позвони Тэлботу Младшему. Надо его вызвать, чтобы он отбуксировал мою машину.
– Я позвоню. – Она встала и бросила на него строгий взгляд:
– Не вздумай заснуть. Если у тебя сотрясение, спать нельзя.
– Почему?
От усталости и пережитого стресса она ответила несколько резко:
– Не знаю, почему. Я не врач. Но об этом все говорят.
– Я не буду спать, если ты обещаешь, что опять придешь и будешь держать меня за руку. Кэролайн вздернула бровь:
– А если ты заснешь, я вызову доктора Шейса и попрошу захватить самую длинную иглу.
– Господи, какая ты злючка! – Но губы у него сами собой растянулись в улыбке, когда она пошла к выходу.
Не прошло и трех минут, как Кэролайн вернулась с кубиками льда. Он даже и задремать не успел.
– Тэлбот сказал, что приедет сразу же, как только освободится. Может быть, мне позвонить твоим домашним?
– Нет, пока не надо. Делла еще не успела приехать из города: у нее сегодня распродажа пирогов. А Джози все равно никуда не поедет, особенно если Дуэйн проснулся и страдает от своего обычного воскресного похмелья. Не думаю, чтобы они очень разволновались. В конце концов, это у нас семейное хобби – разбивать машины.
Кэролайн нахмурилась. Такер вдруг почувствовал, что безумно устал. И это была не приятная, сонливая, послеобеденная усталость. Он устал до мозга костей.
– Лучше бы вам переключиться на игру в крокет или вышивание. Куда ты, черт возьми, летел сломя голову?
– Сам не знаю. Какая разница – куда?
– Но это же абсурд – мчаться неизвестно куда со скоростью сто миль в час!
– По-моему, все-таки восемьдесят. У тебя склонность преувеличивать.
– Но ты же мог погибнуть!
– Знаешь, мне в тот момент так хотелось кого-нибудь убить, что уж лучше было бы погибнуть самому.
Кэролайн удивленно посмотрела на него и вдруг поняла, что он говорит серьезно.
– Что-нибудь случилось?
– Ребенка не было, – Такеру показалось, что собственные слова он слышит словно издалека.
– Извини, что?
– Она не была беременна. Она соврала мне. Она стояла, смотрела мне прямо в глаза и говорила, что беременна моим ребенком. А это была ложь!
Кэролайн не сразу поняла, что он говорит об Эдде Лу – той самой Эдде Лу, которую она нашла мертвой в пруду.
– Мне жаль это слышать, – пробормотала она и сложила руки на коленях, не зная, что еще сказать и стоит ли вообще что-нибудь говорить.
А он не знал, почему рассказывает об этом именно ей, но, начав, уже не мог остановиться:
– Все последние дни... меня это просто грызло! Она постоянно являлась ко мне – мертвая. Ведь когда-то она для меня кое-что значила. И я все думал об этом и о том, что часть меня умерла вместе с ней… Но ничего моего в Эдде Лу не было. Была только ложь, одна ложь.
– Но, возможно, она ошиблась. Она могла думать, что беременна…
Такер отрывисто рассмеялся:
– Да я не спал с ней уже почти два месяца! А женщины вроде Эдды Лу очень внимательно следят за всякими своими делами. Она знала. – Он на минутку закрыл глаза, снова открыл, и в них сверкнул яростный огонек. – Но почему я продолжаю сходить с ума, раз ребенка не оказалось? Она соврала, и, значит, никакой ребенок не погиб, и больше незачем терзать себя такими мыслями!
Кэролайн взяла его за руку и даже поднесла ее на мгновение к своей щеке. Она никогда не думала, что Такер может испытывать такие глубокие и тяжелые чувства, не знала, как это все для него мучительно.
– Иногда нам больнее переживать то, что могло быть, чем то, что есть на самом деле…
Он повернул руку ладонью вверх, и их пальцы сплелись. Ни у кого он не видел таких прекрасных и таких печальных глаз.
– Знаешь, мне вдруг показалось, что ты понимаешь, о чем я говорю.
Кэролайн улыбнулась и не убрала руки, когда он поцеловал косточки ее пальцев.
– Да, понимаю. – Но потом она все-таки освободила руку, чтобы это пожатие не затянулось чересчур.
– Наверное, мне стоит выйти посмотреть, не приехал ли Тэлбот.
Но Такеру не хотелось отпускать ее. Он с усилием привстал. Комната сразу закружилась вокруг него, но, сделав несколько оборотов, остановилась.
– Почему бы нам не пойти вместе? Если, конечно, ты дашь мне свою руку;
«Ну вот, он уже просит моей руки», – усмехнулась про себя Кэролайн.