Глава 10

 Джулия вползла в шикарную приемную Дрейка Моррисона ровно в десять утра, с трудом сдерживаясь, чтобы не морщиться от боли при каждом шаге.

 – Мистер Моррисон ждет вас, – произнесла секретарша вкрадчивым контральто. Если голос не вызывал бурных фантазий у посетителей-мужчин, то с этой задачей наверняка справлялся огромный бюст со сверкающим в ложбинке циркониевым кулоном. – Пожалуйста, посидите пару минут.

 Ни о чем другом Джулия и не мечтала. С долгим тихим вздохом она опустилась на один из диванов и притворилась, что поглощена последним номером «Премьер». Она чувствовала себя так, словно ее методично избивали бейсбольной битой.

 Фриц измывался над ней целый час и весь этот час смотрел на нее, как добрый дядюшка, подбадривал, льстил, а она даже не надеялась на пощаду.

 Вспомнив, что надо бы перевернуть страницу, Джулия взглянула на секретаршу. В профиль ее бюст казался еще внушительнее, но, как ни странно, ни один мужчина в приемной не исходил слюной.

 Джулия осторожно откинулась на спинку дивана и задумалась.

 Похоже, совместные страдания вызывают женщин на откровенность. Ева была дружелюбна и веселилась от души, особенно когда Джулия, забыв о достоинстве, разразилась потоком затейливых ругательств.

 И трудно, почти невозможно, сохранять профессиональную дистанцию, когда две голые измученные женщины плещутся под душем.

 Во время тренировки они много говорили. Не о людях, а так, обо всем. О садах, которые, как выяснилось, Ева обожает, о музыке, которую она предпочитает, о ее любимых городах. Это было мало похоже на интервью, и в конце концов Ева узнала о Джулии больше, чем Джулия о Еве.

 Очень осторожно она повернулась, мышцы пронзила боль, и, не сдержавшись, Джулия жалобно заскулила. Мужчины, сидевшие напротив, взглянули на нее поверх своих журналов и тут же вернулись к чтению. Чтобы отвлечься, Джулия стала размышлять о них. Часы показывали, что она ждет уже десять минут, но двойные белые двери с именем Дрейка на табличке были плотно закрыты. Что или кто задерживает Дрейка Моррисона?

 В кабинете, таком же ультрамодном, как и приемная, Дрейк вцепился дрожащими пальцами в сверкающий письменный стол. Его тело словно съежилось и казалось крохотным в огромном кожаном кресле.

 – Я лично пришел к тебе, – вкрадчиво говорил Дельрико, – потому что нас связывают почти родственные отношения. – Дрейк не смог выдавить ни слова и лишь кивнул. Дельрико с отвращением поджал губы. – Ты понимаешь, что могло бы случиться, если бы не эти отношения?

 Поскольку вопрос требовал ответа, Дрейк облизнул пересохшие губы.

 – Да.

 – Дружба может влиять на бизнес лишь до определенного предела, и мы достигли крайней точки. Вчера вечером тебе не повезло. Я могу посочувствовать, как друг другу, но, как бизнесмен, я должен думать о собственной выгоде. Ты, Дрейк, стоишь мне больших денег.

 – Я… я могу вернуть вам десять тысяч через две, может, через три недели.

 Скрывая выражение глаз длинными густыми ресницами, Дельрико вынул из кармана столбик мятных леденцов, отделил один пальцем и положил на язык.

 – Этого мало. Весь долг через неделю… Хотя, раз уж мы друзья, через десять дней.

 – Девяносто тысяч через десять дней? – Дрейк потянулся к хрустальному графину, но руки так тряслись, что он не смог налить себе воды. – Это невозможно.

 – Когда мужчина должен, он платит. Или принимает последствия. Мужчина, который не платит долги, вдруг становится неуклюжим… таким неуклюжим, что может прищемить пальцы дверью или порезать лицо во время бритья… Он может стать настолько рассеянным, что… перережет себе горло, или настолько отчаянным, что выбросится из окна. – Дельрико указал на окно за спиной Дрейка. – Вот такого, например.

 Дрейк с такой силой сглотнул комок в горле, что кадык вжался в узел галстука, а слова вырвались из горла, как воздух из проткнутой шины.

 – Мне необходимо больше времени.

 Дельрико вздохнул, словно разочарованный отец над плохим табелем сына.

 – Ты просишь меня об одолжении, а сам не выполнил мою просьбу.

 – Ева ничего мне не рассказывает. Вы же знаете, как она упряма.

 – Знаю.

 – Я пытался расспросить писательницу. – Дрейк увидел слабый свет в конце темного тоннеля и взбодрился. – Я занялся ею вплотную. Она сейчас в приемной.

 – И что? – Единственным признаком заинтересованности Дельрико были чуть приподнявшиеся брови.

 – Я ее раскусил, – затарахтел Дрейк. – Вы же знаете, эти одинокие деловые женщины так падки на ухаживания. Две недели, и она будет есть с моей руки. Я буду знать все, что Ева рассказывает ей.

 Дельрико задумчиво пригладил усы.

 – Ты умеешь обращаться с дамами. Как и я в молодости. – Дельрико поднялся, и Дрейк физически ощутил, как волна облегчения омывает его потное тело. – Три недели, дружок. Если принесешь полезную информацию, мы подумаем о долгосрочном кредите. И в доказательство моих добрых намерений – десять тысяч через неделю. Наличными.

 Когда двери кабинета распахнулись, Джулия увидела красивого мужчину лет шестидесяти. Двое громил, сидевшие в приемной, встали. Мужчина, вышедший из кабинета, слегка поклонился Джулии, взглядом давая понять, что сохранил способность восхищаться молодыми привлекательными женщинами.

 Его жест был таким вежливым, таким старомодным, что Джулия улыбнулась. Мужчина прошел мимо и покинул приемную в сопровождении двух молчаливых… телохранителей?

 Прошло еще пять минут, прежде чем секретарша ответила на внутренний звонок и провела Джулию в кабинет.

 Дрейк старательно пытался взять себя в руки. Он не посмел принять валиум, но успел броситься в прилегающую ванную комнату и вместе со рвотой почти избавиться от страха. Умывшись, прополоскав рот и пригладив волосы, он встретил Джулию голливудским рукопожатием и поцелуем в щеку.

 – Простите, что заставил ждать. Что вам предложить? Кофе? Перье? Сок?

 – Ничего, спасибо.

 – Располагайтесь поудобнее, и поболтаем. – Дрейк взглянул на часы, чтобы она не забывала: он очень занятой человек. – Как вы устроились у Евы?

 – Хорошо. Сегодня утром я встречалась с Фрицем.

 – Фриц? – Дрейк не сразу понял, затем усмехнулся. – О да, королева здоровья. Бедняжка.

 – Мне понравилась тренировка. И он, – холодно сказала Джулия.

 – Не сомневаюсь. А как продвигается книга?

 – Думаю, мы можем надеяться на успех.

 – О, это точно будет бестселлер. Ева расскажет потрясающую историю… надеюсь, память ее не подведет. Наша старушка – одна на миллионы.

 Джулия была абсолютно уверена, что Ева содрала бы с Дрейка шкуру, назови он ее старушкой в глаза.

 – Вы говорите как ее племянник или как рекламный агент?

 Дрейк хихикнул, погрузив пальцы в вазочку с засахаренным миндалем.

 – И то и другое. Без колебаний могу сказать, что как тетя Ева Бенедикт придает особый вкус моей жизни. А как клиент – добавляет остроты.

 Джулия отчетливо видела, что Дрейк трясется. Кто напугал его? Утонченный мужчина с седой шевелюрой и вежливыми манерами? Ну ладно. Не ее дело… если только оно не затрагивает Еву.

 – Может, начнете с рассказа о тете? К клиентке мы перейдем позже.

 Джулия вынула из портфеля диктофон, пристроила на колене блокнот, улыбнулась. Дрейк набирал горсть орешков в одну руку, затем по одному щелчком отправлял в рот, как пули. Интересно, он никогда не промахивается?

 – Итак, ваша мать – старшая сестра Евы?

 – Правильно. Жили-были три девочки Беренски:

 Ада, Бетти и Люсиль. К тому времени, как я родился, Бетти уже стала Евой Бенедикт, звездой, легендой. В Омахе она точно была легендой.

 – Она приезжала домой погостить?

 – На моей памяти только два раза. – Дрейк слизнул с пальцев сахар и придал своему лицу страдальческое выражение. Он готов был поклясться, что одинокая мать с маленьким сыном посочувствует ему. – Видите ли, мой отец бросил нас. Можете представить, как это сломило мою мать. Я тогда был слишком мал, просто спрашивал, почему папа не приходит домой.

 – Я понимаю. – Джулия искренне посочувствовала ему. – Вам наверняка было очень тяжело.

 – Очень больно. Иногда я думаю, что так и не оправился от удара. – На самом деле Дрейк не вспоминал об отце больше двадцати лет. Вынув из кармана платок с монограммой, он вытер пальцы. – Однажды отец вышел из дома и не вернулся. Много лет я винил в этом себя. Может, до сих пор виню. – Дрейк сделал паузу, словно пытаясь сохранить самообладание, и чуть повернул голову, демонстрируя Джулии профиль. Ничто – он был в этом уверен – не может пронять женщину быстрее, чем сопливая история, рассказанная мужественно. – Ева тут же приехала, хотя, если честно, она и моя мать никогда не находили общего языка. Ева была очень добра… по-деловому. Мать потом устроилась в универмаг на неполный рабочий день, но именно деньги Евы помогали нам сохранить приличную крышу над головой.

 Маленький спектакль не одурачил Джулию, но история заинтересовала.

 – Вы сказали, что они не находили общего языка. Что вы имели в виду?

 – Ну, я не знаю, что случилось, когда они были девочками. У меня создалось впечатление, что все три сестры сражались за внимание отца. Он часто бывал в отъезде. Что-то вроде коммивояжера. Из слов матери я понял, что они еле сводили концы с концами и Ева всегда была недовольна. Может, были и другие причины. Я видел их фотографии в юности. Думаю, нелегко было трем красивым женщинам жить в одном доме.

 Джулия моргнула и чуть не потеряла нить рассказа. Интересно, понимает ли Дрейк, как сильно он блестит? Золотой «Ролекс» с золотым браслетом, золотые запонки, гель для укладки волос.

 – Я… я… – Она поспешно взглянула на свои заметки, не подозревая, что Дрейк решил, будто ее рассеянность вызвана его неотразимой красотой. – Итак, Ева покинула родной дом.

 – Да. А моя мать вышла замуж. Я слышал, что мой отец был влюблен в Еву. Мать была не очень молода, когда вышла замуж, долгие годы не могла забеременеть. Может, все-таки хотите выпить? – спросил он, проходя к бару.

 – Нет. Но, пожалуйста, продолжайте.

 – Ну, в конце концов я оказался единственным и неповторимым. – Дрейк бросил в стакан кубики льда, залил их минеральной водой. Он предпочел бы коньяк, но чувствовал, что Джулия не одобрит спиртное до ленча. – Люсиль посвятила свою жизнь путешествиям, кажется, даже жила в коммуне… Очень в духе шестидесятых. Она погибла в железнодорожной катастрофе где-то в Бангладеш или на Борнео около десяти лет назад.

 Джулия отметила в блокноте, что о жизни и смерти своей второй тети Дрейк рассказал без всяких эмоций.

 – Как я понимаю, вы не были близки.

 – С тетей Люсиль? – Дрейк чуть было не расхохотался, но вовремя замаскировал смех кашлем. – Не думаю, что видел ее больше трех-четырех раз в жизни. – Он не стал добавлять, что Люсиль всегда привозила ему шикарную игрушку или красивую книжку. И что она умерла почти нищей. Никакого наследства для Дрейка – никаких теплых воспоминаний о Люсиль. – Она никогда не казалась мне реальной, если вы понимаете, о чем я говорю.

 Джулия немного смягчилась. Несправедливо считать человека черствым только за недостаток любви к тете, которую он практически не знал. Или за то, что он самодовольный павлин, считающий себя сексуально неотразимым.

 – Думаю, что понимаю. Вашу семью разбросало по свету. Вы помните свою первую встречу с Евой?

 Дрейк уселся на край стола, с удовольствием разглядывая ноги Джулии. Пожалуй, общение с ней не будет тяжким испытанием. Используя ее в своих интересах, он получит наслаждение… и постарается, чтобы ей тоже не на что было жаловаться.

 – Конечно, я помню, как она была красива. Но у Евы есть очень редкое качество. Врожденная чувственность, наверное. Даже ребенком я это ощущал, хотя и не понимал. Кажется, тогда она была замужем за Энтони Кинкейдом. Она прибыла с горами багажа. Ярко-красные ногти, ярко-красные губы, костюм наверняка от Диора и вечная сигарета между пальцами. Одним словом, она была великолепна.

 Дрейк сам удивился, насколько свежо было это воспоминание.

 – Я помню одну сцену перед самым ее отъездом. Ева курила и шагала взад-вперед по потрескавшемуся линолеуму, мать, злая, с покрасневшими глазами, сидела за кухонным столом.

 

 – Ради бога, Ада, ты набрала тридцать фунтов. Неудивительно, что Эдди сбежал с тощей официанткой.

 Ада поджала губы. Лицо цвета вчерашней овсянки стало совсем серым.

 – В моем доме не поминают господа нашего всуе.

 – Перестань ныть и возьми себя в руки.

 – Я осталась без мужа и без денег, а мне растить сына.

 Ева взмахнула сигаретой, и струя дыма молнией пронзила воздух.

 – Ты прекрасно понимаешь, что с деньгами проблем не будет. В мире полно одиноких женщин, и иногда это к лучшему. Выслушай меня, Ада. Мамы нет. Папы нет. Люсиль нет. Исчез даже этот ленивый грязнуля, за которого ты вышла замуж. Они не вернутся.

 – Не смей называть моего мужа…

 – О, заткнись. – Ева стукнула кулаком по столу с такой силой, что солонка и перечница подпрыгнули и перевернулись. – Он не стоит твоей защиты, и, клянусь богом, он не стоит твоих слез. Ты получила новый шанс, новый старт. Мы покончили с чертовыми пятидесятыми, Ада. В январе в Белом доме будет президент, не страдающий старческим слабоумием. В воздухе пахнет переменами. Неужели ты их не чувствуешь?

 – Не я выбирала католика в президенты. Национальный позор, вот что это такое. – Ада выпятила подбородок. – И в любом случае какое это имеет отношение ко мне?

 Ева закрыла глаза. Свежий ветер перемен никогда не прорвется сквозь горечь и озлобленность ее сестры.

 – Ада, возьми мальчика и приезжай ко мне в Калифорнию.

 – С чего вдруг?

 – Потому что мы сестры. Ты продашь этот чертов дом, переедешь в приличное место, найдешь приличную работу. У мальчика будет нормальная жизнь.

 – Такая, как твоя, – фыркнула Ада. Ее воспаленные глаза наполнились негодованием и завистью. – Снимаешься полуголой, и любой, у кого есть мелочь в кармане, может разглядывать тебя. Выходишь замуж и разводишься, когда взбредет в голову, и отдаешься всякому, кто тебе подмигнул. Большое спасибо. Я оставлю сына здесь. Он вырастет, как угодно богу.

 – Делай что хочешь, – устало сказала Ева. – Хотя не пойму, почему ты думаешь, что бог уготовил тебе судьбу озлобленной высушенной старухи. Тебе нет еще и сорока. Я буду посылать тебе деньги для мальчика. Используй их по своему усмотрению.

 

 – Конечно, мать брала деньги, – продолжал Дрейк. – Разглагольствовала о грехе, безбожии и тому подобном, но помощь принимала. – Он пожал плечами. – Насколько я знаю, Ева до сих пор каждый месяц посылает ей деньги.

 Джулию беспокоило то, что она не чувствует ни тени благодарности со стороны Дрейка. Понимает ли он сам, насколько он сын своей матери?

 – Если вы так мало контактировали с Евой в детстве, как случилось, что вы стали работать на нее?

 – Окончив школу, я попутками добрался до Лос-Анджелеса с тридцатью семью долларами в кармане. – Дрейк ухмыльнулся, и впервые Джулия различила отблеск обаяния его тети. – Потребовалась неделя, чтобы связаться с Евой. Она перехватила меня в Восточном Лос-Анджелесе. Вошла в грязную мексиканскую забегаловку в сногсшибательном платье и в туфлях на высоченных каблуках. Она поманила меня пальцем, развернулась и вышла. Я пулей вылетел за ней. По дороге она не задала мне ни единого вопроса, а когда мы приехали в ее дом, велела принять ванну и сбрить еле пробивающуюся бороденку. А Треверс накормила меня лучшей едой за всю мою жизнь.

 Что-то шевельнулось в нем при этом воспоминании… нежность, которую он похоронил под честолюбием и алчностью.

 – А ваша мать?

 Нежность тут же испарилась.

 – Ева разобралась с ней. Я никогда не спрашивал как. Сначала она приставила меня к садовнику, потом отправила в колледж. После колледжа я прошел выучку у Кеннета Стокли, ее тогдашнего секретаря. Нина появилась как раз перед тем, как Ева и Кеннет расстались. Когда Ева решила, что у меня большой потенциал, она сделала меня своим пресс-агентом.

 – У Евы очень мало родственников, – заметила Джулия. – Но она предана им и щедра.

 – Да, по-своему. Но родственник ты или служащий, все ходят у нее по струнке. – Дрейк вспомнил о необходимости маскировать недовольство. – Ева Бенедикт – самая щедрая женщина из всех, кого я знаю. У нее бывали тяжелые времена, но она добилась успеха. И вдохновляет своим примером окружающих. Короче, я ею восхищаюсь.

 – Вам не кажется, что вы заменяете ей сына? Его зубы сверкнули в самодовольной улыбке.

 – Именно так.

 – А Пол Уинтроп? Как бы вы охарактеризовали его отношения с Евой?

 – Пол? – Брови Дрейка сошлись на переносице. – Здесь нет кровного родства, хотя она его любит. Можете считать Пола частью ее свиты, одним из тех красивых молодых мужчин, которыми Ева любит окружать себя.

 Не только полное отсутствие благодарности, подумала Джулия, но и недоброжелательность.

 – Странно. По-моему, Пол Уинтроп ни от кого не зависит.

 – Безусловно, у него есть своя жизнь, своя карьера, успешная карьера… но стоит Еве щелкнуть пальчиками, можете поставить последний доллар на то, что Пол начнет прыгать на одной ножке. Я часто задаю себе вопрос… строго конфиденциально?

 Джулия выключила диктофон.

 – Конечно.

 – Ну, я часто думаю, не состояли ли они в более близких отношениях.

 Джулия окаменела. Не просто недоброжелательность. Черная зависть и злоба.

 – Она более чем на тридцать лет старше его.

 – Разница в возрасте никогда не останавливала Еву. Что касается Уинтропа, он унаследовал от отца слабость к прекрасному полу, но не привычку жениться.

 Находя тему омерзительной, Джулия закрыла блокнот. На данный момент она узнала от Дрейка Моррисона все, что хотела.

 – Я уверена, Ева расскажет мне, если решит включить их отношения в книгу.

 Дрейк попытался пролезть в приоткрывшуюся щелку.

 – Она рассказывает вам такие интимные подробности? Ева, которую знаю я, все держит в себе.

 – Это ее книга. Вряд ли стоило начинать дело, желая скрыть правду. Надеюсь еще поговорить с вами.

 Джулия протянула руку и постаралась не морщиться, когда Дрейк поднес ее к губам.

 – Только назовите время и место. Почему бы нам не поужинать вместе? – Он не отпускал ее руку, легко поглаживая суставы пальцев. – Я уверен, что мы найдем о чем поговорить, кроме Евы.

 – Простите. Книга занимает почти все мое время.

 – Неужели вы работаете каждый вечер? Вы могли бы заглянуть ко мне неофициально. У меня есть много вырезок и старых фотографий, которые были бы вам полезны.

 Вариация избитого приглашения «посмотреть гравюры», пожалуй, не слишком изобретательна.

 – Вечера я стараюсь проводить с сыном… но с удовольствием посмотрю вырезки, если вы их пришлете мне.

 Дрейк сдавленно хохотнул.

 – Очевидно, мои намеки были слишком тонкими. Я хочу снова увидеть вас, Джулия. По личным мотивам.

 – Не слишком тонкими. Просто я в этом не заинтересована.

 Дрейк опустил одну руку на ее плечо, другую прижал к сердцу.

 – Вы сразили меня наповал.

 Ему удалось рассмешить ее и пристыдить.

 – Простите, Дрейк, я должна была сказать, что польщена вашим приглашением, но момент выбран неудачно. Книга, Брэндон. У меня нет времени на развлечения.

 – Так немного лучше. – Не снимая руки с ее плеча, Дрейк проводил ее к двери. – Попробуем по-другому. Вероятно, я лучше всех других пригодился бы для этого проекта. Почему бы вам не показать мне ваши записки, черновики? Я смог бы заполнить некоторые пробелы, предложить несколько имен, оживить воспоминания Евы. А пока я буду это делать… – Его взгляд медленно скользнул по ее лицу. – Мы могли бы получше узнать друг друга.

 – Очень щедрое предложение. Если у меня возникнут затруднения, возможно, я обращусь к вам, но, поскольку это история Евы, придется согласовать все с ней. Благодарю вас, Дрейк. Поверьте, я позвоню, если мне что-то от вас понадобится.

 Проходя через приемную, Джулия улыбалась про себя. Можно не сомневаться, что-то уже затевается. И Дрейк Моррисон находится в самом центре заварухи.