Глава 12

 Майкл Дельрико выращивал орхидеи в огромной оранжерее, соединенной с его крепостью на Лонг-Бич широким застекленным переходом. Он очень серьезно относился к своему хобби. Состоял в местном садовом клубе, поддерживая его не только деньгами, но и содержательными лекциями по выращиванию семейства орхидных. Одним из его величайших достижений был гибрид, который он назвал Мадонной.

 Очень дорогое хобби, но Майкл Дельрико был богатым человеком. С легальной части своего бизнеса он платил налоги… гораздо больше, чем многие ему подобные. Дельрико уважал государственный институт налоговой инспекции и не имел с ним никаких проблем.

 В интересы корпорации «Дельрико энтерпрайсиз» входили недвижимость, перевозки и поставки различных товаров, проституция, азартные игры, электроника и… взлом компьютерных сетей. Дельрико был владельцем нескольких винных складов, клубов, магазинов дорогой одежды и даже половины боксера-тяжеловеса. В семидесятых, смирившись с наркотиками, как с плачевной приметой времени, Дельрико занялся наркобизнесом, ставшим самым прибыльным из всех его начинаний.

 Он был любящим мужем и не афишировал свои внебрачные связи. Он редко совершал ошибки, а совершая, всегда признавал их. Одной из его самых серьезных ошибок была Ева Бенедикт. Влюбившись в нее, он потерял голову… и даже через пятнадцать лет после их короткого романа воспоминания об обладании ею возбуждали его.

 Сейчас, нянчась со своими орхидеями, Дельрико ждал племянника Евы. Несмотря на недостатки парня, он неплохо к нему относился и даже разрешал некоторое время встречаться с одной из своих дочерей, но, конечно, не позволил бы ничего серьезного. Гибриды хороши лишь в садоводстве… не в потомстве.

 Майкл Дельрико свято верил в то, что свое тянется к своему, и именно поэтому так и не простил себя за увлечение Евой. И не простил Еву за то, что она словно загипнотизировала его.

 – Крестный.

 Дельрико выпрямился. Юный Джозеф, сын одной из кузин его жены, красивый крепкий парень, появился в дверях оранжереи. Вымуштрованный ближайшим помощником Майкла, Джозеф вошел в семейный бизнес пять лет назад. Он был не слишком умен, но предан. Сила и не должна быть умной, просто легко направляемой.

 – Да, Джозеф.

 – Моррисон здесь.

 – Хорошо, хорошо. Приведи его сюда и оставайся поблизости. Дрейку может понадобиться стимуляция.

 

 Дрейк сидел в удобном кресле в просторной гостиной и барабанил пальцами по коленям. Когда ритм переставал успокаивать его, он хрустел суставами. У его ног стоял «дипломат» с семью тысячами долларов. Не хватало трех тысяч, и Дрейк проклинал себя за это. После продажи безделушек Евы у него было пятнадцать тысяч, то есть было до того, как он отправился на ипподром.

 Дрейк был абсолютно уверен, что сможет превратить пятнадцать тысяч в тридцать, даже сорок. Он так сосредоточенно изучал программу скачек, так осмотрительно рассчитывал свои ставки. Дома его ждали бутылка «Дом Периньон» и шикарная брюнетка…

 И он потерял половину своих денег.

 Ничего, все обойдется. Кроме семи тысяч, он принес три скопированные пленки.

 Это было так легко, вспомнил Дрейк. Ева и не хватится своих безделушек. Старушка заглядывает в гостевой дом не больше двух раз в году. И у нее столько барахла. Она наверняка и не помнит, что где хранится. А какой он умный, что захватил несколько чистых кассет. Он уже скопировал три, когда услышал, как кто-то вошел через черный ход.

 Он успел спрятаться в стенном шкафу и следил, как новый персонаж перекладывает кассеты, слушает их. Дрейк самодовольно улыбнулся. Лишняя страховка никогда не помешает.

 – Вас ждут, – прервал его воспоминания Джозеф. Дрейк следовал за громилой, раздуваясь от сознания собственного превосходства. Умный человек всегда может перехитрить тупицу. Головорезы. Старик окружил себя головорезами. Ватные мозги и огромные тела в итальянских костюмах, маскирующих плечевую кобуру.

 О боже, они идут в оранжерею, понял Дрейк и закатил глаза. Он ненавидел эту влажную жару, рассеянный свет и цветущие джунгли, к которым должен был проявлять интерес, но, зная ритуал, нацепил налицо улыбку.

 – Надеюсь, я вам не помешал.

 – Вовсе нет. – Дельрико проверил землю большим пальцем. – Ухаживаю за моими дамами. Рад видеть тебя, Дрейк. – Он кивнул Джозефу, и тот словно растворился в душном воздухе. – Доволен твоей точностью. Что ты принес?

 Дрейк гордо положил «дипломат» на рабочий стол и, открыв его, отступил.

 – Здесь немного не хватает. – Дрейк улыбнулся, как маленький мальчик, признающийся в безрассудной растрате карманных денег. – Думаю, что пленки возместят разницу.

 – Думаешь? – Дельрико отошел к одной из своих самых любимых орхидей, не потрудившись пересчитать деньги. – И сколько не хватает?

 – Я принес семь тысяч. – Дрейк вспотел, но сказал себе, что виновата повышенная влажность – Значит, по-твоему, каждая пленка стоит тысячу долларов?

 – Я… я… Было очень трудно скопировать их. Рискованно. Но, зная, как вы заинтересованы…

 – Заинтересован, да. – Дельрико не спеша переходил от растения к растению. – Итак, за несколько недель мисс Саммерс записала только три пленки?

 – Ну, нет. Это все, что я сумел скопировать.

 – И сколько там еще?

 – Я не уверен. Может, шесть или семь. – Дрейк ослабил узел галстука, облизнул пересохшие губы и решил, что пора переходить к импровизации:

 – У нее такой плотный график, мы не успели провести много времени вместе, но…

 – Шесть или семь, – прервал Дельрико. – Однако ты приносишь мне всего три и неполный долг. – Его голос смягчился. Плохой признак. – Я разочарован, Дрейк.

 – Копировать пленки опасно. Меня чуть не поймали.

 – Это не моя проблема. – Дельрико вздохнул. – Я высоко ценю твою инициативность, однако требую остальные пленки.

 – Вы хотите, чтобы я вернулся и снова влез туда?

 – Я хочу пленки, Дрейк. Способ их получения меня не касается.

 – Но я не могу. Если меня поймают, Ева сдерет с меня шкуру.

 – Постарайся, чтобы не поймали. И постарайся больше не разочаровывать меня. Джозеф! – Внушительная фигура Джозефа заполнила дверной проем. – Джозеф проводит тебя, Дрейк. Мы скоро увидимся, не так ли?

 Дрейк только кивнул и с облегчением вышел в прохладный переход. Дельрико поманил Джозефа в оранжерею.

 – Маленький урок. Не трогай его лицо, оно мне нравится.

 Самоуверенность Дрейка возвращалась с каждым его шагом. Старик оказался слабаком. Может, даже простит ему остаток долга, если удастся быстренько достать пленки…

 – Какого черта!.. – изумленно воскликнул Дрейк, когда Джозеф схватил его за предплечье и сдернул с дорожки в грушевую рощу.

 Это все, что он успел сказать. Кулак размером с шар для боулинга вонзился в его живот. Дрейк согнулся пополам, и воздух со свистом вылетел из груди, угрожая потянуть за собой завтрак.

 Избиение было бесстрастным, методичным и очень эффективным. Одной рукой Джозеф поддерживал Дрейка в вертикальном положении, другой наносил удар за ударом по жизненно важным органам. Не менее двух минут тишину нарушали лишь хрюканье Дрейка и глухие удары кулака. Затем Джозеф просто разжал пальцы, и Дрейк свалился на землю. Понимая, что слова не требуются, Джозеф молча удалился.

 Горячие слезы катились по лицу Дрейка. Он даже не представлял, что бывает такая боль, пронзающая все тело до самых кончиков пальцев. Его вырвало под цветущими грушевыми деревьями, и только страх, что кто-нибудь вернется продолжить избиение, заставил его подняться и на заплетающихся ногах добраться до машины.

 

 Пол никогда не думал, что столь естественная обязанность, как отцовство, такой изнурительный труд. Он играл временного папочку всего один вечер, но половину этого вечера чувствовал себя так, словно проскакал бостонский марафон на одной ноге.

 – Можно…

 Пол не дал Дастину закончить:

 – Парень, ты лопнешь, если съешь еще хоть крошку. Дастин с шумом втянул через соломинку чуть не половину большого стакана коки и ухмыльнулся:

 – А попкорн?

 Единственное, что они упустили. У парней железные желудки. Пол взглянул на Брэндона, изучавшего автографы баскетболистов на козырьке фирменной кепки. Мальчик поднял глаза, покраснел и улыбнулся.

 – Это лучший вечер в моей жизни. – Он сказал это с простотой и уверенностью, свойственной мужчинам очень недолго и только в детстве.

 Последнюю половину игры счет колебался в пользу то одной, то другой команды, вызывая бурные всплески эмоций и у зрителей, и у игроков. Неудачный бросок, перехват мяча под кольцом, переросший в драку… удаление.

 – Он его толкнул! – завопил Брэндон, вскакивая и рассыпая попкорн. – Удалили не того парня! Вы видели?

 Пол не видел, поскольку наслаждался реакцией Брэндона и не смотрел на площадку. Мальчишка, подпрыгивая, махал флажком, как топором. На лице сверкала испарина праведного гнева.

 – Дерьмо! – в сердцах выпалил Брэндон и виновато покосился на Пола.

 – Эй, не жди, что я вымою тебе рот с мылом. Я сам не смог бы сказать лучше.

 Наблюдая за штрафным броском, Брэндон праздновал маленькую личную победу: к нему отнеслись как к мужчине. Как здорово, что мамы нет рядом.

 

 Магнитные записи и черновые наброски унесли Джулию в послевоенные сороковые, когда Голливуд сверкал своими самыми яркими звездами, а Ева мчалась по его небосводу как ослепительная комета. Или – как заявила Шарлотта Миллер, а у нее были на то причины – безжалостная амбициозная пиранья, с наслаждением пожирающая конкурентов.

 Шарлотта и Ева часто сражались за одни и те же роли, за одних и тех же мужчин. Дважды их одновременно выдвигали на «Оскар».

 Лишь одному режиссеру хватило мужества занять их в одном фильме. Пресса с ликованием описывала ссоры из-за крупных планов, парикмахеров и даже из-за глубины декольте… Фильм имел грандиозный успех, правда, в Голливуде шутили, что отважный режиссер с тех пор не вылезает из больниц. И конечно, актрисы никогда не разговаривали друг с другом, только друг о друге.

 Интересно, подумала Джулия. Тем более интересно, что Шарлотте пришлось признать: как актриса, Ева безупречна. А еще интереснее то, что у Шарлотты Миллер был короткий роман с Чарли Греем.

 Чтобы освежить память, Джулия решила еще раз прослушать эту часть записи.

 – Чарли был восхитительным мужчиной, умным, веселым. – Звонкий отрывистый голос Шарлотты смягчился, когда она заговорила о Грее. – И талантливым актером, хотя и не оцененным по достоинству. Ему просто не хватало напористости и внушительности, необходимых для главных героев. И конечно, он растратил себя на Еву.

 На пленке раздался пронзительный лай, и Джулия улыбнулась, вспомнив, как Шарлотта, воркуя и кудахтая, кормила черной икрой из хрустальной вазочки трех капризных шпицев, похожих на тявкающие меховые шарики.

 – Детки, мои милые детки. Не жадничай, Лулу. Дай поесть своим сестричкам. Моя милая доченька! Такая хорошая девочка! Так на чем я остановилась?

 – Вы рассказывали о Чарли и Еве. – Джулия услышала в своем голосе на пленке сдавленный смех. К счастью, Шарлотта ничего не заметила.

 – Да, конечно. Ну, он совсем потерял из-за нее голову. Бедняжка Чарли плохо разбирался в женщинах, а Ева была беспринципна. Она использовала его, чтобы получить первые пробы, а потом держала на коротком поводке, пока не ухватила роль в «Отчаянии» с Майклом Торрентом. Если помните, она играла там шлюху. Абсолютно точное попадание. – Шарлотта презрительно фыркнула, скармливая жадным собачонкам кусочки нежнейшего лосося. – Связь Евы с Торрентом разбила Чарли сердце.

 – Не тогда ли с Греем стали связывать ваше имя?

 – Мы были друзьями, – чопорно проговорила Шарлотта. – Я сопровождала его на приемы, помогая сохранить лицо. Я не говорю, что Чарли не был влюблен в меня, но боюсь, он считал меня и Еву похожими. Чего никогда не было и нет. Я развлекала его. Утешала. У него начались финансовые проблемы с одной из бывших жен. Видите ли, там был ребенок, и бывшая жена заставляла Чарли платить, чтобы ребенок рос в роскоши. Чарли, добрая душа, платил.

 – Вы знаете, что случилось с ребенком?

 – Нет, не припомню. В общем, я делала для Чарли все, что могла, но, когда Ева вышла замуж за Майкла, Чарли этого не вынес. – Шарлотта вздохнула. – И даже своей смертью он подхлестнул карьеру Евы. Его самоубийство создало легенду: Ева – женщина, ради которой мужчины убивают себя!

 Легенда. Тайна. Звезда. Однако книга вовсе не об этом. Джулия взяла авторучку и нацарапала на чистом листе блокнота:

 "ЕВА, ЖЕНЩИНА».

 Вот он, мой заголовок, поняла Джулия, включая компьютер, и скоро полностью погрузилась в историю, у которой еще не было конца. Где-то через час она одной рукой потянулась к стакану с пепси, другой открыла ящик и вынула черновик, чтобы сверить кое-какие детали… Бумажный квадратик спланировал на ее колени. Злобно оскалились большие печатные буквы:

 "ЛУЧШЕ НЕ РИСКОВАТЬ, ЧЕМ ПОТОМ СОЖАЛЕТЬ».

 Как ни старалась, Джулия не могла вырваться из когтей парализующего страха. Смешные… нелепые записки. Банальные изречения… Чье-то дурацкое чувство юмора.

 Но чье?

 Она ведь пролистывала черновик после вторжения?

 Джулия закрыла глаза, поднесла прохладный стакан к щеке. Не хотелось… невыносимо было думать, что вор вернулся после того, как она стала запирать двери и окна, покидая дом.

 Может быть, она просто не нашла записку тогда? И к лучшему. Отсутствие реакции наверняка обескуражило автора.

 Тишина дома и темнота за окнами стали невыносимыми. Джулия бросилась наверх, натянула купальник, накинула на плечи халат, схватила полотенце и побежала к бассейну.

 Скинув халат, она сделала глубокий вдох и нырнула, представляя, как напряжение покидает ее и превращается в такую же иллюзорную субстанцию, как пар, клубящийся над подогретой водой…

 Пятнадцать минут спустя Джулия выпрямилась в мелком конце бассейна. От холодного воздуха тело покрылось гусиной кожей, но она чувствовала себя великолепно. Тихо посмеиваясь, она стала подтягиваться на бортик, и тут ей на голову обрушилось полотенце.

 – Высушитесь, – проговорила Ева, устроившаяся за столиком с бутылкой шампанского и двумя бокалами. – И выпьем.

 Джулия стала машинально вытирать волосы.

 – Я не слышала, как вы подошли.

 – Вы были слишком заняты. Пытались побить олимпийский рекорд. – Ева с наслаждением вдохнула аромат белой герани, которую сорвала по пути к бассейну. – Так расскажите, что привело вас сюда.

 Джулия вспомнила об анонимке, но решила не портить настроение ни себе, ни Еве. И если честно, не только записка выгнала ее из дома… Одиночество. Давящая тишина пустого дома.

 – Брэндон уехал развлекаться, а в доме было так тихо!

 Евы улыбнулась:

 – Я знаю. Встретилась вчера с вашим сыном на корте. У него отличная подача.

 – Вы… вы играли в теннис с Брэндоном?

 – О, совершенно случайно. И с Брэндоном гораздо веселее, чем с машиной, которая стреляет в меня мячиками, как ворсистыми пушечными ядрами. Вам не о чем беспокоиться. Пол способен на безрассудства, но он не позволит мальчику напиться или подцепить женщину.

 Джулия посмеялась бы, если бы удар был менее точным. Неужели она настолько прозрачна?

 – Я не привыкла к его отсутствию по вечерам. То есть Брэндон иногда ночует у друзей, но…

 – Вы не привыкли отпускать его с мужчиной. Вас очень сильно обидели?

 Джулия вздрогнула и распрямила плечи.

 – Нет.

 Ева только изогнула брови.

 – Когда женщина лжет столько, сколько я, она легко распознает чужую ложь. Вы не считаете притворство разрушительным?

 – Я считаю забвение созидательным.

 – Если бы вы могли забыть. Но вы каждый день видите перед собой живое напоминание.

 Выигрывая время, Джулия подлила шампанского в бокалы.

 – Брэндон не напоминает мне о его отце.

 – Чудесный ребенок. Я вам завидую. Раздражение Джулии мгновенно растаяло.

 – А знаете, я вам верю.

 – Сейчас я не лгу. Я действительно завидую вам. – Ева быстро поднялась и стала раздеваться, небрежно сбрасывая изумрудный шелк. – Я немного поплаваю. – Обнаженная, молочно-белая в свете звезд, она раздавила сигарету в пепельнице. – Будьте добры, Джулия, принесите мне халат из раздевалки.

 Когда Ева вышла из воды, Джулия уже протягивала ей темно-синий велюровый халат и полотенце.

 – Господи, что может быть лучше, чем купаться голой под звездами?! Только одно – купаться голой под звездами с мужчиной.

 – Простите, не мне об этом судить.

 С долгим довольным вздохом, чувствуя себя освеженной и полной энергии, Ева опустилась на стул, подняла свой бокал.

 – За мужчин! Поверьте мне, Джулия, некоторые из них почти заслуживают этого.

 – Не буду спорить.

 – Почему вы никогда так и не назвали имя отца Брэндона?

 Внезапное нападение не рассердило Джулию, возможно, потому, что она слишком устала.

 – Не для того, чтобы защитить его. Он не стоил ни преданности, ни защиты. Я защищала своих родителей.

 – А вы их очень любили.

 – Достаточно, чтобы избавить от лишних неприятностей. Хватало и того, что их семнадцатилетняя дочь забеременела. Наверное, я так до конца и не поняла, что они чувствовали. Они никогда не упрекали, не судили, не обвиняли меня… думаю, они винили себя. Когда они спрашивали, кто отец, я не могла сказать им, потому что их душевные раны стали бы лишь глубже.

 – И вам не с кем было поговорить.

 – Да.

 – Джулия, сейчас вы не сможете причинить вред вашим родителям. Если есть на земле кто-то, кто не станет судить другую женщину, то это я.

 Джулия не ожидала, что предложение Евы подтолкнет ее излить душу, но, видимо, слишком долго она сдерживалась, или слились воедино правильные момент, время и слушательница.

 – Он был адвокатом, что совсем неудивительно. Мой отец принял его в фирму, как только он сдал экзамены в адвокатуру. Папа считал, что из Линкольна получится необыкновенный специалист по уголовному праву. И хотя мой отец никогда не говорил об этом, думаю, подсознательно он всегда хотел иметь сына… талантливого сына, который бы с честью нес имя Саммерсов.

 – И Линкольн прекрасно вписывался в этот образ?

 – Прекрасно. Папа гордился своим протеже, честолюбивым, полным сил и энергии.

 – А вы… вы увлеклись честолюбием или идеализмом?

 После недолгого раздумья Джулия улыбнулась.

 – Я просто увлеклась. В выпускном классе я помогала отцу с канцелярской работой. Вечерами, по субботам. После развода родителей я очень скучала по нему, а это давало возможность больше времени проводить с ним. Но я стала проводить время с Линкольном. Он был очень красивый… элегантный. Высокий и белокурый, с легкой печалью в глазах.

 Джулия с изумлением осознала, что смеется. Странно, она только сейчас поняла, что казавшееся трагическим со временем может обернуться более светлой стороной. Ева подхватила ее смех.

 – Ничто не соблазняет женщину быстрее, чем легкая печаль в глазах.

 – А самое волнующее – он был старше. На четырнадцать лет старше.

 Ева широко раскрыла глаза и тихо вздохнула:

 – Боже мой, Джулия, вам должно быть стыдно: вы соблазнили беднягу. Семнадцатилетняя девушка – смертельное оружие.

 – И я пристрелю первую же, которая начнет рыскать вокруг Брэндона. Но… я влюбилась. А он был женат. Конечно, его брак к тому времени распался.

 – Конечно, – сухо сказала Ева.

 – Линкольн попросил меня помогать ему. Отец поручил ему первое по-настоящему важное дело, и он хотел как следует подготовиться. И начались все эти многозначительные взгляды над холодной пиццей и юридическими справочниками. Нечаянные прикосновения. Тихие долгие вздохи.

 – Господи, я распаляюсь. – Ева подперла кулачком подбородок. – Не останавливайтесь.

 – Он поцеловал меня прямо над делом «Штат против Уилрайта».

 – Романтический идиот!

 – А потом взял за руку и повел к дивану… большому кожаному дивану… бордовому. Я лепетала, что люблю его, а он говорил, как я красива. И только позже я поняла разницу. Я любила его, а он считал меня красивой. Но дело было сделано. – Джулия отпила шампанского, пожала плечами. – Подобное случается сплошь и рядом и по менее благородным мотивам.

 – И обычно страдает тот, кто любит.

 – Ему тоже досталось. – Джулия не возразила, когда Ева снова наполнила бокалы. Как чудесно сидеть в темноте, пить чуть больше, чем следовало бы, и разговаривать с чуткой женщиной. – Мы были любовниками неделю. На том большом безобразном диване. Неделя – это так мало по сравнению с целой жизнью. Потом он сказал мне – очень нежно, очень честно, – что он и его жена решили сделать еще одну попытку спасти свой брак. Я закатила истерику. Напугала его до смерти.

 – Умница.

 – Мне это помогло, но ненадолго. Следующую неделю его не было в офисе, он выступал в суде. Естественно, выиграл дело и начал свою выдающуюся карьеру, а мой отец ходил вокруг него, как гордый папаша. Итак, когда я обнаружила, что беременна, я не пошла ни к отцу, ни к матери. Я пошла к Линкольну, который уже счастливо жил с женой.

 Сердце Евы дрогнуло, но она сумела сохранить беспечный тон.

 – Наш мальчик не терял времени зря.

 – Да, не терял. Он предложил оплатить аборт или устроить усыновление. Ему даже в голову не пришло, что я оставлю ребенка. Если честно, мне это тоже не сразу пришло в голову. И пока он очень компетентно обсуждал нашу маленькую щекотливую проблему, я поняла, что никогда не любила его. А когда я наконец решила оставить ребенка и рассказала родителям о беременности, он долгие месяцы потел от страха, что я ткну пальчиком в виновника. Почти достаточное наказание для мужчины, соблазнившего невинную влюбленную девушку.

 – Далеко не достаточное. Но у вас есть Брэндон. Думаю, это и есть высшая справедливость.

 Джулия улыбнулась. Да. Она не ошиблась в выборе времени, места и наперсницы.

 – Знаете, Ева, я, пожалуй, тоже искупаюсь голышом.

 Только когда Джулия сняла купальник и прыгнула в воду, Ева дала волю слезам, но смахнула их прежде, чем кто-либо успел заметить их в лунном свете.

 

 Высушившись и согревшись, Джулия смотрела по телевизору последние новости. Дом был все так же пуст, но это уже не мучило ее. Спокойная, расслабленная, она чувствовала, что всегда будет благодарна Еве за тот час у бассейна… Ее веки опустились.

 Когда послышался шум приближающегося автомобиля, Джулия вскочила, прижав руку к бешено забившемуся сердцу. Свет фар метнулся по комнате, рассекая темноту, словно двумя ножами. Уже собираясь набрать 911, она выглянула в окно и… узнала «Студебекер"

 Пола. К тому времени, как она подошла к парадной двери, ей удалось преодолеть нервный смех.

 При виде сына, сладко спавшего на широком мужском плече, Джулия с трудом подавила вспыхнувшую к Полу нежность – она не может себе это позволить! – и потянулась к Брэндону.

 – Он вырубился, – прокомментировал Пол очевидное и чуть отвернулся, прижимая к себе мальчика. – Остальное в машине. Забери, а я отнесу его наверх.

 – Хорошо. Первая дверь налево. – Еще дрожа немного, Джулия бросилась к машине. «Остальное» включало три свернутых в трубку плаката, флажок, фуфайку Национальной баскетбольной ассоциации, цветную программку и сувенирную кружку, полную пуговиц, шариковых ручек и брелков. Собирая все это, Джулия уловила слабый запах рвоты и покачала головой.

 Когда она вернулась в дом. Пол спускался с лестницы.

 – Как прошел вечер?

 Сунув руки в карманы, он пожал плечами.

 – Я выдержал. Если тебе интересно, мы победили. 139.

 – Поздравляю. – Джулия свалила трофеи Брэндона на диван. – Кого вырвало?

 – Ничто не ускользнет от матери. Дастина. Я как раз отпирал машину, и он испачкал только свои кроссовки. Домой я сдал его почти здоровым.

 – А Брэндон?

 – Железный организм.

 – А ты?

 Пол со стоном опустился на ступеньки.

 – Не отказался бы от стаканчика.

 – Налей себе сам. Я проверю Брэндона. Брэндон крепко спал. Прямо в бейсболке. Приподняв одеяло и убедившись, что кроссовки и джинсы Пол все же с него снял, Джулия вернулась в гостиную. Пол уже держал два бокала с вином.

 – Подумал, что ты не заставишь меня пить в одиночестве. – Он вручил ей бокал. – За материнство. Прими мое вечное уважение.

 – Они показали все, на что способны?

 – Восемь раз. Именно восемь раз необходимо сводить в туалет десятилетних мальчишек за один баскетбольный матч.

 Джулия со смехом опустилась на диван.

 – Пожалуй, я не жалею, что не пошла с вами. Пол сдвинул трофеи на край дивана и сел рядом с ней.

 – Брэндон говорит, что ты любишь бейсбол.

 – Очень.

 – Может, сходишь со мной на «Доджерсов»?

 – Я подумаю. Если мы еще будем в городе.

 – Апрель не так далеко. – Он стал играть ее волосами. – А Ева прожила долгую и полную событий жизнь.

 – Это я уже поняла. И раз уж мы заговорили о книге, я бы хотела побеседовать с тобой как можно скорее.

 Его пальцы коснулись ее шеи.

 – Приезжай ко мне. Скажем, завтра вечером. Поужинаем наедине и… все обсудим.

 Ее желудок сжался от страха и искушения.

 – Я считаю, что делом лучше заниматься в деловой обстановке.

 – Джулия, между нами не просто деловые отношения. – Пол вынул бокал из ее руки и отставил на столик рядом со своим. – Позволь показать тебе.

 Она толкнула его в грудь обеими руками.

 – Уже поздно.

 – Я знаю. – Пол поднес ее руку к своим губам, стал покусывать кончики пальцев. – Обожаю смотреть, как ты нервничаешь. – Он провел языком по ее ладони. – Я вижу в твоих глазах сражение того, что тебе нравится, с тем, что – как ты думаешь – лучше для тебя.

 – Я знаю, что для меня лучше. Джулия сжала кулак, и Полу пришлось довольствоваться суставами ее пальцев. Он царапнул их зубами.

 – И знаешь, что тебе нравится? Это, подумала она.

 – Я не ребенок, кидающийся на все, что нравится. Я знакома с последствиями.

 – Есть удовольствия, которые стоят последствий. Ты думаешь, я всех симпатичных женщин преследую так целеустремленно?

 – Понятия не имею.

 – Тогда выслушай меня. – Пол с неожиданной грубостью обхватил ее лицо ладонями. – Джулия, со мной происходит что-то необычное. Я хотел положить этому конец и не смог. И решил отбросить все попытки и подчиниться судьбе.

 Его губы были совсем рядом, и она почувствовала, что не в силах сопротивляться.

 – Для этого нужны двое.

 – Правильно. – Пол обвел кончиком языка контур ее губ, и она задрожала. – Мы оба знаем, что если бы я настоял, то мы до утра не смогли бы оторваться друг от друга.

 Джулия хотела возразить, но его губы уже впились в ее губы. Он прав. Он абсолютно прав.

 – Я хочу тебя, Джулия, и добьюсь тебя любыми средствами, честными или бесчестными. Я предпочел бы честные.

 Она судорожно дышала, не в силах подавить вспыхнувшее желание, однако умудрилась прошептать:

 – И неважно, что предпочла бы я?

 – Я не могу понять свои чувства к тебе, только понимаю, что они взрывоопасны. Один бог знает, что случится, когда я отпущу узду.

 – Тебе неинтересно, что чувствую я?

 – Последние недели я много об этом думал, может, слишком много.

 Джулия вскочила и была рада, что он не стал удерживать ее.

 – Я тоже много думала. Мне нравится, как я живу, Пол. Я упорно работала, чтобы создать правильную жизнь для своего сына, и не стану рисковать.

 – Не понимаю, как наши отношения могут повредить Брэндону.

 – Может, и не повредят, но я должна быть в этом уверена. Я всегда все очень тщательно рассчитывала. Случайный секс не входит в мое расписание.

 Пол так быстро вскочил и притянул ее к себе, что она не успела отпрянуть и задрожала.

 – Это кажется тебе случайным, Джулия? – Он встряхнул ее за плечи. – Ты можешь согласовать это со своим расписанием?

 Пол в ярости отпустил ее и схватил свой бокал. Не так он собирался провести этот вечер с ней. Раньше он легко и просто сохранял самообладание, но теперь начинал бояться, что с Джулией не будет ни простоты, ни легкости.

 – Ты не заставишь меня силой спать с тобой.

 – Ты абсолютно права. На этот раз, но только на этот раз я прошу прощения. – Чуть успокоившись, Пол улыбнулся. – А ведь мне удалось встряхнуть тебя, Джил. Неожиданное обезоруживает тебя. – Он провел пальцем по ее побледневшей щеке. – Я не хотел тебя пугать.

 – Ты меня не напугал.

 – Я напугал тебя до смерти, чего я обычно никогда не делаю с женщинами. Ты другая. Может, с этим я и пытаюсь справиться. – Он ласково поцеловал ее пальцы. – По меньшей мере, я уйду домой уверенный, что сегодня ночью ты будешь думать обо мне.

 – Боюсь, что нет. Я собираюсь еще поработать.

 – О, ты будешь думать обо мне. И ты будешь по мне скучать.

 Когда Пол закрыл за собой парадную дверь, Джулия уже улыбалась. Черт побери, он был абсолютно прав.