• Следствие ведет Ева Даллас, #17

ГЛАВА 15

 – Насколько я понимаю, мистер Дьюкс, около четырех лет тому назад ваш сын приобрел наркотик у Луи К. Когберна.

 – Верно.

 – Узнав об этом, вы сообщили в полицию и по­дали официальную жалобу.

 – Тоже верно.

 – Однако до суда дело не дошло. Можете объяс­нить, почему?

 – Прокуратура отказалась от судебного пресле­дования. Когберна отпустили, дав ему возможность снова растлевать юные тела и души.

 – Странно, что прокурор не довел дело до суда, если приобретение наркотика у Когберна было до­казано.

 Дьюкс поджал губы.

 – Наркотик был уничтожен. Я не стал хранить эту гадость в своем доме. А моего слова и слова моего сына оказалось недостаточно, чтобы отдать под суд этого ублюдка.

 – Понятно. Думаю, это было тяжело для вас и вашей семьи.

 – Да.

 «Все-таки любопытно, что Дьюкс носит такую же синюю „униформу“, как его младший сын», – подумала Ева. Складки на штанинах были такими острыми, что, казалось, о них можно порезаться. Впрочем, не менее острой была клокотавшая в нем ярость.

 – Ваш сын продолжал иметь дело с Когберном?

 – Нет.

 Ева мельком взглянула на Сильвию и прочитала правду на ее лице. Мальчишка снова прибегал к ус­лугам Когберна, и все они это знали.

 – Насколько мне известно, Детская служба ре­комендовала Девину консультации у специалистов-наркологов?

 – Да.

 – И он завершил курс?

 – Не вижу, чтобы это имело какое-то отноше­ние к вашему расследованию, лейтенант, – сухо произнес Дьюкс.

 Ева вновь изменила тактику.

 – Можете рассказать мне, что произошло между Девином и Чедвиком Фицхью?

 – Этот человек изнасиловал моего несовершен­нолетнего сына! Принудил его к противоестествен­ному половому акту! – Самообладание Дьюкса впервые дало трещину, но Ева видела в нем не столько горе, сколько отвращение.

 – Изнасилование имело место в доме Фицхью?

 – Да.

 – Каким образом Девин там оказался?

 – Его туда заманили.

 – Девин рассказывал вам, как это случилось?

 – Какая разница? Его изнасиловали, и об этом сообщили в полицию. Но виновный не понес нака­зания.

 – Почему?

 – Потому что закон защитил хищника, а не жер­тву. Ваше время истекает.

 – Как и когда умер Девин?

 Игнорируя вопрос, Дьюкс направился к выходу.

 – Я могу получить эти сведения в полицейских архивах, – заметила Ева.

 – Мой сын убил себя. – Дьюкс остановился, сжав кулаки. – Восемь месяцев назад. Он накачи­вал себя разной дрянью, пока не умер. Система не сумела его защитить и не помогла мне это сделать.

 – У вас есть еще один сын. Как далеко вы гото­вы были бы зайти, защищая его?

 – Джозефа не поразит рак, разъедающий наше общество!

 – Рак – это нечто вроде вируса, не так ли? А вирус можно убить другим вирусом, инфицируя носителя, пока все пораженные клетки не будут уничтожены. Вы ведь специалист по компьютерам, мистер Дьюкс, и должны разбираться в вирусах.

 Дьюкс не ответил, но на его лице мелькнуло вы­ражение такой сатанинской гордости, что это было равносильно признанию.

 – Ваше время истекает, – повторил он.

 – И ваше тоже, мистер Дьюкс, – спокойно отозвалась Ева. – Вам следует позаботиться о будущем жены и сына, когда вас привлекут к ответственнос­ти вместе с остальными «Искателями Чистоты».

 – Убирайтесь из моего дома! Я обращусь к мое­му адвокату!

 – Хорошая мысль. Он вам скоро понадобится.

* * *

 Когда они сели в машину, Пибоди, нахмурив­шись, обернулась на дом.

 – Почему вы предупредили его?

 – Он достаточно сообразителен, чтобы понять, что я его подозреваю, и наверняка доложит кому-то о нашем визите. Я предупреждала его жену.

 – А вы не думаете, что она тоже в этом участ­вует?

 – Дьюкс ни разу даже не взглянул на нее. Она стояла и молча плакала, а он словно не замечал ее присутствия. Нет, это его рук дело. Что тебе показа­лось любопытным в этом доме, Пибоди?

 – Ну, он здесь всем заправляет…

 – Более того. Это настоящая казарма, где он ко­мандир. Жена открывает дверь; в девять утра она уже одета как женщина в ролике, рекламирующем новую модель кухонной плиты. Мальчишке лет че­тырнадцать, а он убежал наверх, как только отец щелкнул пальцами. Держу пари, что все кровати в доме уже застелены и на покрывалах нет ни единой складки. – Ева свернула на юг. – Как, по-твоему, мог себя вести бывший морской пехотинец, кото­рый требует, чтобы все вокруг содержалось в безукоризненном порядке, узнав, что его сын «растле­вает тело и душу наркотиками» и совершает «проти­воестественные половые акты»? Наверняка это жгло каленым железом его гомофобскую задницу.

 – Бедный мальчик…

 – А теперь папаша использует его как символ и как оправдание убийства. Рак тоже бывает раз­ный. – Ее телефон начал сигналить, и Ева нажала на кнопку: – Даллас.

 – Ты в своей машине? – осведомилась Надин. – Можешь где-нибудь остановиться? Тебе будет интересно это услышать.

 – У меня особый талант. Я могу слушать и вести машину одновременно.

 – Я получила еще одно заявление «Искателей Чистоты». Выйду с ним в эфир через пятнадцать минут.

 – Черт! – Ева резко повернула, подрезав такси, и остановила машину на скате битком набитой пар­ковки. – Прочти его.

 – «Жители Нью-Йорка, – начала читать Надин своим хорошо поставленным голосом, – мы хотим еще раз заверить вас в безопасности и повторить наше обещание вершить правосудие. Мы исполним наш обет защищать невинных и карать виновных, чего не могут обеспечить скованные руки закона.

 Мы – это вы сами, ваши братья, сестры, родите­ли, дети. Мы – ваша семья и ваши защитники.

 Как и вы, мы опечалены трагической гибелью сотрудника нью-йоркской полиции, скончавшегося два дня тому назад. Детектив Кевин Хэллоуэй, по­гибший во время исполнения им своего долга, – еще одна жертва чумы, терзающей наш город. Мы считаем Луи К. Когберна непосредственным винов­ником этой трагедии. Если бы не его деятельность, повлекшая за собой заслуженное наказание, детек­тив Кевин Хэллоуэй был бы сегодня жив, и продол­жал бы служить своему городу, делая все возможное в тесных рамках существующих законов.

 Мы просим вас, жители Нью-Йорка, почтить вместе с нами минутой молчания память детектива Хэллоуэя и выражаем его семье, друзьям и коллегам наши глубокие соболезнования.

 Луи Когберн был наказан. Правосудие сверши­лось и будет свершаться впредь.

 Мы предупреждаем тех, кто стремится причи­нить вред нашим братьям, кто растлевает наших детей, что кара не замедлит последовать. Вам боль­ше не найти убежище за стенами закона.

 Мы защищаем Чистоту.

 Мы защищаем жителей Нью-Йорка».

 – Ловко, – заметила Ева, когда Надин замол­чала.

 – Даже очень ловко. Представить себя обычны­ми жителями города, чтобы не выглядеть Большим Братом, надзирающим за всеми. Выразить сожале­ние по поводу смерти полицейского и свалить соб­ственную вину на другого. Вновь заявить о своих целях, чтобы люди ни на секунду не забывали, что «Искатели Чистоты» их защищают. Пиар по всем правилам!

 – Еще бы! – усмехнулась Ева. – «Не забивайте этим ваши глупые головы, мы сами обо всем поза­ботимся. Мы будем решать, кто виновен, а кто нет. Кому жить, а кому умереть. А если кто-то попадет под перекрестный огонь, мы тут ни при чем».

 – Многие услышат в этом заявлении то, что хо­тят услышать, – вздохнула Надин. – Вот почему пиар сработает.

 – Будь я проклята, если дам им использовать одного из нас в качестве символа! Тебе нужны ком­ментарии, Надин? Записывай. Лейтенант Ева Дал­лас, руководящая расследованием деятельности «Искателей Чистоты», заявляет, что Кевин Хэллоуэй, детектив из электронного отдела, был убит этой террористической организацией. Лейтенант Даллас, каждый член следственной группы, каждый сотрудник департамента нью-йоркской полиции де­лают все возможное, чтобы раскрыть, идентифици­ровать и арестовать всех участников террористичес­кой организации. Чтобы они были судимы согласно законам страны, признаны виновными и понесли заслуженное наказание.

 – Неплохо, – одобрила Надин, выключив за­пись. – Как насчет интервью с глазу на глаз?

 – Не могу, Надин. Я очень занята. А сегодня должна присутствовать на похоронах своего това­рища.

* * *

 Гражданская панихида по Кевину Хэллоуэю со­стоялась в специальном здании, находящемся всего в нескольких кварталах от Главного полицейского управления. Ева всегда отмечала это достоинство, когда приходила отдать дань уважения погибшему копу.

 Для проводов Хэллоуэя открыли весь первый этаж, который был уже битком набит – полицей­ские всегда находили время проводить в последний путь своего коллегу. Ева заметила окруженного сви­той мэра Пичтри, пожимающего руки с подобаю­щим случаю скорбным выражением лица. Она не имела ничего против него лично, тем более что он выполнял свои обязанности с минимумом суеты и саморекламы.

 Его печаль казалась вполне искренней – как, впрочем, и недовольство, когда он встретился взглядом с Евой и властным жестом подозвал ее к себе.

 – Мэр?

 – Лейтенант. – Пичтри говорил тихо, что в по­добном месте казалось вполне естественным, однако Ева слышала в его голосе нотки раздражения. – Ваш послужной список весьма внушителен, и начальство не сомневается в ваших способностях. Но в этом деле вы не только полицейский офицер, но и пуб­личное лицо. Ваше заявление Ферст по каналу 75 не было ни просмотрено, ни санкционировано.

 – Мое заявление было ответственным и взве­шенным.

 – Взвешенным? – повторил мэр. – Речь идет не о взвешенности, а о создаваемом имидже и его восприятии. Во время нынешнего кризиса, лейте­нант, мы должны быть единой командой. – Он по­ложил ей руку на плечо. В этом жесте ощущалось точно рассчитанное дружелюбие. – Я полагаюсь на вас.

 – Да, сэр.

 Пичтри отошел и вскоре исчез среди тех, кто жаждал хотя бы краткого контакта с властью. Ева оглянулась по сторонам и с облегчением увидела неподалеку майора Уитни. Она предпочитала его компанию блистательному обществу мэра.

 Майор привел с собой жену. Если Анна Уитни в чем-то преуспевала, так это являя собой образцо­вую супругу полицейского – в том числе и поли­цейского чиновника на социальных мероприятиях. Стоя рядом с мужем в неброском черном костюме, она держала за руку какую-то женщину и что-то не­громко ей говорила.

 – Мать Хэллоуэя, – объяснил Фини, подойдя к Еве. – Я уже говорил с ней. Она хочет познако­миться с тобой.

 – Господи!

 – Понимаю – мне это тоже далось нелегко. А симпатичная рыженькая девушка по другую сто­рону от шефа – подружка Хэллоуэя, Лили Дуган. Она здорово переживает. Здесь копы практически из всех участков. Это говорит кое о чем.

 – А где Макнаб?

 – В соседней комнате поместили Хэллоуэя. Там. – Фини тяжело вздохнул. – Я усадил его на стул – он еще не может долго стоять. С ним Рорк.

 – Рорк здесь?

 – Да. – Он снова вздохнул. – Я больше не мог там оставаться.

 – Достаточно того, что ты здесь.

 – Ну, не знаю… Ладно, отведу тебя к его матери.

 Они начали пробираться сквозь толпу. Воздух был насыщен тяжелым ароматом цветов.

 – Лейтенант! – раздался вдруг резкий голос, привыкший повелевать.

 Обернувшись, Ева увидела перед собой Дженну Франко. В глазах вице-мэра не было горя, зато при­сутствовало раздражение, которое она не скрывала так умело, как Пичтри.

 – Я хочу поговорить с вами наедине.

 – У меня есть одно дело. Вам придется подо­ждать.

 Ева понимала, что это мелочно, но, догадываясь, о чем предстоит «разговор наедине», сомневалась, что ей и Дженне Франко стоит тратить время на лю­безности.

 

 Прежде чем подойти к Коллин Хэллоуэй, Ева собралась с духом. Женщине было лет пятьдесят, но выглядела она моложе. Горе сделало ее кожу полу­прозрачной, что было особенно заметно на фоне черного платья.

 К Еве шагнула Анна Уитни. Между ними не существовало особой симпатии, поэтому Еву удивило, когда Анна крепко пожала ей руку.

 – Лейтенант, мать детектива Хэллоуэя хочет по­беседовать с вами. – Она добавила вполголоса: – Знаете, что еще труднее, чем быть замужем за поли­цейским?

 – Нет. Я всегда думала, что ничего.

 Слабая улыбка тронула губы Анны.

 – Быть его матерью. Будьте с ней потактичнее.

 – Да, мэм.

 Анна подошла к миссис Хэллоуэй и обняла ее за плечи.

 – Коллин, это лейтенант Ева Даллас. Лейте­нант, это мать Кевина.

 – Я глубоко сожалею о вашей утрате, миссис Хэллоуэй.

 Коллин стиснула ей руку. Ее пожатие оказалось более твердым, чем ожидала Ева.

 – Спасибо, что пришли, лейтенант. Наверху есть маленькая комната. Не могли бы вы уделить мне не­сколько минут?

 – Конечно.

 Женщина повела Еву вверх по лестнице. Там то­же толпились копы, но они расступались перед Коллин, почтительно опуская взгляд.

 – Мой муж и Лили тоже хотели с вами познако­миться. Но я попросила их позволить мне побеседо­вать с вами наедине. Они меня поняли.

 Она открыла дверь и шагнула в маленькую гос­тиную с темно-красными драпировками. Здесь тоже было много цветов.

 – Эти места ужасно угнетают, не так ли? Почему бы не впустить побольше света? – Подойдя к окну, Коллин раздвинула портьеры. – Очевидно, люди находят какое-то утешение в тени. А вы?.. – Она покачала головой. – Простите, у меня путаются мысли. Пожалуйста, садитесь.

 Ева повиновалась. Коллин тоже опустилась на стул.

 – Я видела вас по телевизору. Вы всегда выгля­дите деловитой, даже когда посещаете разные светские мероприятия с вашим мужем. Он очень кра­сив, правда?

 – Да, мэм.

 – С его стороны было очень любезно прийти сюда, поговорить со мной, с моим мужем, с Лили. Кевин иногда о вас рассказывал. Хотя вы, кажется, с ним не работали, не так ли?

 – Непосредственно – нет. Но я часто прибегала к помощи электронного отдела. Хэлл… Кевин был очень ценным сотрудником.

 – Он вами восхищался. – Коллин улыбнулась при виде смущения на лице Евы. – Кевин говорил, что вы обычно сотрудничаете с капитаном Фини и молодым детективом, Йеном Макнабом. Думаю, он даже немного завидовал их дружбе с вами.

 – Миссис Хэллоуэй…

 – Я рассказываю вам это, чтобы вы поняли, по­чему он так себя вел. Кевин был в ужасном состоя­нии, иначе он бы никогда…

 – Я не нуждаюсь в объяснениях, миссис Хэл­лоуэй. Кевин был очень болен и не виноват в том, что произошло.

 – Рада, что вы так говорите. Я слышала оба за­явления сегодня утром, но не была уверена, выра­жаете ли вы мнение департамента или свое собст­венное.

 – Я говорила то, что думаю.

 Коллин кивнула. Ее губы слегка дрогнули.

 – Я знаю, что вы рисковали жизнью, пытаясь спасти Кевина. Конечно, вы скажете, что просто выполняли свою работу, – быстро добавила она, видя, что Ева собралась возразить. – Так говорите вы все. Но я хочу сначала поблагодарить вас, как мать…

 Коллин заморгала, стараясь сдержать слезы, но одна из них все-таки потекла по щеке.

 – И я хочу поблагодарить вас от имени Кевина. Пожалуйста, дайте мне закончить… – Она сделала паузу, чтобы прочистить горло. – Мой сын гордил­ся тем, что он полицейский, и отдавал работе все силы. Но они могли лишить его не только жизни, но и чести, если бы не вы, не капитан и майор, не его коллеги… – Коллин открыла черную сумочку и достала оттуда значок сына. – А теперь его хоронят с почестями. Я никогда этого не забуду. – Она на­клонилась к Еве: – Остановите их! Вы сделаете это?

 – Да, мэм, сделаю.

 Коллин кивнула и откинулась на спинку стула.

 – Простите, что отняла ваше время. У вас ведь полно работы. Пожалуй, я немного посижу здесь.

 Ева встала и направилась к двери, но на пороге обернулась и сказала, подчиняясь импульсу:

 – Я уверена, Кевин гордился и вами, миссис Хэллоуэй.

 Губы женщины скривились, а по щеке вновь по­текла слеза.

 

 Ева выскользнула из комнаты и закрыла дверь. Она уже приближалась к лестнице, когда к ней по­дошла Франко. Чанг семенил следом, как соба­чонка.

 – Теперь мы можем поговорить. – Вице-мэр направилась к гостиной, но Ева схватила ее за руку.

 – Там миссис Хэллоуэй.

 Франко посмотрела на дверь, и раздражение на ее лице сменилось сочувствием. Потом она реши­тельно двинулась по коридору к соседней комнате. Это оказался рабочий кабинет, в нем сидела за ком­пьютером молодая женщина.

 – Мне нужна эта комната. Выйдите отсюда, – коротко приказала Франко.

 Девушка послушно удалилась, и Ева удивленно приподняла брови. Вице-мэр была поразительной женщиной. Она шла, куда хотела и когда хотела. Ева не могла этим не восхищаться.

 Когда Чанг закрыл дверь, Франко устремилась в атаку.

 – Вам было приказано пользоваться официаль­ными заявлениями при контактах с прессой. Мы не можем тратить время и силы, разгребая за вами му­сор.

 – Тогда вам лучше постараться успевать за со­бытиями. У меня оставалось всего несколько минут до того, как последнее заявление «Искателей Чисто­ты» прозвучало в эфире. Я ответила на него так, как считала нужным.

 – Не вам судить, как нужно отвечать СМИ, – вмешался Чанг. – Моя работа – инструктировать вас по этому поводу.

 – К счастью, я не должна давать вам объясне­ния. В тот день, когда мне вменят это в обязан­ность, я уйду в отставку.

 – Шеф Тиббл велел вам сотрудничать с нами, – напомнил Чанг. – А вы выступаете с несанкциони­рованным заявлением, причем от имени всего де­партамента. Это неприемлемо.

 – Если шеф или майор решат, что мои сло­ва или поступки неприемлемы, то они могут отчи­тать меня за это. Но не вы! – Ева шагнула к Чангу и ощутила злобную радость, когда он отпрянул. – Не пытайтесь учить меня моей работе!

 – Вы никогда не питали уважения ни ко мне, ни к моей должности! Посмотрим, что скажет об этом шеф Тиббл!

 Ева склонила голову набок.

 – Ну так бегите и настучите ему, вы, маленький хорек, и дайте взрослым закончить разговор. – Она обернулась к Франко, которая хранила молчание во время этого диалога. – Вы хотели что-то еще ска­зать мне?

 – Да. Пожалуйста, оставьте нас здесь на минуту, Чанг. Остальное обсудим в моем кабинете через… – Франко посмотрела на часы, – …через полчаса.

 Чанг вышел, сердито хлопнув дверью.

 – Вы намеренно злите людей, Даллас, или это у вас врожденное?

 – Думаю, врожденное, так как это происходит само собой. Особенно с занудами вроде Чанга.

 – Если я соглашусь с вами, что Чанг – самодо­вольный зануда, это улучшит наши отношения?

 – Тогда почему вы его используете?

 – Потому что он очень хорош на своем месте. Если бы я работала только с теми, кто мне нравится, то не занималась бы политикой. Теперь перейдем к вашему утреннему заявлению. В данном случае я согласна с Чангом и считаю, что ваше использова­ние гибели детектива Хэллоуэя было опрометчи­вым.

 – Мое использование?! Это они использовали ее, сложив с себя ответственность! Я просто отклик­нулась на это, воткнув ответственность обратно им в задницы.

 – Насколько я понимаю, вы в тот момент пови­новались инстинкту. Господи, Даллас, неужели вы полагаете, что у меня нет сердца? И что это сердце не болит за несчастную женщину в соседней комна­те? Она потеряла сына. У меня тоже есть сын – ему десять лет. Я не могу себе представить, что мне при­дется прощаться с ним, как прощалась сегодня Коллин Хэллоуэй.

 – Мне кажется, было бы куда хуже, если бы ей позволили думать, что ее сын умер напрасно.

 – А разве это не так? – Франко покачала голо­вой. – О, я знаю, что думаете вы, копы. Он погиб при исполнении служебных обязанностей. Не стану с вами спорить, но дело в том, что чем чаще станут упоминать его имя, тем труднее будет сосредоточить внимание прессу и публики на том, что мы хотим им внушить. Я разбираюсь в этом лучше, чем вы, а Чанг – лучше, чем мы обе. Кроме того, никакие за­явления не должны делаться без санкции.

 – Вы меня не убедите. Я не гоняюсь за внима­нием СМИ, но буду им пользоваться, если почувст­вую, что это поможет моему расследованию.

 – Тем не менее, вы отказались воспользоваться зарезервированным Чангом эфирным временем, которое мы можем как-то контролировать.

 – Я не собираюсь сидеть в студии, повторяя, как попугай, ответы, одобренные департаментом или мэрией. Мое время и энергия нужны для приори­тетного расследования, и я не буду тратить их на пустяки.

 – Да, ваш майор ясно дал это понять.

 – Тогда в чем проблема?

 – Я должна была попытаться. – Франко развела руками. – Но другая проблема, которую я хочу с вами обсудить, куда более серьезна. Мэру стало из­вестно, что вы сегодня утром расспрашивали Дьюксов – семью, которая тоже недавно потеряла сына, и которая защищена засекреченными файлами.

 – Я вижу, мэр тоже не тратит время зря. Ко мне поступила информация о Дьюксах и их связи с дву­мя жертвами. Узнав о профессии Доналда Дьюкса, я пришла к выводу, что необходима неофициальная беседа. Теперь вы собираетесь учить меня моей ра­боте?

 – О, ради бога! – Франко подняла руку. – По­чему вы продолжаете вести себя так, будто мы нахо­димся во враждебных лагерях?

 – Все на это указывает.

 – Вы знаете, что произойдет, если Доналд Дьюкс обратится к СМИ? Если он пожалуется, что полиция преследует его в собственном доме? Ведь Когберн подсадил их сына на наркотики…

 – Нет никаких доказательств, что Когберн пер­вым снабдил его наркотиками.

 – Неважно, есть доказательства или нет, – ото­звалась Франко. – Все равно все будут твердить, что Когберн подцепил на крючок невинного две­надцатилетнего мальчика из достойной богобояз­ненной семьи. Полиция не смогла довести дело до суда, и в результате мальчик, приучившийся к нар­котикам, угодил в лапы педофила. Чедвик Фицхью избил и изнасиловал юного Девина. Семья потрясе­на, мальчик травмирован, а полиция снова оказа­лась бессильна.

 – Все было совсем не так!

 – Но именно так это представят публике. Прав­да, полуправда, откровенная ложь – в эфире все это не имеет значения. Вы допрашиваете убитых горем родителей, доверивших судьбу их сына системе, ко­торая потерпела фиаско, и пытаетесь вовлечь их в расследование убийства. Вы обвиняете их в том, что они состоят в группе, которую публично назвали террористической, причем делаете это в их доме. Неужели вы не понимаете, как это будет выглядеть?

 – Я скажу вам, как это было в действительнос­ти. Доналд Дьюкс не мог или не желал мириться с сексуальной ориентацией своего сына…

 – Боже мой! – не дослушав, воскликнула Фран­ко и прижала пальцы к вискам. – Если вы заяви­те, что мальчик был геем, вам вчинят иск – воз­можно, заодно с департаментом и муниципалите­том, – прежде чем я успею вышвырнуть вас в окно двадцатого этажа!

 – Не вчинят, поскольку я вышвырну вас первой. В любом случае, все указывает на то, что Девин был геем или, по крайней мере, толком не разобрался в собственной ориентации. Он просто не имел шан­сов в ней разобраться. Его отец – властный, кон­сервативный субъект, который считает, что он всег­да прав. Он уничтожил доказательства, которые могли бы помочь осудить Когберна, а в итоге вино­вата система. Дьюкс корректировал историю с Фицхью таким образом, что дело распалось, и снова ви­новата система. А сейчас он нашел наконец выход для своей злобной агрессивности – «Искателей Чистоты».

 – У вас имеются доказательства этих фактов?

 – Некоторые из них. Остальные я добуду.

 – Даллас, если уж мне нелегко этому поверить, то никто другой не поверит и подавно. К тому же вы говорите о фактах и предположениях, содержащих­ся в опечатанных файлах. Даже официальный и публичный выговор от вашего майора не остановит судебную процедуру и бурю в СМИ.

 – Если майор сочтет необходимым сделать мне выговор, это его право и моя проблема. Буря в СМИ – проблема ваша и Чанга. Дьюкс может по­дать в суд, если захочет. Только это ни к чему не приведет, потому что я раньше отправлю его за решетку.

 – Вы слишком уверены в себе, – предупредила Франко.

 – Я уверена в моей работе, и это самое главное.

 

 Ева вышла из комнаты. Спускаясь по лестнице, она слышала звучный красивый тенор, поющий на­чальные такты «Дэнни Боя».

 Копы всегда поют «Дэнни Бой» на похоронах. Она никогда не знала, почему.

 – Лейтенант… – Рорк ждал ее у подножия лест­ницы.

 – Мне нужен свежий воздух, – резко оборвала его Ева и вышла на улицу.