• Следствие ведет Ева Даллас, #37

12

 «Было время, — думал Рорк, — и в общем-то не так уж и давно, когда я бы всеми силами избегал приглашения заглянуть на пару часиков в полицейский участок». Теперь же он проводил там так много времени, что уже назубок выучил, какими торговыми автоматами лучше не пользоваться, на какие эскалаторы обычно набиваются толпы и насколько отвратителен у них кофе.

 С того самого момента, как он положил глаз на копа — своего копа — в том ее пальто с чужого плеча и чудовищно безвкусном сером костюме, его жизнь загадочным образом изменилась.

 Рорк покрутил в пальцах пуговицу от того костюма — он всегда носил ее с собой в кармане на счастье и на память.

 Она стала для него по-настоящему первой и единственной, и это в то время, когда он думал, что в жизни перепробовал уже практически все, что было стоящего, хотя бы раз, а многое и не единожды. «Может, мне просто было скучно?» — подумал он, обгоняя других спускавшихся по эскалатору. Нет, не скучно, скорее, он тогда испытывал какое-то смутное беспокойство, какое-то разочарование, хотя сам еще не мог понять, в чем именно.

 И вдруг появилась она, и все переменилось, все обрело ясность. Он не сказал бы, что все просто встало на свои места. С Евой ничто и никогда не было простым, но кусочки мозаики определенно стали складываться. Некоторые — и с его, и с ее стороны — им приходилось кропотливо подгонять, наверняка придется подгонять и дальше, чтобы сложилась их общая картина.

 Навстречу ему поднималась пара патрульных. Между ними был зажат длинный и худой, как крысиный хвостик, возмущенно верещавший парень.

 — Да мне этот бумажник кто-то подкинул. У меня много врагов. А деру я дал, потому что на автобус опаздывал. Я че, похож на карманника? Похож, что ли? А?

 «Похож-похож, — проворчал про себя Рорк. — Не сумел без шума щипануть бумажник, отзванивай заслуженные три месяца».

 «Ева была бы другого мнения, — тут же пришло ему в голову. — Срок он заслужил не за то, что попался, а за саму кражу». В большинстве других вопросов Рорк бывал с ней согласен. По сути дела, чем дальше, тем больше он склонялся на ее сторону. Но вот насчет ловкости рук… Всем надо чем-то зарабатывать себе на хлеб. Даже уличным воришкам.

 Кому ж знать, как не ему.

 Он спустился в отдел убийств. Обстановка, звуки и запахи убойного отдела стали ему так же знакомы, как и штаб-квартира собственной корпорации.

 В «загоне», называемом так из-за тесноты, стоял у своего стола, поправляя галстук, детектив Бакстер.

 Он оторвался от этого увлекательного занятия и приложил палец к виску в знак приветствия.

 — Лейтенант у себя. Решила поработать головой.

 Рорк в ответ на шутку приподнял бровь.

 — И это все, что ты смог выдумать за целый день?

 — Все стоящие уже израсходовал. В любом случае я смену оттрубил уже — ой, ты глянь! — больше часа как. Голова немного того… отваливается.

 — Чуть получше. А где твой мальчишка?

 — Отправил его домой. У него сегодня свидание, а мне нужно еще кое-что тут доделать.

 — Свидание, говоришь?

 — Ага. Наш Трухарт наконец созрел пригласить эту рыженькую из архива. Он с кем-то еще встречался на стороне, но не выгорело. Гражданским с копами труднее. Присутствующие не в счет.

 — Ясно.

 — Короче, он решил попробовать стандартный ход с ужином и киношкой, который, скорее всего, увенчается дружеским рукопожатием. Когда дело доходит до женщин, малыш проворен, как ледник. А в остальном быстро схватывает.

 — Гляжу, вы с ним сработались.

 — Ага. Кто бы мог подумать? Ладно, меня тут уже как бы и нет. У самого свидание, и я рассчитываю на большее, чем рукопожатие.

 — Удачи.

 — Мужик, тут не в удаче дело. — Бакстер еще раз отсалютовал Рорку и фланирующим шагом направился к двери.

 Рорк усмехнулся и, размышляя о свиданиях, прошел в кабинет Евы.

 Она стояла, положив руки на бедра и разглядывая доску с фотографиями.

 — Сохранить и скопировать все данные на мой домашний компьютер, — скомандовала она.

 — Вовремя я зашел.

 — Нужно еще кое над чем подумать.

 — Вот твоя копия диска. Я расписался в журнале.

 Она взяла у него диск.

 — Надо же, какой ты деловой.

 — Искренне надеюсь, что нет. Поехали, подумаешь в машине.

 — Мне еще надо…

 — Подождет, — прервал ее Рорк. — Хочу ужинать.

 Ева вытащила из кармана «дерринджер». Рорк послушно поднял руки:

 — Не стреляй, я не вооружен.

 — Ну да, как же.

 Рорк только улыбнулся:

 — Можешь меня потом обыскать. А, миленькая игрушка. Где взяла?

 — Сувенир от Пибоди и Макнаба.

 Ева взвела курок.

 «Пушка маленькая, но злобная. Прямо как я», — проверещала машинка.

 Рорк засмеялся и подошел рассмотреть поближе.

 — Была такая передача — на телевидении, — уточнил он, — лет сто назад. Как же она называлась? Короче, дело происходило на Диком Западе, и главным героем был наемник — наемный стрелок. У него был такой же.

 — Надеюсь, он недорого за себя просил.

 — У него и нормальный револьвер тоже был, но этот он…

 — В сумочке носил.

 — Ну ты скажешь тоже! Придется нам с тобой пересмотреть пару вестернов в ближайшие выходные. А сейчас, лейтенант, как сказал бы Бакстер, нас тут уже нет.

 — Ладно, ладно. — Ева сгребла папки. — Садись за руль. Я буду думать.

 Спускаясь к подземной парковке, Рорк спросил:

 — Ты подозреваешь трех его друзей и партнеров?

 — Им было проще всего к нему проникнуть, они лучше других знали его привычки, распорядок, знали все про компанию и про будущую игру, и от смерти Барта они выиграли больше других.

 — Кого-то из них ты подозреваешь в первую очередь. — Они с единодушным, как показалось Рорку, сожалением и покорностью судьбе втиснулись в набитую кабину лифта. — Больше, чем остальных двух, — продолжил он, изо всех сил стараясь освободить для них немного места. В лифте пахло луком и потом. — Кого именно?

 — Я пока еще только выстраиваю свою версию. К тому же это не по правилам. — Ева локтями проложила себе дорогу к выходу. — А ты сам-то на кого бы поставил?

 — Мне вообще трудно представить, чтобы кто-нибудь из них был на это способен. Я не особенно близко с ними знаком, но то, что я знаю, с этой мыслью просто несовместимо.

 — И почему же?

 — Ну, наверно, отчасти потому, что они все выросли вместе. Давнишние друзья.

 — У тебя тоже были давнишние друзья, — возразила Ева. — В Дублине.

 — Да, и хотя никто из нас не отказался бы обдурить другого — это ведь тоже своего рода игра, — мы ни за что бы не причинили друг другу зла, хотя бы даже и не напрямую.

 — Ну да, и об этом тоже я сегодня весь день думаю. Друзья детства или недавние, кто с кем ладит и почему. Дружба может становиться глубже, верно? В чем-то полнее. А может и портиться, ветшать и потихоньку незаметно гнить. Добавь к этому деньги, секс или самолюбие, и все может легко сломаться.

 — Я едва ли стал бы смотреть на жизнь сквозь розовые очки — или, если на то пошло, сомневаться в твоем чутье. — Звук их шагов эхом разносился по парковке. — Однако же я видел их вчетвером, всех вместе, разговаривал с ними и слушал, как Барт сам о них отзывался.

 — Знаешь, я уверена: когда та дамочка с пиццей впервые сошлась с убитым ею мужем, она тоже о нем много всего хорошего могла рассказать.

 Рорк лишь покачал головой в знак удивления и — отчасти — несогласия.

 — Опять мы за старое?

 — Я лишь говорю, что отношения меняются, люди меняются, и зачастую достаточно какого-то происшествия, одного поступка или нескольких, чтобы вывести человека из себя. — Они подошли к машине, Ева села на пассажирское сиденье и подождала, пока он сядет за руль. — Давай сыграем в игру. Назовем ее «Метод исключения». Если бы тебе пришлось выбирать, кто из них убил или подстроил убийство друга и делового партнера, кого бы ты выбрал? И почему?

 — Ладно. — Рорк решил, что по крайней мере это поможет ему взглянуть на дело объективно. — Во-первых, если это и был один из них, Силл для этого просто слабовата.

 — Вполне может статься, что как раз в этом-то ты и заблуждаешься. Как и все компаньоны, она регулярно занимается боевыми искусствами, рукопашным боем, самообороной, умеет пользоваться оружием и так далее. Между прочим, у нее черный пояс по карате, и она еще изучает тэквондо.

 — Гм. Ну, хорошо. Не стоит, значит, судить по внешности.

 — Она может быть ловкой, быстрой, и вообще она намного сильнее, чем кажется. И само оружие могло придать удару большую силу. То, что она женщина миниатюрная, не исключает ее из числа подозреваемых.

 — Удар был нанесен сверху, но, надо полагать, она могла на что-то встать или даже подпрыгнуть, чтобы придать удару дополнительную силу.

 — Вот теперь ты дело говоришь.

 Рорк снисходительно взглянул на Еву.

 — Я не вполне это себе представляю, но соглашусь, что нельзя ее исключать. Теперь Вар. С теми же оговорками по части физической подготовки — ему, видимо, это под силу не меньше, чем двум остальным.

 — Верно.

 — Но мне со стороны показалось, что Вар и Барт были как две части целого.

 — Некоторым надоедает быть частью, и они хотят забрать себе все целиком.

 — Ты — типичный коп, — проворчал Рорк. — Им обоим нравилось копаться в деловых вопросах, разбираться в механизмах маркетинга, рекламы, поставок не меньше, чем в творческих делах. Им нравилось уравновешивать друг друга, подкидывать друг другу идеи по части продвижения компании, развития и всего такого прочего. Барт мне однажды сказал, что, когда они познакомились с Варом, последний элемент встал на свое место. Я знаю, каково это.

 Ева удовлетворенно потянулась: ей нравилось, как он ловко маневрирует в пробках.

 — А что было, когда они не соглашались?

 — Я не знаю, как они разрешали конфликты, меня там не было. Но я никогда не слышал, чтобы Барт был чем-то недоволен.

 — Мы оба согласны, что убитый был верным другом и что он был доволен положением вещей. Но это не значит, что то же самое можно автоматически отнести и к Вару или любому другому из них.

 — Изменить положение вещей и порвать отношения можно куда менее грязными методами.

 Улыбка Евы граничила с глумливой ухмылкой.

 — Размозжить мужу голову разводным ключом тоже не лучший способ от него избавиться.

 — Пожалуй, придется проверить, чтобы дома все инструменты были под замком. Теперь что касается Бенни. На мой взгляд, из них четверых он эдакий тихий интеллектуал. Часами занимается, собирает материалы, любит копаться в деталях, теоретизировать о скрытом значении той или иной игры и о том, почему она пользуется успехом. Изучает мифы, истории громких преступлений, биографии исторических лиц, битвы и сражения, стратегию — все, чтобы сделать игру глубже.

 — То есть внимателен к деталям, сведущ в стратегии и тактике сражений.

 — Ты что, правда думаешь, что…

 — Просто подмечаю факты. — Ева вытащила карманный компьютер и добавила пару строчек к своим заметкам. — В конечном счете у них всех были и средства, и мотив, и они легко могли подловить удобный случай. По сути, все трое или двое из них могли вместе спланировать его убийство.

 — Да зачем им это? — спросил Рорк. — В ближайшей перспективе внимание прессы и людская страсть к скандалам, несомненно, прибавят «Играй» продаж. Но без Барта они обязательно откатятся назад — до некоторой степени, по крайней мере. В сущности, он был — тут я сужу уже с чисто деловой точки зрения — тем, что объединяло эти четыре составные части в эффективное целое.

 Ева задумчиво кивнула, глядя на него отсутствующим взглядом, и добавила еще что-то к записям.

 — Я согласна. Но ты не принимаешь в расчет самолюбие и то глубокое, необузданное чувство ненависти, какое могут испытывать только близко знающие друг друга люди. Эти четверо знали друг друга очень близко.

 — Они были одной семьей.

 — Да. И в семьях бывает больше всего убийств.

 — Знаешь, я, пожалуй, вообще уберу из дома все инструменты.

 Рорк резко принял вправо, занимая свободное место у тротуара. Ева нахмурилась.

 — Что такое? Я думала, мы едем домой.

 — Ну вот, хоть раз в жизни и ты так заигралась, что не смотрела по сторонам. Я не сказал «домой», — напомнил он. — Я сказал «ужин».

 — Мне еще отчеты писать, доделывать анализ собранных сведений. Потом надо провести полное…

 Но Рорк уже вышел из машины, захлопнул за собой дверцу и не расслышал окончания. Обойдя вокруг, он открыл дверцу с ее стороны:

 — Да ладно вам, лейтенант, забудьте об этом хоть на часок. Чудесный вечер. Пора прогуляться и съесть хороший ужин.

 — Теперь понимаешь? — Ева ткнула его пальцем в грудь, едва выйдя из машины. — Вот поэтому близкие люди и вышибают друг другу мозги.

 Он взял Еву за руку и поцеловал ее.

 — Всего один час. От этого никто еще не умирал.

 — Мне нужно просмотреть игровые сюжеты на диске.

 — Я уже исключил половину. Ты ведь ищешь тот, где есть мечи. Это только в «Квесте-1» и «Узурпаторе». В остальных более современное оружие.

 — И все-таки… — Ева умолкла, и Рорк уловил тот самый миг, когда она узнала это место, увидел, как досада исчезла с ее лица, уступив место удивлению и радости. Она остановилась перед неприметной пиццерией.

 — «Полумби». Давненько я тут не была. А она совсем не изменилась.

 — Правда же, хорошо, что некоторые вещи остаются неизменными? Ты говорила, что пошла в эту пиццерию, когда впервые попала в город. Съела тут свой первый кусок нью-йоркской пиццы, смотрела, как за окном снуют люди. Ты была счастлива. Ты была свободна.

 — Я села тогда у окна и почувствовала, что наконец-то могу начать жить. Никто меня не знал, никому не было до меня дела. У меня не было ни друзей, ни любовников. Никого, кроме меня самой. Это было невероятно.

 Ева взглянула на него, ее карие глаза потеплели, и на секунду ему показалось, что они одни на тротуаре, одни дышат этим воздухом. Только они вдвоем.

 — Теперь я совсем не такая, как была тогда. И я этому рада. А что пиццерия все такая же — тоже хорошо. — Теперь она взяла его за руку, крепко сплетя пальцы. — Пойдем съедим пиццу.

 Они сели не у окна, а за узкий столик. На стульях лежали тощие, сплющенные множеством задов подушки.

 «Он мог заказать ужин где угодно, — думала Ева. — Щелкнуть пальцами и получить столик на двоих в самом шикарном ресторане города. В каком-нибудь заведении с важными официантами, превосходным винным погребом и амбициозным шеф-поваром, творящим фантастические блюда, как художник картины».

 Но он привез ее в тесную, шумную пиццерию, где столики были сдвинуты так близко друг к другу, что сидящие за ними люди стукались локтями, а в ноздри шибал запах приправ, лука и дешевого вина, подаваемого в пузатеньких графинчиках.

 А главное, он подарил ей воспоминания.

 Они заказали пиццу, и Ева подперла подбородок рукой. «Да, — подумала она, — теперь все иначе». Она ничуть не стеснялась того, что рядом с Рорком становилась сентиментальной.

 — Ты купил это заведение?

 — Нет. Кое-что должно оставаться неизменным. Но мы приглядываем за ним, на случай если владельцы решат уйти на пенсию или продать бизнес.

 «Чтобы сохранить все неизменным ради меня, — подумала Ева, — даже если в следующий раз я попаду сюда через много лет».

 — Сегодня все мне дарят подарки. А у меня есть один для тебя.

 — Правда? И что же это?

 — У меня в сумке печенье — очень вкусное печенье специально для тебя.

 — Что за печенье?

 Ева ухмыльнулась.

 — С кусочками шоколада. Надин заходила. Всегда умудряется к нам просочиться, но она сама виновата — прикормила весь отдел выпечкой.

 — Хотела получить информацию по расследованию?

 — Как ни странно, нет. — Пиво здесь подавали в бутылках, поэтому с ним риску нарваться на самопал было куда меньше, чем с вином. Официантка составила бутылки с подноса на стол, и Ева взяла себе одну. — Но она сказала, что Барт был у нее на передаче пару раз, и, не будь она так замучена, наверняка попыталась бы на меня нажать.

 — У нее книга на этой неделе выходит.

 — Вот именно. Она за этим и приходила. И когда же конкретно ты собирался меня предупредить, что завтра вечером у нее вечеринка?

 — Завтра, — улыбнулся Рорк, отпивая пиво. — Так у тебя было бы меньше времени бегать и суетиться, что нужно идти на вечеринку, когда у тебя на руках незакрытое дело.

 — Я не бегаю и не суечусь.

 — Нет, ты ворчишь и жалуешься, но ради такого приятного вечера я прибег к иносказанию.

 Ева молча поглядела на него в ответ. Отрицать правду было бессмысленно.

 — Полагаю, ты уже решил, во что я буду одета.

 — Я подобрал для тебя подходящее облачение, хотя ты, естественно, можешь выбрать что-нибудь другое. — Рорк погладил ее по руке. — Ты, как всегда, вольна осмотреть свой гардероб и придумать себе наряд самостоятельно.

 — Когда в аду мороз грянет. Мне нужно быть на этой вечеринке. В смысле, если у меня будет прорыв по делу, я смогу отлучиться и ненадолго заглянуть к Надин.

 — Если у тебя будет прорыв по делу и если ты была права, если это один из них троих, думаю, тебе едва ли предстоит противоборство с профессиональным преступником или схватка не на жизнь, а на смерть. В конце концов, они ведь всего лишь ботаники.

 — Один из них, а может, и не один, довольно мерзко и изобретательно прикончил своего друга-ботаника, — проворчала Ева.

 — Ну так расскажи, почему же тебе обязательно нужно быть на этой вечеринке. Обычно твоя первая реакция на подобные мероприятия совсем иная.

 Ева вздохнула, и в этот момент на столик перед ними приземлилась пицца.

 — Потому что Надин и правда выглядела несчастной. Она из-за этой книги вся взвинчена, накручена и замотана. Вообразила, а вдруг это отстой. Низкая самооценка — не сказать, что это ее естественное состояние, сам ведь знаешь.

 — Она вложила в книгу много сил, и это для нее новая сфера деятельности.

 — Я понимаю. — Ева пожала плечами и отпила пива. — Поэтому мне нужно как минимум там показаться, оказать ей, как говорится, моральную поддержку. Неприятная обязанность подруги.

 — Так-то лучше.

 Ева усмехнулась, взяла кусок пиццы и откусила. Прикрыла глаза. Она абсолютно ясно представила себе тот далекий день, когда откусывала первый в своей жизни кусок нью-йоркской пиццы, а за окном несся непрерывный поток спешащих нью-йоркских пешеходов.

 Ева открыла глаза и улыбнулась, встретившись взглядом со своим мужем, другом, любовником, напарником.

 — А пицца здесь по-прежнему чертовски хороша!

 Выйдя на улицу, Ева подумала, что Рорк был прав.

 Этот час помог ей выбросить из головы ненужное, успокоиться и подготовиться к следующему шагу.

 — По дороге завези меня к офису «Играй».

 — Там уже все закрыто, — возразил он, взяв ее за руку. — Я, конечно, могу устроить тебе небольшое вторжение со взломом, если попросишь.

 — Никто никуда вламываться и вторгаться не будет. Я вообще не собиралась заходить внутрь.

 — Тогда зачем?

 — Я и сама догадалась, что там будет закрыто, но мне интересно, будет ли офис пуст.

 Рорк выполнил ее просьбу, пробился сквозь плотное движение и направился к центру. Еще по-летнему высоко стоявшее в небе солнце продлило светлый вечер и позолотило его своими лучами. Жара немного спала, совсем чуть-чуть, ровно настолько, чтобы впустить несколько робких порывов ветра.

 Туристы и спешащие по домам ньюйоркцы воспользовались этим, заполонив улицы и тротуары массой голых рук и ног. Ева с интересом наблюдала за одной блондинкой с развевающимися волосами, эффектно гарцующей на своих длинных загорелых ножках и умудряющейся при этом сохранять равновесие на высоченных шпильках.

 — Как у них это получается? — Она показала на бежавшую вприпрыжку блондинку. — Как это женщинам — ну и еще некоторым особо одаренным трансвеститам — удается на таких каблуках не просто ходить, но прямо-таки скакать, как газели по… по чему бы там ни скакали газели.

 — Полагаю, это результат длительных тренировок, возможно, и для самих газелей тоже.

 — А если бы они отказались? Если бы женщины и трансвеститы во всем мире взбунтовались и сказали: к черту все это, мы больше не станем ломать ноги на этих ходулях! Может, тогда садисты, которые их делают, запросили бы пощады?

 — Жаль тебя расстраивать, — усмехнулся Рорк, — но они никогда не взбунтуются. Многим из них, как ни странно, нравится выглядеть стильно и казаться выше ростом.

 — Тебе просто нравится смотреть, как от шпилек у них попки прыгают.

 — Виновен, ваша честь.

 — Мужчины до сих пор правят миром. Не понимаю.

 — На это ничего не скажу, чтобы не быть неправильно понятым. Что ж, ты была права. — Он сбавил скорость, выруливая на парковку у бывшего склада. — Закрыт, но определенно не пуст.

 Ева принялась разглядывать легкое свечение в окнах, представила, как солнце в это время суток освещает этажи. Помещения заливает солнечный свет, лучи, падая под определенным углом, бликуют на стеклянных перегородках. Да, им определенно нужно искусственное освещение. Так и спокойнее, и практичнее.

 Все, как она и думала: эти трое хотят быть сейчас там все вместе. Так спокойнее, а может, и разумнее.

 — Ты и вправду думаешь, что они там сейчас обсуждают, как его убили и что делать дальше?

 — Может быть. — Ева наклонила голову и пристально взглянула на Рорка. — Тебе не нравится эта мысль, потому что они тебе симпатичны и потому что в каждом из них видишь что-то от себя самого. Кусочек там, кусочек здесь. Сам ты никогда не убил бы друга, не убил бы невинного или вообще не стал бы убивать из соображений целесообразности, поэтому тебе и не нравится мысль о том, что это мог быть один из них.

 — Может быть. По крайней мере ты все верно сказала. Но мы с тобой оба убивали, и, стоит убить человека, сразу понимаешь, что это не игра. Только сумасшедший может считать иначе. Думаешь, один из них — сумасшедший?

 — Нет. Я думаю, все они вполне в своем уме. Я не гоняюсь за сумасшедшим ученым или психованным ботаником. — Ева проводила взглядом пробежавшую за стеклом тень. — Кто бы это ни был, возможно, он сейчас раскаивается, думает, что это была ужасная ошибка, кошмар, от которого никак не избавиться. Со временем этот ужас и чувство вины могут расколоть убийцу, как яичную скорлупу.

 Она еще некоторое время простояла, молча наблюдая за отсветами и тенями.

 — Или же — и это мы с тобой тоже знаем — убийство закаляет тебя, делает твою совесть непробиваемой. «Он это заслужил, я сделал то, что должен был сделать». Или еще хуже — оно возбуждает аппетит. Открывает в тебе потайную дверцу, настолько маленькую, настолько крепко запертую, что никто, даже ты сам, о ней и не догадывался. И в этом есть своего рода кайф. Смотрите, что я сделал. Смотрите, что я могу. У меня есть власть.

 От таких мыслей, если их не сдерживать, где-то глубоко в животе у Евы по-прежнему возникала тошнота.

 — Такие уже никогда не становятся прежними, — тихо сказала Ева, но глаза ее смотрели жестко. — Они делают это снова и снова, этого требует их ненасытная жажда власти. Некоторые психиатры утверждают, что это вид безумия, потребность снова и снова ощущать власть и возбуждение. Но это неправда. Это просто алчность, не более.

 Она придвинулась к нему.

 — Я знаю это. Я сама испытала это ощущение собственной власти, и даже возбуждение, когда убила отца.

 — Нельзя сравнивать самооборону с убийством. Нельзя сравнивать убийцу и ребенка, защищавшегося от чудовища.

 — Да, это не было убийством, но я его убила. Забрала его жизнь. Его кровь на мне.

 Рорк покачал головой, взял ее за руку и поцеловал ладонь.

 — Рорк, я знаю, что означает это ощущение власти, это болезненное чувство возбуждения. Я знаю, что означает это ужасное, неистовое чувство вины и даже это ожесточение сердца, души, потому что я все это в жизни испытала. Все. Хотя то, что я совершила, и не было убийством, я знаю, что можешь и что чувствуешь, когда убиваешь. Это помогает мне находить убийц. Это орудие моего труда.

 Ева дотронулась до его щеки, понимая: мысль о том, через что ей приходилось проходить вплоть до той судьбоносной ночи на девятом году ее жизни, ранит его не меньше, чем ее саму. А теперь, может быть, даже и больше. Может, и больше.

 — В следующий раз, когда я отняла чью-то жизнь, мне было уже двадцать три, — продолжила она. — Спустя пятнадцать лет. Мы с Финн преследовали подозреваемого. Он забил до смерти двоих на глазах свидетелей, оставил на месте преступления ДНК и кучу отпечатков. В доску пьяный. Надо было только выследить его. Мы нагрянули по наводке в один притон. Секс-клуб, где работала его подружка. Думали, тряхнем ее немного, поглядим, не знает ли она, где он прячется. Что ж, оказалось, он прямо там и прятался. Эта идиотка заорала, чтобы он бежал, и сама за ним. Он — на лестницу, валит всех встречных, а кого не повалил, те толпою вниз. Мы преследовали его до самой крыши, а он там стоит, приставил к горлу подружки-идиотки здоровенный нож — тут-то она по-другому запела. Дело было летом. — Ева как сейчас это помнила, чувствовала, видела. — Жара как в аду. С него пот градом катится, с нее тоже. Он орет, что зарежет ее, если хоть на шаг подойдем. Кольнул ее, чтобы поверили, так что с нее уже не только пот течет. Прикрывается ею как живым щитом, а у Финн обзора не было, он не мог попасть в него из парализатора.

 — А ты могла, — пробормотал Рорк.

 — Да, могла. С трудом, но могла. Мы пытаемся его заговорить — не выходит. Он ее еще раз кольнул. Фини продолжает его заговаривать, отвлекает внимание на себя, а мне дает знак стрелять.

 Рорк видел это, словно сам был там. Видел это в ее глазах.

 — Я его чисто коротнула, он задергался — ну, как обычно, от разряда. Подружка рванула вперед, толкнула его, а он все дергается. Завалился назад. Сукин сын прямо через край и полетел. Инерция, сила тяжести, невезение — да без разницы, он просто полетел с восьмого этажа — и об мостовую. Я перегнулась через край, посмотрела — никакого возбуждения я не почувствовала. Вины тоже. Малость трясло, это да. Черт, я ж его просто оглушила, кто же мог предвидеть, что он туда свалится? Мне даже экспертизу не стали назначать. Мы, когда за ним погнались, включили запись, и на ней просто все было видно — как подружка его толкнула и как он упал, потому что оступился. Короче, не повезло ему, и все дела.

 Она выдохнула.

 — Но это я в него прицелилась и выстрелила. Пятнадцать лет. Мне пятнадцать лет понадобилось, чтобы обрести уверенность, стопроцентную уверенность, что, забирая жизнь, я не почувствую этого возбуждения, или этой вины, или этого ожесточения.

 Ева еще раз оглянулась на здание компании. По крайней мере один из них сейчас гадает, почувствует ли он это в следующий раз. Один из них может захотеть попробовать.

 — Ты не представляешь, как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас ошибалась.

 Она взглянула на него в ответ хладнокровно и бесстрастно.

 — Но я не ошибаюсь.

 — Я знаю. Я и не думал, что ты ошибаешься.