• Следствие ведет Ева Даллас, #11

10

 «Желания давят, когда дьявол правит». Не помню, кто это сказал, да это и неважно. Кто бы ни сказал, он уже наверняка давно помер. Как и Лайнус Квим.

 Желания давят… Да, мои желания давят меня! Но кто же в таком случае дьявол – глупый жадный Квим или я?

 Впрочем, это тоже не имеет значения, поскольку дело уже сделано. Пути назад нет, и эту пьесу уже не переиграешь сначала. Мне остается лишь надеяться на то, что декорации были убедительны, чтобы обмануть острые глаза лейтенанта Даллас. Она – великолепный зритель, но, я боюсь, может оказаться самым жестоким из критиков.

 Да, я ее боюсь. Моя постановка должна быть совершенной во всем – в каждой детали, в каждом жесте, в каждом нюансе, иначе она уничтожит меня.

* * *

 Ева поднималась по ступеням высокого крыльца своего дома, размышляя о мотиве и возможности совершить преступление. И то и другое было у слишком большого числа людей. На следующий день должны были состояться похороны Ричарда Драко, и Ева не сомневалась, что на этой церемонии будет много притворного горя, лицемерного славословия и море крокодиловых слез. Это будет уже совсем другой спектакль.

 Он приучил Айрин Мэнсфилд к наркотикам, поставив под угрозу ее карьеру звезды.

 Он грелся в лучах славы, о которой мечтал Майкл Проктор.

 Он использовал, а затем публично растоптал Карли Лэндсдоун.

 Он был занозой под наманикюренным ногтем Кеннета Стайлса.

 Он называл Элизу Ротчайлд старой, непривлекательной и демонстративно игнорировал ее.

 А у скольких еще людей были причины желать Драко смерти? Не сосчитать!

 Но кем бы ни являлся человек, спланировавший и осуществивший убийство, у него нашлось достаточно хладнокровия и воли, чтобы сунуть голову шантажиста в петлю. Значит, ориентирами в поисках преступника должны быть не жестокость или необузданность, а расчетливость и хладнокровие. Но эти качества в человеке выявить гораздо сложнее…

 Ева с горечью думала о том, что она практически не приблизилась к цели. С каждым новым шагом она все дальше углублялась в дебри совершенно чужого и непонятного ей мира, и этот мир все больше удивлял ее. Что же это за люди, которые посвящают всю свою жизнь тому, чтобы менять костюмы и обличья, прикидываясь кем-то другим? Дети, ей-богу!

 И тут ее словно ударило током. А может, и впрямь ей следует искать очень умного и очень злого ребенка?

 Тут Ева горько рассмеялась. Вот это здорово! Особенно учитывая то, что все ее познания о детях могут легко уместиться на донышке наперстка…

 Мечтая поскорее оказаться под благословенными струями горячего душа, Ева потянула на себя ручку, открыла дверь и, зажмурившись, едва не присела на корточки от обрушившегося на ее голову грохота. Какая-то дикая мелодия тысячами децибел металась по дому, словно пытаясь разрушить стены и вырваться на свободу.

 Мэвис!

 Под безжалостными ударами неповторимой музыки Мэвис Фристоун мечты Евы о горячем душе и мягком диване сдохли тут же. Однако, подойдя к двери помещения, которое Рорк называл залом, она попыталась изобразить улыбку.

 Здесь правили бал элегантность, роскошь и антиквариат. Мэвис танцевала. По крайней мере, это определение было ближе всего к тому, что вытворяла подруга Евы. Она прыгала, изгибалась и подкидывала ноги, обутые в туфли на двенадцатисантиметровых шпильках. Ее волосы, выкрашенные в два цвета – розовый и зеленый – и заплетенные в косички, каждая из которых была не меньше метра длиной, взлетали, падали и извивались наподобие разноцветных змей в такт ее прыжкам. Тело Мэвис казалось волшебным, лицо раскраснелось, глаза горели.

 Рорк развалился в своем любимом старинном кресле со стаканом виски в руке. Ева подумала, что он либо полностью расслабился под воздействием феерического шоу, либо впал в спасительную кому, чтобы не потерять рассудок.

 Музыка достигла максимального крещендо, перешла в тонкий жалобный стон, а затем наступила благословенная тишина.

 – Ну что? – спросила Рорка Мэвис, откидывая назад разноцветные косички. – Как тебе? Подойдет для нового видеоклипа? Не слишком спокойно?

 – А? – Рорк сделал глоток виски; в какой-то момент он испугался, что от грохота музыки его стакан разлетится вдребезги. – Нет. Ни в коем случае. По крайней мере, слово «спокойно» здесь совершенно не подходит.

 – Потрясно! – взвизгнула Мэвис и, прыгнув к Рорку, чмокнула его в щеку. – Я и хотела, чтобы ты увидел этот номер первым и высказал свое мнение как бизнесмен.

 – Деньги всегда склоняют голову перед талантом.

 Глаза Мэвис вспыхнули благодарностью и счастьем. Если бы Ева уже не любила Рорка, она влюбилась бы в него сейчас.

 – Это так здорово! Записи, концерты, потрясные костюмы, которые придумывает и делает для меня Леонардо… И все это – благодаря вам с Даллас! Если бы не вы, я до сих пор вертела бы жопой перед обкуренными придурками в «Голубой белке».

 Она крутанула ягодицами, чтобы проиллюстрировать свои слова, и в этот момент заметила стоящую в дверном проеме Еву. Лицо Мэвис просияло.

 – Привет! А у меня новый номер!

 – Я слышала. Просто… потрясно.

 – Рорк сказал, что ты сегодня вернешься поздно и что ты… Ой! Это что, кровь?

 – Что? Где? – Поскольку Ева думала совсем о другом, она стала озираться, не понимая, о чем идет речь.

 – Да вот же, на тебе! Ты вся в крови! – Мэвис в испуге стала ощупывать плечи Евы, пытаясь выяснить, не ранена ли она. – Нужно срочно вызвать «Скорую»! Рорк, ее надо немедленно уложить в постель!

 – Моя бы воля – она вообще оттуда не вылезала бы.

 – Ха-ха! – мрачно откликнулась Ева. – Это чужая кровь, Мэвис.

 – Ой! – Мэвис тут же отпрыгнула назад и спрятала руки за спину. – Гадость какая!

 – Не переживай, она уже засохла. Я поначалу хотела принять душ и переодеться прямо в управлении, но потом решила, вместо того чтобы трястись под тонкой струйкой холодной воды, отправиться домой и полежать в горячей ванне. Нальешь мне? – обратилась она к Рорку, кивнув на бутылку с вином.

 – Естественно. Покажи шею.

 Ева раздраженно замычала, но все же подчинилась и задрала голову, чтобы продемонстрировать уже обработанные и подсохшие царапины.

 – Ух ты, черт! – присвистнула Мэвис. – Здорово тебя ободрали! Наверное, здоровенные когти были?

 – Целила в глаза, но промахнулась. – Ева взяла из рук Рорка бокал с вином. – Еще раз спасибо тебе за подсказки. Ты мне здорово помог.

 – Рад стараться. Ну-ка, подними голову!

 – Зачем? Я же тебе уже показала царапины – они заживают.

 – Подними, – повторил Рорк и, не дожидаясь, пока Ева послушается, взял жену за подбородок, приподнял ее голову и крепко поцеловал в губы. – Зато я, как видишь, не промахиваюсь.

 – Мамочки мои! – прижав руки к груди, Мэвис с умилением смотрела на Рорка и Еву. – Какие же вы потрясные ребята!

 – Да, просто голубки. – Ева примостилась на подлокотнике кресла и потягивала вино. – Отличный у тебя получился номер, Мэвис. В нем – вся ты.

 – Ты правда так думаешь? Я показала его Леонардо, а теперь вот – вам двоим. Но больше – никому! Тебе действительно понравилось?

 – Это… – Ева попыталась припомнить выражение, которое, сославшись на своих внуков, употребил ее начальник. – Это полный трындец!

 Глаза Рорка округлились, и он посмотрел на Еву так, словно узнал о ней нечто доселе неизвестное.

 – Я тоже так думаю, – щебетала Мэвис. – Рорк, можно я ей скажу?

 – Скажешь о чем? – насторожилась Ева.

 Мэвис прикусила губу и выжидательно посмотрела на Рорка, а когда он кивнул, глубоко вздохнула.

 – Ну ладно. Это по поводу моего последнего диска «Заветные кудряшки». Рорк узнал, что он попадет в следующую «горячую пятерку» «Вид-Трэкс»! Представляешь, Даллас?! Мне самой не верится! Твою мать, я буду стоять на третьей строчке хит-парада! Прямо за «Бандитами» и «Индиго»!

 Ева понятия не имела, кто такие «Бандиты» и «Индиго», но знала, что журнал «Вид-Трэкс» был библией Мэвис. Она встала и порывисто обняла подругу.

 – Это потрясающе! Поздравляю тебя, детка!

 – Спасибо… – Мэвис неожиданно всхлипнула и утерла слезу. – Ты первая, кому я об этом сказала. Я хотела было позвонить Леонардо, но потом подумала, что лучше сообщу ему при встрече. И я рада, что первой эту новость услышала ты. А Леонардо наверняка на меня не обидится.

 – Да он с ума сойдет от радости!

 Мэвис просияла.

 – Так что у нас есть что отметить. Хорошо, что ты пришла не слишком поздно и теперь не пропустишь наш девичник.

 В мозгу Евы немедленно зазвенел тревожный звоночек.

 – Девичник? Что за девичник?

 – Трина уже в купальном павильоне и все там организует. Мы решили воспользоваться вашим гостеприимством и расслабиться по полной программе.

 «По полной программе?! Нет! – мысленно взмолилась Ева. – Все, что угодно, только не это!»

 – Послушай, Мэвис, я только что вернулась с работы домой. У меня – расследование…

 – У тебя всегда расследование, – безапелляционным тоном прервала подругу Мэвис и налила себе вина. Рорк лениво улыбнулся и закурил. – Ты должна время от времени расслабляться, иначе сморщишься и превратишься в сушеную грушу. Я знаю, я читала. Кроме того, Соммерсет уже приготовил закуски.

 – Это все хорошо, но я, честно говоря… Эй, слышите? В дверь звонят. Я открою! – выкрикнула Ева и бросилась из залы так, будто за ней гонится сотня чертей, благословляя незваного гостя, кем бы он ни был. Будь ее воля, Ева бежала бы так до самого Управления полиции.

 Она опередила Соммерсета на полкорпуса.

 – Я сама открою!

 – Впускать гостей в дом и приветствовать их входит в круг моих обязанностей, – высокомерно напомнил старик. – Пришла мисс Ферст и желает видеть вас, – церемонно добавил он и, торжествуя победу, распахнул дверь.

 – Я знаю, мне следовало сперва позвонить, – голос Надин звучал виновато: она знала, что Ева не терпит репортеров в своем доме. – Но я приехала не по работе, а по личному делу.

 – Вот и хорошо. Заходи. – К удивлению Надин, Ева взяла ее за руку и почти втащила в зал.

 – Я взяла на работе пару отгулов… – заговорила Надин.

 – Я это поняла. Кстати, тот парень, который заменил тебя в эфире, мне не очень нравится.

 – Он – козел. А я вот решила заехать и сказать тебе… – Надин умолкла. – Привет, Мэвис!

 – Привет, Надин! Ну, девочки, вечеринка у нас вырисовывается – будь здоров!

 Какой бы легкомысленной ни казалась Мэвис на первый взгляд, ей было присуще глубокое чувство такта и понимания. Вот и сейчас она сразу подметила тоску и напряженность во взгляде Надин.

 – Слушайте, я сбегаю вниз и посмотрю, как там управляется Трина, а потом вернусь. Я мигом!

 И Мэвис вылетела из комнаты стремительной ракетой.

 – Садись, Надин, – сказал Рорк. Он как-то незаметно оказался рядом и, осторожно взяв Надин за плечи, повел ее к креслу. – Хочешь вина?

 – Да, спасибо. Но с бо́льшим удовольствием я бы сейчас выкурила сигарету.

 Рорк протянул ей портсигар, а Ева удивленно спросила:

 – А ты разве не бросаешь курить?

 – Только этим и занимаюсь, – обронила Надин, прикурив от предложенной Рорком зажигалки и поблагодарив его взглядом. – Мне очень неловко беспокоить вас вот так…

 – Чепуха! Друзьям мы всегда рады. – Рорк налил в бокал вина и протянул его гостье. – Видимо, вам с Евой есть о чем поговорить, так что я, пожалуй, пойду.

 – Нет, не надо. – Надин глубоко затянулась. – Господи, какой чудесный табак! Я таких в жизни не пробовала. Нет, Рорк, не уходи, – снова попросила она. – Даллас все равно тебе все рассказывает.

 На лице Рорка отразилось удивление.

 – Разве?

 – Нет! – решительно возразила Ева. – Я рассказываю ему далеко не все. А о тебе рассказала только потому, что он был связан с Драко и знаком с тобой.

 – Да ладно, какая разница… – Надин слабо улыбнулась. – Унижения воспитывают характер.

 – Тебе нечего стыдиться. Жизнь смертельно скучна, если, оглядываясь назад, ты видишь, что тебе нечего стыдиться и не о чем жалеть, – философски заметил Рорк.

 Надин снова улыбнулась, но на сей раз не так вымученно.

 – Ты заполучила настоящее сокровище, Даллас. Нет ничего дороже, чем мужчина, который умеет сказать нужные слова в нужное время. Что ж, Ричард Драко – это как раз то, о чем я жалею и чего я стыжусь. И я хочу спросить тебя… Скажи, Даллас, я – в беде? Я знаю, что ты не обязана говорить мне это и, возможно, даже не имеешь права. Но я не могу не спросить.

 – А что говорит твой адвокат?

 – Советует не слишком волноваться и разговаривать с тобой только в его присутствии. – Она мрачно улыбнулась. – Но если я буду следовать его советам, я попросту сойду с ума.

 – Я не могу вычеркнуть тебя из списка подозреваемых, – откровенно призналась Ева, и Надин, закрыв глаза, кивнула. – Но в первой части твой адвокат, несомненно, прав.

 Надин поднесла бокал к губам, чуть не расплескав вино. Ева тем временем продолжала:

 – Для меня очень много значит мнение Миры. А она считает, что ты не способна на хладнокровное, спланированное убийство. Это мнение разделяет и наш начальник – если не на профессиональном, то, по крайней мере, на человеческом уровне.

 – Спасибо тебе. Спасибо. – Надин прижала пальцы к виску. – Я постоянно твержу себе, что скоро все это закончится. Что ты это закончишь. И все равно в мозгу словно огонь горит!

 – Извини, но мне придется подлить в этот огонь масла. Тебе известно, что у Драко есть видеокассета, на которой фигурируешь ты?

 Надин наморщила лоб. Ее рука упала на колени.

 – Кассета? А-а-а, ты, наверное, имеешь в виду записи моих передач?

 – Нет, – сказала Ева, – обычно такие записи называются порнографическими.

 Глаза Надин округлились и остекленели, а затем прояснились, и Ева увидела в них именно то, что надеялась увидеть: шок, ярость, растерянность.

 – У него были записи того, как… Он снимал, когда мы… – Надин в бешенстве смахнула на пол свой бокал. – Он записывал, как мы… Господи, какая тварь! Ведь это же настоящий извращенец!

 – Ну, тут ты перегнула палку, – проговорил Рорк, и Надин, полыхая от гнева, уставилась на него.

 – А как ты назовешь подонка, который снимает женщину в своей постели втайне от нее? Подонка, который получает от этого какое-то нездоровое наслаждение? Это ведь хуже, чем изнасилование!

 Произнося эту яростную тираду, Надин жестом обвинителя ткнула пальцем в грудь Рорку, поскольку в этой комнате он являлся единственным представителем сильного пола.

 – Если бы ты устроил что-нибудь подобное с Даллас, она дала бы тебе такого пинка, что ты летел бы до Техаса. То же самое мне бы хотелось сделать с Драко. Хотя нет. Я бы лучше ухватила его за член и стала выкручивать – до тех пор, пока он не отвалится.

 – Учитывая данные обстоятельства, я не хотел бы оказаться на его месте.

 Обессиленная этой вспышкой гнева, Надин тяжело вздохнула и снова обратилась к Рорку, но уже совсем другим тоном:

 – Прости, пожалуйста, я не хотела на тебя набрасываться. Ты тут совершенно ни при чем. – Пытаясь овладеть своими чувствами, она походила по комнате, а затем повернулась к Еве: – Наверное, теперь я переместилась на несколько строчек вверх в твоем списке подозреваемых?

 – Совсем наоборот. Я уверена, что если бы ты знала о существовании этой записи, то уже давным-давно отрезала бы Драко яйца бензопилой. Ты бы не позволила, чтобы его отправил к праотцам кто-то другой. Так что сейчас ты лишний раз убедила меня в том, что я не ошибаюсь на твой счет.

 – Что ж, выходит, я молодец? Ура! – Надин снова упала в кресло. – Насколько я понимаю, видеозапись приобщена к вещественным доказательствам?

 – Этого требует закон. Но уверяю тебя, Надин, ее никто не будет смотреть ради развлечения. Если это послужит для тебя хоть каким-то утешением, могу сказать: твое лицо там видно очень редко. Драко установил камеру таким образом, чтобы в центре кадра находился он сам.

 – Да, это на него похоже. Послушай, Даллас, но если эта кассета попадет журналистам…

 – Не попадет. Если хочешь моего совета, возвращайся к работе, иначе у тебя скоро крыша поедет. А мне позволь делать свое дело. Поверь, у меня это неплохо получается.

 – Если бы я этого не знала, то сидела бы сейчас дома и накачивалась транквилизаторами.

 Тут вдруг Еву осенило:

 – Послушай, а ты не хочешь поучаствовать в девичнике?

 – Что?

 – Мэвис и Трина уже все устроили. У меня на это нет времени, так что замени меня.

 – Да, мне не помешало бы расслабиться.

 – Вот и замечательно! – Ева вскочила на ноги. – Ты почувствуешь себя новым человеком. Пойдем, я тебя провожу.

 Через несколько минут Ева вернулась в зал, удовлетворенно потирая руки.

 – Здорово придумано, лейтенант, – похвалил ее Рорк.

 – Да, в хитрости мне не откажешь. Они там плещутся и выглядят совершенно счастливыми, а я наконец могу заняться работой. Не хочешь посмотреть видео?

 – С участием Надин? С удовольствием! Если только ты принесешь попкорн.

 – Все мужчины – извращенцы. Нет, это не с Надин, шутник ты эдакий. Но попкорн – неплохая идея.

* * *

 Конечно, ей бы надо было просмотреть эту кассету с записью спектакля в своем рабочем кабинете, но вместо этого Ева уютно устроилась на мягком диване, с пакетом попкорна, и смотрела на экран огромного телевизора. Изображение было настолько качественным, что можно было рассмотреть даже самые мельчайшие детали.

 Элиза явно наслаждалась ролью сиделки, приставленной к сэру Уилфреду. Ее костюм был превосходен, волосы стянуты в скучный пучок на затылке, губы сложены трубочкой. Она говорила тоненьким сварливым голосом, каким родители иногда говорят с непослушными чадами.

 Кеннет прекрасно вел свою роль блестящего, хотя и раздражительного барристера. Его движения были порывистыми, взгляд – хитрым, голос то гремел громовыми раскатами, то звучал вкрадчиво и мягко.

 Однако, вне всяких сомнений, царствовал на сцене Драко. Он был безумно хорош собой, неотразимо обаятелен, искрометно весел.

 – Останови изображение, – попросила Ева и, встав с дивана, подошла к телевизору, чтобы получше рассмотреть лицо Драко. – Он полностью перевоплотился в своего героя. А остальные… видно, что они играют. Блестяще, профессионально, убедительно, но – играют. Что же касается Драко, то ему нет нужды играть. Он такой же лощеный и высокомерный эгоист, как Воул. Эта роль написана именно для него – словно по заказу.

 – Точно так же рассуждал и я, когда утвердил его на главную роль.

 – Так же, видимо, рассуждал и убийца. Он видел скрытую в этом иронию. Воул умирает в последнем акте – и Драко умирает в последнем акте. Драма на сцене – и драма в жизни. И там, и здесь правосудие торжествует. Оба казнены в присутствии свидетелей.

 Ева вернулась к дивану и села.

 – Это не дает мне ничего нового, но убеждает меня в том, что я – на правильном пути. Давай дальше.

 Ева продолжала внимательно смотреть на экран. Вот выход Айрин. Блестящий выход! Конечно, многое зависит от драматурга, от режиссера, но подлинный блеск всему действу может придать только талант актера.

 Красивая, стильная, загадочная и фантастически сексуальная, Айрин играла великолепно, и Еве было интересно, насколько соответствует ее собственный характер характеру героини. Кристина Воул была снедаема любовью. Женщина, готовая лгать, чтобы защитить любимого мужчину, даже зная, что он – убийца. Женщина, готовая принести в жертву свое честное имя и достоинство, чтобы вырвать его из рук правосудия. Женщина, способная убить любимого, отвергнувшего ее любовь…

 – Она играет свою роль, как и Драко, в двух плоскостях, – пробормотала Ева. – И он, и она демонстрируют свою подлинную сущность лишь в последней сцене.

 – Они оба великолепные актеры, – заметил Рорк.

 – Все актеры, занятые в этом спектакле, великолепные профессионалы. Но для меня сейчас важно разобраться в каждом из характеров. Сэр Уилфред верит, что он защищает невиновного, и только под конец узнает, что его нагло обвели вокруг пальца. Если представить себе такое в реальной жизни, то это вполне достаточный повод для того, чтобы пожелать обманувшему тебя смерти.

 Рорк пожал плечами:

 – Не думаю, что такой метод продуктивен, но продолжай, это интересно.

 – Диана, которую играет Карли Лэндсдоун, верит всей брехне, которой потчует ее Воул. Тому, что он невиновен, тому, что его жена – бессердечная сука, тому, что он от нее уйдет… Да, эта женщина совсем не похожа на Кристину, – моложе, проще и наивнее. А что будет с ней потом? Поймет ли она в конце концов, что ее использовали, обманули и унизили? Точно так же, как Драко использовал, обманул и унизил саму Карли. Как и Кристину. А вон за кулисами стоит Майкл Проктор и смотрит на сцену голодными глазами, мечтая оказаться там, в лучах юпитеров и славы.

 Ева изучала лица, вслушивалась в голоса, пыталась проникнуть в души персонажей – людей, которых никогда не существовало.

 – Убийца – один из них, один из актеров. Я это знаю! Не какой-нибудь жалкий рабочий сцены, не уборщик, не завистник-дублер. Это человек, привыкший находиться в центре внимания и умеющий, в зависимости от обстоятельств, надевать нужную маску.

 Она снова умолкла и продолжала смотреть, ожидая какого-то озарения, момента, когда одно слово, взгляд, жест выдадут чувства, таящиеся под обманной бутафорской личиной. Но – нет! Каждый, кто находился на сцене, был мастером своего дела и не допускал промашек.

 – Вот он, бутафорский нож! Значит, впервые он появляется уже в сцене, происходящей в зале суда. Ты можешь увеличить изображение? – спросила Ева. Она надеялась, что Рорк если и покупает вещь, то первоклассную, такую, каких нет еще ни у кого. И не ошиблась.

 – Запросто, – ответил Рорк.

 Он поколдовал с пультом дистанционного управления, который больше напоминал приборную доску самолета, и изображение на экране стало расти. Под таким углом и с таким увеличением нож был виден как на ладони, и Еве сразу бросились в глаза различия между этим предметом театрального реквизита и орудием убийства.

 – Лезвия у них были примерно одной длины и ширины, а вот рукоятки отличаются. Одинакового цвета, но у бутафорского ножа рукоятка чуть шире и сделана из другого материала. Впрочем, это заметно, только если положить ножи рядом. А так… Ты ожидаешь увидеть бутафорский нож – ты его и видишь. Черт! Не исключено, что Драко даже брал этот нож в руки, но ничего не заметил и продолжал играть.

 Ева наблюдала за тем, как одна сцена сменила другую, затем опустился занавес и вдоль него прошли несколько рабочих сцены – как это всегда бывает, практически неотличимые друг от друга. Однако среди них она узнала Квима. Было сразу видно, что он – главный. На языке жестов, принятых в театре, Квим подал какой-то знак, смысл которого остался для Евы загадкой, о чем-то поговорил с реквизитором, кивнул и стал смотреть на лестницу, ведущую под сцену.

 – Вот! – воскликнула Ева, снова вскакивая с дивана. – Он увидел что-то необычное! Он колеблется, наблюдает… Вот он стал осторожно спускаться… Что же ты увидел, Квим? Что ты, черт тебя дери, увидел?!

 Ева перемотала пленку обратно и вновь прокрутила этот эпизод, но предварительно засекла время по своим часам.

 С кухни вернулся Рорк с кружкой горячего кофе и протянул ее Еве. Она взяла кружку и стала пить словно во сне, следя за тем, что происходит на экране. Рабочие сцены испарились, актеры уже занимали свои места. Бармен встал за стойку, Айрин, одетая в безвкусное платье кричащей расцветки, села на табуретку в дальнем конце, глядя куда-то за кулисы.

 Послышался свисток. Занавес пополз вверх.

 – Две минуты и двенадцать секунд! Времени вполне достаточно, чтобы спрятать нож – в розы или еще куда-нибудь, где его найдут: не сразу, но обязательно. Убийца – рядом. Совсем рядом. И он очень расторопен.

 – Секс и тщеславие… – пробормотал Рорк.

 – Что?

 – Секс и тщеславие – вот что убило Леонарда Воула и Ричарда Драко. Жизнь имитирует искусство.

* * *

 Пибоди сознавала, что ее познания в области живописи весьма ограниченны. Однако, потягивая шампанское из бокала, предложенного ей Чарльзом, она пыталась казаться подлинным ценителем прекрасного, поглядывая на собравшихся и стараясь подражать манере их поведения.

 Отправляясь на выставку, Пибоди оделась соответствующим образом – по крайней мере, так ей казалось. Тело приятно холодил шелк красивого модного платья, подаренного Евой к Рождеству. Платье это создал Леонардо – любовник Мэвис. Но даже нежные прикосновения изысканного голубого шелка не могли пробудить в ней, девушке из провинции, понимание прекрасного.

 – Да, это действительно… э-э-э… нечто, – время от времени выдавливала она из себя, поскольку ничего больше на ум ей не приходило.

 – Как я рад, что ты согласилась прийти сюда со мной, Делия. Но тебе, наверное, скучно до смерти?

 – Просто я полная дура во всем, что касается искусства, – призналась она.

 – Никакая ты не дура! – искренне возразил Чарльз. Он наклонился и легко поцеловал ее.

 Пибоди казалось, что она спит. Находиться в таком месте, в таком платье и под руку с таким роскошным мужчиной! И ей была неприятна мысль, что для нее больше подходит кавардак в квартирке Макнаба и взятая навынос китайская еда. Нет, теперь она будет постоянно ходить по выставкам, в оперу, на балет – до тех пор, пока не приобретет хотя бы чуточку лоска. Пусть даже это будет сродни попытке написать симфонию, даже не выучив ноты.

 – Ну что, ты готова отправиться ужинать?

 – Ужинать, а также обедать и завтракать я всегда готова. – Сделав это признание, Пибоди поймала себя на мысли, что оно вырвалось у нее прямо из сердца. Или из желудка?..

 Чарльз заказал отдельный кабинет в каком-то изысканном ресторане – со свечами и с цветами. «Он постоянно делает что-то в этом роде, пора привыкнуть», – подумала Пибоди, устраиваясь на стуле за опрятным столиком, на котором стояла ваза с розовыми розами. Она предоставила сделать заказ Чарльзу, поскольку он лучше знал, что заказывать. Он вообще знал все и всех.

 «Интересно, случаются ли такие моменты у Даллас, когда, оказавшись с мужем на каком-нибудь великосветском приеме, она чувствует себя не в своей тарелке?» – размышляла Пибоди. Нет, она не могла представить свою начальницу в роли застенчивой девушки. Кроме того, Рорк любит ее. Нет, даже не любит, а обожает. Когда сидишь за столиком напротив мужчины, который боготворит тебя, для которого ты – единственная женщина в мире, все должно быть иначе…

 – В каких облаках ты витаешь? – негромко спросил Чарльз.

 Пибоди вздрогнула и вернулась к реальности:

 – Извини, у меня в голове столько всего…

 Она взяла вилку и принялась за аппетитную закуску из разнообразных морских гадов. Еда была настолько вкусной, что Пибоди блаженно зажмурилась.

 – Это все из-за твоей работы. – Чарльз похлопал ее по руке. – Слава богу, что ты нашла возможность отдохнуть хотя бы один вечер.

 – Да, мы сегодня освободились раньше, чем я ожидала. Но вообще-то мы сейчас все страшно заняты.

 – Я понимаю: дело об убийстве Драко… Хочешь, поговорим о нем?

 Это была еще одна замечательная черта в характере Чарльза. Он никогда не навязывался, и, если Пибоди не хотела говорить на какую-то тему, Чарльз не настаивал.

 – Нет, лучше не надо. Да я и не смогу разговаривать о работе в такой обстановке. Могу только сказать, что Даллас – в растерянности. Столько всяких неожиданных поворотов, противоречий…

 – Да уж, не сомневаюсь. Однако, когда мы с ней разговаривали, она вела себя как всегда: очень уверенно и профессионально.

 Рука Пибоди, потянувшаяся было к бокалу с вином, замерла в воздухе.

 – Она тебя допрашивала? В связи с расследованием?

 Поняв, что проговорился, Чарльз положил вилку на скатерть.

 – А разве она тебе ничего не сказала?

 – Нет. Ты что, был знаком с Драко?

 Чарльз мысленно проклинал себя на чем свет стоит. Поначалу он подумал каким-нибудь образом уклониться от этого разговора, но затем пожал плечами. До сих пор он был абсолютно честен с Пибоди, и ему хотелось, чтобы так все и оставалось.

 – В общем-то нет. Ева с Рорком пришли к Айрин Мэнсфилд, чтобы поговорить с ней, а я в это время был у нее. Я работал.

 – А, понятно.

 Род занятий Чарльза ничуть не смущал Пибоди. Он делал то, что умеет, – точно так же, как и она сама. Возможно, будь они любовниками, Пибоди смотрела бы на вещи иначе, а так… Ее больше беспокоила лейтенант.

 – Понятно, – повторила она. – Черт!

 – Не скрою, мне было неловко, но мы с Даллас кое о чем договорились.

 – О чем?

 – Мы поговорили, Делия, и я ей кое-что объяснил. Признаться, это было непросто, поскольку между нами, как между молотом и наковальней, находишься ты.

 – Если и так, то не по твоей вине, а по вине Даллас, – быстро вставила Пибоди.

 – А знаешь почему? Потому что ты очень много для нее значишь.

 – Моя личная жизнь… – начала Пибоди.

 – Очень волнует ее, – перебил ее Чарльз. – Как друга.

 Пибоди нахмурилась:

 – Ладно, я знаю. Но это вовсе не обязательно должно мне нравиться.

 – Я думаю, сейчас дела пойдут лучше. Она высказала свою точку зрения, я – свою, и нам обоим полегчало. А когда я объяснил ей, что мы с тобой не спим, она…

 – Что?! – Пибоди вскочила, словно ужаленная. На белой крахмальной скатерти зазвенели хрустальные бокалы и серебро. – Ты ей об этом сказал? Об этом?! Боже правый! Почему бы тебе в таком случае просто не раздеть меня догола и не вытолкнуть на улицу?

 – Мне нужно было доказать ей, что мы с тобой дружим и это не имеет никакого отношения к моим делам! – Чарльз слишком поздно осознал свою промашку. Он встал из-за стола и протянул к ней руки. – Извини, я вовсе не хотел поставить тебя в неловкое положение.

 – Ты сообщаешь моей начальнице, что я встречаюсь с профессиональным жиголо уже почти три месяца и еще ни разу не залезла с ним в кровать… Что же тут неловкого? Наоборот! Ты, очевидно, считаешь, что это делает мне честь…

 – Я не знал, что ты хотела спать со мной. – Голос Чарльза прозвучал сухо. – Если это так, только скажи.

 – Считай, что уже сказала. Теперь я – твоя клиентка, Чарльз. Ну-ка, обслужи меня по высшему разряду!

 Чарльз стиснул зубы с такой силой, что у него заломило челюсти.

 – Ты на самом деле хочешь, чтобы было так? – спросил он ледяным тоном.

 – Ох, я и сама не знаю, чего хочу! – несчастным голосом ответила Пибоди. – И зачем только ты ей это сказал?

 – Видимо, я защищал самого себя. – Горькое признание, но Чарльз должен был его сделать. – В тот момент я не подумал о тебе. Извини меня, пожалуйста. – Чарльз подвинул свой стул так, чтобы сесть рядом с Пибоди, и взял ее руку. – Делия, я не хотел портить нашу дружбу. Раньше мне казалось, что каждая женщина общается со мной не потому, что я такой, какой я есть, а из-за моей профессии. Ты помогла мне преодолеть это предубеждение. Ты очень дорога мне. Если ты хочешь большего…

 Он поднес ее руку к губам и ласково поцеловал запястье. Сердце Пибоди забилось быстрее, но она подумала, что это вполне естественно. Так же естественно, как то, что ее щеки залил румянец, когда его умелые губы коснулись ее рта.

 Однако ничего подобного тому, что она испытывала, когда ее целовал Макнаб, Пибоди не почувствовала.

 – Прости, – сказала она, прервав поцелуй, и откинулась на спинку стула, размышляя, окончательно ли она сошла с ума или надежда еще остается. Рядом с ней сидит красавец мужчина, который очень ей нравится, который знает все, что только можно, о любовных утехах и готов поделиться с ней этим знанием, а она изображает из себя монашенку.

 – Я оскорбил твои чувства?

 – Нет. Ну, может быть, чуть-чуть… – Пибоди заставила себя улыбнуться. – Дело в том, что у меня совершенно пропал аппетит.