• Следствие ведет Ева Даллас, #24

19

 Улицы в эти часы напоминали удава, переваривающего пищу. Жители Нью-Йорка, рано отпущенные с работы в предпраздничный день, с боем прокладывали себе дорогу домой, где им, очевидно, предстояло вознести молитву за то, что завтра не придется с боем прокладывать себе дорогу на работу. Улицы кишели любопытными туристами, приехавшими в город посмотреть парад, тогда как, по мнению Евы, им должно было хватить ума сидеть дома и смотреть его по телевизору, не путаясь под ногами у горожан.

 Если у кого и был праздник, так это у воров-карманников. Правда, они-то как раз работали, но их заработки возросли вчетверо.

 Туристические автобусы тоже работали с усиленной нагрузкой. Переливаясь световой рекламой, оглушительно изрыгая через усилители названия достопримечательностей, они тащились по улицам и мешали проехать людям, которые здесь жили и имели право попасть домой, чтобы готовиться к празднику.

 Вспыхивающие рекламные щиты зазывали подлежащих освидетельствованию безумцев на распродажу в адские лабиринты городских магазинов и пригородных торговых центров в первый день после праздника, то есть еще до того, как они переварят свой праздничный ужин.

 Автобусы, трамваи, такси, тротуары, поезда надземной железной дороги, проносившиеся над головой, были так забиты людьми, что Еве невольно пришло в голову: осталась ли хоть одна живая душа за пределами Манхэттена?

 Увидев на улицах множество детей на роликовых коньках, скейтбордах, велосипедах и мопедах, она поняла, что школы тоже закрыты.

 Надо бы принять какой-то закон на этот счет.

 Оживились и беспатентные уличные торговцы, предлагавшие дешевые копии дизайнерской одежды, электронику «серой» сборки, наручные часы, которые показывали время ровно до тех пор, пока продавец по завершении сделки не растворялся в толпе.

 Пусть покупатели сами заботятся о себе, раздраженно подумала Ева.

 Ей пришлось затормозить, когда такси в соседнем ряду попыталось перестроиться и задело арендованный седан. С тяжелым вздохом Ева вытащила рацию, чтобы доложить о происшествии дорожной инспекции. Этим она и намеревалась ограничиться, но не тут-то было. Водительница седана, внушительная особа, выскочила на мостовую, завизжала и забарабанила кулаками по капоту такси.

 Это заставило таксиста тоже выскочить наружу, и — не повезло, так не повезло! — таксист тоже оказался женщиной. Словесная перепалка мгновенно переросла в рукопашную.

 Загудели клаксоны, раздались крики, многие зеваки на тротуаре начали подбадривать дерущихся и «болеть» за ту или другую сторону.

 На глазах у Евы один расторопный лоточник организовал тотализатор. Что за город!

 — Стоп, стоп, стоп!

 Обе женщины обернулись на крик Евы, дама из седана схватила миниатюрную сирену в виде украшения на цепочке, висевшую у нее на шее.

 — Стой! — вскрикнула Ева, но ее голос потонул в оглушительном вое сирены.

 — Я знаю, что это такое, знаю, что вы задумали! — Женщина опять нажала на кнопку, и у Евы заслезились глаза от душераздирающего воя. — Я знаю, какие аферы вы тут проворачиваете, в этом богом забытом городе! Думаете, если мы из Миннесоты, мы уж и не знаем, что к чему? Полиция! Полиция!

 —Я по…

 На руке у дамы висела сумка величиной с ее родной штат. Она размахнулась ею как пращой и попала Еве прямо по лицу. Перед глазами у Евы вспыхнул целый фейерверк искр. И не будучи пращой, сумка, судя по всему, была начинена камнями из того самого родного штата.

 Увлекаемая инерцией женщина совершила полный оборот и атаковала таксистку, но та была готова к нападению и ловко отскочила.

 — Полиция! Полиция! Меня грабят прямо на улице средь бела дня! Где же эта чертова полиция?

 — Сейчас ты у меня ляжешь прямо на улице средь бела дня, — предупредила Ева, уклоняясь от сумки и вытаскивая жетон. — Я — эта долбаная полиция в этом богом забытом городе, и какого черта ты тут делаешь, в моем мире?

 — Липа! Думаешь, я не отличу липовый жетон только потому, что я из Миннесоты?

 Когда она размахнулась для нового удара, Ева выхватила оружие.

 — Может, и это тоже липа? Хочешь пари, дура из Миннесоты?

 Веса в ней было не меньше ста семидесяти фунтов. Несколько секунд она таращилась на оружие, потом ее глаза закатились, и она начала оседать. При этом она придавила собой таксистку, весившую не больше ста десяти фунтов в полной экипировке.

 Ева мрачно взглянула на беспорядочную мешанину рук и ног на мостовой. И тут опустилось боковое стекло седана.

 — Мамочка! Она убила мою мамочку!

 Заглянув внутрь, Ева убедилась, что седан битком набит детьми. Она даже не стала их пересчитывать. Они все орали благим матом или заливались слезами, опережая по децибелам мамочкину сирену.

 — Сучье пекло. — Это выражение она подцепила у Рорка, и сейчас оно показалось ей самым подходящим. — Никого я не убивала. Она упала в обморок. Я полицейский. — Ева поднесла жетон к окну.

 Крик и плач внутри ничуть не стихли. Таксистка, явно оглушенная, зашевелилась и попыталась выползти из-под придавившей ее туши.

 — Да я и задела-то ее совсем чуть-чуть. — В ее голосе чувствовался такой густой нью-йоркский акцент, что его можно было резать ножом. Ева сразу прониклась к ней теплым чувством. — И вы же видели, вы же видели, она начала колотить по моему капоту. И она меня первая толкнула. Вы же видели.

 — Да.

 — Здорово она вас огрела. Ух, какой у вас синяк будет! Чертовы туристы! Эй, дети, а ну молчать! Цела ваша мамаша. Я кому говорю, закрой хлебало! Живо!

 Вопли перешли во всхлипывания.

 — Отличная работа, — похвалила Ева.

 — У меня самой таких двое. — Таксистка почесала свой ушибленный зад, пожала плечами. — Просто надо знать, как с ними справляться.

 Они немного постояли, глядя на поверженную воительницу. Она уже начала стонать. А кругом истерически надрывались автомобильные клаксоны и нетерпеливые водители, обозленные затором. Двое патрульных в форме пробились сквозь толпу. Ева подняла жетон.

 — Стукнулись бамперами. Такси и прокатная. Видимых повреждений нет.

 — А с этой что? — спросил один из патрульных, кивнув на женщину, которая пыталась сесть.

 — Распсиховалась, врезала мне, отключилась.

 — Хотите, мы доставим ее в участок за нападение на офицера?

 — Да пошла она. Просто поднимите ее, загрузите в машину, и пусть катится отсюда ко всем чертям. Будет шум поднимать насчет столкновения или вздумает в суд подавать, скажите ей, чтобы угомонилась, а не то проведет День благодарения в камере за вооруженное нападение. — Ева присела и снова сунула жетон под нос женщине. — Ты это слышала? До тебя хоть что-нибудь дошло? Сделай нам всем одолжение и себе тоже. Садись в свой прокатный драндулет и езжай. Далеко и прямо. Добро пожаловать в богом забытый Нью-Йорк, — добавила она, выпрямляясь. Потом ее взгляд упал на таксистку. — Вы пострадали при падении?

 — Черт с ней. Не в первый раз задницу отшибаю. Она не будет шум поднимать, тогда и я не буду. У меня есть дела поважнее.

 — Отлично. Офицеры, теперь это ваша вечеринка.

 Ева забралась в свою машину и проверила лицо в зеркале заднего вида, пока пережидала красный свет. Синяк расцветал по всей скуле до виска.

 «Люди — главная угроза человечеству», — сложилась формула у нее в уме.

 Хотя лицо пульсировало от боли, она свернула к дому Айкона. У нее появились новые вопросы к Авриль.

 Дверь открыл, сверившись с ее удостоверением, один из полицейских роботов.

 — Где они?

 — Две наверху с детьми, там с ними мой напарник. Одна в кухне. Никаких попыток бежать, никаких внешних контактов.

 — Будь наготове, — приказала Ева и прошла через дом в кухню.

 Авриль вытягивала из духовки противень с печеньем. Одета она была по-домашнему: черные брючки, голубой свитер, роскошные волосы стянуты в хвост на затылке.

 — Миссис Айкон.

 — О, вы нас застали врасплох. — Она поставила поднос на плиту. — Мы любим иногда побаловать детей собственным печеньем. Они его обожают.

 — Сейчас здесь только одна из вас. Так, может, хватит говорить сразу за троих? Почему вы мне не сказали о хирургии, о воздействии на подсознание? В Брукхоллоу оно практиковалось ежедневно.

 — Все это было частью процесса подготовки. Мы думали, вы уже знаете. — Авриль начала перекладывать печенье с противня на деревянную доску. — Это официальный допрос под запись?

 — Нет, никакой записи. Я не на службе.

 Авриль повернулась к ней лицом, в ее глазах появилась тревога.

 — У вас на лице синяк.

 Ева изнутри провела языком по щеке и порадовалась, не ощутив крови.

 — Закон джунглей.

 — Я принесу аптечку.

 — Обойдусь. Когда Дина должна позвонить вам, Авриль?

 — Ей давно уже пора было с нами связаться. Мы начинаем волноваться. Лейтенант, она наша сестра. Для нас это родство так же реально, как узы крови. Мы не хотим, чтобы она пострадала из-за того, что мы что-то не так сделали.

 — Как насчет того, чего вы не делали? Например, не сказали мне, где ее найти?

 — Мы не можем. Только с ее разрешения.

 — Она работает с другими? С другими, которые сбежали?

 Авриль осторожно сняла фартук.

 — Некоторые из них образовали что-то вроде подполья. Другие просто хотели исчезнуть, зажить нормальной жизнью. Дина пользовалась поддержкой, но то, что она сделала… то, что мы сделали, — поправилась Авриль, — я полагаю, вы назвали бы это «несанкционированными действиями». Дина считала, что надо что-то предпринять немедленно. Нечто сильное и действенное. Мы решили, что она права. Особенно когда узнали про наших детей.

 — Завтра к этому времени о Тихом Рождении будет трубить вся пресса. Вы хотите положить этому конец? Общественное мнение не успокоится, пока не сделает это за вас. Помогите мне доделать работу. Где «питомники», Авриль?

 — Что будет с детьми, с младенцами, с еще не рожденными?

 — Я не знаю. Могу лишь с уверенностью предположить, что многие потребуют защиты их прав. Это ведь тоже часть человеческой природы — защищать невинных и беспомощных.

 — Не все посмотрят на дело именно так.

 — Не все, но многие. Их будет достаточно, чтобы их мнение возобладало. Даю вам слово, я знаю, в каком ключе эта история будет подана завтра с телеэкрана. Она и задаст общий тон. Дина вряд ли сядет в тюрьму за убийства, совершенные до этого момента: шансы практически равны нулю. Но они стремительно возрастут, если она продолжит свою миссию сейчас, когда мы приняли меры к прекращению проекта и уже закрыли школу.

 — Мы ей скажем, как только сможем.

 — Где данные, изъятые из потайного кабинета наверху?

 — Они у Дины. Мы отдали их ей.

 — А те данные, которые она изъяла из комнаты Сэмюэлс?

 Этот вопрос удивил Авриль.

 — Вы очень хорошо делаете свою работу.

 — Верно подмечено. Что было в файлах, которые она взяла у Сэмюэлс?

 — Мы не знаем. У нее не было времени с нами поделиться.

 — Передайте ей: если она отдаст мне эти данные, адреса, я положу этому конец. Она больше не должна убивать.

 — Мы ей скажем, как только сможем, — повторила Авриль. — Мы вам очень благодарны. — Она подняла блюдо, уже заполненное теплыми печеньями. — Хотите?

 — Почему бы и нет?

 Ева взяла одно на дорожку.

 Во дворе были дети. Ева испытала шок, особенно когда один из них спрыгнул с дерева, как обезьянка. Вроде бы это был мальчик. Он издал боевой клич и погнался за ее машиной. Он преследовал ее до самого дома.

 — Привет! — крикнул он, когда Ева вышла из машины. Акцент у него был много гуще, чем у Рорка. — Мы в Нью-Йорке!

 — Хорошо!

 По крайней мере, он вроде бы не считал город богом забытым.

 — Мы тут никогда раньше не были, но теперь у нас американские каникулы. Я — Шон, мы приехали в гости к кузену Рорку. Это его дом. Он такой большой! Мой папа говорит, что ему нужно присвоить отдельный почтовый код. Если вы к Рорку, он там, внутри. Я покажу вам дорогу.

 — Я знаю дорогу. Я Даллас. Я тоже здесь живу.

 Мальчик критически склонил голову набок. Ева не умела определять возраст несовершеннолетних, но решила, что ему лет восемь. У него была буйная копна волос цвета кленового сиропа, которым она так любила поливать оладьи, и огромные зеленые глаза на лице, усыпанном веснушками.

 — Я думал, леди, которая живет в большом доме с кузеном Рорком, зовут Евой. Она работает в полиции и носит оружие.

 — Лейтенант Ева Даллас. — Она распахнула пальто и показала ему кобуру с оружием.

 — Вот здорово! А можно мне…

 — Нет. — Ева запахнула пальто, прежде чем его пальчики дотянулись до кобуры.

 — Ну, ладно… А вы много народу убили?

 — Сколько положено.

 Мальчик пошел с ней в ногу.

 — Вы с кем-то подрались?

 — Нет, не совсем.

 — А похоже, кто-то вам здорово врезал. Вы поедете с нами в тур по городу?

 Неужели этот мальчишка никогда от нее не отцепится со своими вопросами?

 — Я не знаю. — Неужели она обязана? — Вряд ли. У меня… дела.

 — Мы потом идем кататься на коньках в это место… ну, где все снаружи. Вы там уже катались?

 — Нет. — В надежде положить конец его необъяснимому прилипчивому любопытству, Ева устремила на него холодный взгляд полицейского. — В прошлом году там было убийство.

 Вместо шока и испуга на его лице отразился полный восторг.

 — Убийство? А кто это был? И кто его убил? Тело вмерзло в лед, и его пришлось вырубать? А крови было много? Держу пари, лед там стал красным.

 Его вопросы обстреливали ее, как мошкара, бьющаяся о стекло. Ева ускорила шаг в надежде скрыться от него в доме. Открыв дверь, она услышала голоса. Слишком много голосов. И какое-то крошечное человеческое существо неопределенного пола ползло по полу в вестибюле. Оно передвигалось с завидной быстротой и явно направлялось к ней.

 — О, мой бог!

 — Это моя кузина Кэсси, — объяснил Шон. — Быстрая, как змея. Лучше закройте дверь.

 Ева не только закрыла дверь, но и прижалась к ней спиной. Ползущее существо издало несколько непонятных звуков и удвоило скорость, отрезая ей путь к отступлению.

 — Чего оно хочет?

 — О, просто поздороваться. Можете взять ее на ручки. Она любит общаться. Правда, Кэсси?

 Оно расплылось в улыбке, показав пару крошечных белых зубок, потом, к ужасу Евы, ухватилось за полы ее пальто, подтянулось и поднялось на пухленькие ножки. Оно сказало:

 — Ду-ду.

 — Что это значит?

 — Все, что угодно.

 Из гостиной выскочил мужчина. Высокий, худой, как щепка, с густыми растрепанными каштановыми волосами. Он улыбнулся, и при других обстоятельствах Ева нашла бы эту улыбку очаровательной.

 — Вот она где! Я за ней присматриваю, и стоит мне на долю секунды отвлечься, как эта мартышка тут же пускается в бега. Не стоит рассказывать об этом твоей тете Рине, — обратился он к Шону. Затем, к великому облегчению Евы, он подхватил существо на руки и небрежным жестом зажал под мышкой. — Вы, наверное, Ева. Я ваш кузен Имон, сын Шинед. Рад наконец-то с вами познакомиться.

 Не успела она рта раскрыть, как он обнял ее свободной рукой, привлек к себе, и она оказалась в опасной близости от существа, зажатого под другой рукой. Миг — и крошечные пальчики вцепились ей в волосы.

 Имон засмеялся.

 — Ее занимают волосы. Своих то у нее почти нет, вот и хватается за чужие.

 Он с удивительной ловкостью отцепил пальцы.

 — Гм. — Вот и все, что пришло в голову Еве. Но Имон ничуть не смутился и вновь одарил ее своей заразительной улыбкой.

 — Да, я вас понимаю. Стоило вам войти в родной дом, вы еще и отдышаться не успели, а мы уже на вас наседаем. Мы тут все заполонили, разбрелись кто куда, и, должен вам сказать, красивее места я в жизни не видел. Рорк и кое-кто из нас вот там, в гостиной. Помочь вам с пальто?

 — Пальто? Нет. Спасибо.

 Еве удалось высвободиться, стянуть с себя пальто и бросить его на столбик перил.

 — Ба!

 Шон бросился вперед, и напряжение немного отпустило Еву, когда она увидела вышедшую в вестибюль Шинед. По крайней мере, здесь есть кто-то, с кем она раньше уже встречалась.

 — Представляешь? — Шон приплясывал на месте от возбуждения. — Кузина Ева сказала, что на катке было убийство. Труп. Представляешь?

 — Убийство обычно предполагает наличие трупа.

 Еве вдруг пришло в голову, что убийство вряд ли является подходящей темой для разговора.

 — Это было в прошлом году. Сейчас там все в порядке.

 — Я рада это слышать. У нас тут целая орава рвется покататься на льду, — с улыбкой проговорила Шинед, подходя к Еве.

 Она была стройная и прелестная. Нежная белая кожа, тонкие черты, золотисто-рыжие волосы и зеленые, как море, глаза. «Такое же лицо, — подумала Ева, — было бы, наверное, у ее сестры-близнеца, матери Рорка, если бы она осталась жива».

 Она поцеловала Еву в щеку.

 — Спасибо, что приняли нас у себя дома.

 — О, это дом Рорка…

 — Даже если он его построил. Это дом, который вы создали вместе. Как тебе удается поддерживать тут порядок? — Шинед взяла Еву под руку и повела ее в гостиную. — Я бы заблудилась и не знала, как выбраться.

 — Честно говоря, это не я. В смысле порядка. Соммерсет.

 — Похоже, он свое дело знает. Я его немного побаиваюсь.

 — Я тоже.

 Но она предпочла бы сейчас встретиться с Соммерсетом, а не с тем, что ждало ее в гостиной. Их было так много! Говорил ли он, сколько их будет? Все они разговаривали и ели. И еще дети. Пару она уже видела во дворе. Должно быть, вошли через боковую дверь. А может, просочились сквозь стены. Может, они невидимки.

 Рорк как раз подавал чашку — чаю, наверное, предположила Ева, — пожилой даме. Она сидела в одном из кресел с высокой спинкой. У нее были белоснежные пышные волосы, голубые глаза и властный взгляд.

 Двое мужчин беседовали, стоя у камина. Их можно было бы принять за близнецов, если бы не разделявшая их разница в двадцать с чем-то лет. В отличие от нее, они с легкостью игнорировали пару детишек, которые сидели на полу у их ног, обмениваясь яростными тычками.

 Еще одна женщина лет двадцати с небольшим сидела у окна, мечтательно глядя в сад, пока младенец увлеченно посасывал ее грудь.

 Боже милостивый!

 — А вот и наша Ева вернулась, — объявила Шинед, и все разговоры смолкли. — Познакомься с семьей, дорогая. — Рука Шинед держала ее, как тисками. — Мой брат Нед и его старший сын — Коннор.

 Ева протянула было руку, но старший заключил ее в медвежьи объятья, а затем передал младшему для аналогичной процедуры.

 — Спасибо, что приняли нас.

 — А вон Мэгги, жена Коннора, нянчит их младшенького, Девина.

 — Очень приятно. — Мэгги застенчиво улыбнулась Еве.

 — Ну а эти безобразники на полу — Селия и Том.

 — У нее бластер. — Поскольку это замечание шепотом было сделано девочкой, Ева предположила, что она и есть Селия.

 — Полицейская комбинированная модель. — Ева инстинктивно положила руку на рукоять. — Переведен на электрошок. Низший уровень. Я… я пойду наверх, спрячу его.

 — Кто-то ее стукнул по лицу. — Том не позаботился понизить голос до шепота.

 — Не совсем так. Мне надо пойти наверх и… спрятаться.

 

 — Моя мать. — Шинед опять потащила Еву вперед. — Элиза Броди.

 — Мэм. Я только хочу…

 Но женщина поднялась на ноги.

 — Ну-ка давай посмотрим на тебя хорошенько. Ты что, не кормишь ее, парень? — спросила она у Рорка.

 — Я стараюсь.

 — Хорошее лицо, сильная челюсть. Неплохо, если надо держать удар. Так, значит, ты у нас коп? Бегаешь за убийцами и тому подобными. Ну и как, получается?

 — Да. Я хорошо делаю свою работу.

 — Нет смысла заниматься работой, если делаешь ее плохо. А твоя семья? Родственники? — У меня нет семьи.

 Женщина от души рассмеялась.

 — Боже милостивый, деточка, что ты такое говоришь? Нравится тебе это или нет, теперь у тебя есть семья. Ну-ка поцелуй меня. — Она постучала пальцем по щеке. — И можешь называть меня бабушкой.

 Ева была не большой охотницей до поцелуев в щечку, но тут выхода не было.

 — Честное слово, мне нужно только… — Ева неопределенным жестом указала на дверь.

 — Рорк нам сказал, что у тебя полным ходом идет расследование. — Шинед похлопала ее по плечу. — Не обращай на нас внимания, если у тебя есть дела.

 — Да, у меня есть… кое-что. Я на минуту.

 Она уже двинулась к двери, уже попыталась перевести дух, но Рорк нагнал ее на полпути. Дальше они пошли вместе.

 — Как ты на этот раз нарвалась на синяк?

 — Сувенир из Миннесоты. Надо было его обработать до того, как я сюда вернулась. Надо было запереть оружие в машине. — Вид у Рорка был до нелепости счастливый, и это смутило ее еще больше. — И не надо было пытаться заткнуть рот пацану — ну, этому, который Шон, — чтобы отстал со своими вопросами… Не надо было ему рассказывать, что в прошлом году случилось убийство в Рокфеллер-центре.

 — Последнее, безусловно, было ошибкой: рассказать мальчику об убийстве — значит еще больше раздразнить его любопытство. — Рорк обнял ее, начал растирать ей плечи. — С ними не надо притворяться не тем, что ты есть. Это я, слава богу, уже понял. Спасибо, что терпишь все это, Ева. Я понимаю, тебе нелегко, ты чувствуешь себя неловко, и время выбрано крайне неудачно.

 — Ничего страшного. Меня смутило их количество, тем более что среди них столько детей.

 Он наклонился и провел губами по ее волосам.

 — Вряд ли сейчас самый удачный момент, чтобы сказать тебе, что еще несколько устроили заплыв в бассейне, но другого выхода я не вижу.

 Ева замерла.

 — Еще?

 — Несколько. Один из моих дядей остался дома с целым выводком кузенов и кузин, а также с моим дедом. Они ухаживают за семейной фермой. Но другие кузены и кузины приехали сюда со своими детьми.

 Дети. Много детей. Она не станет паниковать, что толку?!

 — Нам понадобится индейка величиной с Юпитер.

 Рорк повернул ее лицом к себе, прижался губами к ее шее.

 — Как ты держишься?

 — Меня обуревают самые разные чувства. — Он еще раз потер ее плечи и отступил.

 Наверное, им обоим нужна была эта близость, это прикосновение, подумала Ева.

 — Я так рад, что они здесь. Никогда не думал, что доведется принимать родных под своей крышей, — Рорк смущенно засмеялся. — Даже не думал, что у меня есть такие родственники, которых я рад буду принять. Но, видит бог, я не знаю, как мне с ними быть, как их понимать.

 — Черт, их так много! Я бы сказала, потребуется пара лет, только чтобы запомнить, кто кому и кем приходится, как кого зовут.

 — Нет. — На этот раз он рассмеялся легко и беспечно. — Я не это имел в виду. Я рад, что они приехали, но я не могу к ним привыкнуть. Они… Не могу найти подходящего слова. Они приводят меня в замешательство, Ева. Своим дружелюбием, своей любовью. А в душе у меня до сих пор живет уличный крысеныш из Дублина, и он так и ждет, что кто-то из них скажет: «Рорк, дорогой, как насчет наличности? У тебя много, можешь поделиться». Это отвратительно и несправедливо.

 — Это естественно. Тебе было бы проще, если бы кто-то из них попросил денег. Ты бы это понял. И я поняла бы. — Ева вдруг пристально взглянула на него. — Я что, действительно должна называть ее бабушкой? Вряд ли мне удастся это выговорить.

 Рорк легко поцеловал ее в губы.

 — Буду тебе очень признателен, если ты хотя бы попытаешься. Ну, представь себе, что это прозвище. Я, например, именно так и делаю. А теперь, если тебе нужно работать, я принесу за тебя извинения.

 — Да никаких особых дел не осталось, только ждать. Пусть пресса нанесет свой удар, и федералы засуетятся. Департамент считает дело по сути закрытым. Я только об одном хочу тебя попросить. Набросай мне схему нью-йоркской клиники. Если их база не в Брук-холлоу, держу пари, она здесь, в клинике. Ну, может, есть какие-то подсобные отделения в других местах, но должен существовать операционный центр.

 — Сделаю. Сейчас начну поиск, а потом буду проверять удаленным доступом.

 — Было бы отлично. И, пожалуй, мы могли бы провести еще один поиск по Дине. Взять ее лицо с дисков в Брукхоллоу. Вдруг у нее есть не одно удостоверение с этой внешностью? Вдруг нам повезет?

 — Ты же говоришь, что дело закрыто, — напомнил Рорк.

 — Это департамент так считает. Но будь я проклята, если выпущу дело из рук, пока мы не испробовали все возможности.

 Ей пришлось познакомиться со всеми. Ева механически пропускала через себя имена и лица. Здесь, как минимум в одном экземпляре, а иногда и больше, были представлены все возрасты от семидесяти лет до стольких же дней. И все они были склонны поговорить.

 Поскольку Шон явно вознамерился ходить за ней тенью, Ева пришла к выводу, что маленькие мальчики похожи на котов. Они преследуют своим вниманием именно тех, кто больше всего их опасается и меньше всего им доверяет.

 Что до ее собственного кота, Галахад совершил свой царственный выход, игнорируя всех, в ком было меньше четырех футов роста, пока не сообразил, что именно эта разновидность рода человеческого более всего склонна ронять пищу на пол или потихоньку прикармливать его под столом.

 Ева избежала участия в том, что Шон называл туром по городу, предоставив Рорку их сопровождать. С гудящей от бесконечных разговоров головой она вновь ускользнула наверх, к себе в кабинет.

 Дело не закрыто, пока оно не раскрыто, сказала она себе.

 Она села за стол, вызвала данные с компьютера Рорка и принялась изучать планировку клиники Айкона.

 Конечно, могли существовать и другие медицинские центры, в этом Рорк был с ней согласен. Его компьютер будет продолжать непрерывный поиск незарегистрированных заведений. Но пока Ева решила поработать с тем, что есть.

 Ей и этого хватит.

 — Компьютер, удалить все открытые для посетителей зоны.

 Она ходила взад-вперед перед экранами, изучая входы и этажные площади.

 Потому что это было там. Она больше не сомневалась. Тут сказывалось тщеславие, а не только удобство. Он должен был разместить самый дорогой его сердцу проект в крупнейшей клинике, названной его именем.

 Вот где он проводил свое свободное время. То послеобеденное время, не заполненное никакими другими делами. И от дома недалеко. Короткая прогулка или поездка.

 — Компьютер, удалить зоны для пациентов. Черт, остается еще полно места для лабораторий, для персонала, для администрации. Я даром теряю время, — пробормотала она себе под нос. — Еще через день-два федералы расползутся по всей территории, как муравьи.

 Полиция Нью-Йорка не могла закрыть клинику. Надо было считаться с присутствием гражданских лиц, пациентов, надо было вступить в схватку с законами об охране частной жизни, да и сами размеры территории делали нормальный обыск практически невозможным.

 У федералов и численность, и возможности, и оборудование совсем другое. Пожалуй, лучше оставить это им. Пусть заканчивают.

 — К черту! Компьютер, вывести на экран зоны лабораторий одну за другой, начиная с самого высокого уровня секретности. Там есть лаборатории «Юнилэб», есть какие-то элементы мобильных структур. Все это части проекта, — тихо сказала она, когда на экране возникло новое изображение. — Но как разобрать, что тут где, если не взять под арест всю систему?

 А это означало юридические баталии со всеми странами, где Айкон построил свои клиники. Плюс гражданские иски от персонала и пациентов.

 — У них есть мобильные медпункты. Отличный способ перемещать выпускниц из школы в точку размещения. Надо будет проверить. Нобелевский лауреат, мать его так! Их закроют к чертям собачьим еще до того, как это закончится.

 Ева повернулась, заслышав шаги в дверях, и увидела Шинед.

 — Извини. Я тут немного заблудилась, услышала твой голос и пошла на него. Смотрю, ты работаешь. Я пыталась выскользнуть незаметно.

 — Я просто размышляла вслух.

 — Что ж, я и сама все время размышляю вслух.

 — Вы не поехали с остальными?

 — Нет, не поехала. Я осталась помочь моей дочери и невестке с их малышами. Ну вот, теперь они уснули, и я подумала: попробую сама найти ту прекрасную библиотеку, которую Рорк нам показывал раньше, возьму книгу и прилягу. Но я заблудилась, как Гретель в лесу.

 — Что за Гретель?

 — Сестра Гензеля. Это такая сказка.

 — А, да. Я знала, только забыла. Я покажу вам библиотеку.

 — Нет, не стоит беспокоиться. Я сама ее найду. Ты же работаешь.

 — Все равно топчусь на месте.

 — А можно мне посмотреть? Только на минутку.

 — Что посмотреть?

 — Полицейскую работу. Нет, я не такая кровожадная, как наш Шон, но все-таки мне интересно. Но это больше напоминает маленькую квартирку, а не кабинет полицейского.

 — Честно говоря, Рорк вроде как скопировал мою прежнюю квартиру. Так он пытался заманить меня сюда, заставить меня переехать.

 Шинед ласково улыбнулась.

 — Умно. И очень мило. Я нахожу его и умным, и милым, хотя в нем чувствуется решительность и властность, даже жесткость. Ты хочешь, чтобы все мы убрались обратно в Клер, Ева? Говори, я не обижусь.

 — Нет. Честное слово. Он… — Ева задумалась, не зная, как это выразить. — Он так рад, что вы приехали. Он редко теряется, но, когда речь заходит о вас, он растерян. Это касается всех вас. И особенно вас, Шинед. Мне кажется, он до сих пор горюет по матери и в глубине души винит себя в том, что с ней случилось.

 — Горе — вещь естественная и, я думаю, даже необходимая. А вот чувство вины совершенно бесполезно и беспочвенно. Он же был еще младенцем!

 — Она умерла ради него. Он так это видит, и так будет всегда. Поэтому ваш приезд… Особенно ваш, Шинед. Для него это очень много значит. Жаль, что я не умею все толком объяснить.

 — Я так хотела приехать! Никогда не забуду, как он впервые приехал, как сидел у меня на кухне. Сын Шиобан! Я хотела… Нет, ты видишь, какая я глупая?

 — Что случилось? — Ева страшно перепугалась, увидев слезы на глазах Шинед. — В чем дело?

 — Я здесь. А в глубине души не перестаю думать, как обрадовалась бы сестра, доведись ей здесь побывать. Как она гордилась бы всем, чего достиг ее сын. Всем, что у него есть, всем, чем он стал. Хотела бы я отдать ей хоть час моей жизни, чтобы она могла стоять тут и говорить с его женой в их чудесном доме. Хотела бы, да не могу.

 — Ну… я не знаю… но мне кажется, она была бы рада, что вы здесь. Я думаю, она была бы благодарна, что вы… ну… вы приняли его как родного.

 — Ты все правильно сказала. Спасибо тебе. Я рада заменить ему мать, и мне грустно, что моя сестра так мало времени провела со своим сыном. У него наши глаза. Не цвет, я хочу сказать, а разрез. Так утешительно смотреть в его глаза и видеть, что это он унаследовал от нас. От нее. Надеюсь, ему приятно видеть ее во мне. Ну, все, хватит, не буду тебе больше мешать.

 — Погодите. Погодите. — Ева задумалась. — Ваш брат, тот, что приехал сюда.

 — Нед.

 — Он ездил в Дублин искать сестру и ее сына.

 — Да, ездил. — Суровая складка залегла возле губ Шинед. — И был избит чуть не до смерти за свои труды. Патрик Рорк. — Она едва не выплюнула это имя. — Полиция не могла нам помочь. Мы знали, что ее больше нет, нашей Шиобан. Мы знали, но у нас не было доказательств. Мы пытались найти его ради нее и чуть не потеряли Неда.

 — Давайте предположим, что вы знали, где найти Рорка, когда он был ребенком, знали, как до него добраться, знали, что с ним происходило в детстве. Что бы вы сделали?

 Прекрасные глаза Шинед вспыхнули, как угли.

 — Если бы я знала, где этот ублюдок держит сына моей сестры, мою кровь и кость, мое сердце, которое он разорвал на части? Что он обращается с ребенком хуже, чем с приблудным псом, учит его своему грязному ремеслу? Вот как бог свят, я перевернула бы небо и землю, чтобы вернуть этого мальчика, увезти его домой. Он же был мой, разве нет? Он часть меня. Был, есть и будет.

 — Сучье пекло! Извините, — торопливо добавила Ева, увидев, как изумленно вскинулись брови Шинед, — это я не вам. Сучье пекло! — Она бросилась к настольному телефону. — Лейтенант Даллас. Дайте мне дежурного офицера. Живо!

 — Дежурный офицер Отс слушает, лейтенант.

 — Определить местонахождение ученицы Дианы Родригес, двенадцать лет. Немедленно. Проверить охрану по всему периметру. Остаюсь на линии до полного отчета. Шевели задницей!

 Шинед не сводила с Евы ошеломленного взгляда. В эту минуту она стала удивительно похожа на своего внука Шона.

 — Ну, ты и строга!

 — Дура, дура, дура! — Ева в сердцах пнула свой стол на глазах у Шинед. — Ее мать. Мать она ждет! А кто, черт побери, ее мать? Уж точно не та, что указана в этой липовой анкете, зуб даю. Дина. Она имела в виду Дину.

 — Я уверена, что так оно и есть, — робко подтвердила Шинед.

 — Лейтенант, местонахождение Дианы Родригес установить не удается. Я приказал провести полный обыск помещений и территории. Имел место ранее не замеченный обрыв охранной системы на юго-западной стене. Я его проверяю.

 — Ты его проверяешь?

 Шинед стояла и, как завороженная, следила, пока Ева с хрустом перемалывала по телефону косточки офицера Отса.