• Следствие ведет Ева Даллас, #50

2

 Ева вставила в свой компьютер диск с записями внешней камеры наблюдения и, подумав, отмотала время на час назад по отношению к предполагаемому времени убийства.

 «Убийца может быть жильцом этого дома, он также мог прийти когда угодно, но лучше заняться наиболее вероятным вариантом», — решила она.

 Теперь она наблюдала, как люди входят и выходят. У многих были пакеты с покупками. Неужели людям никогда не надоест покупать? Куда девать столько барахла? Современники не переставали ее удивлять.

 — Уже почти самое время, — подсказала Пибоди, глядя на монитор. — До убийства всего пятнадцать минут. Либо это жилец дома, либо…

 — Внимание!

 Ева и Пибоди уставились на посыльного или посыльную у панели сигнализации перед дверью.

 — Включи-ка паузу! Гляди, он или она держит на плече здоровенную коробку, заслоняясь ею от объектива. Большое бурое пальто, бурые штаны, башмаки на шнурках, бурые перчатки, волосы убраны под темную лыжную шапочку, шея и подбородок закрыты шарфом. Даже расу не определить.

 — На какую кнопку жмет, тоже не поймешь. Но даже без увеличения картинки можно предположить, что «он» пожаловал к потерпевшей. Телосложение крепкое.

 — Такое впечатление может создавать пальто. Вот рост можно прикинуть. Входит. Переключаемся на внутреннюю камеру. Идет прямиком к лифту, — продолжила Ева через несколько секунд. — Знает о расположении камер. Не первый раз здесь или знаком с системой охраны. Держит свою коробку под правильным углом. Вошел в кабину. Ну-ка, что тут у нас? Руки. Небольшие. Может, мужские, а может, женские. Итак, имеем руки, ноги, рост. Уже какой-никакой материал для анализа. Проклятье! Выходит из кабины, поправляет коробку на плече, шагает прямо к двери потерпевшей.

 — Она сама открыла ему — или ей — дверь, тут ты права. Гляди-ка, рука лезет в карман! Даллас!

 — Вижу. Движения быстрые. Она открывает дверь. «Мисс Баствик, вам посылка. Тяжелая, мисс, позвольте, я внесу ее внутрь». Она шире открывает дверь и отходит назад, пропадая из объектива. Он входит, держа что-то в руке. Черт, опять не видно! Захлопывает дверь ногой. Чисто сработано, мать его! Или ее.

 — Ты все правильно представляла, еще не посмотрев запись! — восхитилась Пибоди.

 — Толку-то. Ей уже не помочь. — Ева промотала запись вперед, до того момента, когда дверь снова открылась, и стала смотреть дальше. — В общей сложности двадцать семь минут. Налицо осмотрительность и целеустремленность. Опять коробка на плече, лица не разглядишь.

 — Но ты видела?

 — Ты о чем?

 — Какая пружинистая походка! Человеку очень хорошо, человек чуть ли не счастлив! При этом осторожничает и не забывает заслоняться от камеры по пути туда и обратно. Надо связаться с транспортной полицией, пусть проверят свою съемку. Вдруг убийца воспользовался метро? Или такси? При такой осторожности вряд ли он стал бы ловить такси прямо у дома, но уточнить не помешает.

 После этого напарницы проверили домашний кабинет Баствик, подготовили ее электронику для отдела электронного расследования, изучили переписку на предмет подозрительных контактов.

 Ева коротко переговорила с Доусоном, главным «чистильщиком».

 — Сейчас прибудут специалисты-электронщики. Убийца на пути вверх и вниз воспользовался лифтом «В», поработайте с ним. Я распоряжусь, чтобы его отключили, пока вы там не закончите.

 — Уже делаем. — Доусон направил на нее проницательный взгляд темных глаз из-под белого капюшона. — Мы не подведем, Даллас. У нас есть профессиональная гордость.

 Изучив в ее присутствии надпись на стене, он сказал:

 — Занятный способ заявить о себе!

 Ева ушла из спальни и вместе с Пибоди покинула здание.

 — Первый подход к штанге ничего не дал, — заговорила Пибоди. — Посыльного — посыльную? — никто не видел. Транспортная полиция еще изучает записи своих камер, но пока что безуспешно. Он, конечно, мог выбросить свою коробку.

 — Вряд ли, она может снова ему понадобиться.

 — Снова? — переспросила Пибоди, усаживаясь к Еве в машину, на пассажирское сиденье. — Думаешь, он будет продолжать?

 — Похоже на то. Эта пружинистая походка, — Ева тронулась с места, — куча удовольствия, почему бы не повторить? Мы действуем по шаблону: изучаем знакомых обоих полов, бывших партнеров, коллег, клиентов потерпевшей.

 — Джесс Барроу? Он мотает срок, а так он — лучший кандидат на то, чтобы поквитаться с тобой и с ней. Ты его посадила, она его не спасла.

 — Он получил меньший срок, чем заслужил. Но его персона заслуживает внимания. А фирма? Сначала Фицхью, теперь Баствик: два убитых партнера за два года. Давай-ка вчитаемся в список угроз, которые она получала.

 — Давай. А как насчет угроз тебе?

 Ева, подъезжая к Главному управлению полиции, забарабанила пальцами по рулю.

 — Мне никто не угрожал. Знаешь, в какую сторону надо смотреть? Письма поклонников — вот куда! Правда, лично я ничего такого не сохраняю.

 — А я их берегу! Знаешь, какие миленькие приходили после того фильма про Icove? — Воспоминания вызвали у Пибоди румянец удовольствия. — Мое любимое — от двенадцатилетней девчонки, написавшей, что раньше хотела стать видеозвездой, а теперь мечтающей заделаться копом, как я. Разве не прелесть? У тебя таких, поди, куча до самого потолка.

 — Не знаю. — Еву все это смущало, от таких разговоров она всегда принималась ерзать. — Те, что приходили в Главное, я сваливала на Киунга. Он же у нас главный по связи с прессой. Если через Голливуд, то я просила тамошних ребят избавить меня от этой ерунды. Я — коп, остальное побоку.

 Пибоди немного подождала и ответила:

 — У них все наверняка подшито.

 Ева сдернула с руля руку и взъерошила себе волосы.

 — Это точно. И ты права, придется все это читать и анализировать. Дай передохнуть.

 Надо успокоиться, прийти в себя. Она утверждает, что первым делом она коп? Значит, и рассуждать должна как коп.

 Отбросить эмоции, побороть тошноту, забыть про головную боль и приступить к своим профессиональным обязанностям.

 — Обратимся к Мире, пусть посмотрит на это под своим психопатическим углом. Дальше — координация между Киунгом и Голливудом. Киунг умница, за ним не заржавеет, а психиатрия тем временем рассмотрит поведенческий аспект. Если бред на стене не дымовая завеса — вероятность невелика, но кое-какая все же имеется, — то это значит, что убийца непонятно когда и каким образом пытался со мной связаться, а может, и связывался. И теперь эта связь для него реальна. Это мы возложим на тех, кто знает, что искать.

 — Ладно, я потереблю Киунга и свалю это на него. Его епархия, пусть вкалывает. Будут другие красные флажки — пройдемся и по ним, поглядим, куда они нас приведут.

 — Верно мыслишь, Пибоди. Действуй! — Ева въехала в гараж Главного управления. — Давай пока не снимать с котелка крышку, но и ушами хлопать не будем. Я бегу к Уитни, — сказала она, поставив машину. — Командованию требуется полный рапорт, и как можно скорее. Ты тоже не теряй времени зря: напиши свой отчет и пошли по копии командиру и Мире.

 — Ты тоже с ней поговори, — посоветовала Пибоди.

 — Куда я денусь от нашего главного психолога? Но первым делом — Уитни. Пусть взвесит все «за» и «против» и решит, поручать ли это нам, мне. Если он решится, потребуется полное доверие.

 — Об этом я не подумала, — вздохнула Пибоди. — А надо было!

 Ева и Пибоди вошли в лифт.

 — На тебе связь, на мне все остальное. Не медлить! Я займусь юристами и моргом.

 Пибоди выскочила из лифта, Ева поехала дальше. В кабину набилось много полицейских и штатских.

 Выбравшись из тесной кабины, Ева напомнила себе, что сейчас от нее потребуются четкость, обстоятельность и хладнокровие.

 В приемной Уитни Ева сказала секретарю:

 — Мне срочно надо к нему.

 Женщина удивленно приподняла брови.

 — Вы не записывались, лейтенант.

 — Мне необходимо без промедления поговорить с майором Уитни.

 Секретарь кивнула, не задавая вопросов, тронула свой наушник и тихо заговорила:

 — Сэр, здесь лейтенант Даллас, просится к вам. Да, сэр, прямо сейчас. Конечно. — Новое прикосновение к наушнику. — Заходите, лейтенант.

 — Благодарю. — Ева шагнула к высокой двойной двери, но на пороге обернулась. — Вы знакомы с секретарем доктора Миры?

 — А как же! — Женщина улыбнулась. — Очень хорошо знакома.

 — Ей бы у вас поучиться. — И Ева открыла дверь.

 Начальник — крупный широкоплечий мужчина — сидел за массивным столом и говорил по настольному коммуникатору. Он жестом велел Еве сесть и подождать.

 Она закрыла дверь и воспользовалась предоставленными ей секундами, чтобы сосредоточиться, отбросить ненужные эмоции.

 Договорив, Уитни впился в нее карими глазами. Заделался крупным боссом, подумала Ева, но все равно остается прежним копом с улицы.

 — Леанор Баствик?

 — Так точно, сэр.

 Он указал на кресло, но Ева осталась стоять по стойке «смирно».

 — Я решила доложить вам о деле лично.

 — Понятно.

 Уитни выглядел отдохнувшим: широкая темная физиономия и коротко постриженные волосы, «перец и соль» — правда, соль уже преобладала над перцем. Отпуск явно пошел ему на пользу.

 — Вам докладывали об убийстве? — начала Ева.

 — Поскольку она была видным защитником, наше Управление регулярно с ней бодалось. Она была своим человеком для прессы. Следовательно, меня не могли не поставить в известность и не сообщить о вашей связи с делом. Что еще?

 — Тело Баствик обнаружил ее ассистент Сесил Хавершем примерно в семь вечера, когда он, встревоженный ее отсутствием на запланированных встречах, явился в ее квартиру. В силу своих обязанностей Хавершем располагал ее кодами. Мы проверим его алиби на момент наступления смерти, но в данный момент он подозреваемым не является. Потерпевшую задушили, скорее всего, при помощи удавки, видимые следы борьбы и сексуального насилия на теле и вокруг него отсутствуют. Время смерти — вчера, в восемнадцать тридцать. Камеры зафиксировали человека, вошедшего в дом в качестве посыльного; он загораживал свое лицо от камер большой коробкой. Пол не установлен.

 — Из этого вытекает, что он знал о расположении камер и разбирался в схеме здания.

 — Так точно, сэр. Потерпевшая открыла ему дверь. Камеры показывают, как, входя, он запустил руку в правый карман. Ушел, унося принесенное, спустя примерно пятнадцать минут после проникновения в квартиру потерпевшей.

 — Быстро сработано!

 — Общее время пребывания в доме — менее получаса.

 — Профессионал? — спросил Уитни, подавшись вперед.

 — Похоже на то, сэр. Но это пока не установлено. В данный момент на месте преступления работают чистильщики, тело доставлено в морг. Я попросила заняться им главного судмедэксперта Морриса.

 — Естественно. — Уитни развел ручищами. — Неизбежно внимание прессы, помнящей склонность потерпевшей обращаться к ней в интересах своих клиентов. В вашем рапорте ничто не побуждает закрыть дело для прессы. А вы, Даллас, как правило, не посещаете меня без вызова. В этот раз мне положено что-то узнать?

 — Можно воспользоваться вашим экраном, сэр?

 Он кивнул.

 Еве пришлось немного повозиться — как же она ненавидит всю эту электронику! — но в конце концов она нашла, куда вставить диск и как включить воспроизведение.

 На экране появилась надпись на стене над телом.

 Уитни встал и обошел свой стол, не сводя взгляд с экрана.

 — Когда вы в последний раз видели потерпевшую или говорили с ней?

 — На провалившейся апелляции Джесса Барроу, год назад. С тех пор у меня не было дел с ее участием. Но мы время от времени попадались друг другу на глаза. Чаще это происходило во время следствия по делу Барроу и при расследовании убийства партнера потерпевшей, Фицхью. Коп и защитник — не больше и не меньше. Я ее недолюбливала — и как человека, и как юриста, но я многих недолюбливаю.

 — Вы когда-нибудь желали ей смерти?

 — Сэр!

 — Просто так, в сердцах, лейтенант. — Его взгляд призывал ее к откровенности. — В пылу момента, так сказать, в беседе с кем-нибудь?

 — Нет, сэр, такого не было. Другое дело — называть ее разными неуважительными именами: без этого, вероятно, не обходилось. Но дело в том, сэр, что нам с ней нечасто приходилось сталкиваться в суде. Если на то пошло, я чаще боролась с покойным Фицхью, чем с Баствик. У нас не было совместных дел, мы не встречались в обществе и никогда не разговаривали вне рамок следствия, за пределами суда. Легкость, с которой убийца проник к ней в квартиру, говорит о том, что он был знаком с Баствик гораздо лучше, чем я.

 — Этого нельзя будет скрыть, — предупредил Уитни, кивнув на экран.

 — Так точно, сэр, нельзя. Мы могли бы постараться, но убийца все равно не позволит. Зачем стараться, все это выписывать, если это не привлечет внимания и не заслужит благодарности?

 Уитни вернулся в свое кресло.

 — Нам обоим понятно, что было бы гораздо проще, если бы я поручил это дело другому следователю.

 — Может, и проще, сэр, но я прошу вас этого не делать. Если убийца серьезно это написал, то убийство — услуга мне, наказание за проявленное ко мне неуважение. Отстранение меня от дела непременно будет воспринято как новое неуважение. Этот человек считает, что знает меня, но это ошибка, и она дает мне преимущество.

 «Хладнокровнее!» — напомнила себе Ева.

 — Пибоди координирует всю корреспонденцию, направляемую мне через Управление, и следит за последствиями дела Icove, книги и видео, связанного с людьми из Голливуда. Мы потребуем от доктора Миры назначения специалиста по поведению для анализа этой корреспонденции, если у нее самой не найдется на это времени. Вполне вероятно, что убийца уже пытался со мной связаться, причем неоднократно. У меня есть кое-какой опыт работы с фирмой потерпевшей при расследовании прошлого убийства — это тоже плюс.

 Скорость и логика изложения должны на него подействовать.

 — Два убийства в одной юридической фирме — подозрительное совпадение. Убийца был знаком со зданием, где проживала потерпевшая, точно знал, где установлены камеры и где расположена ее квартира, знал, что она дома, причем одна, иначе не выбрал бы это время. Все это предполагает инсайдерскую информацию или углубленное изучение.

 — Да еще ваше имя на стене, Даллас.

 — Вот именно, сэр. Он ищет моего внимания, сэр, иначе ничего не написал бы. Ну, так пусть получит! Очень вероятно, что он снова попытается на меня выйти. Невозможно отрицать, что это — мое имя на стене — имеет некоторый личный смысл. Но я надеюсь, сэр, что вы поверите моему слову: это мне не помешает.

 Уитни сцепил пальцы под подбородком и уставился на Еву.

 — Если бы я подыскивал вам замену, кому в вашем подразделении вы бы порекомендовали передать это дело?

 Это был удар под дых, но она устояла и честно ответила:

 — В своем подразделении я могу порекомендовать любого. Любой мой коллега займется расследованием со всем профессионализмом и упорством и доведет его до надлежащего завершения.

 — Правильный ответ. Не забывайте об этом, я тоже не забуду. Я поговорю с Тибблом. А вы объясните Киунгу, как отразить нападение прессы, когда оно начнется, — а этого не избежать. Жду от вас верности слову, лейтенант. Если у вас возникнут серьезные помехи, доложите — и отойдите в сторону.

 — Есть, сэр.

 — Приступайте к работе.

 — Спасибо, сэр.

 Покидая кабинет начальника, Ева всеми силами пыталась унять ликование.

 «Хладнокровнее! — сказала она себе еще раз. — Очередное дело — только и всего».

 Но она не верила себе, потому что… не верила, и все. Никогда она не относилась к новому делу просто как к «очередному».

 Она заторопилась прямиком в свой убойный отдел, не обращая внимания на ломоту в затылке. В отделе она немного постояла, собираясь с мыслями.

 Нет, она нисколько не покривила душой.

 Любой из них, кого ни возьми. Хоть Дженкинсон, пивший сейчас поганый кофе, хмуро глядя на свой экран, хоть Бакстер, болтаюший по коммуникатору, закинув на стол ноги в сверкающих штиблетах. Хоть Кармайкл и Сантьяго, о чем-то тихо спорившие, сдвинув головы.

 Они еще не избавились от рождественских украшений: дурацкой кособокой елки, всяческой мишуры, символов самых разных верований: ангольской кукурузины, зубчатой миноры, Санта-Клауса — вылитого зомби.

 На двери в буфет висела табличка, которую Ева, будь ее воля, никогда бы не сняла:

 НЕВАЖНО, КАКОЙ ВЫ РАСЫ, ВЕРЫ, СЕКСУАЛЬНОЙ ОРИЕНТАЦИИ ИЛИ ПОЛИТИЧЕСКИХ ВЗГЛЯДОВ, МЫ ЗАЩИЩАЕМ И СЛУЖИМ.

 «Святая правда», — подумала она в тот момент, когда из двери вышел с чашкой дрянного кофе Рейнеке.

 Она поспешила в свой закуток, где ее ждал приличный кофе. Ее посетила мысль, что, может быть, в буфете тоже стоило бы поставить кофейный автомат Рорка, чтобы ребята баловались нормальным кофе. Но тотчас отвергла эту мысль как недопустимо сентиментальную.

 Зачем нарушать почтенную традицию потребления дряни и ворчания по сему поводу только из-за того, что ей приятно командовать славными копами! Так они лишатся возможности подворовывать из ее кофейной машины. Кто она такая, чтобы лишать их излюбленного развлечения?

 Вместо того чтобы приступить к эпохальным преобразованиям, она заказала своей машине хороший кофе, села и принялась за дело.

 Убитая заслуживает того, чтобы расследовать ее смерть по всем правилам. Сама Ева тоже предпочитает не нарушать порядок.

 После того как она аккуратно заполнит журнал и оформит служебную доску, они с Пибоди начнут допросы в юридической фирме убитой, свяжутся с моргом, с Моррисом. Она станет лично подгонять чистильщиков и лаборантов.

 А еще она выкроит время, чтобы выполнить приказание начальства и подключить к делу Киунга.

 «Надин! — вспомнила она, рассеянно потирая затылок. — Надин Ферст — ас прямого репортажа и автор “The Icove Agenda” — книги, побившей рекорды продаж. Вот с кем надо переговорить!»

 Обстоятельному человеку — а Ева убедилась, что убийца человек обстоятельный, — известно, что Надин и Ева близкие друзья. Через нее — публичную фигуру, известнейшего репортера — ничего не стоит добраться до ее подруги-копа.

 А главное, стоит крышке, пока что плотно накрывающей кастрюльку с подробностями убийства, хотя бы немного сдвинуться — и Надин Ферст почует лакомство, как кошка мышку.

 Разумнее не ждать, пока это произойдет, а самой возглавить процесс.

 Соображая, как лучше это сделать, Ева услышала стук каблучков. Надин?! Легка на помине? Ева привстала, загораживая собой доску.

 Но это оказалась Мира.

 Ей не было присуще являться самой, вот так входить в ее кабинетик и плотно закрывать дверь.

 — Куда сесть? — осведомилась Мира.

 — Лучше сюда. — Ева, не скрывая удивления, указала на свое кресло.

 — Нет, оно твое. — И Мира с кряхтеньем уселась в неудобное кресло для посетителя. — Ты умница, — начала она. — Коп, каких мало. То и другое означает, что тебе следовало бы передать это дело кому-нибудь другому.

 — Согласна, я умница, — сказала Ева. — А уж коп какой! То и другое означает, что я ни за что не откажусь от этого расследования. Кто-то использовал меня для оправдания убийства.

 — У тебя личная заинтересованность.

 Ева села. Первым делом она восстановила дыхание, потом ответила:

 — Так можно сказать про любого. — Не обратив внимания на недовольную гримасу Миры, она продолжила: — Убийство вообще принимаешь близко к сердцу. Но хороший коп умеет сохранять объективность даже в самых трудных условиях.

 — Ева! — Мира властно подняла руку, давая понять, что категорически не согласна с услышанным.

 Ева изобразила почтительность.

 Мира этого заслуживает, подумала Ева, разглядывая ее безупречный, в красной, а не в своей обычной мягкой цветовой, гамме наряд. Волосы, похожие цветом и текстурой на соболий мех, уложены по-новому: обрамляют милое личико, отчего спокойный взгляд синих глаз приобрел дополнительную глубину.

 Ева, правда, не исключила, что все дело в волнении.

 Тем временем Мира как будто призвала себя к спокойствию: она постаралась сесть поудобнее, насколько позволяло отвратительное кресло, и положила одну великолепную ногу на другую.

 — У убийцы есть к тебе что-то личное. Этот человек воображает себя — давай для простоты употреблять мужской род — твоим другом, хуже того, твоим защитником. Он нафантазировал себе какие-то отношения с тобой, и теперь, когда он ради тебя совершил убийство, они только углубились. Он сделал тебе подарок и ждет, что ты это оценишь.

 — Придется его разочаровать.

 — От разочарования он нанесет новый удар.

 — Предположим, я откажусь от дела, решу, что оно недостойно моего времени и усилий. Что тогда? Что? Не совершит ли он новое убийство, не превзойдет ли себя, не выберет ли того, ради кого я уже не пожалею своего времен и сил?

 Мира щелкнула себя по носку красной туфельки.

 — Образцовый коп! — похвалила она. — Да, такое возможно. Ясно одно: он зациклен на тебе.

 — Не скажу, что это ясно и для меня, но я этого не исключаю. Как и того, что все дело было в самой Баствик. Я должна делать свою работу, одобряешь ты меня или нет. Нам бы следовало задаться другим вопросом: почему он зациклился на мне? Почему нафантазировал себе эту дружбу? Как мне ее использовать, чтобы остановить его? Вот где мне нужна твоя помощь!

 Мира вздохнула и посмотрела на Евину автокухню.

 — Хочешь своего любимого чаю? Кажется, он у меня еще есть.

 — Не отказалась бы. Уж очень ты меня огорчаешь.

 Ева встала и запрограммировала чай.

 — По-моему, это и есть недопустимо личный подход.

 — Никуда не денешься, — сказала Мира и улыбнулась оглянувшейся на нее Еве. — Но хороший психиатр, совсем как хороший коп, умеет сохранять объективность. Этот человек идеализирует тебя, Ева, а это очень опасно.

 — Почему? — спросила Ева, протягивая Мире чашку. — Я не про опасность. Почему он меня идеализирует?

 — Ты — сильная женщина на опасной работе. У тебя яркая карьера.

 — Мало ли женщин служит в полиции! — возразила Ева. — Многие в офицерских званиях.

 — Добавлю, что многие твои дела попадают в фокус внимания прессы. Ты замужем за крупным, исключительно успешным и притом загадочным человеком, тоже привлекающим очень много внимания.

 Пока они пили чай, Ева хмуро обдумывала услышанное.

 — А тут еще популярная книга, героиня которой — ты. Не говоря об успешном фильме, расхваленном критиками, — продолжила Мира. — Ты рискуешь своей жизнью ради защиты и службы, хотя могла бы беззаботно путешествовать, вести богатую жизнь, наслаждаться привилегиями. Ты выбрала работу, трудишься, не жалея сил, идешь на смертельный риск ради торжества правосудия.

 — Бурные аплодисменты! Убийство Баствик-то при чем? Зачем вообще кого-то убивать, раз я такая? Раз попросту делаю свою работу?

 — По мнению убийцы, ты должна бороться за торжество правосудия по-другому, — сказала Мира. — Ты — идеал, профессиональные правила тебе только мешают. Этот человек желает сделать так, чтобы справедливость восторжествовала для тебя самой.

 — А Баствик? Какое мне было дело до нее?

 — Не тебе. В глазах этого человека она олицетворяла всех защитников, всех, с кем ты сражаешься. Всех, кто проявлял к тебе неуважение, кто не почитал тебя так, как он.

 — Господи! — Ева покосилась на свою доску, на фотографии Леанор Баствик, живой и мертвой. — У нас с Баствик почти не было общих дел. Если что и было, то давно, целых два года назад.

 — Он мог долго вынашивать свой план, все обдумывать, взвешивать. Может оказаться, что Баствик ляпнула что-то лишнее — на публику или приватно, но так, что ее подслушали, — и эти ее слова усилили отвращение этого человека. Пока только отвращение, не ярость.

 Ева опять взглянула на свою доску.

 — Баствик была видной персоной среди адвокатов. Это могло послужить причиной того, что его выбор пал на нее. Убийство хорошо спланировано, каждый шаг выверен, преступник ни на секунду не забывал о своей цели. Надеясь, кстати, что его преступление вызовет огласку. Если бы он действовал бескорыстно — а в своем послании он как будто пытается доказать именно это, — то не стал бы марать стену. — Она посмотрела на Миру в ожидании подтверждения своей правоты. — Так ведь? Если ты оказываешь кому-то услугу от души, то слава тебе ни к чему.

 — Ни к чему — если от души. А тут ожидалась реакция. Твоя реакция.

 — Убийце нужно мое внимание — это я понимаю. Не добьется — повысит ставки. А если добьется, все равно убьет опять. Это дело ему понравилось. К тому же, если кто-то становится объектом твоего внимания, за неимением чего-то еще, то тебе хочется множить дары. Хочется или нет?

 — Верно, но одновременно хочется одобрения, похвалы, даже взаимности. Отклика — вот чего ему подавай.

 — В любом случае, если только мы не ошибаемся и дело не в самой Баствик, то он еще не закончил. Если у меня не заберут дело, то у меня быстрее получится его остановить. Мне будет проще вычислить его следующую жертву.

 — А вдруг следующая — ты? Вдруг ты его разочаруешь, вдруг он решит, что ты его предала? Идолов рано или поздно низвергают, Ева.

 — В какой-то момент я неминуемо окажусь следующей.

 Мира немного посидела молча, прихлебывая чай.

 — Если бы он тебя просто дразнил, играл с тобой в прятки, я бы так не насторожилась. Но это не соревнование, а что-то вроде жертвоприношения. — Она вздохнула и отставила чашку. — Я сама буду анализировать корреспонденцию. Поищем рецидив, того, кто уже тебе писал или еще каким-то образом пытался на тебя выйти. Кого-то, кто воображает, что вы как-то связаны. Попробую вытянуть это из корреспонденции. Я прочла рапорт Пибоди без должного внимания, — продолжила Мира. — Но все равно поняла, что убийца отлично контролировал каждый свой шаг, был осторожен, заранее знал привычки потерпевшей, разбирался в том, как у нее работает система охраны. Значит, он либо изучал, преследовал ее, либо какое-то время находился с ней рядом. Тебя он тоже изучал. Он жаждет твоего внимания, но, конечно, не хочет, чтобы его остановили, тем более сцапали. «Ваш истинный и верный друг», — процитировала Мира. — Выходит, он в это верит и считает себя единственным, кто способен и желает за тебя вступиться. Рорку нужно быть осторожным.

 — Рорку?

 — Эта женщина повела себя с тобой неуважительно, а Рорк ее не покарал. Получается, он тебя недостоин.

 — Думаешь, теперь он примется за Рорка?

 — Не сразу, — ответила Мира, — но рано или поздно это произойдет. У него может возникнуть потребность убрать твоих близких, чтобы самому почувствовать себя ближе к тебе. Сейчас у него есть короткий список врагов. Но, поверь мне, он знает имена всех, кого ты любишь, с кем дружишь. Взять хотя бы твою напарницу…

 Ева возмущенно привстала.

 — Пибоди? Мои подчиненные? — Так далеко ее мысли не заходили. — Тогда я пас!

 — Нет! — Мира помотала головой. — Права была ты, я ошиблась. Если ты откажешься от дела, его мотивы не изменятся, наоборот, он может повысить ставки. Теперь ты должна быть вдвойне осторожна в публичном пространстве: следи за своим языком, помни, что любое твое слово может попасть в прессу. Он будет цепляться за все, что ты говоришь, за любой жест. То, что он чувствует, как относится к твоим словам и делам, — это для него и есть правда. Ты не просто следователь, Ева, ты связана с потерпевшей не только у убийцы в голове. Ты для него — мишень.

 — Я должна защитить людей вокруг меня, — сказала Ева, думая, среди остальных, и о самой Мире. — Так что вернусь-ка я к работе.