• Следствие ведет Ева Даллас, #50

4

 Когда Ева вернулась в отдел расследования убийств, ее ждало сообщение от Фини. Пришлось идти к электронщикам, к своему бывшему напарнику, теперь — капитану, возглавлявшему этот отдел.

 Через стеклянную стену она увидела, что он работает один. На нем была мятая рубашка цвета жидкого кофе с короткими рукавами. Его физиономию верного бассет-хаунда венчала рыжая некогда шевелюра, проигрывавшая бой седине.

 Увидев ее, он кивнул, не думая изображать гостеприимство.

 — Ну и головоломку ты нам подбросила!

 — Разве ты не соскучился по сложному делу так же, как я? То-то я никак не могла найти подходящего слова. Спасибо! Именно «головоломка».

 Он еще раз кивнул и шагнул к автокухне.

 — Будешь шпинатный коктейль?

 — Обойдусь. И постараюсь обходиться, пока буду жива.

 — Тебе полезно, — упрямо сказал он, нажимая кнопки. — Держи! — Он протянул ей кофе.

 — Ты ведь грозился шпинатом. — Аромат говорил сам за себя. — Пахнет кофе. Настоящим, как у Рорка.

 — У меня есть связи. Ввожу программу «шпинатный коктейль». Никто из моих парней не станет пить такое даже под угрозой смерти. Их отпугивает все, в чем отсутствуют сахар и кофеин.

 — Теперь понятно, как ты пролез в начальники.

 — Правильно мыслишь.

 Она покосилась на стену из экранов. Каждый показывал место преступления, снятое камерами наблюдения под разными углами.

 — Что скажешь о нашем подозреваемом?

 — Если он не на ходулях, то рост — пять футов десять дюймов. Обувь — городские ботинки, цвет каштановый, размер — унисекс, у этих — 39. Для женщины великоваты, для мужчины наоборот. Популярная универсальная модель. Ее носят многие посыльные. Хороши и удобны в носке, и цена что надо. На вид не новые.

 — Действительно, скорее, ношеные.

 — Вес подозреваемого не скажу, могу соврать. Определить, что на нем за перчатки, тоже не выходит. У меня выбор из трех моделей, все самые обычные, стандартные.

 Он удобнее уселся на табурете.

 — Вот тут в объектив попал краешек его левого виска. При увеличении и улучшении картинки компьютер затрудняется с расой: то ли белый, то ли полукровка. С полом тоже неясность: изображение дает недостаточно информации. Руки и ноги маловаты для мужчины, но не настолько, чтобы насторожиться. Рост великоват для женщины, но тоже не настораживает. Всего этого можно достичь искусственно.

 Исключаем чернокожих, латиноамериканцев, азиатов. Остается рослая женщина, только размер ноги великоват, или мужчина с изящной ручкой и ножкой, белый или метис.

 Возраст не определен. Правша — анализ почерка дает вероятность девяносто шесть процентов. На кнопки панели сигнализации давил пальцем правой руки, правой же доставал из кармана то, что мы называем шокером. Криминалисты из лаборатории говорят о той же вероятности.

 — Что ж, это все-таки больше, чем было у меня, когда я туда вошла. Как там с коммуникаторами и компьютерами потерпевшей?

 — На них я посадил Макнаба. — Молодого человека Пибоди. — Контакты с ее офисом, с клиентурой — ты все получишь, с матерью и сестрой на Рождество, с «Дискрешн» — агентством наемных компаньонов. Одного такого она заказала себе на Рождество.

 — На дом?

 — Нет, в номер отеля «Фор Сизонс». Номер заказала сама, заехала в сочельник, компаньон явился в полночь.

 — Я этим займусь.

 — Сейчас Макнаб проверяет весь ее арсенал: домашний и офисный компьютеры, планшеты, коммуникаторы. В день смерти у нее была удаленная конференция с партнером по фирме и с рядом сотрудников.

 — Стерн говорит то же самое.

 — После Рождества она мало общалась с родственниками и коллегами. Получила три видеописьма, рекламу на карманный коммуникатор, одно письмо на офисный коммуникатор от людей, с которыми у нее намечалась встреча в вечер убийства. Последнее привлекло особое внимание, но оно чистое. Макнаб сообщит, если будут зацепки. Так что на данную минуту у нас нет ниточек: никаких стычек, подозрительных контактов, даже ошибочных звонков.

 Он отхлебнул кофе.

 — Сама-то ты как, детка?

 — Даже не знаю. Не успела об этом подумать. Что-то я не пойму, Фини. Никак не найду угол зрения. Она для меня ничего не значила. Она делала свое дело, я — свое. Мне не нравилось, как она работала, а она, наверное, могла сказать то же самое обо мне. Причину ее гибели надо искать в профессиональной сфере?

 — Люди убивают по куче разных причин, Даллас. Кому это знать лучше, чем нам с тобой? Сядь-ка.

 — Мне надо…

 — Садись, тебе говорят. Я все еще старший по званию.

 — Чтоб тебя! — Она села и надулась.

 — Тебя кто-нибудь домогается? В личном смысле?

 — Что?! — Она вскинула голову. Если бы она умела краснеть, то уподобилась бы свекле. — Нет, ты что?! Я избегаю таких ситуаций. И потом, у меня есть Рорк.

 — Помнишь Вебстера?

 — Отвяжись, Фини!

 — Я не хочу сказать, что Вебстер еще не угомонился, тем более что он чаще витает в космических высях и связался на «Олимпе» с девчонкой-копом. Но в свое время он к тебе неровно дышал. Он полицейский, и хороший. Убийца из него никакой. Просто было дело. Слухами земля полнится. Кто-нибудь еще?

 — Нет! — Ей хотелось немедленно сменить тему.

 — А женщины? Тоже, знаешь ли, бывает, — Фини погрозил ей пальцем. — Может быть, ты сама не заметила или неверно восприняла.

 — Мать-перемать! — Она вскочила, описала круг и снова уселась. — Нет. Я бы заметила.

 — Пусть так. Может быть, кто-нибудь вился вокруг тебя больше, чем надо? Втирался в друзья, оказывал услуги? Ты его видишь — но смотришь сквозь него.

 — Понимаю, — она уже много раз задавала себе те же вопросы. Но он прав, что спрашивает об этом, заставляет ее копаться в памяти и соображать. — Нет. Никто не приходит в голову. Мы расширяем поле поиска. Мира исследует переписку со своей, психиатрической точки зрения. Дикхед ищет в своей лаборатории кого-нибудь, кто мог бы затаить злобу против потерпевшей, завалившей его в суде.

 — Интересная версия, — одобрил Фини.

 — Я должна изучать ее, как любую другую потерпевшую. И про себя не забывать, пытаться увидеть то, что сначала проглядела. Надо поговорить с Надин. Помнишь Icove? Вдруг кто-то спрашивал ее обо мне? Вдруг здесь замешан другой коп, Фини?

 Тот молча кивнул, снова приложившись к стаканчику с кофе.

 — Тот, кто разбирается в работе на месте преступления, понимает важность вещдоков. Это по-настоящему чистое убийство. И ему это понравилось.

 Фини опять кивнул.

 — Понимаю. Он близок к тому, чтобы выйти сухим из воды. Как бы ему не захотелось снова испытать это чувство.

 — План убийства Баствик вынашивали долго. Это дает нам время. Он не сразу предпримет новую попытку.

 — Вероятно.

 — Черт! — Она пружинисто встала и покачалась на носках. — Он умело нанес удар, почему бы не повторить? Система сработала безупречно. Все сводится к вопросу «когда». Если хочешь произвести впечатление на полицейского, расследующего убийства…

 — …то изволь убивать. Не забивай себе этим голову. Мы проверим всю электронику. Ты будешь первой, кто узнает о результате — если он появится.

 — Спасибо.

 

 Решив как следует поразмыслить, она заперлась в своем кабинете.

 Порядок прежде всего. С этой мыслью она уставилась на свою доску.

 Ни подозреваемых, ни ниточек. Отсутствие выявленных связей между убийцей и жертвой. «Замешана» одна она. И мотив не выяснен — разве что мотив она сама.

 Между ней и убийцей связи тоже как будто нет — но эта связь найдется. Даже если она существует только в мозгу убийцы.

 Чистое, мастерское убийство. Ноль эмоций, не считая послания на стене. В нем эмоция, порыв. Это попытка достучаться.

 Пибоди говорила о романтике. Не обязательно в романтичном смысле. Здесь дело не в сексе, не в потребности физического контакта. Здесь, пожалуй, идеализм.

 Это напомнило ей про книгу и про фильм.

 Она вызвала по коммуникатору Надин.

 — Клянусь, это не я!

 Всегда готовые к съемке светлые волосы Надин трепетали на ветру, зеленые, как у кошки, глаза спрятались под густой тушью ресниц.

 Ева увидела отражение солнца от воды, услышала плеск волн, звуки музыки и смех. Осталось только понюхать экран — наверняка почуешь запах кокосового масла!

 — Ты где?

 — На пляже милого острова Невис, рядом с чудесной отрадой для глаз и для всего остального. Но он слишком молод, чтобы его показывать. Только утром здесь высадилась и, клянусь, не ответила бы на звонок и к компьютеру не подошла бы. Все, что мне нужно, — упоительный Маи Таи. Вернее, сразу несколько.

 — Так у тебя отпуск?

 — Несколько невероятных дней! Буду бездельничать, заниматься сексом и поглощать тропические напитки. А там у вас как? Холодрыга, толпы, шум! То ли дело здесь: меня обдувает теплый островной бриз, под ногами шуршит белый песочек, в руке бокал Маи Таи. Все, больше не хвастаюсь — короткая передышка. Что там у тебя?

 — Ничего, подождет.

 — Брось! — Надин со смехом перевернулась и знойно улыбнулась. — Бруно, милый, не принесешь еще один?

 — Прямо так — Бруно?

 — Сложен, как бог, в постели — викинг, к тому же — хотя два первые свойства делают все остальное несущественным — способен поддержать умный разговор. Ему двадцать восемь — или вот-вот стукнет. Утащила его из колыбельки — и намерена насладиться результатом этого разбоя. Так что там у тебя?

 — Леанор Баствик.

 — Снежная королева криминальной адвокатуры? — В следующую секунду брови Надин полезли на лоб. — Неужели склеила ласты?

 — Да уж, уже не расклеить.

 — Вот это новость! Ладно, коллеги свое дело знают. У меня секс с Бруно. Уже совсем скоро. — Она сняла золотистые солнечные очки, и ее взгляд стал привычно хитрым. — Расследование поручено тебе.

 — Мне. Убийца оставил сообщение. Тоже мне.

 — Тебе? — Надин села, убрала очки и спрятала самодовольную улыбку. — С угрозами?

 — Нет. Только это строго между нами, Надин. Мы стараемся подольше не снимать крышку с…

 — Заткнись. Между нами — значит между нами. Что за послание?

 — Так сказать, письмо поклонника: дескать, он — или она? — убил Баствик за то, что она была со мной нелюбезна.

 — Когда ты последний раз сталкивалась с Баствик? Как ее убили? Что говорится в послании? Когда?

 — Не торопись, Надин. Я бы тебя попросила поработать над версией психопата, одержимого историей с Icove. Книгой, фильмом. Ты же получаешь почту.

 — А как же, о том и о другом. Полно.

 — Потом мы сравним твою и мою и попробуем найти того, кто связывался или пытался связаться с нами обеими. Такого, кто привлечет внимание Миры. Хорошо, если ты назначишь человека, который будет снабжать нас копиями. Только не объясняй, зачем и почему.

 — Назначу. Хочу увидеть послание. Это останется строго между нами, Даллас. Вдруг оно что-то мне подскажет? Если связь существует, то его содержание и стиль могут помочь.

 Не исключено, подумала Ева. На обещание Надин можно положиться.

 — Все, договорились. Я тебе его пришлю. Только Бруно не показывай.

 — Бруно я покажу кое-что другое. Я тебе почту, ты мне послание. И смотри, Даллас, поосторожнее там!

 — Постараюсь.

 Она собиралась снова заняться доской, но помешали шаги. Мужские, определила она, торопливые. Ева повернулась к двери.

 — Что еще? — спросила она вместо ответа на стук.

 В двери появился Киунг, ответственный за связь с прессой.

 — Простите, что помешал, лейтенант.

 — Ничего не поделаешь.

 — Да, ничего. — Высокий и привлекательный Киунг, одет в отлично скроенный светло-серый костюм. С сомнением взглянув на Евино кресло для посетителей, он привалился бедром к краю ее стола. — Майор Уитни ввел меня в курс дела.

 — Продолжайте.

 — Я должен находиться в контакте с доктором Мирой на случай, если у нее появится что-то с точки зрения психологии, съедобное для публики. Кроме того, я только что общался с детективом Пибоди.

 Тем лучше. Она напомнила себе, что он весьма сообразителен.

 — Я боялась, что меня возьмут в оборот репортеры, но пока все тихо.

 — Я распорядился, чтобы все вопросы прессы передавали мне.

 Она прищурилась.

 — У вас есть такие полномочия?

 — Представьте, что да.

 — Почему вы не всегда ими пользуетесь?

 — Потому что в сутках только двадцать четыре часа. Бывает, мы прибегаем к «синему шлагбауму». — Так назывался полный запрет на общение с прессой. — Но когда потерпевшая так известна прессе, как Баствик, это только подстегнуло бы ее интерес. Сейчас наша линия такова: вы с Пибоди заняты расследованием, проверяете все возможности и не можете отвлекаться на заявления и интервью. Но скоро вы выйдете к журналистам, — добавил он, чтобы Ева не слишком радовалась. — Когда у вас появится, что им сообщить. А пока у нас стоит толстенный фильтр.

 — Как долго вы надеетесь продержаться?

 — Если повезет, то до завтра. Кто-нибудь обязательно проболтается: коп, какой-нибудь технарь, кто-то из обслуги. — Он изящно пожал плечами. — Сами соображайте, сколько у вас времени, пока в вас не вцепится пресса. А она вцепится, и крепко!

 — Мне, что ли, этого не знать?

 — Что вы ей тогда заявите?

 Она набрала в легкие побольше воздуха.

 — Все силы и средства Управления полиции города Нью-Йорка направлены на расследование убийства мисс Баствик. В качестве следователя, ведущего ее дело, я не пожалею сил для того, чтобы найти убийцу и передать его в руки правосудия.

 — Они обязательно спросят, почему убийца письменно утверждал, что убил мисс Баствик ради вас.

 — Если меня не прижмут, я попробую избежать ответа. Пусть думают, что все дело в ней, а не во мне.

 — Отлично. А если вас прижмут?

 — Будет паршиво. — Она понимала, что это вероятнее всего. — Я буду тщательно изучать эту тему. На этот вопрос требуется ответ, даже если виновный будет отвечать именно за смерть Леанор Баствик.

 Киунг кивнул.

 — Еще! — потребовал он.

 — Чего им еще?! — Ева встала и начала кружить по крохотному кабинету. — Я не поддерживала личного знакомства с мисс Баствик, наше общение ограничивалось профессиональной сферой. Делая свою работу, выполняя свой долг, мы столкнулись в суде, разбиравшем дело Джесса Барроу. Полицейские и адвокаты часто оказываются по разные стороны, полицейские и убийцы — всегда. Я буду защищать интересы Леанор Баствик, как защищала бы интересы любого потерпевшего. Такова позиция всего нашего Управления. Повторяю, мы приложим все силы, чтобы добиться справедливого законного возмездия для убийцы мисс Баствик.

 — Повторяйте это, как Отче наш. «Ни за чем не постоим, приложим все силы». Ни слова о послании на месте преступления, весь упор на другое послание — ваше собственное.

 — Я понятия не имею, какого хрена убийца там это накалякал.

 — Но намерены это выяснить.

 — Это точно.

 — Вот видите! — Он развел руками. — Излишне напоминать вам, что Рорк не должен оставаться за рамками происходящего. Его средства массовой информации тоже должны немедленно заняться этим делом.

 — Действительно, это лишнее, — сказала она, думая: «Вот проклятье!» — Я об этом позабочусь.

 — Хорошо. Если вам что-нибудь от меня понадобится, я в вашем распоряжении круглосуточно семь дней в неделю. Понимаю, лейтенант, я не участник расследования, но я должен как можно быстрее узнавать о новых посланиях вам от убийцы или от любого, кто станет выдавать себя за него.

 — Я про вас не забуду.

 Он выпрямился, шагнул к двери, но там помедлил.

 — Даллас! Берегите себя.

 Она посидела с нахмуренным лбом, потом оглядела свою каморку. Пора ехать домой, где ей никто не помешает работать, где можно посоветоваться с Рорком. Не хотелось делать это по коммуникатору или другим техническим способом.

 К тому же, глянув на прибор на запястье, она поняла, что давно уже опаздывает.

 Она собрала то немногое, что должна взять с собой, надела пальто.

 Пибоди все еще сидела за своим рабочим столом в общем зале.

 — Доработаешь дома. Скажи Макнабу, что мне нужно все, что у него есть. Я буду работать у себя.

 — Схожу к электронщикам, попробую его найти. Остальные из списка в отъезде, путешествуют. В момент убийства Баствик никого из них в Нью-Йорке не было. Можешь подождать минутку? Мы договорились, что убийство Баствик имеет профессиональный вид. Вдруг кто-то из них или, скажем, Стерн, ее коллега, или кто-то из родни нанял убийцу? И велел ему оставить послание на стене.

 — Тоже версия. Проверим ее с финансовой стороны, посмотрим, не бросится ли что-то в глаза. Бери все это на дом.

 Отдав это распоряжение, Ева сама подала пример — отправилась домой.

 Но по пути посетила место преступления.

 Сломав печать, она прошла квартиру насквозь и достигла спальни Баствик. И там надолго застыла перед надписью на стене.

 

 По дороге домой она не обращала внимания на светофоры, разметку и знаки, даже на пешеходов на «зебрах». Не слышала гудков, рева двигателей, для нее не существовало стены шума, мигания огней.

 Мысленно она не покидала роковую спальню — изящную, стильную, неяркую, оформленную дорогими тканями.

 Святилище Баствик? Или ей случалось там работать? Изучать в постели уголовные дела, выстраивать стратегии защиты, вдумываться в манеру соперника-обвинителя. Вчитываться в данные о свидетелях обвинения.

 Эта женщина вроде бы предпочитала общению одиночество, но при этом была ловкой, решительной, целеустремленной, никогда не упускала возможности покрасоваться в лучах известности.

 Без сомнения, она брала в свое святилище работу.

 Знал ли ее убийца?

 Ева все больше подозревала, что убийца и жертва не были друг другу чужими.

 Он не просто знал о ее существовании, а тщательно ее изучал, подобно тому, как сама Баствик изучала фигурантов своих дел. Наблюдал за ней.

 Должен был знать, знать без тени сомнения, что застанет ее дома одну.

 Может, ему был доступен ее рабочий календарь?

 Раз так, то они должны были работать вместе; не принадлежал ли убийца к вспомогательному персоналу юридической фирмы? Тогда это было что-то личное?

 Но нет, личного она что-то не нащупывает.

 К моменту въезда в ворота она уже решила, что дома погрузится в работу. Все начнет заново, на свежую голову. Вернется к самому началу.

 Дом ослепительно сиял, напоминая вздымающиеся и опадающие волны серого камня, взметнувшиеся к небу башни и башенки, — и все это, затянутое густой зеленью, мерцало и переливалось. Она вспомнила, что только что минуло Рождество и что через несколько дней наступит Новый год.

 А с ним — давно задуманный отдых, бегство в тепло. Выходя из машины и ежась на кусачем ветру, Ева замечталась о солнышке, о покое, о том, как они вдвоем будут нежиться на острове, окруженном синим океаном, на максимальном удалении от убийств и надоевших дел.

 А пока…

 В ее распоряжении пока что только бледная тень: ни пола, ни возраста, ни лица, только слабая догадка о расе. И один-единственный внятный мотив — она сама.

 А раз так, синей воде, белым пляжам и безлюдью придется подождать.

 В величественном холле света было не меньше, чем снаружи, — дань празднику. Взгляд Евы уперся в Соммерсета — как всегда, в траурно-черном облачении, и в неизменного кота у его ног.

 Оба холодно наблюдали за ней.

 — Оказывается, вы помните свой домашний адрес.

 — Я решила слишком не задерживаться, а то вы уползли бы обратно к себе в гроб. Ничего у вас не вышло!

 Кот, решив, наверное, что она обращается к нему, стал тереться о ее ноги, как толстая меховая лента.

 — Жаль, что вы не вспомнили о необходимости предупредить о намечающемся опоздании, особенно в вечер, на который существовали определенные планы.

 Она замерла на месте, не успев снять пальто.

 — Что за планы?!

 — Если бы вы удосужились заглянуть в ваш календарь — хотя о чем это я? — то знали бы, что у вас с Рорком намечено присутствие на благотворительном вечере в Карнеги-холл через… — Он выразительно посмотрел на прибор на своем запястье. — Через тридцать шесть минут.

 — Срань. Срань. Срань. — Она в сердцах метнула пальто на вешалку и кинулась вверх по лестнице, но на полпути остановилась.

 Как ни раздражал ее дворецкий, сейчас ей было не до своего раздражения, хотя оно достигло опасной точки.

 — Вы ведь постоянно принимаете рассыльных?

 — Безусловно.

 — Пока я не отменю этого распоряжения, вы не открываете дверь никаким рассыльным. Не открываете ворота, если не ждете доставку и не проверили, что за компания или курьер просится в дом.

 — Можно поинтересоваться, почему?

 — Потому что мне не хочется всерьез хоронить тот гроб, в котором вы дрыхнете. Учтите, чтобы никаких исключений! — Договорив, она продолжила бег наверх, сопровождаемая приободрившимся котом.

 Цель — спальня; на бегу она соображала, как за полчаса преобразиться из копа в жену Рорка.

 Когда возникала необходимость появиться в свете, ей и тридцати дней бывало мало, чтобы что-то над собой сотворить. В этот раз она, конечно, была предупреждена именно за месяц. И конечно, забыла.

 Карнеги-холл, сбор пожертвований в пользу… Какая, собственно, разница? Она в очередной раз села в лужу.

 Ворвавшись в спальню, она застала мужа на завершающей стадии завязывания изящного черного галстука.

 До чего же он хорош! Черные шелковые волосы, лицо, о каком дружно мечтали живописцы и ангелы. Синие глаза сводили ее с ума, от его полногубого точеного рта у нее подкашивались ноги. С такими скулами он грозил остаться красавчиком и после столетнего рубежа.

 До полноты впечатления не хватало разве что смокинга. Никто, глядя на него, ни за что не догадался бы, что некогда он был голодным дублинским бездомным.

 — Вот и ты. — Говор у его был отчетливо ирландским, улыбка тоже. Его завораживающие глаза встретились в зеркале с ее глазами.

 — Прости, прости!

 — Зачем? — Он шагнул к ней — оживший плакат, воплощение силы и обжигающей красоты. Взяв ее за подбородок, он провел большим пальцем по ямочке на нем и опустил голову, чтобы поцеловать ее в губы. — Небольшое опоздание — не преступление. В любом случае я отбил бы тебя у копа, который вздумал бы тебя оштрафовать.

 — Ладно. Сейчас я… — «Что делать?» — испуганно мелькнуло у нее в голове. Что вообще можно исправить в такой ситуации?

 — Платье, туфли, сумочка, соответствующая шубка ждут тебя у дверей гардеробной. Драгоценности — если ты не захочешь надеть что-то другое — в шкатулках на твоем комоде.

 — Все понятно. — Добравшись до дивана, она упала на подушки. Галахад, метивший на постель, поменял траекторию движения и устроился рядом с ней.

 — У меня ощущение, что для наших занятий сегодня вечером я избыточно одет, — сказал Рорк.

 — Извини. Дай мне одну минуту. — Она закрыла лицо руками и постеснялась их убрать.

 — Ева, — насмешливая снисходительность в его тоне сменилась озабоченностью. Подойдя, он присел рядом с ней. — Есть жертвы?

 — Одна, Баствик. Леанор Баствик. Убита.

 — Об этом передавали в новостях. Я предполагал, что без тебя теперь не обойдется и что ты опаздываешь именно по этой причине. Но ведь вы с ней были едва знакомы.

 — Это не она. То есть она, конечно, — поправилась она. — Все дело во мне. Меня только сейчас разобрало. Раньше я сопротивлялась. Ничего не клеится.

 — Что не клеится?

 — Получается ерунда. Но разве это ново? Ты ведь помнишь много случаев, когда получалась ерунда.

 — А ты нет. — И это его встревожило. — Давай выкладывай.

 — Лучше я покажу. — Она достала свой компьютер и указала на настенный экран. — Давай ты, у тебя получится быстрее.

 — Как скажешь.

 Он пощелкал по клавишам, и экран зажегся. Появилась надпись, оставленная убийцей на месте преступления.

 — Это написано на стене, над кроватью. Баствик удушили. Полностью одетую. Есть слабые ожоги от шокера. Вот и все признаки насилия. Ранения, полученные при сопротивлении, отсутствуют. Она…

 — Погоди. — Он с непроницаемым видом перечитывал надпись. Она закрыла рот и застыла.

 — Уитни видел это?

 — Конечно. Я сразу пошла с этим к нему.

 — Мира?

 — Она тоже. Наш спец по связи с журналистами взял на себя прессу. Ты тоже предупреди своих. Когда это просочится, репортеры с цепи сорвутся.

 Как же она это ненавидит! Она помассировала глаза, чтобы справиться с дурнотой.

 — Ну, это несложно.

 — Нам нужно отгородиться непреодолимой стеной от…

 — Разберемся! — отрезал он. — Ты получала еще какие-нибудь послания от этого человека?

 — Нет. То есть не знаю, — поправилась она. — Мира изучает переписку. Найдет что-нибудь — станем с этим работать. Мы занимаемся ее партнером по юридической фирме, личными знакомствами, возлюбленными, родственниками. Пока что ничего не нашли.

 — И вряд ли найдете. Кто-нибудь слал тебе подарки, сувениры, оказывал знаки внимания?

 — Нет, бог миловал. — Когда о том же спрашивал Фини, она смущалась, вопрос же Рорка вызвал у нее раздражение. — Слушай, кто здесь коп?

 — Ты. Ты мой коп. Ты борешься за нее, таково твое ремесло. А я борюсь за тебя, потому что тебя сделали мишенью. Тебе подарили убийство. Жестокое, кровавое, как мертвая мышь, принесенная котом к твоим ногам.

 Ева вопросительно взглянула на Галахада.

 — Не этот кот, — успокоил ее Рорк. — Этот домашний, а тот дикарь. Его мишень — ты, — повторил он. — Рано или поздно он вцепится в тебя. Пойду переоденусь. Ты посвятишь меня в подробности.

 — Не собираюсь отказываться от помощи: уж больно хороший из тебя помощник. Мне не помешает еще одна пара глаз, другая точка зрения. Только если ты вздумаешь психовать…

 — Психовать?

 Он встал, стянул с шеи галстук, снял пиджак. Ей стало грустно смотреть, как он вынимает из петлицы булавку — ее выдумка, подарок к Рождеству.

 Ее свадебный букет, белые петунии в перламутре.

 — С чего мне психовать? Подумаешь — жестокий убийца зациклился на моей жене!

 — Это может быть и женщина, — предупредила его Ева. — Ты не забыл, что твоя жена — коп, расследующий убийства?

 — Что не делает ее меньше моей. Этот мерзавец — или мерзавка, если тебя это больше устраивает, — утверждает, что он с тобой справедлив. Что ж, теперь расскажи мне, как ты провела день.

 — Как? — Она вскочила. — Как ты после этого представляешь себе мой день? Опросы, версии, консультации, сочинение рапортов. Проклятая работа!

 — Вот и я о том же. — Он присел на кровать, снял ботинки и носки. — Она мерзла, а ему было жарко. — Но с точки зрения убийцы, он сделал за тебя твою работу. Помог свершиться правосудию. Ты заслужила подарок, лейтенант. Но кому понравится, если его подарок останется неоцененным?

 — Мне что, благодарить его?

 — Ты могла бы передать расследование кому-то. Ты этого, конечно, не сделала — и не могла бы сделать, оставаясь собой. — Скрывшись в огромной гардеробной, он продолжил: — Представляю смятение убийцы! С одной стороны, ты занимаешься именно тем, что вызывает у него восхищение, а с другой, ему подавай твою благодарность за подарок!

 — Наплевать мне на его смятение! Я делаю свою работу.

 — Чем в конце концов превратишь его поклонение в злобу или в отчаяние. Думаю, то и другое грозит смертью. — Рорк вышел из гардеробной в джинсах и черном свитере. — Ты сама это знаешь и уже думаешь, как бы поторопить его с этим превращением. Потому что если его злоба или отчаяние не обрушатся на тебя одну, то подарок может быть преподнесен повторно.

 — Откуда тебе знать его мысли, чувства, желания? — спросила она.

 — Ты сводишь его с ума. И меня заодно.

 Злость уступила место грусти.

 — Он убивает ради меня, Рорк. От этого тошнит.

 — Он — или она — убивает ради себя самого. — Рорк подошел к ней и взял в ладони ее лицо. — Ты — оправдание, отмазка. У тебя все получится, когда ты полностью с этим согласишься и перестанешь винить в этом — совсем перестанешь, слышишь, Ева? — невиновную.

 Он наградил ее новым поцелуем.

 — А теперь пойдем к тебе в кабинет. Там ты расскажешь мне подробности.