- Следствие ведет Ева Даллас, #50
5
Рорк запрограммировал спагетти с фрикадельками — ее любимое блюдо, способное успокоить, и налил два больших бокала кьянти.
— Это повысит твою трудоспособность, — объяснил он.
Она стояла посредине своего кабинета и смотрела на выведенный на экран журнал, который только начала заполнять.
— Ешь и рассказывай с самого начала. Тебе же нужен свежий взгляд. Оригинальная точка зрения.
— Ладно. — Она вздохнула и подсела к нему за столик у окна. — Во-первых, прости, что забыла про сегодняшний вечер. Забыла, и все.
— Я сам сегодня закрутился. — Он отпил вина, изучая ее. — И тоже не вспомнил бы про вечер, если бы не напоминание Каро днем. Может, и вам, лейтенант, завести секретаря?
Она ткнула вилкой фрикадельку.
— И не говори, будто кто-то вроде Каро сможет что-то мне подсказывать. Я, вероятно, уже через два дня вцеплюсь бедняге в глотку и превращу его легкие в шотландскую волынку.
— Чтобы играть на чужих легких, требуются годы тренировки.
— Ничего, я способная ученица. Сегодняшний вечер благотворительный? Наверняка развернулась бы охота на твой бездонный карман.
— Стоимость билета тянет на два кармана. Да, мы сделали бы пожертвования.
— Я тоже хочу жертвовать. — Чувствуя свою вину и злясь на себя за это, она прицелилась вилкой в следующую фрикадельку, но потом решила предварить ее спагетти. — Скажи мне, сколько и куда.
— Плевое дело. Я думал примерно о пяти миллионах.
Она чуть не подавилась спагетти.
— У меня не настолько глубокий карман. Даже представить себе не могу такую сумму. Давай лучше ты.
— Уже. — Он потянулся к ней и стиснул ее ладонь. — Не бери в голову, Ева. Подумаешь, вечер в красивом платье!
— Но тебе-то нравится.
— Не спорю. Но вот это нравится мне еще больше: совместный ужин в спокойной обстановке. Некоторые не сочли бы убийство подобающей застольной темой, но мы к ним не принадлежим. Так что валяй. Только с самого начала.
Она еще не справилась со своим чувством вины, но, зная, что он прав, напомнила себе, до чего ей повезло.
— Кстати, о секретарях. Сегодня утром ее нашел секретарь, — начала Ева, решив ничего не пропускать.
— Неплохо бы взглянуть на записи камер. Наверняка ты их уже затребовала и проанализировала.
— Это работа Фини. Расовая принадлежность подозреваемого — это практически все, что нам о нем известно: белый или метис. Еще рост: если дело не в каблуках и не в подошвах, то в нем примерно пять футов десять дюймов. Ладони и ступни для мужчины изящные, но не слишком мелкие. Одежда? Обычная, ничего примечательного. Не ухватиться.
— Он был знаком со зданием.
Вот оно, истинное везение, подумала Ева: Рорк все быстро схватывает.
— А как же! Записи камер автоматически стираются каждые трое суток, так что отмотать далеко назад не получится, но… Праздники! — Обрадованная догадкой, Ева взмахнула рукой. — Вот что надо проверить. Конечно, убийца мог побывать в здании несколько месяцев назад, но неделю-другую назад наверняка снова туда заглянул, чтобы проверить, не произошло ли крупных изменений.
— План здания?
— Уже запросила. Из-за дурацких праздников все движется еле-еле.
— Не страшно. Подозреваемый — большой молодец, его так легко не поймать.
— Умение, профессионализм, хладнокровие.
— Думаешь, он профессионал?
— Это версия Пибоди. — Теперь, когда она могла высказаться о фактах, уликах, версиях, еда уже не застревала в горле. Но аппетит никак не просыпался. — Знакомый Баствик нанял профессионала, а тот использовал для отвода глаз меня. Орудие убийства уже известно, но от этого мало толку. Рояльную струну купить так же просто, как коричневые штаны. Язык выдран чисто, Морис не определяет никаких признаков колебаний. Очень символично.
Ева накрутила на вилку спагетти, потом повертела вилкой в противоположную сторону, не поднося ее ко рту.
— Что с ее электроникой?
— Этим занимается Макнаб. Пока ничего примечательного. Иными словами, у нее не было близких друзей. Ни возлюбленного, ни заметного желания таковым обзавестись. В свое время она соблазнила Фицхью, своего партнера, с тех пор он сыграл в ящик.
— Что-то такое припоминаю. У него был сожитель.
— Сожитель теперь на Гавайях, у него алиби. На ее попытки соблазнить кого-то еще указаний нет. Фицхью был человек влиятельный, поэтому там мог существовать мотив. После его смерти она оказалась наверху, теперь ей можно было не трепыхаться.
— Разве что ради развлечения, — предположил Рорк.
— Похоже, развлекалась она по-другому. Сняла на Рождество номер в отеле. У нее было трое наемных партнеров, которых она употребляла по принципу ротации. По части секса у нее имелась, как видно, четкая система.
— Безопасно, спокойно, штурвал в ее руках.
— Именно так. На Рождество она коротко переговорила по коммуникатору с родными. Никуда не ездила, в вечеринках, насколько нам известно, не участвовала. Жила в своем репертуаре — работала. Как хорошо я ее вижу! Раньше, глядясь в зеркало, я видела ее.
— Ничего подобного! — возмутился Рорк. — А Мэвис? Она долго была для тебя и семьей, и подругой. Фини тоже забыла? Он стал тебе не просто наставником или напарником. Он до сих пор заменяет тебе отца.
— Я их не искала, они сами на меня набрели.
— Но ты от них не отказывалась.
— Попробуй откажись от Мэвис, если она против! — Она хмуро уставилась на тарелку со спагетти. — Это как заткнуть тебя: дохлый номер.
— Выходит, ты наблюдаешь между собой и ею поверхностное сходство? Не спорю. Обе — волевые, успешные женщины, пусть по разные стороны барьера в суде, но обе по-своему служили закону. Привлекательные, умные, целеустремленные, по-своему одинокие. Вернее, ты была одинока раньше, а она свое одиночество только усугубляла.
— Теперь я уже не смогу жить без тебя — такова моя эволюция. Вдруг она тоже была кому-то небезразлична? — Ева опять намотала спагетти на вилку и машинально отправила ее себе в рот. — А она на этого воздыхателя — или воздыхательницу? — плевать хотела. Но… — Она покачала головой и потянулась за бокалом.
— В убийстве не заметно страсти.
— Ни малейшей. Когда предмет твоих домогательств упорно тебя отшивает, то ты отчаиваешься, бесишься, мстишь. А тут как-то не просматривается мотива. Все стрелки указывают на меня. В голове не укладывается.
— Другой коп, твой обожатель, ненавистник адвоката, упорно добивающегося освобождения преступников, которых ты удаляешь с наших улиц?
— Тоже версия. Но я с ней не согласна, Рорк. Это не может быть один из моих подчиненных. Я говорю так не только потому, что они мои, но и потому, что я знаю их всех как облупленных.
— Тут я с тобой соглашусь. Я тоже хорошо их знаю. Никто в твоем подразделении не стал бы таким способом отнимать чужую жизнь, тем более использовать тебя как оправдание.
— Среди них нет психов. А здесь явно потрудился псих.
— Штука в том, что ты работаешь не только со своими подчиненными. Есть еще полицейские, первыми появляющиеся на месте преступления, те, кто его охраняет, чистильщики. Может, это коп из другого отдела, чье расследование пересекалось с твоим? Кто-нибудь, кто с тобой консультировался, еще кто-то?
— Всех не перечислить, — пробормотала Ева.
— Мы еще не говорили о тех, кто обрабатывает данные, тем более о лаборантах.
— Сегодня я стояла в лаборатории и думала: все эти люди в белых халатах сумели бы обеспечить чистоту убийства и позаботиться, чтобы на месте преступления не осталось улик. Я с ними не знакома — во всяком случае, с большинством из них. Не говоря о чистильщиках, сотрудниках морга, техниках, вспомогательном персонале. Притом что убийца может оказаться просто сумасшедшим, прочитавшим книгу и посмотревшим фильм.
— Баствик-то при чем?
— Ни при чем.
— Тогда зачем было ее убивать?
— Сейчас попробую объяснить. — Ева откинулась на спинку стула, сжимая пальцами бокал. — Я потратила время на изучение ее интервью, взятых во время процесса Барроу. Она убеждала общественность, что я устроила вендетту, свожу личные счеты. Что я подвергала Барроу психическому давлению и скрываю это — тут она была права. Но у нее ничего не вышло. Если бы они разоблачили мое давление на Барроу, то им пришлось бы выяснять, зачем я это делала. Он придумал особую систему влияния на мозг, но против нее нашлось простое противоядие. Если бы выяснилось, что я давила на него из-за того, что он применял эту систему к нам, к тебе, то им пришлось бы приняться и за меня.
— Я причинил тебе боль, я принуждал тебя…
— Все это делал он, — перебила Ева Рорка. — Он использовал тебя, меня, Мэвис. Для удовольствия и для выгоды. За это он теперь отбывает срок. Он не убивал, но предоставил орудие убийства.
— Баствик не добилась его оправдания, — напомнил Рорк. — Мог бы он, находясь в тюрьме, найти способ отомстить вам обеим?
— Я выяснила условия его заключения. Они строгие, у него нет доступа к электронике, к деньгам. Он никому не может заплатить. Могу себе представить, что этот слюнявый трус ищет способ до меня добраться. Но Баствик? Очень вряд ли. Тем не менее я еще буду им заниматься, — продолжила Ева. — Им и ее фирмой. Проверю, есть ли тут связь. Вдруг кто-то из фирмы нанял профессионала?
— Надо хорошенько покопаться в их финансах.
— Вот ты и копайся.
— Есть, сэр! Что там с ее родными?
— Тоже придется разобраться, чтобы их исключить. Вопрос прежний: зачем? Может, сестра ненавидит сестру и решает ее убить или заказать ее убийство. Но зачем примешивать к этому меня? Будем действовать методом исключения.
— Хорошо. Дай мне список. Не терпится позабавиться.
Она кивнула, посмотрела на свой бокал и отодвинула его.
— Я велела Соммерсету не открывать ворота любым рассыльным, не предъявляющим документы. Дверь не открывать вообще никому. Может, подействуешь на него своим авторитетом?
— Обязательно. Только учти, ему вполне достаточно твоего. Думаешь, кто-то может неверно интерпретировать ваши отношения из-за ваших препирательств?
— Это означало бы, что убийца слишком много знает обо мне, о нас. Просто не хочу рисковать. Тебе тоже не помешает усилить охрану.
— Ты считаешь, что меня могут к тебе приревновать?
Она подняла глаза и выдержала его взгляд.
— Типа того.
— Раз в центре всего этого находишься ты, то жизненно важно позаботиться именно о твоей безопасности.
— Я — полицейский с жетоном и с оружием.
— Предположим, преступник — бывший коп. Но опыт-то при нем. Давай действовать так, как ты предлагаешь: рассматривать и исключать одного подозреваемого за другим. Всем остальным займемся потом.
— Все равно ты будешь опасаться за меня больше обычного. Но не забывай того, что я уже говорила: не думаю, что теперь смогла бы жить без тебя. — Она встала. — Я дам тебе список. Пора начинать.
Рорк удалился к себе в кабинет. Галахад развалился в Евином кресле и захрапел. Ева принялась за свой журнал.
Когда все было готово, она вставила в журнал и на доску собственную фотографию.
Лейтенант Ева Даллас, подумала она, разглядывая себя. Потенциальная жертва, потенциальный свидетель, потенциальный мотив.
Однажды она уже побывала жертвой, хватит. Свидетель? Неплохо, можно постараться. Мотив — вот отчего ее тошнит. Этому надо положить конец.
Система — лучший друг полицейского, напомнила она себе. На это весь ее расчет.
Она вышла в кухоньку и запрограммировала много крепкого черного кофе. Вернувшись за стол, открыла свои входящие письма. Ей написали Мира, Надин, Макнаб, Фини, Чер Рео.
Суровый прокурор в стильной оболочке, Рео не занималась делами Барроу и Фицхью, но Ева не сомневалась, что Уитни уже ввел прокуратуру в курс дела. Рео жаждала новостей, хотела спорить. В том числе на личные темы.
В отличие от Баствик, Ева не умела прерывать дружеские отношения.
«Твой истинный, верный друг», — думала она, глядя на снимок надписи на стене в своем журнале. Что это значит? Уж не считает ли убийца, что все прежние ее друзья — лицемеры?
«Я единственный, на кого ты можешь положиться, — мысленно продолжила она за убийцу. — Полюбуйся, что я ради тебя сделал!»
Она поняла обращение убийцы именно так.
Как ни тянуло ее сразу открыть сообщения Миры, начать следовало с возможных улик.
Фини. Ничего нового она в его письме не прочла, только полный отчет и статистическую вероятность по росту и по размеру обуви. Зато ему удалось идентифицировать коробку: обыкновенный материал вторичной переработки, форма квадратная, диаметр 24 дюйма, обмотана клейкой лентой.
Интереснее другое: он умудрился нащупать угол, с которого читалась надпись на коробке — имя и адрес пострадавшей, такими же печатными буквами, что и надпись на стене. Отправителем значилась юридическая фирма.
Это подлежит проверке и уточнению, но Ева заранее знала, что это тоже обманка. Кто бы ни спросил — пусть даже сама пострадавшая, — чем занят подозреваемый, тот ответил бы: «Доставляю посылку мисс Леанор Баствик из юридической фирмы «Баствик энд Стерн».
Ничего не было оставлено на волю случая. Осторожность прежде всего.
Ева перешла к сведениям от Макнаба.
Переписка потерпевшей не содержит ничего подозрительного: ни споров, ни угроз; вопросов, чем она будет занята в день гибели, и то нет. По коммуникатору она тоже не предоставляла подобной информации.
Макнаб изучил некоторые ее переговоры с клиентами, с прокуратурой, с работником самой юридической фирмы, проводившим внутренние расследования. Ева прочла все это в надежде нащупать хоть какую-то зацепку, но, как и Макнаб, ничего не нашла.
Информация в офисном компьютере потерпевшей прошла редактуру. Стерн не проявил услужливости, но Ева была к этому готова: он защищает интересы преступников или лиц, обвинявшихся в преступлениях.
На информацию в домашнем компьютере Баствик, касавшуюся отношений между адвокатом и клиентом, тоже наложили ограничения.
«Будем играть по этим правилам», — подумала Ева и позвонила Рео.
— Как поживаешь, Даллас?
— Бьюсь головой о стену, возведенную Стерном и фирмой «Баствик энд Стерн». Нам не разрешен неограниченный доступ к компьютерам Баствик, а это мешает следствию.
— Знаю. Отношения «адвокат — клиент» — это тебе не шутки.
Ева состроила гримасу экрану, с которого на нее смотрели обманчиво невинные синие глаза белокурой прокурорши.
— Брось, Рео, она мертва. Ее мог убить кто-то из клиентов.
— У тебя есть подозреваемый? Это кто-то из ее клиентов?
— Все они — подозреваемые.
— Даллас, если ты хочешь, чтобы я обошла правило, дай мне причину. Убедительную причину. Завтра я обязательно поговорю со Стерном и потребую внутреннего расследования.
— Блеск! Если он сам выдрал ей язык, то отдаст себя в руки правосудия.
— Даллас! — Рео всплеснула руками. — Видишь, на мне наручники! Но я все равно сделаю все, что смогу, пущу в ход доступные мне рычаги, где смогу, подтолкну. Скажи, ты, как следователь, веришь, что Баствик убил кто-то из ее клиентов?
— У меня недостаточно информации, чтобы верить или не верить. Но есть куча угроз, звучавших на протяжении многих лет.
— Пришли мне копию этого файла. Тут я смогу помочь.
— Кое-что я наскоро проверила. Я не работала ни по одному из дел, связанных с угрозами. Год назад угроза поступила по делу, которое вели Бакстер и Трухарт, пять лет назад — по делу Рейнеке, три с лишним года назад — Райнеке и Дженкинсона.
— Пометь эти дела.
— Все трое угрожавших мотают сроки. Приговор преступникам, пойманным Бакстером и Райнеке, Баствик переквалифицировала с убийства второй степени на убийство по неосторожности. Прокуратура была в курсе.
— Ладно.
— Последнее из перечисленных дел Баствик проиграла. Ее клиент отбывает пожизненный срок на Омеге. Я изучаю вариант, что кто-то пригласил наемного убийцу.
— Я тщательно изучу первые три дела. Хочу, чтобы ты знала, Даллас: я сделаю все, что смогу.
— Буду тебе признательна. Прощаюсь, дела!
Настало время Миры.
«Ева, — написала та, — шлю тебе список из пяти человек с их письмами тебе. Чтобы все это прочесть и проанализировать, потребуется несколько дней, но я уже решила, что эта пятерка заслуживает особого внимания. Только один из пятерых живет в Нью-Йорке, но все они писали тебе несколько раз, и их письма говорят о нездоровой привязанности. Трое мужчин и две женщины, возраст — от 28 до 69 лет.
Прошу немедленно сообщить мне, если ты найдешь что-то еще, вызывающее озабоченность.
Отдельно шлю тебе психологический портрет убийцы Леанор Баствик. Звони в любое время, обсудим. Завтра я рассчитываю прислать тебе новый список».
Ева перевела дух и налила себе еще кофе. А потом стала читать письма первого человека в списке.
Заглянувший Рорк застал ее расхаживающей по кабинету.
— Люди — психи, — сообщила она.
— Ты уже это говорила.
— Оказывается, они еще хуже, чем я думала. Я видела, что они могут делать друг с другом из-за грубого слова или потому, что кто-то, проснувшись утром, решает: забавно будет выпустить кое-кому кишки. Но это — насилие, а насилие я понимаю. Но откуда столько дури и психоза? Ладно, плевать! — решила она. — Ответа никто не знает.
Она потянулась за кофейником, но Рорк преградил ей путь.
— Хватит.
— Это я сама решу. Сейчас я хочу кофе.
— Будешь злоупотреблять — кофе не станет вообще. — Увидев в ее глазах опасный огонек, он зажмурился. — Хочешь кого-нибудь лягнуть? Как насчет меня? Только потом не жалуйся.
— Да пошел ты! — Она отвернулась и возобновила хождение по кабинету. — Забудь.
Чтобы устранить проблему, он отнес кофейник на кухню и вернулся с бутылкой воды.
— Пей!
Она презрительно отмахнулась и, не переставая расхаживать, показала на экран.
— Читай!
«Дорогая Ева,
понимаю, немногие зовут тебя Евой, но я думаю о тебе только так, иначе никогда не думалось. Всю жизнь меня угнетало отсутствие чего-то, то есть кого-то. Моя жизнь состояла из поиска, из приглашения людей в мою жизнь и изгнания их оттуда. Но все было не то. Ты же знаешь, о чем я, конечно, знаешь. Чувствую, у тебя все так же.
А потом ты предстала передо мной, пускай только на экране, и меня закружило ураганом чувств. Ты стояла на ступеньках Центрального управления полиции Нью-Йорка, такая пламенная, такая сильная, такая настоящая! Тут меня осенило: вот и ты. Наконец-то.
А ты меня почувствовала? Думаю, да. На одно мимолетное мгновение наши глаза встретились. Ты заглянула прямо в мое нутро, Ева. Знаю, ты это почувствовала.
У меня закружилась голова, но никогда раньше у меня не наступало такой полноты.
Мы бывали вместе раньше, раз за разом — но раньше. Снова и снова любили друг друга так, как любят немногие. Телепат это подтвердил. Нам суждено встретиться, быть вместе, жизнь за жизнью.
Знаю, мне надо запастись терпением. Я слежу за твоей жизнью, за твоей карьерой. Меня наполняет гордость за тебя! Понимаю, ты замужем — со мной такое тоже было, — и мне придется ждать, пока ты выйдешь из этих отношений. Это произойдет скоро, хотя каждый день без тебя — все равно что тысячелетие.
Остается только ждать.
Всегда с тобой сквозь время,
Морган».
— Ну, что ж, — пробормотал Рорк. — По крайней мере, он согласен терпеть, пока ты не дашь мне пинка.
— Она, — поправила Ева. — Морган Ларкин, сорокалетняя особа, мать восьмилетнего мальчика. Трижды разведена, все трое супругов были мужчинами. Системный аналитик из Колумбуса, Огайо. Ты впечатлен? Лучше убери с лица эту ухмылку.
— Извини. Моя жена получает любовные послания от трижды разведенной дамы, почтенной мамаши — разве не забавно?
— Еще как забавно — особенно если ознакомиться с остальными ее четырнадцатью писульками.
— Что ж, значит, она одна из подозреваемых. Говоришь, она живет в Огайо?
— И работает полный день. Имеет ребенка. Не видно, чтобы она моталась в Нью-Йорк, не считая одних длинных выходных в прошлом феврале. Ну, где ей нанять профессионала? Это первое письмо пришло почти три года назад — будет три года в марте. Я про него давно забыла. Наверное, прочла, закатила глаза и куда-то убрала. А надо бы хранить такие штуки на виду — по причинам, ставшим понятными только теперь. Помнится, через пару месяцев пришло еще одно письмо, но тогда мне уже помогала Пибоди, не знаю, как она с ним поступила. Мы не отвечали: инструкции не рекомендуют их поощрять.
Она села и наконец открыла бутылку с водой.
— Она приезжала в Нью-Йорк специально для встречи со мной, об этом есть в одном из писем. Она понимает, что я не могу быть с ней, прямо сейчас взять и бросить тебя, но ей все равно необходимо меня видеть, слушать мой голос и все такое прочее. Давай, мол, встретимся на сто втором этаже «Эмпайр-стейт-билдинг».
— «Незабываемый роман», — пробормотал Рорк. — Классический фильм с Кэрри Грантом, душещипательная любовная история.
— Она тоже ее вспоминает. В марте новое письмо, теперь уже немного сердитое: я разбила ей сердце и так далее. Так сказать, первая размолвка. Проходит два месяца, и она как ни в чем не бывало пишет опять, в этот раз распространяясь о нашей плотской любви и требуя, чтобы мы наконец зажили вместе.
Ева покатала холодную бутылочку у себя на лбу.
— Не представляю, чтобы это была она. Убийца Баствик тратил время здесь, изучал ее привычки, ориентируется в городе. Разбирается в профессии полицейского. А это просто…
— Огорчительно, — подсказал он, подойдя сзади и принявшись массировать ей плечи.
— Или взять мужчину шестидесяти девяти лет из Бока Ратон, Флорида, исправно пишущего мне раз в месяц после прочтения книги Надин. Началось все нормально: восхищение, благодарность за бдительность. Потом переход на личное и в конце концов предложение сбежать с ним вдвоем, чтобы плавать под парусом по океанам. Он бы чтил меня, как королеву! Слушай, я же вдвое моложе его, куда он лезет? Вот наглец!
К нему надо приглядеться, хотя преступных наклонностей за ним не замечено. Так, пару раз отдыхал в заведениях для страдающих эмоциональными расстройствами.
— Или парень из Англии, — продолжила Ева, распаляясь все больше. — Я посещаю его в грезах, где мы с ним скачем, как зайчики. Наша связь выше секса, она эмоциональная, психологическая. Кроме него, я никому не могу доверять. Вокруг меня бушуют темные силы. Закон глуп, он портит мою карму, поэтому наяву он помогает мне расследовать преступления. Там, у себя, он пытался поступить в полицию, но провалил психологический тест.
— Я в шоке.
— Я тоже. — Она помассировала себе глаза. — Другой воздыхатель — из Калифорнии. Сначала кажется нормальным, только слишком кипучим. Поклонник книги, фильма и мой. Тоже в своем роде борец с преступностью — так он утверждает. Жаждет со мной сотрудничать. А потом спать. Не против, если ты будешь у нас третьим.
У нее онемел затылок, мышцы напряглись, как канаты. Разминая ее шею и затылок большими пальцами, Рорк поинтересовался беззаботным голосом:
— В работе или в сексе?
— Там и там. Он человек без предрассудков. С моей помощью хотел бы переехать в Нью-Йорк и консультировать меня, уж он-то знает, как обойти громоздкую систему и заставить плохих парней отвечать перед законом. По его мнению, мне недостает восхищения и уважения, каких я заслуживаю. В своем последнем письме он пишет, что мне бы надо возглавить полицию Нью-Йорка. Очень за меня переживает.
— Поездки?
— Дважды бывал в Нью-Йорке, но не в последние полгода. Надо будет всеми ими заняться.
— Есть еще?
— Последний кандидат, присланный Мирой. Женщина, двадцать восемь лет, живет в Нью-Йорке, в Нижнем Вест-Сайде, юрист в фирме, специализация — семейное право. Писала восемь раз за год, с каждым разом все чаще. Знает, что мы станем лучшими подругами, если познакомимся. Она тоже выступает за пострадавших и за невиновных, так что мы похожи. Прошлым летом от нее ушел молодой человек, чему посвящено длинное письмо, смахивающее на рассказ: она рыдает у меня на плече, зная, что понять ее могу одна я. Ничего сексуального, скорее, она решила, что мы похожи на сестер, закадычных подруг, и рвется помочь мне так же, как я, по ее мнению, помогла ей. Благодаря мне она выстояла, смогла о себе позаботиться, нашла силы и отвагу. Господи!
— Что-то криминальное?
— Нет, ничего особенного. Арест за хранение запрещенных препаратов несколько лет назад. Жалобы соседей на нарушение тишины. Драки с парнями — без последствий. Что-то не вижу связи с Баствик. Где тут спусковой крючок? Она выходит сухой из воды, вообразила какие-то нездоровые, от начала до конца вымышленные отношения со мной, считает, что наши занятия похожи, часто обижается на юридическую систему, не обеспечивающую торжество справедливости. Вроде бы безобидная сумасшедшая, и все-таки…
Он нагнулся и поцеловал ее в затылок.
— Ты огорчена, потому что теперь понимаешь, что находишься в центре жизни незнакомых тебе людей, которых не хочешь знать. Ты всегда сторонишься сцены. Тебе подавай потерпевшего, преступника, выживших. Это твоя работа, твоя жизнь. Наша жизнь.
— Разве это неправильно?
— Как раз правильно. Просто теперь ты знаешь факт, с которым тебе придется считаться, чтобы исполнить свой долг.
— Дело не только в книге и в фильме. Хорошо бы все списать на это, на излишнее внимание, но ведь все началось раньше. Вот что сводит с ума!
Он что-то пробормотал в знак согласия и опять чмокнул ее в затылок.
— Ты разберешься, потому что ты — это ты, ты знаешь свое дело. Но ты не сказала того, что известно нам обоим: кое в чем виноват и я, часть внимания, прикованного к тебе, связана со мной.
— Я — это я, я делаю свое дело, но во многом замешан ты.
— Правильно. — Он уселся на край стола перед ней. — Мои люди тоже займутся перепиской. Мне тоже пишут, вот мы и сличим авторов — вдруг найдем пересечения? Теперь — финансы. То, что я успел просмотреть, не наводит на мысль о наемном убийце. У Стерна есть пара тайных счетов, но другого не приходилось ожидать. Подозрительных списаний и переводов средств не обнаружено.
— То, что есть, достаточно незаконно, чтобы использовать это как рычаг?
— Нет, слабовато. — Рорк покачал головой и хлебнул воды из ее бутылки. — Для чего тебе рычаг?
— Чтобы он предоставил мне всю переписку Баствик с клиентами. Сейчас этим занимается Рео. Если бы что-то было, Баствик сама завела бы дело об угрозах. Но то, что сейчас ее переписка заблокирована, сводит меня с ума.
— Отложи это на завтра, как и все остальное.
Она бы поспорила, если бы не знала, что уже сделала все, что можно было сделать за день, и теперь должна дождаться утра.
Выводя ее за руку из кабинета, Рорк взглянул на ее журнал, выведенный на экран. Его рассердила ее фотография. А в следующее мгновение он испытал приступ липкого страха.
