- Следствие ведет Ева Даллас, #50
3
В юридической фирме стояла благоговейная тишина. Этого Ева не ожидала: она полагала, что после смерти одного из партнеров от рук того, кого этот партнер, возможно, когда-то представлял в суде, там должна царить суматоха.
Мельком глянув на ее жетон, женщина в дымчато-сером полосатом костюме, на острых красных каблучках, вышла к ней из-за стеклянных дверей.
— Здравствуйте, лейтенант, здравствуйте, детектив. Я Каролайн Дауд, секретарь мистера Стерна. Я провожу вас к нему.
— У вас тут нешумно, — заметила Ева, шествуя за ней из плюшевого серо-малинового вестибюля в высокий просторный коридор.
— Сами понимаете, как мы ошеломлены и подавлены. Смерть мисс Баствик всех нас шокировала. Это колоссальная потеря!
— Давно вы здесь работаете?
— Пятнадцать лет.
— Значит, вы всех здесь знаете.
Ведя Еву и Пибоди мимо закрытых дверей, Дауд бросила на них быстрый взгляд.
— У нас крупная фирма. Но вообще-то вы правы, я знаю всех.
— Вам приходит в голову кто-нибудь, кто желал бы Баствик смерти?
— Никто! Мисс Баствик пользовалась у нас всеобщим уважением, ее чрезвычайно ценили.
Она свернула в противоположную сторону от кабинета Баствик, насколько помнила по своему прошлому визиту сюда Ева.
— Вы ведь знали Фицхью?
— Безусловно. Знаю, вы — та, кто разоблачил его убийцу. Надеюсь, убийца мисс Баствик от вас тоже не скроется.
Она кивнула двоим, мужчине и женщине, увлеченно трудившимся за своими столами в большом открытом офисе. Потом постучала в массивную деревянную дверь.
— Лейтенант Даллас и детектив Пибоди, мистер Стерн, — объявила секретарь, распахнув обе створки двери.
Стерн стоял у окна со сцепленными за спиной руками и любовался головокружительным нью-йоркским видом.
— Входите. — Он обернулся и двинулся по толстому персидскому ковру навстречу гостям с гостеприимно протянутой рукой. — Аарон Стерн. Ужасный день. Ужасный! Что вам предложить? Чай? Кофе?
— Благодарим, ничего.
— Садитесь удобнее. — Он указал на диванный уголок, напомнивший Еве английский салон: изогнутые кресла, изящный столик, дорогой сервиз. В памяти возник кабинет Баствик: плавные изгибы, блеск, стекло.
— Спасибо, Каролайн. — Стерн уселся и сложил руки на коленях. Секретарша безмолвно попятилась и скрылась за дверью.
— Мы сочувствуем вашей утрате, мистер Стерн, — начала Пибоди.
— Конечно, эта утрата невосполнима. Леанор была не только моим партнером, но и близким другом.
Он казался Еве каким-то позолоченным: зимний загар богача, блестящие завитые волосы, глаза — и те блестят, как два золотых самородка. Красный галстук с прихотливым рисунком на фоне антрацитового костюма заставлял жмуриться.
Неплохо для зала суда, мелькнуло у Евы в голове.
— Когда вы в последний раз ее видели, говорили с ней? — спросила она.
— Вчера, на удаленной конференции. На этой неделе у нас свободное посещение, чтобы все могли сполна насладиться праздниками, но мы с Леанор все равно обсуждали текущие дела. В конференции участвовала Каролайн в качестве помощницы Леанор. Это было вчера утром, примерно в десять часов. Мы проработали около часа и договорились встретиться лично сегодня днем.
— Какие-нибудь неприятности с персоналом в офисе?
— Никаких.
— С клиентами?
— Леанор была чрезвычайно внимательна со своими клиентами, отличалась откровенным и реалистическим подходом. Как вам известно, лейтенант, своих клиентов она защищала почти яростно.
— Пылкость создает врагов. Как и попытки увести чужого сожителя. Как поживает Артур Фокс?
Она знала — навела справки, — что сожитель Фицхью, ненавидевший Баствик, год назад перебрался на Мауи. Но ей хотелось увидеть реакцию Стерна.
— По-моему, Артур теперь на Гавайях. Мы не общаемся. — Он шумно вдохнул носом. — Не считаете же вы, что Артур мог убить Леанор? Нет-нет! — Стен убежденно помотал головой. — Знаю, он недолюбливал Леанор, но вернуться в Нью-Йорк и совершить такое? Исключено.
— Порой люди способны на странные поступки. — Она тоже считала, что Фокс ни при чем, тем не менее поднажала: — Он никогда не угрожал Баствик?
— Он был раздавлен смертью Фица. Все мы тоже, конечно, но Артур особенно. Вы, разумеется, осведомлены об этом, как и я — о ваших беседах с Леанор в то время. Она сама мне рассказала. — Он развел руками. — Насколько мне известно, Артур решил забраться подальше и попробовать начать новую жизнь.
— После Фицхью она уже не пыталась соблазнять чужих мужей?
Стерн стиснул челюсти и процедил:
— Не имею ни малейшего понятия.
— А вас?
— У меня были с Леанор сугубо профессиональные отношения. Дружеские, конечно. Не было ни любви, ни секса.
— Баствик часто угрожали?
— Конечно, это особенность нашего ремесла. Сесил снабдит вас копиями дел, которые мы вели по всем случаям угроз — у нас это называлось «тревожная корреспонденция». У меня состоялся с ним углубленный разговор, поэтому мне известно о послании, найденном на месте преступления. Похоже, лейтенант, эта угроза исходит от какого-то вашего знакомого.
— Потенциально — от кого-то, знающего меня или обо мне, — уточнила Ева. — Не менее вероятно, что таким образом преступник пытается направить следствие по ложному пути, отвлекая его от более личных мотивов. Вы сказали о вашей близкой дружбе с убитой. Значит, вы много знали о ее личной жизни: общении, сексуальных контактах.
— Леанор была интересной и привлекательной женщиной. Ей нравилось мужское общество, но ничего серьезного я не замечал. Я разрешил Сесилу перечислить вам ее наиболее частых кавалеров и друзей. Поверьте, будь у меня малейшие основания считать, что это мог сделать кто-то из этих людей, я бы ничего от вас не скрыл.
— Вы лишились двоих партнеров за два года, мистер Стерн.
Его взгляд стал жестким.
— Партнеров, коллег, друзей. Предвосхищаю ваш вопрос: свои средства она завещала матери и сестре, а долю в компании — мне.
— Неплохой куш — целая компания.
— Сама Леанор — огромная утрата в личном и профессиональном отношении. Неминуем уход некоторых клиентов. Не избежать шумихи, отрицательной рекламы. У нас были планы пригласить третьего партнера, причем недавно мы сузили наш выбор всего до одного, ну, двоих кандидатов. Сесил сообщит вам их имена, хотя у обоих не было ни малейшего мотива.
— Вы можете сказать, где находились вчера между четырьмя и восемью часами вечера вы сами?
— Вчера я был в Юте, в Парк-Сити — потому нам и пришлось проводить «удаленную» конференцию. Мы с невестой праздновали там Рождество. Мы оба заядлые лыжники. Вернулись вчера вечером, в девять въехали в Нью-Йорк. Каролайн назовет вам наш отель и состав экипажа шаттла — мы воспользовались корпоративным бортом.
— Отлично. Не станем больше вас задерживать.
— Каролайн отведет вас к Сесилу. — Стерн поднялся. — Вот еще что. Леанор недолюбливала вас. Противоположную сторону она превращала в своих врагов. Это было частью ее имиджа. Но, не любя вас, лейтенант, она ценила ваши способности. Тот, кто ее убил, поступил дурно. Дурно, и все. Не знаю, значат ли что-то эти слова.
— Значение имеет одно: найти сделавшего это и отдать его под суд. Если вы хотите, чтобы свершилось правосудие, то вам лучше надеяться, чтобы у ее убийцы не оказалось адвоката ей под стать.
Он улыбнулся уголком рта.
— Будь у нее такая возможность, она стала бы защищать и собственного убийцу. Вот какой она была! Я вас провожу.
— По-моему, Стерн говорил откровенно, — сказала Пибоди на обратном пути. — Во всяком случае, в основном. Он был от нее не в восторге, но ценил как профессионала. Их личные отношения были вполне сердечными.
— Ты сделаешь из меня гордячку, Пибоди!
— Что так? — Пибоди ухмыльнулась и повела плечами под розовым пальто.
— Смотри, что я сумела разглядеть. Она бы и его попыталась соблазнить, как Фицхью, если бы видела в этом смысл. Ей хотелось выжать из человека максимум. Она была холодной и жесткой, очень жесткой. Но Стерн тоньше и не такой гордец, как Фицхью.
— Все указывает на то, что Фокс не покидал Мауи последние полгода. Я бы о нем и не вспомнила, если бы не твое указание его проверить.
— Поэтому я — лейтенант, а ты засиделась в детективах.
— Так в детективах и состарюсь. Вся моя отрада — волшебное розовое пальтишко. — Пибоди любовно погладила свой рукав.
— Хорош предмет любви — какое-то пальто! Проверка Фокса — рутинное дело: сделано и забыто. Он не псих, а тот, кто убил Баствик, смахивает на психа. И потом, он бы над ней поиздевался, заставил бы помучиться. Изуродовал бы лицо. А главное, он сделал бы все это еще два года назад, если бы действительно вознамерился убить. Я выясняла, знал ли Стерн, как Баствик окрутила его партнера. Он знал, но плевать на это хотел. Да, он ее недолюбливал. Но вот что такое профессионал! Она притягивала к себе все взгляды в суде и на экране. А он на этом наживался. Теперь он заграбастает ее долю, а она немалая.
Садясь в машину, Ева распорядилась:
— Проверь его алиби. Оно выглядит солидно, но мы должны быть уверены, что Стерна можно вычеркнуть из списка подозреваемых. После морга надо будет поговорить с кавалерами Баствик.
— Ты имеешь в виду ее сексуальных парнеров?
— По крайней мере, кое-кого из них. Некоторые окажутся геями, ну и что? Красавчик-гей — лучший друг женщины-профессионала.
— Лично у меня таких не водится, — сказала Пибоди с завистью. — Надо будет исправить это упущение. Хочу такого зверька!
— Ее кавалеров зверьками не назовешь. — Ева жалостливо взглянула на Пибоди. — Ты это серьезно?
— Так говорят.
— Дурацкое слово! На закадычного друга никто из них не тянет. Ты вспомни: «Истинный и верный друг». И квартиру ее вспомни, — продолжила Ева. — Все в ее собственном стиле. Как и офис. Она была не из тех, кто делится. У нее дома ничего не указывает на любовную связь, даже на желание таковую иметь. Скорее, она обходилась услугами профессионалов.
— И не должна была готовить по утрам завтрак, — подхватила Пибоди. — Действительно, очень на нее похоже. Грустно как-то.
— Иметь то, что хочешь, — это грустно?
— Грустно хотеть только платного секса, стильную квартиру и секретаря, который будет оплакивать тебя больше, чем кто-либо еще. Я проверила ее поездки. Она даже мать с сестрой на Рождество не навестила. Вообще не выбиралась из города. Сразу после праздника поспешила на работу. А потом умерла. Печально.
— Жила как хотела.
— От моей работы будет больше толку, если я немножко ее пожалею.
— Как хотела, так и жила, — повторила Ева. — А вот такой смерти мало кто хотел бы. Мне грустно от этого.
— Тут я готова с тобой согласиться.
Ева и Пибоди зашагали по белому тоннелю морга. Обе были готовы к встрече со скелетами: праздники всегда оборачивались пиршеством убийств, смертей от несчастных случаев и самостоятельного сведения счетов с жизнью.
Ева добралась до рабочей комнаты Морриса и, увидев его в иллюминаторе двери, толкнула створки.
Умерла Леанор Баствик в одиночестве, но здесь у нее появилась компания. Моррис склонился над мужским трупом. Лет 25, определила Ева на глазок.
— Не гнушаешься сверхурочными? — спросила Ева, и Моррис выпрямился, держа в руке скальпель.
— С твоей я уже закончил, этот — свежак. Бедняга отправил бывшей видео. Она клянется, что посмотрела его только сегодня утром. Это не исключено: известно, что на Рождество она обручилась с бывшим лучшим другом покойного. Наш неудачливый клиент заливал свое горе смесью дешевой текилы и запрещенных препаратов, а вчера в десять вечера сделал из простыни петлю и отправил чужой счастливой невесте видео, на которой рыдает и угрожает повеситься.
— Это будет ей уроком.
— Уверен, он рассуждал так же. Пока неясно, собирался ли он спрыгнуть с табурета или это вышло по неосторожности. Так или иначе, теперь он здесь.
И Моррис с улыбкой продолжил орудовать скальпелем. На нем были небесно-голубые брюки, серебристая рубашка, безупречно завязанный серо-голубой галстук — все это под прозрачным защитным халатом. На спину падала толстая черная коса.
— Как провела Рождество?
— Неплохо. Поймала преступника, открыла подарки, выпила хорошего шампанского. А ты?
— Навестил родителей, переночевал у них, потом отобедал с Гарнет ДеВинтер и ее очаровательной дочерью. Ребенок добавляет Рождеству пузырьков, твое шампанское и близко не текло! Как твоя родня, Пибоди? Говорят, ты ездила домой.
— Чудесно! Это настоящее волшебство — со всеми повидаться и на несколько часов нырнуть в хаос.
— Хорошо тебя понимаю. Шикарное пальто, честное слово!
— Знаю. — Пренебрегая предостережением Евы, Пибоди снова погладила свой рукав. — Это рождественский подарок моей чудо-напарницы и ее восхитительного спутника жизни.
— Не заставляй меня жалеть о содеянном, Пибоди, — прошипела Ева.
— Это лучшее Рождество в моей жизни!
— Лучше вернемся к нашим подопечным, — поспешно сказала Ева, чтобы у них не ушло полдня на обсуждение сливового пудинга или чего-то еще в этом роде. — Что скажешь? — Она указала подбородком на Леанор Баствик.
— Что до момента смерти она оставалась чрезвычайно здоровой женщиной. — Моррис перешел к соседнему столу. — Над ее лицом и фигурой трудились лучшие специалисты. Но без фанатизма, просто высококачественный тюнинг. Часа за четыре до смерти она полакомилась греческим йогуртом и фруктово-зерновой смесью.
— Вот теперь грусти, — сказала Ева, обращаясь к Пибоди.
— За полчаса до смерти она выпила полбокала вина — это как-то повеселее. Следы запрещенных препаратов отсутствуют, вообще не похоже, чтобы она их употребляла. Ранений, полученных при попытке обороняться, нет, признаков насильственного удержания и борьбы — тоже.
Он подал Еве очки с сильным увеличением.
— Видишь вот это? След от шокера, причина отсутствия ранения при самозащите.
— Да. Убийца достает шокер из правого кармана пальто и заходит в квартиру. Она пятится, пропуская его внутрь. Разряд с близкого расстояния, сильное напряжение. Отсюда такая отчетливость следа на коже.
— И несильный удар затылком. Она упала и несильно ударилась. После шокера так происходит чаще всего: человек как бы оседает, а не валится снопом.
— Сколько она весила?
Имея дело с Евой, Моррис привык автоматически переводить значения из метрической системы в американскую.
— Сто фунтов с небольшим.
— Немного. На ногах у нее были шлепанцы на низких каблуках. Каблуки поцарапаны не были, значит, он отнес ее в спальню на руках. В обмороке человек размякает. Скорее всего, он взвалил ее себе на плечо. Потом положил на кровать. Кровать осталась в аккуратном состоянии, ее одежда тоже.
— Ни сексуального насилия, ни признаков недавнего полового сношения.
— Еще один повод взгрустнуть, — пробормотала Пибоди.
— Тем меньше вероятность, что это был кто-то вроде бойфренда: бывший, отвергнутый любовник, — размышляла вслух Ева. — Такой не упустил бы шанса вступить в сношение или вложил бы в само убийство больше личного пыла.
— Она прошла стерилизацию, — сообщил Моррис. — Видимо, это был ее сознательный выбор. Чистая работа! Не похоже, чтобы она когда-то вынашивала ребенка. Она ухаживала за своим телом. Состояние мышц свидетельствует о регулярных упражнениях. Как я уже говорил, следов злоупотребления запрещенными препаратами и спиртным не обнаружено.
— Как она жила, понятно. А как умерла?
— Я согласен с вашим выводом, сделанным на месте преступления. Удушение. Прочная тонкая проволока, я бы назвал это рояльной струной. Удавка, наброшенная сзади.
Ева прищурилась.
— Сзади, а не лицом к лицу?
— Нет. Когда это делается сзади, есть больше упора. Угол раны говорит о том же. Убийца зашел сзади, усадил ее, накинул через голову проволоку, закрутил ее и стал тянуть. С изрядной силой, порвав ей глотку.
— Ясно. — Выводы Морриса не вызывали у Евы сомнений. Она обошла тело, запоминая услышанное. — Итак, ты кладешь ее на кровать. Пальто снял — не хочешь испачкать его кровью, в нем же потом выходить. Пальто громоздкое, а тебе нужна свобода движений. Перчатки не снимаешь — вернее, натягиваешь другие, тонкие или герметические. Возможно, на тебе защитная шапочка, герметических перчаток у тебя в коробке целый набор. Открываешь коробку, достаешь шапочку и перчатки, облачаешься, берешь свою удавку…
— Защитная шапочка и герметические перчатки — способ не оставить на кровати и на теле никаких волокон, — подсказала Пибоди.
— Верно. План составлен заранее, на продумывание деталей потрачено изрядное время. Наступает самый важный момент: ты залезаешь на кровать и придаешь бесчувственному телу сидячее положение, так тебе удобнее.
Обойдя тело, Ева встала у изголовья.
— Проволока тонкая и острая. Следовало бы заранее загнуть ее концы, чтобы было за что ухватиться и держать. Ты не собираешься причинять ей боль, тебе не нужно видеть, как наступает смерть — где тут личная неприязнь? Зачем видеть лицо, когда превращаешь человека в мертвый предмет? Достаточно ощущать, как врезается в тело проволока. О сексе речи нет, об удовольствии тоже — только о правосудии. Все происходит быстро.
Ты ничего не оставляешь на месте преступления. Проволока убирается в коробку — может, сначала в целлофановый пакет, но потом — в коробку. Ты кладешь труп на спину, поправляешь помявшуюся кровать. Аккуратность прежде всего. Смотришь ли ты на нее теперь?
Ева уставилась на лицо Баствик.
— Скорее всего, нет — еще нет. Самообладание на высоте, руки не трясутся. Задача пока не выполнена, надо еще сделать надпись. Надпись — вот что главное.
«Для тебя это тоже главное», — сказала Ева себе. Важно помнить, что Баствик была для убийцы не человеком, а вещью. Манекеном, частью инсталляции.
— Ты достаешь из коробки фломастер. Ты все предусмотрел. Ты точно знаешь, что хочешь сказать. Ты тренировался, у тебя все отрепетировано. Четкие заглавные буквы, ни намека на почерк, который помог бы тебя опознать. Ты все продумал.
Перчатки и шапочка кладутся в другой пакет и тоже убираются в коробку. Потом ты от них избавишься. Ты уже знаешь, где и как это произойдет. А вот теперь ты делаешь шаг назад и любуешься своей работой. Ты уже способен ее оценить. Ты сделал это, сделал так, как все себе представлял, так, как подготовился. Ты уже немного дрожишь — но это от удовольствия. Работа произведена отменно. Кто же знал, что это доставит столько радости?
Но медлить нельзя, иначе все пойдет насмарку. Пальто, перчатки, шарф, головной убор, коробка. Тебя тянет пуститься в пляс, засвистеть победную песенку. Ты улыбаешься — держу пари, ты загораживаешь коробкой свою улыбку до ушей, когда идешь к лифту, едешь вниз и уходишь. Все вместе заняло двадцать семь минут.
Ева кивнула самой себе, засунула руки в карманы и посмотрела на Морриса.
— Как впечатление?
— Прямо скрипка Страдивари! — похвалил он. — Рана на шее почти хирургической чистоты, что указывает на отсутствие колебаний. То, куда брызнула кровь, свидетельствует, что сначала она била вертикально, потом горизонтально. Сначала потерпевшая сидела, потом ее положили. Ее одежда в лаборатории, но при первичном осмотре мы не нашли ни волокон, ни волос — только ее собственные.
— Почти профессиональные действия: чисто, быстро, отстраненно. Если бы не надпись на стене — этакое коленце перед уходом, — то я бы сочла убийцу профессионалом. В любом случае он тщательно подготовился.
— А вдруг это коп? — пискнула Пибоди. — Самой противно такое предполагать, но ведь не исключается? Ты — уважаемый полицейский. Кстати, полицейские не больно привечают адвокатов. А эта всегда была на виду, настоящая акула оправдательной акватории. Копу ничего не стоит незаметно войти в здание и так же незаметно его покинуть. Ну, или хотя бы все это спланировать. Уверена, ты сама об этом подумала, — закончила Пибоди.
— Признаться, меня посетила такая мысль. Все упрощается, если у тебя полицейский шокер. Почему бы не перевести его на полный заряд, не приставить ей к горлу? Самый удобный способ убийства. Но в таком случае удавка фигурировала бы только для отвода глаз.
— А если это сбрендивший коп? — предположила Пибоди. — Надпись — свидетельство ненормальности.
— С этим не поспоришь. Что ж, спасибо, Моррис.
— И тебе, Даллас. Сделай мне одолжение: побереги себя. — Моррис поднял руки. — Сумасшедший есть сумасшедший.
— Это правда. Но на этот случай у меня есть волшебный плащ — слава богу, не розовый.
Уходя, она еще раз улыбнулась ему.
— Как наглядно ты все изобразила! — сказала Пибоди. Выйдя из тоннеля в декабрьскую слякоть, она сгорбилась и поглубже натянула на черные волосы шапочку. — Я представляла все почти так же, но благодаря тебе увидела подробности. Раньше я не думала про пальто и перчатки.
— Такой осторожный человек постарается избежать попадания крови потерпевшей на свое пальто. Ты и то сняла свое, прежде чем начать осматривать тело. А зачем ему кровь на перчатках или еще где-то? Коробка — это очень удобно: защищает от камер, скрывает все, что нужно скрыть, позволяет свободно войти и выйти. Подход сзади уменьшает вероятность знакомства потерпевшей с убийцей. Он выполнял задание. Вернее, это была миссия. То, что сначала он ее оглушил, указывает на решение двух задач: она не способна сопротивляться и ничего не чувствует. Даже надпись служит нескольким целям. Она сообщает мне, что меня кто-то ищет — кто-то не в своем уме, и при этом хвастается. Как все ловко!
— Теперь побеседуем с людьми, которые ее знали. Что-нибудь да вылезет.
Целых шесть бесед не дали ровным счетом ничего.
— У нас в списке еще пятеро. Давай не тратить на них время, — предложила Ева, виляя в транспортном потоке на пути в лабораторию. — Убедись, что их нет в городе. При необходимости можно будет пообщаться удаленно.
— Заметано. — Пибоди проверила свои записи. — Боюсь, нас не ждет ничего нового. Ты была права: друзей у нее толком не было. Настоящих друзей. Все горюют, все в шоке, но, Даллас, никто не знал ее настолько близко, чтобы испытать подлинные чувства. Это все равно что гибель шапочного знакомого, с которым перебросился парой фраз на вечеринке.
— Она сама выбрала такую жизнь. Как видно, жизнь исчерпывалась для нее работой, остальное побоку.
Еве стало не по себе: уж она-то знает, что значит этот выбор, эта жизнь. Знает, каково это на вкус.
— Умелое — вот как я бы назвала это убийство. Чистое и умелое, без капли страсти. Можно подумать, что она не имела значения для убийцы. Я — вот кто ему важен! Вот оно что, Пибоди, я поняла. — Ева не щелкнула пальцами, но была к этому близка. — Нам еще предстоит многое понять. Ее доля в активах компании достается Стерну, поэтому надо к нему приглядеться, изучить его финансы, личные отношения с потерпевшей. Может оказаться, что кому-то из ее партнеров по постели захотелось больше денег, он вышел из себя, а потом постарался, чтобы убийство получилось чистым. А может, это клиент, которого она не смогла оправдать: вышел из тюрьмы и решил поквитаться. Пусть Мира поработает с поступавшими ей угрозами.
— Обязательно.
— А мы ищем того, кто мог подбросить мне мертвого адвоката в качестве подарка на праздник.
Ева помолчала, дожидаясь зеленого сигнала светофора. Судя по окружавшей их рекламе, сюжет рождественских распродаж успел смениться на новый: «Хватит старья, тратьте сбережения!»
Торговец с тележкой мазал горчицей соленые крендели для группы туристов. Все они, как один, в синих накидках и белых шапочках.
Загорелся «зеленый», и Ева тронулась с места. В голове у нее происходила напряженная работа.
— Переписка, мои собственные уголовные дела. Все это надо изучить. — Она перевела дух. — Копы. Коп, решивший, что у нее передо мной должок, и ненавидящий адвокатов.
— Таких набралось бы многовато. Здесь не просто должок, Даллас. Здесь, скорее, восхищение.
В этот раз Ева еле справилась с побуждением щелкнуть пальцами. Пибоди права.
— Почему Баствик, почему сейчас? И другие вопросы. Подарок к празднику — что-то в этом есть. Но все спланировано сильно загодя. Что же послужило спусковым крючком?
— Может, история с Icove, вся эта огласка? Для некоторых книга и фильм романтизировали тебя, как и твою работу.
— Вот именно. — Ева застряла позади смердящего макси-буса. — Очень романтично!
В лаборатории она направилась прямиком к заведующему Дику Беренски. Его называли «Дикхед», «тупая башка», из чего совершенно не следовало, правда, что он плохо выполнял свои обязанности: в своем деле он был большой дока.
— Мне нужно все, что ты нарыл.
Он поднял один длинный палец, не отрывая от микроскопа овальную голову, облепленную глянцевыми черными волосами.
— Ничего я толком не нарыл, поняла? — Он прицелился пальцем в нее и продолжил, не дав ей ответить. — Но и это результат. Ни волокна, ни отпечатков, ни ДНК. Все — только от хозяйки. Из этого следует, что она обходилась без компании. Или она заставляла всех своих гостей обматываться с ног до головы пленкой? Во всяком случае, убийца был защищен на сто процентов, прямо ходячий презерватив какой-то!
Он склонил голову набок, выгнув шею. Бородка, которую он с некоторых пор отращивал, понравилась Еве не больше, чем неделю назад.
— Чего тебе? — спросила она.
— Просто подумал, что ты принесла мне новогодний подарочек.
— Не доводи меня, Дикхед!
— Не буду. Мы все бросили ради твоего дела, а ведь в это время года мы тонем в срочных анализах. Харво сама подалась на место преступления: ей втемяшилось в голову, что чистильщики могли проглядеть какой-нибудь волосок. Лично я ломаю голову над орудием убийства. Весьма вероятно, что это пружинная сталь диаметром 0,02 дюйма. Рояльная проволока, закаленная высокоуглеродистая сталь. Очень похоже. Но если ты не сцапаешь парня с удавкой из рояльной струны в кармане, это не поможет. Мало ли где можно такую достать.
Он совершил полный оборот на вращающемся табурете.
— Зато мы можем сообщить производителя, сорт, модель и все что хочешь относительно фломастера, которым он начертал любовное послание к тебе.
Он указал на экран. Пибоди зашипела, Ева поглубже засунула руки в карманы.
— Стойкий штрих, тонкий кончик, «Коммон Санфорд». Стандартный черный цвет. — Он потянул на себя один из ящиков письменного стола. — Типа вот этого. Такой валяется в миллионах ящиков и продается в миллионах лавок, как и долбаная проволока. Наши специалисты по крови согласны с Моррисом: все было так, как он говорит. Потерпевшая сидела, удавку накинули сзади, потом ее уложили. Это все, Даллас. Хочешь больше — дай материал для работы.
— Ладно. — Ева приказала себе расслабиться, разжала кулаки и вынула руки из карманов. — Я поняла.
— Я знал потерпевшую, — бросил Беренски как ни в чем не бывало.
— Ну-ка, ну-ка…
— По судам. Мы же вечно даем там показания. Я всегда восхищался ее внешностью — а кто нет? Но хочешь знать мое мнение? Она была той еще стервой. Я часто с ней спорил — и побеждал. Это потому, что я хорошо работаю, — объяснил он гордо. — Мы тут не зря протираем штаны, вкалываем не хуже тебя. Поклонников твоей потерпевшей ты среди нас не найдешь.
Ева огляделась. Сплошь лабораторные столы, колбы, стеклянные стены. Куча народу, большинство в белых халатах поверх уличной одежды. В их возню с инструментами, приборами и компьютерами она давно отказалась вникать.
— Она трахнула кого-нибудь из твоих ребят?
— Я не спрашиваю своих ребят, с кем они спят. Обычно.
— Я про суд. Случалось ей опровергать чьи-нибудь показания, перечеркивать чей-нибудь труд?
— Наверное, не без этого. Она была профессионалом, голова у нее работала отлично, язык тоже. Она все могла перевернуть с ног на голову, сама знаешь.
«Мне ли этого не знать!» — подумала Ева.
— Бывало так, чтобы из-за нее суд признал показания твоих подчиненных недостоверными или ложными? Кто-нибудь чувствовал себя опозоренным по ее милости? Кто-нибудь ей угрожал, считал ее своим личным врагом?
Он так оскалил зубы, что их не смогли скрыть его усы.
— Уж не ищешь ли ты преступника здесь?
— Где я только его не ищу! Ты здесь главный, вот и давай, смотри свои записи, ломай голову. Мне нужен список всех, у кого бывали с ней нелады. Слишком чистенькое убийство, Дикхед. — С ним бывало непросто иметь дело, но он заслуживал уважения за то, как отстаивал своих. — Кто лучше спецов по вещдокам разбирается в том, как оставить место преступления без малейших улик?
— Это ты брось!
— Мне это нравится не больше, чем тебе, но никуда не денешься, придется через это пройти.
Она удрала, не позволив ему спорить, и его ругательства безвредно отскочили от ее спины. Но на самом деле Ева не торопилась. Она знала некоторых лаборантов и техников по именам, а кое-кого из них даже в лицо. Хотя большинство оставались для нее неразличимыми лабораторными тенями.
Вдруг кто-то из них воображает свои отношения с ней более чем формальным контактом между копом и «ботаником», влюбленным в лабораторную колбу?
