- Следствие ведет Ева Даллас, #50
7
Дверь открыла Пибоди.
— Как вы быстро! Я только что примчалась. Привет, Рорк. — Она попятилась, пропуская обоих. — Первым на место преступления прибыл полицейский Рейнхарт. В службу 911 позвонила соседка напротив, сейчас она у себя, с ней второй полицейский. Соседка утверждает, что, уходя на работу, увидела открытую дверь и заглянула сюда.
Пибоди указала на Ледо. Он лежал на тонком матрасе, залитом кровью и прочими физиологическими выделениями, думать о которых Еве совершенно не хотелось.
Полностью одет: линялая фуфайка, бесформенные черные штаны, толстые носки — некогда белые, а ныне непонятного цвета — с дырками, из которых торчали большие пальцы.
Рядом с трупом темная полушинель и два вытертых одеяла. Из груди трупа торчал деревянный обломок, толстый конец бильярдного кия.
Убитый выглядел тщедушным, с волосами, похожими на грязную солому, с красными веками — верный признак конченого торчка.
— Это Ледо, — сказала Ева и повернулась к полицейскому в форме. — Я слушаю.
— Звонок на 911 был принят в шесть шестнадцать. Мы с напарницей прибыли в шесть двадцать. Дом не охраняется, дверь в квартиру была отперта. Я опознал в убитом Ледо. — Коп в нахлобученной на седую шевелюру фуражке покосился на тело. — Я патрулирую этот район уже четыре года и знаю, кто это. Звонила Мисти Полински, соседка из квартиры напротив. Она молода, лейтенант, и сильно напугана. Успокоив ее, мы вызвали дроидов. Если бы оставили здесь свою машину без присмотра, то от нее мало что осталось бы.
— Хорошо. Приступайте к опросу жильцов. Вам понадобится помощь?
— С большинством я знаком, так что обойдусь. Внизу, в тамбуре между дверями, дрыхли двое бездомных. Пришлось хорошенько их тряхнуть, чтобы разбудить. Мы записали их имена, теперь они в приюте. Ничего не видели. Знаю я их, они здешние, их легко будет найти для разговора, если придется. Но они ни при чем.
Она кивнула, забрала у Рорка свой рабочий чемоданчик, натянула перчатки и подошла к телу.
Обычное дело, напомнила она себе. Процедура есть процедура. Она достала свои инструменты.
— Потерпевший опознан как Вендал Ледо, зарегистрированный по этому адресу. Время наступления смерти, — она взглянула на свой датчик, — шесть часов три минуты. Свидетельница едва не столкнулась с убийцей.
— Вот вторая половина кия, Даллас, — сказала Пибоди. — Тонкий конец.
— Похоже, он купил новый кий, — пробормотала Ева. — Он был бильярдистом. Я как-то раз сломала другой такой, а он от огорчения взял и врезал мне по физиономии толстым концом.
— Даллас, — начала Пибоди, но Ева покачала головой.
— Убийца наверняка знал это. Ледо пытался меня обмануть — в результате его язык оказался в стакане.
— Этого я еще не заметила. Сейчас уберу в пакет.
— Здесь холодно. Окна дырявые, отовсюду дует. Он возвращается — наверное, из «Геймтауна», снимает пальто, разувается, ложится прямо в одежде, накрывается этими лысыми одеялами. Интересно, что покажет анализ интоксикации. — Она приподняла красное веко трупа. — Не мог справиться с собой, употребил собственное варево. Наверняка припас его где-то здесь. Карманы пальто проверьте — там, наверное, тоже кое-что найдется. Возьми это на заметку, Пибоди.
— Гадость! — сказала Пибоди, однако послушно опустилась на корточки и стала разглядывать грязное пальто на полу.
— Помойка помойкой, — продолжила Ева. — Правила жизни Ледо нетрудно представить. Днем он обычно спал, а ночью оживал. В такую погоду он где-то ползал, перехватывал кое-какой еды, но основное его занятие было подпольным. Главное — заторчать. Потом бильярд. Если получалось выиграть, то можно разжиться выпивкой, жратвой, а то и быстренько перепихнуться. После восхода он возвращался домой и засыпал. А с наступлением ночи — снова за дело.
— Различные подозрительные вещества, — доложила Пибоди. — Маленькие прозрачные пакетики. Две связки ключей, сто шестьдесят три наличными, кредитные карты отсутствуют, пластик тоже, карманный коммуникатор, маленький открытый пакетик сырно-луковых соевых чипсов.
Ева опустилась на корточки рядом с ней.
— Гадость, а не жизнь. Ну, уж какая была.
— Замки вскрыты недавно, — сообщил Рорк. — Хотя замками это назвать трудно.
Ева кивнула.
— Убийца знал, что потерпевший вернется домой перед рассветом. Не вернется — можно его дождаться. Но скорее всего он застал бы его дома. В доме никакой охраны — заходи кто хочет. Но убийца наверняка позаботился об анонимности: одет посыльным, на плече коробка. Перешагнул через спящих бомжей и поднялся сюда. Вскрыл замки — какими бы дрянными они ни были, он их не взламывал, а сумел отпереть, значит, обладает навыком.
Мысленно она шла от этапа к этапу бок о бок с убийцей.
— Потерпевший дрыхнет без задних ног. В комнате темно: окна грязные, предрассветная темень, от уличных фонарей мало проку при такой-то грязи на стеклах. Он явился с фонарем.
Ева аккуратно приподняла край фуфайки и осмотрела торс убитого.
— Смотри-ка, след от шокера! Отрубившийся торчок — и все-таки шокер! Трусость или сострадание? Это надо обдумать. В любом случае потерпевший ничего не почувствовал.
Ева выпрямилась.
— Бильярдный кий всегда под рукой, он у него за плюшевого мишку. Сломать кий об колено — символично! Удар обломком по физиономии, по той стороне лица, по которой получила в свое время от потерпевшего я. Тоже символично, ведь легче было бы просто забить его кием до смерти.
— Преступник избегает излишней жестокости? — предположила Пибоди.
— Этого, а также лишней страсти и грязи. Забить человека до смерти — где здесь эффективность? Один удар — расплата, и обломок кия в грудь. Здесь требуется сила. — Она поднесла руку к обломку кия, торчавшему из груди. — Найти точку, надавить, налечь всей тяжестью. Похоже, так все и было. Он проткнул его насквозь. Вырезал язык — орудие лжи, а потом написал свое послание.
ЛЕЙТЕНАНТУ ЕВЕ ДАЛЛАС, С УВАЖЕНИЕМ И ВОСХИЩЕНИЕМ. ОН БЫЛ НАРЫВОМ НА ОБЩЕСТВЕ, ТОМ ОБЩЕСТВЕ, ЧТО МЕШАЕТ ВАМ СВОИМИ ПРАВИЛАМИ, ОХРАНЯЮЩИМИ НАРЫВЫ. НЕКОТОРЫЕ ПРАВИЛА МЕШАЮТ ПРАВОСУДИЮ. МЫ С ВАМИ ЗНАЕМ ЭТО.
ОН ПРОДАВАЛ СВОЮ ОТРАВУ ТЕМ, КТО ПЛЮЕТ НА ВСЕ ПРАВИЛА И ЖИВЕТ В СКВЕРНЕ. ОН ЛГАЛ ВАМ, ОН ПОДНЯЛ НА ВАС РУКУ. ОН ВАС БОЯЛСЯ, НО НЕ УВАЖАЛ. А ЭТИ ПРАВИЛА ПОЗВОЛЯЛИ ЕМУ ПРОДОЛЖАТЬ ЕГО НИКЧЕМНУЮ, ПАРАЗИТИЧЕСКУЮ ЖИЗНЬ.
ЭТО — ПРАВОСУДИЕ, СВЕРШИВШЕЕСЯ РАДИ ОБЩЕСТВА, А ГЛАВНОЕ, ЛИЧНО ДЛЯ ВАС, ЕВА. ОТМЕТИНА, ОСТАВЛЕННАЯ ИМ У ВАС НА ЛИЦЕ, УЖЕ НЕ ВИДНА, А ТЕПЕРЬ ОСКОРБЛЕНИЕ ПОЛНОСТЬЮ ОТОМЩЕНО.
Я ВАШ ДРУГ. ЗНАЙТЕ, Я ВСЕГДА БУДУ ВАС ЗАЩИЩАТЬ, НЕ ПРОСЯ НИЧЕГО СВЕРХ ВАШЕЙ ДРУЖБЫ. Я ПОМОГУ ВАМ ВЕРШИТЬ ПРАВОСУДИЕ, ИСТИННОЕ ПРАВОСУДИЕ, КАРАЮЩЕЕ ВИНОВНЫХ. ЧИТАЯ ЭТО, ЗНАЙТЕ, ЧТО Я ДУМАЮ О ВАС КАЖДЫЙ ЧАС КАЖДОГО ДНЯ.
ВАШ ИСТИННЫЙ ДРУГ.
— Это письмо длиннее, — сказала Ева. — Клиент становится болтлив и… — Она надела специальные очки и подошла ближе. — У него дрожит рука. Нет прежней четкости и самообладания. Нужен анализ, но некоторые буквы стали темнее, линии толще, как будто он сильнее давит на фломастер. Больше нажима в моем имени, при болтовне о правосудии, отраве, уважении, истине.
Она сделала шаг назад и сдернула с лица очки.
— Все, теперь дело за чистильщиками.
Пибоди оглядела мерзкую дыру.
— Хвала богине чистоты и здоровья! — Она улыбнулась Рорку. — Помолимся матери-природе!
— И да услышит она нас!
— Вызывай чистильщиков и перевозку, — распорядилась Ева. — Звони Моррису, Мире, Уитни. Пусть электронщики проверят коммуникатор потерпевшего. Мы побеседуем со свидетельницей. Полиции никого не пускать на место преступления. — Она посмотрела на Рорка. — У тебя по горло дел.
— Ничего, подожду, пока ты закончишь здесь.
Она не стала спорить, вышла в коридор и постучала в дверь напротив.
Ей открыла могучая женщина-полицейский, уставившаяся на ее жетон.
— Лейтенант.
— Ваш напарник уже приступил к опросу жильцов. Сейчас прибудут чистильщики и фургон из морга. Охраняйте место преступления, Моралес.
— Слушаюсь, сэр. Свидетельница в шоке, но готова сотрудничать. Не думаю, что она что-то видела. Ее показания вызывают доверие.
— Сейчас проверим.
Ева вошла в квартиру — копию клетушки Ледо по размеру и планировке, но зато совсем не свинарник. У Мисти Полински имелся просиженный диван с покрывалом кричащей цветочной расцветки, вытертый ковер на чистом полу, прогоревший абажур с бахромой. Кто-то — возможно, она сама — изрисовал цветочками ящики глубокого комода.
В кухоньке помещалась только лоханка-раковина, миниатюрная автокухня и столик размером с пресс-папье — все чистенькое.
Сама Мисти сидела на своем цветастом диване, поджав колени, со щербатой чашкой в руках. Ее небесно-синяя челка была грубо подрезана. Несмотря на теплый безразмерный свитер, она заметно дрожала.
Размазанный грим не скрывал ее природную миловидность. Глаза красные — скорее, от слез, чем от «фанка», заключила Ева.
— Мисс Полински, я — лейтенант Даллас, это — детектив Пибоди, это — наш консультант. Как вы себя чувствуете?
— Паршиво. Полицейская Моралес советует пить чай, но помогает не очень. В жизни такого не видала! Такого, как Ледо там, — никогда!
Из ее глаз брызнули слезы — от шока, а не от горя, по Евиному предположению. Она присела на подлокотник.
— От такого зрелища любого скрутит в бараний рог. Вы хорошо знали Ледо?
— Не очень. Так, видела. Несколько раз обмолвились словечком. «Как дела?» и все такое.
— Вы у него бывали?
— Нет. Он меня приглашал, но я… Сами понимаете. — Она сгорбилась. — Я не захотела.
— Вы у него что-нибудь покупали?
— Я этим не занимаюсь. — Глаза Мисти округлились. — Богом клянусь! Можете меня проверить. Никаких наркотиков.
— Хорошо. — Во время разговора Ева проверяла показания свидетельницы на компьютере. — Сколько тебе лет, Мисти?
— Двадцать два.
— А на планете Земля?
Руки, сжимавшие чашку, задрожали.
— Я не вернусь. Меня не заставишь вернуться! По документам мне двадцать один.
— Куда ты не вернешься?
— Послушайте, я собиралась на работу. У меня ранняя утренняя смена в кафетерии на углу трижды в неделю. «Дэл» называется, хотя никого Дэла я там никогда не встречала. Пришлось позвонить и сказать, что задерживаюсь. Пит так разозлился.
— А по вечерам, четыре раза в неделю, ты работаешь в заведении «Свинг Ит».
Лицо Мисти под синими волосами покраснело.
— Это просто танец. Ничего другого. Танец, и все.
— Давно ты в Нью-Йорке?
— Полгода. Почти. Я просто собиралась на работу, офицер…
— Лейтенант.
— Лейтенант. Я шла на работу, а у него открыта дверь. Не надо было заглядывать, но дверь-то открыта, а райончик здесь тот еще, вот я на всякий случай и сунула туда нос — вдруг Ледо ограбили или еще что. А он лежит. И кровь!
— Ты вошла?
— НЕТ! — Она яростно помотала головой. — Сбежала и заперлась. Не знала, как быть, думала, сама окочурюсь. Хотела удрать на работу, притвориться, что ничего не видела. Но так же нельзя? Нельзя. Я вызвала полицию.
Раскрасневшееся личико перекосилось от гнева.
— Меня же не накажут за вызов полиции? За правильный поступок?
— Никто тебя не наказывает. Ты кого-нибудь видела, что-нибудь слышала до того, как заглянула к Ледо?
— Нет. Я говорила полицейской Моралес, что встала в пять сорок, как всегда, когда выхожу в утреннюю смену. Приняла душ. Вода здесь толком не нагревается, один шум. Собралась на работу. Вечером мне в клуб, я собрала сменную одежду, захватила шоколадку и колу — кофе я не люблю. Беру пальто и все прочее, выхожу. Было где-то шесть пятнадцать. Ну, и заглядываю к нему — дверь-то нараспашку.
— Ты видела кого-нибудь незнакомого?
— Не знаю. Иногда кто-то ночует на полу внизу. Я их не знаю, они никого не беспокоят. Да и ночь была холодная. Да, еще заходил клопомор.
— Клопомор?
— Тот, кто морит насекомых. Наверное, его вызвал комендант дома. Правда, когда я попросила его прислать такого работника сюда ко мне, он поднял меня на смех. Вот сволочь!
— Можешь описать клопомора? Пол, рост, телосложение, раса, возраст?
— Да не знаю я! — Она отхлебнула чаю и дунула на синюю челку. — Я решила, что это парень, хотя кто их разберет. Капюшон, маска, баллон, опрыскиватель. Я выглянула всего на секунду.
— Ты с ним говорила?
— Спросила в щелку, обработает ли он весь дом. Он вроде кивнул. Хорошо, думаю, а то спасу нет от тараканов. Я немного прибралась — нельзя же, чтобы человек застал у тебя беспорядок. Потом опять выглянула — а его след простыл. — Она грустно улыбнулась. — А тараканы — вот они.
— Ты заметила на нем бейджик с именем?
— Простите, нет.
— Придется тебе поработать с нашим полицейским художником.
Румянец сменился бледностью, она доела остаток помады с губ.
— Честно, ничего я не видела!
— Мало ли! Мы отвезем тебя к нам в Управление, художник поможет тебе вспомнить детали. Может, ты сама не догадываешься, что что-то запомнила.
— Вы меня не арестуете?
— Нет. — Ева съехала с подлокотника и подсела к Мисти. — Никто тебя не арестует. Никто тебя никуда не вернет. Тебе ничего не угрожает. Поможешь нам — я попробую выписать тебе пару сотен за содействие.
— Двести?!
— Ну да. Мы ценим помощь, Мисти. Ледо был паршивцем, он к тебе приставал.
— Это верно, но не липнул, как другие.
— Согласна. А потом его убили. Вдруг ты поможешь нам узнать, кто это сделал?
— Послушайте, я должна работать, платить за квартиру. Две сотни — это, конечно, неплохо, но мне нужна регулярная получка. Пит меня уволит, если я пропущу смену.
— Тебе нравится работать у Пита?
— Работа как работа. Я должна платить, иначе меня вышвырнут на улицу.
— Это точно. А жить здесь тебе нравится?
Впервые девушка позволила себе улыбнуться.
— Только слепая, глухая и больная на всю голову ответила бы «да». Но ничего другого у меня нет, и это лучше, чем то, что было у меня раньше.
Ева покосилась на Рорка.
— Я бы постаралась помочь тебе с приличным жильем. Ты могла бы там побыть, пока не найдешь работу лучше теперешней и жилье поприличнее этого.
— Только не в приют!
— Погоди, никто ни к чему тебя не принуждает. Просто потерпи минутку.
Она встала, жестом велела Пибоди посидеть с Мисти и поманила Рорка за собой в коридор.
— Ей всего семнадцать. Сбежала из Дейтона, штат Огайо, но никто ее не ищет. Результаты медицинских анализов указывают на физическое насилие. Отец сейчас в заключении — сел месяц назад за вооруженное нападение. Мать — наркоманка, кочует по тюрьмам. Знаю, приют для несовершеннолетних еще не готов. Она, конечно, не совсем годится для центра «Дохас», но, может, временно определить ее туда? В мае ей стукнет восемнадцать.
— Это я могу, если она сама не против. Там есть ее сверстницы.
Ева молча кивнула. Рорк поднял брови.
— Хочешь, чтобы я сам с ней поговорил?
— Сделай одолжение. Наши жетоны вызывают у нее не только уважение, но и страх. Уверена, люди без жетонов еще никогда ей не помогали. Ты мягко стелешь, тебя она не испугается.
— Уговорила. — Он легонько ткнул ее пальцем в живот. — Вот ведь мягкосердечность!
— Свидетелей надо беречь. Вдруг за ней вернется долбаный клопомор? У Янси выйдет хороший рисунок, если мне не придется ее спасать, сажая под замок.
— Я же не спорю! — Рорк нагнулся и успел ее поцеловать, прежде чем она увернулась. — Только дай мне минуту на подготовку.
После того как Рорк обо всем договорился, Ева вызвала еще один полицейский автомобиль, чтобы доставить Мисти в Управление, где с ней предстояло поработать детективу Янси — художнику, которому Ева доверяла больше всего.
— Она сама немного художница, — сказала Еве Пибоди, пряча в багажник их рабочие чемоданчики. — Все эти цветочки — ее работа, карандашный рисунок кошки на стене — тоже. Хорошо, что ты ее отсюда забираешь.
— Это ее решение. Поедет к Рорку.
— Тем более. Вот и чистильщики. И перевозка.
Ева подождала, пока машина чистильщиков затормозит, и обратилась к Доусону:
— Та же бригада?
— Как заказывали.
— Хорошо. Чем меньше посвященных, тем лучше. После обработки этой берлоги вам понадобится дезинфекция.
Доусон принял эти ее слова за шутку, но потом увидел, что она не думает шутить.
— Проклятье! — Он огорченно вздохнул. — Фиц, Лотти, Чарис! Нас ждет бомжатник. Готовьтесь к десерту — дезинфекции.
Бригада, выгружавшая свою амуницию и белые комбинезоны, дружно застонала.
— Я вызываю графолога, — сказала Ева.
Доусон поджал губы.
— Новое послание?
— Оно самое.
— Советую Джен Кобенчек. Она у нас лучшая.
— Спасибо за подсказку. Сэконимим время.
— Что с нами будет, если не заботиться друг о друге? — Доусон осмотрел свою бригаду. — Ныряем, братцы!
Ева села в машину.
— Только не говори, что теперь мы полезем под землю! — взмолилась Пибоди.
— Может, и не придется. Владелец «Геймтауна» — Кармине Ателли. Мы сталкивались с ним два года назад, когда искали Ледо. Он живет в «Гудзон Тауэрс».
— Шикарно!
— По сравнению с подпольем шикарно все, даже нора чумных крыс. — Ева влилась в поток. — Утром его еще можно застать дома. Не будем упускать удобную возможность. Только сперва остановимся еще в одном месте.
Еще не было девяти, поэтому Ева решила заглянуть к Хилли Деккер. Трехэтажный дом не отличался опрятностью, но сохранил собственное лицо среди соседних жилых домов и магазинов, упрямо цеплявшихся за принадлежность к среднему классу.
Внутри слегка попахивало буррито, который кто-то пережарил к завтраку. Стены первого этажа дрожали от могучего детского крика.
— Почему дети вечно так вопят? — спросила Ева. — Как от воткнутого им в ухо кинжала!
— А что еще им остается? — ответила Пибоди. — Когда им больно, хочется есть, когда их разозлили, единственный способ обратить на себя внимание — рев.
— По-моему, злость — их основное состояние.
Невыносимый звук несколько ослаб ко второму этажу, вернее, потонул в наглой болтовне: кто-то громко включил утреннее ток-шоу.
Ева забарабанила в дверь квартиры 2-А.
Камеры нет, заметила она, считывателя отпечатков тоже, только электронный «глазок» и крепкие замки.
— Я сейчас, миссис Миссенелли!
Дверь распахнулась, и на пороге появилась Хилли Деккер, обутая в левый полусапожок на высоком остром каблуке. Правый держала в руке. Черная юбка, голубая блузка, пиджак. В каштановой шевелюре несколько больших серебряных заколок, воткнутых наугад.
Ее глаза цвета киви чуть не вылезли из орбит.
— Вы не миссис Миссенелли! ГОСПОДИБОЖЕМОЙ!
Слова слились в один истерический вопль. Женщина уронила свой сапожок и запрыгала на месте.
— Господи! Вы Ева Даллас! Вы здесь. Здесь! ЗДЕСЬ!
— Нам надо с вами поговорить, мисс Деккер.
— Нет, сначала я вас обниму! — Хилли, вытянув руки, бросилась к Еве, и той пришлось принять оборонительную стойку.
— Нет! — решительно произнесла она.
— Конечно-конечно, простите. Объятия — это не для вас. Знаю, просто я на седьмом небе! Боже, у меня сейчас сердце выпрыгнет. Хотите потрогать? Нет? Извините. Боже мой!
Пибоди протиснулась в квартиру.
— Вы позволите нам войти, мисс Деккер?
— А как же! Милости прошу. Вас я тоже знаю: Пибоди! Вот ведь здорово — работать с Евой Даллас! Фантастическое везение!
— Я привыкла, что живу во сне. — Боясь, что Ева даст Хилли пинка, если та опять попытается броситься к ней на шею, Пибоди встала между ними. — Мы, пожалуй, присядем.
— Конечно, располагайтесь! Не обращайте внимания на кавардак. Это еще ничего, бывает и хуже. — Прыгая на одном каблуке, она взбила подушки. — Гораздо хуже! Вы не видели, как здесь все было при Люке. Это мой бывший. — Она расплылась в улыбке. — Помните, я вам о нем рассказывала.
— Сядьте! — приказала Ева.
— Хорошо. — Хилли села, как послушный щенок. Будь у нее хвост, он бы вертелся, как пропеллер. — Я готова из кожи выпрыгнуть, — она стала обмахиваться ладонью, моргая, как заведенная. — Я дала себе слово, что не разревусь, когда мы наконец встретимся, но где там! Это лучший день в моей жизни!
— Где вы были сегодня в шесть утра?
— Что? Спала. Сейчас я угощу вас кофе. Такого, который вы пьете, у меня нет, он мне не по карману, просто попробовала разок. Восторг! Но у меня есть пепси. Сейчас принесу.
— Сядьте! — повторила Ева вскочившей Хилли. — Вы были одна сегодня в шесть утра?
— Одна. После Люка мне никто не интересен. После нашего разрыва я спросила себя: «Как поступила бы Ева?» Такой подход мне помогает. И я решила: Ева успокоилась бы и стала просто жить. Я права?
Лучась радостью, она обняла за плечи саму себя.
— Я очень огорчалась, что вы мне не отвечаете, а вы сами пожаловали! Прямо сюда. Сколько раз, проходя мимо вашего Управления, я хотела набраться храбрости, войти и найти вас. Я знала: стоит нам заговорить, и мы подружимся. Мы станем как сестры.
— Где вы были двадцать седьмого декабря между пятью и семью вечера?
— Когда-когда?
— Два дня назад, — подсказала Пибоди. — Через два дня после Рождества.
— Действительно, что это я? Совсем мозги повылетали! Я была дома. Приходила в себя после Рождества. Пришлось побывать у родных. Три дня с родными! Кто такое вынесет? Наш офис на этой неделе закрыт, у меня был выходной. Сегодня я туда пойду, готовить документы для суда. А так бездельничала, смотрела экран. Давайте встретимся сегодня вечером и напьемся! «Синяя белка»! — крикнула она в припадке вдохновения. — Вы там еще бываете? Я туда пару раз заглядывала, но вас не заметила.
— Вы кого-нибудь видели, с кем-нибудь говорили?
— Когда?
— Двадцать седьмого, между пятью и семью.
— Нет. Или да? Не знаю. Разве теперь вспомнишь?
Ева подалась вперед.
— А вы постарайтесь.
— Постараюсь, если вам так нужно. Слышите? Вот теперь это миссис Миссенелли. Она с ума сойдет, когда вас увидит! Я ей все о вас рассказала.
Хилли помчалась открывать дверь. Ева крепко зажмурилась.
— Матерь Божья, — пробормотала она.
— Так и осталась в одном сапоге, — сказала Пибоди. — Нет уж, Даллас. Она кто угодно, только не наш умелый, хладнокровный, собранный убийца.
— Миссис Миссенелли и Тоби. — Сияющая Хилли появилась с пушистым белым котом огромных размеров на руках. Следом за ней вошла маленькая женщина с облепившими голову черными волосами. — А это сама Ева Даллас!
— Рада познакомиться, — смущенно пробормотала женщина.
— Невероятно, правда? Вы верите, что она здесь?
— Глазам своим не верю. Вы отнесете Тоби в кошачий салон, Хилли?
— Непременно, по дороге в суд. Мне надо в суд к десяти, я успею заглянуть в салон, — объяснила Хилли Еве. — Это как раз по пути. Хотите его подержать? У вас у самой кот.
— Нет, благодарю.
— Надо познакомить Тоби с Галахадом. Уверена, они подружатся. — Хилли пощекотала пушистого гиганта за ухом. — Мы тут вспоминали, как я проводила время через два дня после Рождества, миссис Миссенелли.
— Между пятью и семью часами вечера, — напомнила Ева. — Двадцать седьмого декабря. Кого вы видели, с кем говорили в этот промежуток времени?
— Не знаю.
— Вы встречались со мной. Господи Иисусе, Хилли, что у вас с головой? Не знаю, как вы вообще живете на свете! Ну и рассеянность! — Миссенелли уперлась руками в худые бока. — Я зашла к вам и спросила про Тоби и про салон. Как раз около шести вечера: мистер Миссенелли смотрел свое любимое шоу, а оно начинается в шесть. Вы были в пижаме — я еще ее похвалила.
— Это тетушкин подарок на Рождество.
— Вы держали бокал с вином и предложили мне составить вам компанию. Я терпеть не могу это шестичасовое шоу своего Миссенелли, поэтому согласилась. Вы уж не подведите меня с салоном. Буду очень вам признательна. Вы славная девочка, Хилли. — Миссенелли взглянула на Еву. — А в чем дело?
— Это так, для порядка, — сказала Ева.
— Да ладно вам! Это из-за убитой женщины-адвоката? Я слышала об убийстве в новостях.
— Баствик? — Хилли опять вытаращила глаза. — Леанор Баствик? Так вы здесь из-за этого убийства? Но, но, но… Я даже не была с ней знакома. Я думала, вы пришли со мной познакомиться и поговорить. Мы бы провели вместе время. А оказалось, я подозреваемая? Господи!
— Уже нет, — сказала Ева.
Хилли разрыдалась, миссис Миссенелли стала ее успокаивать, гневно косясь на гостей. Ева встала.
— Кажется, ты разбила Хилли сердце.
— Не остри, Пибоди. Мне и так стыдно.
К машине Ева возвратилась с острой головной болью.
— Говоришь, привыкла, что живешь во сне?
— День на день не приходится, — весело ответила Пибоди.
— Сны часто превращаются в кошмары, — предупредила ее Ева, нервно трогаясь с места.
