• Следствие ведет Ева Даллас, #50

9

 Не имея выбора, Ева согласилась провести днем пресс-конференцию. У нее еще осталось время, чтобы поработать, прежде чем Пибоди доложит о результатах работы с обновленным списком Миры.

 — Мейсон Тобиас, — начала Пибоди, садясь вместе с ней в машину в гараже. — Двадцать шесть лет. Холост, женат не был, ни с кем не сожительствовал. Живет с матерью, сейчас работает посудомоем и рассыльным в «Шейкис Дайнер». Раньше был кладовщиком, помощником мусорщика, развозил пиццу от «Мидтаун Пицца», предыдущая должность — охранник в торговом центре. Задерживался за неоднократное проникновение на частную территорию, нарушение общественного порядка, хулиганство в Сети, сопротивление аресту. Был случай нападения, не получивший развития в суде. Против него вынесено два ограничительных судебных постановления.

 — Срок не отбывал?

 — Отбывал — на принудительных исправительных работах.

 Еве посчастливилось заметить свободное парковочное местечко на уличном уровне, всего в одном квартале от дешевого блочного дома, где живет Тобиас.

 — За насилие не привлекался, не считая того случая с нападением?

 — Нет, зато сколько задержаний! А главное, — продолжила Пибоди, — пятнадцать писем тебе за истекающий год! И еще четыре за прошлый. Главная их тема — борьба на пару с тобой за торжество правосудия, наказание порока и нарушителей закона. Он считает, что ты и он — партнеры, он работает за кулисами, в тени — так он выражается, — исполняя роль твоего помощника.

 Ева задумчиво подошла к подъезду и нажала кнопку рядом с фамилией «Тобиас».

 — Кто там? — ответил резкий женский голос. — Быстрее, я опаздываю.

 — Полиция Нью-Йорка.

 — Вот черт!

 Входная дверь приоткрылась. Ева распахнула ее пинком ноги, недоверчиво посмотрела на узкую лифтовую шахту и решила подняться пешком.

 — Четыре этажа! — заныла Пибоди, по-детски сдвинув носки розовых ковбойских сапожек. — Это что, наказание за двойные шоколадные кексы?

 — Тебе не вредно размяться.

 — Вот еще! На завтрак у меня была только диетическая кола в наказание за миллионы тетиных сахарных пирожных на Рождество. Ну, еще за сливочный торт и за трюфели с имбирным шнапсом. Я уже думала, что никогда не остановлюсь! И чем же я закончила? — задала Пибоди риторический вопрос, поднимаясь по ступенькам. — Не устояла перед шоколадными кексами!

 — Вот видишь! Кстати, а что такое трюфели?

 — Сто миллионов калорий в одном кусочке! Но сегодня утром я взяла себя в руки. — Пибоди скрипнула зубами. — А чем все кончилось? Пением сирены, восхвалявшей кексы! Двадцать этажей — вот какой должна быть моя епитимья.

 — Ты дождешься, что я стану гонять тебя вверх-вниз!

 На четвертом этаже они увидели женщину в открытой двери квартиры. Ее короткие золотые волосы с ярко-зелеными кончиками стояли торчком. На ней был горчичный форменный костюм и белые туфли на толстой подошве.

 — Вы копы? — спросила она. В следующую секунду, приглядевшись к Еве, она замерла. — Вот черт! Не к добру это.

 — Миссис Тобиас?

 — Да. Я вас знаю. Что он натворил? Что наделал Мейсон?

 — А вы как думаете?

 — Понятия не имею. — Она закрыла глаза, потом открыла — с обреченным видом. — Что бы он ни сделал, непременно с самыми добрыми намерениями. На самом деле он славный мальчик, просто ему не повезло. Вы не можете его арестовать. Не надо! Если его арестуете ВЫ, он не переживет.

 — Почему?

 — Он вас боготворит! Он мечтает вам подражать. Хочет быть, как вы и как его отец — каким его отец должен был быть. Его отец был полицейским. Как он нас колотил! В конце концов я не выдержала и сбежала. Он еще пару раз поднимал на меня руку, пока его напарник не нарушил субординацию и не вселил в него божий страх. После этого он уже почти не обращал на нас внимания, но не забывал внушать Мейсону, что он ничтожество, если не хуже. А потом вы его уволили.

 — Кого я уволила?

 — Моего бывшего, папашу Мейсона. С тех пор прошло уже почти два года. Роланд Тобиас, его командиром был капитан Рот. Тот, взяточник.

 Как и многие другие. Хороший коп выживает редко, плохие часто процветают. Правда, Тобиаса Ева вспомнить не смогла.

 — После того как все открылось, он наложил на себя руки. Это случилось летом. Не скажу, что я сильно опечалилась. Но как раз тогда Мейсон заговорил о вас, стал вам писать и все прочее.

 Она оглянулась и нервно затеребила цепочку с крылатой феей у себя на шее.

 — Знаю, лейтенант, он уже взрослый мужчина, но внутри он по-прежнему ребенок, напуганный тем, что не стал таким, как хотел его отец.

 — Нам просто надо с ним поговорить.

 — Даже не знаю, как он это воспримет. — Она отступила назад и потерла себе затылок. — Мейсон, выйди. К тебе пришли.

 — Ко мне?

 Он не вышел, а вывалился из короткого коридора. Ростом подходит, сразу определила Ева. Крепкое телосложение — и это годится. Почти по-военному короткая стрижка, волосы чуть светлее, чем у матери, лицо круглое, можно даже сказать, что некрасивое.

 Большие карие глаза уставились на Еву. Он удовлетворенно кивнул.

 — Я вас ждал. Вы заняты, пришлось подождать. Наверное, вы уже слышали?

 — О чем?

 — Как я вчера задержал того типа.

 — О, Мейсон! — взмолилась его мать.

 — Прости, мама. Куда деваться, кто-то должен был остановить мерзавца.

 Ева убрала руку под пальто и для верности положила ладонь на рукоятку револьвера.

 — Как вы остановили мерзавца, Мейсон?

 — Погнался за ним, потом сбил с ног. Ну, и наподдал. Бить нельзя, — продолжил он, когда его мать села и накрыла руками голову. — Но он сопротивлялся, поэтому пришлось. Это я умею, читал, как это делается. Он делал женщине больно, она кричала и плакала.

 Ева покосилась на Пибоди.

 — Можно нам присесть? — спросила та как ни в чем не бывало. — Посидим, вы расскажете подробности. Для отчета.

 — Вчера вечером я уже говорил с полицейским.

 — Хорошо, а теперь для официального отчета.

 — Хорошо. Приблизительно в два часа ночи, — он помедлил, морщась. — Знаю, мама, ты просила не выходить так поздно, но у меня возникло чувство, что нужно патрулировать, и я ему внял. Итак, приблизительно в два часа ночи, двигаясь пешком в западном направлении по авеню А, я заметил мужчину, напавшего на женщину. Он пытался похитить ее сумочку и, как я увидел, ударил ее прямо по лицу. Это нехорошо, лейтенант Даллас.

 — Уж чего хорошего.

 — Я крикнул: «Именем закона, прекратите!» Человек бросился бежать, я за ним. Я преследовал его целый квартал, затем сбил с ног. Он оказал сопротивление и прибег к грубым словам, поэтому я его лягнул. А та женщина вызвала полицию. После прибытия сотрудников Родса и Уиллиса я поговорил с ними, и они увезли мерзавца. Я проводил женщину по имени Черри Пай до дома и убедился, что ей ничего больше не угрожает. Это случилось здесь, неподалеку. — Он улыбнулся. — Это мое первое официальное задержание. Полицейский Уиллис меня похвалил.

 — Вы ходили куда-нибудь после этого?

 — Я пошел выпить кофе и заодно написал рапорт. Люблю составлять рапорты как можно раньше. Вы же знаете, как это бывает: надо писать рапорт по свежим следам, чтобы ничего не упустить.

 — Правильно. Вы знакомы с Ледо?

 — Да, с Ледо я знаком. Он торгует запрещенными препаратами и сам их употребляет. Я советовал ему прекратить, а то хуже будет, а он говорит: отвяжись, дебил, и все такое прочее. Я хочу его задержать, но он торгует в подполье, а туда я спускаться не хочу. Обещал маме не делать этого. Этому я не обучен.

 — Тоже правильно, — одобрила Ева. — Не хочу, чтобы туда спускались необученные люди. А дома у Ледо вы бывали?

 — Нет, сэр, госпожа лейтенант. Несколько раз наблюдал за его жилищем, но ни разу не видел, чтобы он торговал прямо там. Могу вас туда отвезти, если вы намерены его арестовать. Я буду счастлив и горд оказать вам помощь.

 — Нет, арестовать его уже нельзя. Вчера вечером его убили.

 Мейсон покачал головой, давая понять, что чего-то такого он ожидал.

 — Он не чтил закон. Таких людей ждет печальный конец.

 — Вчера, выйдя на патрулирование, вы не приближались к его дому?

 — После задержания и составления рапорта я почувствовал сильную усталость, поэтому вернулся домой. По вашему заданию я мог бы патрулировать то место после работы в закусочной. Почему нет?

 — Это лишнее, теперь уровень угрозы понизился. Как вы провели день двадцать седьмого декабря? Через день после Рождества?

 — Пришлось выйти на работу — хотя что за работа в закусочной? Мама работает ежедневно, кроме воскресений, а я по понедельникам, вторникам, четвергам и субботам. Бывает, что и по пятницам. В тот день ей пришлось выйти утром и доработать до вечера, а я отрабатывал дневную и вечернюю смены.

 Он посмотрел на мать, ожидая подтверждения.

 — Все правильно, ты оттрубил две смены.

 — Хорошо. Вы знакомы с Леанор Баствик?

 — Она мертва. Я читаю все криминальные хроники и смотрю новости. Я знаю, кем она была, потому что она защищала Джесса Барроу, одного из ваших преступников. Я знаю всех ваших преступников. Я веду учет. У него было право на адвоката по закону.

 — А вам, Мейсон, случается нарушать закон?

 Он отвел взгляд и робко улыбнулся.

 — Разве что чуть-чуть отклоняться. — Его улыбка стала широкой и заразительной. — Сами знаете, когда борешься с нарушителями, бывает всякое. Правосудие важнее небольшого отклонения. Хорошие полицейские разбираются, что к чему. Недаром вас наградили медалью Почета. Я был бы хорошим полицейским, не то что мой отец. Но моя мама говорит, что я единственный, кто у нее остался, и переживает за меня.

 — Заботиться о матери не менее важно, чем задерживать правонарушителей, — сказала Пибоди.

 — Я не спорю. — Он не сводил с Евы обнадеженного взгляда.

 — Детектив Пибоди говорит дело. Но вообще-то, — она задумалась, как быть, — у вас и так неплохие возможности. У меня будет для вас задание.

 — Настоящее? — Он покраснел, глаза радостно сверкнули. — Слушаюсь, сэр, госпожа лейтенант!

 — Я хочу назначить вас наблюдателем. Здесь и в закусочной. Зарубите себе на носу, Мейсон: наблюдатель не раскрывает себя и не контактирует с правонарушителями. Наблюдение и фиксация — вот его задачи. В случае нарушения закона вы наблюдаете, фиксируете и докладываете. Понятно?

 — Конечно, понятно, но…

 — Ваши глаза и уши станут важными подспорьями для полицейских сектора и для меня. Мне бы хотелось на вас полагаться.

 — Можете на меня рассчитывать, госпожа лейтенант. Я полностью в вашем распоряжении.

 — Отлично. А пока мне нужны экземпляры всех ваших дел и рапортов.

 — Сейчас принесу. — Он радостно убежал.

 — Вы считаете, что он как-то замешан в этих убийствах? Я тоже слушала криминальный канал. Он бы никогда не сделал ничего подобного. Нет, это не Мейсон. Не он, и все!

 — Я проверю его алиби на двадцать седьмое декабря и поговорю с полицейскими, произведшими задержание вчера вечером. Но я могу вам сказать, что в данный момент не считаю его связанным с расследуемыми нами преступлениями.

 — Вы молодец, что дали ему задание: он будет горд, и на улицу соваться перестанет.

 — Как насчет того, чтобы заинтересовать его чем-то другим?

 — Думаете, я не пыталась? А вас он послушается — во всяком случае, я так думаю — и будет делать то, что вы ему велели: наблюдать, фиксировать и докладывать. Это большое облегчение!

 — Похоже, у него склонность ко всем трем занятиям.

 — А как же! Он никогда ничего не забывает. Хотя кое-что, вроде речей его папаши, ему бы лучше выкинуть из головы.

 

 Прежде чем спрятать полученную от Мейсона папку в багажник, Ева потратила пару минут на ее изучение.

 — Организованный, скрупулезный, разочарованный маньяк, — заключила она.

 — К тому же честный, как кокер-спаниель. Эй, Даллас, ты же не думаешь, что он?..

 — Нет, не думаю. Но наш долг все проверять. Мы скажем полицейским, патрулирующим этот сектор, глаз с него не спускать. Его отец был копом — продажным, но копом. Он жалеет, что сам не стал копом. Уверена, он кое-чему учился. Неглуп, сознается, что знал одного потерпевшего, а о другом слышал. Тут есть что проверить. — Она достала коммуникатор. — Уточни, как он работал в закусочной двадцать седьмого. Туда можно отправиться пешком, это всего в двух кварталах отсюда. Заработаешь еще шоколадок.

 — Не говори таких слов! Даже от их звука у меня растет зад!

 — Вот и прогуляйся. А я тем временем займусь полицейскими, арестовавшими грабителя вчера.

 Ева оперлась о машину и попросила соединить ее с Родсом или Уиллисом. Следующие десять минут она мерзла, обсуждая происшедшее и Мейсона Тобиаса. Увидев возвращающуюся Пибоди, борющуюся с ветром, который раздувал полы ее розового пальто, она села в машину, включила печку и завела мотор.

 — Алиби как алиби, — доложила Пибоди. — Ну, скажи, на кой нам черт такая долгая зима? Я принесла тебе «ветчинный карманчик».

 — Это что еще такое?

 — Фальшивая ветчина и немолочный продукт, прикидывающийся сыром, внутри вещества, похожего на хлеб. Свой я съела по пути — там калорий кот наплакал. Могло быть и хуже. А еще, — она вынула из кармана мятый пакетик, — соевые чипсы. Сама я их с некоторых пор не ем, ты знаешь, почему. Если хочешь, у меня их целых два.

 — Ты хотела их просто подержать?

 — Нет, съесть. Но не стану, потому что они твои. Человеку, у которого содержание жира в организме не превышает десяти процентов, запрещено подвергать сомнению мою логику. Слушай: он отработал свою смену до восьми вечера. Я опросила двух официанток, повара и менеджера. А ты поговорила с теми полицейскими?

 — Да, с обоими, и оба считают поступок Мейсона вчера вечером — вернее, уже сегодня утром — адекватным. Они с ним знакомы и уже советовали ему не лезть не в свое дело. Однажды они задержали его за нарушение неприкосновенности частной собственности, когда он, преследуя заподозренного в правонарушении, вошел следом за ним в жилой дом. Черри Пай — стриптизерша. На нее напал посетитель из клуба, захотевший дарового развлечения и после ее отказа позарившийся на ее сумочку.

 — В общем, Мейсон не тот, кого мы ищем.

 — Похоже на то. — Влившись в поток машин, Ева посмотрела в зеркальце заднего вида. — Но меня насторожили его спокойствие и самообладание. Если отвлечься от впечатления, что он не способен на насильственное преступление, то он вполне отвечает профилю Миры.

 После лаборатории — куда Ева заехала больше для очистки совести, чем в ожидании новостей, — их ждал морг.

 Моррис катил по тоннелю тележку. Среди белых халатов он выделялся своим оранжево-красным костюмом. Так ярко он не одевался еще ни разу после смерти детектива Колтрейн, своей возлюбленной.

 — Даллас, Пибоди. — Он указал на торговый автомат. — Угостить вас кошмарным кофезаменителем?

 — Лучше не надо, благодарю.

 — А вот этот «горячий шоколад» хотя бы отдаленно похож на горячий шоколад? — поинтересовалась Пибоди.

 — Они дальние родственники.

 — Я, пожалуй, рискну. Прощай, моя предновогодняя решимость соблюдать диету!

 Она стала рыться в карманах, но Моррис ее остановил:

 — Позвольте мне.

 Он ввел свой код, и все трое уставились на вялую бежевую струйку, которая потекла в одноразовый биоразлагаемый стаканчик.

 — Хотя бы теплый, — сказала Пибоди, взяв полный стаканчик. — Уже половина победы.

 — Удачи! Итак, Ледо. — Моррис галантно пропустил их обеих в тоннель перед собой. — Если бы не насильственная смерть, он протянул бы в своем привычном режиме еще лет пять-шесть. Печень и почки серьезно повреждены из-за злоупотребления наркотиками. Зрение ослаблено по той же причине. Кости и зубы не получали надлежащих микроэлементов. Неудивительно, ведь его последняя трапеза состояла из жареной лапши и бурды, в которой было больше химии, чем ячменя. Потребляемая им отрава, — продолжил Моррис, преодолев двойные двери мертвецкой, — представляла собой коктейль из «фанка» и еще дюжины столь же вредоносных ингредиентов. В общем, убийца мог бы обойтись и без шокера: бедняга так нагрузился, что провалялся бы без чувств еще часиков шесть.

 — Убийца был не в курсе, не наблюдал же он, как жертва нагружается. — Ева подошла к трупу и внимательно изучила отметины от шокера и глубокую рваную дыру от обломка кия. — В любом случае порядок есть порядок, нечего полагаться на авось. Тщательность, внимательность, осторожность.

 — Удар в скулу был так силен, что не выдержала кость. Нанесен, скорее, сверху. Бивший стоял над упавшим и бил справа налево.

 — Правша, как и в случае с Баствик.

 — Скорее всего. Смертельный удар опять-таки наносился сверху вниз, вертикально, с большой силой. Кий был переломлен непосредственно перед этим.

 — Да, в лаборатории утверждают то же самое.

 — Я вынул из раны несколько щепок. Говорят, там опять было послание?

 Ева молча кивнула. Моррис достал из холодильника баночку пепси.

 — Спасибо, Моррис. У меня вопрос: кто-нибудь из ваших — санитары, врачи, водители, обслуживающий персонал — проявлял особенный интерес к моим расследованиям?

 — Иногда ты ведешь заметные дела, которыми нельзя не интересоваться. Но, на мой взгляд, все остается в рамках. Не замечал, чтобы кто-то на тебя «подсел».

 — Но вы же все обсуждаете, советуетесь, действуете сообща?

 — Конечно. — Он взял банку, сам вскрыл и отдал ей. — У нас тяжелое ремесло. Мы якшаемся с полицейскими из убойного отдела, с врачами, констатирующими смерть, и так далее. Поэтому никогда нельзя исключать, что кто-нибудь из нас съедет с катушек и сам станет поставлять клиентуру для морга.

 Именно этого Ева и боялась.

 — Он неглуп и натренирован, Моррис. Большой ловкач. Но преувеличенного мнения о себе: воображает, что не оставляет никаких следов.

 — А сам пишет на стенах.

 — Именно. Эти слова — это то, что он думает, что чувствует, в них кроются его мотивы. Так что следов выше крыши. Мне надо всего-навсего научиться читать между строк.

 Она сделала большой глоток и довольно зажмурилась.

 — Ну, все, дальше у меня по программе выход к долбаной прессе.

 — Удачи, дитя мое!

 Она рассмеялась.

 — Сам подумай: скользкая бездушная адвокатша с большим влиянием и жалкий торчок. Где связь?

 Она стала кружить по моргу, ломая голову над собственным вопросом. Моррис перенес внимание на Пибоди:

 — Как горячий шоколад?

 — Бледная тень настоящего, но аромат навевает смутные воспоминания.

 — Если вспомнить хронологию, — заговорила Ева, — мое тревожное знакомство с Баствик состоялось летом 2058 года, а моя последняя встреча с Ледо — в январе 2059-го. Получаем временной отрезок. Есть над чем поразмыслить. — Она засунула руки в карманы. — Только что толку? С начала 2059-го я с кем только не пересекалась! В распоряжении убийцы было целых два года.

 — С Баствик ты, по крайней мере, не сходилась врукопашную, в отличие от Ледо, — сказала Пибоди. — Вдруг с точки зрения убийцы произошел подъем по преступной шкале?

 — Может быть. Это тоже тема для размышлений. Но стычка с Ледо была случайной, надо искать что-то намеренное. — Она, закатив глаза, сделала еще глоток. — Сколько человек замахивалось на меня за последние два года? Сколько поносили меня последними словами, повышая степень словесного неуважения? Сколько норовили перейти от слов к делу? Нет, мы не найдем его, если будем пытаться предугадать его следующую жертву. — Она махнула рукой. — Слова, ход мысли — вот след, который он оставляет. И жертвы. — Она снова покосилась на Ледо. — Погребением Ледо изъявил желание заняться некто Кармине Ателли.

 — Родственник?

 — Нет, просто добрый самаритянин, как ни странно это звучит. Он свяжется с вами. — Она допила пепси и стала катать баночку между ладонями. — Как ты назовешь цвет этого костюма?

 — Сердолик.

 — А как называется животное, меняющее цвет?

 — Ничего похожего: хамелеон.

 — Пускай. Цвет мне нравится, хорошо, что ты его не меняешь. — Она ловким броском отправила банку в мусорный бак. — Не разучилась! — С этими словами она направилась к двери.

 — Это точно, — сказал Моррис и повернулся к Ледо. — Это поможет ей найти того, кто расправился с тобой. Если убийца не знает об этом ее достоинстве, значит, он заблуждается, считая, что хорошо ее изучил.

 

 В Управлении Ева успела получить короткое наставление от Киунга.

 — Сама все знаю, — начала она, надеясь избежать поучений.

 — Допустим. Но, как я вижу, вы раздражены, и это станет заметно еще до того, как они усилят ваше раздражение.

 Признавая его правоту, она ответила:

 — Я буду держать себя в руках. Сцепиться с идиотом-журналистом — все равно что повесить ему на спину мишень.

 Киунг посерьезнел.

 — Об этом я не подумал.

 — А я подумала. — С этими словами Ева вошла в зал для брифингов.

 Там немедленно включились камеры и диктофоны, кто стоял, сразу сели. «Полна коробочка», — подумала Ева.

 — Леанор Баствик убита в своей квартире вечером двадцать седьмого декабря. Я веду следствие по этому делу вместе с напарницей, детективом Пибоди. Мы изучаем все версии. Наличествующие данные свидетельствуют, что неизвестный, переодевшись рассыльным, проник в жилище мисс Баствик, обездвижил ее ручным шокером и задушил. В качестве адвоката по уголовным делам мисс Баствик много лет получала угрозы. Мы занимаемся их изучением.

 Некоторые стали выкрикивать вопросы, но Ева их игнорировала. Сначала ей нужно договорить.

 — Сегодня рано утром убит в своей квартире Вендал Ледо. Он был известен как наркоторговец и как завсегдатай подпольного игорного заведения в районе под названием «Квадрат». Дом, где он жил, не был снабжен сигнализацией. Убийца, вскрыв нехитрые замки, проник в квартиру. Ледо тоже сначала оглушили, а потом закололи. Это дело тоже расследую я. Мы проверяем все версии. Судя по уликам, Леанор Баствик и Вендала Ледо убил один и тот же неизвестный.

 Она разглядела в глубине зала Надин — все в том же наряде, но уже вооруженную камерой.

 — Улики позволяют нам связать оба убийства. Сближает их и наличие посланий на месте обоих преступлений. Все улики, включая письменные послания, будут тщательно изучены и использованы для определения личности и задержания виновного в смерти Леанор Баствик и Вендала Ледо. Я не буду углубляться в подробности обнаруженных улик и ведущегося расследования. Вы сэкономите нам время, если будете помнить это, задавая вопросы. Прошу!

 — Правда, что послания адресованы вам?

 — Экономьте время! — ответила Ева. — Я не распространяюсь о подробностях.

 — Правда, что у вас были стычки с обоими убитыми? Вы с ними враждовали?

 — Это неправда. Я допрашивала мисс Баствик после убийства ее партнера по юридической фирме в рамках расследования дела. Впоследствии мисс Баствик представляла интересы Джесса Барроу, арестованного мною. Мистер Ледо занимался незаконным сбытом наркотиков и чаще вступал в конфликт с сотрудниками соответствующего отдела полиции Нью-Йорка, чем со мной. Я несколько раз допрашивала его как свидетеля или как человека, интересовавшего следствие.

 — То есть вы знали обоих убитых.

 — Знала. Еще я знаю вас — Флейк, кажется? И вас, — она стрельнула глазами влево. — Ньютон? Джексон? Я многих знаю: репортеров, юристов, преступников, правоохранителей.

 — Разве послания не означают, что убийства совершены ради вас?

 Намерение придерживаться канвы, разработанной вместе с Киунгом, пришлось отбросить.

 — Ваши сведения неточны. На этом этапе расследования я не стану распространяться о подробностях и публично гадать о мотивах убийцы. Могу сказать только следующее. Мы имеем два трупа из-за сознательных и безжалостных действий неизвестного. Ведется расследование, и как сотрудник, возглавляющий его, я использую все возможности полиции Нью-Йорка для поимки человека, лишившего жизни двоих людей. Моя работа — изобличить и задержать виновного, после чего передать его в руки правосудия для законного наказания. И я намерена выполнить свою работу.

 Она покинула возвышение и, не обращая внимания на все еще выкрикиваемые вопросы, вышла из зала.

 — Вот и все, — сказала она Киунгу.

 — Не совсем то, о чем мы договаривались, но все прошло гладко. Остальное я беру на себя.

 Она кивнула.

 — Сведения неточны. Он — или она — убивает не ради меня. Я — оправдание, а это совсем другое.

 Нельзя этого забывать, сказала она себе. Если преступник нацелился на третью жертву, она бессильна его остановить.