• Следствие ведет Ева Даллас, #50

12

 Ева сидела за своим письменным столом и разглядывала последний набросок Янси. Мейсон, как и Мисти Полински, говорит об узком лице. Нижнюю часть лица по-прежнему скрывает шарф, но теперь видны нос, форма темных очков, даже верхняя губа.

 Она согласилась с соображениями Янси. Если Мейсон не напутал — а Янси ему доверяет, — неизвестный, скорее, широкоротый и худощавый.

 Это занятие показалось Еве похожим на собирание трудной головоломки при отсутствии большинства элементов.

 Янси, прикинув процент вероятности, совместил два наброска. Теперь в распоряжении Евы появилось семь лиц. Узнаваемыми портретами это все равно не назовешь. Как она ни вглядывалась, определить, знакомо ли ей хотя бы одно лицо, невозможно.

 Значит, с лицом пока надо повременить. Все внимание словам. Глянув на часы, она поняла, что тормошить Рорка еще рано. Поэтому она открыла первый рапорт Кармайкл и Сантьяго.

 — Вот дерьмо! — Она еще раз заглянула в рапорт. — Дерьмо!!!

 — Я как раз вовремя, — сказал Рорк, входя.

 — За истекшие два года мне писали более двух тысяч человек, обращавшиеся в органы правопорядка и получавшие по разным причинам отказ.

 — Ты удивлена?

 — Вообще-то да. Во-первых, им что, заняться больше нечем? Примерно пятнадцать процентов из них воображали, что я способна им помочь. Ответ на первое изумление — простое «нет», на второе — с какой стати? Около девятисот писали мне больше одного раза, причем целых триста семьдесят три — это жители Нью-Йорка и окрестностей. Еще у меня семьдесят восемь предложений заняться сексом, девяносто трем снилось или казалось, что я с ними трахаюсь, а девять человек предлагали мне заключить брак.

 — Секс с кем-либо, кроме меня, во сне или в ином измерении — основание для развода.

 — В одном случае мы были стрекозками. Золотистыми стрекозками, совокуплявшимися на лету над морем цвета хорошего портвейна.

 — Знаешь что? — Он присел на край ее стола. — Ты настоящая ЗНАМЕНИТОСТЬ.

 У нее и без него грозила лопнуть голова.

 — Ну, хорошо, публичная фигура, — уступил он. — Пусть фантазируют. В небольших количествах фантазии полезны для здоровья и помогают творчеству.

 — Совокупляющиеся стрекозки, — повторила Ева.

 — Чувствуешь, какой полет воображения? Можно рассказать тебе о моей переписке?

 — Ты тоже получаешь такой бред? Конечно, получаешь! — сказала она, не дав ему ответить. — Наверное, тебе предлагают стрекозиный секс во всех измерениях.

 — С животными и с мифологическими существами — таков стандарт. Популярным способом соблазнения и любимой сексуальной игрушкой выступает еда. Особо изобретательные сочетают одно с другим.

 Она уставилась на его довольную физиономию.

 — Будет время — почитай, развлечешься.

 — Люди совсем долбанутые. Я выделила живущих неподалеку, а тех, кто сдвинут на сексе, отправила в конец. Секс здесь не на первом месте. Может, проверим их через мощности компьютерной лаборатории?

 — Подождем еще полчасика, а потом… — начал Рорк.

 При сигнале ее коммуникатора он осекся.

 — Черт, это тебя, Даллас.

 — Лейтенант Ева Даллас, прибыть по адресу 358, Сто восьмая стрит, четвертый уровень. Полиция на месте, расследует факт нападения.

 — Нападение? — переспросила успевшая вскочить Ева. — Потерпевший жив?

 — Потерпевший — Дирк Хастингс, несильные телесные повреждения. Вероятность связи с вашим текущим расследованием девяносто восемь целых три десятых процента.

 — Вызовите детектива Делию Пибоди. — Отдавая приказание, Еыа отъехала от стола. — Я еду.

 Не дав диспетчерской ответить, она отключила связь.

 — Хастингс — болван-фотограф, псих, каких мало. Помнишь, я допрашивала его предпоследним летом?

 — Рисует убийства. Между прочим, я недавно его вспоминал, — ответил Рорк, нагоняя ее на лестнице.

 Она не спросила, поедет ли он с ней: задавать этот вопрос значило бы зря тратить его и свое время.

 — Тогда выяснилось, что убийца недолго был его ассистентом. Он меняет их, как…

 — Как ты — дроидов для спарринг-поединков? — подсказал Рорк, хватая оба пальто.

 — Вроде того. В первую же встречу он полез на меня с кулаками, пришлось врезать ему по яйцам. Я, видите ли, помешала его творческому процессу. По его словам, вторглась на его территорию. Чего он только тогда про меня не наговорил!

 Ветер чуть не сбил ее с ног, пальто вздыбилось, как парус. Машины рядом не оказалось, это ее взбесило.

 — Я вызвал, сейчас будет. Потерпи — и надень это.

 Она покорно взяла у него шарф.

 — Он здоровенный мужик, — стала соображать Ева. — Может, его не взял шокер, может, взял, но не до конца. А может, мне лучше подождать с версиями.

 Она прыгнула на пассажирское сиденье огромного внедорожника ружейно-серого окраса, прежде чем он полностью затормозил.

 — Магазинчик на первом этаже, — вспомнила она. — На втором — офисы и что-то вроде портретной галереи, на третьем мастерская — там я его тогда оставила. А живет он на четвертом. Наверное, там все уже было закрыто — это не предположение, а чистая дедукция. Снаружи узкая железная лестница, похожая на пожарную. Лифта нет, надо ползти вверх в темноте. С улицы ничего не разглядишь. «Портография» — вот как он это называет!

 — У фотографа, практически у «портографа» должна быть цепкая память на лица и на детали.

 — Будем надеяться. Хотя не слишком, — ответила она.

 

 Ждавший ее полицейский в форме распахнул дверь мастерской, когда Ева, чувствуя себя ящерицей на скале, преодолела последние железные ступеньки.

 — Простите, лейтенант, Хастингс только что сообщил, что на улице тоже есть вход.

 — Чего уж теперь.

 — Он здорово грохнулся, госпожа лейтенант. Это произошло здесь, но мы подняли его в квартиру, чтобы здесь можно было поработать. Санитары со «Скорой» сказали, что с ним ничего страшного, но посоветовали пройти осмотр. Он отказался.

 — Шокер?

 — Он самый, плюс несильное сотрясение мозга от удара головой. Он не столько ушибся, сколько психует.

 — Он всегда такой, — сказала Ева и полезла наверх.

 Хастингс сидел на черном диване и пил из стакана неразбавленный виски.

 На белых стенах не было его портретов. Наверное, он слишком устал таращиться на лица и не хотел, чтобы они таращились на него. Вместо них он развесил черно-белые изображения небоскребов, пустых скамеек, фасадов, проулков. При других обстоятельствах эта выставка могла бы показаться Еве привлекательной. Но при других обстоятельствах судьба не подарила бы ей живого свидетеля.

 Или даже двоих: рядом с Хастингсом на диване примостилась длинноногая блондинка со сверкающими волосами длиной в добрую милю. Белый плюшевый халат был ей так велик, что возникало впечатление, что ее проглотил белый медведь.

 Она пила бренди из огромного стакана.

 Хастингс уставился на Еву маленькими глазками грязного цвета.

 — Паршивые фараоны! — Он сделал большой глоток. — Что за проклятый у вас город? Стоит человеку устроиться поработать вечером дома, на него обязательно нападут!

 — Что-то меня с некоторых пор не тянет в ваш дом. Кто вы такая? — обратилась она к блондинке.

 — Матильда Зеблер. Я все видела.

 Ева сделала паузу и приподняла брови.

 — Заработались, Хастингс?

 — Вам-то что? Когда хочу, тогда и работаю.

 Что за ерунда? Убийца слишком осторожен, чтобы напасть на Хастингса в присутствии модели.

 — Без ассистента, стилиста, мастера макияжа?

 — Я обрабатывал изображения! Этим я всегда занимаюсь один.

 — Но вы были не один.

 К удивлению Евы, он по-девичьи зарделся.

 — Я был в студии один, когда этот урод позвонил в дверь и набросился на меня. Надо было сразу спустить его с лестницы.

 — Дирк! — Матильда погладила его по руке так нежно, что Ева поняла, что она пришла сюда не работать. — Врачи строго запретили тебе волноваться. У тебя и так нервы на взводе. Помни про давление.

 Вместо того чтобы на нее наорать, Хастингс уставился в свой стакан с виски.

 — Притащили с собой муженька? — сварливо обратился он к Еве. — А где крепышка с квадратным лицом? У нее еще была занятная прическа.

 — Пибоди? Она сейчас будет. Мой муж — наш эксперт-консультант, он штатский. Начнем сначала, Хастингс.

 — Не знаю, зачем вас вызвали. Знаете, как у меня сердце колотится?

 — Я сама решаю, как мне работать. Вернемся к началу.

 — Говорю же: я работал. — Он помассировал свой сияющий лысый череп, словно приводя в порядок мысли. — И тут звонит этот урод. Никто давно не лазает по этой лестнице, тем более никто в здравом уме не сделал бы этого в темноте. Ваш сраный город заставляет меня сохранять ее на случай пожара, что ли. Урод звонит и звонит. Ну, думаю, тут дело жизни и смерти, придется открыть.

 Матильда прыснула в свой бокал и похлопала его по колену.

 — Посылка, говорит. Какая еще, к чертям, посылка?! Все. Потом гляжу — Матильда уже наклоняется ко мне с кухонным ножом в одной руке, а другой хлещет меня по щекам. Потом санитары набежали, потом копы — столько суеты из-за одного меня!

 Ева скосила глаза на Матильду.

 — Мне надо было спуститься сюда безоружной? Я слышала, как он сбежал — загрохотал по ступенькам. Не оставлять же Дирка одного: вдруг тот урод вернется?

 Я вызываю полицию, хватаю нож и дую вниз, сюда. Ну, и давай охаживать ему физиономию. — Она пихнула Хастингса локтем в живот. — Проверила ему пульс. В жизни мне не было так страшно: Дирк лежит, а над ним этот маньяк! Я швырнула в него бутылку «Пино нуар» — как раз с ней выглянула.

 Вот откуда перед дверью в мастерскую разбитая бутылка и винная лужа, подумала Ева.

 — Думаю, он хотел и меня оглушить. Когда я кидала бутылку, он как раз поднял шокер.

 Дирк взял ее за руку. Его вечно сварливое лицо сейчас было перекошено от страха.

 — Мне ты этого не рассказывала. Вот ужас, Матильда!

 — Не тебе, полицейскому. Ты как раз орал на санитаров и на меня, чтобы оделась. Я была почти неодета, — радостно объяснила Матильда.

 — Вы оба видели этого человека?

 — Что за дурацкий вопрос? Мы не слепые, — пробурчал Хастингс. — Этот кретин сбирался меня обчистить, но ему пришлось уносить ноги. Это все. Теперь проваливайте!

 — Дирк!

 Укоризненный тон Матильды заставил его нехотя вздохнуть.

 — Спасибо, что заглянули. Все, уезжайте. — Он улыбнулся, Матильда хихикнула.

 — Матильда, я попрошу вас перейти в другую комнату с Рорком и описать ему человека, которого вы видели.

 — Почему она должна уйти с ним? — взвился Хастингс.

 — Потому что вы останетесь здесь и опишете человека, которого видели. Так вы не помешаете друг другу вспоминать. Станете спорить — займемся тем же самым в Управлении полиции. Помните?

 — Я пострадал, а вы еще смеете мне угрожать? — Гнев у него вспыхивал с четверти оборота. Он вскочил.

 — Дирк! — произнесла Матильда тоном, напомнившим Еве тренера по выносливости в полицейской академии.

 Он еще побурлил, как вулкан перед извержением, пошипел и снова сел.

 — Вырубили-то меня, — пробурчал он.

 — А она пытается выяснить, кто это сделал и почему, — урезонила его Матильда.

 — Кто, кто. Какой-то подонок, жалкий слизняк, возомнивший себя грабителем. Толку-то от ее выяснений.

 — Если бы я считала это попыткой вооруженного ограбления, то разве приехала бы сюда? Я расследую убийства.

 — Тут есть трупы? — Хастингс опять вскочил с вытаращенными глазами, но в этот раз снова сел уже без уговоров и покровительственно приобнял Матильду. — Думаете, меня хотели убить? За что?

 — Сколько наберется людей, в которых вы что-то швыряли, кому грозили спустить шкуру, сварить в кислоте, вышвырнуть из окна? Хотя бы за время после нашей прошлой встречи?

 — Я не веду учет.

 — То-то. А вы что скажете, мисс Зеблер?

 Матильда набрала в легкие воздуху.

 — Вряд ли это ограбление. Как-то непохоже. Будь умником, Дирк. — Она сжала ладонями его сердитую физиономию и клюнула его в щеку. — Ради меня.

 И она встала, опершись о поданную Рорком руку.

 — Я в восторге от твоей работы, — сказал ей Дирк.

 — Спасибо. Мы встретились-то всего пару раз.

 На эту реплику уходящей вслед за Рорком Матильды Ева отреагировала взлетевшим на лоб бровями.

 — Давно вы встречаетесь с Матильдой? — спросила она Хастингса, усевшись напротив него.

 — Вас это не касается.

 — Я не стала бы спрашивать, если бы это не имело значения. Давно? Двое уже отправились на тот свет, вам полагалось составить им компанию. Матильде повезло, могла и она пострадать.

 — Дудки! Тому, кто вздумает к ней приблизиться, я глотку выдеру и башку продырявлю!

 — Молодец! Советую все же ответить. Давно?

 — Восемнадцать дней. Только не спрашивайте, зачем такой, как она, понадобился такой, как я.

 — С такой рожей, как у вас, Дирк, и родной мамочке-то трудно понравиться. Понимаю, вы берете жизнерадостностью, открытостью и ослепительным шармом.

 — Хватит хрень молоть! — Он попыхтел и продолжил: — Пусть это остается строго между нами. Если журналюги пронюхают, они ее затравят.

 — Кто она?

 Дирк привычно вытаращил глаза.

 — Вы что, в пещере живете? Матильда — модель агентства «Юбер». Не только лицо, но и тело. Запустила собственную линию средств для волос и для лица, уже как разработчица. У нее есть голова на плечах. Она не дает себя в обиду. — Он покосился на бутылочные осколки на полу. — Я тоже не позволю, чтобы у нее были неприятности. Я на все пойду, если надо — оставлю от того, кто попытается меня убить, мокрое место, а потом подожгу — если загорится.

 — Лучше приступайте к делу. Опишите этого человека.

 Он закрыл глаза. Только сейчас Ева заметила его бледность, темные круги под глазами. После хорошего разряда шокера люди с трудом приходят в себя, у некоторых трясутся руки и долго восстанавливаются силы.

 — Вам лучше помог бы протеиновый коктейль, а не спиртное, — сказала она.

 — Чем советовать, лучше поцелуйте меня в задницу, — вяло огрызнулся он. — Примерно с вас ростом, ну, на дюйм-другой повыше. Бурое пальто, шарф тоже цвета говна. Шея обмотана, низ лица закрыт, бубнит в шарф. Так и хочется сорвать этот шарф и удавить ее им.

 Ева напряглась.

 — Ее?

 — Так я думаю. Карие глаза почему-то показались мне женскими. Взгляд похож на ваш — вот сейчас, когда я на вас смотрю, на ум приходит это сравнение. Может, это последствие обморока, но так и хочется заменить ваши глазки теми. — Он помотал головой. — Мне шлея под хвост попала, в гневе еще не то померещится. Я же не готовился писать портрет какой-то засраной посыльной!

 — Лица — ваше ремесло, — напомнила она, метя в его самолюбие.

 — Это точно. Будьте снисходительны, мозги-то набекрень. — Он опять зажмурился. — Лицо узкое, нос тоже. Возраст где-то между тридцатью и тридцатью пятью. Плотная такая, но это, может, из-за пальто или что она там под него понапихала. Сама-то, скорее, пигалица. Низко надвинутая коричневая лыжная шапочка. Волос не разглядишь. Кожа хорошая, гладкая такая, говорю же, женская. Оттенок нежно-каштановый, кофе с молоком, только молока побольше. — Он открыл глаза. — Я это видел!

 — Что видели? — выпалила Ева.

 — Она сказала: распишитесь, что-то вроде этого. Я был так зол, что мог хребет ей переломить! Но я успел увидеть, прежде чем получил разряд, — он потер рукой грудь. — До чего больно! Жутко жжет! Я увидел это в ее глазах.

 — Да что увидели-то?!

 — Возбуждение.

 Тут примчалась Пибоди, и Ева передала Хастингса ей. Потом вызвала чистильщиков, порадовавшись, что в этот раз обошлось без труповозки. Заглянула в кухню.

 Рорк и Матильда уже перешли к другим темам: сбыт, рынки, реклама и все такое прочее.

 — Мы заканчиваем, — сказала ей Ева. — Но все-таки поговорите со мной тоже. Как это было, что вы слышали и видели.

 — Запросто!

 Ева слушала, делая пометки. Выходило, что если бы график событий сдвинулся всего на минуту-другую, Хастингс сейчас не валялся бы на диване, смакуя виски.

 — Признательна вам за сотрудничество. Если хотите, возвращайтесь к нему, мисс Зеблер.

 — Большое спасибо. Скажите, если Дирку и вправду грозит опасность, то, может, нам временно уехать из Нью-Йорка? На следующей неделе у меня съемки в Австралии. Я могла бы забрать его с собой.

 — Я попросила его поработать завтра с нашим полицейским художником. Надеюсь, вы тоже не откажетесь сделать это.

 — Конечно!

 — А потом езжайте, куда хотите. Только сообщите, как с вами связаться, вдруг понадобитесь.

 — Никаких проблем. Этот человек действительно приходил, чтобы убить Дирка?

 А эта пользуется мужским родом. Два очевидца, и один видел женщину, другой мужчину.

 — Дирку очень повезло, что вы решили спуститься с бутылочкой красного и проявили завидное проворство.

 — Австралия, — бросила Матильда и поспешила назад к Хастингсу.

 Ева увидела Пибоди на верхней площадке и еле увернулась от носка ее сапога.

 — Пибоди!

 — Да!

 — Живо в мастерскую! — Хастингсу она сказала: — Я договорюсь с нашим художником и вернусь к вам. Мы недолго у вас задержимся.

 — Мы очень ценим, что вы так быстро примчались, — начала Матильда, укоризненно взглянув на Дирка.

 — Да-да-да.

 — Ты сейчас поешь суп, — донесся до уходящей Евы голос Матильды. — Приляг.

 — Я почти закончил обработку, и…

 — Не сейчас Дирк, милый.

 — Как скажешь, Матильда.

 От его покладистости у Евы глаза полезли на лоб. От любви у всех плавятся мозги, куда там шокеру!

 В мастерской двое чистильщиков обрабатывали открытую дверь и порог, не обращая внимания на холод. Ничего они не найдут, подумала Ева, но процедура есть процедура.

 Она посмотрела не бесформенное красное пятно на стене у двери. Хастингс с Матильдой везунчики: вместо хорошего красного вина здесь могла бы расплыться кровь.

 — Надо будет оставить с ними полицейского, — сказала Ева Пибоди.

 — Это сама Матильда!

 — Я в курсе.

 — Матильда! — повторила Пибоди. — Она — лицо десятилетия!

 — Какого? Того, которому только исполняется год?

 — Ну и что? Макнаб включил ее в свой список. Она затмила Лорили Касл, а та не вылезала из списка целых три года.

 — Что у него за список?

 — Тех, с кем можно было бы заняться сексом, если бы представилась возможность. У него случится обморок, когда я ему скажу. Не стану его осуждать. Я пользуюсь ее маской для волос.

 — Зачем тебе маска для волос? Хочешь их спрятать — надень шляпу.

 — Увлажняющая маска! Волшебная вещь, только натуральные компоненты! И она…

 — Пибоди, Матильда интересует нас только потому, что оказалась здесь и, проявив прыть, не позволила неизвестному поразить мишень.

 Ева прикинула расстояние от ступенек до залитой вином стены.

 — У нее верная рука!

 Уперев руки в бока, она прошлась по мастерской. На мониторах красовались изображения, которыми перед происшествием занимался Хастингс. Шторы задвинуты, свет включен.

 — За Хастингсом ничего не стоит проследить, чтобы разобраться в его образе жизни, надо только проявить терпение и решительность. Сиди себе на парковке между домами и глазей. Можно побродить по магазинчику внизу и выяснить часы работы продавца. А если набраться храбрости, то даже подняться наверх и, притворившись, что хочешь заказать портрет, собрать всю информацию.

 — Сегодня он работал допоздна, — предположила Пибоди. — Два вечера в неделю он трудится в одиночку. Сегодняшний вечер был посвящен обработке изображений. Но последние две недели Матильда проникала через боковую дверь и поднималась наверх. Так происходило два, три, даже четыре раза в неделю — когда как получится. Возможно, она что-то делает наверху, пока он корпит в мастерской. Может, она приносит готовую еду, и они вместе утоляют аппетит.

 — Сегодня все так и было, — согласилась Ева. — Она устроила сексуальный ужин для двоих. А тут шум, крик, звук падения — это когда он грохнулся на пол. Она — вниз, с бутылкой в руках. Что же она видит? — Ева присела над пятнышком крови. — Вот здесь он крепко приложился головой. Матильда видит неизвестного. Тот — ее. Оба реагируют: он выпускает электроразряд, она швыряет бутылку, которая разбивается об стену. Остается восхищаться ее реакцией и меткостью. Держу пари, на буром пальтишке остались пятна от «Пино нуар». А неизвестный промазал. Точно он бьет только вблизи. То ли растяпа, то ли сплоховал от паники.

 Трус.

 Как того требуют правила, Ева пометила маркером пятнышко крови.

 — Возьмете образец, — скомандовала она чистильщикам. — Проверим, принадлежит ли кровь потерпевшему. — Ева описала последний круг. — Неизвестный воображал, что без труда разделается с Хастингсом — человеком привычки, одиночкой и человеконенавистником. А тут — Матильда!

 Она опять уставилась на залитую вином стену и на чистую стену напротив. Самое место для послания, подумала она. Здесь оно бы и красовалось. Рабочее место для Хастингса гораздо важнее жилища.

 «Какая надпись встретила бы меня в этот раз?» — подумала Ева и повернулась к Пибоди.

 — Его внешние камеры безопасности — ерунда, большинство неисправны, зато в магазинчике и в офисе они в порядке. Возьми их записи, посмотрим, что там. Пусть полицейские, уже имея рисунки, опросят завтра утром жильцов. Поговори завтра с обоими свидетелями: они будут спокойнее, и со второго захода могут появиться новые подробности.

 Ева огляделась. Двое чистильщиков обстоятельно занимались своим делом. Приятная особенность — отсутствие бригады из морга. Можно считать, вечер удался.

 — Здесь пока что все, — подытожила она.

 В машине Ева проглядела свои заметки, кое-что подчеркнула и обвела.

 — Это женщина! — объявила она.

 Рорк посмотрел на нее.

 — Матильда не сомневается, что это мужчина.

 — Она была в десяти футах. Первым делом она увидела Хастингса на полу, что ее больше всего впечатлило. Она видела этого человека — крупного, во всем буром, с коробкой — и здоровенного типа, с которым спит, вспыльчивого, а теперь потерявшего сознание, а то и испустившего дух. То есть — мужчин. Нам не приходит в голову, что женщина может вломиться в чужой дом, тем более — повалить на пол Хастингса. Большинство женщин больше боятся мужчин, чем женщин.

 — Думаешь, мужчина тоже не погнался бы за Матильдой?

 — Необязательно. Трусость не зависит от пола, а мы имеем дело с трусом. Хастингс был рядом, лицом к лицу, и он увидел женщину. Лица он почти не разглядел, но почувствовал, что перед ним женщина. Кожа — он говорит, что у нее хорошая кожа.

 Ева немного помолчала, задумчиво глядя на Рорка.

 — У тебя тоже кожа что надо, но тебя не примешь за женщину.

 — Благодарю.

 — Он может ошибаться: он был взбешен, а от шокера могло помутиться в голове. Но я склонна доверять его инстинкту. Здесь нет сексуальной составляющей. Нет, женщина — в этом есть смысл.

 — А, скажем, гомосексуалист с хорошей кожей?

 — Черт! Не исключено. — Ева потерла себе висок, смущаясь, что ей самой это не пришло в голову. — Но зачем так стараться скрыть фигуру, а не только лицо? Может, я слишком тороплюсь, но попробую так: исключаем гетеросексуальных мужчин и всех моложе тридцати и старше сорока. Тех, кто не попадает в эти рамки, я передам кому-то еще.

 — Ты не полагаешься только на инстинкт Хастингса.

 — Нет. Она сильная, способная, хитроумная. Служит в органах правопорядка, во вспомогательных службах, или изучала наши материи, как религию. Живет одна. Выполняет ответственную работу. Делает то, чего от нее ждут, не привлекая внимания. Растворяется в толпе. Не имеет близких друзей, детей, конкретного возлюбленного.

 — Она не повторит попытку убить Хастингса, — сказал Рорк. — Пока что.

 — Пока что — не повторит. Но она терпелива и умеет ждать. Пережив эту неудачу, залечив этот шрам, она перегруппируется. Сейчас ей придется отложить Хастингса. Но через пару месяцев, а может, месяца через три-четыре, не больше, люди снова заживут спокойно, вернутся к своим привычкам. Вот чего она будет дожидаться.

 Рорк остановился перед домом и повернулся к ней.

 — Ты врезала Хастингсу в вашу прошлую встречу, потому что он сам на тебя замахнулся. Кому об этом известно?

 — Там была натурщица, ассистент, стилист и…

 — Кто из тех, кто знает, соответствует твоим новым, суженным параметрам?

 — Не могу ответить. Надо будет поднять мой рапорт. Коп, лягнувший гражданского по яйцам, обязан подробно описать инцидент и привести достоверное основание своего поступка. Вдруг кто-то, ставший свидетелем, рассказал об увиденном кому-то еще?

 — Ева! Каковы шансы, что кто-то сказал кому-то, связанному с кем-то, кто видел, как Ледо двинул тебя кием, или об этом разглагольствовал?

 — Ни малейших шансов. — Она вылезла из машины. — Нет, этот человек имел доступ к моим рапортам. Я ЗНАЮ, что это так.

 Она ринулась бы в дом, но Рорк удержал ее, затащил обратно в машину и лишил возможности выйти, как она ни сопротивлялась.

 — Я в порядке!

 — Нет. Откуда? — Он заглянул в ее лицо, озаренное праздничными огнями, перемигиваюшимися вокруг дома. — Много ли женщин от тридцати до сорока лет имеют доступ к твоим рапортам?

 — Человек пять. Ну, десяток.

 — У людей длинные языки.

 — А полицейские — тоже люди, — согласилась она. — Болтовня за пивом, анекдот в раздевалке. Мало ли, кто на что натыкается, копаясь в документах? А уж о чем судачит технический персонал, уборщики. Любой из них мог проникнуть в мой кабинет и посмотреть мои файлы, хоть немного разбираясь в компьютерах и имея такое желание. У меня теперь не тот компьютер, что был во время истории с Барроу, да и старую информацию положено стирать, но…

 — Вот именно: но! — подхватил Рорк. — Дверь в сарай поздновато запирать, но все равно пусть Фини или Макнаб защитят твой компьютер, чтобы в него стало труднее залезать. Не то я сам этим займусь.

 — Или даже я сама, — буркнула она.

 Он со смехом повел ее к дому.

 — Этого мы постараемся не допустить.

 — Давай посмотрим, что дал поиск по словам.

 — Обязательно!

 

 Ночью, пока Ева корпела за своим рабочим столом, и потом, когда Рорк отнес ее, полуспящую, в постель, убийце тоже было не до сна.

 Никаких ошибок, никаких случайностей. Что же случилось? Непредсказуемое! Непредсказуемое может происходить, вот оно и произошло.

 Хотя этого не должно было быть! Не должно, когда все делаешь правильно. Когда все тщательно изучаешь, планируешь, тренируешься.

 Несправедливо. Неправильно.

 Все должно было получиться легко и правильно. Все должно было осуществиться.

 Третий раз задумывался как апофеоз, восторг!

 Откуда вылезла эта женщина? Модель. Звезда. Узнаваемое лицо, созданное для того, чтобы восхищенно его домогаться! Чем она это заслужила — просто удачным ДНК?

 Кто мог предположить, что такая вот Миранда снизойдет до такого урода — внутренне и внешне, — как Хастингс?

 О вкусах не спорят. Как и о чувствах.

 За все это пришлось поплатиться трясущимися в одинокой тишине руками.

 Дрожала бы в похожей ситуации Ева?

 Конечно, нет. Поэтому дрожь надо унять. Работа должна продолжаться.

 Для успокоения предназначались свечи. Колеблющиеся язычки пламени осветили стену. Вся стена в фотографиях, рисунках, вырезках, героиня которых — Ева. Неизменно бдительная, всегда начеку.

 В комнате стоял щит — копия Евиного журнала. Весь в лицах. Два из них жирно перечеркнуты красным.

 Такой же жирный красный крест предполагалось поставить этим вечером на Хастингсе.

 Рано или поздно это обязательно произойдет, только сперва ему придется помучиться. После сегодняшнего унижения это обязательно. Неудача ощущалась, как саднящая рана, как нестерпимый ожог.

 Ничего, его еще настигнет неминуемое правосудие. Но прежде пострадают другие.

 Других так много!

 Возможно, пришло время осмелеть. Громче заявить о своей правоте.

 Но первым делом — покаянное письмо. Сев, убийца излил свое сожаление, стыд и гнев в словах, обращенных к Еве.