- Следствие ведет Ева Даллас, #35
16
Ева вошла в кабинет Уитни. Оба мужчины были на ногах. Хотя Макмастерс был бледен, хотя в уголках глаз и рта у него залегли глубокие морщины, которых не было во время их последней встречи, он держался… прямее, что ли, решила Ева.
И его холодный твердый взгляд сказал Еве, что он готов.
— Детектив Пибоди выполняет кое-какие задания, она как раз идет по следу, — начала Ева. — Я решила, что ей лучше не прерываться на эту встречу. Пусть занимается текущими делами.
— Джек сказал мне, что вы… Майор сообщил мне, что у вас есть след, связанный с одним из моих старых дел.
— Да, есть. Нам удалось идентифицировать подозреваемого по совпадению с фотороботом, сгенерированным детективом Янси по показаниям двух свидетельниц. Он идентифицирован как Дэррин Паули, проживающий в Алабаме.
— В Алабаме…
— Капитан, мы считаем, что эти данные сфальсифицированы. Данный субъект, возможно, замешан в мошенничестве, кибер-преступлениях и краже удостоверений. Я говорила с Винсентом Паули, который числится отцом субъекта в поддельном удостоверении.
Ева кратко изложила суть разговора, наблюдая, как Макмастерс с трудом пытается припомнить имена и детали дела.
— Двадцать лет назад?
— Точнее, двадцать один год. Мы хотим получить все детали следствия, всю информацию по фигурантам. Вы проводили арест, капитан. Вы работали с детективом по фамилии Фриско. Он погиб при исполнении шесть лет спустя.
— Фриско был моим наставником. Хороший человек, хороший коп.
— У меня есть копия файла, — отозвалась на это Ева. — Вам следует его пролистать, это может подстегнуть вашу память.
— Присядьте за мой стол, — пригласил Уитни и всунул протянутый Евой диск в прорезь. — А тем временем, лейтенант, — он жестом попросил ее отойти на несколько шагов и заговорил, понизив голос: — Вы получите дело об убийстве Иларии Скунер этим утром. Лейтенант Пуллити — сейчас он на пенсии — был по этому делу ведущим следователем. Он с вами свяжется. У меня есть контактная информация некоего Ким Суня, который был надзирателем в блоке, где содержалась Ирен Стольц во время своей отсидки.
— Спасибо, сэр. Эта информация может оказаться очень полезной.
— Я еще не забыл кое-какие трюки.
— Я это знаю, — заговорил Макмастерс. — Я это помню. Я тогда еще носил форму, еще не сдал экзамен на детектива. Фриско поручил мне вести это дело. Мы получили наводку от одного из наших информаторов на эту женщину. Она была аферисткой. Приставала к мужчинам, и у тех, кто клевал на ее приманку, копировала удостоверение, кредитную карточку… Не успевал он оглянуться, как на него наваливались фальшивые расходы или он обнаруживал, что его банковский счет полегчал на несколько тысяч. Многие лохи не сообщают в полицию, особенно если они женаты или еще как-то связаны, словом, если им есть что терять. — Макмастерс неторопливо кивнул, не отрывая глаз от экрана. — Да, я помню это. Помню ее. Она, по-видимому, выслеживала и отбирала тех, кто вряд ли будет поднимать шум. Но она надула таким образом брата нашего стукача, вот тогда мы и открыли дело. Мы с Фриско устроили подставу. Я изображал лоха, мы начали прочесывать район, где она промышляла.
— И она клюнула, — подсказала Ева, когда Макмастерс вдруг умолк.
— Простите, я задумался. О прошлом. Дина еще не родилась, мы с Кэрол только начинали, Фриско был еще жив. Он был крепким парнем… Извините, — повторил Макмастерс, возвращаясь в настоящее. — Да, она клюнула на второй вечер. Операция была простая и чистая. Мы ее арестовали за приставания без лицензии, нашли у нее наркотики и клонирующее устройство.
Он прищурился, пытаясь яснее представить то, что было двадцать лет назад.
— Да, маленькое клонирующее устройство. Хитрая такая штучка, это я тоже помню. Величиной с ее ладонь, не больше. Очень хитрая — это же было двадцать лет назад! Мое удостоверение мы тоже при ней нашли. Я так и не заметил, как она его украла. Она была под газом, но все-таки свистнула гражданское удостоверение у меня из кармана, а я ничего не почувствовал, хотя ждал этого.
— Она была под газом? — переспросила Ева.
— Да. По виду было не похоже, что она давно подсела, но она была под газом. При ней нашли «травку» и «Экзотику». И в ее организме тоже нашли и то и другое. Возможно, ей нужны были наркотики, чтобы заниматься сексом с лохами.
— Как она себя повела? — спросила Ева. — Разозлилась, заплакала, пыталась торговаться, заключить сделку?
— Нет, обычной реакции не было. Она… Я помню свое впечатление. Она казалась потрясенной, немного напуганной. Да, и вот еще что мне запомнилось: она сразу же захотела воспользоваться своим правом на телефонный звонок. Немедленно. Вы можете это увидеть здесь, в моем отчете. Она заявила, что ничего не будет говорить, ни на один вопрос не ответит, пока не сделает звонок. Мы-то думали, она адвокату звонить будет… Но она не позвонила адвокату. И вот тут она заплакала. Да-да, — подтвердил Макмастерс, — она начала плакать во время телефонного разговора. Я видел сквозь стекло, как слезы текли у нее по лицу, и почувствовал…
— Продолжайте, — попросила Ева.
— Это не имеет отношения к делу. Помню, я пожалел ее. Она сидела там одна и плакала. Вид у нее был усталый, измученный… Она погибала у меня на глазах. Кажется, я что-то на этот счет сказал Фриско, а он мне велел не распускать сопли. Только он выразился еще крепче. — Макмастерс чуть заметно улыбнулся. — Он бывал по-настоящему крут. Мы ждали, и она, когда закончила разговор, попросила назначенного судом адвоката.
— Вы пошли побеседовать с человеком по фамилии Паттерсон.
— Она отказывалась отвечать на вопросы, пока не поговорит с адвокатом. К тому времени было очень поздно, уже сильно за полночь, и мы решили, что до утра ничего из нее выжать не удастся. И мы поняли, что она позвонила этому парню, тому, кто был указан как ее муж, как отец ее сына.
— Позвонила ему, чтобы он успел замести следы. Избавиться или перепрятать то, что могло бы их выдать.
— Другого объяснения быть не может, — согласился Макмастерс. — Не мог же он не знать, чем она занимается всю ночь на стороне! Он же не думал, что она играет с подругами в бридж! И вот, пока она сидела в предвариловке, мы поехали к нему домой. Десять секунд, мы только порог переступили, а я уже понял, что он подонок. Он был подонком, этот Паттерсон. Но в квартире было чисто. Ни наркотиков, ни каких-либо следов мошенничества. Детская служба забрала ребенка, а мы увезли Паттерсона в участок для допроса.
— В ту ночь? — уточнила Ева.
— Да. Мы с Фриско оба хотели засадить его в комнату для допросов, надавить на него. Но он изображал несведущего дурачка и ни на минуту не вышел из роли. Заявил, что, насколько ему было известно, она работала по ночам в каком-то ночном клубе в районе Бродвея. Он потел, — добавил Макмастерс, вспоминая. — До сих пор вижу, как пот каплями катится по его лицу… как по ее лицу катились слезы. Может, будь у нас побольше времени его обработать… Но адвокат велела нам связаться с помощником прокурора: ее клиентка, дескать, хочет заключить сделку.
Он тяжело вздохнул, стараясь припомнить детали, выстраивая картину в голове.
— Мы подумали, что она хочет сдать нам мужа, заложить его, чтобы скостить себе срок. Мы отстали от него, пошли поговорить с ней. Она созналась.
— Вот просто так?
— Вот просто так. Ее адвокат была ужасно недовольна, мы по лицу видели. Помощник прокурора еще даже не добрался до места, но она — Ирен Стольц — настояла, что хочет со всем этим покончить. Призналась в зависимости от «Экзотики», именно это якобы заставило ее торговать своим телом. Взяла все на себя. Утверждала, что купила клонирующее устройство на черном рынке. Отказалась стучать на Паттерсона. Мы надавили в этом направлении, а когда приехал помощник прокурора, он предложил ей более выгодную сделку, если она даст показания на мужа. Но она отказалась. По сделке она получила восемнадцать месяцев, а он ушел восвояси. Ему вернули ребенка. Фриско любил приговаривать: «Иногда слизь утекает». Это был как раз один из таких случаев.
— Она его боялась?
— Да нет, я бы не сказал. — Макмастерс горько усмехнулся. — Она его любила. По ней сразу было видно. Она любила сукина сына, и он это знал. Он все свалил на нее. Мы с Фриско потом об этом говорили и поняли: она ему звонила, а этот ублюдок уговорил ее все взять на себя во время того разговора по телефону. Вот тогда она и начала плакать.
— Да, все сходится, — тихо сказала Ева. — Похоже на правду.
— Бывает, знаешь правду, а доказать не можешь. Не можешь доказать в суде. — Даже теперь, двадцать лет спустя, на лице Макмастерса явственно проступила досада. — Мы выстроили дело против нее, мы закрыли дело. Она отбыла срок, она его заслужила. Но… — Он покачал головой. — Все вышло по закону, но не по справедливости. По букве, но не по духу закона. Паттерсон позволил ей взять все на себя, и она пошла ко дну одна, а он разыгрывал потрясенного мужа и любящего папашу. Мы проверили их финансы, вы увидите это в файле. На счету у них было совсем немного, хватило бы на квартплату за пару месяцев, не больше. Куда девались тысячи, заработанные ею на аферах? Она сказала, что все пошло на наркотики и азартные игры, но так и не смогла назвать игорные дома, где она их спустила. Все это ложь. Где-то они все это спрятали, но она так и не раскололась на этот счет. Стояла на своем, говорила, что потратила все деньги, а он тут вообще ни при чем. Он якобы ничего не знал. А он пришел на оглашение приговора — весь в слезах и с маленьким мальчиком на руках. Мальчик тоже плакал и звал маму. Это было…
Макмастерс замолчал и медленно поднялся на ноги. В его лице бессильная досада копа из-за не вполне справедливого приговора по делу сменилась шоком.
— Мальчик. Вы думаете, этот мальчик убил Дину?
— Да, похоже на то.
— Но… ради всего святого… Он это сделал… Он такое сделал с ни в чем не повинной девочкой только потому, что я когда-то арестовал его мать? Только из-за того, что она отсидела полтора года?
— Ирен Стольц, она же Илария Скунер, была избита, изнасилована и убита путем удушения в Чикаго в мае 2041 года.
Макмастерс рухнул в кресло, словно ноги у него подломились.
— Паттерсон?
— Нет, у него алиби. У меня будет полный файл по делу позже этим утром, я поговорю с ведущим следователем, но, судя по всему, Паттерсон чист.
— Как он может винить меня? Как он мог винить меня в этом и убить моего ребенка?
— У меня пока нет для вас ответа на этот вопрос. Скажите, капитан, этот Паули… Паттерсон… Короче, он угрожал вам?
— Нет, совсем наоборот. Если судить чисто поверхностно, он сотрудничал по полной программе. Играл на струне «нет, тут, должно быть, какая-то ошибка, позвольте мне поговорить с женой». Ни разу не попросил адвоката. Когда я сунул ему под нос наркотики и клонирующее устройство, он разыграл шок, недоверие, потом стыд. Играл как симфонию.
— Вы говорите, что привезли его в участок среди ночи. А она не пыталась тянуть время, заставить своего государственного защитника назначить слушания по выходе под залог?
— Нет. Это мы решили немного потянуть время, заставить их повариться в собственном соку. Соснули пару часов в дортуаре. Все равно помощник прокурора не приехал бы ночью, он прибыл только утром. Но она не изменила показаний. Я ей сочувствовал. Черт побери, да, я ей сочувствовал! Она его покрывала, и он ей это позволил. Я ей сочувствовал, ей и маленькому мальчику. Мальчик так плакал по маме… А теперь моя дочь мертва.
«Иногда, — подумала Ева, — получаешь ответы на вопросы, но они не облегчают боль». Она сама чувствовала тяжесть этой боли, сдавившей ей затылок. Тем не менее она отправилась обратно к себе в кабинет — искать ответы на новые вопросы.
Она нашла файл по чикагскому делу во входящей электронной почте и села, чтобы его прочесть. Успела прочитать по первому разу, когда позвонил лейтенант Пуллити.
— Спасибо, что позвонили, лейтенант.
— Я рад помочь. Отслужил тридцатку уже насколько лет назад, но это еще не значит, что я ловлю рыбку на озере Мичиган. Кэп сказал, это насчет старого убийства. Илария Скунер.
— Так и есть.
Он ушел на пенсию молодым, решила Ева. На вид не больше шестидесяти пяти, густая и неседая шевелюра. Волосы темные, ясные карие глаза. То ли годы работы не отразились на его лице, то ли он потратил мощную часть пенсии на уход за лицом.
— Изнасилование с убийством, — сказала Ева вслух. — Жертва — женщина лет двадцати пяти.
— Я помню, — перебил ее лейтенант Пуллити. — Я в ту пору работал на Южной стороне. Тяжелые были времена, страшные. Еще шок не прошел после Городских войн.
— Да уж, держу пари.
— Здорово ее обработали. Кэп сказал, что послал вам файл.
— Да, я его получила.
— Ну вот, видно было, что они здорово ее обработали. Не спешили, потратили время. Изуродовали зверски.
— Вы говорите «они». Судмедэксперт в отчете отметил, что, судя по ранениям, ее били левша и правша. Но окончательного решения не вынес.
— «Жеребцы» в ту пору работали парами.
Ева пролистала файл на экране, дошла до его примечаний.
— Банда, верховодившая в том районе, крышевала наркотики и торговлю живым товаром.
— «Жеребцы» были синонимом наркотиков и торговли живым товаром на Южной стороне. Они держали этот рынок больше десяти лет. Она вторглась на их территорию. Для них это был бизнес. Когда кто-то пытается отхватить долю в бизнесе, его убирают. Жестко.
— Но вы проверяли мужа.
— Да, мы его проверяли. Тоже очень жестко. Нам показалось, что с ней расправились что-то уж больно круто. Чересчур даже для «Жеребцов», разве что она отхватила большую долю бизнеса. Но если она отхватила большую долю бизнеса, спрашивается, где эта доля? Правила игры: сначала они ее предупредили или, если она хорошо работала, могли дать ей шанс поработать с ними. — Пуллити многозначительно похлопал себя по носу. — Запашок шел не тот.
— Но его — мужа — вы не смогли привязать?
— Непрошибаемое алиби. Сидел дома с ребенком. В то самое время, как из нее выколачивали все дерьмо, он как раз постучался в дверь к соседям и попросил помощи, потому что ребенок заболел, а его жена, как он сказал, на работе. Соседка подтвердила.
— Да, я понимаю, — кивнула Ева.
— И все равно запашок шел подозрительный. Мы обошли всех соседей. Все говорили, что он держится особняком, ни здрасте, ни до свиданья, сидит с ребенком по вечерам, гуляет с ним днем, пока мать отсыпается, или уходит куда-то сам по себе. Но в ту ночь, в ту самую ночь, когда ему нужно алиби, он стучится в соседскую дверь. Чертовски кстати пришлось.
— Думаете, он ее подставил? — спросила Ева.
— Да, я так думал. Нутром чуял. Понимаете, «Жеребцы» в те времена проводили обряд инициации — приема в члены банды или в деловые партнеры. Мужчин избивали, женщин насиловали. Приходилось выбирать, альтернатива — смерть. Вытерпишь, останешься жить, но отдашь им долю в бизнесе.
«Секс и наркотики, — вспомнила Ева. — Быстрые деньги, большие деньги».
— Думаете, она пошла к ним добровольно?
— Может, да, а может, он сам ее отдал. Они согласились бы на обмен, особенно охотно взяли бы женщину. Я вам прямо скажу: так мне показалось. Но у меня не было никаких доказательств. Насколько я смог установить, в этой семье именно она была талоном на обед, хотя, надо признать, обед был весьма скуден.
— На счету — кот наплакал, еле-еле хватило бы на квартплату за пару месяцев, — подхватила его Ева. — Никаких жирных кусков.
— Прямо в точку, — подтвердил Пуллити. — Они, конечно, не нищенствовали, не сидели на хлебе и воде, но и не сказать, чтобы запивали икру шампанским.
— Под радаром, — сказала Ева.
— Можно и так сказать. Итак, возможно, он отдал ее «Жеребцам», и ситуация вышла из-под контроля. Не знаю, но слишком уж гладко ему все это сошло с рук. Он, конечно, начал распинаться, что у них были супружеские проблемы, а у нее были проблемы с наркотиками. Но соседи показали, что никогда не слышали, чтобы они ссорились. Всякий раз, как они вместе выходили на люди, они казались хорошей, крепкой семьей, разве что женщина выглядела несколько потасканной.
Во время разговора с Пуллити Ева делала свои собственные заметки, строила теории.
— Этот район, где она жила с мужем и сыном, — спросила она, — что это было за место?
— Средний класс. Работающие семьи, много детей. У них была хорошая квартира в приличном доме. Не шикарная, но хорошая. А вот он любил по-шиковать.
— Правда? — заинтересовалась Ева.
— Дорогие часы, шикарная обувь. У мальчика полно навороченных игрушек. В доме продвинутая электроника. Он работал по ремонту электроники — консультантом или что-то вроде того. Она была — по его словам — домохозяйкой, получала пособие на ребенка. Но он почти не появлялся на работе, и за ребенком, по словам соседей, приглядывал почти исключительно он один. О часах я его спросил. Он сказал, что это подарок от жены на день рождения. Он был мутный, — закончил свою мысль Пуллити. — Мне чутье подсказывало, что он нечист, но никаких доказательств у меня не было.
Получив от Чикаго все, что могла взять, Ева откинулась в кресле и закрыла глаза.
Он был нечист, но ушел чистеньким. Тут прослеживалась схема.
Он позволил женщине расплачиваться за себя, как раньше позволил ей спать, жить со своим родным братом, а потом послал ее торговать собой и грабить «папиков» на гангстерской территории.
Секс, думала Ева. Ему нравилось заставлять ее использовать секс для афер? Может, это придавало приключениям особую пикантность?
Интересно, когда на сцене появились наркотики? Когда она начала употреблять?
Макмастерс говорил, что, возможно, наркотики были ей нужны, чтобы заниматься сексом с лохами.
Может, и так. Но не с братом. С братом — совсем другое дело, хоть и извращенное, но все-таки родство. Братья похожи друг на друга. Пусть это жульничество, но зато все остается в семье.
Ева вскочила, прошлась к окну и обратно, потом к доске и обратно к столу.
Нет, он не случайно постучался в дверь к соседям в ночь убийства жены. И речь идет не просто о желании прикрыть свою задницу, чтобы копы к нему не цеплялись. Нет, тут что-то еще. Они ни в коем случае на должны были привязать его к месту и факту убийства.
Он знал, что с ней что-то должно случиться. Что-то скверное. Что-то такое, из-за чего в дом придут копы. Сделка. Подстава. Обмен.
Потому и прикрыл задницу, пока ее насиловали.
Но мальчик вырос и пошел мстить Макмастерсу, сымитировал убийство своей матери на дочери Макмастерса. Почему? Потому что Макмастерс арестовал его мать в другом городе за два года до ее убийства?
Какой в этом смысл? Даже для социопата? Это как-то не встраивается… Нелогично…
Ева остановилась, повернулась, опять посмотрела на доску. А что, если…
— Даллас, кажется, у меня есть наводка на… — проговорила Пибоди за ее спиной.
— Кто оказал на тебя самое большое влияние в жизни? — перебила Ева свою напарницу. — В смысле, кто заложил фундамент, кто сделал тебя такой, как ты есть, кто заставил тебя думать, как ты думаешь, верить в то, во что ты веришь?
Пибоди нахмурилась, обдумывая вопрос.
— Ну, мне хотелось бы надеяться, что я сама думаю, самостоятельно, но есть множество факторов в моей жизни…
— Кончай дурить.
— Ладно. Фундамент, говоришь? Мои родители. Не могу сказать, что я со всем согласна из того, что они мне внушали, иначе я сейчас жила бы в коммуне и пасла коз или пряла лен, но…
— Они заложили фундамент. Ты коп, но со всякими общинными заморочками. — Ева постучала по фотороботу.
Пибоди все больше хмурилась, не понимая, к чему клонит Ева.
— Вот я и спрашиваю: кто оказал наибольшее влияние на него? — продолжала Ева. — Его мать была убита, когда ему было около четырех лет. Кто же повлиял на него, кто сформировал его взгляд на мир, его представления, его веру? — Она с яростью ткнула пальцем в фотографию с удостоверения Паули. — Вон он. Жулик, мошенник, аферист. Он все время тянет деньги с родителей, и они ему дают, хотя и знают, что не надо бы. Он слизь, он утекает. Его родному брату приходится делать вид, будто он не существует, чтобы оградить себя от него. Умная и беспринципная женщина полюбила его так сильно, что согласилась отсидеть полтора года, лишь бы он смог уйти. Ради него она стала торговать собой и подсела на наркоту. Это началось после того, как они сошлись. Не до — после.
— Не тот парень, — предложила объяснение Пибоди. — Как Трухарт сказал.
— Да, действительно не тот парень. И если он рассказывает сыну, как тот потерял маму, как ее убили, потому что копы ей подгадили, разве сын может ему не поверить?
— Но ведь копы ей не гадили?
— А это неважно. Мальчишка уже готов поверить. Он прожил всю свою жизнь с верой в это и с жаждой поквитаться. Он всю жизнь выслеживал лохов, брал что хотел и вообще был по ту сторону закона. И ему это нравилось. Он планировал свою финальную аферу. Паули позволил женщине сесть в тюрьму вместо него, но его сын услышал другую версию. Когда слышишь одно и то же на протяжении многих лет от человека, имеющего над тобой власть, начинаешь в это верить.
Ее отец имел власть, вспомнила Ева. Он говорил ей, что она никто, ничто, уверял, что полиция посадит ее в яму и оставит там гнить. Долгое время она ему верила. Верила настолько, что до смерти боялась полиции, боялась любых людей из государственной системы не меньше, чем своего отца, человека, который бил и насиловал ее.
— Даллас?
— Классический сюжет, — заключила Ева. — Если хочешь заставить кого-то слушаться, верить, стать таким, как тебе надо, ты просто повторяешь то, что нужно. Повторяешь, повторяешь… Наказываешь или поощряешь, это зависит от твоих вкусов, но главное — вколачиваешь в голову нужную мысль. Они убили твою мать. Это они во всем виноваты. Они должны заплатить.
Последняя фраза ударила саму Еву, как молотком по темени.
— «Они», а не он! Это должны быть «они»! Ну конечно! Он ненавидит государственную систему и всех, кто с ней связан. О черт… Надо провести поиск по всем, кто был официально, по должности, связан арестом и заключением Ирен Стольц. Ее адвокат — у нее был государственный защитник, — помощник прокурора, судья, тюремный надзиратель, сотрудник из Детской службы, который забрал ребенка, директор филиала Детской службы в то время, приемные родители… Надо установить местонахождение и их родственников.
Темные глаза Пибоди сделались громадными от испуга.
— Он хочет убить еще кого-то!
— Одного копа ему мало. — Ева бросилась к компьютеру и заказала срочный поиск. — Макмастерс это дело начал, но все остальные тоже причастны. Это по их вине у него отняли мать, это из-за них ее убили. У него отняли мать, и теперь он будет отнимать кое-что у них. Дорогих им людей. Фриско, второй коп, был убит. Выбыл из игры. Нельзя наказать мертвеца, нельзя заставить его страдать.
Пибоди, уже приступившая к работе на карманном компьютере, кивнула.
— Ее адвокат все еще в городе, она партнер в юридической фирме. В центре города. Разведена, один ребенок. Мальчик, возраст — пятнадцать лет.
— Мы их предупредим и прикроем. Помощник прокурора сейчас в Денвере, женат, двое несовершеннолетних детей. Мы позвоним, проинформируем, предупредим местные власти.
Ева продолжила проверку, но тут засигналил ее полицейский коммуникатор. Она бросила нетерпеливый взгляд на дисплей. Сердце у нее упало.
— Даллас.
Сообщение для лейтенанта Евы Даллас…
«Слишком поздно, — подумала Ева, подъехав к дому с мансардой в Сохо. — Я опоздала». Вместе с Пибоди она прошла мимо офицеров, охранявших вход в здание, и вступила в кабину лифта.
— Нам нужны все данные системы наблюдения, надо опросить всех соседей. Позвони Моррису.
— Уже. Даллас, я сообщила Уитни. Он перенес твою пресс-конференцию на шестнадцать ноль-ноль. Обещал не выпускать эту новость в прессу как можно дольше.
Ева шагнула из лифта в гостиную. «Дорого, — подумала она. — Верхний сегмент рынка. Для богатеньких из богемы».
— Кто хозяева мансарды?
— Делонги Эрик и Стьюбен Сэмюэль. Гомосексуальная пара в процессе развода. Мансарда выставлена на продажу, в данный момент необитаема.
— Лейтенант. — Один из офицеров подошел к Еве. — Нет видимых следов взлома, нет видимых следов борьбы или кражи. Она в спальне. Ее нашел агент по недвижимости. Он показывал квартиру паре клиентов. Мой напарник отвел их пока во вторую спальню.
— Держите их там, не выпускайте. Мы сначала отработаем место преступления. — Заметив единственный стакан кофе с крышкой, Ева остановилась на пороге кухни. — Это уже было здесь, когда вы прибыли?
— Да, лейтенант.
— Зафиксируй на камеру и упакуй, Пибоди.
Ева двинулась дальше и остановилась в дверях спальни.
«На этот раз не ребенок, — подумала она, оглядывая тело. — Но молода. Немного за двадцать. Интересно, чья она дочь?»
— Жертва — женщина, — начала она диктовать на камеру. — Лет двадцать — двадцать пять. Здесь, как и в жилой комнате, включены защитные экраны. — Она оглядела комнату. — Следов борьбы нет. Жертва одета.
Обработав руки и ноги изолирующим составом, Ева вошла и начала осматривать тело.
— Следы связывания на лодыжках, синяки на лице, кровоподтеки на шее, соответствующие ручному удушению. Прошу подтверждения судмедэксперта.
Она присела на корточки и повернулась так, чтобы видеть запястья убитой. Она ожидала увидеть полицейские наручники, как у Дины, но нет, на этот раз руки жертвы были связаны какой-то плетеной разноцветной веревкой.
— Веревка на руках — отклонение от убийства Дины Макмастерс. Определи личность и время смерти, Пибоди.
Кровь на простынях, отметила Ева, соответствующая жестокому изнасилованию. Жертва скорее всего не была девственницей, но точно так же страдала от боли и страха.
— Кровоподтеки на бедрах и в области гениталий. Белья нет. Наверняка ее насиловали анально и душили подушкой, причем несколько раз. Это не какой-нибудь там гребаный имитатор. Почему он использовал веревку вместо наручников? Потому что она не дочь копа, — заключила Ева. — Наручники тоже были символом. Интересно, что символизирует веревка?
— Жертва идентифицирована как Карлин Робинс, — объявила Пибоди, — возраст — двадцать шесть лет, адрес в южной части Западной стороны, сожитель Хэмптон Энтони, работает в агентстве недвижимости «Сити Чойс». Время смерти — шестнадцать тридцать восемь вчерашнего дня. — Пибоди бросила взгляд на Еву. — Это еще до того, как у нас появился фоторобот, до того, как мы узнали имя, до того, как…
Она замолчала, когда Ева сделала ей знак.
— Несущественно. Поищи ее сумку, телефон, записную книжку. Ты их не найдешь, но все-таки поищи. Пометка для судмедэксперта: токс — срочно! Итак, она дочь Джейни Робинс, агента Службы защиты детства, которая забрала Дэррина Паули и передала его приемным родителям на время следствия по Ирен Стольц. Она — Карлин — пришла показать квартиру. Он представился клиентом. Все, что ему нужно, — это подождать, пока не всплывет подходящий объект собственности. На этот раз не студент колледжа, тут эта маска не работает. Нет, для такой недвижимости нужен молодой исполнительный директор или богатенький мальчик, живущий на проценты с трастового фонда. Для этого района? Я бы сказала, второй вариант. Богемный тип. Любит музыку или живопись. Или театр, сцену. Принес ей кофе — такой милый дружеский жест. Вот — захватил и для вас тоже. Обесточил ее, подготовил. В точности, как Дину. Если не считать наручников.
— Что ж, все выглядит логично. Даллас, нет ни сумки, ни телефона, ничего из ее вещей здесь нет. Тут есть пара компьютеров, но они так, для показухи. Охранная система заблокирована. Я ее своим ключом открыла. Камеры отключены, диски изъяты, жесткий диск заражен.
— В таком месте должны быть камеры наблюдения за зданием. Вот сейчас перевернем ее, и я хочу, чтобы ты это проверила. А я займусь свидетелями, когда закончу тут.
Когда они перевернули тело, Ева наклонилась и внимательно рассмотрела веревку.
— Что это? Какая-то эластичная веревка? Тарзанка?
— Для детей. — Пибоди тяжело вздохнула. — На таких веревках подвешивают игрушки над кроватками или колясками, чтобы они могли дергать. Яркие первичные краски… Они нужны ребенку.
— Служба защиты детства. Символично, как и полицейские наручники. — «Он этим забавлялся, — подумала Ева. — Мелкие уколы. Намеки. Шуточки». — Проверь камеры наблюдения за зданием и поторопи электронщиков, пусть приедут поскорее.
Ева перешла во вторую спальню и сделала знак дежурившему там офицеру выйти. Все трое оставшихся в комнате людей заговорили одновременно. Ева просто вскинула руку, а потом указала пальцем на мужчину, сидевшего отдельно.
— Вы. Вы, наверное, агент по недвижимости? Я лейтенант Даллас. Представьтесь, пожалуйста.
— Чип Уэйн. Я работаю в агентстве недвижимости «Астория». — Он извлек из кармана карточку и протянул ее Еве. — У меня на это утро была назначена встреча с мистером и миссис Гордон, я должен был показать им эту мансарду. Это редкая удача, что она появилась на рынке и…
Ева опять вскинула руку.
— Как вы попали внутрь?
— Кодовый замок. Все агенты получают код доступа, и еще они обязаны ввести свой индивидуальный код. Я только…
— В котором часу вы прибыли?
— Мы встретились перед домом вскоре после одиннадцати. Нам дали для осмотра это время — одиннадцать часов. Мы… мы вместе поднялись и начали осмотр с жилой комнаты. Э-э-э… миссис Гордон отошла от нас, ей хотелось заглянуть в спальни. Мы поощряем клиентов, когда им хочется все осмотреть, и она…
Опять Ева его остановила:
— Квартира обставлена, но в записях указано, что в ней никто не проживает три последних месяца.
— Это демонстрационная мебель. Взята владельцами напрокат. Чтобы… э-э-э… дать возможным покупателям почувствовать, как квартира выглядит в жилом виде. Я не знаю, как эта женщина… Не понимаю, откуда она взялась. В журнале записей говорится, что агент «Сити Чойс» показывал квартиру вчера и зарегистрировал свой уход в двенадцать тридцать.
— Вот как?
— Здание очень надежно. — Агент чуть ли не с мольбой взглянул на супругов, жавшихся друг к другу на диване. — Это первоклассная недвижимость. Здесь тихо, спокойно.
— Да, спокойно. — Ева перевела взгляд на женщину. Ненамного старше убитой, прикинула она. Трясется, вся в слезах. — Это вы нашли тело?
— Я… я хотела посмотреть спальни. Особенно хозяйскую спальню. Мы хотим спальню попросторнее, с красивым видом, если получится. Вот я и… И она была там — на кровати. Мертвая. Я сразу поняла, что она мертвая. Я закричала, позвала мужа. И я бросилась бежать… от… от нее.
— Вы входили в комнату? Кто-нибудь из вас?
— Никто не входил. Я играю копа в сериале. — Брент Гордон смущенно улыбнулся. — «Городская полиция». Может, вы видели?
— Извините.
— Да неважно. Нахальный молодой детектив, этакий лихач. Вообще-то в основном сценарий — полная мура, но кое-чему учит. Например, что нельзя ничего трогать на месте преступления. Поэтому мы не входили, ничего не трогали, когда Пози нашла эту женщину. Мы позвонили девять-один-один.
— Хорошо. Мистер Уэйн, как задолго вы обычно назначаете клиентам встречи с показом недвижимости?
— По-разному бывает. В таком случае, как этот, стараемся не упускать момент. Как только, так сразу. На эту собственность есть контракт, но он разорван. Мы вчера об этом узнали, но «Сити Чойс» нас на шаг обошли. Наверное, у них есть внутренняя информация, кто-то из продавцов дал им наводку, вот они нас и опередили. Я позвонил Гордонам, как только узнал, но мы смогли получить право показа только на это утро.
— А почему вы позвонили именно Гордонам?
— Это именно то, что они ищут. Место, район, сам дом, цена в доступных пределах. Вы ведь именно это искали? — обратился он к покупателям.
Гордон ответил агенту взглядом, полным недоумения.
— Чип, вы, наверное, шутите?!
— Владельцы наверняка согласятся снизить цену при сложившихся обстоятельствах. Мы могли бы…
— Брент, я хочу уйти. Можно нам уйти? Пожалуйста.
— Оставьте мне ваши координаты, — распорядилась Ева, — и можете уходить. Не исключено, что нам придется побеседовать с вами еще раз.
Ева еще раз обошла мансарду, сделала записи, все обдумала, а тем временем «чистильщики» занялись своей работой.
— Камеры наблюдения за зданием тоже отключены, а вирус… Похоже, он заразил всю систему, — доложила Пибоди. — У них все квартиры связаны с общей системой. Да, и это не та система, что в первом убийстве, — продолжала она, — но марка та же. Промышленная модель. Других жильцов в настоящий момент нет дома. Говорят, тут все работают днем. По рабочим дням здание обычно пустует с девяти утра примерно до пяти вечера. Я начала поиск по всем жильцам. Ничего существенного нет.
— Он это проверил, вызнал. Времени у него было немного, но он хорошо подготовился. Он ждал удачной возможности. Знал, как ею пользоваться, как ее не упустить. У нее должна быть запись о встрече с ним на рабочем компе. Что-то там должно быть. Узнаем его имя. Интересно, каким именем он ей представился. Где ее сожитель в это время дня?
— Он обычно работает дома. Консультант по поиску. Их квартира всего в паре кварталов от агентства недвижимости.
— Давай съездим сначала к нему. Родители живут в Бруклине, верно?
— Да, — подтвердила Пибоди. — Мать работает семейным консультантом.
Ева кивнула, в последний раз обошла квартиру и вызвала лифт.
— Это ведь все дела семейные, не так ли?
