• Следствие ведет Ева Даллас, #35

19

 — Она не следующая в очереди, — сказала Ева. — Он тянет время, разыгрывает партию. Разведенка — это еще на пару этапов впереди. Он эту партию разыграл бесподобно. Изменил внешность, образ… Молод, но не слишком молод, игрив, но не вульгарен, интересуется тем, что интересует ее. Главное, знает, что ее интересует.

 — Она никому о нем не рассказывала, потому что рано еще, рассказывать нечего, — вставила Пибоди. — И она чувствовала себя немного глупо, готовясь завести роман с человеком на двадцать лет младше.

 — У него нет домашнего телефона: так он ей сказал. А мобильник у него сломан. Он все никак не соберется его заменить. Ну, понятно: он не хочет, чтобы она ему звонила. Нет, ему надо держать ее в подвешенном состоянии: пусть поволнуется. У него есть власть над ней. Но она не следующая.

 — Но кто-то еще у него уже намечен. — Озабоченно нахмурившись, Пибоди принялась изучать фотографии потенциальных жертв, которые Ева выложила на экран на дальней стене. — И, похоже, операция намечена на эти выходные.

 — Больше он никого не получит. Давай следующим номером возьмем начальницу Детской службы, а потом заместителя прокурора.

 Ева жадно пила кофе в перерыве между разговорами и дала Пибоди двадцатиминутный перерыв, чтобы та тоже смогла перехватить бутерброд. Она уже видела последовательность, этапы, историю, развернувшуюся двадцать лет назад, и подумала, что начинает понимать игроков, их роли, их выбор.

 — Она пожертвовала собой ради него, — заключил Рорк. — Он ее на это толкнул, точнее, даже завлек. Убедил во время того разговора по телефону, о котором она попросила полицейских. «Ты же понимаешь, детка, мы не можем оба загреметь в тюрьму, а то кто будет заботиться о ребенке?»

 — Да, похоже, — задумчиво проговорила Ева. — К тому же он однажды уже отсидел срок. Его отпечатки есть в базе. Они бы здорово прищемили ему зад на подделке удостоверений, если бы она признала, что он замешан. За вторую ходку он получил бы куда больше, чем полтора года. Наверняка он это использовал. «Ты отсидишь год, моя сладкая, а я буду тебя ждать. Если они возьмутся за меня, это лет пять-семь».

 — Это ты верно подметила, — кивнул Рорк. — Он рисковал куда больше, чем она.

 — И ему нужно было, чтобы она сразу созналась. Быстро и чисто, не создавая никаких проблем для полиции и прокурора. Никакой суеты, никакого шума, чтобы не привлекать лишнего внимания к нему.

 — Но и это еще не все. Мне кажется, если бы они оба сели, не осталось бы никого, кто мог бы поддерживать их аферу с удостоверениями. Он мог и на эту кнопку надавить. Вся сердцевина просядет, если некому держать. Их разоблачили бы как аферистов. На кону стояло нечто большее, чем полтора года отсидки. К тому же это ведь она попалась, разве не так? Это ведь она подставилась, она лопухнулась. Почему же они должны все терять, если проще ей отсидеть за свою оплошность?

 — Вот и я так думаю, — согласилась Ева. — Он уже отсидел срок, и назад ему не хотелось. Будь у нее время поторговаться, обговорить для себя сделку, она могла бы отделаться годом и часть срока, может, даже большую часть, провести в «доме на полпути», в больничных условиях. Пройти обязательный курс реабилитации. А вот для него это было бы рискованно. Чем быстрее она пойдет ко дну, тем лучше для него. Безопаснее. Но мне кажется, что и это еще не все.

 Машинально сунув руки в карманы, Ева обошла крутом комнату — иллюзорную, но все равно такую знакомую.

 — Насчет матери я почти ничего точно не помню. Все расплывчато, лишь несколько ярких вспышек. Но я знаю… знала… что она меня ненавидела. Сам факт моего появления на свет. И все-таки она меня родила и прожила со мной достаточно, чтобы у меня сохранилось кое-что в голове. Кое-какие воспоминания.

 — Думаешь, у Дэррина Паули тоже есть воспоминания детства?

 — Может, есть, а может, ему внушили, что они у него есть. Но дело не в этом. У него все совсем по-другому. Я точно знаю, что не была дочерью для своих родителей. Я была для них товаром, потенциальным источником дохода. Но я не знаю: они оба сразу об этом условились? Или одному из них пришлось уговаривать другого? Я никогда не найду ответа на этот вопрос. И это не имеет значения. — Для себя Ева твердо решила не придавать этому значения. — Но в данном случае это может оказаться важным.

 — Почему они решили родить и сохранить ребенка, — продолжил за нее Рорк.

 — В этой команде она — игрок, мозг, форвард. Он манипулятор, любит показуху. Это она научила его всему, что он знает и умеет. Секс, наркота — это дешевые деньги, тут нет ловкости, нет блеска. Быстро и жадно, как ты сказал, — напомнила Ева. — А у нее была ловкость. Ведь сумела же она целый год водить за нос Винсента Паули. А ребенок? Он должен был стать обузой, она могла бы и должна была бы сбросить этот балласт. Но она этого не сделала. Значит, или она хотела ребенка, или она хотела Вэнса Паули. Может, обоих. Ребенок не был для нее товаром. Может, прикрытием, но даже это натяжка.

 — Проще передвигаться, смешиваться с толпой, крутить аферы, когда не надо ухаживать за ребенком, — возразил Рорк.

 — Когда Вэнс Паули вышел, они могли бросить ребенка на попечение Винни и испариться, — предположила Ева.

 — Но он забрал обоих: женщину, которую Винни любил, и ребенка. Даже не зная, его ли это ребенок. Это жестоко.

 — Но это вписывается в его почерк. Она не баловалась наркотой и была здорова, и у них был хороший загашник — то, что они украли у Винни. А через пару лет она уже сидит на «дури» и ловит «папиков» на улице. А он заправляет бизнесом, судя по всему.

 — Легкие деньги, — глубокомысленно заметил Рорк. — Он руководит, она работает.

 — Похоже, Вэнс Паули был ее слабым местом. Она ради него шлюховала и «дурь» толкала, и на каком-то этапе вдруг оказалось, что он руководит бизнесом, ищет легких денег, да побольше, чтобы блеснуть, пыль в глаза пустить. К тому времени, как она отбыла свои полтора года и они переехали в Чикаго, он уже всем заправлял. — Ева замолчала, что-то обдумывая, а затем продолжила: — Вот и у меня так было, насколько мне помнится. Вот такими я их запомнила. Воспоминания отрывочные, отдельные вспышки, но все именно так: она — шлюха и наркоманка, а он всем заправляет. Может, я опять проецирую на себя?

 — Я так не думаю.

 Ева покачала головой:

 — Отложим это на потом. Может оказаться полезным. Нам надо вернуться в настоящее. Давай вызовем обратно Пибоди и возьмем судью.

 Но сначала Рорк подошел к Еве и обхватил ее лицо руками.

 — Что бы ты там ни вспоминала, что бы ни думала, ты должна знать одно: какими бы они ни были подонками, за свою жалкую жизнь они сумели кое-что стоящее сотворить. Они создали тебя, кем бы они ни были, это они не смогли уничтожить. Они не смогли тебя остановить, не смогли помешать тебе стать собой.

 

 Судья Сиринити Мимото, миниатюрная женщина, изящная, как статуэтка, внимательно изучила фоторобот Дэррина Паули на экране.

 — Он похож на своего отца.

 — Вы помните его отца?

 Мимото перевела пристальный взгляд на Еву. Удивительные у нее были глаза: неярко-голубые, а кожа смуглая.

 — Я порылась в записях, освежила память, когда мне позвонили из вашей конторы. Детали дела помню хорошо. Обвиняемая через своего адвоката заключила сделку с прокурором. Она признала вину по всем пунктам обвинения. Прокурор рекомендовал полтора года тюремного заключения. Принимая во внимание ненасильственный характер правонарушений, отсутствие предыдущих судимостей, сотрудничество со следствием и признание вины, я такой приговор и вынесла. Полтора года в отделении общего режима в Райкерс. — Мимото кивнула на экран. — И я помню его, этого ребенка на руках у отца, помню, как он плакал и звал мать. Я разрешила им попрощаться. Она взяла ребенка на руки — всего на секунду! — и передала его адвокату, а сама обняла мужчину. Я тогда еще подумала: значит, она не может дать утешение сыну, но сама ищет утешения у мужа.

 — После суда вы их больше не видели? Мужа или сына?

 — Нет, не видела. Если мне выпадет слушать дело этого молодого человека, когда вы его арестуете, мне придется взять самоотвод из-за нашего с вами разговора и того давнего дела. Поэтому я спрашиваю вас, лейтенант: у вас достаточно улик для ареста?

 — Думаю, да, но будет еще больше.

 Судья Мимото наклонила голову набок.

 — Вы надеетесь, что я смогу дать вам кое-что из этого «больше».

 — Да, я на это надеюсь. И тем самым вы поможете уберечь от него кого-то из ваших близких. Это вы вынесли приговор, отправивший его мать в тюрьму. Через полгода после освобождения — к тому времени она и ее напарник успели несколько раз поменять имена и при этом, я полагаю, продолжали крутить мошеннические аферы, приведшие к ее аресту и тюремному сроку, — она была многократно изнасилована и убита тем же самым способом, что и две жертвы, чью смерть я расследую.

 — И вы считаете, что этот молодой человек в ответе за два убийства, потому что он непостижимым образом связывает смерть своей матери с ее арестом и отсидкой в тюрьме?

 Спокойное самообладание судьи Мимото понравилось Еве не меньше, чем ее ум, быстро схватывающий суть.

 — Да, и, я думаю, ему всю жизнь внушали, что такая связь существует.

 Судья Мимото подняла тонкую бровь.

 — Ну, с этим пусть разбираются психиатры и адвокаты. Меня он не тронет. Об этом можно только пожалеть: мне уже не в первый раз угрожают убийством за двадцать шесть лет судейской работы. Значит, кто-то из моей семьи. У меня очень большая семья, лейтенант.

 — Да, ваша честь. Четверо братьев и сестер, причем все состоят в браке, трое детей, которые тоже состоят в браке. Восемь внуков.

 — И ждем девятого.

 — Мэм, ваша старшая внучка тоже замужем.

 — Я вам больше скажу, — улыбнулась Сиринити Мимото, — она сделала меня прабабушкой буквально вчера.

 — О!.. — «Это еще не внесено в банк данных, — подумала Ева. — Разве тут можно уследить?» — Поздравляю.

 — Мальчик. Спиро Клейтон, семь фунтов восемь унций.

 — Гм. Мило. — «Наверное», — мысленно добавила Ева. — У вашего мужа тоже есть братья и сестры и так далее. Ваши родители, плюс полный набор бабушек и дедушек с обеих сторон.

 — А кроме того, тети, дяди, кузены и кузины, племянники и племянницы, а также их отпрыски. Нас, можно смело сказать, легион.

 «Вот именно, — подумала Ева. — И с кого же начать?»

 — Я нашла схему, ваша честь. Его метод подбора жертв. Ваша семья столь… обширна, что ему не составит труда выбрать кого-нибудь, отвечающего всем его критериям. Я уже побеседовала с тремя из возможных гипотетических жертв и уточнила схему до двух оставшихся у него требований. Я ищу кого-то, кто вам дорог, будь то кровный родственник или близкий друг, и кто недавно вступил в брак или овдовел.

 — Начало и конец.

 — Велика — чрезвычайно велика! — вероятность, что это и есть оставшиеся два параметра. Могу добавить, что он, возможно, еще не вступил в контакт со вдовой или вдовцом. Судя по его схеме, это будет финальной точкой, но наверняка мы знаем одно: его ближайшая жертва новобрачная. Или новобрачный. И экзекуция намечена на ближайшие выходные.

 Впервые на непроницаемом восточном лице судьи проступила тревога.

 — Так скоро? Лейтенант, у нас, по счастью, семья долгожителей. Конечно, и у нас были потери. Моя любимая тетя умерла всего год назад.

 — Я эту информацию приму к сведению, но, полагаю, жертва будет женщиной. На данный момент обе его жертвы и три потенциальные мишени, которые мы установили, являются женщинами.

 — Э-э-э… один из моих кузенов женился несколько месяцев назад. Его жена… — Судья Мимо-то прижала палец к виску. — Надо будет проверить. Она родом из Праги. Вся информация есть у моей матери. Она у нас — семейный банк данных.

 — Вспомните кого-нибудь из более близких родственников. Он хочет не причинить вам боль, он хочет вас уничтожить.

 — Никто из моих детей или внуков не вступал в брак в последнее время. Два моих внука помолвлены. Одна моя племянница вышла замуж прошлым летом, еще одна пойдет к алтарю этой осенью. Кто же еще?.. — Судья Мимото замолкла и покачала головой. — Дайте мне час. Я созвонюсь с матерью, она наверняка знает. Наверняка у нее сохранился список с именами и адресами для приглашений с церемонии обновления.

 — Обновления?

 — Да-да, мои родители решили обновить свои брачные клятвы в День святого Валентина. Они прожили вместе семьдесят лет и сочли, что заслужили право взбодрить свой брак. Закатили вселенскую вечеринку и отгуляли второй медовый месяц.

 — Второй медовый месяц. То есть они как бы новобрачные?

 — Да. Маме и папе восемьдесят девять и девяносто три соответственно, и… — Лицо судьи Мимото оцепенело от ужаса. — Господи… Моя мать? Он наметил мою мать?

 — Это не исключено. Я хочу вызвать ее сюда. Держитесь, ваша честь. Пибоди?

 — Уже набираю номер.

 — Включи громкую связь, когда подключишься. Вдруг она захочет подтверждения от дочери. Затем пошли двух офицеров в штатском к ее дому, пусть охраняют. Мы возьмем ее под охрану, — успокоила Ева судью Мимото. — Она в безопасности.

 Через несколько минут голографический образ Чарити Мимото возник в виртуальном кабинете и опустился на диван рядом с дочерью. Для своих почти девяноста лет выглядела она роскошно, признала Ева.

 В отличие от дочери она была высокой, крупной, и цвет ее кожи был на несколько тонов темнее. А вот глаза — умные голубые глаза — были такие же, как и у ее дочери.

 Чарити Мимото бросила взгляд на стенной экран.

 — О, да это же Денни! Он сбрил свою бородку и что-то сделал с волосами, но все равно это точно Денни.

 — Вам известно его полное имя, миссис Мимото?

 — Разумеется, оно мне известно! Деннис — но он просит называть себя просто Денни — Плимптон. Очень милый молодой человек. Я учу его игре на фортепьяно. Я немного подрабатываю уроками на фортепьяно. На шпильки. А он берет уроки тайком: хочет сделать маме сюрприз. Это так мило!

 — Господи мой боже! Полиция уже там? Мама, вы с папой никому не открывайте дверь, кроме полиции. И пусть предъявят…

 — Сири, твоя бабушка дураков не рожала. — С великолепным апломбом Чарити закинула ногу на ногу и устроилась поудобнее. — Что натворил этот мальчик, лейтенант Даллас? Трудно поверить, что он каким-то образом вызвал весь этот переполох. Он такой милый, такой воспитанный.

 — Он главный подозреваемый в двух убийствах.

 — Убийствах? Этот мальчик? — Чарити хотела засмеяться, отмахнуться, но, прищурившись, задержала взгляд на лице Евы. — Эй, погодите минутку. Я вас знаю. Ну да, конечно, знаю! Меня так сбил с толку весь этот переполох да еще эта голограмма, — ни дать ни взять, сериал «Звездный путь»! — что я не сразу вспомнила. Я же видела вас в новостях! Я вас видела прямо сегодня! Это насчет девочки и еще этой — молодой леди. Думаете, этот мальчик виноват?

 Ева хотела было дать официальный ответ Департамента, но отбросила эту мысль.

 — Я не думаю, я точно знаю, что это он. Давно вы даете ему уроки?

 Чарити вскинула обе руки ладонями вперед, словно отталкивая от себя эти слова.

 — Одну минутку, погодите. Я всегда была женщиной проницательной, умела верно оценивать человеческую суть. И передала это тебе, не так ли, Сиринити? Я не разглядела ничего плохого в этом мальчике. Но вот смотрю я на вас, лейтенант, и думаю, что вам виднее. Я успела дать ему пять уроков. По средам, после обеда, хотя один раз ему пришлось перенести урок на четверг. Недели две назад.

 — Папа по средам после обеда играет в гольф. Ты была одна в доме с этим чудовищем.

 — Почему он перенес один урок на четверг? — спросила Ева.

 — Сказал, что его вызвали на работу. Он компьютерный программист, и там случился какой-то сбой, ему надо было исправлять. В тот день шел дождь, — добавила Чарити, — мой муж не играет в гольф, когда дождь идет, он весь день был дома. Но раз в месяц по четвергам он играет в покер кое с кем из наших мальчиков. Его не было дома в тот вечер, когда пришел Денни. — Голубые глаза старой леди колюче вспыхнули. — А ведь это было умно, верно? Он все разузнал заранее, чтобы уж точно никто его не видел, кроме меня. А ведь он настоящий гад, верно?

 — Да, мэм, точно. Он когда-нибудь приходил к вам в выходные?

 — Нет, но на этой неделе он попросил перенести занятие на пятницу.

 — Лейтенант, мой отец, мой муж, братья, внуки — они все собираются в поход на эти выходные. Они пойдут в пятницу. Моя мама останется дома одна до воскресного вечера. Наверняка он это знает.

 — Конечно, знает, я же сама ему сказала! — Чарити хлопнула себя ладонью по колену. — Должно быть, я что-то такое сказала еще две недели назад насчет того, как я рада, что останусь в доме одна на пару дней, хоть отдохну немного. Будь я проклята, я все ему сама выложила. Он стал расспрашивать, где у них лагерь, надолго ли они уходят… Теперь, как подумаю, понимаю: это было очень ловко проделано. Он говорил, что сам никогда не ходил в походы и что вряд ли ему понравилось бы, если бы пошел. А в прошлую среду он нарочно об этом заговорил. Теперь я понимаю: хотел убедиться, что поход не отменен, что план все еще в силе. — Старая дама горела гневом. — Он собирается прийти сюда и убить меня! Ну, я ему задницу надеру, маленькому ублюдку!

 — Держу пари, у вас это здорово получится, — улыбнулась Ева. — Но лучше предоставьте это мне.

 Чарити Мимото глубоко вздохнула и одобрительно взглянула на Еву.

 — Похоже, вы сможете с этим справиться. А нам что делать? Чего вы от нас хотите?

 Еве пришлось объяснять и успокаивать, а на это потребовалось время. Потом они провели голографическое совещание с последней намеченной жертвой, и там тоже пришлось все объяснять и успокаивать.

 Когда с этим было покончено, усталая Пибоди вздохнула:

 — Мы возьмем его завтра на панихиде. Мы возьмем его там, а все остальное будет только для прикрытия и запасного варианта. Потому что… да, мы хотим его взять, но… Свадьба Луизы.

 — Прекрати, даже не начинай. — Ева тоже чувствовала себя усталой. Она потерла глаза. — Брифинг завтра по расписанию, введем в курс остальных членов команды, отчет я сама составлю. Можешь сообщить Макнабу и Джеми, ты же все равно им все расскажешь. А потом отключись. Ты нужна мне завтра полностью заряженная.

 — Буду. Мы обязательно должны взять его завтра. Во имя закона и правосудия. И большой любви.

 — Рорк, ради всего святого! — повернулась Ева к мужу.

 Рорк улыбнулся.

 — Спокойной ночи, Пибоди, — сказал он и отключил голограмму.

 — Ну, слава богу, наступил благословенный мир и покой. Хоть на минуту. Мне нужна запись, я хочу…

 — Диск с копией. — Рорк протянул ей диск. — С жесткого уже идет копия на твой компьютер. А теперь идем со мной.

 — Мне надо…

 — Да, я знаю. Тебе надо. — Рорк взял Еву за руку и потянул к лифту. — Будь у меня время заставить тебя силой, я бы тебя заставил принять горячую ванну и провести сеанс релаксации, но чем тратить силы попусту на бесплодный спор…

 Из лифта он потянул ее в спальню.

 — На это у меня тоже нет времени.

 — Секс, секс, секс… Бог свидетель, у тебя вечно одно на уме!

 С этими словами Рорк повел Еву к креслу в углу спальни.

 Свечи, два бокала вина и…

 — Этот торт?

 — Он самый.

 — Меня угощают тортом?

 — Посмотрю на твое поведение. — Он вынул из кармана коробочку с таблетками и сразу увидел, как радостное удивление у нее на лице сменяется недовольной гримасой.

 — Не нужна мне таблетка.

 — Нужна, если хочешь получить торт. Я знаю, что у тебя голова болит. Переработки, стресс… Это же видно! Будь хорошей девочкой, прими таблетку, и получишь торт.

 — Ну смотри, если торт мне не понравится! — Ева проглотила таблетку и тут же схватила тарелку. Первый же кусок поверг ее в блаженное состояние. — Он мне нравится, хороший торт, вкусный. Дело того стоило, десять минут на торт.

 — Ну что ж, это справедливо. — Рорк чуть ли не силой заставил ее сесть.

 — Мы всех нашли. — Ева закрыла глаза и облегченно вздохнула. — Всех пятерых.

 — Не нашли, а спасли.

 — Но не всех же!

 — Могу предъявить тебе пятерых женщин с целой кучей родственников, которые думают иначе.

 — Если мы возьмем его завтра… — Ева замолчала, откусила еще кусок торта. — Мать судьи? Это нечто.

 — Совершенно с тобой согласен.

 — Вот подсчитай: семьдесят лет замужем, причем ей под девяносто. Вышла замуж в двадцать лет и начала рожать детей. И через семьдесят лет она по-прежнему счастлива со своим мужем, в семье.

 И это Паули хочет уничтожить. Не просто человека, а все эти семейные связи, разрушить мир этой большой и дружной семьи. — Ева медленно отпила вино. — Если мы не возьмем его завтра, она не струсит. Она не испугается и сделает все как надо. Не хочу испортить свадьбу Луизы, — вдруг сменила тему Ева. — Не хочу ее испортить, но…

 — Давай не будем забегать вперед. Ева шумно вздохнула:

 — Ладно. Не будем забегать вперед.

 

 Утром Ева провела брифинг в конференц-зале, наметила стратегические позиции для своей команды. С помощью дистанционного пульта она подсвечивала нужные места плана на экране.

 — Десятиэтажное здание вмещает траурные залы на этажах от первого до третьего. Отдельные помещения для родных и близких, а также служебные помещения на четвертом и пятом, э-э-э… демонстрационные залы и офисы продаж на шестом и седьмом. С восьмого по десятый — гостиничные номера для родственников и других посетителей траурных мероприятий, прибывших в город из других мест.

 — По принципу «Все в одном месте», — заметил Бакстер.

 — Вот именно. — Еве это казалось жутковатым, но она оставила свои мысли при себе. — Кроме того, у них есть зона подготовки в подвале — больше четырех тысяч квадратных футов. В подвале два отдельных входа. Четыре группы лифтов, всего двенадцать кабин, между гостиничными и торговыми этажами — эскалатор. Лестницы здесь, здесь, здесь и здесь. — Она подсветила точки на карте. — Соединяют все этажи.

 — Много входов, много выходов, — прокомментировал Фини.

 — Это еще не все. Вот здесь, на южной стороне, главный вход, дополнительные входы с востока и с запада, два выхода на севере. Сложности добавляют размеры и местоположение. Панихида Макмастерсов будет проходить на втором этаже, в юго-западном углу, а это включает широкую террасу с видом на парк, опоясывающую все помещения на западной стороне. Одновременно с панихидой будут проходить еще три поминальные службы и два осмотра. Из двадцати двух гостиничных номеров двадцать заняты. Все офисные помещения, часовни, другие помещения и торговые точки будут открыты.

 — Набито будет битком, — подытожил Макнаб. — Для него это большое преимущество.

 — Мы не сумели убедить владельцев конторы и отдельных сотрудников оказать нам содействие, а приказать им не можем. Сосредоточимся на входах и выходах, на похоронных залах. Вот этот зал, где состоится панихида, и еще два зала поменьше — все с выходами на террасу и в коридор. — Ева переключилась на похоронные залы с подсвеченными и пронумерованными точками входов-выходов. — Часовые прикрывают выходы, как указано на плане. Патрульные постоянно курсируют между точками. Как только его засечем, перекрываем все выходы, отрезаем ему путь. Часовые остаются на местах, патрульные окружают. Его надо взять быстро, чисто и без шума.

 — Лейтенант! — Один из патрульных из отряда Макмастерса поднял руку. — Там будет битком набито, но на панихиду придут сотни копов. Вот и бонус для нас, если размножим фоторобот, пустим его в ход по полной для всех копов.

 — Если обнародуем фоторобот в пределах Департамента, это, конечно, даст нам больше глаз, но мы потеряем контроль и центровку. Я требую дисциплины и не хочу спугнуть подозреваемого, если вдруг какой-то коп посмотрит на него косо. Он в аферах крутится со дня рождения, знает, куда смотреть, чего опасаться. И я хочу, чтобы он ничего не обнаружил, Фини.

 — Электронная команда будет мониторить камеры наблюдения. В здании есть камеры на всех входах, во всех лифтах и в торговых точках. Как заметим — просигналим.

 — В случае поступления такого сигнала всем оставаться на местах, — продолжала Ева. — Мы хотим заманить его внутрь, а не отпугнуть. По плану в целом есть вопросы? — Она выждала паузу, окинула взглядом комнату. — Хорошо! Распределяю обязанности.

 Когда команда была распущена, Ева продолжила изучение плана на экране. Она искала возможные упущения.

 — Полно входов-выходов, — повторила она следом за Фини.

 — Мы все будем держать под наблюдением. — И все-таки Пибоди тоже внимательно изучила экран. — Что ни говори, а хорошо, что там будет много копов. Кто-то придет, кто-то уйдет, но нас там будет много. Все два часа. Если мы пустим фоторобот по Департаменту, это будет, как если бы заяц влез в волчью берлогу.

 — Слишком высока вероятность утечек, слишком много шансов для горячих голов и ошибок. Разве зайцы могут лазить? Я думала, они прыгают.

 — Ну да.

 — Если уж пользоваться аналогиями, ввести Департамент в курс дела — это скорее будет толпа поваров, у которых пирог подгорел.

 — Точнее сказать, у них весь бульон выкипел, — поправила напарницу Пибоди.

 — Кому вообще нужен бульон?

 — Ну, может, больным.

 — По-моему, сравнение с горелым пирогом лучше. Итак, небольшая слаженная команда, — продолжила рассуждения Ева, пока Пибоди размышляла над тем, чье сравнение лучше. — Как только он войдет, мы захлопнем крышку. Он ничего не заподозрит. Он же думает, что мы гоняемся за своим хвостом.

 — Да, пресса нас поливает. Все равно противно, даже если знаешь, что это ради дела, — вздохнула Пибоди.

 — Придется потерпеть, — оборвала ее Ева. — Он может проникнуть туда, подойти прямо к Макмастерсу, заглянуть ему в глаза и увидеть плоды содеянного им. И тогда все, миссия завершена. Он же у нас мальчик разносторонний, он уже решил приняться за третью жертву из списка, за мать судьи Мимото, в пятницу или в субботу, а в понедельник заглянуть на панихиду Карлин Робинс. И будет двигаться дальше.

 Ева отключила экран и компьютер, собрала диски.

 — Пошли, нам уже пора. Хочу пройтись по помещению снизу доверху, пока вся команда не собралась.

 Уже не в первый раз Ева пожалела, что супруги Макмастерс не выбрали для панихиды по своей дочери помещение поменьше и попроще. Она стояла в просторном вестибюле, задыхаясь от одуряющего запаха лилий, и рассматривала многочисленные пути отхода.

 Вверх, вниз, внутрь, наружу, вбок. Настоящий улей, и служащие в черном напоминали занятых делом трудолюбивых пчел. Ева пересекла холл с мраморным полом и подошла к лифтам.

 — Прошу прощения. Могу я вам чем-нибудь помочь?

 Ева взглянула на похоронную физиономию подошедшей к ней женщины.

 — Наряд полиции для семьи Макмастерс. — Ева показала жетон.

 — Да-да, конечно. — Женщина сверилась с электронным мини-экраном. — Поминальная служба Макмастерсов будет проведена в двухсотом зале. Это на втором этаже. Хотите, чтобы я вас сопровождала?

 — Я думаю, мы найдем второй этаж самостоятельно.

 — Да, конечно. — Сарказм скатывался с нее, как с гуся вода. Глаза, голос — все излучало профессиональное сочувствие. Надо было признать, у нее здорово получалось. Прямо до жути. — За церемонию отвечает Николас Кейтс, — продолжала женщина. — Я уведомлю его о вашем прибытии. Могу я чем-нибудь еще быть вам полезна сегодня?

 — Нет.

 Ева вошла в лифт и вызвала второй этаж.

 — Она меня здорово напугала, — призналась Пибоди. — Знаю, она должна утешать и ободрять, но на самом деле она жуть нагоняет этим своим замогильным голосом. И вообще тут жутковато. Атмосфера давит. Роскошная мертвецкая.

 Ева задумчиво вытянула губы.

 — Мне казалось, что это скорее похоже на курорт для покойников. Они делают покойникам маникюр в подвале.

 — Ой, мне сейчас поплохеет.

 — Возьми себя в руки, Пибоди. Ты что, слабачка?

 — В таких местах, как это, да еще теперь, как подумаю, что тут какой-нибудь болтливый лаборант красит мертвякам ногти лаком, мне не стыдно быть слабачкой.

 — Может, Трине следовало бы сюда устроиться, — буркнула Ева.

 Они вышли из лифта и попали в широкий коридор, по обеим сторонам которого шли коридоры поуже. Всюду мрамор, всюду островки цветов. Пока они следовали по коридору, Ева бросала взгляды в открытые дверные проемы и видела чопорных служащих в черном, готовящихся к поминальным службам.

 Еще больше цветов, отметила Ева, включенные настенные экраны, на которых в тестовом режиме мелькали фотографии или домашние съемки, выбранные родственниками усопших.

 — Лейтенант Даллас! — К ней поспешил служащий с золотистыми волосами и лицом херувима. У него, как и у дамы на первом этаже, хоть и в мужском варианте, был замогильный голос, как верно подметила Пибоди. — Я Николас Кейтс. Моя начальница известила меня о вашем приходе. Простите, что не смог встретить вас внизу. Чем я могу вам помочь?

 — Можете отменить другие панихиды и просмотры на это утро и не пускать никого, кто прямо не связан с панихидой Макмастерсов, на этот этаж?

 Он скорбно улыбнулся:

 — Боюсь, это невозможно.

 — Да, мне так и сказали.

 — Хотя мы готовы сотрудничать и помогать, насколько это в наших силах, есть и другие люди — усопшие и их близкие. С ними тоже нужно считаться.

 — Понимаю. Вы проверили внутреннюю систему безопасности и всех служащих?

 — Разумеется. Все здесь, каждый на своем месте. Мы разместили вашу электронную команду. На весь сегодняшний день я предоставил им свой кабинет.

 Ева прошла мимо него в главный траурный зал. Здесь уже начались приготовления. Ева старалась не обращать внимания на цветы, на смеющееся юное личико Дины на экране, на мольбертах, расставленных по всему залу, на сверкающий белым лаком гроб, убранный розовыми и лиловыми цветами.

 Она проверила террасу, гостиные, лестницы, туалеты и маленькую комнату для медитаций по другую сторону коридора.

 Все выходы будут под наблюдением электронных и живых полицейских глаз. Они с Пибоди провели электронную проверку всех служащих похоронного центра и вторичную проверку всех, кто работал в этот день. Офицеры в штатском, включая ее саму, по приказу Евы смешаются с толпой. И все они будут на прослушке.

 Все копы под ее командованием неоднократно проинструктированы о порядке проведения операции.

 Делать больше нечего, подумала Ева, оставалось только провести операцию.