• Следствие ведет Ева Даллас, #40

Глава 6

 От Евы не укрылась гримаса недовольства на липах патрульных, когда она послала их на обход соседей и опрос свидетелей. Это был не тот район, где полицейских встречают улыбкой и предлагают чашечку кофе. Тут даже видимости уважения не дождешься. Да и вряд ли кто-то из обитателей этих мест признается, что он кого-то или что-то видел, будь он даже мухой на стене ванной, где окончил свои дни Сочник.

 Но все равно без опроса не обойтись.

 Когда приехали «чистильщики», Ева отыскала начальницу бригады.

 – Я требую полного обыска всех трех этажей. Ответом ей был недоуменный взгляд:

 – Это что, шутка?

 – Нет. И я пометила замок на входной двери. Мне нужен изготовитель, модель и дата установки.

 – Это Петри тебя настропалил подкинуть нам работенку? У него извращенное чувство юмора.

 – У тебя проблемы с дисциплиной в работе, Курц?

 Курц с досадой закатила глаза за толстыми стеклами очков-микроскопов.

 – Может, еще скажешь, что это не какой-то там дохлый ширяльщик, а князь Монако или другая шишка?

 – Да нет, я твердо уверена, что это всего лишь дохлый ширяльщик. Но он мой дохлый ширяльщик, и я требую то, что мне нужно.

 – Ну, раз нужно, значит, получишь. Хотя было бы лучше для всех просто сжечь к чертям эту халабуду. Огонь очищает.

 – Не чиркай спичкой, пока не проведешь поиск. А там – гори оно огнем.

 Эти слова, по крайней мере, вызвали у Курц улыбку, после чего Ева оставила место преступления «чистильщикам», а тело – перевозчикам из морга.

 По дороге она послала сообщение Моррису, главному патологоанатому, с просьбой лично заняться телом Рикки Кинера.

 – Пойдут слухи – чего это ты пропихиваешь дохлого ширяльщика сразу на высший уровень? – предупредила Пибоди, как только они вышли из здания и отключили запись.

 – Это мне и нужно.

 Ева села за руль и отправилась в дешевый и грязный секс-клуб, чтобы настучать Уэбстеру из Бюро внутренних расследований на Рене Оберман.

 Когда она вошла в клуб, Крэк уже высился, как башня, за стойкой бара. Его бритая голова блестела подобно полированному ониксу, а кожа на мускулистых руках и на груди, прикрытая лишь жилетом, пестрела татуировками.

 Он бросил на Еву грозный взгляд.

 – Ты прервала мой косметический сон, белая девчонка.

 – А зачем тебе косметический сон, черный человек? Ты и так хорош, краше некуда.

 – Ловкий ответ. – Крэк повел головой в сторону углового столика. – У меня в доме крыса.

 – Ну да. – Ева и сама уже заметила Уэбстера. – У меня свои причины. Считай, я тебе задолжала, Крэк. Считай, задолжала дважды, если закроешь лапочку, пока я не закончу.

 – В такой-то час? Без проблем. Все равно никого нет. Так что будем считать, задолжала ты мне не один, а полтора. Кофе хочешь?

 Ева по опыту знала, что кофе в этом клубе столь же смертельно опасен, сколь и выпивка.

 – Может, воды?

 Крэк презрительно фыркнул, но извлек из-под стойки две бутылки воды и, после минутного колебания, добавил третью.

 – Крысам, поди, тоже пить хочется.

 – Спасибо. Ева передала одну бутылку Пибоди, а две другие отнесла к столу и поставила перед Уэбстером.

 – Рановато для веселья, – заметил он.

 Ева бросила взгляд на сцену. Через пару часов на ней заиграет, задавая ритм первой смене стриптизерш, голографический ансамбль, появятся посетители. Ранние пташки начнут травить и без того загибающуюся слизистую оболочку своих желудков крепким алкоголем и дешевым пивом.

 К полуночи здесь, под вращающимися зеркальными шарами и стробоскопическими сполохами света, будет набито битком. Зад к заду, локоть к локтю. А наверху в номерах люди будут спариваться, как кролики, накачавшиеся виагрой, причем многие из них – только что познакомившись прямо на месте.

 – Могу попросить Крэка включить пару голографических стриптизерш, но мне кажется, того, что мы тебе припасли, хватит для веселья.

 – Надеюсь, оно того стоит. Как дела, Пибоди?

 – А вот сейчас и узнаем.

 – Мы здесь с ведома и по распоряжению майора Уитни, причем он прямо приказал, что на данный момент полученная нами информация не предназначена никому другому.

 – Мы в БВР не играем в одиноких волков, Даллас.

 Ева сразу поняла, что у него включен диктофон. И решила, что если он не пойдет на ее условия, ничего она ему не скажет и записывать будет нечего.

 – Да, я понимаю: «бюро» – сокращение от слова «бюрократия». Но таков приказ.

 – Мой капитан…

 – …на данный момент останется не в курсе.

 Уэбстер отодвинулся от стола – красивый мужчина с глазами копа, хотя, думала Ева, он и променял уличную полицейскую работу на шпионство за своими. Когда-то он думал, что любит ее, и это привело к неловкой и… чреватой неприятностями ситуации.

 Но сейчас он смотрел на нее с холодным негодованием.

 – Даже командир Центрального полицейского управления не может диктовать БВР, какой процедуре следовать.

 – Не хочешь играть, Уэбстер, я найду кого-нибудь другого. У меня есть на то причины, – добавила Ева, подавшись вперед и наклонившись над столом. – И если ты приподнимешь зад и выдернешь из-под него уставы и уложения, если согласишься выслушать, ты поймешь, какой процедуре следовать.

 – Давай попробуем так: я согласен выслушать. А потом уж я сам решу, какой процедуре следовать.

 Ева отодвинулась.

 – Даллас, может, нам стоит просто подождать, пока…

 Ева покачала головой, прервав Пибоди на полуслове. «Иногда, – решила она, – приходится просто доверять. К тому же если уж положение станет совсемаховым, я отниму у него диктофон, и все дела».

 – Я тебе обрисую ситуацию вкратце. У меня собой копия показаний моей напарницы и будут копии всех данных по убийству, с этими показаниями связанному. Ты получишь эти записи, Уэбстер, но только в том случае, если дашь нам слово, что будешь действовать согласно приказу Уитни. Для начала, – добавила Ева и все рассказала.

 Она бесстрастно перечислила ему все события, следя за его реакцией. Уэбстер прилично играл в покер, вспомнила Ева, но она сумела заметить его смятение и лихорадочное метание мысли.

 Он бросил быстрый взгляд на Пибоди и перевел его обратно на Еву, но перебивать не стал.

 – Ну вот тебе история вкратце, – подытожила Ена. – Мяч на твоей половине, Уэбстер.

 – Рене Оберман. Дочурка Святого Обермана.

 – Она самая.

 Уэбстер сделал большой глоток из бутылки.

 – Несладко вам пришлось, детектив, – обратился он к Пибоди.

 – Вся жизнь прошла перед глазами.

 – И ты эти утверждения записала под протокол?

 – Я эти факты записала под протокол.

 – После инцидента ты решила проинформировать своего сожителя, потом свою напарницу и ее гражданского мужа и лишь много позже – начальника Центрального полицейского управления. И все это – еще до того, как довести информацию до сведения Бюро внутренних расследований. Таков был твой выбор?

 Ева открыла было рот и снова его закрыла. Пибоди еще предстоит столкнуться с чем-то большим, чем порция преднамеренной травли.

 – Мой выбор был таков: выбраться оттуда к чертям собачьим, и чем раньше, тем лучше, да так, чтоб меня не засекли. Я считала и продолжаю считать, что если бы меня засекли, не было бы у меня возможности проинформировать кого бы то ни было, потому что я была бы мертва. Мой сожитель тоже коп, и в тот момент мне была нужна помощь. Моя напарница является также моей непосредственной начальницей, я ей безоговорочно доверяю, во всем полагаюсь на ее опыт, ее чутье и полицейские навыки. Ее муж часто исполняет обязанности эксперта-консультанта для нашего департамента.

 Пибоди перевела дух и глотнула воды.

 – Это было наше общее решение – определить, существует ли на свете Кинер, о котором говорили Оберман и Гарнет, а если да, жив он или мертв. Он мертв, и, как утверждала лейтенант Оберман в подслушанном мною разговоре, его смерть была подстроена, чтобы выглядеть как случайная передозировка наркотика. Я обратилась по инстанциям, лейтенант Уэбстер, и только так нам удалось собрать и подтвердить факты, которые сейчас доложены представителю Бюро внутренних расследований. Можете критиковать мои решения, но я действовала наилучшим, как я считала, образом. И, будь у меня шанс все повторить, поступила бы точно так же и во второй раз.

 – Хорошо. – Уэбстер почесал в затылке. – Рене Оберман, ради всего святого. И каковы ваши шансы доказать, что Кинер был убит?

 – Мы это докажем, – заверила его Ева, – потому что он и вправду был убит.

 – Всегда восхищался твоей уверенностью, Даллас. Сколько у нее в отделе? Десять человек?

 – Двенадцать.

 – Если это она, согласно показаниям Пибоди, заказала Кинера, выполнить заказ мог любой из них, кроме Гарнета.

 – «Их мальчик», – напомнила ему Ева. – В отъеме работают две женщины. Остается девять. В ее распоряжении есть и рядовые по ротации, значит, подозреваемых еще больше. Кроме того, не исключено и даже вероятно, что она кое-кого рекрутировала вне своего отдела. Убийство мы раскроем, Уэбстер, но у меня есть доступ лишь к самым общим данным по ней, по ее отделу, по всем остальным, кто может привлечь мое внимание. Я не могу копнуть глубже, не насторожив ее. Я затяну ее в процесс с помощью Кинера, отвлеку ее, пусть сосредоточится на мне, но я не хочу, чтобы она заерзала, как на муравейнике. Не с самого начала. Она не должна знать, что я подозреваю ее или кого-то из ее людей.

 – У нас много способов в этом покопаться, никого не настораживая, но без согласия моего капитана это рискованно.

 – Тебе придется как-то это обойти. И своим электронщикам ты не сможешь поручить поиск, – добавила Ева. – Тебе придется работать с Финн и Макнабом.

 – Думаешь, все поверят, что я околачиваюсь в ОЭС ради кофе и пончиков?

 – В ОЭС ты не найдешь кофе и пончиков. Они больше увлекаются шипучкой и энергетическими батончиками. Но штаб-квартирой по этому делу является мой дом. У нас есть компьютерная лаборатория, экипированная не хуже, чем ОЭС, а моего домашнего кабинета для наших целей вполне хватает.

 – О да, я хорошо помню твой домашний кабинет.

 Ева бросила на него насмешливый взгляд.

 – Ну, значит, найдешь его без проблем.

 – Дело шло бы куда эффективнее, если бы мы задействовали все ресурсы БВР.

 – А ты так уверен, что в БВР все чисто, Уэбстер? Ты до сегодняшнего дня хоть раз принюхивался к Рене? Судя по твоему виду, держу пари, ответ – нет. А ты можешь гарантировать, что у нее нет кого-нибудь прикормленного в вашей норе? Кого-то, кто блюдет ее интересы?

 – Ничего я не гарантирую, но я знаю людей, с которыми работаю в контакте, и в их число, безусловно, входит мой капитан.

 – Но я этих людей не знаю. Я знаю, ты сделал запись нашего разговора. Если ты разболтаешь и это дойдет до Рене или Гарнета, считай, что ты выставил задницу Пибоди в тире. – Ева помедлила. Ее голос зазвучал холодно и деловито. – Я сломаю тебе руку, если только попробуешь выйти отсюда с диктофоном, пока не дашь мне слово ничего не разглашать. А если пойдешь с этой сломанной рукой к своему капитану, если только попытаешься поставить под удар моего детектива, мою напарницу, я тебя закопаю. Ты знаешь, я не шучу.

 Их взгляды скрестились, Уэбстер глотнул еще воды.

 – Да, Даллас, я знаю, ты не шутишь. Но и я не шучу. Я не выставлю задницу хорошего копа в тире.

 – Тогда дай мне слово. Я поверю на слово, и мы сможем двигаться дальше. А если нет, я позвоню Уитни прямо сейчас. Может, у него и нет полномочий напрямую вмешиваться в процедуру БВР, зато он может запросто перевести тебя постовым в гребаный Квинс, и будешь ты там на перекрестке руками махать.

 Уэбстер поставил бутылку, наклонился над столом и придвинулся к самому лицу Евы.

 – Не угрожай мне, Даллас.

 Ева повторила его движение.

 – Слишком поздно.

 Он отодвинулся от стола, встал, подошел к бару, где Крэк молча трудился на компьютере. Через минуту Уэбстер вернулся к столу с кружкой кофе. Ева знала, что напиток ударит по желудку, как горячая кислота из автомобильного аккумулятора.

 – Даю слово, но не потому, что боюсь твоих дурацких угроз, а потому, что, повторяю, не больше, чем ты, хочу выставить задницу хорошего копа в тире.

 – Упомянутая задница выражает признательность, – пробормотала Пибоди.

 Уэбстер отхлебнул кофе, зашипел и выругался.

 – Черт, ну и гадость. Мне нужны копии каждого бита информации, которая у тебя была, есть или будет.

 – Получишь.

 – Протоколы всех совещаний для архива БВР.

 – Э, нет, с этим я согласиться не могу, Уэбстер, – перебила Ева, не давая ему возразить. – Все результаты, все оперативные и аналитические разработки будут регистрироваться, но я не хочу заставлять моих людей дрожать над каждым словом, чтобы, не дай бог, не рассердить БВР. Обещаю, что все мои контакты и разговоры с Рене Оберман, Уильямом Гарнетом и любым другим человеком, если я решу, что он замешан, будут записаны, скопированы и переданы для БВР. Я буду на прослушке, как и Пибоди.

 – Ты собираешься сунуть Кинера ей под нос?

 – Я собираюсь засунуть Кинера ей в зад.

 – Каким образом?

 «Ладно, – подумала Ева, – теперь он мой. Будет не только помогать, но и защитит мою команду, если БВР вздумает на нас наехать задним числом».

 – Я прочла его досье и поняла, что он ее стукач. Кстати, это чистая правда. К тому же мой мифический стукач с ним знаком. Не волнуйся, я знаю, как справиться с ситуацией на том конце.

 – А я знаю, как с ней справиться на этом. Но я должен хоть что-то сказать своему капитану. Итак… я получил возможную наводку на крупное дело, но мне нужно время. Хочу поработать в одиночку, все проверить, прежде чем докладывать в Бюро. Он меня, конечно, помурыжит, начнет выжимать детали, но он не станет меня душить, если я скажу, что мне нужно время.

 Ева решила нажать на него для проформы.

 – Сколько времени он тебе даст, если ты намекнешь на большое дело?

 – Сколько надо. Я не стану лгать моему капитану. Кроме того, если я его проинформирую в этих пределах, мое участие в следствии будет считаться официальным. Это зачтется, когда мы возьмем Рене с ее веселыми человечками.

 – Хорошо, – кивнула Ева.

 – Ну а теперь, раз уж этот кофе меня не убил, я, пожалуй, приступлю к делу.

 – Брифинг в шестнадцать ноль-ноль в штаб-квартире, – напомнила Ева.

 – Я приду. – Уэбстер встал. – Ты все правильно сделала, Пибоди. На все сто. И это тоже зачтется.

 Пибоди заговорила не сразу, выждала, пока Уэбстер не вышел.

 – Господи, как я рада, что с этим покончено! Даллас, а ты правда сломала бы ему руку? Или позвонила бы Уитни, чтобы он перевел Уэбстера в Квинс?

 – Не обязательно. Я могла сломать ему нос и послать его в Йонкерс. – Ева пожала плечами. – Но мне было бы немного жаль его.

 

 Вернувшись в Управление, Ева велела Пибоди подготовить доску и открыть журнал по Кинеру.

 – Я зайду в ОЭС, подключусь к прослушке, а мотом нанесу визит Рене.

 – А разве я не должна пойти с тобой?

 – Мы начнем как бы с визита вежливости. Лейтенант лейтенанту, куратор стукача куратору стукача. Дам ей знать, что мы бросили на это дело все наши силы, а моя напарница уже закладывает основы перед визитом в морг.

 – Думаешь, она уже знает, что мы его нашли?

 – А вот это мне и предстоит узнать. Правда, интересно? Начинай журнал, Пибоди, а потом устрой себе один из твоих небольших перекуров с Макнабом, и пусть навесит на тебя прослушку.

 Пибоди округлила глаза с видом воплощенной невинности.

 – Каких таких перекуров?

 – Ты и впрямь думаешь, будто я не знаю, что творится в моем родном отделе?

 Ева сделала шаг в сторону от своей напарницы и вскочила на эскалатор, чтобы подняться в отдел электронного сыска.

 Стараясь, насколько хватало сил, не обращать внимания на шум, на обжигающие роговицу глаз краски, на бесконечное мельтешение, она нырнула в благословенно тихий кабинет Фини.

 Финн сидел за столом, такой уютно помятый, сутуловатый. Он постукивал пальцами по сенсорному экрану, а потом машинально ерошил ими и без того стоявшие дыбом рыжие с проседью волосы.

 Он повел в ее сторону глазами печального сенбернара.

 – Я должна закрыть дверь. Как ты выносишь этот шум, не понимаю.

 Ева закрыла дверь, с минуту оба молчали.

 Лицо Фини, такое же помятое, как и рубашка, помрачнело.

 – Это черт знает что.

 – Да уж.

 – Я много раз пересекался с дочерью Обермана. Всем нужен ОЭС. Я бы ни за что не догадался.

 – Не ты один.

 – Я к ней приглядывался, когда она вышла из академии. Окончила с блестящим аттестатом, вот я и подумал: не захочет ли она поработать в убойном отделе, стать моим стажером?

 «Связи, – подумала Ева. – Никогда не знаешь, где они всплывут».

 – И почему же ты ее не пригласил?

 – Просто показалось, что она мне не подходит. Что-то было не так, объяснить не могу даже сейчас, но это как-то чувствуется. Бывает, знаешь, что-то, и все, точка. Вот точно так же в другой раз, несколько лет спустя, пригляделся я к другой выпускнице, когда она вышла из академии с блестящим аттестатом, и сразу понял, что она мне подходит. – Морщины на его лице пришли в движение и сложились в улыбку. – Оказалось, подходит один в один.

 «А если бы он взял Рене, взял бы потом и меня тоже? Судьба, – решила Ева. – Никогда не знаешь, что тебя ждет».

 – Мог бы до сих пор руководить убойным отделом, если бы не перешел на темную сторону.

 – Я тебя обучил им руководить. – Фини погрозил ей пальцем. – К тому же ты никогда не понимала силы электроники.

 – Я умею пользоваться электроникой, и хватит с меня. – Ева присела на край его стола и взяла засахаренные орешки с блюдца. – Фини, можешь меня убить, я только что уложила нас в постель с БВР.

 – А куда ж денешься, малышка? – Фини выдвинул ящик. – Ни о чем не жалей. Вот твои глаза и уши. Высший класс. Ни при обыске, ни на скане не найдешь. Если она и впрямь правит такой бандой, наверняка сканеров понатыкала. А ты поосторожнее с этими штуками. Мы с тобой вместе в месяц вдвое меньше получаем, чем за них заплачено. – Он поднялся и неопределенно хмыкнул. У него даже уши порозовели. – Тебе придется снять жакет и рубашку.

 – Ладно, ладно.

 Ева разделась. Оба они при этом старались не смотреть друг другу в глаза.

 – И это тоже, – добавил Фини, указывая на эластичную безрукавку.

 – Черт, Фини, у меня под этим ничего нет! Я там уже голая! Это у меня вместо лифчика.

 Розовая краска залила не только уши, но и щеки Фини. Он упорно держал взгляд выше ее плеча.

 – Я понимаю, ты не жаждешь демонстрировать мне свои сиськи, а я и вовсе не жажду на них смотреть. Но эти штуки крепятся прямо на кожу. Надо было тебе об этом подумать и надеть нормальный лифчик.

 – О черт! – Сгорая от стыда, Ева рывком стащила через голову майку и перебросила бриллиант, который носила на цепочке, за спину.

 – Смотри-ка, у тебя еще загар виден.

 – Да пошел ты, Фини.

 – Дура, я просто должен подобрать оттенок, чтоб с кожей сливалась. Я могу сделать так, что эти лепесточки будут практически невидимы, даже если ты догола разденешься. Кончай ерзать. Расскажи об убийстве.

 Ева мысленно перенеслась в грязную ванную. Это ныло почему-то легче, чем сознавать, что она стоит голая по пояс в кабинете капитана ОЭС.

 – Мне кажется, это убийца установил новый замок на входной двери. С какой стати Кинеру врезать новый замок? Новые замки только подзуживают воров вломиться и посмотреть, что ты там прячешь.

 – Хотел, чтоб его нашли.

 – Вот именно. Не так скоро, но он хотел, чтобы Кинера нашли. Если бы его нашел какой-нибудь охламон, он, скорее всего, смазал бы картину на месте, порылся бы в вещах Кинера. У него была одежда, немного мелочи, одноразовый телефон в комнате, где он устроил ночлег. И ботинки. Они всегда забирают ботинки. Если бы так и случилось, у нас было бы меньше данных для работы. Я сфабриковала мифического осведомителя, он утверждает, что Кинер никогда не допустил бы передоз. Я смогу на этом сыграть, подтвердить его данными, его опытом с любимой наркотой.

 – Как ты собираешься ее обрабатывать?

 – Есть у меня кое-какие идеи, но я хочу их уточнить, а для этого нужна встреча лицом к лицу. И еще мне надо поговорить с Мирой. На первый контакт придется пойти сейчас, но потом… мне надо посоветоваться с Мирой.

 – Готово. – Фини сразу же повернулся к ней спиной. – Оденься, ради всего святого. – Он взял со стола потайной наушник величиной с горошину. – Если понадобится, кто-нибудь из наших сможет общаться с тобой через вот это.

 – Как мне включать и выключать запись?

 – Я введу ключевые фразы, какие захочешь.

 – Гм. Пончики с корицей. Завтрак я пропустила, – пояснила Ева. – Мне не помешал бы пончик с корицей.

 Фини сел и ввел фразу в переносной пульт.

 – Так, это для включения. Я бы и сам не отказался от пончика с корицей.

 – А кто отказался бы?

 – Слышимость отличная. А на выключение?

 – В конце квартала. Он вписал и эту фразу, проверил.

 – Ключевые слова есть, и образец твоего голоса. Полный порядок. Фиксировать будем вот на это. – Фини постучал по мини-монитору. – Я его привезу в лабораторию Рорка. Еще один установим в твоем кабинете. Подключим к нему Пибоди. Как она, в порядке?

 – Да. Можешь поручить Макнабу ее подключить? Пусть все думают, что у них, как обычно, свидание в стенном шкафу и они там друг друга тискают.

 – Я предпочитаю делать вид, что не знаю об их свиданиях в стенном шкафу. Ладно, я скажу парню.

 Ева кивнула.

 – Шестнадцать ноль-ноль, штаб-квартира, первый полный брифинг.

 – Скажу жене, чтоб не ждала меня к ужину.

 Ева двинулась к выходу, но остановилась на полпути и вернулась обратно.

 – Ты всегда помнишь? Никогда не забываешь ей сказать?

 – Она не жалуется, если я работаю по трое суток, если засыпаю в нашей комнате отдыха, потому что сил нет добраться до дома. Она чертовски хорошая жена копа. Но если я не предупрежу, что опаздываю к ужину, мне лучше не жить.

 – Ну что ж, это справедливо. Мы не дадим тебе умереть с голоду, Фини. Дадим пожевать.

 – И это тоже справедливо, – кивнул Фини.

 Ева вышла и двинулась прямиком в отдел по борьбе с наркотиками.

 Она энергичным шагом пересекла лабиринт и свернула в помещение группы Рене Оберман. Включила запись. Оглядев общую комнату, обратила внимание на доску, на которой значились открытые дела и фамилии ведущих их детективов, а также недавно закрытые дела.

 Как в любом другом отделе, тут были шум и движение, пальцы стучали по клавиатурам, телефоны сигналили, но звуки казались приглушенными, Ева решила, что все это больше напоминает офис, оборудованный роботами, а не полицейский участок. И, в отличие от ее участка, каждый из сидевших за столами копов был в костюме с галстуком. И пахло не так, как в обычном полицейском участке, заметила Ева. Ни намека на заменитель сахара или сбежавший кофе.

 И никаких личных вещей вперемешку с файлами, дисками и мемо-кубиками. Ничего – даже в кабинках, где трудились рядовые.

 Женщина-детектив с короткими кудрявыми волосами и кожей цвета кофейной ириски повернулась в крутящемся кресле.

 – Кого-то ищете?

 – Вашу начальницу. Лейтенант Даллас, отдел убийств. Мне нужно поговорить с лейтенантом Оберман.

 – У нее кто-то есть. Подождите, это ненадолго.

 Женщина-детектив указала большим пальцем через плечо на широкое внутреннее окно и дверь. Дверь была закрыта, на окне опущены жалюзи.

 – Я подожду. А вы не могли бы дать ей знать, что я здесь? Или с этим проблемы?

 – Никаких проблем, мэм.

 – В моем отделе принято обращение «сэр».

 – Сэр. Одну минутку. – Женщина не встала и не пошла в кабинет. Вместо этого она набрала команду на интеркоме и ввела, заметила Ева, частный режим. – Лейтенант, прошу прощения, что прерываю. Здесь лейтенант Даллас из отдела убийств. Она хочет с вами поговорить. Да, мэм. Одну минутку, – она повернулась к Еве. – В комнате отдыха есть кофе, если хотите.

 – Не нужно, но все равно спасибо. Детектив…

 – Стронг.

 – Тихо здесь, – заметила Ева. – И чисто.

 – Лейтенант Оберман требует чистоты и порядка. – Женщина-детектив сопроводила эти слова еле сметной невеселой усмешкой и вернулась к работе па компьютере.

 Минуту спустя дверь кабинета открылась. Ева узнала вышедшего из нее Гарнета.

 – Входите, – пригласил он ее. – Бикс, работаем на выезде.

 Ева увидела, что на его обращение откликнулся высокий полноватый блондин. Он поднялся из-за стола, поправил узел галстука и вышел следом за Гарнетом.

 А Ева вошла всвятая святых.

 Именно эти слова пришли ей на ум. Стол был из настоящего полированного дерева. На столе помещались наисовременнейший центр связи и обработки данных, табличка с выгравированным именем и маленькая белая вазочка с бело-розовыми цветами. Стены помещения, втрое превосходившего размерами кабинет самой Евы, были украшены зеркалом в гонкой раме и картиной – каким-то мрачноватым морским пейзажем.

 И, господствуя надо всем этим, на стене напротив письменного стола висел портрет во весь рост майора Маркуса Обермана. На портрете он стоял, выпрямившись по-военному, одетый в парадную форму.

 «Интересно, – подумала Ева, – каково это – все время видеть его перед собой? И зачем она повесила сюда этот портрет?»

 Рене поднялась – стройная женщина в облегающем жакете в мелкую черно-белую клеточку поверх накрахмаленной белой блузки, блестящие светлые волосы зачесаны назад и уложены в замысловато переплетенный узел на затылке. С мочек ушей свисали агатовые серьги, один из бело-розовых цветочков украшал лацкан жакета.

 Когда она обогнула стол, чтобы приветствовать гостью, Ева заметила, что на ногах у нее черные туфли на высоком каблуке.

 – Лейтенант Даллас, рада наконец познакомиться с вами лично. – Рене протянула руку, ее яркие голубые глаза смотрели приветливо. – Вы, конечно, знаете, что ваша репутация вас опережает.

 – То же самое могу сказать о вас, лейтенант.

 – Присаживайтесь, прошу вас. – Рене указала на одно из двух обитых черным бархатом кресел для посетителей. – Могу я предложить вам кофе или чего-нибудь холодного?

 – Спасибо, ничего не нужно. Хотела бы я встретиться с вами при других обстоятельствах, лейтенант, но мой долг – проинформировать вас, что один из ваших тайных осведомителей мертв.

 – Один из моих…

 – Насколько я могу судить по его досье, Рикки Кинер, он же Сочник, был вашим осведомителем.

 Ева сделала многозначительную паузу. Рене вернулась на свое место за столом и села. «Прикидывает, как реагировать, – поняла Ева. – Но она же должна понимать, что умнее было бы это признать».

 – Да, уже несколько лет. Как он умер?

 – Мы это устанавливаем. Вам известно, что у него было тайное логово в районе Канал-стрит?

 Рене нахмурилась, склонив голову набок.

 – Нет. Это его территория, но не его квартира. Это там его убили?

 – Похоже на то. И все выглядит так, будто он там прятался. Вы не знаете, с какой стати ему уходить в подполье?

 – Он был наркоманом. – Откинувшись в кресле, Рене начала слегка разворачиваться с одной стороны в другую. – Когда работаешь в отделе наркотиков, такое случается сплошь и рядом. Осведомители – наркоманы. Возможно, у него были неприятности на улице. С поставщиком или клиентом.

 – А он все еще толкал наркоту?

 – По мелочи. В основном травку, причем низшего сорта. Нам приходится иметь дело с подобными вещами и закрывать на них глаза, если хотим поручать информацию. Вы же понимаете, как это бывает.

 – Да, я понимаю. Когда вы контактировали с ним в последний раз?

 – Мне надо свериться с журналом. – Рене повернулась к компьютеру и принялась что-то выстукивать на клавиатуре. – Вы уже знаете причину смерти?

 – Он в морге, я туда поеду в самом скором времени.

 – Буду вам признательна, если поделитесь своим мнением или основными фактами. Он ведь все-таки был моим.

 – Я так и поняла. Это выглядело как передозировка.

 На миг Рене плотно сжала губы.

 – К чему-то подобному мы здесь всегда готовы.

 – Но я не верю в передозировку.

 Рене перестала печатать и вопросительно подняла бровь.

 – Вот как? Почему?

 – Есть подозрительные обстоятельства. Кое-какие детали. Я хочу их изучить как следует.

 – Вы думаете, его убили?

 – На данный момент могу сказать, что вероятность очень велика. Так когда вы с ним контактировали в последний раз?

 – Да. Извините, я отвлеклась. Я говорила с ним по телефону восьмого июля с четырнадцати часов десяти минут до четырнадцати часов четырнадцати минут. Он дал мне наводку на подпольную кухню на авеню Д, где готовили «Зевс». Наводка оказалась ценной. Мы закрыли кухню две недели назад.

 – Его смерть могла стать наказанием за наводку?

 Рене как будто задумалась, начала снова поворачиваться в кресле из стороны в сторону.

 – В последние пару месяцев у меня появилось подозрение, что он стал вкалывать себе что-то тяжелое, а накачавшись, терял контроль. Он любил прихвастнуть. Если выяснится, что это не случайная передозировка, возможно, он сболтнул что-то не то кому-то не тому.

 – А разве вы не рассчитались с ним за наводку?

 – Он еще не звонил мне насчет платы. Да, это было необычно. Ему всегда не терпелось получить награду. Честно говоря, я не придала этому большого значения. Мы тут вечно заняты, и плата осведомителю не стояла у меня первой на очереди. Я решила: подожду, пока он сам проявится.

 – Вы говорите, он толкал в основном травку. А что он сам употреблял?

 – Что под руку попадется. Он любил иглу. – Рене нахмурилась, забарабанила пальцами по столу. – Если он ушел в подполье, значит, либо работал над чем-то, либо в руки ему попало нечто первосортное и он не хотел ни с кем делиться, пока сам не распробует. Как вы его нашли?

 – У меня есть свои стукачи и скунсы. Один из них знал Кинера и дал мне информацию, что Кинер не сам вогнал себе последнюю иглу. Мне бы не помешали любые сведения о нем, какие вы можете мне дать.

 – Да, разумеется. Но, вы же понимаете, мне бы хотелось подождать с передачей досье осведомителя, пока судмедэксперт не определится с причиной смерти. Не хочу нарушить конфиденциальность или поставить под удар ведущееся расследование, если окажется, что это была случайная передозировка.

 – Не окажется, – категорично отрезала Ева. – Будьте добры подготовить данные. Мне бы хотелось их получить, как только я узнаю причину смерти.

 Непримиримый тон Евы вызвал оледенение в голубых глазах Рене.

 – Вы так уверены в вашем информаторе?

 – Я доверяю собственному чутью, а мое чутье говорит, что Кинер вольно или невольно разозлил кого-то, кто не любит, когда его злят. – Ева вскочила на ноги. – И я этих людей найду. Спасибо, что уделили мне время, лейтенант. Я с вами еще свяжусь.

 Она вышла. Свирепая ухмылка расплылась по ее лицу, лишь когда она была уже далеко от отдела наркотиков на пути к родному газону.

 «Начинай суетиться, сволочь, – думала она, – потому что я тебя раскусила».