Глава 6

 

 Ей хотелось шагать. Хотелось вышагивать взад-вперед, дергать на себе волосы и ходить, ходить. Она заставляла себя спокойно сидеть на диване и ждать, пока Кларисса разольет чай.

 — Я так рада, что ты пришла, дорогая. У тебя так редко появляется возможность провести со мной день.

 — В офисе все под контролем. Эйб на посту.

 — Какой милый человек. Как его маленький внук?

 — Избалован до невозможности. Эйб хочет купить ему игрушечный стадион Доджер.

 — Бабушки и дедушки балуют детей, а родителям приходится потом их дисциплинировать. — Кларисса опустила глаза, стараясь не показывать своих желаний и не оказывать давления. — Как тебе нравится чай?

 — Что-то новенькое. — Знание, что равнодушные комплименты удовлетворят Клариссу, спасло Эй Джи от откровенной лжи. — Что это?

 — Ягоды шиповника. Я считаю, что днем он очень успокаивает. А тебе, кажется, надо немного успокоиться, Аврора.

 Эй Джи поставила чашку и, повинуясь потребности двигаться, встала. Намеренно оставляя свободное место в своем графике, она знала, что поедет к Клариссе. И понимала, что придет за помощью, хотя неоднократно повторяла себе, что не нуждается в ней.

 — Мамочка! — Эй Джи снова села на диван, где ее терпеливо ждала Кларисса, потягивая целебный чай. — Кажется, я попала в неприятную ситуацию!

 — Ты слишком многого требуешь от себя. — Кларисса взяла ее за руку. — И всегда требовала.

 — Что мне делать?

 Кларисса, опершись о спинку дивана, пристально смотрела на дочь. Она никогда раньше не слышала от нее подобных фраз, и теперь ей хотелось дать дочери правильные ответы.

 — Ты напугана?

 — Я в ужасе! — Эй Джи снова встала, не в силах сидеть. — У меня почва уходит из-под ног! Я теряю контроль над собой!

 — Не всегда нужно контролировать себя, Аврора.

 — Мне необходимо. — Она оглянулась и чуть заметно улыбнулась. — Ты должна это понимать.

 — Я понимаю. Конечно, я понимаю. — Но ей так хотелось, чтобы ее дочь, ее единственный ребенок, жила в мире с собой. — Ты постоянно защищаешься, потому что однажды тебе причинили боль и ты решила, что больше этого не допустишь. Аврора, ты любишь Дэвида?

 Кларисса знала, что все дело в нем. Естественно, она знала это без слов. Эй Джи это понимала.

 — Может быть, и полюбила бы, если бы сейчас не удержалась.

 — А разве так плохо кого-то полюбить?

 — Дэвид не кто-то! Он слишком силен, слишком подавляющ. Кроме того… — Эй Джи сделала довольно долгую паузу, чтобы успокоиться. — Я думала, что уже однажды любила.

 — Ты была слишком молода. — Кларисса никогда еще не была так близка к настоящей ярости. Она резко поставила чашку на блюдце. — Умопомрачение — это еще не любовь. Оно требует большего, а дает меньше, чем любовь.

 Эй Джи остановилась в середине комнаты. Идти действительно некуда.

 — Может быть, это просто умопомрачение? Или жажда?

 Кларисса подняла бровь, продолжая спокойно пить чай.

 — На этот вопрос можешь ответить только ты. Я почему-то не думаю, что ты бы стала менять свой график работы и приезжать ко мне в середине рабочего дня, если бы тебя это не заботило.

 Эй Джи, засмеявшись, подошла и опустилась на диван рядом с матерью:

 — Ах, мамочка, таких, как ты, больше нет! Нет!

 — У тебя никогда не было нормальной жизни, правда?

 — Нет. — Эй Джи положила руку на плечо Клариссе.

 — Аврора, твой отец очень любил меня. Любил и принимал фактически не понимая. Я даже представить не могу, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не перестала контролировать себя и не полюбила бы его в ответ!

 — Он был особенным, — пробормотала Эй Джи. — А в большинстве мужчин нет ничего особенного.

 Совсем недолго поколебавшись, Кларисса откашлялась:

 — Алекс тоже принимает меня.

 — Алекс? — Эй Джи в замешательстве приподнялась. У Клариссы покраснели щеки, в этом не было никаких сомнений. — Ты и Алекс… — Как задать подобный вопрос матери? — У вас с Алексом серьезно?

 — Он просил меня стать его женой.

 — Что? — Слишком ошеломленная, чтобы рассуждать трезво, Эй Джи отшатнулась и глотнула воздух. — Женитьба? Ты же его едва знаешь! Вы познакомились только несколько недель назад! Мамочка, ты достаточно зрелая женщина и должна понимать, что такое важное событие, как женитьба, следует предварительно обдумать.

 Кларисса буквально засияла.

 — Однажды ты станешь замечательной матерью! Я никогда не умела читать такие нравоучения!

 — Я не собиралась читать тебе нравоучение, — сделав глоток чая, буркнула Эй Джи. — Просто я не хочу, чтобы ты необдуманно пустилась в эту авантюру!

 — Поэтому я тебе и рассказала. Ты унаследовала от отца его здравомыслие, а моя семья всегда была слегка взбалмошной.

 — Мама… помнишь, как вы с Алексом обсуждали чтение по ладони для документального фильма?

 — Конечно.

 Замешательство нарастало вместе с ощущением неизбежности.

 — Ты ведь тогда что-то почувствовала?

 — Ощущение было очень сильным и очень ясным. Признаться, я пришла в смятение, осознав, что мужчина может увлечься мною после стольких лет одиночества. И до того момента я не предполагала, что могу к кому-либо испытать подобные чувства.

 — Но тебе нужно время! Я не сомневаюсь в твоих чувствах и интуиции, ты это знаешь, но…

 — Дорогая, мне пятьдесят шесть лет! — Кларисса покачала головой, удивляясь быстротечности жизни. — Мне нравилось жить одной. Вероятно, мне предназначено судьбой некоторое время прожить в одиночестве. Но теперь я хочу с кем-нибудь разделить остаток своей жизни. Тебе всего двадцать восемь, ты довольна жизнью и вполне способна жить одна. И все же тебе пора перестать бояться разделить с кем-нибудь свою жизнь!

 — Это другое.

 — Нет. — Она взяла Эй Джи за руки. — Любовь, привязанность, потребность — они для всех одни и те же! Если Дэвид тот человек, который тебе нужен, ты это поймешь. А поняв, ты должна принять его.

 — Он может не принять меня! — Пальцы Эй Джи крепко сплелись с пальцами матери. — Я сама с трудом выношу себя!

 — И это единственное беспокойство, которое ты когда-либо мне доставляла, Аврора! Я не могу сказать, что тебе делать. Я не могу заглянуть в твое завтра, как бы мне этого ни хотелось!

 — Я об этом и не прошу. И никогда не попрошу.

 — Конечно не попросишь. Загляни в свое сердце, Аврора! Перестань высчитывать риск, а просто загляни!

 — И вдруг я увижу в нем то, чего мне не хочется видеть?

 — Скорее всего, увидишь! — Тихо засмеявшись, Кларисса обняла Эй Джи. — Я не могу сказать, что тебе делать, но могу сказать, что я чувствую. Дэвид Брейди очень хороший человек! Разумеется, у него есть свои недостатки, но он хороший человек! Работать с ним — для меня настоящее удовольствие! А сегодняшний утренний звонок просто привел меня в восторг!

 — Он звонил тебе? — Тотчас же насторожившись, Эй Джи выпрямилась. — Дэвид тебе звонил? Зачем?

 — Хотел поделиться некоторыми мыслями по поводу документального фильма. — Она потеребила маленькую кружевную салфетку, лежащую у нее на коленях. — Сегодня он будет в «Роллинг-Хиллз». Ну, не совсем там, а рядом. Помнишь старый особняк, в котором, по слухам, никто не мог долго жить? В нескольких милях от пляжа?

 — Болтали, в нем обитают привидения, — пробормотала Эй Джи.

 — На этот счет, конечно, существуют разные мнения. Впрочем, судя по тому, что Дэвид рассказал мне об истории особняка, думаю, он сделал превосходный выбор для своего проекта.

 — И что ты собираешься делать?

 — А ничего. Мы просто поболтали о доме. Полагаю, он думал, я им заинтересуюсь.

 — А… — Успокоенная, Эй Джи начала расслабляться. — Тогда ладно.

 — Мы еще кое о чем договорились. Я буду в студии… в среду, — сообщила Кларисса. — Да, точно, в среду мы будем обсуждать спонтанные феномены. А затем, где-нибудь на следующей неделе, я иду к Ван Кэмпам. Мы будем записываться в спальне Элис.

 — К Ван Кэмпам! — Эй Джи почувствовала, как у нее подскочило сердце. — Это он все для тебя старается!

 Кларисса сложила руки:

 — Да, правда. Я сделала что-то не так?

 — Не ты. — Эй Джи возбужденно вскочила. — Дэвид не должен был вносить изменения, не обсудив их сначала со мной. Никому нельзя доверять! Особенно продюсеру. — Схватив сумочку, она кинулась к двери. — И в среду не ходи обсуждать никакие феномены, пока я не выясню, что у него за пазухой! — Она взяла себя в руки, вернулась и обняла Клариссу. — Не волнуйся, я во всем разберусь.

 — Я на это рассчитываю. — Увидев, как дочь опрометью выбежала из дома, Кларисса, довольная собой, снова села. Она сделала все, что могла: возбудила ее энергию. А дальше придется положиться на судьбу.

 

 — Скажите ему, что мы изменили расписание. А еще лучше, если с ним встретится Эйб! — кричала Эй Джи в телефон, сидя в машине.

 — У Эйба в половине четвертого назначена встреча. Не думаю, что ему удастся в четыре улучить момент для Монтгомери.

 — Проклятье! — Эй Джи нетерпеливо обгоняла трейлер. — Кто свободен в четыре?

 — Только Барбара.

 Следя за дорогой и ища выход из положения, Эй Джи провернула в голове сложившуюся ситуацию.

 — Нет, никак не получается. Измените расписание, Диана. Скажите Монтгомери… скажите ему, что дело неотложное. Касается здоровья.

 — Проверю. На самом деле с вами все в порядке?

 Эй Джи невесело улыбнулась:

 — Пока да.

 — Звучит многообещающе. Как мне с вами связаться?

 — Связаться нельзя. Если будет что-нибудь важное, передайте сообщение в машину. А я потом проверю.

 — Договорились. Ну, удачи.

 — Спасибо. — Эй Джи, скрежеща зубами, отключилась.

 Ему не удастся оказать давление силой. Эй Джи знала все правила этой игры и упорно и настойчиво вела свою собственную. Она вынула из бардачка дорожную карту. Дэвид Брейди получит свое! Если она когда-нибудь сумеет его отыскать.

 Когда первая капля дождя ударила по ветровому стеклу она выругалась. К тому времени как она нарушила правила, обогнав трейлер, трижды повернула не в ту сторону и теперь ехала по старой гравийной дороге, размытой ливнем, ругательства лились из ее уст рекой. Каждое из них было направлено в адрес Дэвида Брейди.

 Одного взгляда на дом сквозь проливной дождь и грозовые облака было достаточно, чтобы понять, почему он сделал такой хороший выбор. Резко затормозив, Эй Джи решила, что он специально придумал грозу для пущего эффекта. Она вышла из машины и сразу вляпалась в лужу грязи, забрызгавшей ей лодыжки, — это было последней каплей.

 Дэвид увидел ее из окна. Удивление быстро сменилось раздражением при мысли о том, что сегодня и так все не ладится и вот опять ему мешают. Всю неделю он не высыпался по ночам, работа шла из рук вон плохо, а один взгляд на нее вызывал у него непреодолимое желание. Когда он открыл переднюю дверь, он так же, как и Эй Джи, был готов к перебранке.

 — Какого черта вы здесь делаете?

 Волосы прилипли к ее лицу; костюм промок, и пара итальянских туфель была безнадежно испорчена.

 — Я хочу поговорить с вами, Брейди!

 — Прекрасно. Позвоните в мой офис и запишитесь на прием. Я занят.

 — Я хочу поговорить с вами сейчас! — Подняв руку к его груди, она с силой прижала Дэвида к двери. — Как вам удалось заключить договор с моим клиентом, минуя меня? Если хотите, чтобы Кларисса была в студии на следующей неделе, сначала договоритесь со мной! Понятно?

 Дэвид отстранился.

 — На время съемок фильма я заключил контракт с Клариссой! Мне не надо ничего согласовывать с вами.

 — Вы лучше почитайте его снова, Брейди! Дата и время определяются через ее представителя.

 — Прекрасно. Я пришлю вам расписание. А сейчас простите…

 Он хотел захлопнуть дверь, но она успела прошмыгнуть в дом. Два электрика в холле притихли и стали прислушиваться.

 — Я не закончила.

 — А я закончил. Убирайтесь, Филдс, пока я не выкинул вас со съемочной площадки!

 — Полегче, Брейди, или у моей клиентки обнаружится хронический ларингит!

 — Не угрожайте мне, Эй Джи! — Он обеими руками схватил ее за лацканы. — Я знаю почти все, что вы мне скажете. Вы хотите со мной поговорить? Хорошо. Завтра, в вашем или моем офисе.

 — Мистер Брейди, вам необходимо пройти наверх!

 Некоторое время он держал ее. В ее взгляде читалась неистовая, но спокойная ярость. Господи, как ему хотелось прижать ее крепче, он хотел крепко прижаться губами к ее губам, пока она не потеряет способность говорить, дышать, бороться. Но больше всего ему хотелось заставить ее страдать так, как страдал он! Дэвид отпустил ее так резко, что она, пошатываясь, отступила на пару шагов.

 — Убирайтесь, — приказал он и стал подниматься по лестнице.

 Ей понадобилась минута, чтобы перевести дух. Эй Джи не представляла, что способна так сердиться, и так выйти из себя она давно себе не позволяла. Гнев душил ее, буквально ослепляя. Она бросилась вверх по лестнице.

 — Рад видеть вас, мисс Филдс!

 На верхней ступеньке лестницы перед стеной с треснувшей и обвалившейся краской стоял Алекс. Куря сигару, он мило улыбнулся ей. Судя по всему, Алекс ждал, когда его позовут к камере.

 — А с вами я тоже еще поговорю! — огрызнулась она. Пулей пролетев мимо, она зашагала за Дэвидом по узкому темному коридору, оставив позади изумленного Алекса.

 Потолки и стены коридора были затянуты паутиной, но Эй Джи этого не замечала. Места, где раньше висели картины, выделялись более яркими пятнами. Эй Джи пробралась сквозь толпу сотрудников и влетела в комнату лишь на несколько шагов позже Дэвида.

 Она застыла как вкопанная. Только она перевела дыхание и собралась кричать на него, как лишилась дара речи. Холод охватил ее до костей, сердце бешено забилось.

 Комната была освещена для съемок, но камер, штативов и проводов она не видела. Она видела обои, розовые розы на кремовом фоне, и кровать с балдахином на четырех столбиках, выдержанную в тех же розовых тонах. Возле постели стоял маленький табурет красного дерева с потертым сиденьем. В воздухе витал запах свежих, немного влажных роз, стоящих в изящной хрустальной вазе на туалетном столике красного дерева. Но она увидела… гораздо больше. И услышала.

 — Ты мне изменила! Ты мне изменила с ним, Джессика!

 — Нет! Нет, клянусь! Не надо. Ради бога, не делай этого. Я люблю тебя! Я…

 — Ложь! Все ложь! Ты больше ничего не скажешь.

 Крики. Тишина, что в сто раз хуже. Сумочка Эй Джи со стуком ударилась об пол, когда она поднесла руки к ушам.

 — Эй Джи! — Дэвид тряс ее, крепко держа за плечи, а все присутствующие в комнате бросили работу и уставились на них. — Что с вами происходит?

 Она вцепилась в его рубашку. Сквозь хлопок он чувствовал ее ледяные руки. Она смотрела на него блуждающим взглядом.

 — Бедная девочка, — бормотала она. — Ах, бедная девочка!

 — Эй Джи!

 Усилием воли он сохранял спокойствие. Ее трясло, она была бледна, ее темные блестящие глаза глядели куда-то вдаль. Она, словно в трансе, смотрела в центр комнаты. Он взял ее за обе руки:

 — Что за девочка, Эй Джи?

 — Он убил ее прямо здесь. На постели. Голыми руками. Она не могла больше кричать, потому что он сдавил ей горло. А потом…

 — Эй Джи! — Он взял ее за подбородок и заставил взглянуть на него. — Здесь нет постели. Ничего нет.

 — Это… — Она отчаянно пыталась вдохнуть воздух, затем закрыла лицо обеими руками. Подступила тошнота, слишком знакомое ей ощущение. — Мне нужно уйти отсюда!

 Вырвавшись, она пробралась сквозь толпу сотрудников и убежала. Не успела она сбежать по ступенькам крыльца, как Дэвид догнал ее.

 — Куда вы? — спросил он.

 Сверкнула молния, осветившая их, неистовствовал дождь.

 — Я должна… — протянула она и слепо огляделась. — Я возвращаюсь в город. Я должна вернуться.

 — Я вас подвезу.

 — Нет! — Запаниковав, она начала вырываться, но Дэвид крепко держал ее. — Я на машине.

 — В таком состоянии вы никуда не поедете! — Он не то подвел, не то подтащил ее к своей машине. — Сидите здесь, — приказал он и захлопнул дверцу.

 Не находя в себе сил поступить иначе, Эй Джи съежилась на сиденье и задрожала. Ей понадобится только минута, только одна минута, чтобы взять себя в руки, уговаривала она себя, но дрожь не унималась. Он бросил ее сумочку на заднее сиденье и укрыл ее пледом.

 — Вашу машину отведет в город один из членов нашей команды. — Заведя мотор, он повел машину по ухабистой гравийной дороге.

 В течение нескольких минут стояла тишина, дождь стучал по стеклам, а она, съежившись, сидела под пледом.

 — Почему вы мне не сказали? — спросил он, наконец.

 Ей уже стало лучше. Она ровно задышала, чтобы доказать, что владеет собой.

 — Чего не сказала?

 — Что вы тоже обладаете даром экстрасенса.

 Эй Джи свернулась калачиком, закрыла голову руками и зарыдала.

 Что, черт возьми, теперь делать? Дэвид мысленно осыпал ругательствами и ее, и себя, ведя машину сквозь дождь под звуки ее рыданий. Он не на шутку испугался, когда увидел ее, стоящую там, судорожно хватающую ртом воздух и белую как простыня. Он никогда не чувствовал ничего более холодного, чем ее руки, и никогда не видел ничего подобного.

 Какие бы сомнения он ни испытывал, как бы ни критиковал лабораторные тесты, пятидолларовых медиумов и дорогих ясновидящих, он знал, что Эй Джи увидела что-то, почувствовала что-то, чего не мог ни увидеть, ни почувствовать ни один из них.

 Так что же теперь делать? Что сказать?

 Она рыдала. Она дала выход своему гневу. Что толку бранить себя, что толку сердиться из-за того, что случилось? Она уже давно смирилась с тем фактом, что время от времени, как бы осторожна она ни была, как бы тщательно ни контролировала себя, она будет срываться и давать волю эмоциям.

 Дождь прекратился. Забрезжил молочно-белый солнечный свет. Эй Джи плотно закуталась в плед и выпрямилась:

 — Дэвид, простите меня.

 — Не нужно извиняться. Лучше постарайтесь мне все объяснить.

 — У меня нет объяснений. — Она вытерла щеки рукой. — Я буду вам очень признательна, если вы отвезете меня домой.

 — Сначала мы поговорим, и сделаем это там, откуда вы не сможете меня выгнать.

 Эй Джи была слишком слаба, чтобы спорить с ним. Она прислонилась головой к окну и не протестовала, когда поворот к ее дому остался позади. Машина мчалась по холмам, на которых располагался город. После дождя в воздухе чувствовалась свежесть, хотя по земле еще стелился туман.

 Дэвид свернул на дорожку к дому с высокими окнами, окруженному кедрами. На широкой лужайке распустились весенние цветы.

 — А я думала, вы живете в городе.

 — Я долго жил там, но потом решил, что надо дышать свежим воздухом.

 Он взял с заднего сиденья ее сумочку и портфель. Эй Джи сбросила плед и вышла из машины. Не сказав ни слова, они вместе вошли в дом.

 Внутри дом выглядел городским. На стенах висели картины, а на полах лежали турецкие ковры. Она провела рукой по полированным перилам и по короткой лестнице поднялась в гостиную. Дэвид молча подошел к камину и разжег небольшой огонь.

 — Вам, наверное, хочется снять мокрую одежду, — нейтральным тоном произнес он. — Наверху в конце коридора ванная. На двери висит халат.

 — Спасибо. — Ее уверенность пропала. А ведь именно это преимущество помогало ей держаться на шаг впереди. Эй Джи облизала губы. — Дэвид, не нужно…

 — Я заварю кофе. — Он удалился, оставив ее одну.

 Она стояла и смотрела, как языки пламени лижут дубовые щепки. В комнате приятно пахло древесиной. Никогда в жизни Эй Джи не чувствовала себя такой несчастной. Она ожидала со стороны Дэвида отпор, потому что и раньше натыкалась на него. И справлялась с ним.

 Она стояла, отчаянно борясь с подступающими рыданиями, но ведь она всегда была сильной, уверенной в себе женщиной. В ее намерения не входило разбивать себе сердце из-за Дэвида Брейди или любого другого мужчины. Вздернув подбородок, Эй Джи поднялась по лестнице. Сейчас она примет душ, высушит одежду, оденется и уедет домой. Эй Джи сумеет позаботиться о себе!

 Вода помогла. Она успокоила ее опухшие веки и смыла липкий пот с кожи. Вынув из сумочки косметичку, она привела себя в порядок. Эй Джи надела халат Дэвида, стараясь не обращать внимания на сохранившийся запах хозяина. Зато он теплый и уютный!

 Она спустилась в гостиную, но там было пусто. Собрав остатки мужества, Эй Джи отправилась искать Дэвида.

 Коридор делал повороты там, где это меньше всего ожидалось. В другой ситуации Эй Джи оценила бы уникальность дома, но сейчас она не замечала ни полированных панелей вдоль белоснежных стен, ни дощатых полов, устланных причудливыми коврами. Она шла по коридору к кухне. От доносившегося оттуда запаха кофе у нее забурчало в животе. Остановившись на мгновение, чтобы взять себя в руки, она вошла в кухню.

 Дэвид стоял у окна с чашкой кофе, но не пил. Что-то медленно кипело на плите. Вероятно, он об этом забыл. Эй Джи скрестила руки на груди и засунула их в рукава халата. На нее повеяло холодом.

 — Дэвид?

 Он медленно повернулся в тот же момент, как она произнесла его имя. Что он мог сказать? Она выглядела такой хрупкой. Он не смог бы описать охватившие его чувства.

 — Кофе горячий, — промолвил он, наконец. — Присаживайтесь!

 — Спасибо. — Она усилием воли заставляла себя держаться так же спокойно, как и он, и села на табуретку у стойки бара.

 — Я подумал, что вы, вероятно, голодны. — Он подошел к плите и стал разливать кофе. — Поэтому согрел вам суп.

 Эй Джи снова напряглась.

 — Вам не следовало беспокоиться.

 Не произнеся ни слова, он налил суп и принес ей вместе с кофе.

 — Это старинный семейный рецепт. Моя мама обычно говорит, что тарелка супа способна исцелить любую болезнь.

 — Выглядит аппетитно, — изрекла она, борясь с желанием разрыдаться снова. — Дэвид…

 — Сначала поешьте! — Сел на табурет напротив нее, поставил на стойку бара кофе и закурил. Потягивая кофе и куря, он наблюдал, как Эй Джи лениво помешивает суп. — Это надо есть, а не гонять лапшу по тарелке, — заметил он.

 — Почему вы ни о чем меня не расспрашиваете? — выпалила она. — Лучше бы спросили, да и скорее покончили с этим!

 За этими словами Дэвид услышал боль. Много боли. Хотелось бы ему знать, где ее корни?

 — Я не намерен начинать допрос, Эй Джи.

 — Почему? — Когда она подняла голову, в ее взгляде уже читались сила и вызов. — Вы хотите знать, что случилось со мной в той комнате?

 Он выпустил облачко дыма и погасил сигарету.

 — Конечно хочу. Но думаю, что вы не готовы говорить об этом. По крайней мере, подробно. Почему бы вам просто не поговорить со мной, Эй Джи?

 — Не готова? — Она бы рассмеялась, если бы внутри у нее все не было связано узлами. — Это вы никогда не готовы. Я могу описать, как она выглядела: черные волосы, голубые глаза. На ней было хлопчатобумажное платье, застегнутое до горла, и звали ее Джессика. Ей едва исполнилось восемнадцать, когда муж убил ее в порыве ревности. Он задушил ее собственными руками, а затем от горя покончил с собой, застрелившись из пистолета, лежавшего на столике возле постели. Это вам нужно для вашего документального фильма, не так ли?

 Подробности, а также холодный, ровный тон, которым она их сообщила, потрясли его. Кто эта женщина, сидящая напротив него, женщина, которой он добивался и желал?

 — То, что произошло с вами, не имеет никакого отношения к проекту. А вот то, как вы сейчас реагируете, действительно важно.

 — Обычно я себя контролирую. — Она оттолкнула тарелку с такой силой, что суп немного расплескался. — Видит бог, у меня многолетняя практика. Если бы я так не рассердилась, не потеряла до такой степени контроль над собой, когда пришла туда, вероятно, этого бы не случилось.

 — Вы можете заблокировать вашу реакцию?

 — Обычно да. До определенной степени.

 — Почему?

 — Вы действительно считаете, что это дар? — спросила она, вставая из-за стойки. — Ну, может быть, для такого человека, как Кларисса. Она такая бескорыстная, добрая и довольная собой.

 — А вы?

 — Я это ненавижу! — Не в состоянии сидеть спокойно, она развернулась. — Вы представить себе не можете, что это такое, когда люди оглядываются на тебя, перешептываются за твоей спиной! Когда ты другой, ты становишься посмешищем, и я… — Она замолчала, потерла виски. Когда она снова заговорила, голос ее звучал спокойно. — Я просто хотела быть нормальным человеком. Когда я была маленькой, я видела сны. — Она сложила руки и прижала их к губам. — Они были невероятно реальными, но я была ребенком и думала, что такие же сны снятся всем. Однажды я сказала одной из своих подруг: у твоей кошки будут котята, не дашь ли мне белого? Три недели спустя у кошки родились котята, один из них белый. Мелочь! Когда кто-то терял куклу или игрушку, я говорила: твоя мама положила ее в шкаф на верхнюю полку. Она забыла. Игрушка действительно оказывалась там. Дети не придавали этому особого значения, а вот некоторые родители беспокоились. Они старались держать своих детей подальше от меня.

 — И это ранило вас, — пробормотал он.

 — Да, очень. Кларисса понимала. Она меня утешала, но боль все же оставалась. Я по-прежнему видела сны, но уже не рассказывала их. А потом умер отец.

 Она встала, прижав руки к глазам, пытаясь сдержать слезы.

 — Нет, пожалуйста! — Она покачала головой, словно услышала, как Дэвид пошевелился на табурете, пытаясь встать. — Дайте мне лишь минуту! — Сделав глубокий вздох, она опустила руки. — Я узнала, что он умер. Он был в деловой поездке, а я проснулась среди ночи и узнала. Я встала и пошла к Клариссе. Она сидела на постели и тоже не спала. На ее лице уже было написано горе. Мы даже ничего не сказали друг другу, но я залезла к ней в постель, и мы просто лежали вместе, пока не зазвонил телефон.

 — Вам было тогда всего восемь лет, — пробормотал Дэвид, пытаясь как-то ухватиться за эту тему.

 — Мне было восемь лет. После этого я начала блокировать подобные ощущения. Как только я начинала что-то чувствовать, я старалась сдерживать себя. В конце концов я до билась того, что могу месяцами, а теперь и годами ничего не чувствовать. Но стоит мне рассердиться или сильно расстроиться, я теряю контроль над собой и эти ощущения снова подступают ко мне.

 Он вспомнил, как она бушевала в том проклятом доме и как убежала, бледная и охваченная ужасом.

 — А я вас постоянно сержу.

 Она повернулась и впервые за все время пребывания в его доме взглянула на него:

 — Кажется, так.

 В ее голосе звучало чувство вины. Дэвид не знал, что делать в этой ситуации, как преодолеть собственное смятение.

 — Мне следует извиниться?

 — Вы не можете перестать быть собой, точно так же, как я не могу перестать быть той, кто я есть!

 — Аврора, мне кажется, я понимаю ваше желание держать эту вашу особенность под контролем, не позволять ей вмешиваться в вашу повседневную жизнь. Я только не понимаю, почему вы считаете, что должны отгородиться от нее, как от болезни?

 «Я слишком далеко зашла», — подумала Эй Джи, возвращаясь к стойке. Она продолжила:

 — Когда мне было двадцать лет и я пыталась завести собственный бизнес, я встретила одного человека. У него был маленький магазинчик на берегу, он сдавал напрокат доски для серфинга, продавал спиртное и прочую мелочь. Это был раскованный, легкий человек, а мне приходилось работать по десять часов в день, чтобы хоть как-то свести концы с концами. Раньше я никогда всерьез не увлекалась мужчинами: для этого у меня не было времени. Но и с этим ничего не сложилось. Он был забавным, не очень требовательным, и дело дошло до обручения. Он купил мне небольшое кольцо, пообещав бриллианты и изумруды, когда мы разбогатеем! Думаю, он искренне верил в это! — Эй Джи коротко засмеялась и снова села на табуретку. — Во всяком случае, я надеялась, что, если мы поженимся, у нас не будет никаких секретов.

 — И вы ему ничего не сказали?

 — Нет. — Она произнесла это с вызовом, словно ожидая неодобрения. Не дождавшись отклика, она опустила взгляд и продолжала: — Я представила его Клариссе, а только после этого сказала ему, что я… — без всякого выражения произнесла она. — Он решил, что я шучу, и заставил меня доказать это. Поскольку я искренне полагала, что у нас сложились откровенные отношения, то можно сказать, что я выполнила его пожелание и доказала. Потом… он смотрел на меня так, словно… — Эй Джи сглотнула, пытаясь похоронить свою боль.

 — Простите!

 — Ничего другого, наверное, нечего было и ждать. — Пытаясь отделаться от невеселых мыслей, Эй Джи взяла ложку и принялась водить ею по пальцам. — После этого мы не встречались несколько дней. Сдуру я пошла к нему с намерением сделать какой-нибудь эффектный жест, например, вернуть кольцо. Сейчас почти смешно вспоминать, как он старался даже не смотреть на меня, как держал дистанцию! Слишком сверхъестественно! — Она снова подняла взгляд и нервно улыбнулась. — Я была для него слишком сверхъестественной.

 Видно было, что ей больно до сих пор. Но Дэвид не протянул к ней руки. Он не знал, как это сделать.

 — Вам встретился не тот человек и не в то время.

 Эй Джи помотала головой:

 — Нет, это я была не той женщиной! С тех пор я усвоила, что честность не всегда самый выгодный путь. Вы представляете, чего бы я достигла в профессии, если бы мои клиенты знали о моей особенности? Те, кто не бросил меня, спрашивали бы, на какую роль пробоваться. Другие просили бы меня летать с ними в Вегас, чтобы подсказывать им, на какую карту ставить в рулетке!

 — Значит, вы с Клариссой не афишируете ваши родственные отношения, а остальных не пускаете в свой мир?

 — Верно. — Она допила холодный кофе. — Правда, после сегодняшнего, полагаю, все полетит к черту!

 — Я объяснил Сэму, что ваше поведение в той комнате вызвано предыдущим разговором об убийстве. Похожесть декораций вывела вас из равновесия. — Дэвид встал, чтобы принести кофейник и налить ей свежего кофе. — Команда что-нибудь помурлычет о не в меру впечатлительных женщинах, да и только.

 Эй Джи закрыла глаза. Она не ожидала от Дэвида такого участия и тем более понимания.

 — Спасибо.

 — Это ваш секрет, Эй Джи, и храните его на здоровье!

 — Это совершенно необходимо. Что вы испытали, когда узнали? — спросила она. — Дискомфорт? Смущение? Вы до сих пор ходите вокруг меня на цыпочках!

 — Может быть. — Он стал вынимать сигарету, затем затолкнул ее обратно в пачку, — Да, вы вводите меня в замешательство. Мне никогда раньше не приходилось встречаться с подобным явлением. Мужчина должен подумать, сможет ли он иметь секреты от женщины, которая видит его насквозь.

 — Конечно. — Она встала, выпрямилась. — И мужчина имеет право защищаться. Я ценю, что вы для меня сделали, Дэвид, но, пожалуй, мои вещи уже просохли! Пока я переоденусь, пожалуйста, вызовите мне такси.

 — Нет! — Он вскочил и преградил ей дорогу, прежде чем она успела выйти из кухни.

 — Не создавайте дополнительных трудностей ни мне, ни себе!

 — Будь я проклят, если мне этого хочется, — пробормотал он и поймал себя на том, что чуть не протянул к ней руку. — Кажется, я ничего не могу с этим поделать! Вы меня смущаете, — повторил он. — Вы постоянно смущаете меня, но я по-прежнему хочу вас, Аврора! По-моему, сейчас только это имеет значение.

 — Позже вы будете думать иначе.

 Он прижал ее крепче:

 — Читаете мои мысли?

 — Не шутите.

 — Пора кому-нибудь из нас и пошутить! Если вы прочтете, что творится у меня в голове, то увидите, что я думаю только о том, чтобы отнести вас наверх в свою постель!

 Она почувствовала бешеное биение в сердце, в горле.

 — А завтра?

 — К черту завтра! — Он с такой силой прижался губами к ее губам, что ее затрясло. — К черту все, кроме одного: мы с вами нужны друг другу! Вы сегодня не уедете домой, Аврора!

 Она дала себе свободу и решила рискнуть.

 — Хорошо. Не уеду.