• Трилогия круга, #2

4

 

 Блэр отнесла оружие прямо в тренажерный зал, потом спустилась по черной лестнице на кухню. «Пусть Ларкин почистит мечи, — подумала она. — Даст выход нерастраченной энергии».

 В кухне она обнаружила Гленну. Она ждала, пока закипит чайник.

 — Хочу заварить чай из трав — он поможет снять напряжение.

 — Мне всегда казалось, что для этого используют алкоголь. — Блэр открыла холодильник и взяла пиво.

 — Это потом — по крайней мере, что касается меня. Я все еще взбудоражена. Хойт пошел к Киану, чтобы рассказать обо всем.

 — Хорошо. Нам нужно поговорить, Гленна.

 — Давай я все тебе объясню про заклинания чуть позже? Сейчас мне будет тяжеловато.

 — Нет, мне не нужны заклинания — это твоя территория. — Блэр уселась на стол, наблюдая, как Гленна теребит что-то в руках. Ее пальцы дрожали. — Серьезно. Когда дело касается магии, я пас. Среди моих родственников есть люди, способные к магии и даже кое-что умеющие, но им далеко до вас.

 — Мои способности усилились. А может, я просто смогла лучше их реализовать. — Гленна вытащила из кармана заколки и проворно сколола ими волосы на затылке. — Или все дело в связи с Хойтом и в тех узах, которые соединили всех нас. Но в любом случае я ощущаю в себе силу, какой у меня никогда не было.

 — Здорово. Ты обязана осознать: вы трое сегодня совершили настоящее чудо. Вы спасли людей. Но ты также обязана понять, что больше вы этого делать не должны. По крайней мере, в ближайшем будущем.

 — Думаю, мы могли бы освободить и других, — сказала Гленна, не оборачиваясь. — По одному или по двое. Но мы были жадными и хотели получить все сразу и побыстрее. Не хотелось слишком долго возиться.

 — Гленна, я уже сказала — это твоя территория. Но я видела вас троих после сеанса магии. Мы с Ларкином думали, что вы мертвы. Вы были в ужасном состоянии: опустошены, выжаты как лимон.

 — Да, правда. Ты абсолютно права.

 — В следующий раз вы можете и не вернуться.

 — Разве мы здесь не для этого? — Гленна отмеряла травы; ее руки перестали дрожать. — Чтобы рисковать всем? Разве не правда, что любой из нас может не вернуться, когда выходит за порог или когда мы берем в руки оружие? Сколько раз ты использовала свой дар, рискуя жизнью?

 — Невозможно сосчитать. Но это совсем другое. Мы с Ларкином… Вы нам нужны. Сильными и здоровыми.

 — Сегодня вы едва не погибли, да?

 — Спасибо нашему герою, превратившемуся в дракона…

 — Блэр. — Гленна повернулась, шагнула к Блэр и крепко сжала ее руку.

 Несколько минут назад Гленна сказала, что теперь их связывают неразрывные узы, и теперь Блэр явственно почувствовала, насколько они сильны. От близкого человека ничего невозможно скрыть.

 — Ладно. Да, дела наши были плохи — очень плохи, и мне казалось, что нам уже не выкрутиться. Но могло быть и хуже. Каждый из нас делал свое дело, а теперь я пью пиво, а ты чай. Каждому свое.

 — Ты лучше справляешься, — пробормотала Гленна.

 — Нет. Просто привыкла. И мой опыт подсказывает: я могу сегодня выпить пива, потому что мы не только победили, Гленна. Мы нанесли Лилит оскорбление, и это доставляет мне огромное наслаждение. Знаешь, чего я хочу?

 — Догадываюсь. Ты не прочь вернуться и все повторить.

 — Точно! Нет ничего лучше чистой правды. Но это было бы глупо, самонадеянно и, скорее всего, привело бы нас к гибели. Наслаждайся победой, Гленна, ведь ты ее заслужила — можешь не сомневаться. И примирись с тем, что повторить такое, наверное, не удастся.

 — Знаю. — Чайник вскипел, и Гленна вернулась к плите. — Да, ты права. Как ни горько это признавать. Последние несколько недель я ощущала в себе такую силу, о которой не могла и мечтать. Это вдохновляет, но за все нужно платить. Я понимаю: нам потребуется гораздо больше времени и тщательная подготовка, если мы попробуем повторить то, что сделали сегодня.

 Она налила воду в заварочный чайник.

 — Я думала, что мы потеряли Мойру, — тихо произнесла Гленна. — Я чувствовала, как она уходит, теряет сознание. У нее меньше магической силы, чем у меня, не говоря уже о Хойте. — Ожидая, пока чай заварится, она вновь повернулась к Блэр. — Мы отпустили ее. Отпустили за секунду до того, как все взорвалось. Не знаю, что стало бы с ней, останься Мойра с нами.

 — А без нее вы смогли бы спасти столько людей?

 — Нет, она была нам нужна.

 — Наслаждайся победой. Сегодня удачный день. Остался один вопрос. Как ты узнала, куда отправлять пленников? Не магия, а логистика.

 — У меня есть карта. — Губы Гленны тронула улыбка. — Я уже вычислила кратчайшую дорогу до больниц на тот случай, если кому-то из нас потребуется помощь. Так что оставалось лишь следовать карте.

 — Карта. — Засмеявшись, Блэр сделала большой глоток. — Ну, ты даешь, Гленна. Молодец. Будь ты на стороне вампиров, нам бы несдобровать. Ну и денек, — вздохнула она. — Черт возьми, я прокатилась верхом на драконе!

 — Забавно, правда, как удивился Ларкин, узнав, что у нас нет драконов? — Теперь смех Гленны звучал непринужденнее. Она поставила чашки и блюдца. — А как он выглядел? Я иногда рисую драконов.

 — Думаю, примерно так, как ты себе это представляешь. Золотистого цвета. Длинный сильный хвост — прихлопнул им парочку вампиров. Тело больше похоже на волну, чем на змею. Да, длинное волнистое тело, хвост, голова. Золотистые глаза. Боже, как он был красив! И крылья — широкие, остроконечные, прозрачные. Чешуя размером с мою ладонь, всех оттенков золота, от совсем темного до самого светлого. И такой быстрый! Боже правый, какая скорость! Словно скачешь верхом на солнце. Я даже…

 Она умолкла, увидев, что Гленна, облокотившись на стол, с улыбкой наблюдает за ней.

 — Что?

 — Да я подумала, кого ты описываешь: дракона или мужчину?

 — Мы говорим о драконе. Но мужчина тоже хорош.

 — Красив, очарователен и с сердцем победителя.

 Блэр вскинула брови.

 — Эй, тебе не кажется, что ты совсем недавно обручилась — с другим?

 — Но не ослепла. К вашему сведению. В глазах Ларкина появляется странное выражение, когда он смотрит в твою сторону.

 — Возможно. Может быть, когда-нибудь я подумаю об этом. Но теперь… — Она соскользнула со стола. — Пойду наверх и приму душ. Хочется расслабиться и согреться.

 — Блэр? Иногда сердце победителя бывает очень нежным.

 — Я не собираюсь разбивать сердца.

 — Я имела в виду и твое тоже, — пробормотала Гленна, оставшись одна.

 Проходя мимо библиотеки, Блэр услышала доносящиеся из-за двери голоса и подошла поближе, пытаясь узнать их. Убедившись, что это Ларкин беседует с Мойрой, она направилась к лестнице. Больше всего на свете ей хотелось смыть с себя морскую соль, запах крови и смерти.

 На самом верху Блэр остановилась, увидев в полутьме коридора Киана. Ее пальцы автоматически потянулись к дротику за поясом, и она не стала делать вид, что это движение было случайным. Условный рефлекс. Она — охотник, он — вампир. Они оба должны понять и переступить через это.

 — Рановато сегодня встал, да?

 — Брат совсем не заботится о моем отдыхе.

 В вампире, смотрящем на тебя из полутьмы, есть что-то неестественно сексуальное, подумала Блэр. Или, возможно, это имеет отношение именно к этому конкретному вампиру.

 — Хойт сам мало спит.

 — Я знаю. У него больной вид. Только… — Губы Киана медленно расплылись в натянутой улыбке. — Он человек.

 — Скажи, ты специально тренировался искусству обольщения: бархатный голос, неотразимая улыбка?

 — Я таким родился. И умер тоже. Мы с тобой когда-нибудь помиримся?

 — Мы уже помирились. — Блэр увидела, что взгляд Киана скользнул по ее руке, сжимавшей дротик. — Ничего не могу с собой поделать. — Она убрала руку и сунула большой палец за ремень. — Рефлекс.

 — Ты получаешь удовольствие от того, чем занимаешься?

 — Думаю, да — в определенной степени. У меня неплохо получается, а делать то, что умеешь, всегда приятно. Это мое. Такая уж я есть.

 — Да, нас всех невозможно изменить. — Киан приблизился. — Ты выглядишь так, как, наверное, выглядела Нола в твоем возрасте. Нет, пожалуй, она была моложе, наша Нола, когда выглядела так, как ты. Тогда женщины старели раньше.

 — Очень часто для своего первого убийства вампиры выбирают родственников.

 — Да, именно в родном доме тебя впустят внутрь. Думаешь, кто-нибудь тут остался бы в живых, не захоти я этого?

 — Нет. — Пришла пора для откровенности. — Думаю, ты играл бы с ними несколько дней или даже неделю. Получил бы удовольствие. И ждал, пока они поверят тебе и потеряют бдительность. А потом бы убил.

 — Ты понимаешь логику вампиров, — признал Киан. — Это часть твоего дара. Так почему же я не убил их?

 Она продолжала смотреть ему в глаза, вдруг осознав, что словно смотрит как будто на свое отражение в зеркале. Тот же цвет, тот же разрез.

 — Мы те, кто мы есть. Думаю, что ты не такой. По крайней мере, теперь уже не такой.

 — В свое время я убивал — и достаточно. Но ни разу не дотронулся до членов семьи, если не считать попытки убить брата. Не знаю почему, но их жизни мне были не нужны. Ты тоже член семьи, нравится это нам с тобой или нет. Ты — потомок моей сестры. У тебя ее глаза. Когда-то я любил ее — очень сильно.

 В душе у Блэр что-то шевельнулось — не жалость, о ней он и не просил. Что-то вроде понимания. Повинуясь внезапному порыву, она вытащила из-за пояса дротик и протянула Киану, острием к себе. На его лице промелькнула тень смущения.

 — Теперь я должна называть тебя дядюшкой Кианом?

 Он заставил себя улыбнуться, но улыбка получилась горькой.

 — Пожалуй, не стоит.

 Постояв минуту, они разошлись. Киан спустился вниз, на кухню. Там Гленна ставила чашки с чаем на поднос. Киан отметил, что она выглядит какой-то опустошенной. И круги под глазами.

 — А ты не думала о том, чтобы делегировать кому-нибудь роль матери семейства?

 Девушка вздрогнула, услышав его голос, и чашка громко стукнулась о поднос.

 — Нервы. — Гленна аккуратно поставила чашку на блюдце. — Что ты сказал?

 — Я удивляюсь, почему ты все время на кухне? Хотя бы иногда стряпней мог бы заниматься кто-нибудь другой.

 — Они и так занимаются. Только Ларкин увиливает, а остальные дежурят по очереди. И потом, нужно же мне что-то делать.

 — Насколько я знаю, сегодня твои занятия не имели отношения к домашнему хозяйству.

 — Хойт с тобой уже говорил?

 — Он просто обожает будить меня посреди дня. Поэтому я хочу кофе, — добавил Киан и подошел к кофеварке. Он заметил, что Гленна, нахмурившись, смотрит на дротик, который он положил на стол, и пожал плечами. — Нечто вроде искупительной жертвы. От Блэр.

 — О, это здорово, правда?

 Киан шагнул к ней и взял за подбородок.

 — Прилегла бы ты, рыжая, а то свалишься.

 — Для этого и нужен чай. Он восстанавливает силы. Батарейки совсем разрядились. — Она выдавила из себя улыбку, но затем снова стала серьезной. — Лилит вызвала бурю, Киан. С ней был кто-то очень сильный, способный изменять погоду и скрывать солнце. Так что нам нужно подзарядиться. Мы с Хойтом должны работать. Еще нужно подучить Мойру, раскрыть ее способности, помочь ей усовершенствовать свой дар.

 Она отвернулась и принялась раскладывать пирожные по красивым маленьким тарелкам — лишь бы занять руки.

 — Сегодня мы разделились: трое находились на вершине утеса, а Блэр и Ларкин — внизу. Им грозила смертельная опасность, а мы ничем не могли помочь, не могли остановить врага. Мы не видели, что происходит с ними, полностью сосредоточившись на перемещении людей. А когда это произошло, когда энергия высвободилась и сбила нас с ног, сил уже не осталось.

 «А теперь она мучается, — подумал Киан. — Люди всегда переживают — из-за того, что сделали или не смогли сделать».

 — Теперь вы лучше знаете границы своих возможностей.

 — Нам непозволительно иметь границы.

 — Ерунда, Гленна. — Он схватил пирожное. — Разумеется, ваши возможности ограничены. Вы раздвинули эти границы, возможно, чуть шире, чем прежде. Но не забывайте: это относится и к Лилит. У нее есть слабости, и ее не назовешь неуязвимой или всемогущей. Что вы сегодня и доказали, уведя пятерых пленников прямо у нее из-под носа.

 Киан поставил кружку с кофе и откусил пирожное.

 — Я понимаю, что должна думать о пятерых спасенных. Блэр говорила, чтобы я восприняла это как победу.

 — Она права.

 — Я знаю. Знаю. Но, боже, как я хотела бы не видеть тех, кто остался. Забыть их лица, их крики. Мы не можем спасти всех — об этом я предупреждала Хойта еще в Нью-Йорке. Но тогда об этом легко было говорить. — Она покачала головой. — Ты прав: мне нужно отдохнуть. Только отнесу поднос наверх и прослежу, чтобы остальные выпили хотя бы немного. Кстати, помоги мне, если хочешь.

 — Попробую.

 — Отнеси чашку в библиотеку. Там Мойра.

 — Она подумает, что я подсыпал в чай яд.

 — Перестань.

 — Ладно, ладно. Только не обвиняй меня, если она выльет все в раковину. — Киан подхватил поднос и удалился из кухни, негромко ворча. — Я же вампир, черт возьми. Порождение ночи, пьющее кровь. А приходится играть роль дворецкого у какой-то королевы Гилла. Это унизительно.

 Но ему хотелось посидеть в библиотеке с книгой в руках.

 Киан открыл дверь и вошел; он был раздражен, и едкое замечание уже было готово сорваться у него с языка.

 И пропало бы втуне — Мойра спала, свернувшись калачиком на одном из диванов.

 Интересно, что ему теперь делать? Оставить девушку в покое или разбудить и влить в нее этот чертов чай?

 Киан в нерешительности замер на пороге, разглядывая ее.

 Хорошенькая, пришел он к выводу. А может стать настоящей красавицей, если немного постарается. По крайней мере, когда Мойра спит, эти огромные серые глаза не стремятся поглотить все лицо, а также того, на кого направлен их взгляд.

 В былые времена ему доставляло удовольствие развращать подобных девушек. Срывать с них невинность, слой за слоем, пока от нее ничего не останется.

 Теперь Киан предпочитал простоту отношений с более опытными женщинами, испытывавшими не больше чувств, чем он, — просто несколько страстных часов в темноте. Такие, как Мойра, требуют огромных усилий. Киан уже не помнил, когда в последний раз так увлекался, что тратил на них время.

 В конце концов, Киан решил оставить поднос на столе. Если девушка проснется, то выпьет чай. Если не проснется, то ее силы восстановит сон.

 В любом случае поручение он выполнил.

 Киан подошел к столу и осторожно опустил поднос. Фарфор негромко — почти неслышно — зазвенел, но Мойра все равно пошевелилась. С ее губ слетел тихий стон, по телу пробежала дрожь. Киан попятился, не отрывая взгляда от лица девушки, и нечаянно подставил плечо под тонкий луч света.

 Поморщившись от острой боли, он выругался вполголоса и поспешно отступил в тень. Потом повернулся, чтобы уйти, сердясь на себя и на Мойру, эту спящую королеву.

 Вдруг Мойра дернулась во сне и негромко вскрикнула, словно от страха. Она сжалась в комок и задрожала. И заговорила, по-прежнему не просыпаясь.

 — Нет, нет, нет, — несколько раз повторила девушка и что-то забормотала на гэльском. Потом снова дернулась, перевернулась на спину, выгнулась дугой и замерла в напряжении, словно подставив шею.

 Киан шагнул вперед, оказавшись между диваном и столом, наклонился и сильно встряхнул Мойру.

 — Просыпайся, — приказал он. — Очнись немедленно. Некогда мне с тобой возиться!

 Ее движение было стремительным, но Киан оказался проворнее и выбил дротик из ее руки. Оружие со стуком упало на пол.

 — Не смей. — Он сжал запястье Мойры, чувствуя пальцами толчки ее пульса. — В следующий раз я сломаю тебе руку — как ветку. Можешь не сомневаться.

 — Я… я… я…

 — Все очень просто. Ты меня понимаешь?

 Взгляд ее огромных, наполненных страхом глаз скользил по комнате.

 — Она была здесь, она была здесь. Нет, не здесь. — Мойра встала на колени, ухватившись свободной рукой за Киана. — Где она? Где? Я чувствую ее запах. Сладкий, тяжелый.

 — Прекрати. — Киан отпустил запястье девушки, схватил ее за плечи и снова встряхнул, так что у нее клацнули зубы. — Ты спала, и тебе снился сон.

 — Нет. Я… Да? Не знаю. Еще не стемнело. Светло. Но там… — Она уперлась ладонями ему в грудь, но не оттолкнула, а просто опустила на них голову. — Прости. Прости, мне нужно прийти в себя.

 Киан поймал себя на том, что ему хочется погладить Мойру по волосам — по длинной толстой косе цвета дубовой коры, — и поспешно опустил руку.

 — Ты заснула прямо здесь, на диване, — сказал он ровным, почти деловым тоном. — Тебе снился сон. А теперь ты проснулась.

 — Я думала, Лилит… — Она отстранилась. — Я чуть не проткнула тебя.

 — Нет. У тебя ничего бы не вышло.

 — Я не хотела… не думала… — Мойра закрыла глаза, явно пытаясь собраться с мыслями. Потом глаза открылись, чистые и наивные. — Прости, мне очень жаль. Но что ты тут делаешь?

 Киан отступил в сторону и взмахнул рукой. Теперь на лице девушки не осталось ничего, кроме удивления.

 — Ты… Ты приготовил для меня чай с пирожными?

 — Гленна, — поправил он, неожиданно смутившись. — Я только разносчик.

 — Ага. Но все равно спасибо. Я не собиралась спать. Думала, почитаю немного, когда Ларкин ушел наверх. Но потом…

 — Тогда пей чай. Поможет. — Мойра кивнула, но не двинулась с места, и Киан страдальчески завел глаза к потолку. Потом налил чашку чаю. — Лимон или сливки, Ваше величество?

 Склонив голову набок, она наблюдала за ним.

 — Ты сердишься — и имеешь на это полное право. Принес мне чай, а я пыталась тебя убить.

 — Тогда давай без разговоров. Вот. — Он сунул ей чашку в руки. — Пей. Гленна приказала.

 Мойра сделала глоток, не отрывая взгляда от Киана.

 — Очень вкусно.

 Губы у нее задрожали, глаза наполнились слезами.

 Внутри у него все перевернулось.

 — Я, пожалуй, пойду. А ты тут пей чай и плачь, сколько тебе хочется.

 — У меня не хватило сил. — Слезы в глазах девушки блестели, как капли дождя в тумане. — Я не смогла помочь им удержать заклинание. Оно распалось, рассыпалось, и сквозь нас словно прошли осколки стекла. У нас не получилось достать остальных, тех людей из клеток.

 Киан задумался, стоит ли говорить Мойре, что Лилит просто заменит освобожденных пленников на новых. В приступе ярости захватит в два раза больше узников.

 — Ты напрасно теряешь время, обвиняя и жалея себя. Ты сделала все, что смогла.

 — Во сне Лилит сказала, что даже не станет пить мою кровь. Я самая маленькая и слабая — не стою таких хлопот.

 Киан присел на стол, внимательно посмотрел на девушку и взял одно пирожное.

 — Она лжет.

 — Откуда тебе знать?

 — Я — порождение ночи, ты не забыла? Очень часто что-нибудь небольшое по размеру и есть самое вкусное. Вроде закуски, если можно так выразиться. Не откажись я от этой привычки, ты бы и глазом не успела моргнуть.

 Мойра опустила чашку и, нахмурившись, посмотрела на него.

 — Это нужно воспринимать как комплимент?

 — Как хочешь.

 — Хорошо. Спасибо… наверное.

 — Допивай чай. — Киан встал. — Попроси Гленну как-нибудь воздействовать на твои сны. Она это умеет.

 — Киан, — окликнула его Мойра, когда он был уже на полпути к двери. — Я тебе благодарна. За все.

 Молча кивнув, он вышел из комнаты. Прошла уже тысяча лет, а он все еще не понимает людей, особенно женщин.

 Выпив принесенный Гленной чай, Блэр решила поваляться часок с наушниками. Обычно музыка успокаивает ее, помогает отвлечься и восстановить силы. Но нежный голос Патти Гриффин[10] вызвал в памяти вихрь воспоминаний.

 Море, скалы, битва. Мгновение, когда небо потемнело, и она подумала, что все кончено. И крошечное, холодное зернышко облегчения где-то глубоко внутри — наконец-то.

 Она не хотела умереть. Нет. Но где-то внутри накопилась усталость — ужасная усталость от одиночества и от сознания того, что ей суждено оставаться одной всю свою жизнь. Наедине с кровью, смертью и бесконечным насилием.

 Судьба лишила ее любви к мужчине, который был ей так нужен; она лишила ее будущего, которое Блэр хотела и надеялась разделить с ним. Может, все началось именно тогда? Именно тогда в ее душе проросло семя усталости? В ту ночь, когда от нее ушел Джереми?

 «Тряпка», — подумала Блэр и сдернула с головы наушники. Распустила нюни. Неужели она позволит себе сходить с ума из-за мужчины — да еще того, кто оказался недостойным ее? Примириться с мыслью о смерти потому, что Джереми не принял ее такой, какая она есть?

 «Чушь собачья». Блэр повернулась на бок, обхватила руками подушку и уставилась на тускнеющий свет за окном.

 Она вспомнила о Джереми из-за того, что Ларкин вновь пробудил в ней чувства. Не стоит опять увлекаться мужчиной. Ей совершенно не хотелось вновь оказаться в водовороте эмоций и чувств.

 Другое дело секс. Тут все в порядке — до тех пор, пока дело ограничивается отдыхом и удовольствием. Ей больше не нужны страдания и это ужасное чувство опустошенности и одиночества, когда сердце трепещет, словно истекая кровью.

 «Ничего от любви не осталось, — подумала Блэр, закрывая глаза. — Ничто не вечно».

 Она задремала; из наушников, которые она забыла выключить, доносилась музыка, тихая и далекая.

 В голове зазвучала другая мелодия — учащенные удары ее собственного сердца. Близился рассвет, и ее ночная охота заканчивалась. Но Блэр была полна сил, взбудоражена и готова биться еще несколько часов.

 За квартал от дома она осмотрела себя. Еще одна рубашка испорчена. Работа, подумала Блэр, плохо отражается на гардеробе. Блузка порвана и испачкана кровью, а левое плечо все в синяках и пульсирует болью.

 Но это так здорово!

 Улица в красивом пригороде была тихой — все мирно спали в своих постелях. Солнце всходило, расцвечивая кизил и липы в бело-розовые тона. Почувствовав аромат гиацинтов, Блэр набрала полную грудь сладкого весеннего воздуха.

 Это было утро ее восемнадцатилетия.

 Она собиралась принять душ, отдохнуть, а затем как следует подготовиться к веселому празднику.

 Отперев парадную дверь дома, где они жили с отцом, Блэр сняла сумку с неповрежденного плеча и поставила ее на пол. Нужно почистить оружие, но сначала выпить воды — и побольше.

 А потом заметила чемоданы у двери, и ее радость мгновенно испарилась.

 Отец спустился по лестнице, уже в пальто. «Какой красавец, — подумала она. — Волосы чуть тронуты сединой». В ее душе разверзлась пропасть любви и боли.

 — Вернулась, значит. — Он посмотрел на ее рубашку. — Если не хочешь неприятностей, переодевайся. Разгуливая в таком виде, ты привлекаешь к себе внимание.

 — Меня никто не видел. Ты куда собрался?

 — В Румынию. Разведка в основном.

 — В Румынию? А мне можно с тобой? Я бы посмотрела…

 — Нет. Я оставил чековую книжку. Там достаточно, чтобы содержать дом несколько месяцев.

 — Месяцев? Но… Когда ты вернешься?

 — Я не вернусь. — Он взял небольшую дорожную сумку и вскинул ее на плечо. — Я сделал для тебя все, что мог. Тебе восемнадцать, и ты уже взрослая.

 — Но… ты не можешь… Пожалуйста, не уходи. Что я такого сделала?

 — Ничего. Я переписал дом на твое имя. Можешь жить здесь или продать его. Делай все, что хочешь. Это твоя жизнь.

 — Почему? Почему ты вот так бросаешь меня? Ты же мой отец.

 — Я подготовил тебя, как мог. Больше мне нечего тебе дать.

 — Ты можешь остаться со мной. Любить меня хотя бы немного.

 Он открыл дверь, поднял чемоданы. Ни капли сожаления на бесстрастном лице. Он уже далеко, поняла Блэр.

 — У меня утренний рейс. Если мне понадобятся какие-то вещи, я за ними пришлю.

 — Я для тебя хоть что-то значу?

 Теперь отец поднял на нее глаза, посмотрел прямо в лицо.

 — Ты — моя наследница, — сказал он и вышел.

 Конечно, она заплакала — стояла в прихожей и рыдала, вдыхая весенние ароматы, проникавшие в дом вместе со свежим утренним ветерком.

 Она отменила вечеринку и весь день провела дома одна. А через несколько дней отправилась на кладбище — тоже одна, — чтобы уничтожить существо, в которое превратился ее любимый мальчик.

 Всю оставшуюся жизнь Блэр будет задавать себе один и тот же вопрос: остался бы парень жив, не отмени она вечеринку на свой день рождения?

 И вот она уже в своей бостонской квартире, лицом к лицу с мужчиной, которому подарила всю свою любовь, все надежды.

 — Пожалуйста. Джереми, давай присядем. Нам нужно поговорить.

 — Поговорить? — Он со злостью запихивал вещи в чемодан. По его глазам было видно, что шок еще не прошел. — Я не могу об этом говорить. Я не желаю ничего знать. И никто не должен знать.

 — Я была не права. — Блэр протянула руку, но Джереми отмахнулся — так решительно и резко, что она вздрогнула, словно от боли. — Мне не следовало брать тебя с собой, показывать тебе моих врагов. Но ты бы мне не поверил, если бы дело ограничилось только рассказом.

 — Что ты убиваешь вампиров? Что значит, не поверил бы?

 — Я должна была тебе показать их. Мы не могли пожениться, если бы моя работа оставалась тайной для тебя. Это было бы нечестно.

 — Нечестно? — Джереми резко повернулся к ней, и по его лицу она все поняла: его переполняли страх, ярость, отвращение. — А что ты называешь честностью? Ты все время лгала и обманывала меня!

 — Нет, не лгала. Просто не обо всем говорила, и я у тебя прошу прощения за это. Мне так жаль, но я не могла тебе об этом сказать, когда мы впервые… а потом я просто не представляла, как признаться тебе, кто я и чем занимаюсь.

 — Что ты ненормальная.

 Она отпрянула, словно от пощечины.

 — Я не ненормальная. Понятно, ты расстроен, но…

 — Расстроен? Я не знаю, кто ты и что ты. Боже, все эти месяцы я спал черт знает с кем! Но одно я знаю точно. Теперь держись от меня подальше. От моей семьи, от моих друзей.

 — Тебе нужно время. Я понимаю, но…

 — Я уже потратил на тебя достаточно времени. Мне плохо от одного твоего вида.

 — Перестань.

 — С меня хватит. Думаешь, я смогу быть с тобой, снова прикасаться к тебе после всего этого?

 — Что с тобой? — воскликнула Блэр. — Я спасаю человеческие жизни. Существо, которое ты видел, — убийца, Джереми. Оно охотилось бы на невинных людей, убивало бы их. А я помешала ему.

 — Все это бред. Никаких вампиров не существует. — Джереми сдернул чемодан с кровати, которую они делили почти шесть месяцев. — Когда я выйду отсюда, ты перестанешь существовать вместе с ними.

 — Я думала, ты меня любишь.

 — От ошибок никто не застрахован.

 — Значит, ты уйдешь, — тихо произнесла она, — и я перестану существовать.

 — Тебе виднее.

 «Это со мной не в первый раз, — подумала Блэр. — Нет, не в первый». Единственный человек, которого она любила с рождения, поступил точно так же. Она медленно сняла кольцо с пальца.

 — Забери.

 — Мне оно не нужно. Мне ничего не нужно, что имеет отношение к тебе. — У двери Джереми оглянулся. — Как ты будешь жить? Кому расскажешь обо всем этом?

 — А больше у меня никого нет, — ответила она пустой комнате. Потом положила кольцо на комод, села на пол и расплакалась.

 «Мужнины жестокие существа. Используют женщин, а потом бросают. Делают их одинокими и несчастными. Лучше бросать их первыми, правда? Отплатить им той же монетой, и пусть мучаются они.

 — Ты страдаешь, и ты устала оттого, что тебя отвергают, ведь так? К тому же эти бесконечные битвы, смерть… Я могу избавить тебя от этого. Я так хочу тебе помочь.

 — Почему бы нам не поговорить — вдвоем, только нам с тобой… Только девочки. Может, немного выпьем и обсудим мужчин?

 — Ты не пригласишь меня войти?»

 Блэр стояла у окна, и лицо, проступавшее из темноты, приветливо улыбалось ей. Она подняла руки и начала открывать фрамугу.

 «— Поторопись. Открывай. Пригласи меня, Блэр. Только скажи».

 Она открыла рот и уже собиралась произнести слова, вертевшиеся у нее на языке.

 — Кто-то прыгнул на нее сзади, отбросил в угол комнаты, и она распласталась на полу.