• Сестры Конкеннан, #1

Глава 18

 В весьма подавленном состоянии он вышел из дома своей бабушки. Ему никак не верилось, что он и в самом деле видел то, что минуту назад предстало перед его глазами. Потому что картина была такой, которую как-то обрисовала Мегги, правда, по другому поводу: если в душе двух человек таится нечто интимное, сокровенное, то хотят они или не хотят, но в присутствии друг друга невольно подают сигналы, заметные не только им одним, а и постороннему, достаточно внимательному наблюдателю.

 Попросту же говоря, его бабушка флиртует – да, да, именно так! – с круглолицым родственником Мегги из города Голуэя!

 Нет, сказал он самому себе, входя в здание галереи уже незадолго до ее закрытия, такого просто не может быть! Наверняка я не так прочитал эти чертовы «сигналы»! Бабушке уже за семьдесят; женщина с безупречным вкусом, прекрасными манерами, непогрешимым стилем во всем.

 А этот Найл Фини… Возможно, он очень мил, но… Нет, ни в какие ворота не лезет!

 Ему захотелось сейчас посидеть спокойно пару часов у себя в кабинете, никого не вызывая и не принимая, выключив телефон, в одиночестве.

 Он покачал головой и улыбнулся самому себе: его желания начали точь-в-точь совпадать с желаниями Мегги.

 Он уже взялся за ручку двери, когда услышал голоса в повышенном тоне, раздававшиеся из комнаты. Спор, по всей видимости, был в самом разгаре. Воспитание говорило ему, что нужно уйти, однако любопытство взяло верх.

 Он открыл дверь, и глазам его предстали Патриция и Джозеф, оба взволнованные и разгоряченные.

 – А я говорю тебе, – кричал Джозеф, – что ты не используешь до конца серое вещество мозга, которым наградил тебя Господь! И я совсем не хочу стать причиной вашего с матерью отчуждения друг от друга.

 – Я уже говорила сто раз, что мнение матери по этому поводу меня ни капли не интересует! – кричала в ответ Патриция, и Роган, который никогда не слышал, чтобы она так повышала голос, раскрыл от удивления рот. – Это не ее заботы! Понятно?

 – То, что я слышу сейчас, только подтверждает мои слова о твоем сером веществе, Патриция! Ты… О, Роган! – Разъяренное лицо Джозефа окаменело. – Я не знал, что вы вернетесь сегодня.

 – Разумеется, Джозеф. – Он перевел взгляд на Патрицию. – Я, кажется, помешал вам? Извините.

 – Наоборот, Роган. – Патриция смотрела на него, ничуть не смущенная тем, что тот застал их в состоянии громкой ссоры. – Может быть, ты сумеешь объяснить этому гордецу… – Она тряхнула головой. – Потому что я не в силах!

 – Объяснить что? – ничего не понимая, спросил Роган, но Джозеф не дал ей ответить.

 – Это вовсе не должно касаться Рогана, – сказал он негромко, но твердо.

 – О, конечно! – В голосе Патриции послышались слезы. – Нам нужно таиться от всех, как преступникам. Как прелюбодеям. А я не хочу, Джозеф! Я люблю тебя, и мне безразлично, кто будет знать об этом! – Она резко повернулась к Рогану. – Ну, что теперь скажешь о том, что услышал?

 Тот сделал усилие, чтобы скрыть изумление, и ответил:

 – Скажу, что сейчас выйду и оставлю вас одних.

 – Я тоже пойду, – она схватила свою сумку. – Джозеф не хочет меня слушать. Я ошиблась, когда подумала, что он из тех, с кем можно говорить откровенно, по душам.

 – Патриция!

 – Не смей кричать на меня! Всю мою жизнь меня учили, что я должна делать и как поступать. Что правильно, что не правильно! Я устала до смерти от ваших поучений! Меня отговаривали от открытия школы, учили видеть в друзьях не друзей, а… – Она круто оборвала фразу. – Так вот я больше не хочу! Буду сама решать, что мне делать, как жить и кого любить! – Она повернулась к Рогану с вызовом в глазах, как если бы он собирался ей в чем-то возразить. – И не потерплю, чтоб меня учили уму-разуму! Ни ты, ни мои родители! Ни тот, кого я полюбила!

 Вздернув подбородок, она взглянула на Джозефа глазами, полными слез.

 – Если я тебе не нужна, будь честным и скажи прямо. Но не смей говорить за меня, что лучше, а что хуже!

 Джозеф шагнул к ней, но она уже скрылась за дверью, и он не стал ее догонять, решив, что куда разумнее, если она побудет одна и успокоится.

 – Извините, Роган, – сказал он сдержанно. – Я бы предпочел избавить вас от этой сцены, но вы так внезапно вернулись.

 – Поскольку это вам не удалось, – холодно заметил Роган, – может быть, объясните, что здесь произошло?

 Он обошел Джозефа и уселся на привычном месте за своим столом, сразу обретя обличье начальника. Джозеф молчал, поэтому Роган повторил:

 – Я хотел бы это знать на правах друга, вашего и Патриции.

 – Как вы, наверное, поняли, мы любим друг друга, – тихо произнес Джозеф.

 – Но мне помнится, она употребила слова «таиться от всех». Почему вы должны таиться? Краска бросилась в лицо Джозефа.

 – Мы… Нет, думаю, лучше, если я проявлю осторожность и благоразумие.

 – В самом деле? – Недобрый огонек мелькнул в глазах у Рогана. – Обращаться с Патрицией, как с одной из ваших многочисленных возлюбленных, вы считаете проявлением особого благоразумия?

 – Я ожидал, что вы осудите меня, Роган, – сухо сказал Джозеф.

 – И правильно делали.

 – И также ожидал соответствующей реакции ее матери, когда Патриция уговорила меня прийти к ним на обед вчера вечером. Что и получил. – Его руки сжались в кулаки. – Почему? А потому, что – кто я такой, черт возьми? Какой-то хранитель галереи без капли голубой крови в жилах. Нет, она этого не сказала, разумеется, но это ясно читалось у нее в глазах: что ее дочь могла бы выбрать и кого-нибудь получше. Конечно, могла. Почему нет? Только не думайте и не говорите, что это для меня очередная легкая связь!

 Его голос поднялся почти до крика. Роган с удивлением смотрел на него.

 – А что же это? – поинтересовался он.

 – Я люблю ее. Слышите? Люблю с тех пор, когда впервые увидел. Почти десять лет назад. Но тогда был Роберт. А потом.., потом вы!

 – Я никогда не был в этом списке, – сказал Роган.

 Что же такое творится? – подумал он, потирая переносицу. Весь мир сошел с ума? Только что перед его глазами была собственная бабушка и этот голуэйский дядюшка Мегги, теперь – Джозеф и Патриция… А он сам, будь он неладен, далеко ли ушел от них?

 – Когда все это началось, простите? – спросил он.

 – За неделю до вашего отъезда в Париж. Джозефу было и приятно, и больно вспоминать сумасшедшие дни и ночи, последовавшие за их объяснением здесь, в галерее, но он не мог не вспомнить их, а потому надолго замолчал, и Роган был вынужден дать знак о своем присутствии.

 Он кашлянул и произнес вопросительно:

 – Ну и…

 – Я ничего не планировал и не форсировал, все произошло спонтанно с обеих сторон, поверьте мне. Но это ничего не меняет. Кроме разве ваших последующих шагов.

 – Каких шагов, Джозеф?

 – В смысле управления галереей. Я готов…

 – При чем здесь?.. – спросил Роган утомленно. У него начала болеть голова от всего этого, и ему больше всего хотелось сейчас очутиться у себя дома, рядом с бутылкой бренди, а может быть, и флаконом аспирина для полного успокоения.

 – Я же ваш служащий, как-никак, – Джозеф попытался объяснить свои последние слова. – А семья Коннели ваши друзья.

 – Да, вы мой служащий. Да, они старые знакомые. И что из этого? Какое отношение может иметь ваша личная жизнь к вашей работе здесь, если она вас устраивает? – Нет, в самом деле, разболелась голова! – Я что, похож на тупицу, который может уволить человека из-за того, что тот влюбился в кого-то? Я даже не собирался вмешиваться в ваши отношения. Но вы избрали мой кабинет для их выяснения и, когда я вошел, рычали друг на друга, как два фокстерьера. А затем Патриция набросилась на меня и на вас, после чего убежала в слезах. Имел я право, став свидетелем всего этого, робко поинтересоваться, в чем, собственно, дело?

 – Вы попали в самую сердцевину смерча, – невесело усмехнулся Джозеф и полез в карман за сигаретами.

 – Похоже, что так. И вы вправе на все мои вопросы ответить, что это не моего ума дело. Однако не забывайте, мы знакомы с вами уже десяток лет, а Патрицию я знаю еще дольше. Так из-за чего весь шум?

 Джозеф затянулся и выдохнул клуб дыма.

 – Она хочет тайно сбежать.

 – Сбежать? С кем и куда?

 Собеседник взглянул на Рогана, как на безнадежного идиота.

 – Со мной, – ответил он. – В Шотландию… Если бы Роган узнал, что Патриция хочет голой станцевать на площади Святого Стефана, он был бы меньше удивлен.

 – Патриция? – пробормотал он. – Зачем?

 – Она придумала этот безумный план после того, как разругалась с матерью.., из-за меня.

 – Никогда не предполагал, что Патриция может так разбушеваться. Что касается ее матери, то не сомневаюсь, она не в восторге от перспективы породниться с вами… Если я начинаю правильно понимать то, что происходит.

 – Начинаете. – Слабая улыбка появилась на губах у Джозефа. – Ведь мать все эти годы прочила ей вас.

 Сообщение не удивило Рогана. Но теперь он к нему отнесся с полным спокойствием.

 – Боюсь, что вынужден буду огорчить уважаемую леди, – Роган потер виски. – У меня совсем другие намерения. О которых я могу незамедлительно поставить ее в известность, если это чему-то поспособствует.

 – Во всяком случае, не помешает, – Джозеф присел на край стола Рогана, как обычно любил делать. – Если вас не очень затруднит.

 – Глупости! Сделаю незамедлительно. Кроме того, у мисс Коннели всегда под боком ее муж Деннис, который умеет ставить ее на место. Правда, не сразу, а постепенно.

 – Патриция тоже говорила об этом, но я не очень верил. Не хочется начинать новую жизнь со скандала, который бы не мог не повлиять на Патрицию в первую очередь. По правде говоря, просто боюсь этого.

 – Понимаю вас.

 – Патриция считает: если мы уедем в Шотландию и там поженимся, то спустя какое-то время мать придет к мысли о том, что именно она мудро подсказала нам такое решение. Но, повторяю, я боюсь рисковать. Опасаюсь, что Патриция не выдержит всего этого напряжения, и оно отразится на нашем существовании.

 – Я вспоминаю, Джозеф, что миссис Коннели в свое время не очень-то жаловала и Роберта.

 – В самом деле? – с надеждой спросил Джозеф.

 – Да. Не была на все сто процентов уверена, что он подойдет ее дочери. Но вскоре уже души не чаяла в нем. Правда, у Роберта в ухе не было серьги, как у вас.

 Джозеф с улыбкой коснулся своего уха.

 – А Пэтти нравится.

 – Что ж, это говорит лишь о том, что в нашей стране существует плюрализм мнений. – Заметив, что Джозефу пока еще не до шуток, Роган продолжил серьезным тоном:

 – В конце концов, что ей нужно, этой миссис Коннели? Чтобы дочь была счастлива. Если она убедится в этом, то сразу успокоится.

 – Кто ее знает, Роган. А если нет? Патриция такое домашнее существо. Разрыв с матерью может стать для нее трагедией.

 – И все же на вашем месте, Джозеф, я бы послушался Пэтти. Представляете? – Он откинулся в кресле и зажмурился, как бы рисуя себе эти картины. – Вы тайно переправляетесь через границу Шотландии. Потом брачная церемония в какой-нибудь крошечной деревенской часовне. И, наконец, медовый месяц на шотландском нагорье… Какая романтика! Патриция запомнит это на всю жизнь.

 – Очень заманчиво, но как бы она не стала жалеть об этом.

 – Женщина, которая пулей вылетела отсюда некоторое время назад, была настроена довольно решительно.

 – Что ж, посмотрим. – К Джозефу начало возвращаться его обычное легкомыслие. – Но прежде всего я должен разыскать ее. – Он был уже у двери, когда остановился и спросил с усмешкой:

 – Вы дадите мне, если понадобится, свободную неделю?

 – Две недели, Джозеф. И поцелуйте от моего имени невесту.

 

 Три дня спустя Роган получил телеграмму, в которой говорилось, что мистер и миссис Донахоу находятся в добром здравии и сердечно приветствуют его. Он был рад, что своим случайным вмешательством сумел ускорить решение, принятое влюбленной парой, и похвалил себя за это.

 Оставалась еще одна пара, которая внушала ему некоторую тревогу и которой он отнюдь не желал воссоединения. Наоборот, мечтал, чтобы как можно скорее мистер Найл Фини отправился восвояси.

 Сначала Роган говорил себе, что все его опасения нелепы и нечего беспокоиться понапрасну. Затем, по прошествии недели, решил, что нужно просто запастись терпением, но когда прошла еще одна неделя, а Найл по-прежнему пребывал в доме миссис Суини, тогда Роган начал волноваться по-настоящему. Как же так, спрашивал он самого себя, как может его бабушка, женщина достаточно образованная, с хорошо развитым вкусом, подпасть под влияние этого малосимпатичного мужлана с Запада?

 В начале третьей недели он решил, что пора принимать меры – взывать к разуму, – и отправился в гости к бабушке.

 Ожидая ее, он сидел в гостиной – в той самой, не изменившейся за многие годы комнате, обстановка которой, как всегда, свидетельствовала о незаурядном вкусе и пристрастии хозяйки, о достаточно высоком уровне ее достатка и культуры.

 – Как мило с твоей стороны, что ты заехал. Миссис Суини бодро вошла в комнату, и, глядя на бабушку, Роган подумал вдруг, что она выглядит, пожалуй, слишком привлекательной для своих лет. Но тут же отогнал эту мысль как недостойную.

 – Я снова улетаю в Лимерик, – сказал Роган. – Буквально через несколько часов. – Он встал и поцеловал ее, с тревогой посматривая на дверь. – Ты… ты сейчас одна?

 – Да. Найл отправился по каким-то своим делам. Выпьешь чая? Кухарка сделала такие пирожки! Найл совсем очаровал ее, и она балует нас чем-нибудь особенным каждый день.

 – Очаровал? – тупо повторил Роган.

 – Он много времени проводит на кухне и не устает хвалить ее супы, жаркое и паштеты. Она на него не наглядится.

 – Судя по его виду, он любит поесть. Миссис Суини расплылась в улыбке.

 – Любит и умеет. Получает истинное наслаждение.

 – Еще бы. Когда подносят все готовое. Бабушка удивленно подняла брови.

 – Роган! О чем ты говоришь? Я должна жалеть еду своему старому другу?

 – Совсем нет, извини. Я не так выразился. – Он взял печенье из вазы. – А мистер Фини не соскучился по дому? По своей работе?

 Снова удивление, смешанное с неодобрением, мелькнуло на лице миссис Суини.

 – Нет, – сухо сказала она. – Он уже удалился на покой. Ты забываешь, сколько ему лет.

 – Еще раз прошу прощения. – Он не знал, как загладить свои неосторожные бестактные слова. – Конечно, приятно повидать друзей детства.

 – О, ты не можешь представить, как это чудесно! Я чувствую себя снова молодой. Прямо хоть на танцы! Прошлым вечером мы действительно танцевали в ресторане. Я уже забыла, каким прекрасным танцором он был когда-то! Когда мы с ним поедем в Голуэй…

 – Вы? – Роган даже побледнел. – Вы в Голуэй?

 – Да, на следующей неделе мы задумали двинуть туда на машине. Через всю страну. Я поняла, как неодолимо меня тянет в родные места.

 – Но ты же не можешь! Вдвоем с мужчиной…

 – Почему нет? Роган, что с тобой?

 – Потому что… Господи, но ты же моя бабушка!

 Я не могу…

 – Не можешь что? – недоуменно спросила она, медленно и отчетливо выговаривая каждое слово.

 Ее тон свидетельствовал о том, что с ней произошло то, что бывало чрезвычайно редко – она рассердилась.

 Роган в полном отчаянии попытался объяснить свое поведение.

 – Бабушка, – сказал он, – я хорошо понимаю, что в лице этого человека к тебе вернулось прошлое, тобой овладели воспоминания. В этом нет, конечно, ничего предосудительного. Но решение ехать вдвоем с мужчиной, которого не видела пятьдесят с лишним лет… Ехать в длительное путешествие… Это нелепо, неразумно. Я буду беспокоиться.

 Как сам он нелеп в своей приверженности к правильным, безошибочным поступкам! – думала сейчас она, глядя на внука с любовью и сожалением. А ведь он почти вдвое моложе меня. Откуда такая тяга к неписаным правилам приличия и добродетелям, к самоограничению? Неужели он сам такой? Или только требует этого от других? Потому до сих пор и не женат.

 – В моем возрасте, – сказала она, – мне уже можно поступать неразумно. Однако я бы не отнесла намерение поехать в родные места с другом детства, которого люблю, к подобного рода поступкам. Впрочем, возможно, ты вообще считаешь близкие отношения между двумя взрослыми людьми чем-то несообразным.

 – Ты хочешь сказать.., ты… – Он заикался от неловкости и волнения. – Что ты действительно…

 – Спала с ним? – Она снисходительно смотрела на внука слегка прищуренными глазами. – Ну, это уж мое личное дело, дорогой, не так ли? Для этого мне не требуется даже твоего одобрения.

 – Конечно, нет, – пробормотал он, совершенно сбитый с толку. – Я только.., я беспокоюсь.

 – Твое беспокойство я приму во внимание. – Она выпрямилась с величественным видом. – Очень сожалею, что шокировала тебя своим поведением, но ничего не могу поделать.

 – Я вовсе не… А, черт! Да, я шокирован. Как ты можешь… – Он совершенно растерялся, не понимая, что и как говорит. – Я совсем не знаю этого человека! – выпалил он.

 – Зато я знаю, – мягко сказала миссис Суини. – Что касается длительности нашего пребывания в Голуэе, у меня нет определенных планов. Но хочу непременно заехать к Мегги, познакомиться с ее семьей. Передать привет от тебя, когда ее увижу?

 – Ты не могла все это сама придумать, бабушка!

 – Я знаю себя лучше, чем ты полагаешь, Роган. Свои мысли и свое сердце. Счастливого тебе пути в Лимерик.

 Ему оставалось только поцеловать ее в щеку и уйти. Захлопнув за собой дверцу автомобиля, он сразу схватил телефонную трубку.

 – Эйлин, перенесите на завтра мою поездку в Лимерик. Сейчас я должен срочно выехать в Клер.

 

 Первые прикосновения осени уже чувствовались в посвежевшем воздухе, успев позолотить листву деревьев – и было бы грешно не замечать смены года и не радоваться ей. После двух недель, почти безвылазно проведенных в мастерской, Мегги решила, что заслуживает отдыха. Хотя бы на денек. Утро она провела у себя в саду, энергично очищая его от сорняков и разрыхляя землю, чем Брианна, несомненно, была бы довольна. А чтобы вознаградить себя за труды, решила прокатиться на велосипеде до деревни и устроить себе шикарный поздний завтрак в пивной у Тима О'Малли.

 Ветер становился резче, сгущались на западе тучи, обещая к вечеру дождь. Мегги натянула на волосы вязаную шапку, подкачала заднее колесо велосипеда и вывела его из калитки.

 Она ехала совеем медленно, отдыхая и наслаждаясь открывающимися перед ней видами: готовые к жатве поля, луга, где среди травы мелькают алые слезинки фуксий. Пейзаж уже совсем скоро изменится, поля и луга оголятся, но все равно будут красивы – только иной красотой. Со стороны океана придут свирепые ветры и долгие дожди, люди попрячутся в дома, греясь возле очагов, а для нее это будут дни и недели радостной работы у гудящих печей, счастливого ожидания результатов. Но и сейчас она поработала неплохо.

 Мегги подумала о том, удастся ли ей уговорить Рогана приехать к ней как-нибудь зимой, и если да, то как ему понравятся ее дымящие камины и дребезжащие рамы окон. Но уж если он приедет, она сделает над собой усилие и не станет упрекать его за то, что он жил и рос, не зная ни в чем недостатка, а также за его командный тон, диктаторские замашки и патологическую склонность к порядку. Она будет ласковой и спокойной, и они смогут не тратить времени на ненужные препирательства и ссоры, вместо того, чтобы просто любить друг друга и наслаждаться недолгими часами встречи.

 И он забудет о своем нелепом предложении, чтобы она вышла за него замуж: сам поймет, если уже давно не понял, как это, в сущности, дико – она в качестве супруги! – и перестанет казнить ее своей нежностью, а станет прежним Роганом – властным и требовательным, как истинный мужчина, даже чуть жестким; в общем, настоящим самцом, как пишут в некоторых книгах. Таким, каков он и есть на самом деле.

 Она закричала и успела свернуть с дороги, потому что из-за поворота на полном ходу выскочила машина. Завизжали тормоза, автомобиль остановился как вкопанный, Мегги приземлилась на спину в кусты терновника.

 – Господи Иисусе, Мария и Иосиф! Что за слепой идиот за рулем?! – Она сдвинула налезшую на глаза шапку и подняла голову. – Ага. Конечно. Кто же еще, кроме тебя, давит среди бела дня невинных людей!

 – Ты ранена? – Роган выскочил из машины и был уже возле нее. – Не поднимайся.

 – Я хочу подняться, черт тебя побери! – Она оттолкнула его руки. – Кто здесь гонит с такой скоростью? Это тебе не автострада.

 У него отлегло от сердца, когда он услышал ее ворчливый голос.

 – Я ехал не так быстро. Это ты двигалась посередине дороги, да еще в каком-то полусне. О чем ты мечтала? Я мог раздавить тебя, как кролика.

 – Ни о чем я не мечтала, а думала о своих делах, как всякий нормальный человек, и не предполагала, что тут окажется гонщик на своем шикарном автомобиле. – Она отряхнулась, подняла велосипед. – Ты поцарапал его.

 – Благодари Бога, что я повредил эту рухлядь, а не седока.

 – Что ты делаешь?

 – Укладываю благородные останки в багажник.. Садись, отвезу тебя домой.

 – Я ехала не домой, как ты можешь понять, если умеешь хоть немного ориентироваться. Собралась в деревню, чтобы поесть там.

 – Это может подождать. – Он взял ее за руку в обычной своей повелительной манере, от которой она уже успела отвыкнуть.

 – Ты так считаешь? Отвези меня в деревню, больше никуда я не поеду, потому что голодна, как зверь.

 – Зверь подождет, – повторил он. – Едем к тебе домой. Я должен обсудить с тобой серьезную проблему. Если бы ты подходила к телефону, как все люди, я мог бы предупредить тебя о приезде и мне не пришлось бы сбивать твой велосипед вместе с велосипедистом.

 Он захлопнул крышку багажника, насильно усадил ее в машину.

 – Если ты дозвонился бы мне утром, я бы сказала, что можешь не приезжать.

 Он с грустной серьезностью посмотрел на нее.

 – Перестань кусаться, Мегги. Утро было и так достаточно тяжелым для меня.

 Она и так поняла это по его виду и тихо спросила:

 – Что-нибудь на работе?

 – Да, в Лимерике не все идет гладко. Отсюда я поеду прямо туда.

 – Значит, не останешься?

 Наконец-то, естественный доверительный тон, которого он так жаждал.

 – Нет, – с сожалением сказал он. – Не останусь. Но поговорить с тобой я хотел не о делах на фабрике, а совсем о другом. – Они уже подъехали к ее калитке. – Если в доме ничего нет, я съезжу за едой.

 – Обойдусь. Что-нибудь найдем. – Она прикоснулась к его руке. – Я рада тебя видеть, несмотря на то, что ты наехал на меня.

 – А я рад видеть тебя, хотя ты сама врезалась в меня. Я вытащу твой велосипед.

 – Оставь его у калитки. – Они уже подходили к дому, когда она спросила:

 – У тебя не припасен для меня настоящий поцелуй?

 Не дожидаясь ответа, она обняла его за шею. Им обоим было трудно оторваться. Еще труднее было для него не поддаваться искушению поднять ее на руки, внести в дом и прямо на кухне, как это было уже раньше, заняться любовью.

 – Я думала о тебе, – сказала она ему прямо в губы. – Думала и когда ехала на велосипеде. Хотела понять, долго ли будешь меня наказывать.

 – Что ты имеешь в виду?

 – Тем, что не приезжаешь.

 – Я вовсе не собирался тебя наказывать. Просто давал время подумать.

 – И поскучать по тебе.

 – И поскучать, и переменить свое решение.

 – Я скучала по тебе, но решение не изменила. Тесно прижавшись друг к другу, они вошли в дом.

 – Садись, – сказала она ему. – Я принесу еще торфа для камина.

 – Я люблю тебя, Мегги.

 Слова остановили ее на пути к двери, она прикрыла глаза и постояла так, прежде чем обернуться.

 – Я верю, Роган. Верю… Это согревает меня, но ничего не изменит.

 Она быстро вышла за дверь.

 Я приехал не для того, чтобы упрашивать ее выйти замуж, напомнил он себе, опускаясь на стул. Я приехал, чтобы она помогла мне решить другой вопрос. Впрочем, судя по всему, в ней что-то меняется, хотя она сама не замечает этого. Или делает вид.

 Он поднялся, начал ходить по комнате – от окна до дряхлой кушетки и обратно.

 – Почему ты не сядешь? – Мегги появилась в дверях с брикетами торфа. – Хочешь протереть до дыр доски пола? Лучше расскажи о своих неприятностях. В Лимерикеили…

 – В Лимерике обычные трудности, какие бывают при расширении производства.

 Он с интересом наблюдал, как умело она разжигает камин, стоя на коленях перед очагом. Никогда в жизни он не видел, как топят торфом, и пришел к выводу, что зрелище это действует умиротворяюще. Однако, подумал он, не мешает еще спросить у того, кто приносит этот торф и разжигает его.

 – Что же вы будете там производить? – сосредоточенно спросила она не поворачиваясь.

 – То же, что и раньше. Посуду. По большей части недорогую. Для подарков. Рассчитываю, это позволит заиметь около ста новых рабочих мест. Как у тебя с работой?

 – Все нормально. Покажу перед тем, как уедешь.

 – Конечно… Я забыл сказать, что Патриция и Джозеф совершили побег.

 – Я знаю. Они прислали мне открытку из Шотландии.

 – Ты совсем не удивлена?

 – Нисколько. Она одурела от любви.

 – Ты уверяла, что она безумно влюбилась в меня.

 – Ничего подобного. Я говорила, что она хотела бы любить тебя. Но, конечно, не безответно. С тобой ей было бы совершенно спокойно. Однако она удрала с Джозефом. Полагаю, не это тебя беспокоит?

 – Нет. Хотя, признаюсь, был очень удивлен всей этой историей. Так внезапно…

 – Тогда о чем ты хотел поговорить со мной?

 – Ты получила письмо от своего дяди Найла?

 – От Найла? Они обычно переписываются с Брианной. А почему ты спрашиваешь? Он, кажется, писал в последнем письме, что едет в Дублин и собирается на обратном пути заехать к нам. Ты видел его там?

 – Видел? – Возмущение прорвалось в возгласе Рогана. – Он не отходит от моей бабушки. Поселился у нее в доме и чувствует там себя чуть ли не хозяином! Мы должны что-то делать.

 – Что нужно делать, Роган?

 – Ты не понимаешь, Мегги? Они живут.., живут вместе. Твой дядя и моя бабушка…

 – Точнее, я его внучатая племянница.

 – Какая разница, будь я проклят! Это же неприлично!

 – Неприлично? – Мегги залилась смехом. – Это просто замечательно, Роган.

 – Ты спятила! Она ведет себя, как легкомысленная девчонка, моя бабушка! Ходит куда-то за полночь танцевать и делит постель с человеком, который носит костюм цвета жареных яиц или птицы фламинго.

 – Ты возражаешь против его вкуса в одежде?

 – Я возражаю против него. Я не хочу, чтобы он, приплясывая, вторгался в дом самого близкого мне человека и располагался там, как если бы все принадлежит ему одному. Не знаю, какую игру он затеял, но я не позволю использовать великодушие и незащищенность пожилой женщины. Если он думает наложить лапу хотя бы на один грош из ее денег…

 – Замолчи! – Мегги чуть не кинулась на него, как разъяренная тигрица. – Ты говоришь гадости о моем родственнике!

 – Тут дело не в родственных связях. Не надо быть чересчур чувствительной.

 – Чересчур чувствителен ты! – Она ткнула пальцем ему в грудь. – Посмотри на себя. В тебе говорит примитивная ревность. Хочешь, чтобы у бабушки был только ты, и никого больше.

 – Чепуха!

 – Это ясно как день. А кроме того, ты полагаешь, что человека могут интересовать в ней только ее деньги, так?

 – Еще одна глупость! Она достаточно умный и интересный человек, чтобы…

 – Вот, вот. И я говорю о том же. И, наверное, мой дядюшка тоже думает так. Он не из тех, кто будет охотиться за деньгами, можешь мне поверить. У него было довольно прибыльное дело, и, уйдя на покой, он достаточно себя обеспечил на остаток жизни. Конечно, он не владеет виллой во Франции и не шьет костюмов у лучших английских портных, но ему не нужно побираться или лезть в нахлебники к богатым дамам. Я не позволю тебе в этом доме оскорблять моих родственников! Так и знай!

 – У меня и в мыслях не было обидеть тебя. Просто считал, что как члены их семей мы можем что-то сделать для прояснения ситуации. Насколько мне известно, они собираются заехать сюда по пути в Голуэй, и, я надеюсь, ты поговоришь со своим дядей или кто он там тебе.

 – Да, я поговорю с ним. Он ведь не чужой мне человек. Но вмешиваться в их дела не собираюсь, имей это в виду. Роган, ты, оказывается, не только сноб, но и ханжа.

 – Ханжа?

 – Тебя оскорбляет одна лишь мысль о том, что твоя бабушка в ее почтенном возрасте может жить нормальной сексуальной жизнью.

 – О, пожалуйста, не надо об этом, – процедил он сквозь зубы. – Не хочу даже представить себе такое!

 – Я тоже. Потому что это ее личное дело. Хотя… – Ее губы изогнулись в улыбке. – Любовь возможна в любом возрасте. Так я читала в книгах и в газетах тоже. А у мужчин даже дети. Например, Чарли Чаплин…

 – О, перестань, прошу тебя!

 – Почему же?.. Сказать по правде, я тоже не очень могу себе представить… Неужели они поженятся?

 – Мегги!

 – Ас другой стороны, почему бы нет? Хотя это было бы странно. – Она вдруг засмеялась. – Знаешь, тогда мы с тобой стали бы родственниками. Чем-то вроде двоюродных или троюродных брата и сестры. Я бы тебя называла «братец Роган»… Хочешь виски, дорогой братец?

 – Да, я выпил бы… Мегги, – окликнул он ее, когда та повернулась к буфету. – Главное.., главное, я не хочу, чтобы она хоть как-то пострадала.

 – Я понимаю. – Она подошла к нему с двумя бокалами в руках. – Только это удерживает меня от того, чтобы наброситься на тебя с кулаками за то, что ты так говоришь о дяде Найле. Что касается твоей бабушки , Роган, она прекрасная женщина и достаточно мудрая для того, чтобы самой разобраться, как ей поступить.

 – Она… – У него перехватило в горле. Он поставил бокал на стол, не отпив из него. – Она все, что осталось у меня от нашей семьи.

 – Тебе не грозит потерять ее, – мягко сказала Мегги, взгляд ее потеплел. – В любом случае она будет с тобой.

 Он вздохнул и не сразу заговорил.

 – Мегги, я вел себя, как последний идиот, – сказал он после паузы.

 – Нет, Роган, – очень серьезно ответила она. – Мужчина вполне может прийти в смятение, если узнает, что его бабушка завела себе дружка. Они оба рассмеялись.

 – Почему не позволить ей быть счастливой? – снова заговорила Мегги. – Если ей этого хочется? – Она подняла свой бокал. – Чтобы успокоить тебя, обещаю не выпускать их из поля зрения и постараться прояснить ситуацию, когда они здесь появятся.

 – Это уже что-то, – сказал он, беря бокал со стола и чокаясь с ней. – Выпьем, и я должен ехать.

 – Так быстро? Почему ты не хочешь пойти со мной в паб и там хорошенько поесть? Или… – Она слегка прижалась к нему. – Или побудем тут и останемся голодными.

 О нет, подумал он, целуя ее, голодными мы здесь не будем…

 – Я не могу, – сказал он, с трудом оторвавшись от ее губ. – Если останусь, все окончится в постели, а это ничего не решит.

 – Что нам нужно решать? Зачем ты все усложняешь? Если нам хорошо…

 – Да, хорошо. Очень хорошо. Это главная причина, по которой я хочу провести с тобой жизнь. Нет, не отстраняйся и не пробуй возражать. Ничто из того, что ты скажешь, не изменит моих намерений. Когда ты поймешь, то сама прибежишь ко мне. Я буду ждать. А сейчас мне надо ехать.

 – Значит, или женитьба, или ничего? Он поцеловал ее.

 – Женитьба. И все остальное тоже. В Лимерике я пробуду неделю. В галерее знают, как связаться со мной.

 – Я не буду звонить.

 Он провел пальцами по ее губам.

 – Но ты хочешь. А этого уже достаточно в настоящее время.