10

 В глубине камина, сложенного в английском неоклассическом стиле, тихо потрескивал огонь, отбрасывая нежные блики на восточный ковер и обтянутые шелком стены. Дорогой вермут в хрустальном бокале словно вбирал в себя приглушенный свет, накапливал его и выбрасывал яркими искрами. Звучал изящный этюд Шопена в исполнении Вана Клиберна. Пожилой тактичный дворецкий внес старинное серебряное блюдо с изысканными закусками. Вся обстановка и каждая отдельная антикварная вещица говорили о наследуемом несколькими поколениями богатстве.

 Эта комната была очень похожа на ту, в которой Джед прятался все свое детство, но в этой комнате, в этом доме он бывал счастлив. Здесь ему никто не угрожал, здесь его никто не ругал, здесь он не был пустым местом.

 И все же воспоминания причинили боль. Джед выбрался из чертовски неудобного кресла в стиле Людовика XIV и зашагал взад-вперед по бабушкиной парадной гостиной.

 В смокинге он выглядел бы настоящим наследником Бестеров – Скиммерхорнов… если бы не глаза, в которых отражались совсем иные устремления и борьба за свое истинное место в жизни.

 Против обычного визита к бабушке он не возражал. Из всех своих родственников он с детства любил только Онорию. И судьба распорядилась так, что она осталась его единственной на всем свете родней. Однако ее властность раздражала.

 Джед дважды отказывался сопровождать бабушку на Зимний бал, решительно отказывался. А она просто не обращала внимания, и в конце концов ее коварство и целеустремленность вкупе с его чувством вины привели к тому, что он выкопал из шкафа смокинг.

 – Ну, Джедидая, ты сохранил привычку к точности.

 Джед поднял голову. В дверях гостиной стояла бабушка. Ее ярко-синие проницательные глаза сияли, а губы, полные и странно чувственные в контрасте с белоснежными волосами, обрамляющими узкое лицо, не скрывали самодовольной улыбки. Онория гордилась своими победами и в бридже, и в схватке характеров.

 – Бабушка. – Как и ожидалось от него – впрочем, ему самому это нравилось, – Джед подошел и поднес бабушкину руку к губам. – Ты прекрасно выглядишь.

 Он не кривил душой, и Онория это знала. Ее синее платье выгодно подчеркивало и цвет глаз, и статность фигуры. Бриллианты сверкали на шее, в ушах, на запястьях. Онория любила бриллианты потому, что честно заработала их, и потому, что они привлекали всеобщее внимание и вызывали зависть.

 – Налей-ка мне, – приказала она. – И расскажи, что ты делаешь со своей жизнью.

 – На это много времени не понадобится.

 Но Джед покорно прошел к бару.

 И вспомнил, как бабушка поймала его за кражей спиртного из этого самого бара лет двадцать назад… как заставила его пить виски прямо из графина и сурово следила за ним, а потом держала над унитазом его голову.

 Когда повзрослеешь и научишься пить, Джедидая, мы с тобой выпьем как воспитанные люди. А до тех пор не хватайся за то, с чем не можешь справиться.

 – Херес, бабушка? – спросил он, ухмыляясь.

 – И почему я должна пить старушечье вино, когда есть хорошее виски? – Шелестя шелками, Онория села в кресло у камина. – Когда же я увижу лачугу, в которую ты переехал?

 – В любое время, и это не лачуга.

 Онория фыркнула и отпила виски из хрустального стакана.

 – Квартирка со сквозняками над захудалой лавкой.

 – Я не заметил никаких сквозняков.

 – Ты жил в приличном доме.

 – Я жил в мавзолее с двумя десятками комнат, который я ненавидел. – Джед знал, что этот разговор неизбежен. В конце концов, именно от бабушки он унаследовал упорство, сделавшее его хорошим полицейским. Не желая снова сражаться с чертовым креслом, он прислонился к камину. – Я всегда его ненавидел.

 – Это всего лишь кирпич и дерево. Глупо тратить энергию на ненависть к неодушевленным предметам. И в любом случае, ты мог переехать ко мне. Я всегда тебе рада.

 – Я знаю. – Они уже не раз пережевывали эту тему, но Джеду хотелось изгнать тревогу из ее глаз, и поэтому он усмехнулся: – Не хотел мешать твоей интимной жизни.

 Онория даже не моргнула.

 – Вряд ли ты смог бы мешать мне, живя в восточном крыле. И я всегда уважала твою независимость. – Почувствовав, что внук несколько смягчился, Онория не стала продолжать спор. – Когда ты собираешься вернуться к работе?

 – Я не собираюсь возвращаться, – без колебаний ответил Джед.

 – Ты разочаровываешь меня, Джедидая. И думаю, ты разочаровываешь самого себя. – Она царственно поднялась. – Принеси мою накидку. Пора ехать.

 

 Дора обожала вечеринки. Обожала почистить перышки, и нарядиться, и провести вечер в толпе. Так она вознаграждала себя за долгие трудовые дни. И даже если она не знала среди приглашенных ни одной живой души, это не имело значения – лишь бы вокруг было множество людей, охлажденное шампанское, музыка и вкусная еда.

 Однако на этот раз среди гостей Зимнего бала были и ее друзья, и клиенты, и покровители семейного театра. Дора от души развлекалась, переходя от одной группы к другой, обмениваясь поцелуями в щеки и свежими сплетнями. И в согретом множеством тел зале ей было тепло и уютно, несмотря на открытое вечернее платье. Она воспользовалась случаем надеть его, и ей не пришлось жалеть о своем выборе.

 Излучая аромат «Опиума», на Дору налетела Эшли Дрейпер, недавно избавившаяся от второго мужа. Всех своих мужей она умело использовала для того, чтобы подниматься все выше по общественной лестнице.

 – Дора, дорогая, ты выглядишь потрясающе.

 Поскольку Эшли не входила в число близких друзей, ее воздушный поцелуй несколько удивил Дору.

 – Эшли, ты ослепительна.

 – Как приятно это слышать, хотя у меня полный упадок сил. После Нового года я обязательно проведу недельку в косметической лечебнице. Праздники так утомительны, не правда ли?

 – Один бог знает, как мы их выдерживаем. – Дора кинула в рот фаршированную оливку.

 Эшли помахала пальцами с ярко-красными ногтями очередной знакомой паре и, продолжая улыбаться, пробормотала:

 – Какое ужасное платье. Она похожа в нем на фаршированный баклажан.

 Характеристика была убийственно точной. Дора расхохоталась и заодно вспомнила, почему терпит Эшли.

 – Ты здесь одна?

 – Господи, конечно, нет. – Эшли окинула взглядом толпу. – Мой кавалер – вон тот белокурый Самсон.

 И снова Эшли попала в точку. Дора без труда выделила среди множества гостей огромного, атлетически сложенного парня и одобрительно причмокнула.

 – Художник, – замурлыкала Эшли. – Я решила стать меценаткой. И раз уж мы заговорили о наших мужчинах, я слышала, что Эндрю порвал с тобой.

 – Неужели? – Эндрю, вернее, его мамочка извратила факты с точностью до наоборот, но Дору это только позабавило. – Давай просто скажем, что я подыскиваю человека, который более квалифицированно будет защищать меня от финансовой инспекции.

 – И как идут дела в твоем магазинчике?

 – О, нам удается время от времени продавать кое-какие безделушки.

 – М-м-м, да. – Финансы интересовали Эшли лишь в виде чека, вовремя поступающего от очередного бывшего мужа. – Нам не хватало тебя на вечеринке у Бергманов. В канун Рождества.

 – Я… неожиданно возникла проблема.

 – Надеюсь, он того стоил, – проворковала Эшли и вдруг крепко схватила Дору за руку. – Посмотри туда. – Она понизила голос до доверительного шепота: – Гранд-дама собственной персоной. Она редко здесь появляется.

 – Кто? – Сгорая от любопытства, Дора вытянула шею, и тут же свистящий шепот Эшли отошел на второй план. Джед! – Сюрприз, сюрприз… Прости меня, Эшли, я должна поговорить с одним парнем в смокинге… – И мысленно добавила: который очень ему идет.

 Дора обогнула зал, чтобы подойти к Джеду сзади, и, подождав, пока он занял руки двумя бокалами шампанского, прошептала:

 – Я поняла. Ты вернулся в полицию и работаешь под прикрытием. – Тихо выругавшись, Джед обернулся. – Кого пытаешься разоблачить? Охотника за драгоценностями? Или сеть коварных похитителей паштета?

 – Конрой, от тебя некуда спрятаться.

 – У меня приглашение. – Дора похлопала по сверкающей стразами вечерней сумочке. – А как ты сюда попал, полицейский?

 – Господи, как будто мало того, что мне вообще пришлось сюда тащиться, так еще…

 – Джедидая! – Властный голос Онории положил конец жалобам. – Ты забыл даже о тех жалких манерах, которые мне удалось тебе привить? Познакомь свою подругу со своей бабушкой.

 – Бабушка? – рассмеялась Дора, пожимая аристократическую ладонь Онории. – Неужели? Счастлива познакомиться с вами, миссис Скиммерхорн, хотя это и разрушает мою теорию о том, что Джед вылупился из тухлого яйца с очень жесткой скорлупой.

 – Да, любезностью и тактом он не отличается. – Онория изучала Дору со все возрастающим интересом. – И я – миссис Роджерс, моя дорогая. Очень недолго я была замужем за Уолтером Скиммерхорном, но в кратчайший в человеческих возможностях срок исправила эту ошибку.

 – Я – Дора Конрой, домовладелица Джеда.

 – А… – В единственный звук Онории удалось вложить целую гамму эмоций. – И каким жильцом оказался мой внук?

 – Характер несколько неуравновешенный. – Дора искоса взглянула на Джеда и с удовольствием заметила огонь в его глазах. – Но Джед достаточно опрятен и уж точно не скандалист.

 – Рада это слышать. Знаете ли, в его юности были моменты, когда я боялась, что его домовладельцем станет тюремный надзиратель.

 – Тогда вы наверняка радуетесь, что он выбрал защиту закона, а не его нарушение.

 – Я очень горжусь им. Он – первый и единственный Скиммерхорн, чего-то добившийся в жизни.

 – Бабушка, – Джед демонстративно взял ее под руку, – позволь мне угостить тебя.

 Онория так же демонстративно стряхнула его руку.

 – Я вполне способна сама позаботиться о себе. И я должна кое с кем поговорить. Потанцуй с девушкой, Джедидая.

 Отдав приказ, старая дама гордо удалилась.

 – Да, Джедидая, потанцуй с девушкой.

 – Пойди помучай кого-нибудь другого, – предложил Джед, направляясь к бару. Ему просто необходимо было выпить что-нибудь более крепкое, чем шампанское.

 Дора дернула его за рукав.

 – Эй, приятель, твоя бабушка следит за нами. Держу пари, она устроит тебе взбучку, если ты немедленно не потанцуешь со мной. И постарайся улыбаться пообворожительнее.

 Отставив шампанское, Джед ухватил ее за предплечье. Довольно крепко, но Дора постаралась не скривиться.

 – Неужели тебе не с кем здесь потанцевать?

 Слава богу, его рука переместилась на ее талию.

 – Если ты имеешь в виду кавалера, то нет. Обычно я хожу на вечеринки одна.

 – Почему?

 – Если я приду с кавалером, то придется его развлекать, а я предпочитаю развлекаться сама. – Оркестр заиграл лирическую мелодию. – Ты отлично танцуешь, Скиммерхорн. Лучше, чем Эндрю.

 – Премного тебе благодарен.

 – Конечно, было бы еще лучше, если бы ты смотрел на меня, а не таращился на других. – Когда Джед перевел на нее взгляд, она чуть приподняла голову и улыбнулась. – А тебе весело?

 – Ненавижу эти мероприятия. – Черт побери, ну почему так приятно обнимать ее? – А ты наверняка их обожаешь.

 – Обожаю. И если бы ты относился к ним адекватно, то и тебе бы нравилось.

 – Что ты имеешь в виду?

 – Это же шанс покрасоваться. – Дора погладила его по волосам. – Я потрясающе умею красоваться.

 – Я это уже понял.

 – Поразительная наблюдательность. Полагаю, ты развил ее на службе.

 Джед провел пальцами по ее спине, наткнулся на обнаженную кожу.

 – Ты всегда надеваешь на вечеринки что-то блестящее?

 – Стараюсь. Тебе не нравится мое платье?

 – Нравится. Если это можно назвать платьем. – Песня закончилась, и началась другая, но Джед забыл, что не хотел танцевать с Дорой. Мимо проскользнула Онория в объятиях утонченного седоусого джентльмена. – Ты отлично выглядишь, Конрой.

 – Господи. Чувствуешь, как забилось мое сердце?

 – Если захочу это почувствовать, то найду более интимную обстановку.

 – Ты излучаешь обаяние ради бабушки?

 Джед снова взглянул на ее лицо и почему-то улыбнулся в ответ на ее улыбку.

 – Ты ей понравилась.

 – Я внушаю симпатию.

 – Ничего подобного. Ты – заноза. – Он снова провел ладонью вверх-вниз по ее спине, наслаждаясь ощущением шелка, плавно переливающегося в шелковистую кожу. – Очень сексуальная заноза.

 – Ты уже неравнодушен ко мне, Джед.

 Дора погладила кончиками пальцев его шею, и ее сердце забилось сильнее.

 – Возможно.

 Решив испытать их обоих, он легко коснулся губами ее губ.

 – Не возможно, а точно, – поправила Дора, чувствуя, как ее пронзил сладостный трепет, и не замечая, что на них уже оборачиваются. – Мы могли бы поехать домой, сорвать друг с друга одежду, прыгнуть в постель и частично разрядить это напряжение.

 – Интересное предложение, Конрой, но мне кажется, что за ним последует «или».

 Дора попыталась улыбнуться.

 – Или мы могли бы сначала подружиться.

 – Кто сказал, что я хочу стать твоим другом?

 – А куда тебе деваться? – Дора коснулась его щеки, скорее ласково, чем возбуждающе. – Я могу быть очень хорошим другом. И думаю, что тебе необходим друг.

 Джед честно боролся, но что-то в ней трогало его душу.

 – Почему ты так думаешь?

 – Потому что каждому человеку необходим друг. Потому что тяжело оставаться одиноким в комнате, набитой людьми, а ты одинок.

 Джед сдался и прижался лбом к ее лбу.

 – Черт тебя побери, Дора. Я не хочу увлекаться тобой. Я не хочу…

 – Ничего? – Она взглянула в его глаза и с болью в сердце прошептала: – Ты не умер.

 – Очень близко к этому. – Он взял себя в руки. – Мне надо выпить.

 Они прошли к бару. Дора заказала шампанское, Джед – виски со льдом.

 – Я придумала, – сказала Дора как можно беспечнее. – Мы испробуем нечто новенькое. Я не буду дразнить тебя… и наоборот. Никаких двусмысленных замечаний, никакой критики.

 Джед внимательно взглянул на нее, взбалтывая содержимое стакана.

 – Что остается?

 – Мы будем во всем соглашаться друг с другом и хорошо проведем время. – Он вопросительно приподнял брови, и Дора рассмеялась, подхватив его под руку. – Ну ладно. Я хорошо проведу время, а ты постараешься извлечь из ситуации все возможное. Голоден?

 – Может быть.

 – Тогда обследуем буфет. Заняв руки тарелкой, ты разрушишь мечты всех женщин, пожирающих тебя глазами.

 – Никто не пожирает меня глазами.

 Но он пошел с ней.

 – Еще как пожирают. Если бы я не была знакома с тобой, то сама строила бы тебе глазки. – Дора задумалась: лососевый мусс или фаршированные грибы? – и положила в тарелку и то, и другое. – Кажется, я не видела тебя раньше на Зимних балах, а я бываю здесь последние три года.

 Ему всегда удавалось оправдать свой отказ работой, вспомнил Джед и, ничего не ответив, ухватил кубик сыра с ее тарелки.

 – Тебе трудно болтать, не так ли? – Продолжая улыбаться, Дора доверху наполнила тарелку и великодушно протянула ему. – Я тебе помогу. Я что-нибудь скажу, а ты – в зависимости от сказанного – засмеешься, или вытаращишь глаза, или изобразишь недоумение и что-нибудь ответишь. Готов?

 – У тебя хорошо подвешен язык, Конрой.

 – Отличное начало. – Дора сунула в рот кусочек шпината в тесте. – Скажи мне, твоя бабушка – та самая Онория Роджерс, что несколько месяцев назад купила на аукционе «Кристи» пару китайских подсвечников в форме слоников?

 – Ничего не знаю насчет слоников, но она – единственная Онория Роджерс, о которой я когда-либо слышал.

 – Потрясающие подсвечники, во всяком случае, в каталоге они выглядели изумительно. Я не могла вырваться в Нью-Йорк, но сделала несколько телефонных заявок. Конечно, не на перегородчатую эмаль династии Цин[11]. Это выше моих возможностей. Хотелось бы как-нибудь взглянуть на них.

 – Если ты добиваешься приглашения, то должна поговорить с бабушкой.

 – Скиммерхорн, я просто болтаю. Попробуй это, – сказала Дора с полным ртом и сунула ему в рот кусочек шпината. – Невероятно, правда?

 Джед не успел отказаться и, поморщившись, быстро глотнул виски.

 – Я не люблю шпинат.

 – Я тоже раньше не любила, но папа меня приучил. Мне было тогда двадцать. И я была очень наивна. – Губы Джеда дрогнули, и Дора подняла бокал. – За твою улыбку. Ты очень мил, когда улыбаешься.

 – Дора, дорогая. – К буфету скользнула Эшли, волоча, как на буксире, своего юного художника. – Как тебе удается столько есть и не толстеть?

 – Маленький контракт с Сатаной.

 Эшли весело рассмеялась и окинула Джеда долгим взглядом. Алчным взглядом, подумала Дора.

 – Айседора Конрой. Хитклиф. – Своего спутника Эшли представила с гордостью владельца племенной фермы, хвастающегося жеребцом-рекордистом. – Я обнаружила его в одной очаровательной галерее на Саут-стрит.

 – Неужели? – Дора не потрудилась напомнить Эшли, что ее магазин находится на Саут-стрит и она прекрасно знает все местные достопримечательности. – Мне всегда хотелось что-то обнаружить… как Христофор Колумб. Или Индиана Джонс. – Хитклиф выглядел таким озадаченным, что Дора сжалилась над ним и, передав Джеду тарелку, протянула руку. – Эшли говорила мне, что вы – художник.

 – Да, я…

 – Он рисует потрясающе чувственные пейзажи, – Эшли погладила Хитклифа, как обычно гладят любимую собачку. – Ты просто должна их увидеть.

 – Не забуду ни в коем случае.

 – Кажется, ты не представила нам своего спутника.

 – У меня нет спутника. Странное определение. Словно женщина не может сама найти дорогу. Лично я прекрасно умею ориентироваться.

 – Дора, – хихикнула Эшли. – Ты такая умная!

 – Полоумная, – пробормотал Джед себе под нос.

 Дора кротко взглянула на него.

 – Джед Скиммерхорн, Эшли Дрейпер и Хитклиф.

 – О, я узнала капитана Скиммерхорна. – Эшли протянула руку, и ей пришлось дожидаться, пока Джед, пожонглировав, сунул тарелку Доре. – Должна сказать, неуловимого капитана Скиммерхорна. – Она погладила его ладонь. – Нам так редко удается заманить вас на наши маленькие праздники.

 – Меня не привлекают маленькие праздники.

 На этот раз смех Эшли прозвучал очень сексуально.

 – Я сама предпочитаю праздники долгие и интимные. А как вы познакомились с Дорой?

 Дора перехватила подачу, чтобы спасти Эшли от язвительного ответа Джеда.

 – У нас с Джедом – общая страсть, – сказала она, нарочито медленно отпивая шампанское. – Подушечки для иголок и булавок.

 – Подушечки? – тупо переспросила Эшли.

 – У Джеда потрясающая коллекция. Мы познакомились на блошином рынке, когда оба вцепились в синюю атласную подушечку с кружевами, викторианскую.

 Дора похлопала ресницами и томно вздохнула. Эшли уставилась на Джеда.

 – Вы собираете… подушечки?

 – С детства. Это просто наваждение.

 – И Джед так любит поддразнивать. – Дора бросила на Джеда интимный взгляд поверх края бокала. – Вечно трясет этой подушечкой перед моим носом. И ведь знает, что я сделаю все – ну абсолютно все, чтобы заполучить ее.

 – Переговоры… – Джед провел кончиком пальца по ее шее. – Я открыт для переговоров.

 – Как интересно, – прошептала Эшли.

 – О да, – согласилась Дора. – Ах, я вижу Магду и Карла. Пожалуйста, простите нас. Мне просто необходимо поговорить с ними.

 – Подушечки для булавок? – прошептал Джед на ухо Доры, когда они оказались в толпе.

 – Я подумала о селедочницах, но они показались мне слишком претенциозными.

 – Ты могла бы сказать ей правду.

 – Зачем?

 Джед подумал немного.

 – А как насчет простоты?

 – Слишком скучно. И если бы она узнала, что ты живешь рядом со мной, то болталась бы вокруг моей квартиры в надежде соблазнить тебя. А мы ведь этого не хотим, не так ли?

 Задумчиво поджав губы, Джед оглянулся через плечо и окинул Эшли внимательным взглядом.

 – Ну…

 – Она бы использовала тебя и отшвырнула, – заметила Дора. – Я вижу твою бабушку. Ты не должен присоединиться к ней?

 – Нет, если ты не хочешь допросить ее с пристрастием насчет тех подсвечников.

 Дора совсем не собиралась это делать.

 – Ты просто боишься, что она снова заставит тебя танцевать со мной. Знаешь что? Я действительно поболтаю с Магдой и Карлом, а ты найдешь меня позже, если захочешь.

 Джед взял Дору за руку, но тут же разжал пальцы.

 – Не уходи.

 – Какое любезное приглашение! Почему?

 – Потому что если мне придется провести в этой ловушке еще пару часов, так уж лучше с тобой.

 – Ах, как поэтично! Как я могу отказать? Пойдем спросим у твоей бабушки, не хочет ли она перекусить. Обещаю поднять вопрос о подсвечниках, только если представится удобный случай.

 Тяжелая рука опустилась на плечо Джеда, и он резко обернулся.

 – Джед!

 – Комиссар!

 – Рад видеть тебя. – Полицейский комиссар Джеймс Райкер окинул бывшего подчиненного быстрым внимательным взглядом. – Поддерживаешь форму?

 – Да, сэр.

 – По-моему, ты слишком задержался в отпуске. Как провел праздники?

 – Прекрасно. – Райкер так пристально смотрел на Дору, что Джеду оставалось лишь исполнить свой долг. – Комиссар Райкер, Дора Конрой.

 – Здравствуйте. – Поскольку обе руки были заняты, Дора – вместо рукопожатия – ослепительно улыбнулась. – Итак, вы руководите обеспечением закона и порядка в Филадельфии.

 – Я отвечаю за то, чтобы в полиции служили такие люди, как Джед.

 Если Райкер не чувствовал напряжения Джеда, то Доре казалось, что между ними вот-вот проскочит искра.

 – Полагаю, теперь вы занимаетесь в основном административной работой? – сменила она тему, желая защитить Джеда.

 – Да, в основном.

 – Вы скучаете по оперативной работе?

 – Вообще-то да.

 – И я должна задать еще один вопрос. Мой кровожадный племянник обязательно захочет узнать, были ли вы ранены.

 Может, вопрос и удивил Райкера, но он прекрасно скрыл свое удивление.

 – Нет. Простите.

 – Ничего. Я солгу.

 – Надеюсь, вы извините меня, мисс Конрой, но я должен украсть Джеда. С ним хочет поговорить мэр.

 – Рада была познакомиться с вами, комиссар Райкер.

 – Я тоже очень рад. Задержу Джеда всего на пару минут.

 Джед вручил Доре пустой бокал.

 – Извини.

 О, как же ему это не нравится, думала Дора, глядя Джеду вслед. Он ничем не проявил свои чувства: ни взглядом, ни выражением лица, но ситуация для него невыносима. Приговоренный к смерти встретил бы расстрельную команду с большим энтузиазмом.

 Когда Джед вернется, он будет взбешен, или подавлен, или просто несчастен. «Как помочь Джеду? – думала Дора. – Направить его эмоции в другое русло? Отвлечь?»

 Дора направилась к бару за шампанским. Помогут ли шутки? Пожалуй, легче вывести его из себя. Раздразнить.

 – Думаю, им следовало бы тщательнее следить, кому рассылаются приглашения.

 Дора сразу узнала этот скрипучий голос и повернулась с ослепительной улыбкой.

 – Миссис Дод. Эндрю. Как… мило!

 Миссис Дод гневно выпустила воздух через ноздри.

 – Эндрю, принеси мне содовую.

 – Да, мама.

 Обтянутая черным атласом тучная миссис Дод наклонилась так близко, что Дора разглядела на ее подбородке несколько седых волосков, упущенных пинцетом.

 – Я всегда видела вас насквозь, мисс Конрой. Я, конечно, предупреждала Эндрю, но он, как любой мужчина, восприимчив к женским уловкам.

 – Я сделала операцию по удалению женских уловок. Могу показать шрамы.

 Миссис Дод будто не слышала ее.

 – Но что еще ожидать от дочери актеров?!

 Дора сделала глубокий вдох, выдохнула, отпила шампанского. Ни за что на свете эта глупая старуха не выведет ее из себя.

 – Эти актерские семьи, – небрежно подхватила Дора. – Фонда, Редгрейвы, Бриджесы. Один бог знает, почему их допускают в общество.

 – Вы считаете себя очень умной.

 – Мама, я принес.

 Миссис Дод яростно отмахнулась и от Эндрю, и от содовой.

 – Считаете себя умной, – повторила она так громко, что несколько невольных наблюдателей зашептались. – Но ваши маленькие хитрости не сработали.

 – Мама…

 – Замолчи, Эндрю. – Глаза старухи горели огнем… как у медведицы, защищающей своего медвежонка.

 – Да, Эндрю, замолчи. – Улыбка Доры превратилась в звериный оскал. – Мамаша Дод как раз хотела рассказать мне о моих маленьких хитростях. Вы имеете в виду тот случай, когда я велела вашему скользкому сынку убрать руку из-под моей юбки?

 Старуха сердито зашипела:

 – Вы заманили его в свою квартиру, а когда ваша жалкая попытка соблазнить его не удалась, вы набросились на него. Потому что он точно понял, что вы собой представляете.

 Глаза Доры словно метали молнии.

 – И что же?

 – Потаскуха, – прошипела старуха. – Шлюха. Бабенка.

 Дора отставила бокал и сжала пальцы в кулак, серьезно подумывая, не нанести ли удар, но вместо этого опрокинула свою тарелку на налакированную голову миссис Дод.

 С диким воплем и стекающим с глаз лососевым муссом миссис Дод бросилась вперед. Дора приготовилась к отражению атаки, но тут же заорала сама, поскольку ее схватили сзади.

 – Боже милостивый, Конрой, – бормотал Джед, волоча ее к дверям зала. – Неужели тебя нельзя оставить даже на пять минут?

 – Отпусти меня! – Дора ударила бы его, но ее руки были надежно прижаты к бокам. – Она сама напросилась.

 – Мне что-то не хочется вносить за тебя залог.

 Джед втащил Дору в гостиную с мягкими креслами и деревьями в кадках.

 – Сядь. – Джед пихнул Дору в кресло. – Возьми себя в руки.

 – Послушай, Скиммерхорн, это было мое личное дело.

 – Позвать комиссара, чтобы он арестовал тебя за нарушение общественного порядка? – невозмутимо спросил Джед. – Пара часов в клетке остудила бы тебя.

 И тебя, со злостью подумала Дора. Она потопала ногой, сложила руки на груди.

 – Дай мне…

 Джед уже протягивал ей зажженную сигарету.

 – Спасибо.

 Он знал, что последует дальше: три-четыре короткие затяжки, затем она раздавит сигарету – и стал считать про себя. Раз. Два. Дора зло взглянула на него. Три.

 – Не я это начала.

 Она надула губы и раздавила сигарету.

 Джед решил, что теперь безопасно сесть рядом с ней.

 – Я не сказал, что ты.

 – Ты не грозился арестовать ее.

 – Ей сейчас не до скандала. Она вытаскивает перец из волос. Хочешь выпить?

 – Нет. – Дора предпочитала дуться. – Послушай, Скиммерхорн, она оскорбляла меня, мою семью, женщин вообще. И я терпела. Я терпела даже, когда она называла меня потаскухой, шлюхой.

 Джед посерьезнел.

 – Она тебя так называла?

 – И я терпела, потому что говорила себе: она просто сумасшедшая старуха. Я не хотела устраивать сцену. Я не хотела опускаться до ее уровня. Но потом она зашла слишком далеко, переступила черту.

 – И что же она сказала?

 – Она назвала меня… бабенкой.

 Джед заморгал, постарался подавить смешок.

 – Как?

 – Бабенкой, – повторила Дора, хлопнув кулаком по подлокотнику кресла.

 – Давай прикончим ее.

 Дора вскинула голову, прищурилась.

 – Не смей смеяться.

 – Я не смеюсь. Кто смеется?

 – Ты, черт побери. Ты кусаешь язык, чтобы не рассмеяться.

 – Ничего подобного.

 – Я вижу. И ты глотаешь слова.

 – Это виски.

 – Черта с два. – Дора отвернулась, но Джед успел заметить, что ее губы подрагивают. Он повернул ее к себе, и они глупо ухмыльнулись друг другу.

 – Конрой, ты сделала этот вечер интересным.

 Излив гнев, Дора хихикнула и положила голову на его плечо.

 – Я знала, что разговор с мэром и Райкером расстроит тебя, и пыталась придумать что-нибудь.

 – Почему ты решила, что я расстроюсь?

 – Они ведь давили на тебя, правда? – Джед не шевельнулся, но Дора почувствовала, как он отдаляется от нее. – Мне повезло: попалась миссис Дод, и не пришлось ничего придумывать.

 – И ты вывернула тарелку ей на голову, чтобы поднять мне настроение.

 – Нет, это был чисто эгоистический поступок, но с отличным побочным эффектом. – Дора повернула голову. – Пожалуйста, поцелуй меня.

 – Зачем?

 – Мне так хочется. Просто дружеский поцелуй.

 Джед прикоснулся губами к ее губам.

 – Достаточно дружеский?

 – Да, спасибо.

 Дора начала улыбаться. Но Джед обхватил ее за шею и, не закрывая глаз, снова прижался губами к ее рту, раздвинул языком ее губы, почувствовал ее прерывистое дыхание.

 Как глоток воды, свежей сладкой воды после мучительной жажды.

 Он не привлек ее ближе к себе. Его поцелуй оставался медлительным, прохладным, контролируемым, но острое желание накрыло ее все сметающей волной.

 Когда Джед отстранился, Дора не открыла глаза, поглощая поток нахлынувших ощущений. Ей казалось, что сердце колотится в ушах.

 – Господи, – с трудом выдавила она, открыв глаза.

 – Проблема?

 – Кажется. – Дора крепко сжала дрожащие губы. – Я думаю… я думаю, мне пора.

 Она встала, и ноги чуть не подкосились. Очень трудно контролировать ситуацию, когда все дрожит: губы, колени – все.

 Дора прижала ладонь к животу, где жарко горел клубок желания.

 – Господи, – повторила она и ушла.