• О'Харли, #2

Глава 6

 Как и предсказывала Мадди, между ними скоро установились с виду чисто дружеские отношения. Именно с виду, потому что на самом деле Рид не переставал бороться со своим желанием и сомнениями, да и Мадди всячески скрывала свои истинные чувства.

 Они ходили в кино. Если у обоих совпадали перерывы в работе, то в хорошую погоду встречались за ланчем в парке. Однажды в субботу они целый день бродили по музею, не столько рассматривая картины, сколько увлеченно разговаривая. Если бы Рид не знал себя, он сказал бы, что еще немного, и он влюбится. Но он в любовь не верил.

 Любовь заставила его отца пережить измену и страдания, и, хотя сам Эдвин сумел все забыть и простить, Риду мысль об этой измене не давала покоя. По своим знакомым и сотрудникам он видел, что супружеская верность была для них понятием абстрактным. Они заводили интрижки — до свадьбы и вступив в брак, следовательно, само супружество верности не гарантировало. Ничто не вечно в этом мире, особенно отношения между мужчиной и женщиной.

 Но если Мадди не было рядом, он постоянно думал о ней, а когда они встречались, то забывал обо всем остальном.

 Друзья! Что ж, несмотря на все, что их разделяло, им удалось стать друзьями. И хотя он относился к дружбе настолько же предубежденно и настороженно, насколько она просто и беззаботно, все же у них нашлось достаточно общих интересов, которые их сближали. Вопрос в том, что за этим последует?

 Казалось неизбежным, что они станут любовниками. Невозможно долго сдерживать и гасить взаимную страсть, тем более что она подобно гейзеру вырывалась наружу. Оба это понимали, и каждый по-своему с этим мирился. Но Рида беспокоило, что, если они станут любовниками, из их отношений уйдет эта непринужденность и легкость.

 Секс все это изменит, иначе и быть не может. Физическая близость поколеблет начавшую зарождаться между ними близость духовную. И хотя он безумно ее желал, его пугало, что тогда он рискует потерять ту живую и беспечную Мадди, какой она была прежде. Словом, он переживал тяжелейшую душевную борьбу, то склоняясь к мысли немедленно прекратить эту детскую игру в славных товарищей и перейти к нормальным взрослым отношениям, то впадая в отчаяние от перспективы получить совсем другую Мадди, и конца этим мукам он не видел.

 Однако порой ему казалось, что рискнуть все же стоит. Если все хорошенько продумать и правильно себя повести, может, он сумеет сохранить для себя и прежнюю, и новую Мадди. И какое имеет значение, что он проявит себя хладнокровным и расчетливым, если в результате оба будут довольны?

 Стоило ему успокоиться на этом варианте, как вдруг опять возникали сомнения, новые опасения, и все продолжалось снова и снова, а в голове маячил образ Мадди, с детски радостным смехом скармливающей крошки хлеба слетевшимся со всего парка голубям.

 У него на столе запищал зуммер, и он понял, что опять грезил наяву.

 — Да, Ханна?

 — На первой линии ваш отец, мистер Валентайн.

 — Спасибо. — Рид включил связь. — Папа?

 — Рид, я слышал, Селби принял на работу еще нескольких независимых промоутеров. Ты что-нибудь об этом знаешь?

 Риду уже доложили о наплыве независимых промоутеров звукозаписи в «Галлоуэй».

 — Вижу, ты не зря просиживаешь штаны в баре своего гольф-клуба. Ты там подцепил этот слух?

 — Естественно.

 — Действительно, ходят разговоры, что кое-кто из сорока крупнейших радиостанций подвергается давлению, их уламывают внести в свои списки музыкальных программ определенные записи. Но я бы не сказал, что это новость. Поговаривают о взятках, но ничего определенного.

 — Этот Селби тип скользкий. Если услышишь что-то конкретное, скажи мне, хорошо?

 — Обязательно.

 — Никогда не одобрял этой идеи платить за то, чтобы твои записи запускали в эфир, — проворчал Эдвин. — Ну да ладно, это старая песня, а я думаю о новой. Хочу посмотреть репетицию нашей постановки. Пойдешь со мной?

 Рид посмотрел на настольный календарь.

 — Когда?

 — Через час. Конечно, полагается заранее предупреждать. Им хотелось бы показать себя спонсорам в самом выгодном свете, но я люблю делать сюрприз.

 В расписании на утро значились две деловые встречи, и Рид хотел сначала отказаться. Но затем передумал и решил перенести встречи на другое время.

 — Хорошо, встретимся у театра в одиннадцать.

 — Может, потом пойдем на ланч? За счет твоего старика, а?

 Значит, ему тоскливо, решил Рид. Значит, несмотря на клуб, многочисленных друзей и возможность путешествовать по миру, Эдвин чувствовал себя одиноким.

 — Постараюсь нагулять аппетит, — пообещал Рид и, положив трубку, занялся изменением расписания встреч.

 Одергивая Рида, чтобы он не шумел, Эдвин проник в театр украдкой, как озорной мальчишка без билета.

 — Мы незаметно сядем где-нибудь подальше от сцены и посмотрим, за что мы платим.

 Из-за спины отца Рид увидел на сцене Мадди в объятиях мужчины, и от резкого укола ревности даже остановился в проходе.

 Обвив руками шею мужчины и закинув голову, она смотрела на него со счастливой улыбкой.

 — Джонатан, это было прекрасно! Я могла бы танцевать с тобой целую вечность! — услышал он ее восхищенный голос.

 — Ты говоришь так, будто все кончено. У нас с тобой впереди много времени.

 Рид окаменел, когда партнер поцеловал ее в лоб.

 — Пойдем домой, ко мне.

 — К тебе? — Даже на расстоянии Рид почувствовал, как тревожно напряглась Мадди. — О, Джонатан, я бы с радостью, правда! — Она слегка отстранилась, но он схватил ее за руку. — Только я не могу. Я должна… Мне нужно рано быть на работе. Понимаешь? И потом, мама. — Она отвернулась от партнера, так чтобы публика могла видеть по ее глазам, что она лжет, тогда как Джонатан этого видеть не мог. — Понимаешь, она нездорова, и мне нужно быть рядом, на всякий случай.

 — Какая ты добрая, Мэри, заботливая!

 — О нет! — виновато и грустно отвечала она. — Нет, Джонатан, я вовсе не добрая.

 — Не говори так. — Он снова обнял ее. — Ведь я люблю тебя.

 Еще один поцелуй! И хотя Рид прекрасно сознавал, что это лишь игра, сердце его будто сжала холодная рука.

 — Мне пора идти, — быстро проговорила она. — Правда, уже пора. — Вырвавшись из его объятий, она побежала к правой кулисе.

 — Когда я снова тебя увижу?

 Она остановилась, изображая внутреннюю борьбу.

 — Завтра. Приходи к шести в библиотеку. Я буду тебя ждать.

 — Мэри… — Он двинулся к ней, но она остановила его умоляющим жестом:

 — Завтра, завтра! — и убежала со сцены.

 — Хорошо! — раздался громкий голос режиссера. — Здесь у нас будет пятнадцать секунд на перемену декораций, так что вы успеете выпить воды. Ванда, Роза, займите свои места. Свет не гаснет. Выход Мадди.

 Мадди снова выбежала на сцену, где Ванда сидела в кресле, а Роза прихорашивалась перед зеркалом.

 — Ты опоздала, — лениво протянула Ванда.

 — А ты что, поставлена следить за нами? — раздраженно спросила Мадди, манеры которой уже стали резкими и грубыми.

 — Просто Джеки тебя искал.

 Мадди, которая собиралась надеть на голову парик с рыжими кудрями, так и застыла с поднятыми руками.

 — И что ты ему сказала?

 — Что он не там тебя ищет. Ну, чего уставилась? Да не трусь ты, я прикрыла тебя.

 — Ага, я свидетельница, — подтвердила Роза, щелкая жвачкой и старательно оправляя свой оранжевый с розовым костюм.

 — Ну, спасибо тебе.

 Мадди сдернула юбку, оттолкнула Розу в сторону и, сев перед зеркалом, стала делать макияж.

 — Не за что, мы должны прикрывать друг дружку. — Ванда лениво следила, как Роза репетирует свой танец. — А только ты дурочку валяешь, вот что я тебе скажу.

 — Обойдусь без твоих поучений! — крикнула Мадди, уйдя за ширму и перебрасывая на нее снятую блузку. — Сама во всем разберусь.

 — Вот и разберись с Джеки. Представляешь, что он сделает с тобой и твоим красавчиком, если узнает, что происходит за его спиной?

 — Он не узнает. — Мадди вышла из-за ширмы в длинном шелковом платье, усыпанном красными блестками. — Ну, посмотри, как я тебе?

 — В самый раз! Сегодня у нас собралась горячая публика.

 — Вот и хорошо, — усмехнулась Мадди. — Такая публика по мне. — Она скрылась за кулисой.

 — Свет на сцену слева! — крикнул режиссер. — Выход Терри.

 Из-за левой кулисы вышел танцовщик, которого Рид узнал по прежней репетиции. Сейчас у него были гладко зачесанные волосы и аккуратно нарисованные усики. На нем был черный костюм с ослепительно-белым галстуком. Когда следом за ним появилась Мадди, он схватил ее за руку.

 — Черт, где ты была?

 — Здесь. — Мадди откинула гриву ярко-рыжих волос и приняла вызывающую позу. — А тебе что за дело?

 Эдвин нагнулся и прошептал Риду:

 — Не похожа на маленькую особу, которая пришла в твой офис с увядшим цветком.

 — Да, — пробормотал Рид, пока те двое переругивались на сцене. — Совсем не похожа.

 — Она станет большой актрисой, Рид, поверь мне на слово.

 Непонятно почему, Рид испытал гордость с примесью тревоги.

 — Да, наверное.

 — Послушай, милый. — Мадди небрежно потрепала партнера по щеке. — Так мне на сцену идти или стоять здесь и выслушивать твою ругань?

 — Марш на сцену! — рявкнул взбешенный Терри, он же Джеки.

 — Вот это другое дело! — Мадди гордо вскинула голову. — Это у меня получается лучше.

 — Свет! Музыка! — закричал режиссер.

 Мадди подхватила со стула длинный шарф из красных перьев, величественно проследовала в центр сцены и остановилась в пятне яркого света, отчего ее красное платье превратилось в алеющее пламя. Она запела низким грудным голосом свою страстную арию, сопровождая ее соблазнительными жестами и телодвижениями. Вот она сорвала с себя боа и швырнула в зал. До тех пор пока пьеса будет оставаться в репертуаре, костюмерам придется постоянно заменять шарф новым.

 — Рид, кажется, я ни разу не водил тебя на стриптиз, я не ошибся?

 Тот заставил себя усмехнуться, напряженно следя за тем, как Мадди уже стягивает длинные, по локоть перчатки.

 — Ни разу.

 — Как это я допустил такой пробел в твоем образовании!

 Мадди уже исполняла зажигательный танец живота. Это был один из десятка других ее номеров, но если она все сделает, как нужно, то зал взорвется бешеными аплодисментами. И Мадди яростно работала всем телом.

 Вот она сорвала и отбросила юбку, и работники сцены встретили этот жест восторженным свистом и улюлюканьем. Усмехнувшись, она приступила к двухминутному танцу, во время которого освобождалась от одного за другим предметов одежды, и, когда номер закончился, она сидела на сцене, откинувшись, оставшись в крошечных трусиках и бюстгальтере, усыпанных блестками и расшитых бусинами. К ее удивлению и радости, из центра зала раздались редкие аплодисменты. Она устало оперлась на локти и улыбнулась невидимым в темноте зрителям.

 Помощник режиссера что-то шепнул своему боссу, тот — постановщику. Стало известно, что в зале находятся спонсоры!

 Возмущенный тем, что никто не доложил об их появлении, Дон торопливо зашагал по проходу.

 — Мистер Валентайн. И мистер Валентайн. — Он горячо пожал им руки. — Признаться, мы вас не ждали.

 — Просто решили сделать вам сюрприз, — объяснил Рид, не отводя взгляда от сцены, где Мадди, по-прежнему сидя на полу, обтирала полотенцем шею и плечи. — Что ж, по-моему, просто прекрасно.

 — Тут есть еще над чем поработать, но к Филадельфии мы будем готовы.

 — Не сомневаюсь. — Эдвин дружески похлопал Дона по плечу. — Ну, не будем вам мешать.

 — Я бы попросил вас остаться, если у вас есть время. Мы собираемся репетировать первую сцену из второго акта. Прошу вас, пройдите вперед.

 — На твое усмотрение, Рид.

 Рид не мог этого пропустить.

 — Идем, сядем поближе к сцене. Следующая сцена была невероятно смешной и веселой. Рид не настолько разбирался в драматургии и режиссуре, чтобы понять, как добиться, чтобы простые фразы и действия производили столь сильное комическое впечатление. Однако он видел, что Мадди прекрасно это удается. Она играла так умно и тонко, что громадный успех у публики был гарантирован.

 Даже в роли наглой и распутной стриптизерши она была настолько живой и убедительной, что вызывала симпатию и сочувствие. Рид смотрел, как в сценах с возлюбленным Мадди преображается и становится обыкновенной скромной девушкой, стараясь убедить честного Джонатана, что она работает в библиотеке, что ей приходится заботиться о больной матери, — и с ужасом чувствовал, что верит ей, верит!

 — У нее настоящий талант! — заметил Эдвин, когда режиссер и постановщик повернулись друг к другу, обсуждая какие-то свои вопросы.

 — Да, это сразу видно.

 — Конечно, это не мое дело, но что между вами происходит?

 Рид невозмутимо посмотрел на него:

 — А почему ты думаешь, что между нами что-то происходит?

 Эдвин постучал себя пальцем по носу.

 — Не будь у меня чутья, я ни черта не добился бы в бизнесе!

 — Мы с ней… друзья, — помолчав, сказал Рид.

 Вздохнув, Эдвин грузно пошевелился в кресле.

 — Знаешь, Рид, я всегда мечтал, чтобы, кроме удачной карьеры, тебе подвернулась женщина вроде Мадди О'Харли. Живая, непосредственная, красивая женщина, она сделала бы тебя счастливым.

 — Я и так счастлив.

 — Но все еще злишься…

 — Но не на тебя, — быстро сказал Рид. — Тебя я ни в чем не виню.

 — Твоя мать…

 — Оставь, папа. — Он говорил тихо, но холодно. — Это не имеет к ней отношения.

 «Нет, сынок, очень даже имеет», — с грустью подумал Эдвин, глядя на сцену, где снова появилась Мадди. Но, зная нрав своего сына, он не стал развивать эту тему.

 Прожитые годы — не кинопленка, которую можно отмотать назад и вырезать из нее кадры с историей супружеской измены. Но даже если бы это было возможно, Эдвин не пошел бы на это, ведь тогда у него не было бы Рида. Как он мог объяснить сыну, что главное — не простить, а понять! Как он мог учить его доверять людям, когда этот ребенок был рожден во лжи!

 Всматриваясь в красивое лицо Мадди с живой, выразительной мимикой, он размышлял, по силам ли ей превратить Рида из мрачного скептика в человека открытого и способного доверять людям?

 Может, она как раз та женщина, какая и нужна Риду, которая заставит его забыть о тяжелой душевной травме, перенесенной им в детстве и до сих пор уродующей его жизнь.

 Хотя это была всего лишь репетиция, Мадди вкладывала в игру всю свою энергию и талант. Мадди привыкла выкладываться целиком, без остатка, будь то спектакль или сама жизнь, а там уже будет видно, к чему это ее приведет.

 Работая на сцене, она исподволь посматривала на Рида. Он следил за ней так внимательно и напряженно, словно хотел в героине разглядеть и понять ее самое. Неужели он не понимает, что, играя роль, она целиком отказывается от своей личности, чтобы зрители видели в ней Мэри, а не Мадди?

 Ей казалось, что настроение у него переменилось, уже не то, с каким он усаживался поближе к сцене, — от него так и веяло досадой, осуждением, даже возмущением. Мадди готова была спрыгнуть в зал и заставить его поверить — но во что? Что она не такая, как ее героиня? Что она его любит? Только ему это не нужно, он не хочет ее любви. Во всяком случае, пока все, что ему от нее нужно, — это просто легкие и приятные дружеские отношения. Без всяких обязательств и планов на будущее.

 Она сбилась с текста и чертыхнулась. Пришлось начинать заново всю мизансцену.

 Искренней и открытой Мадди казалось неестественным скрывать свои чувства, и, раз признавшись ему в любви, она запретила себе снова говорить о ней, не желая его злить. А он, конечно, рассердился бы, потому что боится оказаться во власти эмоций, тщательно оберегает свой внутренний мир, никого в него не допуская. Где ему понять, как важны для Мадди чувства, связывающие ее с любимыми людьми!

 А вдруг он находит предосудительным, что она слишком легко раздаривает свою любовь? Может, это и так, но любовь к кому? Разве не естественно любить своих родителей, сестер, брата? А друзей, с которыми ей так легко и просто? И что плохого в том, что у нее сердце тает при виде играющего в парке малыша с его невинным и простодушным взглядом? Или если она преисполнится горячего сочувствия к старому нищему, безропотно переносящему свои беды и одиночество?

 Да, не думала она, что любовь сопряжена с такими сложностями и мучениями. Ей всегда казалось, что любовь приносит человеку безмятежную радость, делает его счастливым, но с Ридом все не так… Может, оттого, что в их отношениях всегда подспудно присутствует страсть, волнуя ее, вызывая какое-то тревожное ожидание, а она привыкла чувствовать себя веселой и беззаботной.

 Она сама во всем виновата — в первый же день знакомства пригласила к себе! Боже, что он о ней подумал! Пригласить домой совершенно незнакомого человека! Умно, ничего не скажешь. А потом? Сама настояла на продолжении отношений, когда он хотел расстаться с ней. Так влюбилась, что и представить не могла, что больше его не увидит. Ну, вот и мучайся теперь, и нечего жаловаться, с досадой одернула себя Мадди.

 — Перерыв на ланч, леди и джентльмены. Жду вас в два часа, мы пройдем две последние сцены.

 — Значит, это наш спонсор! — прошептала Ванда на ухо Мадди. — Этот красавец в первом ряду, что выглядит прямо как с обложки «Джентльмена».

 — А в чем дело? — Мадди наклонилась к самому полу и потрясла кистями, расслабляя мышцы.

 — Так это он, да?

 — Кто?

 — Ну, твой парень! — Ванда слегка шлепнула ее по спине. — Тот самый, о котором ты грезишь наяву.

 — Вот еще выдумала!

 — Ну, ясно, это он, — уверенно подытожила Ванда и скрылась за кулисами.

 Досадуя на себя, Мадди спустилась по лесенке в зал и заставила себя весело улыбнуться.

 — Рид! Как я рада, что вы пришли! — Она не стала дружески целовать его в щеку, как обычно делала при встрече. — Мистер Валентайн! Приятно снова вас видеть.

 — Я получил огромное удовольствие, огромное! — Эдвин взял ее ладошку в свои крупные руки. — Было безумно интересно смотреть на вашу игру. Насколько я понял, у вас перерыв на ланч?

 Она вдруг ощутила страшный голод.

 — Да.

 — В таком случае, вы позволите пригласить вас?

 — Э-э… я… — Поскольку Рид молчал, она стала судорожно придумывать предлог для отказа.

 — Вы же не станете огорчать меня отказом! — с легким упреком прервал ее мучения Эдвин, игнорируя молчание Рида. — Вы хорошо ориентируетесь в этом районе, так что наверняка знаете какое-нибудь подходящее место.

 — Здесь за углом есть кулинария, — сказала она.

 — Прекрасно. Я возьму себе копченой говядины. — Он решил, что позвонит и аннулирует заказанный столик в «Четырех сезонах». — Что скажешь, Рид?

 — Скажу, что сначала Мадди нужно переодеться. — Наконец-то он ей улыбнулся.

 Она окинула взглядом свой кричащий наряд.

 — Мне понадобится всего пять минут! — заверила она их и убежала.

 Действительно, через пять минут Мадди, которая успела натянуть желтый спортивный костюм, вела Рида с отцом в ближайшую кулинарию.

 Оттуда вырывался дразнящий аромат. Давно она уже не заглядывала сюда. Вентилятор, жужжащий под потолком, смешивал запахи мяса с пряными приправами, острой горчицы и крепкого кофе.

 Почти все участники репетиции устремились сюда, как муравьи на разложенную для пикника скатерть. Сметливый владелец установил в конце зала музыкальный автомат, уже включенный на полную катушку.

 Огромного роста грек приветствовал Мадди из-за своей стойки ослепительно-белоснежной улыбкой.

 — Вам как всегда?

 — Конечно. — Перегнувшись через стеклянную стойку, она смотрела, как он накладывает ей целую миску зеленого салата. Затем добавил большую порцию тертого сыра и сверху полил йогуртом.

 — Вы такое едите? — спросил Эдвин, стоящий позади нее.

 Она со смехом забрала свой салат.

 — Я это употребляю.

 — Организму необходимо мясо. — Эдвин заказал себе копченую говядину в большой булке.

 — Пойду займу нам столик, — сказала Мадди, взяла еще чашку чая и направилась в дальний конец зала, подальше от грохота музыки.

 — Перекусываешь с важными персонами, а, Мадди? — Терри в костюме своего героя Джеки склонил к ней голову с гладко зачесанными волосами. — Замолвишь за меня словечко?

 Она повернулась к нему на стуле и улыбнулась:

 — Какое словечко?

 — Насчет какой-нибудь ведущей роли?

 — Если получится.

 Он хотел еще что-то сказать, но бросил взгляд на свой столик и крикнул:

 — Эй, Лерой, это мои огурцы!

 Мадди все еще смеялась над ними, когда подошли Эдвин и Рид.

 — А здесь неплохо кормят, — одобрил Эдвин, с аппетитом глядя на свой сэндвич и полную тарелку картошки с салатом.

 — Это они увидели вас, вот и стараются показать себя с выгодной стороны.

 Кто-то стал подпевать мелодии, извергавшейся из музыкального ящика.

 Мадди пришлось немного повысить голос.

 — Вы приедете на премьеру в Филадельфии, мистер Валентайн?

 — Да вот подумываю. Я уже не так часто езжу, как раньше. Были времена, когда владелец не столько сидел в офисе, сколько разъезжал по стране.

 — Должно быть, это было очень интересно. — Мадди принялась за салат, стараясь не смотреть на соблазнительный кусок полусырого филе на тарелке Рида.

 — Бесконечные гостиницы, встречи, переговоры. — Эдвин пожал плечами. — И, признаться, я очень скучал по моему мальчику. — Он кинул на Рида взгляд, в котором смешались сожаление и любовь. — Я уж не говорю о том, сколько бейсбольных матчей приходилось пропускать!

 — Ну, потом ты все наверстал.

 Рид отрезал от своего филе и переложил на тарелку Мадди кусочек мяса. Он проделал это так машинально и естественно, что в сердце Эдвина зародилась надежда.

 — В своей школьной команде Рид был лучшим подающим.

 Мадди обернулась к нему, и Рид покачал головой со своей характерной сдержанной улыбкой.

 — Вы играли в бейсбол? Но вы не говорили мне об этом, — упрекнула она, но тут же сообразила, что не в его привычках было рассказывать о своей жизни. — До переезда в Нью-Йорк я совершенно не разбиралась в бейсболе, — заговорила она, заминая свой промах. — Потом я побывала на нескольких играх «Янки» и поняла, в чем тут соль. Какой у вас был уровень подачи?

 Рид удивленно поднял брови:

 — 2,38.

 — Ого! — Ей понравилось, что он запомнил эту цифру, и она весело подмигнула его отцу. — Он мог бы играть в высшей лиге.

 — Я говорил ему это. Но он предпочел бизнес.

 — Но ваш бизнес тоже можно отнести к большой лиге, не так ли? — Она отрезала крохотный ломтик от кусочка мяса, которым поделился с ней Рид. — Большинство людей видит только конечный продукт, диски, которые мы вставляем в плеер. Но ведь от нотного листа до цифрового звука большая работа.

 — Когда у вас найдется пара-тройка свободных дней, — улыбнулся ей Эдвин, — я ознакомлю вас с этим процессом.

 — С удовольствием принимаю ваше приглашение. — Она отхлебнула чая с медом, который должен был помочь ей продержаться следующие четыре часа репетиции. — Знаете, я с большим увлечением работала над записями альбома из «Парка Сюзанны». Петь в студии — это совсем другое дело, чем петь на сцене. Я бы сказала, более высокие требования. — Она проглотила листик салата. — Простите.

 — Ерунда.

 — В студии звукозаписи действительно имеются свои правила и требования, — вступил в разговор Рид, отодвигая чашку с кофе, который нашел слишком крепким. — С другой стороны, в ней есть и свои преимущества. Можно привести в студию вон того парня, что стоит за стойкой, и сделать из него Карузо, если нажимать нужные кнопки.

 Подумав, Мадди покачала головой:

 — Но это же мошенничество!

 — Нет, просто торговля, — поправил ее Рид. — И так делают множество серьезных студий.

 — И «Валентайн»?

 Он взглянул ей прямо в глаза:

 — Нет, «Валентайн» начинала свою карьеру, поставив во главу угла качество, а не количество.

 Она кинула на Эдвина озорной взгляд:

 — А не вы ли хотели заключить контракт с «Тройняшками О'Харли»?

 Эдвин густо посыпал перцем мясо в сэндвиче.

 — А разве вы плохо пели?

 — Тогда мы были чуть лучше самых заурядных исполнителей.

 — Ну, судя по тому, что я сегодня видел на сцене, теперь им до вас далеко!

 — Спасибо.

 — Мадди, у вас найдется время пообщаться в более спокойной обстановке?

 Она оперлась подбородком на подставленные руки и медленно усмехнулась:

 — Вы просите меня о встрече?

 Он на мгновение растерялся, а потом расхохотался так громко, что все на них обернулись.

 — Провалиться мне на месте, если бы я не решился попросить вас об этом, если б мог скинуть лет эдак двадцать! О такой девушке можно только мечтать! — Он ласково похлопал Мадди по руке, но смотрел на сына.

 — Верно, — бесстрастно сказал Рид.

 — А что, если устроить прием! — внезапно осенило Эдвина. — Устроим спектаклю пышные проводы в Филадельфию. Как вы думаете, Мадди?

 — Это было бы замечательно! А меня вы пригласите?

 — При условии, что вы оставите для меня танец.

 Отец вызывал к себе симпатию не меньше своего сына.

 — Я оставлю вам столько танцев, сколько пожелаете.

 — Хватило бы сил хоть на один!

 Она засмеялась вслед за ним. Снова взяв чашку с чаем, она поймала на себе холодный, изучающий взгляд Рида и отчаянно смутилась.

 — К сожалению, мне пора возвращаться. Надо еще кое-что сделать перед репетицией.

 — Проводи даму через улицу, Рид. У тебя ноги помоложе.

 — О, не беспокойтесь, — встав из-за столика, возразила Мадди. — Мне не нужен…

 — Я провожу вас. — Рид взял ее под руку.

 Она не стала устраивать сцену, хотя готова была разнести все вдребезги. Вместо этого она наклонилась и поцеловала Эдвина в морщинистую щеку:

 — Спасибо за угощение.

 Только выйдя на улицу, она сухо заявила:

 — Рид, я сама перейду улицу, а ты отправляйся к отцу.

 — У тебя какие-то проблемы?

 — У меня?! — Выдернув у него свою руку, она с возмущением воззрилась на него. — О, слышать не могу твой вежливый и невозмутимый голос! — И рванулась вперед.

 — У тебя еще двадцать минут. — Он снова схватил ее за руку.

 — Я же сказала, у меня есть дела.

 — Это ложь.

 На середине улицы, когда на светофоре зажегся желтый свет, она повернулась к нему.

 — Тогда, скажем, у меня есть более приятные дела. Более приятные, чем сидеть там, за столом как букашка под твоим изучающим взглядом. В чем дело? Ты осуждаешь меня за то, что мне нравится общество твоего отца? Боишься, что я строю на него какие-то планы?

 — Замолчи! — Он резко дернул ее за руку — им стали сигналить машины.

 — Ты просто женоненавистник, верно? Приклеил всем нам одинаковый ярлык «Не заслуживают доверия». Интересно только почему.

 — Мадди, еще немного, и у тебя истерика начнется.

 — И ничего удивительного! — заявила она. — Ты словно замороженный. Я видела тебя со сцены, видела этот твой холодный, оценивающий взгляд. Как будто ты смотрел на меня, а видел такой, как моя героиня!

 Она угадала, и он поспешил сказать:

 — Вот еще глупости.

 — Вовсе нет. — Они уже подошли к служебному входу, и она отшатнулась от него. — Я знаю, когда говорю глупости, сейчас этого не было. Не знаю, Рид, что тебя терзает, но мне тебя жалко. Я старалась не обращать на это внимания, но это уж слишком.

 Он взял ее за плечи и прижал к стене.

 — Что — слишком?

 — Я видела твое лицо, когда Эдвин сказал про вечер, сказал, что приглашает меня. Так вот, можешь не волноваться, я не приду. Найду какой-нибудь предлог.

 — О чем ты говоришь? — отчетливо выговаривая каждое слово, спросил он.

 — Я не догадывалась, что тебя смущает, когда тебя видят вместе со мной.

 — Мадди…

 — Но ведь это можно понять, не так ли? Я всего лишь Мадди О'Харли, без знатной родословной. Училась заочно, и диплом мне прислали по почте. А мои родители происходят из рода земледельцев на юге Ирландии.

 Он взял ее за подбородок.

 — Когда в следующий раз вздумаешь идти обходным маршрутом, оставь мне карту, чтобы я не заблудился. Да я понятия не имею, о чем ты говоришь!

 — Я говорю о нас! — закричала она. — И не знаю почему, ведь «нас» нет, не существует! Ты не хочешь, чтобы мы были вместе. Ты не хочешь, чтобы у тебя была я, поэтому я не…

 Он до того был ошеломлен ее неожиданным выпадом, что не дал ей договорить и прижался губами к ее рту.

 — Помолчи, — сказал он, когда она попыталась вырваться. — Помолчи хотя бы минуту!

 Господи, какое наслаждение снова ее целовать! Если бы она знала, как тяжело было у него на душе, когда она исполняла свой возбуждающий танец перед пустым залом, каким несчастным он был, сидя с ней рядом, но не смея ее коснуться! Он кипел от злости. Он оскорбил ее, заставил страдать, и, скорее всего, не в последний раз. Он уже не знал, как этого избежать.

 — Успокоилась? — спросил он, подняв голову.

 — Нет.

 — Ладно, тогда просто помолчи. Я не знаю, о чем я думал, когда видел тебя на сцене. Мне трудно о чем-либо думать, когда я смотрю на тебя.

 Она хотела ответить что-то резкое, но сдержалась.

 — Почему?

 — Не знаю! А что касается всего остального, что ты тут наговорила, то это просто чушь. Мне безразлично, получила ты образование заочно или в Ваззаре. Мне безразлично, был ли твой отец рыцарем или вором.

 — Он участвовал в уличных беспорядках, — проговорила Мадди. — Но только раз или два. — Она не смогла сдержать слез. — Извини, но я ничего не могу с собой поделать. Мне всегда так тошно на душе, когда я злюсь, что не могу сдержаться.

 — И не надо. — Он смахнул с ее щеки слезы. — Я был несправедлив к тебе. Нам и вправду нужно прояснить ситуацию, в которой мы оказались.

 — Хорошо. Когда?

 — Когда у тебя нет утренних занятий?

 Она шмыгнула носом и нашарила в сумке носовой платок.

 — В воскресенье.

 — Тогда, значит, в субботу. Ты придешь ко мне? — Он погладил ее по щеке. Ее поведение было естественным и оправданным, а он даже обещать этого не мог. — Пожалуйста, приходи.

 — Хорошо, Рид, я приду. Я не хотела устраивать сцену.

 — Я тоже. Мадди… — Он помолчал, затем решился и сказал: — Насчет отца… Я расстроился не из-за вечера, который он надумал устроить, и вовсе не из-за того, что нас могут видеть вместе.

 Она хотела ему верить, но ее настораживало его замешательство.

 — Тогда в чем же дело?

 — Я не видел, чтобы ему кто-нибудь понравился так, как ты… Давно уже не видел. Он всегда мечтал о доме, где будет много детей, но не получил этого. Если бы у него была дочь, он радовался бы ей, как тебе.

 — Извини, Рид, но я не понимаю, что ты хочешь мне сказать.

 — Просто чтобы ты его не обижала. Не хочу, чтобы он снова страдал.

 Он еще раз быстро погладил ее по щеке и ушел.