- О'Харли, #2
Глава 8
Спальня освещалась только падавшим из коридора светом. Все остальное тонуло в таинственном сумраке. Рид оставил стереосистему включенной, только звук убавил, и, когда они вошли в спальню и обнялись, сюда доносились лишь слабые отголоски музыки.
Она давно мечтала увидеть в его глазах нескрываемое желание. Снова потянувшись к его губам, она невольно улыбнулась.
— Ты совершаешь ошибку, — заговорил он.
— Тсс! — Она провела губами по его рту. — Рассуждать будем потом. А сейчас… Меня всегда тянуло к тебе, с нашей самой первой встречи. — Не отрывая от него взгляда, она расстегивала ему пуговки на рубашке. — Я все думала, какой ты. — Стянув с него рубашку, она провела руками по широкой мускулистой груди, почувствовала, как он скован, и стала ласково поглаживать его, снимая напряжение. — По ночам я лежала без сна и мечтала, когда же мы будем вместе, вот как сейчас. — Она нежно гладила его плечи и руки. — Я не боюсь тебя, Рид, не боюсь своих чувств.
— А стоило бы.
Она немного отклонилась и с вызовом спросила:
— Интересно знать, почему?
Он больше не мог сдерживаться и со стоном жадно впился в ее рот. Он гладил ее поверх шелкового костюма, пока ее не стала бить дрожь. От страха или от предвкушения? Кто знает! Но она сама крепко прижимала его к себе и отвечала на поцелуй с не меньшим жаром.
Когда-то он в шутку подумал, не ведьма ли она. Сейчас, когда она с силой льнула к нему, гибкая и страстная под его горячими руками, эта мысль снова мелькнула у него в голове. Он не узнавал ее прежнюю, беспечную и бесхитростную. Во вкрадчивых изгибах тела ему чудилась коварная властность Евы, уже искушенной Змеем.
Желание становилось невыносимым, жгло и терзало его, толкало не медлить, овладеть ею сейчас, сию минуту…
И вдруг она произнесла его имя, едва слышно, со слабым, каким-то беззащитным стоном, и он ощутил на лице ее дыхание, легкое и теплое, как вечерний бриз…
Этот вздох хлестнул его прямо по сердцу, и, дрогнув, оно ожило и заговорило. Подчиняясь этому тихому, но внятному голосу, объятия и поцелуи его стали бережнее, нежнее… После, чуть позже, потом он нанесет ей удар, скажет, что не изменил своему отвращению к браку, что их связь долго не продлится, что он никогда не отдаст свое сердце женщине, никогда не поверит в ее любовь… Но сегодня — вечер особенный, не надо думать ни о прошлом, ни о будущем. Сегодня для него существует только она, одна она… Сегодня он будет думать только о ней…
Он медленно спустил бретельки топа, и тонкий блестящий шелк соскользнул с ее плеч и задержался на кончиках грудей с торчащими сосками. Она затихла и даже дышала осторожно. Неужели услышала совершившуюся в нем перемену, иное настроение, и отзывается на него? Можно ли быть такой открытой, незащищенной?!
С незнакомым ему прежде благоговением он коснулся губами ее голых плеч, вдыхая чистый, какой-то детский запах гладкой кожи. И вдруг она показалась ему такой маленькой, такой юной и действительно беззащитной, что, желая снова ощутить сладостный вкус ее губ, он поцеловал их нерешительно, даже робко.
Она почувствовала, как он вдруг стал другим, что лихорадочный жесткий натиск неожиданно сменила странная нежность. Казалось, в нем утихла вечная борьба с собой, и она радовалась за него, интуитивно догадываясь, каких душевных усилий стоит ему эта борьба, понимая, что это всего лишь передышка… Всем своим любящим сердцем она чутко отзывалась на его состояние и сейчас готова была отдать все, что в ее силах, чтобы подарить ему радость, успокоить истерзанную душу.
Бережно и нежно она гладила его, восхищаясь сильным мускулистым торсом, слегка покусывала и дразнила легкими поцелуями то в грудь, то в плечи. Она не торопила его, давая время осознать зарождающееся между ними чувство, не отрицающее страсть, но возносящее ее на новую высоту, где она служит высшему проявлению единения мужчины и женщины, и духовного, и телесного. Он откажется назвать это чувство любовью, будет сопротивляться ему: слишком глубоки корни недоверчивости в его душе, не вырвать одним махом. Но сейчас он бессознательно подчинялся зову сердца, и оно смягчило его натиск…
Не отрываясь друг от друга, они приблизились к кровати.
Артисты, а тем более танцовщики досконально знают свою внешность, как музыкант свой инструмент. И ее не смущало, что он увидит ее обнаженной — у нее было сложение профессиональной танцовщицы, с узкими бедрами, длинными и сильными ногами, плоским животом и небольшой грудью.
Он стал целовать ее плечи, нежное горло, грудь. Она только глубоко вздохнула и, закрыв глаза, отдалась его ласкам, прислушиваясь к реакции своего тела. Ей на подбородок упала прядь его мягких волос, и в следующее мгновение он лизнул ее сосок, пронзив трепетной дрожью.
Его изумляли пыл и самозабвение, с какими она принимала каждую его ласку. Ничего подобного он не знал прежде. Впервые в его руках была женщина настолько открытая, настолько свободная от каких-либо запретов. Внутренний жар согрел ее кожу, и на каждое прикосновение его губ или рук она отзывалась горячим пульсированием. Мадди сама помогла ему с брюками и принялась ласкать его так смело и уверенно, будто они были давным-давно близки.
Случайно коснувшись внутреннего сгиба его локтя, она ощутила под кожей бешеное биение пульса и нежно поцеловала голубую жилку. Когда он освободился от одежды, она не смущаясь принялась рассматривать его, а потом вдруг радостно засмеялась и крепко обняла, прижавшись лицом к выпуклым мышцам на груди. По нему пробежала возбужденная дрожь.
— Поцелуй меня еще раз, — прошептала она, в ее глазах с полуопущенными веками мелькнул уже знакомый, всегда так неожиданно вспыхивающий, зеленоватый, как у дикой кошки, проблеск. — Когда ты меня целуешь, у меня внутри будто переворачивается что-то.
Она сжала ладонями его голову и, притянув к себе, подставила ему губы. Ресницы ее опустилась и затрепетали, когда их губы сомкнулись в долгом, упоительно нежном поцелуе.
— Как давно я мечтала о твоих ласках, — говорила она, касаясь его рта губами и обдавая жарким дыханием. — Сколько раз я представляла, как твои руки касаются меня здесь… — Застонав от удовольствия, она направила его руку. — И здесь…
— А! — Она задрожала и выгнулась под ним. — Мне все мало, мне все тебя мало…
Внезапно самообладание покинуло его. Вера и Любовь не для него, и напрасно она ждет их от него. Но пусть она познает и разделит с ним страсть, ту неистовую страсть, от предвкушения которой она изнемогает.
Он стал снимать с нее шелковые брюки, — все сильнее возбуждаясь по мере того, как они, сползу, обнажали ее бедра. За ними последовали крошечные трусики. И в него будто бес вселился! Все его трезвые рассуждения смыло мощной волной яростного, непреодолимого желания. Он ей не навязывался, она сама ворвалась в его жизнь со своим ребяческим любопытством и доверчивостью. Так пусть с головой окунется в этот океан страсти, а он наконец-то утолит свою нестерпимую жажду.
Уже не нежно, а бесцеремонно он впился в ее рот, терзая, чуть ли кусая мягкие податливые губы. Набросился на нее с грубыми ласками, так что она извивалась и постанывала под ним. Страсть бурлила у него в крови, заставляя часто биться сердце, выстукивая ее имя. Она жадно, всем телом прильнула к нему, и он взял ее. У нее вырвался низкий, гортанный стон, отчего у него самого стиснуло горло.
Сплетясь телами в единое целое, они отдались волнам экстаза с его головокружительной амплитудой колебаний, вначале широких и мощных, затем все более четких и быстрых. Каждый читал в глазах, в лице другого нетерпеливую жажду слияния, мучительно-сладостное предвкушение его. И этот миг настал, накрыв обоих волной невыразимого, почти болезненного наслаждения. Последний выплеск бешеной энергии, и волна бережно опустила их на землю. С закрытыми глазами, переплетя пальцы рук, они в истоме лежали друг возле друга, упоенные, потрясенные пережитым полетом.
Теперь Мадди точно знала, что навеки приросла сердцем к этому человеку, который один способен подарить ей звезды и луну. Она положила голову ему на грудь и благодарно обняла. Что ж, она готова ждать, когда он оттает и решится отдать ей свое сердце.
Повернувшись во сне на другой бок, Рид протянул руку, но вместо Мадди нащупал пустоту. Сон как рукой сняло. В душу его прокралась такая же пустота, вызвав чувство острого разочарования. Из гостиной доносилась неразборчивая скороговорка диктора, читающего сводку утренних новостей — он забыл выключить на ночь стереосистему. Он лежал неподвижно, пытаясь осмыслить свое состояние.
Почему ее исчезновение так неприятно его поразило? Он провел чудную ночь с изумительной женщиной, и теперь она ушла, вернулась домой или отправилась по своим делам. Ведь он сам этого хотел. Ночью они дарили друг другу страсть и радость, тепло и уют. Но вот взошло солнце, и эта ночь осталась позади. Ему следовало быть довольным, что она отнеслась к факту их близости настолько безразлично, что сочла возможным уйти не попрощавшись.
Почему же ему так тоскливо и одиноко? Неужели ему недостает ее сонной улыбки, ощущения ее теплого тела, уютно, как котенок, прижавшегося к нему? Но его никогда не соблазняла эта идиллия. Ему ли не знать низменное коварство, скрывающееся под маской любящей и преданной женщины! Ее поступок подтверждает, что она восприняла произошедшее ночью исключительно как взаимную плотскую утеху, не требующую никаких обязательств с той или иной стороны. И разве не должен он испытывать к ней благодарность за то, что все прошло без досадных объяснений и осложнений?
Да, только почему все-таки ему так тяжело, так пусто?
Потому что она ушла, а ему хотелось видеть ее здесь, рядом!
Проклиная себя, в досаде ероша волосы, Рид сел и вдруг увидел на полу ярко-розовые шелковые брюки Мадди.
Рид откинул простыню, встал с постели и, подняв брюки Мадди, озадаченно на них уставился. Черт, не могла же она уйти без такой важной детали костюма! В это мгновение дверь в его квартиру открылась. Швырнув брюки на стул, Рид быстро накинул халат.
Он нашел ее в кухне: она только что водрузила на стол бумажный пакет с какими-то покупками.
— Мадди!
Испуганно вскрикнув, она отскочила.
— Рид! Как ты меня напугал! Я думала, ты еще спишь.
«А я боялся, что ты уже ушла», — едва не признался он.
— Чем это ты занимаешься?
— Я выходила за продуктами для завтрака.
Тоска сменилась радостью, но вместе с ней вернулась и подозрительность.
— Я думал, ты ушла.
— Я бы не ушла просто так. — Она поправила волосы, еще не видевшие сегодня щетки. — Почему бы тебе не вернуться в постель. Через минуту я все приготовлю.
— Мадди… — Он шагнул к ней, но вдруг вытаращил глаза. — Что это на тебе?!
— Нравится? — Она со смехом приподняла полы его рубашки и покружилась перед ним. — У тебя отличный вкус, Рид. Я выглядела очень модно.
Рубашка свисала с ее плеч, едва не доходила до колен и придавала стройной и длинноногой Мадди какой-то элегантный шик.
— А это что? Неужели мой галстук?
Сдерживая смех, она помахала кончиками завязанного на талии галстука.
— Больше я не нашла ничего подходящего. Не беспокойся, я его поглажу.
Он снова перевел взгляд на ее босые ноги и укоризненно покачал головой:
— И ты выходила в таком виде?
— Успокойся, на меня никто не обратил внимания. Слушай, мне так есть хочется! — Она обняла его и поцеловала в шею, отчего у него в груди разлилось тепло. — Иди ложись, а я сейчас принесу завтрак.
Не смея возразить, он повиновался. Значит, думал он, прислонясь спиной к подушкам, она и не собиралась уходить, а как ни в чем не бывало готовит завтрак. Вообще-то приятно, когда тебе готовят завтрак, но это наводило на размышления. Что же теперь делать?
— На всякий случай я взяла взбитых сливок, — сообщила Мадди, входя с подносом.
Она забралась в постель и поставила между ними поднос, и Рид ошеломленно уставился на него:
— Это что такое?!
— Мороженое со взбитыми сливками, — сказала она, подцепила на палец мороженое и положила ему на язык, закатив глаза от удовольствия. — И с клубникой!
— Ничего себе! Мороженое с клубникой — на завтрак! И это та самая Мадци О'Харли, которая постоянно следит за питанием и калориями?
— Мороженое — молочный продукт. — Она дала ему чайную ложку. — И свежая клубника. Чего тебе еще надо?
— А яичница с беконом?
— Слишком жирная пища с большим количеством холестерина. Тем более это не так уж вкусно. Да и потом, у меня сегодня праздник.
И она зачерпнула мороженого из своей вазочки.
— По какому случаю?
Их взгляды встретились. Она вздохнула: как он не понимает? И как ему объяснить?
— Ты выглядишь прекрасно. У меня прекрасное настроение. Сегодня воскресенье, и на улице светит солнышко. Разве этого мало? — Она выловила клубничину и протянула ему. — Смелее. Живи и наслаждайся на всю катушку!
Он принял ягоду в рот, на секунду задержав губами кончики ее пальцев.
— А я думал, ты ешь только зелень и зародыши пшеницы.
— В основном так и есть. Поэтому так приятно позволить себе отступить от диеты. — Прикрыв от восторга глаза, она посмаковала холодный комочек мороженого. — Обычно в воскресенье утром у меня пробежка.
Рид тоже попробовал мороженое.
— И большая?
— Всего-то три-четыре мили, — небрежно пожала она плечами.
— Ага, всего!
Она облизнула ложку.
— Но сегодня я бездельничаю.
Он провел рукой по ее гладкому колену.
— Серьезно?
— Абсолютно серьезно. Завтра мне придется за это расплачиваться, так пусть же сегодня будет праздник.
— И ты собираешься предаваться безделью здесь, у меня?
— Если ты не хочешь, чтобы я ушла.
Не отдавая себе отчета, он нежно сжал ее руку:
— Не хочу.
Она радостно улыбнулась:
— Ты даже не представляешь, как я умею это делать!
— Рассчитываю это узнать.
Она подцепила пальцем мороженое и очень медленно слизнула его.
— Ты удивишься.
Когда она снова обмакнула палец в мороженое, он взял ее за кисть и поднес ее палец к своему рту.
— Ты уверена? — Он слизнул воздушную сладкую массу с ее пальца и вдруг возбудился. — Ну-ка, посмотрим. — Отставив поднос на столик, он снова повернулся к ней и посмотрел в ее потемневшие глаза. — Ну-ка, посмотрим, как ты вы глядишь утром.
Она наклонила голову и выгнула бровь.
— И как же я выгляжу?
— Свежей. Слегка растрепанной… и страшно аппетитной!
Она шаловливо прикусила кончик языка.
— Аппетитная! Это мне нравится!
— Мадди, ведь ты даже не спросила разрешения взять мою рубашку.
Глядя на него смеющимися глазами она серьезно произнесла:
— Неужели? Возмутительно!
— Прошу немедленно ее вернуть! — Он потянул к себе Мадди, держась за воротник рубашки.
— Как? Прямо сейчас? Может, ты и галстук потребуешь?
— Безусловно.
— Что ж, он твой, с этим не поспоришь. — Встав на колени, она развязала галстук и вручила ему. Взявшись за полы рубашки, она помедлила, затем начала расстегивать пуговки. Не сводя с него взгляда, она расстегнула рубашку, обнажив маленькие упругие груди, сняла ее и, взяв за воротник, воздела руку вверх, стоя на коленях в лучах солнца, омывающего ее обнаженное тело.
— Кажется, это тоже твое.
Он выхватил и швырнул рубашку в сторону, потом тоже встал на колени и положил руки ей на плечи.
— Мне нравится то, что она под собой скрывала. — Гладя ее по спине, он легонько куснул ее за подбородок. — У тебя изумительно прекрасное тело. Маленькое, ладное, нежное и упругое. — Он слегка отстранился, окидывая ее взглядом. — Интересно… Мадди, что это на тебе?
— Что? — Она проследила за его взглядом. — А! Это трусики. Разве ты такие не видел?
Она с любопытством посмотрела на него.
— Сказать по правде, видел. Но невольно задумываешься, не слишком ли ты глубоко вжилась в роль Вдовушки Мэри?
— Когда ты меня раздевал, тебе так не казалось, — заметила она и обвила руками его шею. — Я обнаружила эти трусики, когда готовилась к своей роли.
— Как это — готовилась? — Он стал целовать ее, затем снова отстранил. — Что это значит?
— Очень просто. Не могла же я войти в эту роль, не познакомившись с жизнью стриптизерш.
— Ты ходила на стриптиз! — Он возмущенно взял ее за подбородок. — Ты что, с ума сошла? Да ты соображаешь, что бывает в таких местах?
— А откуда тебе это известно? По личному опыту, да?
— Да… То есть нет, конечно. Мадди, не уклоняйся от темы.
— Я не уклоняюсь. — Она снова улыбнулась. — Рид, мне необходимо было побыть в шкуре Мэри. И я решила, что для этого нужно поговорить с профессиональными стриптизершами. В результате я познакомилась с очень интересными девушками. Одну зовут Лота Умф.
— Лота…
— Умф. Она придумала потрясающий трюк с пуделями. Понимаешь, у нее пять пуделей, и она…
— Даже слышать об этом не желаю. — С трудом сдерживая смех, он крепко держал ее за подбородок. — Мадди, ты не должна была туда ходить!
— Это же просто смешно, Рид! Я уже в двенадцать лет работала в местах ничуть не лучше этих клубов. Про стриптизерш чего только не говорят, но все это выдумки, фантазии. Чаще всего ты встречаешь там людей, которые вынуждены зарабатывать на жизнь эротическими танцами. И должна тебе сказать, что разговоры с этими женщинами действительно помогли мне лучше проникнуть в образ Мэри.
— Мэри — плод фантазии автора, — поправил он. — А то, что происходит в подобных местах, — это жестокая действительность.
— Я прекрасно знаю действительность, Ряд. — Она коснулась его щеки, тронутая его волнением. — Я не говорю, что занятие стриптизом — отличная профессия, что в каждой стриптизерше живет Джипси Роуз Ли. Но большинство женщин, с которыми я разговаривала, очень гордятся своим профессиональным мастерством.
— Я не собираюсь обсуждать нравственное и социальное значение экзотических танцев. Мадди, мне просто не нравится, что ты посещаешь эти заведения на окраине города.
— Но я же не собираюсь превращать эти посещения в привычку. — Она опустила ресницы и провела пальцем по его груди. — Хотя я не против того, чтобы еще раз посмотреть на пуделей.
— Мадди!
Она подняла ресницы, и он увидел ее смеющиеся глаза.
— Видел бы ты их, Рид! Они такие потешные!
— Ты сама потешная. — Он провел рукой по ее бедру, нащупав узкую полоску материи. — И зачем они тебе?
— В них очень удобно. — Она стала нежно покусывать ему мочку уха. — Их должны носить все американки, вот!
— И ты всегда в них ходишь? — Он положил ладони на ее округлые сильные ягодицы.
— Д-да, когда выхожу на улицу.
— Когда мы ходили на выставку викторианской архитектуры, на тебе были такие просторные штаны цвета хаки, похожие на солдатские.
— Они и есть солдатские.
— И под ними были эти трусики?
— Угу.
— А ты знаешь, что могло случиться, если бы я знал об этом?
Она потерлась щекой о его грудь.
— Что? Ну, что?
— Прямо там, перед макетом летнего домика королевы Виктории?
Она расхохоталась, когда он подхватил ее на руки.
— Что?
— А у нас за спиной стояло это чопорное семейство из Нью-Джерси, помнишь?
— О боже! — Она обняла его. — Может, нам сегодня снова туда пойти?
— Уже не получится. — Он поцеловал ее в нежное теплое горло.
Поразительно! Взрослый, серьезный и солидный человек ведет себя как подросток, развлекающийся с девушкой на заднем сиденье машины!
Но когда он повалил ее в постель, обоих разбирал смех. И они обнимались, ласкали и целовали друг друга, как беззаботные подростки, то и дело прыская от хохота. Ему было так хорошо с ней, что смех так и рвался из груди. Она тоже от души смеялась, пылко принимая его ласки и отвечая на них. И когда позже на смену смеху пришли томные вздохи, радостное настроение не покинуло их.
Восторженная любовь переполняла сердце Мадди, переливаясь через край ее души, освещая все вокруг светом счастья и добра. Она дорожила каждым мгновением, проведенным с Ридом.
Он оказался необыкновенно добрым, нежным и заботливым. И горел страстью к ней. Если бы она еще не любила его, то полюбила бы сейчас.
Она и не думала, что все будет так приятно и замечательно, что она будет чувствовать себя с Ридом так просто и естественно, что первый раз в жизни сможет так щедро и смело дарить свои ласки мужчине.
Ей казалось странным, что она совсем себя не знала. Прикосновения Рида вызывали у нее неведомые ранее ощущения, острые и пронзительные, потрясающие до глубины души.
И самой ласкать его было необыкновенно приятно и радостно. Он принадлежал ей. Она заставила себя не думать о том, что скоро все это закончится. Пока они вместе, он принадлежит ей.
Она для него желанна, на этот счет она не обманывалась. И если бы он хотя бы на миг дал волю своему сердцу, он полюбил бы ее. В его ласках и поцелуях было нечто большее чем страсть и вожделение — глубокая нежность и искренняя симпатия. Когда он приникал к ее губам в долгом поцелуе, не в силах оторваться от нее, она чувствовала: еще немного, и он доверится своему сердцу, как она — своему.
Любовь! Великая целительница и защитница. Как он не понимает, какое это счастье быть навеки связанным с любимым человеком, бесконечно преданным и верным.
Эти обрывки мыслей вспыхивали и гасли у нее в голове по мере того, как ими овладевала страсть, унося в головокружительную и пьянящую высь, где взорвалась ослепительным фейерверком.
В сладкой и счастливой истоме Мадди опустилась рядом с ним, чувствуя, как в голове отдается стук ее сердца. Ощутив на спине его нежную руку, она самозабвенно прошептала:
— О, Рид, я люблю тебя.
У нее еще слишком кружилась голова, и она не сразу заметила, как он сразу напрягся, а рука его замерла. Но постепенно сознание ее прояснилось. Мадди не решалась открыть глаза, понимая, что сказанного не воротишь.
— Очень, очень жаль. — Набравшись смелости, она взглянула на него. Лицо его стало замкнутым, он весь ушел в себя. — Я жалею не о том, что сказала тебе о своей любви, а о том, что тебе она не нужна.
— Мадди, я не верю пылким заверениям и не нуждаюсь в них.
— Пылкие заверения? — Она тряхнула головой, будто приходя в себя. — Это ты мое признание так воспринимаешь?
— А как же еще? — Он помог ей сесть. — Мадди, нам хорошо друг с другом. И давай не будем прикрывать это утешительной ложью.
Ей стало больно.
— Я сказала правду.
Внутри его шевельнулось что-то теплое. Не успев распознать в этом надежды, он подавил это чувство.
— Значит, тебе так кажется. Дрогнувшим голосом она прошептала:
— Ты не веришь, что тебя можно любить?
— Любовь всего лишь слово. — Он встал и взял халат. — В принципе она, конечно, существует. Любовь сына к отцу, матери к дочери, брата к сестре. А когда речь идет о мужчине и женщине, то между ними может возникнуть симпатия, увлеченность и даже страсть. Но они возникают и проходят, Мадди.
— Ты не можешь так думать! — Она пристально и напряженно смотрела на него.
— Я не думаю, я знаю! — оборвал он ее так резко, что она невольно вздрогнула. Он сразу пожалел о своей грубости, но не показал это. — Люди сближаются, потому что им кое-что нужно друг от друга. Они остаются вместе до тех пор, пока им нужно что-то еще. Пока эта потребность их связывает, они клянутся друг другу в своей вечной и преданной любви. Так принято, так полагается, это что-то вроде правил игры. Но лично я ничего не ожидаю.
Ей вдруг стало холодно, и она завернулась в простыню. И у Рида защемило сердце, такой она показалась маленькой и трогательно-беззащитной.
— Я ни одному мужчине не говорила, что люблю его.
Он просто не мог себе позволить любить ее, но как ей все объяснить? Он не мог, не смел.
— Мне не нужны твои признания, Мадди. — Он подошел к окну и остановился там спиной к ней. Разве он ее чем-то задевает? Ведь он просто говорит все как есть. — Я не могу ответить тебе тем же.
— Но почему? — Чтобы не заплакать, она крепко зажмурилась. — Что должно было произойти, Рид, чтобы ты так замкнулся в себе? Почему ты так упорно не хочешь открыться, довериться мне? Я сказала, что люблю тебя. — Она повысила голос, чувствуя, что ее боль сменяется злостью. — И я не стыжусь, что первая призналась тебе в любви. Я сказала это не для того, чтобы выудить у тебя такое же признание. Просто сказала правду, то, что чувствую к тебе. Ты ищешь обман там, где его нет.
Она постаралась овладеть собой, чтобы высказаться до конца.
— Ты хочешь сказать, что ничего ко мне не испытываешь, что у нас просто был секс? Только секс, и ничего больше?
Он повернулся, скрывая внутреннюю борьбу за бесстрастным выражением лица.
— Мне больше нечего тебе дать, Мадди. Хочешь, принимай меня таким, как есть, хочешь, откажись.
Изо всех сил стянув на себе концы простыни, она кивнула:
— Понятно.
— Пойду выпью кофе.
Он круто повернулся и вышел, стараясь скрыть от нее дрожащие руки. Почему у него такое ощущение, будто, говоря ей все это, он повторял чужие слова?
Что с ним происходит? Поставив кофейник на конфорку, Рид уперся в стол ладонями. Ведь когда она сказала ему о своей любви, какая-то частица его души так страстно хотела ей верить!
Она пытается заморочить ему голову, но он этого не допустит. Перед ним отличный пример, что бывает с мужчиной, если он искренне верит женщине. Он дал себе слово, что никогда не окажется в таком уязвимом положении, и не намерен из-за Мадди изменять своей клятве.
Предположим, она действительно думает, что любит его. Но скоро поймет, что это ей только кажется. А до тех пор они могут изредка встречаться и играть по его правилам.
Входная дверь отворилась, затем захлопнулась. Рид еще долго стоял у стола, не замечая, что вода уже закипела, что из носика кофейника бьет струя пара. Он понимал, что на этот раз она действительно ушла. И ощущал в душе отчаянную пустоту.