• Следствие ведет Ева Даллас, #24

10

 В семь утра Ева пила уже вторую чашку кофе и изучала запрошенные данные по Авриль Айкон.

 Она отметила дату рождения Авриль, дату смерти ее родителей и дату установления опеки Айкона над ней. Она стала подопечной Айкона, когда ей еще не исполнилось шести лет.

 Потом Ева прочитала сведения об образовании Авриль. Школа для девочек Брукхоллоу, Спенсервилл, штат Нью-Гемпшир, с первого по двенадцатый класс, затем колледж Брукхоллоу.

 Значит, Добрый Доктор живенько подсуетился и поместил свою подопечную в закрытую школу для девочек, как только вступил в права. Ева задумалась. Интересно, как сама Авриль к этому отнеслась? Потеряла мать… Кстати, где находилась малышка, пока ее мамочка работала… Где она работала? В Африке. Кто растил девочку, пока ее мама спасала в Африке чужие жизни и лишилась своей собственной?

 Итак, она лишилась матери, и ее отправили в закрытую школу.

 Никого из родственников у нее не осталось. Не повезло, подумала Ева. Братьев и сестер нет, и отец и мать были единственными детьми в своих семьях. Бабушки и дедушки умерли еще до ее появления на свет. Никаких записей о двоюродных и троюродных. Никакой седьмой воды на киселе.

 Ева решила, что это странно. Почти у всех где-нибудь да есть хоть какая-то родня. Пусть даже самая дальняя.

 Правда, у нее самой родни не было, но ведь нет правил без исключений.

 Вот взять, к примеру, Рорка. Живет себе человек и думает, что, кроме него самого, у него никого нет. И вдруг — бац! Оказывается, родственников у него столько, что ими можно заселить небольшой город.

 Но анкетные данные Авриль указывали на отсутствие каких-либо кровных родственников, кроме ее детей.

 Итак, она осиротела в пятилетнем возрасте, и Айкон, назначенный ее законным опекуном, помещает ее в дорогую закрытую школу. Он — активно практикующий хирург — становится Иконой Айконом, воспитывает собственного сына, которому в это время было — сколько? — лет семнадцать.

 Мальчики подросткового возраста имеют свойство попадать в неприятности, вызывать неприятности, они сами по себе зачастую одна сплошная неприятность. Но Ева провела поиск сведений о докторе Уилле и выяснила, что он столь же безупречен, как и его отец.

 А тем временем Авриль провела шестнадцать лет практически в одной и той же школе. По мнению Евы, это подозрительно смахивало на тюремный срок. Ну, тут она необъективна, признала Ева, прихлебывая кофе. Это ей самой школа всегда казалась тюрьмой.

 Она считала дни до совершеннолетия, мечтала вырваться на свободу из недр государственной системы, поглотившей ее после обнаружения в том грязном переулке в Далласе. Правда, выйдя на свободу, она отправилась прямиком в полицейскую академию. Тоже государственная система, но на этот раз по ее собственному выбору. Наконец-то по ее собственному выбору.

 А у Авриль был выбор?

 Основной предмет в колледже, читала Ева, — изобразительное искусство, вспомогательные — домоводство и театр. Вышла замуж за Уилфрида Б. Айкона-младшего в первое же лето после получения диплома. Он в это время был уже в середине третьего десятка. Ни пятнышка на его официальной репутации. Добрачных связей не зарегистрировано. Завидный жених.

 Надо будет поднажать на Надин. Пусть накопает в своих бездонных архивах что-нибудь о светской жизни молодого богатого доктора.

 Авриль никогда нигде не работала. Официальный статус матери-домохозяйки после рождения первого ребенка.

 Никакого уголовного досье.

 До слуха Евы донесся легкий посвист кроссовок на воздушной подушке. Она налила себе новую порцию кофе, и тут в кабинет вошла Пибоди.

 — Авриль Айкон, — начала Ева. — Оценка личности.

 — Вот черт, не знала, что будет блиц-опрос с утра пораньше. — Пибоди сбросила с плеча сумку и прищурилась. — Элегантная. Сдержанная. Хорошо воспитанная, прекрасные манеры. Корректная. Если предположить, что дом — ее территория, а это, скорее всего, так и есть, ведь он занят на работе, а она сидит дома с детьми, я бы сказала, у нее изысканный вкус.

 — Она надела красное пальто, — напомнила Ева.

 — Что?

 — Ничего. Наверное, ничего. Дом обставлен так не броско, а она надевает ярко-красное пальто. У тебя все?

 — Она также произвела на меня впечатление женщины зависимой.

 Ева вскинула на нее взгляд.

 — Почему?

 — Во время нашего первого визита в дом Айкон ею помыкал. Ну, не так чтобы: «Эй ты, сука, убери отсюда свой зад. Твое место в кухне». Нет, все было не так грубо и даже не напрямую, но динамика просматривалась. Он принимал решения, он всем командовал. А на ней большими буквами написано: ЖЕНА. — Пибоди с надеждой взглянула на кофе, но продолжила: — И это навело меня на мысль. Она привыкла, что он всем заправляет, он отдает команды. Логично предположить, что она будет пребывать в полной растерянности, узнав, что он умер. Никто теперь не подскажет ей, что надо делать.

 — У нее за плечами шестнадцать лет дорогого частного образования. Она окончила колледж с отличием.

 — Многие люди хорошо учились в школе, а в практической жизни ничего не смыслят.

 — Налей себе кофе, ты уже истекаешь слюной.

 — Спасибо.

 — Ее отец бросил семью, мать одержима миссионерством, уехала в джунгли, там и погибла. — Ева повысила голос, потому что Пибоди скрылась в кухне. — Я нашла только одну точку пересечения с Айконом: профессиональное сотрудничество с матерью. Может, они были любовниками, но вряд ли это имеет значение.

 Ева принялась изучать на экране фотографию с удостоверения личности Авриль. Ослепительно элегантная. И на первый взгляд, Ева сказала бы, безвольная. Но она заметила и запомнила ту мгновенную вспышку. Она разглядела сталь в этих фиалковых глазах.

 — Вернемся на место, — продолжала она вслух. — Я хочу осмотреть весь дом, комнату за комнатой. Поговорим с соседями, еще раз допросим прислугу. Надо проверить ее алиби. И я хочу знать, когда она в последний раз была в клинике перед смертью свекра.

 — Да уж, придется нам с утра побегать, — заметила Пибоди, прожевывая пончик с глазурью. — Они просто там были, — виновато объяснила она, заметив нахмуренный взгляд Евы.

 — Кто был где?

 — Пончики. В кухне на полке. — Пибоди торопливо проглотила пончик. — Макнаб отвозил в отдел компьютеры, домой вернулся позже меня. Много позже. Он их пометил для срочной обработки. С утра введет Фини в курс дела, избавит вас от лишних хлопот.

 — Ее не беспокоили домашние компьютеры. Она глазом не моргнула. Знала, что мы ничего не найдем ни на дисках наблюдения, ни в телефонных записях, ни в компьютерах. — Ева покачала головой. — Или она сделана изо льда, или там нет ничего такого, что могло бы указать на нее.

 — А я все еще склоняюсь к версии адюльтера. Если Авриль замешана, значит, у нее был партнер. Если человек идет на убийство ради другого человека, значит, он его любит. Ну, или тот другой человек держит его за горло.

 — Или платит ему.

 — Да, и это тоже. Но я тут подумала… Знаю, звучит мерзко, но что, если свекор запускал руки ей под юбку? Мы же знаем по этому проекту, что он проявляет интерес к молодым женщинам. Она была его подопечной. Допустим, он ее растлил, а потом передал сыну, чтобы… гм… была всегда под рукой. Может, они пользовали ее вдвоем.

 — Мне это тоже приходило в голову.

 — Тогда как вам такая версия: мужчины подавляли и использовали ее. И она обращается к женщине. Может, у них ромввивиеская связь. И они составляют заговор.

 — Долорес.

 — Да. Допустим, они знакомятся, вступают в любовную связь. — Пибоди облизнула испачканные сахарной глазурью пальцы. — Они придумывают, как убрать обоих Айконов, чтобы подозрение не пало на Авриль. Может, Долорес поработала над младшим. Зацепила его, соблазнила.

 — Он увидел ее фотографию после убийства отца и глазом не моргнул.

 — А вдруг он такой бесчувственный бегемот? Это не исключено. Или она изменила внешность, и он ее не узнал. Сменила прическу, цвет волос, что-то в этом роде. Мы точно знаем, что Долорес убила старшего. Тем же методом, тем же оружием убивают сына. Вероятность девяносто восемь процентов с лишним, что она убила обоих.

 — Девяносто восемь и семь десятых. Я тоже провела этот тест, — кивнула Ева. — Базируясь на нем и прибавив мое убеждение, что Авриль замешана, прихожу к выводу, что они знали друг друга. Это также означает, что Долорес была в городе после первого убийства. Возможно, она до сих пор здесь. Я хочу ее найти.

 Внутренняя дверь открылась, и в кабинет вошел Рорк. Костюм цвета антрацита выгодно подчеркивал его стройную фигуру и ошеломляющую синеву глаз. Зачесанные назад волосы открывали взору великолепное лицо, а ленивая непринужденная улыбка сводила женщин с ума.

 — Опять слюной исходишь, — шепнула Ева своей напарнице.

 — Ну и что?

 — Дамы! Я не помешал?

 — Кое-что проверяем, — сказала ему Ева. — Вскоре собираемся уходить.

 — Значит, я пришел как раз вовремя. Как поживаете, Делия?

 — Хорошо, спасибо. Да, и спасибо, что пригласили нас на День благодарения. Ужасно жаль, но мы не можем. Мы летим на пару дней к моим родителям.

 — Ну, это же семейный праздник. Передайте им привет от нас. Нам будет вас не хватать. Мне нравится ваш кулон. Что это за камень?

 Камень был красновато-оранжевого цвета, довольно увесистый. Увидев его впервые на шее у напарницы, Ева подумала только об одном: доведись им преследовать преступника, камень может раскачаться и оставить Пибоди без глаза.

 — Сердолик. Его обработала моя бабушка.

 — Правда? — Он подошел поближе и взял подвеску в руку. — Очаровательная вещица. Она продает свои изделия?

 — Главным образом, на ярмарках и в индейских магазинчиках. Для нее это что-то вроде хобби.

 — Тик-так, — ворчливо напомнила Ева. Они оба оглянулись на нее. У Пибоди было отрешенно-блаженное лицо, Рорк откровенно забавлялся.

 — Вам очень идет, — продолжал Рорк и, разжав пальцы, уронил подвеску ей на грудь. — Но, я должен сознаться, мне очень нравилось видеть вас в форме.

 — О! — Пибоди стала пунцовой, а Ева закатила глаза у нее за спиной.

 — Не хочу вас задерживать ни минутой дольше, но у меня есть для вас кое-что интересное. — Рорк взглянул на чашку кофе, которую Пибоди, позабыв обо всем в гормональном трансе, продолжала держать в руке. — Чашка кофе мне бы не помешала.

 — Кофе? — мечтательно выдохнула Пибоди и вдруг очнулась. — Ой, да, конечно. Я сейчас принесу. Мигом.

 Рорк улыбнулся ей вслед, когда она умчалась в кухню.

 — Эта девушка — настоящее сокровище.

 — Опять ты ее взбаламутил. Какого черта? Ты же нарочно!

 Он взирал на нее с выражением воплощенной невинности.

 — Понятия не имею, о чем ты. В любом случае, я рад, что ты пригласила ее и Макнаба на ужин, и мне жаль, что они не смогут прийти. Кстати, я тут тоже даром времени не терял, кое в чем покопался для тебя после своего утреннего совещания.

 — У тебя было совещание? Уже?

 — Голографическое совещание с Шотландией. Они нас опережают на пять часов, и я под них подстроился. Кроме того, мне надо было позвонить в Ирландию моей тете.

 Вот почему его не было на обычном месте в гостиной, когда она встала в шесть.

 — Деньги нашел?

 — В каком-то смысле. — Рорк замолчал и улыбнулся Пибоди, вошедшей в эту минуту с подносом в руках.

 — Я и вам свежего сварила, Даллас.

 — В каком смысле? — нетерпеливо спросила Ева. Но Рорк не спешил. Он сам разлил кофе по чашкам.

 — В том смысле, что я нашел передачу крупных объектов недвижимости и переводы ежегодной денежной ренты по каналам различных филиалов холдинга Айкона. На поверхности все это похоже на чрезвычайно щедрые благотворительные пожертвования. Но при более тщательном рассмотрении это сомнительные вложения.

 — В каком смысле?

 — Почти двести миллионов долларов — это то, что, мне пока удалось найти за последние тридцать пять лет, — которые не соотносятся с его доходами. Не вписываются. Если парень отдает такую кучу зелени, это должно пробить брешь в его карманах. Но этого не происходит. — Рорк выпил кофе.

 — Значит, у него есть другой источник доходов. Скрытый источник.

 — Похоже на то. И я подозреваю, что это еще не все. Я только начал разматывать этот клубок. Но, согласись, это любопытно: человек, получающий сомнительные доходы, решил направить их — без шума, можно даже сказать, анонимно — на достойные цели. Другой на его месте купил бы себе симпатичную маленькую страну.

 — Анонимно.

 — Он приложил немалые усилия, чтобы дистанцироваться от своих пожертвований. Там есть множество промежуточных звеньев. Трастовые фонды, благотворительные фонды, некоммерческие организации — и все это пересекается с корпорациями и фирмами. У него прекрасные финансовые советники. — Рорк пожал плечами. — Вряд ли вы жаждете выслушать лекцию о налоговых льготах, лейтенант. Скажем кратко: он решил пожертвовать все эти средства, не ставя их себе в заслугу. Он мог бы вычесть их из налогооблагаемых сумм, но он этого не сделал. И не указал их в графе доходов.

 — Уклонение от налогов?

 — В каком-то смысле. Даже налоговой службе трудно что-либо отследить, когда деньги переводятся на благотворительность. Но какая-то махинация тут кроется, это бесспорно.

 — Мы должны найти источник дохода. — Ева обошла кабинет кругом, прихлебывая кофе. — Всегда есть след.

 Губы Рорка изогнулись в коварной улыбке.

 — Ну, не скажи. Не всегда.

 Ева взглянула на него, прищурившись.

 — Тот, кто умеет стирать следы, должен уметь их находить.

 — Кто-то должен.

 — Может, начать с другого конца? — предложила Пибоди. — С получателей денег.

 — Дай мне имена… ну, скажем, пяти крупнейших получателей, — сказала Ева Рорку. — Перебрось их мне в управление.

 — Сделаю. Самый крупный из тех, что я пока нашел, это маленькая частная школа.

 Ева ощутила легкую дрожь возбуждения.

 — Брукхоллоу?

 — Золотую звезду вам, лейтенант. Школа для девочек Брукхоллоу и сопутствующая ей высшая школа — колледж Брукхоллоу.

 — Есть! — Ева повернулась к своему настенному экрану. На ее губах играла довольная улыбка. — Угадай, кто получил полное образование в этих двух учебных заведениях.

 — Есть контакт, — согласилась Пибоди. — Но можно возразить, что он послал туда свою воспитанницу, потому что верил в эту школу и вложил в нее свои деньги. Или он вложил деньги в школу, потому что послал туда свою воспитанницу.

 — Проверь немедленно. Когда и кем была основана эта школа? Список учебных дисциплин, директоров, всю эту бодягу. Найди мне список учащихся на данный момент. И список тех, кто учился вместе с Авриль Хансен.

 — Слушаюсь. — Пибоди села за стол Евы, включила компьютер и приступила к работе.

 — Горячий след, — сказала Ева, поворачиваясь к Рорку. — Отличная наводка.

 — Всегда рад услужить. — Он пальцем приподнял ей подбородок и прикоснулся губами к ее губам, прежде чем она успела возразить. — Теперь о личном. Хочешь, я свяжусь с Мэвис насчет Дня благодарения? Дата приближается, а у тебя сейчас дел больше, чем у меня.

 — Было бы здорово.

 — Кого еще пригласить?

 — Я не знаю. — Ева смущенно переступила с ноги на ногу. — Может, Надин? Фини, наверное, будет отмечать с семьей, но я его спрошу.

 — Как насчет Луизы и Чарльза?

 — Конечно. Отлично. Господи, неужели мы и вправду будем их всех принимать?

 — Теперь уже поздно поворачивать назад. — Рорк поцеловал ее еще раз. — Держи связь, не пропадай. А сейчас меня ждут дела. — Он вернулся к себе в кабинет и закрыл за собой дверь.

 — Я люблю Макнаба.

 Ева повернулась к Пибоди, чувствуя, что правый глаз у нее начинает дергаться.

 — Черт бы тебя побрал, Пибоди! Тебе обязательно нужно это делать?

 — Да. Я люблю Макнаба, — повторила Пибоди. — Мне потребовалось время, чтобы к этому прийти, или это осознать, или как там это еще называется. Словом, он для меня тот самый. Если бы вы вдруг упали мертвой и Рорк решил бы, что я могу его утешить безумным сексом, я бы, наверное, не смогла. Наверное. Но даже если бы я согласилась, все равно я любила бы Макнаба.

 — Ну, спасибо. В твоих сексуальных фантазиях я хотя бы мертва.

 — Это всего лишь справедливо. Я не стала бы предавать свою напарницу. Наверное, я отказалась бы от секса с Рорком, даже если бы была возможность. Ну, разве что если бы вы с Макнабом погибли вместе в какой-нибудь аварии.

 — Еще раз спасибо, Пибоди, теперь у меня отлегло от сердца.

 — И мы бы, наверное, выждали приличествующий случаю срок. Ну, например, недели две. Если бы смогли сдержать себя.

 — Чем дальше, тем лучше, — заметила Ева.

 — В каком-то смысле мы бы на самом деле прославили и воспели ваши жизни и нашу любовь к вам обоим.

 — А почему это мы должны погибать в аварии? — возмутилась Ева. — Может, это вы погибнете в аварии. И тогда мы с Макнабом… О нет! Черт. Нет. — Она содрогнулась. — Не настолько сильно я тебя люблю.

 — Не очень-то любезно с вашей стороны. Ну и ладно, вам же хуже. Макнаб — сущий тигр в постели.

 — Заткнись сейчас же, а не то хуже будет тебе.

 — Школа Брукхоллоу, — заговорила Пибоди с видом оскорбленного достоинства. — Основана, так значит…

 — Всего за пару лет до рождения Авриль. А кто основатель? Выведи данные на экран.

 — Данные на первом экране.

 — Частное образовательное учреждение, — прочитала Ева. — Для девочек. Только для девочек. Школа основана Джонасом Делькуром Уилсоном. Прокачай его, Пибоди.

 — Уже ввела.

 — Классы с первого по двенадцатый, полный пансион. Признана Международной ассоциацией независимых школ. Третья категория в США, пятнадцатая по мировой классификации. Территория — 80 акров [11] . Места много, — отметила Ева. — Один учитель на шесть учениц.

 — Серьезная подготовка на индивидуальной основе, — вставила Пибоди.

 — Программа, ориентированная на поступление в колледж. Многонациональная община. Атмосфера поддержки и поощрения к дерзанию. Черт, ну и фразочка! Так, это все ерунда… Фонд в поддержку Школы Брукхоллоу… Это тоже понятно. Подготовительный курс для шестилетних. Плата за обучение… Ого!

 — Не фига себе! — У Пибоди округлились глаза. — Вот это круто!

 — Найди мне для сравнения ставки в других закрытых частных школах высшего класса.

 — Сейчас выведу. Что это, Даллас? За чем мы гонимся?

 — Не знаю. Но мы нагоняем, — ответила Ева. — Вдвое. Обучение в Брукхоллоу стоит вдвое дороже, чем в других школах того же класса.

 — Нашла основателя. Джонас Делькур Уилсон, так, родился, умер… Большую жизнь прожил основатель — девяносто один год! Кстати, он доктор Уилсон, — добавила Пибоди. — Две степени — по медицине и философии. Известен своей исследовательской работой в области генетики.

 — В самом деле? Любопытно.

 — Женат на Эмме Хансен Сэмюэлс. Она тоже доктор. Умерла тремя годами раньше мужа. Крушение частного самолета.

 — Хансен. Девичья фамилия Авриль. Наверняка они в родстве.

 — Уилсон основал школу и был ее первым президентом в течение пяти лет, затем кресло заняла его жена. Продержалась на посту до самой смерти. В настоящий момент президентом является Эвелин Сэмюэлс, ее племянница, и, как здесь сказано, одна из первых выпускниц колледжа Брукхоллоу.

 — Все в семье. Держу пари, когда закачиваешь деньги в такое заведение, получаешь кучу дополнительных льгот. Ну, к примеру, можешь открыть там свою собственную лабораторию. Послать туда учиться своих подопечных. Дать им хорошее образование и одновременно наблюдать за ними. Ученый-генетик, пластический хирург и закрытая частная школа для девочек. Все хорошенько смешать, и что мы получаем?

 — М-м-м… Очень-очень большие гонорары?

 — Идеальных женщин. Манипуляции стенами, небольшие пластические операции для полной красоты, специфические образовательные программы.

 — О господи, Даллас!

 — Да, ситуация паршивая. А дальше будет еще хуже. Сделаем следующий шаг и представим себе, что выпускниц можно «размещать» у заинтересованных лиц за офигительные гонорары. Как она вчера сказала? Авриль, когда давала показания? Она сказала: «Он хотел только меня». Так и сказала. Разве заботливый папаша откажет любимому сыночку в том, что он хочет?

 — Это похоже на научную фантастику, Даллас.

 — ДНК.

 — Что?

 — Долорес Ночо-Кордовец. Зуб даю, это погоняло — всего лишь маленькая шутка, понятная только своим. — Тут подал голос телефон Евы, и она ответила: — Даллас.

 — Собрала целый том данных на Айкона-старшего. С учетом последних обстоятельств собираю второй том — на младшего. Что, черт побери, происходит, Даллас? — потребовала Надин.

 — Есть что-нибудь в первом томе о его связях с неким доктором Джонасом Уилсоном?

 — Странно, что ты спросила именно об этом. — Взгляд Надин на видеопанели стал колючим. — Они оба служили во времена городских беспорядков. Стали друзьями и компаньонами. Помогали открывать реабилитационные центры для детей. Это не вся информация, мне еще нужно покопаться. Я уже кое-что нашла, были внутренние расследования, нарекания Ассоциации американских врачей, но все это зарыто очень глубоко.

 — Продолжай копать. Если я взяла верный след, это будет лучшая история за всю твою карьеру.

 — Не шути со мной, Даллас.

 — Перешли мне все, что у тебя есть. Добудь еще.

 — Дай мне что-нибудь для эфира. Мне нужно…

 — Не могу. Мне пора. Да, кстати, если Рорк с тобой свяжется, это насчет приглашения на День благодарения.

 — Правда? Классно. Можно я приду не одна?

 — Думаю, да. Пока.

 Ева отключила связь.

 — Пойдем взглянем на дом Айкона еще разок.

 Пибоди сохранила данные и вскочила.

 — Мы поедем с этим делом в Нью-Гемпшир? Ничуть не удивлюсь.

 

 В роскошном доме с видом на море специальные экраны на окне, занимавшем целую стену, скрывали тех, кто внутри, от любопытных глаз снаружи. Но изнутри сквозь них можно было смотреть на серовато-синюю водную гладь, расстилающуюся до самого горизонта.

 Она решила, что так и напишет эту воду. Ничем не стесненный простор, только морские птицы на линии прибоя.

 Она снова начнет писать, и жизнь заиграет под ее кистью. Хватит с нее слащавых портретиков в пастельных тонах! Она возьмет самые яркие, броские, дерзкие, вызывающие краски.

 Скоро, скоро она опять начнет жить. Точно так же — ярко, дерзко, с вызовом. Это и есть свобода.

 — Вот если бы мы могли жить здесь… Я была бы счастлива, если бы мы могли жить здесь. Мы могли бы жить здесь и быть сами собой.

 — Может быть, когда-нибудь… Не здесь, но в другом месте, похожем на это. — Ее звали не Долорес, а Дина. Сейчас ее волосы были темно-рыжими, а глаза — зелеными. Она уже убивала и еще будет убивать, но ее совесть была чиста. — Когда все закончится, когда мы сделаем все, что можем сделать, этот дом придется продать. Но ведь есть и другие берега.

 — Знаю. Просто мне грустно. — Она повернулась со свойственной ей сдержанной грацией и улыбнулась. — Нет смысла грустить. Мы свободны… Нет, еще нет, но мы ближе к свободе, чем когда-либо раньше.

 Дина подошла и взяла за руки женщину, которую считала сестрой.

 — Тебе страшно?

 — Немного. Нет, я, конечно, рада, и все-таки мне немного грустно. Ничего не могу с собой поделать. У нас была любовь, Дина. Пусть извращенная с самого начала, но любовь была.

 — Да. Я заглянула ему в глаза, когда убивала его, и в них была любовь. Больная, эгоистичная, нечестная, но все-таки любовь. Я не могла себе позволить об этом думать. — Она глубоко вздохнула. — Что ж, они сами меня этому научили: отключать чувства и просто делать свою работу. Но потом… — Она закрыла глаза. — Мне нужен покой, Авриль. Покой, тишина, долгие дни, полные тишины и покоя. Так много времени прошло… Знаешь, о чем я мечтаю?

 Она сжала пальцы Дины.

 — Расскажи мне.

 — Маленький домик, скорее коттедж. Сад. Цветы и деревья, пение птиц. Большой глупый пес. И мужчина, который любил бы меня. Спокойные долгие дни, полные любви. И чтобы не нужно было прятаться, чтобы не было войны и смерти.

 — У тебя все это будет.

 Но, оглядываясь назад, на прожитые годы, Дина видела только одно: не было в ее жизни дня, когда ей не приходилось скрываться и смотреть в глаза смерти.

 — Я сделала тебя убийцей.

 — Нет! Нет! — Авриль наклонилась к ней и поцеловала в щеку. — Ты подарила мне свободу. — Она вернулась к стеклянной стене. — Я снова начну писать картины. Это будет настоящая живопись. Мне станет лучше. Я успокою детей. Они растеряны, бедняжки. Мы увезем их подальше от всего этого, как только сможем. Увезем их из страны хотя бы на время. Куда-нибудь, где они могли бы вырасти свободными. Мы никогда не знали свободы, так пусть хоть они узнают.

 — Полиция. Они еще вернутся. Опять будут задавать вопросы.

 — Ничего страшного. Мы знаем, что нам делать, что говорить. Это нетрудно, потому что почти все — правда. Эта лейтенант Даллас… Уилфрид оценил бы ее ум. Решительный, прямой и удивительно гибкий. Мы бы с ней подружились… если бы только могли.

 — С ней надо быть очень осторожной.

 — Да. Очень. Как это было глупо со стороны Уилфрида, как неосмотрительно — держать личные записи у себя дома! Если бы Уилл знал… Бедный Уилл! И все-таки, мне кажется, это хорошо, что она знает о проекте. Или хотя бы подозревает. Мы могли бы подождать: может, она сама все узнает? Может, она положит этому конец и нам ничего делать не придется?

 — Мы не можем так рисковать. Мы слишком далеко зашли.

 — Да, наверное, ты права, мы не можем. Мне будет тебя не хватать, — сказала Авриль. — Мне хочется, чтобы ты осталась. Мне будет одиноко.

 — Но ты же не одна! — Дина подошла к ней и обняла ее. — Мы будем разговаривать каждый день. И скоро все закончится. Уже недолго осталось.

 Авриль кивнула.

 — Как это ужасно — желать кому-то смерти, да поскорее, правда? Ведь в каком-то жутком смысле она одна из нас.

 — Не думаю, что она когда-либо была одной из нас, но если и была, то теперь уже нет. — Дина немного отстранилась и расцеловала сестру в обе щеки. — Будь сильной.

 — А ты береги себя.

 Она наблюдала, как Дина надевает мягкую шляпу с опущенными полями, скрывающую волосы, темные очки, скрывающие глаза, и перебрасывает ремень сумки через плечо.

 Дина выскользнула из дома через стеклянную дверь, быстро пробежала по террасе и спустилась по ступеням на песок. Вскоре она скрылась из виду. Она стала просто женщиной, гуляющей по пляжу. Никто не узнает, кто она такая и откуда пришла. И что она сделала.

 Авриль долго стояла одна, глядя на песок, море и птиц. Потом раздался тихий стук в дверь, и она так же тихо отдала голосовую команду, отмыкающую электронный замок.

 На пороге стояла маленькая девочка, такая же светленькая и хрупкая, как и ее мать. Она терла глаза кулачками.

 — Мамочка.

 — Я здесь, солнышко, здесь, девочка моя.

 Сердце у нее разрывалось от любви. Она подбежала и подхватила девочку на руки.

 — Папа.

 — Я знаю. Знаю. — Она погладила девочку по волосам, поцеловала ее мокрую от слез щечку. — Мне тоже его не хватает.

 Авриль сама не понимала, как это возможно, но говорила она чистую правду.